Помоги проекту - поделись книгой:
Нарушение Конвенции в подобных делах, таким образом, обусловлено несколькими факторами. Это и порядок инициирования надзорного производства по обращению должностного лица, не участвовавшего в деле; и возможность неоднократного обжалования вступивших в законную силу судебных постановлений (т.е. множественность судебных инстанций); и неопределенность срока, отведенного на обжалование (в ГПК РСФСР 1964 года, напомним, такой срок вообще не был установлен); наконец, неопределенность оснований для отмены в данной процедуре судебных решений, приводящая к возможности такой отмены по «ординарным» основаниям, не оправдывающим отступление от принципа правовой определенности. Таким образом, критерии, примененные Европейским судом для оценки соответствия российского надзорного производства по гражданским делам Конвенции, схематично отражают основные отличия систем обжалования и пересмотра в странах традиционной европейской демократии и в странах социалистического блока, сохранивших некоторые из этих отличий и после смены политических режимов.
Вопрос о допустимых основаниях для отмены вступивших в законную силу судебных решений является, пожалуй, наиболее сложным и неопределенным в практике Суда. Применительно к процедурам пересмотра вступивших в законную силу судебных актов действие правовой определенности, по мнению ЕСПЧ, должно проявляться в возможности отмены таких актов только для исправления фундаментальных ошибок, но не для простого пересмотра дела и принятия нового решения. Вступившее в законную силу судебное решение может быть отменено лишь в исключительных обстоятельствах, каковым не является необходимость получения другого решения по делу («Parolov v. Russia» от 14 июня 2007 года, «Pshenichny v. Russia» от 14 февраля 2008 года, «Sipchenko v. Russia» от 1 марта 2007 года и др.)[66].
В каких же случаях допускается правомерное отступление от принципа правовой определенности, т.е. какие обстоятельства могут быть признаны исключительными? Прежде всего, такой случай установлен статьей 4 Протокола № 7 к Конвенции. Данная статья допускает возможность повторного рассмотрения уголовного дела, в рамках которого лицо уже было окончательно оправдано или осуждено, если имеются сведения о новых или вновь открывшихся обстоятельствах или если в ходе предыдущего разбирательства были допущены существенные нарушения, повлиявшие на исход дела.
Данную позицию, сформулированную применительно к уголовному судопроизводству, Суд распространил и на гражданские дела: согласно практике ЕСПЧ отступление от принципа правовой определенности возможно в некоторых обстоятельствах для исправления «существенного нарушения» (fundamental defect) или «ненадлежащего отправления правосудия» (miscarriage of justice) (постановление по делу «Sutyazhnik v. Russia» от 23 июля 2009 года, п. 35).
Вместе с тем очевидно, что во всех перечисленных случаях использованные Судом критерии являются оценочными («существенные нарушения», «фундаментальные нарушения», «ненадлежащее отправление правосудия») и могут по-разному интерпретироваться в разных правовых системах. В практике Суда не сформулировано более четких, универсальных и объективных критериев «фундаментальности», «существенности» нарушений, которые могут привести к отмене вступивших в законную силу судебных актов, хотя именно это основной вопрос для государства, устанавливающего основания для отмены вступивших в законную силу судебных актов в экстраординарных процедурах и желающего обеспечить соответствие этих оснований Конвенции.
В каждом связанном с отменой судебных решений деле ЕСПЧ определяет, в какой степени основания для отмены решения соответствуют указанным исключительным обстоятельствам и насколько отступление от принципа правовой определенности оправдано этими обстоятельствами. В контексте уголовного судопроизводства примером такой оценки могут служить постановления по делу «Radchikov v. Russia», по гражданским делам — «Protsenko v. Russia», «Tishkevich v. Russia». В деле «Pshenichny v. Russia» ЕСПЧ привел примеры тех нарушений фундаментального порядка, которые могут оправдать отступление от принципа правовой определенности при отмене вступивших в законную силу судебных решений, — это юрисдикционные ошибки, серьезные нарушения судебной процедуры или злоупотребления полномочиями (п. 26 постановления от 14 февраля 2008 года)[67].
Ошибки в определении подсудности, грубые процессуальные нарушения или злоупотребления полномочиями согласно практике Суда могут, в принципе, рассматриваться как «существенные нарушения» (fundamental defects), исправление которых возможно в порядке надзорного производства («Luchkina v. Russia» от 10 апреля 2008 года, п. 21). Однако и в этом случае Суд решает, может ли данное нарушение оправдать пересмотр решения, ставшего res judicata, с учетом фактических обстоятельств дела. Например, в деле «Sutyazhnik v. Russia» основанием для отмены в порядке надзора вступившего в законную силу решения арбитражного суда, вынесенного в пользу заявителя, явилась неподведомственность дела рассмотревшему его суду. Европейский суд, подтвердив, что, в принципе, правила подсудности (подведомственности) должны соблюдаться, не нашел в рассматриваемом деле «никакой настоятельной общественной необходимости, которая оправдывала бы отступление от принципа правовой определенности. Судебное решение было отменено [на национальном уровне] скорее во имя правового пуризма, чем для того, чтобы исправить ошибку, имеющую фундаментальное значение для судебной системы»[68]. ЕСПЧ признал отмену вступившего в законную силу судебного решения мерой, несоразмерной допущенному отступлению (от правил подсудности), и отметил, что с учетом обстоятельств дела должно было возобладать уважение принципа правовой определенности.
В деле «Tishkevich v. Russia» Суд признал оправданной отмену судебного решения в порядке надзора на том основании, что ответчик не был надлежащим образом извещен о времени и месте судебного заседания. Отсутствие надлежащего извещения было расценено Судом как фундаментальное нарушение права на справедливое судебное разбирательство, а именно как отступление от принципа состязательности.
