Помоги проекту - поделись книгой:
ПИОНЕР
Пионер, 1954 № 8
Главный павильон Всесоюзной сельскохозяйственной выставки.
Фото П. Воробьёва.
СТАРШАЯ СЕСТРА
Рисунки М. Клячко.
Антон аккуратно выполнял классное поручение. Его подшефное окно было всегда в порядке, цветы зеленели. Антон поливал их, как научила учительница: не часто, потому что зима, но как следует, чтобы весь ком земли был смочен, а не только верхний слой. Он наливал воды в горшок и следил, как она постепенно проходила сквозь землю и выступала на поддоннике. Потом он снимал с бегонии пожелтевшие листья. Протирал сырой тряпочкой жёсткие тёмно-зелёные листья фикуса и старательно опрыскивал водой пушистый аспарагус: этот цветок любит влагу.
- Вот какой хороший садовник - наш Антон! - сказала сегодня учительница. - Поглядите, какое у него окно! Из всех окон самое хорошее. Это потому, что он выполняет поручение класса.
- А завтра ещё лучше будет! - сказал Антон.
- Чем же лучше? - спросили ребята. Но Антон сделал загадочное лицо:
- Увидите!
А когда прибежал домой, то сразу сунулся к цветам. Интересовал его только один роток - луковица амариллиса. Там рядом с двумя молодыми нежно-зелёными длинными листьями поднимался толстый роток с тугим бутоном на верхушке.
- Скоро расцветёт! - радостно крикнул он. - Зина! Зина! Погляди-ка, уже можно в школу тащить!
Но Зины не было дома. А на его зов из кухни пришла бабушка:
- Ты что кричишь? Кого тащить?
- Бабушка, - смеясь от радости, сказал Антон, - видишь, что цветок-то вытворяет? На улице снег, а ему хочется цвести!
- Хороший цветок! - сказала бабушка.
- Я его завтра в школу отнесу! У меня классное поручение - за цветами смотреть. А я сегодня сказал, что окно моё ещё лучше будет, - вот и правда будет! Как расцветёт весь красный - вот будет красиво! А нет?
- А с какой стати ты его в школу понесёшь? - вдруг возразила бабушка. - Не дам я тебе его в школу! Нешто можно? И цветок хороший, и горшок денег стоит.
- Что ты, бабушка! - огорчился Антон. - Мне надо обязательно его в школу отнести! Я же обещал!
- Подумаешь важность - обещал!
Антон глядел на неё широкими, удивлёнными глазами: разве можно не делать, раз обещал?
- И мне тогда мама разрешила… Она мне этот цветок дала…
- Эх, мама твоя! - Бабушка, открыв комод, энергичными движениями разбирала и укладывала бельё. - Мама твоя, дай ей волю, всё раздала бы! Копеечку беречь не умела. А жалко, что ли, незаработанного? Муж добудет!
Антон не совсем понимал, что она говорит. Он понимал только одно: бабушка плохо говорит о его маме. Антон насупился, замолчал и принялся ковырять пальцем землю в горшке своего амариллиса. Сердце его возмущалось. Ему было неприятно, что бабушка трогает мамино бельё и кладёт его по-своему… Он смутно чувствовал, что должен защитить свою маму от бабушки, но как защитить? Бабушка большая, сердитая, её даже отец побаивается, а он, Антон, ещё вон какой маленький!
Бабушка словно угадала его мысли.
- Ну, что взъерошился, как воробей? - сказала она. - Нешто я неправду говорю? И нешто плохому учу?
- Плохому, - неожиданно вырвалось у Антона, и он тут же будто съёжился весь, испугавшись своей смелости.
- Во как! Поглядите-ка на него! У бабушки из рук, развернувшись, выпала большая простыня. - Это родная бабушка твоя тебя плохому учит? Ах ты, глупец! Что же лучше - отдать или себе взять, а? Ну-ка, скажи? - Бабушка засмеялась, уверенная в своей правоте.
Антон задумался. Себе взять, конечно, лучше…
- Но, а если обещал?
- Обещал! Обещал! Ну, вчера обещал, а сегодня отказал! - сказала бабушка. - Вот и весь сказ.
Но здесь Антона сбить было нельзя. А что отец скажет! А Зина! Она скажет: ты не держишь своего слова, я тебя не уважаю!…
Антон в тоске вышел в прихожую, надел пальто, надвинул треух и отправился искать Зину. Он должен отнести цветок в школу, а бабушка не даёт!
Зина сидела у Фатьмы.
Розовый отсвет далёкого неба наполнял комнату. Слабое сияние его лежало на жёлтой клеёнке, на белых кафелях печки, на переплётах рам, и от этого нежного, тёплого освещения комната казалась необычайно нарядной и радостной.
