Невидимая девочка и другие истории [сборник]

«Что это со мной? — разозлился он. — Никогда я таким не был. Должно быть, я заболел».

Снусмумрик встал и медленно побрёл дальше, снова и снова перебирая в памяти, что сказал зверёк и что он ему ответил.

Наконец он понял, что больше так не может. Когда солнце было уже высоко, Снусмумрик развернулся и зашагал обратно.

И вскоре он почувствовал себя лучше. Он шагал быстрее и быстрее, он спотыкался и бежал. Возле ушей кружили разные коротенькие мелодии, но ему было не до них. К вечеру он дошёл до берёзовой рощи и закричал:

— Тити-у-у! Тити-у-у!

Ночные птицы проснулись и — ти-у-у, ти-у-у! — ответили на его зов, но зверёк не откликался.

Снусмумрик исходил весь лес вдоль и поперёк, он искал, искал и звал, пока не наступили сумерки. Над полянкой взошёл месяц, Снусмумрик стоял и смотрел на него, совершенно растерянный.

«Новый месяц народился, — подумал он. — Надо бы загадать желание».

Он хотел было уже загадать, как всегда, новую песню — или, как случалось иногда, новые дороги, — но быстро передумал и сказал:

— Разыскать Титиуу.

Потом три раза повернулся и пошагал через поляну в лес и напрямик через кряж. В кустах зашуршал кто-то светло-коричневый и взъерошенный.

— Тити-у-у! — медленно позвал Снусмумрик. — Я вернулся с тобой поговорить.

— О! Привет! — сказал Титиуу, выглянув из кустов. — Это хорошо, а я покажу тебе, что я сделал. Табличка на дверь! Смотри! Моё собственное новое имя, которое будет висеть на моей двери, когда у меня будет свой дом. — Зверёк показал обломок сосновой коры, на котором было вырезано его имя, и важно продолжил: — Красиво, правда? Все просто в восторге.

— Замечательно! — сказал Снусмумрик. — Значит, у тебя будет новый дом?

— Ага! — ответил зверёк, сияя от радости. — Я ушёл из дома и зажил настоящей жизнью! Это так увлекательно! Понимаешь, пока у меня не было имени, я только метался туда-сюда, смотрел и принюхивался — как бы просто так, а события мельтешили и проносились мимо. Иногда они были опасные, иногда неопасные, но ни одно из них не было настоящим, понимаешь?

Снусмумрик хотел что-то сказать, но зверёк продолжал:

— Теперь я — самостоятельная личность, и всё, что происходит, имеет какой-то смысл. Потому что это происходит не просто так — это происходит со мной, с Титиуу. И Титиуу смотрит на вещи так или сяк. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

— Конечно понимаю, — заверил его Снусмумрик. — Я очень рад за тебя!

Титиуу кивнул и опять завозился в кустах.

— Знаешь, — сказал Снусмумрик. — Пожалуй, я всё-таки навещу Муми-тролля. Мне даже кажется, что я по нему соскучился.

— О?! — сказал Титиуу. — Муми-тролля? Ну да, конечно.

— И если хочешь, я могу тебе немного поиграть, — продолжил Снусмумрик. — Или порассказывать истории.

Зверёк выглянул из кустов и сказал:

— Истории? Ну да, конечно. Может быть, вечером. Сейчас я немного тороплюсь — надеюсь, ты меня простишь…

Светло-коричневый хвостик мелькнул в вереске, несколько секунд ничего не было видно, а потом чуть вдалеке показались уши, и Ти-ти-у радостно крикнул:

— Пока! Передавай привет Муми-троллю! Я должен торопиться жить, ведь столько времени потрачено зря!

Не успел Снусмумрик и глазом моргнуть, как Ти-ти-у исчез.

Снусмумрик почесал в затылке.

— Так-так, — сказал он. — Ясно. Вот, значит, как.

Растянувшись во мху, он поглядел в ночное весеннее небо, синее сверху, а над деревьями зелёное, как море. Где-то под шляпой зашевелилась его песня — та, в которой будет толика приятных предвкушений и две толики весенней грусти, а остальное — бесконечный восторг одиночества.

Страшная история

Средний хомса пробирался на четвереньках вдоль забора. Иногда он ненадолго останавливался, высматривая врага в щели между досками. Младший брат следовал за ним.

Добравшись до огорода, хомса лёг на землю и дальше пополз на животе по грядкам салата. По-другому было нельзя. Вражеские шпионы были повсюду, некоторые даже в воздухе.

— Я буду весь чёрный, — сказал младший брат.

— Молчи, если жизнь тебе дорога, — прошептал хомса. — Конечно, ты будешь чёрный, а каким бы ты хотел стать в мангровых зарослях, синим, что ли?

— Это салат, — возразил младший хомса.

— Этак ты, пожалуй, скоро повзрослеешь, — предупредил его брат. — Станешь как мама и папа — и поделом тебе. Потом ты научишься видеть и слышать, как все, а это значит, что ты разучишься видеть и слышать, а там тебе и конец придёт.

— Ой, — сказал младший брат и запихнул в рот горсть земли.

— Эта земля отравлена, — коротко сказал хомса. — И то, что на ней растёт, тоже отравлено. Теперь нас заметили, и всё из-за тебя.

Через гороховые плети на них спикировали два шпиона, но хомса быстро с ними разделался. Задыхаясь от напряжения и усталости, он сполз в канаву и замер неподвижно, как лягушка. Он вслушивался так, что дрожали уши, а голова раскалывалась на части. Другие шпионы бесшумно приближались, они медленно ползли по траве. По траве прерий. Их было не счесть.

— Эй, — позвал младший брат сверху. — Я хочу домой.

— Вряд ли ты когда-нибудь вернёшься домой, — мрачно заметил средний хомса. — Твои кости навсегда останутся белеть в прериях, мама и папа, оплакивая тебя, утонут в собственных слезах, и всё превратится в ничто и огласится одиноким воем гиен.

Младший брат открыл рот, набрал воздуха и заревел.

Судя по звуку, реветь он собирался долго, поэтому дальше хомса пополз один. Он не имел ни малейшего представления о расположении противника и не знал уже даже, как он выглядит.

Чувствуя, что его предали, хомса гневно подумал: «И зачем только нужны эти младшие братья! Лучше бы они сразу рождались взрослыми или не рождались вообще. Они ничего не знают о войне. Лучше бы их держать в ящике, пока не наберутся ума».

В канаве было мокро, поэтому хомса встал и зашагал по воде. Это была большая и длинная канава. Хомса решил открыть Южный полюс и всё шёл и шёл вперёд. Он устал, силы были на исходе, потому что вода и провизия кончились и его, к сожалению, укусил белый медведь.

В конце концов канава ушла под землю, и Южный полюс целиком и полностью достался хомсе.

Он стоял на болоте.

Болото было серое, местами тёмно-зелёное, с блестящими чёрными озерцами. Повсюду, точно снег, белела пушица. Приятно пахло сыростью.

— Болото — запретное место, — рассуждал хомса вслух. — Маленьким хомсам сюда нельзя, а большие хомсы сюда не ходят. Но никто, кроме меня, не знает, что в нём опасного. Поздно ночью здесь проезжает большая призрачная колесница с большими тяжёлыми колёсами. Их стук слышен издалека, но кто сидит на козлах и правит — никому не известно…

— О нет! — похолодев, воскликнул хомса.

Его вдруг охватил страх — с самого живота до головы. Только что не было никакой колесницы, и никто о ней и не слыхивал. Однако стоило ему подумать о ней, как она появилась. Она где-то там, далеко, ждёт не дождётся темноты, чтобы пуститься в путь.

— Мне кажется, — сказал хомса, — мне кажется, что я сейчас — хомса, который десять лет ищет свой дом и наконец почувствовал, что дом где-то рядом.

Он принюхался, определяя направление, и пошёл, размышляя о разных болотных змеях и живых грибах, пока они не начали вырастать перед ним во мху.

«Они разом сожрут младшего брата, — подумал хомса. — Если ещё не сожрали. Они повсюду. Я опасаюсь худшего. Но надежда умирает последней — ведь всегда можно снарядить спасательную экспедицию».

Хомса побежал.

«Бедный брат, — думал он. — Такой маленький и такой глупый. Когда болотные змеи его схватят, у меня больше не будет младшего брата и я сам стану младшим…»

Он всхлипывал и продолжал бежать, волосы взмокли от ужаса. Спрыгнув в ручей, хомса перебрался на ту сторону и помчался дальше, мимо дровяного сарая, вверх по ступенькам, и всё кричал, кричал:

— Мама! Папа! Младшего брата съели!

Мама хомсы была большая и тревожная, она всегда была тревожная. Она вскочила на ноги, горох из её передника высыпался и раскатился по полу.

— Что такое? Что такое? Что ты говоришь? — закричала она. — Где твой брат? Ты за ним не следил?!

— Ах, — сказал хомса, слегка успокоившись. — Он провалился в трясину. И тогда почти сразу из норы выползла болотная змея. Она обвила его пухлый живот и откусила ему нос. Вот. Я в ужасе, но что я мог поделать? Болотных змей на свете куда больше, чем младших братьев.

— Змея?! — закричала мама.

Но папа сказал:

— Успокойся. Он шутит. Вот увидишь, он просто шутит.

И папа быстро, чтобы не начать волноваться, посмотрел на пригорок — и впрямь, там сидел младший хомса и ел песок.

— Сколько раз я просил тебя так не шутить, — сказал папа, а мама поплакала немного и спросила:

— Может, его выпороть?

— Можно, — ответил папа, — но сейчас мне немного лень. Пусть просто признает, что так шутить некрасиво.

— Я не шутил, — возразил хомса.

— Ты сказал, что твоего брата съели, а его никто не ел, — объяснил папа.

— Ну и хорошо, разве нет? — воскликнул хомса. — Вы что, не рады? Лично я очень рад и чувствую большое облегчение. Понимаете, такие болотные змеи могут в один присест сожрать кого угодно. И не останется ничего — пустое место. Только гиена будет хохотать в ночи.

— Прошу тебя, перестань, — попросила мама. — Пожалуйста.

— Так что всё замечательно, — радостно заключил хомса. — У нас сегодня будет десерт?

Тогда папа вдруг разозлился и сказал:

— Ты сегодня останешься без десерта. И без ужина тоже, пока не осознаешь, что так шутить нельзя.

— Ясное дело, нельзя, — удивлённо ответил хомса. — Это некрасиво.

— Ну что ты будешь делать! — сказала мама. — Ладно, пусть он поест, всё равно он ничего не понимает.

— Ну уж нет, — заупрямился папа. — Если я сказал, что он останется без ужина, значит так и будет.

Просто бедный папа решил, что если он возьмёт свои слова обратно, то хомса никогда ему больше не поверит.

Поэтому на закате хомса отправился спать без ужина, страшно обиженный на папу и маму. Конечно, они частенько с ним плохо обращались, но так — ещё никогда. И хомса решил уйти из дома. Не для того, чтобы их наказать, он просто почувствовал вдруг, что бесконечно устал от них и от их неспособности увидеть и понять, что́ по-настоящему важно или опасно.

Они провели черту, разделив мир на две части, и сказали, что с одной стороны — правда, что в неё можно верить и ей можно пользоваться, а с другой — сплошь выдумки и ненужная чепуха.

— Что бы они делали, окажись они лицом к лицу с хотомомбом? — бормотал хомса, на цыпочках спускаясь по лестнице на задний двор. — То-то удивились бы! Или с болотной змеёй. Я мог бы послать им одну — в ящике. Со стеклянной крышкой — всё-таки я не хочу, чтобы змея их сожрала.

Хомса пошёл на запретное болото, чтобы доказать самому себе, что он самостоятельный. Теперь болото было синее, почти чёрное, а небо — зелёное. На горизонте тянулась ярко-жёлтая полоса заката, отчего болото казалось бесконечно огромным и печальным.