Зина разделась и вошла. Как хорошо, все дома! И даже Барсик дома!
- Мама, я не буду есть, я потерплю до ужина, - сказала она. - Ведь до ужина недолго. Зачем ещё лишний раз возиться!
- Да ведь проголодалась же!
Зина, и правда, очень проголодалась, но всё-таки повторила своё:
- Да нет, мама, нет! Я не люблю, когда не со всеми!
В комнате было тепло. Лампа из-под большого жёлтого абажура проливала на стол широкий круг света. Зина улыбнулась: взгляни на стол - и сразу увидишь, кто чем был занят. На одном краю лежат тетради и букварь - Антон делал уроки. Чуть подальше красный клубок шерсти с начатым вязаньем - мама вязала тёплые носки Изюмке. На другом краю стола раскрытая книга, общая тетрадь и в ней карандаш - папа готовился к политзанятиям. А Изюмка? Что делала Изюмка? На диване пёстрые лоскутки и полуодетая кукла - Изюмка одевала куклу!
- Ну, хорошо, со всеми, так со всеми, - сказала мама и снова взялась за вязанье. А папа прошёлся раза два по комнате, спросил, как там дела, в лесу, и поспела ли рябина, и снова уселся за книгу.
Но Антон и Изюмка уже не могли вернуться к своим занятиям: они растаскивали зинин букет, ссорились, спорили. Изюмка хотела непременно взять именно то, что хотел взять Антон.
- Эту ветку мне!
- Нет, мне!
- Ну, тогда мне шишку!
- Нет, мне шишку!
- Ребята, идите-ка все в ту комнату или в кухню, - сказала мама, - отцу заниматься не даёте.
Зина немедленно собрала свой пёстрый шумящий ворох листвы и веток:
- Ребята, в кухню!
Но отец вдруг захлопнул книгу и сказал:
- Хватит. Голова больше не соображает. Да ведь и воскресенье всё-таки сегодня! Должен я отдохнуть или нет? А?!
- Должен! - хором ответили ребята. И мама поддержала их:
- Конечно, должен!
- Ну, показывай своё богатство, - потирая свои большие, красивые, с загрубевшими ладонями руки, сказал отец. - Посмотрим!… Ну-ка, скатерть долой! Вали всё это на стол! Давайте сюда клей. Картонки, какие есть! Лучинки!
Изюмка, визжа от радости, бросилась за клеем, а потом в кухню за лучинкой. Вот-то игра сейчас начнётся! Антон тоже побежал и за клеем и за лучинкой, но Изюмка всюду опережала его. Однако и Антон не растерялся, - он откуда-то из-за шкафа достал старую папку и хлопнул её на стол.
- Это что такое, шишка? - начал отец. - Ну-ка, иди сюда, еловая шишка, сейчас ты у нас превратишься… Ребята, в кого?
- В гуся! - громко крикнула Изюмка.
- В человечка! - ещё громче крикнул Антон.
- Ну, пусть в человечка, - сказал отец. - Вот из этого листика - юбка, а из этого цветка - шляпка, а из этих лучинок - ножки… Ножки! А башмаки из чего? Глина есть?
- Нету.
- Тогда несите хлеба.
И снова Антон и Изюмка бросились наперегонки в кухню за хлебом. Отец отщипнул кусок мякиша, смял его и слепил человечку башмаки.
- Ай, какой человечек! - радостно вопила Изюмка. - Ай, мама, смотри-ка! На ножках!
- Я тоже такого сделаю, - заявил Антон. - Дайте мне шишку!
- И я - человечка, - решила Изюмка.
- Нет, мы с тобой сделаем собачку, - сказала Зина, - давай мне сюда пробку, давай спички…
Вот и начали появляться на столе человечки из шишек и листьев, собачки из пробок, птички из желудей, корзиночки из тонких веточек… Потом оказалось, что хлеб пропал: Зина не заметила, как съела этот материал, пришлось принести ещё кусок. Сколько было смеху за столом, сколько говору!
Только мама сидела тихо, глядела на них тёплыми, ясными серыми глазами, и ямочка светилась у неё на округлой щеке. Зина случайно взглянула на неё - и вдруг вскочила со своего места, подбежала к ней и обняла за шею.
- Ой, мамочка, какая ты красивая!… А я и не знала!
Мама засмеялась и шепнула ей в ухо:
- Я не красивая, а счастливая… Потому что я всех вас очень крепко люблю!
И тут же, вздохнув, добавила:
- Ах, только бы вы все были здоровы!
- Вот у нас мама всегда так, - сказала Зина, возвращаясь на своё место. - Всегда чего-то боится!
Отец быстро взглянул на маму и пропел:
- А нам не страшен серый волк, серый волк! А?
- Не страшен серый волк! - подхватила Изюмка.
А Антон объявил:
- Я даже атомной бомбы и то не боюсь! Все засмеялись. А отец посмотрел на него
и сказал:
- Эй, Антон, полегче хвастай! Вдруг Зина закричала:
- Эй, храбрец, не бери эту ветку! Дай-ка её сюда! Давай, давай!
- Мне нужен жёлудь… - начал Антон.
Но Зина решительно отобрала у него дубовый сучок с тройкой зелёных желудей и унесла на свой столик.
- Этот сучок трогать нельзя. Мне его беречь надо.
И, бережно уложив ветку в ящик, сказала самой себе:
- На всю жизнь.
Зина всегда слышала утренние гудки. И сегодня она наполовину проснулась от привычного напевного голоса гудка.
«Завод будит папу, велит вставать…» - подумала она сквозь сладкую дрёму.
И папа встал. Он тихо, стараясь не очень топать своими тяжёлыми ботинками, которые надевал на работу, прошёл в кухню, к умывальнику. Потом возвратился к столу.
Мама уже тем временем поставила на стол горячий чайник и тарелку с разогретым супом: отец любил завтракать так, чтобы или суп или щи были.
- Так покрепче, - говорил он.
Чуть-чуть звякает посуда, едва слышно разговаривают мама и отец… И вот снова наплывает сон, и не поймёшь, то ли шёпот голосов слышится, то ли шелест клёна за окном, который заглядывает в открытую форточку. Вот и второй гудок пропел. Чуть слышно хлопнула дверь. Отец ушёл на работу. И ещё раз хлопнула дверь: ушла на работу соседка тётя Груша. Они с отцом работают на одном заводе. Зина знает, что скоро и ей вставать, и спешит поглубже зарыться в подушку, поскорей уйти в тёплые, весёлые сны… Из темно-зелёной травы поднимаются жёлтые рыжики всё выше и выше. И уже не рыжики это, а жёлтые цветы качаются на высоких стеблях…
И вдруг, сразу обрывая сон, оглушительно, будто гром, обрушивается музыка.
Зина вскочила. В комнате на полную мощность гремело радио.
- Антон! - крикнула Зина. - Ты с ума сошёл, наверно!
А из кухни уже бежала мама. Она повернула рычажок - и музыка зажурчала, как чистая, прекрасная река, нежная и далёкая…
- Ну вот, - недовольно пробурчал Антон, - не дают марш послушать!
- Ты что, глухой разве? - спросила мама. - Разве тебе так не слышно?
- А пусть всем слышно.
- А ты за всех не решай. Кому захочется, тот сам себе включит. Тебе хочется сейчас музыку слушать, а кому-нибудь не хочется. Соседка Анна Кузьминична дежурила сегодня - так ей поспать надо. А вот напротив студент Володя живёт - ему, может быть, надо заниматься. Мы с тобой, дружок, не в чистом поле живём, а среди людей. А раз мы живём среди людей, так надо о них думать, надо с ними считаться. Понял ты?
- А почему же Петушок из пятого номера всегда запускает? - сказал Антон.
- А потому, что твой Петушок - несознательный человек, некультурный. Ты тоже хочешь быть несознательным и некультурным?
- Нет, - решительно ответил Антон и слез со стула, на котором стоял, командуя приёмником.
- Ступай умывайся, сынок. Скоро в школу, - сказала мама, накрывая на стол, - а я пока завтрак соберу. Зина, ты как?
- Встала! - отозвалась Зина.
Зина вышла из спальни и быстрым шагом направилась на кухню. Антон, сообразив, что она сейчас займёт кран, бросился бегом занимать место. Но сообразил поздно: Зина уже отвернула кран.
- Я вперёд встал! - Антон пыхтел и отталкивал Зину. - Я вперёд!…
- Антошка, перестань!
У раковины началась возня.
- Я первый! - твердил Антон. - Пусти!
- Умоюсь, тогда пущу! - не сдавалась Зина, намыливая лицо.
Антон, увидев, что не может справиться, зажал пальцем отверстие крана, и вода радужным веером обрызгала всё вокруг - и стены, и полку с посудой, и Зину, и маму, которая только что вошла.
- Ой-ой, - не повышая голоса, сказала мама, - какие умные и какие дружные у меня дети! Ах, как хороши!
Зине вдруг стало совестно, что она взялась сражаться с Антоном - это с первоклассником-то! И она отступила, хотя мыло так и щипало глаза.
Антон умылся, как всегда, неторопливо, обстоятельно. Долго вертел в пухлых руках кусок мыла, тёр и уши, и щёки, и лоб, как учила мама…
- Ну скорей, скорей, ты! - торопила его Зина, нетерпеливо топая ногой.
Но Антон отошёл от раковины только тогда, когда сделал всё, как учила мама. Зина в отместку брызнула ему вслед водой прямо за шиворот. Антон покрутил головой и засмеялся. Зина засмеялась тоже. И в это утро они такими же дружными, как всегда, а может, ещё и дружнее, вышли из дома в школу. Но школы их были в разных сторонах. И Антон пошёл в одну сторону, а Зина - в другую.
В соседнем дворе, в зелёном деревянном домике, жила Фатьма Рахимова. Обычно Зина, проходя мимо, стукала пальцем в окошко, и Фатьма тотчас кричала: «Иду!» - и выбегала на улицу. Но сегодня Зина прошла мимо зелёного домика и не постучала в окно. Зина так любила Фатьму: они выросли вместе, вместе пошли в школу и все годы, ни разу не поссорившись, просидели на одной парте! «Это мой самый верный друг, - говорила сама себе Зина, - самый верный!» И вдруг оказалось, что Фатьма никакой не верный друг! Сама вчера сказала, что не обещает быть другом! Вот как можно обманываться в людях! Маша Репкина всегда казалась такой суровой и даже чёрствой, всегда говорила только об уроках да о делах, будто только и есть у неё всякие деловые мысли, а чувств никаких нет. А вот, однако, как поглядела на лесную красоту, как побегала под деревьями, так и оказалась совсем другим человеком. Тамара тоже не была такой подругой, как Зине хотелось бы: она казалась и заносчивой, и чересчур развязной, и небрежной к людям. Но вот и у Тамары оказалось верное сердце. Как она сказала красиво:
- Перед лицом неба и леса обещаю!… Очень красиво! И тоже обещала «на всю жизнь». А Фатьма!…
Зина шла одна по улице, рассуждала обо всём этом и старалась убедить себя, что ей совсем всё равно, что Фатьма сегодня не идёт с ней рядом.
Быстрый-быстрый топот чьих-то шагов послышался издалека - это Фатьма бежала, догоняя Зину. Она догнала её вся красная, запыхавшаяся, вязаная шапочка её сбилась на ухо, чёрные глаза горячо блестели.
- Что же ты? - спросила Фатьма удивлённо. - Почему не постучала? А я сижу и жду… Так и в школу могла бы опоздать!