А может быть, оттого Зине казалась эта комната такой нарядной и радостной, что ей было в этой комнате очень уютно и хорошо. Здесь они могли с Фатьмой сколько угодно болтать и смеяться и никто не вмешивался в их разговоры, никто не останавливал их. Дарима вечно что-нибудь делала во дворе. А когда она была дома, то это ещё лучше. Дарима сама любила и болтать и смеяться с девочками, любила выспрашивать все школьные новости: и кто как отвечал сегодня, и какую отметку получил, и что было на пионерском сборе, и когда будет какой-нибудь школьный вечер, - пусть ей заранее скажут, она тоже обязательно придёт на этот вечер.
Сейчас, в этот закатный час, девочки сидели одни. Зина рисовала, расположившись посредине стола, а Фатьма, забравшись на стул с ногами и навалившись на стол, смотрела.
На подоконнике, тесно уставленном цветами, стоял на высокой подставке красный амариллис - гордость и радость Даримы. Эту луковицу она добыла у кого-то из жильцов, заботливо выхаживала её, давала отдыхать в осенние месяцы и не забывала поливать в жару. Луковица выросла и расцвела. За окном лежал сугроб. Серебряный морозный узор, тронутый розовыми искрами, светился по краям стёкол. А красные лепестки амариллиса пламенели под лучами заката. Зина рисовала этот цветок, старательно подбирая и смешивая краски. Ей так хотелось передать красное сияние этих лепестков, их атласную свежесть, их узенькие чёрные тычинки, доверчиво и мило глядящие из раскрытых чашечек…
- Получается… - шёпотом, словно боясь спугнуть то, что возникало под рукой Зины, сказала Фатьма. - Ой, Зиночка, получается!…
Зина, не отвечая, вся охваченная неспокойной радостью творчества, ловила кисточкой отсвет солнца на лепестках, ловила и торопилась, потому что солнце это становилось всё бледнее и бледнее…
Дарима и Фатьма жили в дворницкой, в маленьком домике, который стоял, прижавшись к высокой кирпичной стене соседнего дома. У них были свои сени, своё крыльцо, свой палисадник под окнами. Снежные кусты сирени дремали у самых окон, погружённые в неподвижность зимнего покоя.
Кто-то вдруг пробежал мимо этих кустов. Хлопнул дверью, загремел оставленной в сенях лопатой. Фатьма проворно соскочила со стула и выбежала в кухню: кто там явился?
Явился Антон, подрумяненный морозом и с застывшими слезинками на глазах:
- Зина у вас?
- У нас, Антон! - Фатьма тотчас принялась раздевать парнишку. Иди скорей, приложи руки к печке, у нас печка тёплая!
- Ты как хвост у меня, Антон, - сказала Зина, увидев брата. - Куда я, туда и ты.
- Да-а… - проворчал Антон и шмыгнул носом, собираясь заплакать. - А если она цветок но отдаёт!
- Цветок?
- Ну, мой цветок! Я его в школу обещал… Мне ещё мама дала. А она не отдаёт!…
Закатное небо погасло. Тёплые отсветы в комнате исчезли, красный цветок потускнел. Зина положила кисточку.
- А нельзя, если в школу не нести? - осторожно спросила Фатьма.
- Нельзя! - твёрдо ответила Зина. - Он обещал.
- Я обещал, когда будет расцветать… - Антон захлюпал носом, - а вот он уж и расцветает. И мама говорила… А она теперь не отдаёт!…
- Это кто такой здесь сырость разводит? - послышался весёлый голос Даримы.
Она вошла свежая и румяная, стряхнула иней с платка, зачесала гребёнкой чёрные вьющиеся волосы.
- Это ты, Антон, сырость разводишь? Что с тобой случилось? Ах ты, снегирь краснощёкий!
Не успели девочки объяснить, что случилось, как в дверь раздался негромкий стук. Фатьма побежала открывать.
- Ой! - В голосе Фатьмы прозвучало удивление. - Это ты?
- Кто такой? - спросила Дарима.
В комнату вошла Тамара Белокурова. Зина и Фатьма переглянулись.
- Девочки, я к вам, - стараясь держаться как можно свободнее, сказала Тамара.
- Когда приходят в дом, то с хозяевами здороваются, - вдруг сказала Дарима. Её круглое лицо приняло надменное выражение.
Фатьма, зная её горячий, обидчивый нрав, испугалась:
- Мама! Ну, что ты…
Но Дарима будто не слышала.
- А если инженеровы дочки не хотят здороваться с дворниками, - продолжала она, - то пусть они к ним не ходят.
Тамара смутилась. Одно мгновение она колебалась: может, ответить дерзостью и уйти? Резкие слова так и просились на язык.
Но тут живо вмешалась Фатьма:
- Мама, что ты! Она не успела ещё поздороваться! А ты скорей кричать!
- Я не успела, - сказала Тамара, переломив себя, - только хотела…
Дарима что-то проворчала в ответ и вышла в кухню.
Поделиться книгой: