Пронзенные иглой небытия,
соединили истины и цели.
Мы были ТЫ и Я,
А стали ЦЕЛЫМ.
Мистерия открылась за секунду до...
Миры Америк, Азий и Европ
Одинаковы при взрыве бомб!
они стремятся осуществиться.
Мир наш жесток и странен.
Падающая ресница.
Вечность или мгновение,
Застыла на твоей щеке.
В век постмодерна,
как и во времена пещерные
твой ответ неизменен:
— На левой!
Твое желание обретает вектор
следующего воплощения.
ЗА СЕКУНДУ ДО ВЕЧНОСТИ
ALWAYS COCA-COLA
ОКО ЗА ОКО
ЭЙ, ТВОРЕЦ КАТАСТРОФ
НЕНАВИСТЬ — ЭТО МИКРОБ
Я ЗНАЮ, ЧТО ДАЛЬШЕ БУДЕТ
Я НА ДНЕ ТВОЕГО ЗРАЧКА
МЫ ПРИКОСНЕМСЯ К ЧУДУ
ТЫ НА ДНЕ МОЕГО ЗРАЧКА
МЕЖДУ 0 И 1
БОЙСЯ СВОИХ ЖЕЛАНИЙ
они стремятся осуществиться,
до свиданья!
Елена Заславская
Открытие Заславской
Открой меня, как новый материк...
Был у меня знакомый. Пьющий крепко малый.
Когда мы спорили, он не сдавался.
— Я был везде, — говорил, к примеру, я.
— А я и за везде! — парировал он.
Авторов с корневым «славский» прочел я много. И вот очередь дошла до за «славкой».
Как бы нашёлся мой упомянутый кореш, не знаю. Я же был приятно удивлён уже первыми её стихами. Елена Заславская — так значилось имя в сборнике СТАН. Он попался мне в 2002 году. Там была поэма «Про счастье». Написана — ни дать, ни взять под Маяковского. Только без лестнички. Но, с самобичевальным концом:
Спустя год я читал о Христе:
Умение делать стихи нарочито прозаическими и приземлёнными — словно напоминание о Б. Слуцком. Но картинку, сотканную из её слов, каждый увидит по-своему.
С тех пор пристально слежу за ней. За поэтом из города Луганска. В этом городе, когда-то я терпел любовное фиаско. И спасся службой в армии. Нет, между мной и Заславской ничего нет. Впрочем, надеюсь, есть, любовь к художественному слову. К откровенности.
Премию имени Даля — дали,
А хочется имени Нобеля. Самоистязание — perpetummobileтворчества.
Да, уж! С Нобелем, конечно хорошо бы. Но и без него у неё всё по высшему классу. И удачи, и промахи. Впрочем, удачи от неудач в литературе трудно предугадываемы. Пару лет я критиковал её на страницах «Склянка Часу». Читала ли она мои буколики? Думаю, она с одинаковой скромностью способна воспринимать и похвалу, и критику. А насмешки всё равно обрушатся. Как бы тщательно автор ни отделывал свои творения.
Иногда ей кажется, что нет ничего, чего нельзя было бы сказать стихами. Поэтому я не публиковал некоторые её творения. Из соображений внутренней цензуры. Не потому, что не соглашался с заявленной позицией. Но из-за присутствия в тексте ненормативной лексики. Такие стихи создавались, наверняка, «лишь при помощи безумства». В этой книге они присутствуют. Тут есть всё, как сказал бы Б. Чичибабин: «И детский крик, и паника, и похоть...»
То, что идёт она от своих личных и, зачастую, капризных впечатлений, связывает её, например, с поэзией А. Кушнера. Сила в призывности к ассоциативному домыслу — второе тому подтверждение.
Впрочем, всё искусство прошлого и нынешнего века сплошь ассоциативно.
Когда-то и на её стихах кто-то сделает себе кандидатскую и вообще спокойную жизнь. А пока Елена убивает покой. Заставляет вдумываться, вслушиваться (почитайте стихи вслух!) в слова нашей жизни. Ей напрочь (судя из стихов) чуждо благоговение перед мнениями.Судьба её героинь целиком зависит от житейской ситуации. ^
Формальная «совесть», выработанная коллективным обществом, как инстинкт толпы, ей чужда. Ибо развивается такая «совесть» в ущерб молодости.
Известно, что Стерн искал пристойнейшие сравнения для любви и не нашёл их совсем...
Ценность искусства Заславской в его энергичном правдоподобии. Она всё возрастает. Растёт, как ценность любимого человека. В зависимости от того, сколько чувств и мыслей мы ему отдали, на него потратили...
И вот — новая книга. До этой у неё было две. И много лет ни одной...
Почему?
Заславская призналась: «Искать спонсоров у меня нет ни времени, ни сил, а сами они меня пока не находят, не достаточно известна, и прибыль от моих стихов дело сомнительное».
Не согласился я. Издал третью, такую индивидуальную, книгу. И пусть судьба её целиком зависит от восприятия индивидуального читателя.
Авторы журнала «Склянка часу» о стихах Елены Заславской
Са-ами мы не фемини-истки», — перефразируя метровскую попрошайку, реагирую на стихи Елены Заславской. Но как же солидарна я (по половому признаку) с ее героиней — уверенной в себе, независимой и раскрепощенной! Особенно нравится мне отсутствие лун, свечей, грёз и прочей псевдопоэтической дребедени. Мне бы так...
У Елены Заславской есть ощущение мотива, а всё безмотивное бесцветно, бесполо.
Вот и доросла Склянка до эротических стихов! А то все как-то в прозе. И все как-то в мужской. А ведь женщины тоже могут многое сказать. Хоть и не все описать. Но Елена Заславская и сумела и смогла. И очень удачно. Волнующе-поэтично...
Находки столь же очевидны, как очевидны и банальности, эффектно украшенные. Над революцией предпочтительнее изгаляться, а не впадать в эйфорию. Все революции есть fleshmob. Уродство жизни не нужно оправдывать красотою искусства, поскольку ни уродства, ни красоты не существует в свете высшей правды, которую Елена отрицает. Но душе ее — вовсе не пропащей или, точнее, с понтом пропащей, — никуда не деться от отрицания отрицания.
Елена Заславская — поэтесса. В отличие от других своих собратьев по перу женского пола, она не стесняется своей женской сущности (отнюдь не сучности, хотя это уже слишком субъективно). Она женщина и это видно в каждой строчке ее стихов: и в той, что на грани непостижимого (кто-то говорит — гениальность), и в той, за которую иному (иной) было бы стыдно. Так кто она — Елена Заславская? Пусть будет так — «ПОЭТЕССА».
Смелый автор, и эта смелость перекрывает все остальное. И недостатки, и — достоинства. Надо не только ИМЕТЬ ЖЕЛАНИЕ сказать, но и уметь сказать. Но насколько мало в современной поэзии даже имеющих такое желание.
Елена демонстрирует нам скорее не инстинкт свободы, а свободу инстинкта. Инстинкт свободы поэтически опутан иными инстинктами.
Постоянно слежу за публикациями Елены Заславской, поскольку они вызывают чувство удивления и свежести. В частности, хочется сказать, что осталось в душе от прочтения «Виолончель» — удовольствие от изысканного, филигранного слова и удивительного чувства меры, можно сказать, балансирования на лезвии ножа в описании интимных сцен. Только большое мастерство и трепетность чувств позволило автору передать возвышенную чувствительность и показать, как велика пропасть между эротикой и порнографией...