С точки зрения соотношения обстоятельств, которые могут или не могут выступать в качестве «фундаментальных нарушений», оправдывающих отмену вступивших в законную силу судебных решений, интерес представляет постановление Суда от 29 июля 2010 года по делу «Streltsov and other “Novocherkassk military pensioners” v. Russia». Данное дело имело сложный фактический состав: Суд «принял решение о необходимости исполнения вступивших в законную силу решений российских судов, которыми заявителям была присуждена задолженность, образовавшаяся из-за того, что при расчете пенсий не было учтено повышение минимального размера оплаты труда в 1995—1998 годах и (или) увеличение пайковых. По той причине, что судебные решения в отношении одних заявителей оставались неисполненными в течение длительного времени, а затем и вовсе были отменены при пересмотре в порядке надзора в нарушение права на доступ к суду и принципа правовой определенности, а в отношении других заявителей были исполнены, но со значительной задержкой, Европейский суд по правам человека собственным постановлением обязал выплатить, т.е. присудил первым те суммы, которые они должны были бы получить в результате исполнения решений, проиндексировав их надлежащим образом, а вторым — возмещение потерь покупательной способности рубля за время, пока решения оставались неисполненными. Кроме того, Страсбургский Суд присудил каждому заявителю по 2000 евро в возмещение морального вреда, причиненного выявленными им нарушениями статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод и статьи 1 Протокола № 1 к ней»[69].
В данном деле, как и во многих других, власти Российской Федерации ссылались на наличие при рассмотрении дела «фундаментальных нарушений», которые и послужили основанием для отмены решений по делам заявителей. В качестве таких «фундаментальных нарушений» указывались нарушения нижестоящими судами норм материального права, а также нарушение подсудности в ряде дел. Европейский суд оценил данные аргументы властей следующим образом: «В ответ на заявление представителей властей государства-ответчика о том, что судом первой инстанции были нарушены нормы материального права, Европейский суд по правам человека со ссылкой на свои Постановления по делам “Dovguchits v. Russia”, жалоба № 2999/03) от 07 июня 2007 года (п. 30), и уже упомянутое “Kot v. Russia” (п. 29) повторил, что само по себе несогласие одной из сторон в процессе с решением нижестоящего суда в отсутствие “фундаментальных нарушений” не свидетельствует о возможности отмены вступившего в законную силу судебного решения. Страсбургский Суд также не придал значения утверждению властей Российской Федерации, что о несправедливости судебного разбирательства свидетельствовало рассмотрение судьей в течение всего двух дней более двух сотен дел с вынесением аналогичных решений, так как суд надзорной инстанции никоим образом не упомянул данное обстоятельство в качестве основания их отмены. Однако Европейский суд по правам человека тщательно рассмотрел аргумент властей Российской Федерации, заявивших, что судебные решения были вынесены с нарушением правил подсудности, отметив, что данное обстоятельство в ряде случаев может свидетельствовать о “фундаментальности нарушения”»[70].
Вместе с тем в этом конкретном деле признанию указанного нарушения в качестве правомерного и достаточного основания для отмены судебного решения препятствовало то, что данное нарушение могло быть исправлено в ординарном порядке судом второй (в данном случае кассационной) инстанции. Однако во многих из дел заявителей ответчики (в качестве которых выступали военные комиссариаты) либо вообще не обжаловали вынесенные решения судов первой инстанции, либо подали кассационные жалобы, но не стали их поддерживать в дальнейшем, либо предпочли воспользоваться надзорным порядком пересмотра, «который является исключительным средством правовой защиты». Наконец, более чем по 30 делам надзорные жалобы были поданы за пределами годичного срока, предусмотренного для этого российским процессуальным законодательством. Конечно, ответчик попросил восстановить пропущенный срок на обжалование судебных решений в порядке надзора, указав, что ему не было известно о таковых, и суд надзорной инстанции восстановил срок. Однако Европейский суд по правам человека отметил, что в данном случае он вынужден не согласиться с оценкой обстоятельств рассматриваемых дел национальным судом. Представители властей Российской Федерации не оспаривали, что в сентябре — октябре 2004 года все заявители предъявили ответчику исполнительные листы, выданные на основании судебных решений, принятых в августе — сентябре 2004 года, а в ряде случаев военный комиссариат даже обжаловал судебные решения в кассационном порядке, хотя и отозвал впоследствии свои жалобы без объяснения причин. При таких обстоятельствах Страсбургский суд не согласился с тем, что ответчику не было известно о принятых судебных решениях.
Таким образом, ЕСПЧ пришел к выводу, что справедливый баланс между правами заявителей и интересами надлежащего отправления правосудия был нарушен: «Принцип юрисдикции должен соблюдаться, однако факты рассматриваемых 87 дел не свидетельствуют о наличии оснований для отхода от принципа правовой определенности, в частности, по той причине, что ответчик не прибег вовремя к обычным средствам правовой защиты».
На основании этого Суд констатировал, что, удовлетворив надзорные жалобы военного комиссариата и отменив вступившие в законную силу судебные решения в пользу первоначальных заявителей, «Президиум Ростовского областного суда нарушил принцип правовой определенности и право заявителей на доступ к суду, гарантированное им пунктом 1 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод»[71].
Вышеприведенное постановление ЕСПЧ ярко демонстрирует методологию Суда при оценке совместимости отмены вступивших в законную силу судебных решений с требованиями Конвенции. Как видно из приведенного примера, Суд анализирует природу оснований для такой отмены, их существенность и соотношение с ранее достигнутым итогом судебного разбирательства. При определении этого баланса по общему правилу приоритет отдается именно правам частных субъектов перед интересами публичного характера — в том числе интересами надлежащего отправления правосудия. Как будет показано ниже, Суд неизменно следует такому подходу при рассмотрении дел, связанных с отменой судебных решений.
Анализ практики ЕСПЧ по данной категории российских дел выявляет обычный круг оснований, приводящих в России к отмене вступивших в законную силу судебных актов в порядке надзора. Во-первых, большинство дел такого рода связано с отменой решений, по которым обязанным лицом выступало государство или его публичные агенты (муниципальные образования, бюджетные учреждения и т.д.). Во-вторых, в подавляющем числе дел отмена судебных решений была связана с нарушением нижестоящими судами норм права (см., например, постановления по делам «Riabykh v. Russia», «Kot v. Russia», «Tregubenko v. Russia», «Sipchenko v. Russia» и многие другие), а также неправильным истолкованием ими норм, подлежащих применению (см., например, «Vasilyev v. Russia» от 30 октября 2005 года).
Именно данные основания — о которых власти Российской Федерации часто заявляют как о «фундаментальных нарушениях» — не рассматриваются Судом как оправдывающие отмену вступивших в законную силу судебных постановлений.
Принципиальный критерий недопустимости отмены вступивших в законную силу судебных решений был сформулирован Судом в постановлении по делу «Radchikov v. Russia» от 24 мая 2007 года. В этом деле был отменен в порядке надзора и с поворотом к худшему приговор, вынесенный по уголовному делу заявителя, в связи с неполнотой и односторонностью расследования, без надлежащих исследований как доказывающих вину, так и оправдывающих обстоятельств. В связи с этим Суд отметил, что «ошибки и оплошности государственных органов должны улучшать положение обвиняемого, другими словами, риск любой ошибки, допущенной органами обвинения или самим судом, должно нести государство, и ошибки не должны исправляться за счет заинтересованного лица (п. 50)».
Помимо собственно используемых национальными судами оснований для отмены судебных решений критерием оценки процедуры пересмотра последних на предмет их соответствия Конвенции становится процессуальный порядок обжалования и отмены вступивших в законную силу судебных актов. Несовместимыми с Конвенцией признаются: 1) не ограниченная по времени возможность обжалования вступившего в законную силу судебного решения (постановления по делам «Brumarescu v. Romania», «Sovtransavto Holding v. Ukraine» и др.); 2) исключительно длинный период времени с момента, когда вынесенное решение стало обязательным для исполнения, до даты его отмены в порядке надзора («Dmitrieva v. Russia»); 3) возможность отмены вступившего в законную силу судебного решения по инициативе должностного лица, не участвовавшего в деле в качестве стороны («Riabykh v. Russia»).
Принятые в 2002 году новые процессуальные кодексы — ГПК РФ и АПК РФ — существенно изменили форму и содержание производства в порядке надзора. По поводу новой модификации надзорного производства некоторые исследователи отмечали, что с принятием ГПК РФ «советское надзорное производство прекратило свое существование в российском гражданском процессуальном законодательстве и в российском гражданском судопроизводстве»[72].
Сохранившееся в новых процессуальных кодексах производство по пересмотру судебных актов в порядке надзора приобрело ряд новых черт, причем алгоритм надзорного производства существенно различается в гражданском и арбитражном процессах. В гражданском процессе до 2012 года надзор сохранял свою многоступенчатость: в соответствии с закрепленной в ГПК РФ 2003 года структурой функции суда надзорной инстанции по-прежнему возлагались на три уровня судов — президиумы судов субъектов, Судебную коллегию по гражданским делам Верховного Суда РФ и Президиум Верховного Суда РФ (статья 377 ГПК РФ в первоначальной редакции, введенной Федеральным законом от 14 ноября 2002 года № 227-ФЗ). В арбитражном процессе, напротив, функции надзорной инстанции были сохранены за Президиумом Высшего Арбитражного Суда РФ, который эту функцию выполнял с самого начала своей деятельности, в соответствии с АПК РФ 1992 и 1995 годов.
Наверное, одним из самых важных изменений в регулировании надзорного производства в принятых в 2002 году процессуальных кодексах стало предоставление права инициировать надзорное производство только лицам, участвующим в деле, а также иным лицам, чьи права и интересы были нарушены судебными постановлениями (ч. 1 статьи 376 ГПК РФ, ч. 1 статьи 292 АПК РФ). В число лиц, участвующих в деле, входит и прокурор — ему предоставлено право приносить представление о пересмотре судебного постановления в порядке надзора, если он принимал участие в рассмотрении дела в суде первой инстанции. Таким образом, впервые в постсоветский период право инициирования надзорного производства было предоставлено не сторонним должностным лицам, через которых государство осуществляло функцию контроля за вынесенными судебными актами, а только участвующим в деле или иным лицам, затронутым судебными постановлениями.
Следующим важнейшим изменением стало установление сроков для обжалования судебных актов в порядке надзора — один год в ГПК РФ и три месяца в АПК РФ (в первоначальной редакции кодексов). Сначала пропущенные сроки не подлежали восстановлению, однако спустя некоторое время в кодексы были внесены изменения, допускающие восстановление пропущенного срока на обжалование в порядке надзора судебных актов, если срок был пропущен по уважительным причинам[73]. Причем если в АПК РФ период, в течение которого допускается такое восстановление, имел четкие временные рамки (шесть месяцев, что соответствует общему временному ограничению периодов для восстановления процессуальных сроков для обжалования судебных актов), то в ГПК РФ такие временные рамки установлены не были, что теоретически позволяло восстанавливать пропущенный срок в течение неограниченного времени.
Наконец, еще одним важным изменением в регулировании надзорного производства стала попытка законодателя установить некие специальные основания для отмены или изменения судебных актов в порядке надзора. В ГПК РФ таким основанием стали «существенные нарушения норм материального и процессуального права» (статья 387), в АПК РФ была предпринята попытка установить более дифференцированные основания (статья 304).
В силу перечисленных и ряда других изменений регулирование надзорного производства утратило многие ранее присущие ему признаки, обусловленные его главной изначальной целью: служить инструментом неограниченного контроля государства за результатом разрешения дел судами. В своем новом виде — в силу изменения целей и задач гражданского судопроизводства в соответствии с приоритетами конституционного развития страны в новых условиях — надзорное производство (в особенности в арбитражном процессе) имеет выраженные признаки ревизионной модели пересмотра судебных актов:
• возложение данной функции на высший судебный орган;
• ограничение срока на обжалование;
• установление процедуры допуска или «фильтра» для рассмотрения жалоб;
• возможность обжалования и пересмотра только по основаниям, имеющим значение для всей судебной практики или затрагивающим общественный интерес.
Это уже не позволяет рассуждать об уникальности данного института и его обусловленности особым культурологическим типом российского судопроизводства[74]. Более того, в таком виде надзорное производство в арбитражном процессе было признано ЕСПЧ совместимым с принципом правовой определенности и, соответственно, рассматривается теперь как эффективное внутригосударственное средство правовой защиты по смыслу статей 13 и 35 Конвенции (см. ниже).
Однако и регулирование надзорного производства согласно новому ГПК 2002 года также вызвало критику Европейского суда, о чем свидетельствует волна новых постановлений, констатирующих нарушение Россией Европейской конвенции (см., например, постановления по делам «Nelyubin v. Russia» от 2 ноября 2006 года, «Kot v. Russia» от 18 января 2007 года и др.). Если в более ранних постановлениях ЕСПЧ предметом рассмотрения было производство в порядке надзора, регулируемое нормами ГПК РСФСР 1964 года, с установленным Кодексом полномочием должностных лиц прокуратуры и судов приносить протесты на вступившие в законную силу судебные постановления и отсутствием каких-либо временных ограничений для принесения такого протеста и возбуждения надзорного производства, то в постановлениях «второй волны» Европейский суд распространил свои выводы и правовые позиции и на производство в порядке надзора, регулируемое нормами нового ГПК РФ 2002 года.
Так, в постановлении по делу «Nelyubin v. Russia» предметом рассмотрения ЕСПЧ стала отмена судом надзорной инстанции решения, вынесенного в пользу заявителя, в процедуре, закрепленной уже в новом ГПК РФ. При этом Европейский суд, повторив свои ранее сформулированные ключевые позиции относительно совместимости производства в порядке надзора с принципом правовой определенности, указал, что, хотя в данном случае это производство было возбуждено по инициативе стороны процесса, а не стороннего должностного лица и по истечении четырех месяцев после вступления решения в законную силу, что в целом не может считаться слишком долгим сроком, эти отличия не играют существенной роли для оценки данного института. ЕСПЧ еще раз подчеркнул, что обязательное и подлежащее исполнению (binding & enforceable) судебное решение может быть отменено лишь в исключительных обстоятельствах, но не с единственной целью получить иное решение по делу. В то же время в российской правовой системе основания для отмены или изменения решений судом второй инстанции в целом совпадают с основаниями для отмены или изменения в порядке надзора. Решение в данном деле было отменено судом надзорной инстанции вследствие неправильного применения судом первой инстанции норм материального права; при этом в кассационном порядке решение суда первой инстанции ответчиком обжаловано не было. ЕСПЧ указал, что ошибка в выборе и применении нормы материального права должна была быть исправлена судом второй инстанции; однако тот факт, что ответчик не обжаловал решение суда в кассационную инстанцию, не мог служить исключительным обстоятельством, оправдывающим отмену обязательного и подлежащего исполнению судебного решения и направление дела на новое рассмотрение. Таким образом, отмена решения судом надзорной инстанции по указанным основаниям, притом что оно не было обжаловано в суд второй (кассационной) инстанции, повлекла за собой нарушение принципа правовой определенности и «права на суд» по смыслу статьи 6 (п. 1) Конвенции (пп. 26—30 постановления).
В постановлении по делу «Kot v. Russia» ЕСПЧ указал, что решение по делу заявителя было отменено судом надзорной инстанции вследствие неправильного применения нижестоящими судами норм материального права. Однако, отметил Суд, «неизбежно, что в судебном разбирательстве гражданского дела стороны имеют противоположные точки зрения на применение норм материального права. Суды призваны исследовать их аргументы в справедливом и состязательном процессе и дать оценку заявленных требований. ...До подачи надзорной жалобы дело рассматривалось по существу трижды судами первой и второй инстанции. Не было заявлено, что суды действовали вне своей компетенции или имели место фундаментальные нарушения в ходе судебного разбирательства. Сам по себе факт, что Президиум не согласился с оценкой обстоятельств дела, данной судами первой и второй инстанции, не являлся исключительным обстоятельством, оправдывающим отмену обязательного и подлежащего исполнению судебного решения и возобновлению производства по требованию заявителя» (п. 29 постановления).
Соответственно, в двух вышеуказанных постановлениях ЕСПЧ пришел к следующим важнейшим выводам, касающимся применения производства в порядке надзора уже в соответствии с нормами ГПК РФ 2002 года:
1) отличия регулирования надзорного производства по новому ГПК РФ не играют существенной роли для оценки данного института в целом;
2) отмена решения судом надзорной инстанции, притом что оно не было обжаловано в суд второй инстанции, по основаниям, которые не носят исключительного характера, несовместима с принципом правовой определенности;
3) отмена решения в надзорной инстанции не может быть оправдана лишь тем обстоятельством, что суд надзорной инстанции не согласился с оценкой нижестоящими судами обстоятельств дела и выбором подлежащей применению нормы материального права.
В различных решениях, касающихся отмены судебных постановлений в порядке надзора по правилам ГПК РФ 2003 года, Европейский суд критиковал следующие элементы «нового» надзорного производства:
• обжалование в порядке надзора судебного решения, вступившего в законную силу, стороной, которая не воспользовалась правом на ординарный (кассационный) порядок обжалования и пересмотра (постановление по делу «Nelyubin v. Russia»);
• предоставление председателю суда неограниченного права отмены определений судьи об отказе в передаче дела для рассмотрения в порядке надзора в суд надзорной инстанции (постановление по делу «Denisov v. Russia»);
• неопределенность оснований, по которым председатель суда может принять решение об отмене определения судьи-докладчика (постановление по делу «Prisyazhnikova and Dolgopolov v. Russia»);
• наличие нескольких судебных инстанций, осуществляющих пересмотр в порядке надзора (решение о приемлемости жалобы «Martynets v. Russia»);
• неопределенность общей продолжительности процедуры надзорного производства в судах общей юрисдикции («Denisov v. Russia» (Dec.) от 6 мая 2004 года).
Значительное число постановлений, в которых Европейский суд признал нарушение Российской Федерацией положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод вследствие отмены судебных решений в порядке надзора, позволили Комитету министров Совета Европы рассматривать данное нарушение как имеющее системный характер, итогом чего явилось принятие Промежуточной резолюции Комитета министров Совета Европы от 8 февраля 2006 года ResDH (2006) о нарушениях принципа правовой определенности процедурой пересмотра в порядке надзора в гражданском процессе в РФ.
Данная резолюция, по существу, представляет собой в сжатом виде выводы Европейского суда, касающиеся оценки надзорного производства по гражданским делам в России, а также отдельные концептуальные элементы, сформулированные в различных документах Совета Европы применительно к организации системы проверочных инстанций[75].
В резолюции было подчеркнуто, что, несмотря на позитивные изменения в процедуре производства в порядке надзора, введенные новым ГПК РФ 2003 года, новая процедура все еще допускает возможность подрыва правомерного доверия сторон к судебным решениям, вступившим в законную силу и подлежащих исполнению. Таким образом, остаются сомнения в том, эффективно ли нынешняя процедура надзора предотвращает новые нарушения требования правовой определенности, воплощенного в Конвенции. Резолюция обозначила также основные недостатки производства в порядке надзора, такие как ординарность оснований для отмены или изменения судебных постановлений в указанной процедуре, фактическая подмена ею функций судов второй инстанции, на которые должно возлагаться основное бремя исправления судебных ошибок, допущенных судами первой инстанции, и призвала российские власти считать приоритетной реформу гражданского судопроизводства с целью обеспечить полное соблюдение принципа правовой определенности, установленного Конвенцией, как она истолковывается в постановлениях Суда. В резолюции были намечены и примерные направления такого реформирования, в частности ограничение допустимых сроков и сокращение количества оснований этой процедуры с тем, чтобы она распространялась на наиболее серьезные нарушения закона; обеспечение соблюдения в процедуре надзора требований справедливого судебного разбирательства, в том числе принципа состязательности сторон, равенства процессуальных возможностей и т.д.; ограничение количества последующих обращений о пересмотре в порядке надзора, которые могут быть поданы по одному и тому же делу. Одновременно компетентным российским властям было предложено в течение одного года разработать и представить план действий по принятию и осуществлению общих мер, необходимых для предотвращения новых нарушений требования правовой определенности.
Результатом практики Европейского суда, сложившейся в результате оценки процессуального законодательства, а также принятия указанной резолюции Комитета министров Совета Европы, стало вынесение Конституционным Судом РФ постановления от 5 февраля 2007 года № 2-П. В данном постановлении проанализирован, с использованием в том числе и подходов ЕСПЧ к данному вопросу, институт надзорного производства в гражданском процессе. Ему была дана оценка с точки зрения его соответствия современным критериям справедливого судебного разбирательства и судебной защиты, перечислены его сущностные недостатки: множественность надзорных инстанций, неопределенность сроков обжалования и пересмотра, неясность предусмотренных законом оснований для отмены или изменения судебных постановлений, вступивших в законную силу. В результате КС РФ воздержался от признания оспариваемых норм неконституционными, однако сформулировал четкие рекомендации законодателю в части реформирования производства в порядке надзора с целью приведения его в соответствие с международно-правовыми стандартами Российской Федерации.
После принятия указанного постановления Конституционного Суда РФ в ГПК РФ Федеральным законом от 4 декабря 2007 года № 330-ФЗ вновь были внесены изменения, которые формально должны были учесть выявленные ЕСПЧ и подтвержденные Конституционным Судом недостатки надзорного производства. Однако принятые изменения оказались половинчатыми и основных недостатков (многоступенчатость надзорных инстанций, недостаточная определенность оснований, неопределенность сроков, в течение которых может осуществляться обжалование и отмена судебных постановлений в порядке надзора), не устранили.
Это подтверждает и оценка Европейским судом надзорного производства в гражданском процессе после внесения изменений Федеральным законом № 330-ФЗ от 4 декабря 2007 года. В решении о приемлемости жалобы гражданина Мартынца («Martynets v. Russia» от 5 ноября 2009 года) надзорное производство вновь не было признано эффективным внутригосударственным средством правовой защиты, которое должно быть исчерпано заявителем до обращения в ЕСПЧ. Суд отметил, что вопреки изменениям законодательства «пересмотр в порядке надзора вступивших в законную силу судебных решений может по-прежнему проходить через многочисленные судебные инстанции с гарантированным риском, что будет переходить из одной инстанции в другую в течение неопределенного периода времени» и, следовательно, не признал надзорное производство в гражданском процессе в его современном виде эффективным средством правовой защиты по смыслу статьи 35 Конвенции.
Напротив, процедура надзорного производства в арбитражных судах была признана Европейским судом эффективным средством правовой защиты, в частности, в решении о приемлемости жалобы «OOO Link Oil SPb v. Russia». Суд проанализировал не только процедуру надзорного производства, установленную АПК РФ, но и сравнил ее в деталях с процедурой надзорного производства, закрепленной ГПК РФ, придя к следующим выводам:
«Надзорное производство в судах общей юрисдикции, как неоднократно устанавливал Европейский суд, не обеспечивает исполнение требования правовой определенности по ряду причин. Действительно, однажды возбужденное, надзорное производство в судах общей юрисдикции может тянуться неопределенно долгое время в различных надзорных инстанциях (см. решение Европейского Суда от 6 мая 2004 г. по вопросу о приемлемости для рассмотрения по существу жалобы № 33408/03, поданной Денисовым, “Denisov v. Russiaпостановление Европейского Суда от 3 мая 2007 г. по делу “Sobelin and Others v. Russia” (жалобы № 30672/03, 30673/03, 30678/03, 30682/03, 30692/03, 30707/03, 30713/03, 30734/03, 30736/03, 30779/03, 32080/03 и 34952/03, § 57). Кроме того, неопределенность сроков для возбуждения надзорного производства в судах общей юрисдикции позволяет ответчикам по гражданским делам обращаться в суды с заявлениями о пересмотре судебного акта в порядке надзора и последовательно обжаловать судебный акт даже спустя один год после того, как он стал обязательным и подлежащим исполнению (см. постановление Европейского Суда от 28 сентября 2006 г. по делу “Prisyazhnikova and Dolgopolov v. Russia” (жалоба № 24247/04, § 25). Европейский суд также пришел к выводу, что установленный законом срок в один год для обращения в суд с заявлением о пересмотре судебного акта в порядке надзора временами не соблюдался на практике, тем самым серьезно подрывая доверие заявителей к судебным актам, вынесенным в их пользу (см. постановление Европейского Суда от 8 января 2009 г. по делу “Kulkov and Others v. Russia” (жалобы № 25114/03, 11512/03, 9794/05, 37403/05, 13110/06, 19469/06, 42608/06, 44928/06, 44972/06 и 45022/06, § 25 и 31)».
В то же время Европейский суд дал следующую оценку надзорному производству в арбитражном процессе:
«... Обязательные и подлежащие исполнению судебные акты, вынесенные арбитражными судами в пользу компании-заявителя, не могли оспариваться неопределенно долгое время, но только один раз, в высшей судебной инстанции, по заявлению стороны-ответчика, в силу строго ограниченного перечня оснований и в строго определенный и ограниченный срок. В результате порядок, которому следовали в настоящем деле, не был несовместимым с принципом правовой определенности, запечатленным в Конвенции (см., mutatis mutandis, решение Европейского Суда по вопросу о приемлемости для рассмотрения по существу жалобы № 6778/05, поданной “MPP Golub v. Ukraine”...). Исходя из такой оценки надзорного производства, оно, вероятно, может рассматриваться как последнее звено в цепочке внутригосударственных средств правовой защиты, имеющихся в распоряжении сторон в деле, а не как чрезвычайное средство для возобновления производства по делу в суде (сравните с решением Европейского Суда от 10 апреля 2003 г. по вопросу о приемлемости для рассмотрения по существу жалобы № 13338/03, поданной AO “Uralmash v. Russia”). Европейский суд поэтому по настоящему делу не усматривает никакого нарушения требования право вой определенности при пересмотре дела Высшим Арбитражным Судом в порядке надзора»[76].
К аналогичным выводам Европейский cуд пришел в решении о приемлемости жалобы «Galina Vasilievna Kovaleva and Others v. Russia» от 25 июня 2009 года.
Соответственно, можно выделить критерии, которые, согласно практике Европейского суда, делают процедуру пересмотра вступивших в законную силу судебных актов совместимой с положениями Конвенции, а именно:
• наличие только одной надзорной инстанции, осуществляющей такого рода пересмотр вступивших в законную силу судебных решений;
• ограниченность и определенность срока на обжалование и пересмотр судебных актов в порядке надзора;
• ограничение оснований для пересмотра и отмены вступивших в законную силу судебных актов в порядке надзора;
• отсутствие дополнительных полномочий должностных лиц суда по вмешательству в процедуру надзорного производства.
Однако, несмотря на то что нарушение Конвенции в связи с отменой судебных постановлений, вступивших в законную силу, как было показано выше, констатировалось Европейским судом по различным основаниям и критериям, основным мотивом признания такого нарушения все-таки остаются основания для отмены судебных решений. Как показывает анализ практики ЕСПЧ, в подавляющем большинстве случаев такими основаниями становятся несогласие суда надзорной инстанции с толкованием нижестоящими судами примененных норм права и переоценка фактических обстоятельств дела.
Многократно повторенный вывод Европейского суда сводится к тому, что данные основания не могут рассматриваться как существенные нарушения, нарушения фундаментального характера, оправдывающие отступление от принципа правовой определенности и окончательности судебных актов, хотя национальные власти, как правило, настаивают на том, что данные основания — для российской правовой системы — представляют собой те самые «серьезные недостатки или обстоятельства существенного и непреодолимого характера», которые, согласно практике Суда, могут оправдать отступление от принципа правовой определенности (см., в частности, постановления по делам «Riabykh v. Russia», «Tregubenko v. Russia», «Kot v. Russia», «Denisov v. Russia» и многие другие). Как указал Суд в постановлении по делу «Pshenichnyy v. Russia», «по мнению Суда, только ошибки в фактических обстоятельствах, которые, возможно, не были исправлены обычной апелляцией, поскольку стали очевидными только после того, как решение приобрело обязательную силу, можно было бы считать обстоятельством существенного и непреодолимого характера, оправдывающего отход от принципа правовой определенности»[77]. Таким образом, фактически Суд делает вывод о допустимости отмены ставших окончательными судебных решений только вследствие выявления вновь открывшихся обстоятельств.
Попытки сформулировать более или менее общие критерии для определения того, какие обстоятельства могут оправдать отступление от принципа правовой определенности в случае пересмотра дела судом надзорной инстанции, не увенчались, по сути, успехом: любые критерии, вводимые законодателем или судебной практикой, основывались на оценочных понятиях, допускавших широкий спектр их различного толкования. Это относится и к статье 387 ГПК РФ (в редакции, действовавшей до 1 января 2012 года) «Основания для отмены или изменения судебных постановлений в порядке надзора», согласно которой такими основаниями являются «существенные нарушения норм материального или процессуального права, повлиявшие на исход дела, без устранения которых невозможны восстановление и защита нарушенных прав, свобод и законных интересов, а также защита охраняемых законом публичных интересов». Предложенная Конституционным Судом РФ в постановлении от 5 февраля 2007 года № 2-П формулировка («такие ошибки в толковании и применении закона, повлиявшие на исход дела, без исправления которых невозможны эффективное восстановление и защита нарушенных прав и свобод, а также защита охраняемых законом публичных интересов») также не добавляет ясности вопросу о том, какие именно обстоятельства и в каких случаях могут выступать в качестве таких оснований. На наш взгляд, данная формулировка была предложена Конституционным Судом в качестве критерия возможных оснований для отмены или изменения вступивших в законную силу судебных актов, а не как, собственно, такое основание.
Интересно, что при этом основания для отмены или изменения судебных актов в порядке надзора, сформулированные в статье 304 АПК РФ, не вызвали у Европейского суда нареканий с точки зрения их совместимости с принципом правовой определенности (см., в частности, упомянутое выше решение о приемлемости жалобы «OOO Link Oil SPb v. Russia»).
В то же время известно, что наиболее часто применяемое основание в надзорном производстве в арбитражном процессе, а именно нарушение единообразия судебной практики, зачастую подменяется Президиумом Высшего Арбитражного Суда РФ нарушениями норм материального и процессуального права, практику применения которых на момент рассмотрения дела сложно назвать сложившейся и единообразной, и фактически именно при рассмотрении дела Президиумом в порядке надзора основы такого единообразия и закладываются[78]. Но, очевидно, сам факт структурированности, упорядочения оснований для отмены или изменения судебных актов в порядке надзора, придание им вида некоего ограниченного перечня в сочетании с гораздо более упорядоченной и определенной процедурой надзорного производства в арбитражных судах и привели Европейский суд к тем выводам, которые были сделаны в делах «OOO Link Oil SPb v. Russia» и «Kovaleva v. Russia». Соответственно, можно говорить о том, что данные решения ЕСПЧ являются своего рода ориентиром для законодателя в реформировании системы судебных инстанций в гражданском процессе[79]. Однако при этом очевидно, что слепое копирование в судах общей юрисдикции инстанций, существующих в арбитражном процессе, еще не означает автоматического устранения проблем, связанных с признанием их эффективным внутригосударственным средством правовой защиты; оценка этих инстанций будет производиться в Страсбурге с учетом специфики гражданских дел, рассматриваемых судами общей юрисдикции и всех специфических особенностей гражданского процесса по сравнению с процессом арбитражным.
Кроме того, насколько в данной ситуации можно говорить о «копировании» системы инстанций, существующих в арбитражном процессе, в результате реформы гражданского процессуального законодательства 2010 года? Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо проанализировать изменения, внесенные в ГПК РФ Федеральным законом от 9 декабря 2010 года № 330-ФЗ. Рассмотрим их подробнее.
2. Новое процессуальное законодательство и перспективы его применения
Федеральным законом от 9 декабря 2010 № 353-ФЗ «О внесении изменений в Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации» (далее также Закон № 353-ФЗ) введен общий порядок апелляционного обжалования для решений всех судов, не вступивших в законную силу. Это нововведение можно только приветствовать, поскольку тем самым устраняются неоправданные различия в организации суда второй инстанции для заявителей по разным делам, увеличивается срок апелляционного обжалования не вступивших в законную силу судебных решений — до одного месяца, вводятся правила рассмотрения дел судом второй (апелляционной) инстанции, в целом соответствующие мировым тенденциям регулирования деятельности судов по пересмотру судебных актов. К таким тенденциям относятся: ограничение пределов рассмотрения дела только доводами, изложенными в жалобе, представлении и в возражениях на них; возможность представления дополнительных доказательств сторонами только в случае обоснования заинтересованным лицом невозможности их представления в суд первой инстанции по независящим от него причинам и признания судом этих причин уважительными (ч. 1 статьи 327.1 ГПК РФ в новой редакции).
К недостаткам нового закона в части регулирования апелляционного производства, требующим дальнейшего его осмысления и проработки, можно отнести невозможность для суда апелляционной инстанции направить дело на новое рассмотрение в вынесший решение или другой суд в случаях нарушения судом первой инстанции правил подсудности или разрешения им вопроса о правах и обязанностях лиц, не привлеченных к участию в деле, что гарантировало бы рассмотрение дела законным судом первой инстанции[80].
Как известно, формально Федеральный закон от 9 декабря 2010 года возложил функцию пересмотра судебных актов, вступивших в законную силу, на две последовательные инстанции — кассационную и надзорную, подобно тому как это сделано в арбитражном процессе. Совершенно очевидно, что при принятии закона делалась попытка учесть правовые позиции Европейского суда в части оценки и критики надзорного производства, в том числе в части, касающейся возможности неоднократного пересмотра и отмены окончательных судебных решений судом надзорной инстанции. В соответствии с новой структурой инстанции функции надзорного рассмотрения дел возложены лишь на одну судебную инстанцию — Президиум Верховного Суда РФ (также в соответствии с моделью, существующей в арбитражных судах), а две нижестоящие инстанции, ранее также осуществлявшие эту функцию (президиум областного и приравненного к нему суда, а также судебные коллегии Верховного Суда РФ), преобразованы в суды кассационной инстанции.
Согласно новой редакции главы 41 ГПК «Производство в судах кассационной инстанции» последнее вводится для обжалования любых вступивших в законную силу судебных постановлений (за исключением судебных постановлений Верховного Суда РФ). Анализ статьи 377 Кодекса позволяет сделать вывод, что новое кассационное производство, по сути, сохранило многоступенчатую структуру существовавшего до 2012 года обжалования в порядке надзора. Так, кассационное обжалование судебных постановлений, вынесенных районными судами первой и апелляционной инстанций, допускается сначала в президиум суда субъекта Российской Федерации, а затем (для решений всех судов, кроме мировых) в судебные коллегии по административным делам и по гражданским делам Верховного Суда РФ, обращаясь в которые заявитель согласно ч. 3 статьи 378 ГПК РФ должен указать на ранее подававшиеся в суд кассационной инстанции жалобы или представления и на принятые по ним решения.
Устанавливаемый ч. 2 статьи 376 ГПК РФ срок для кассационного обжалования судебных постановлений также аналогичен ранее действовавшим предписаниям о сроках обжалования в порядке надзора: шесть месяцев с момента вступления постановления в законную силу.
Процедура предварительного изучения кассационных жалобы, представления судьей суда кассационной инстанции также практически полностью повторяет процедуру, действовавшую в суде надзорной инстанции до 1 января 2012 года. Судья суда кассационной инстанции (или председатель либо заместитель председателя этого суда) изучают кассационные жалобу, представление по материалам, приложенным к ним, либо по материалам истребованного дела и по результатам изучения выносят определение соответственно о передаче или об отказе в передаче жалобы для рассмотрения в судебном заседании суда кассационной инстанции.
Сохранена и норма о том, что «Председатель Верховного Суда Российской Федерации, его заместитель вправе не согласиться с определением судьи Верховного Суда Российской Федерации об отказе в передаче кассационных жалобы, представления для рассмотрения в судебном заседании суда кассационной инстанции и вынести определение о его отмене и передаче кассационных жалобы, представления с делом для рассмотрения в судебном заседании суда кассационной инстанции» (ч. 3 статьи 381 ГПК РФ), что ранее устанавливалось этой же статьей применительно к надзорному производству.
Основания для отмены или изменения судебных постановлений в новом кассационном порядке полностью совпадают с установленными ранее для надзорной инстанции: это «существенные нарушения норм материального права или норм процессуального права, которые повлияли на исход дела и без устранения которых невозможны восстановление и защита нарушенных прав, свобод и законных интересов, а также защита охраняемых законом публичных интересов» (статья 387 ГПК РФ).
Таким образом, новое кассационное производство сохранило важнейшие черты надзорного порядка обжалования и пересмотра вступивших в законную силу судебных актов.
Производство в порядке надзора в новой редакции ГПК РФ регулируется главой 41.1 и возлагается на Президиум Верховного Суда РФ. Его основные признаки внешне напоминают надзорное производство в арбитражных судах, но существуют и важные отличия. Согласно статье 391.11 в порядке надзора могут быть обжалованы вступившие в законную силу постановления не всех нижестоящих судов. Например, решения и определения районных судов и мировых судей могут быть обжалованы в Президиум Верховного Суда РФ, только если они были предметом рассмотрения в кассационном порядке в судебных коллегиях Верховного Суда РФ по административным или гражданским делам. Таким образом, судебные постановления «низовых» звеньев судебной системы, не прошедшие проверку в коллегиях Верховного Суда, по смыслу данной нормы не смогут быть обжалованы в его Президиум. Сохраняется и правило о возможности надзорного пересмотра судебных постановлений при условии, что они «нарушают единство судебной практики» (в новой редакции ГПК это следует из статьи 391.9 «Основания для отмены или изменения судебных постановлений в порядке надзора»). Соответственно, большинство постановлений, вынесенных, например, мировыми судьями, имеют крайне мало шансов в случае их обжалования дойти до рассмотрения в суде надзорной инстанции.
Само по себе такое ограничение обжалования, по нашему мнению, имеет разумное обоснование, связанное прежде всего с общей тенденцией сокращения многоступенчатого обжалования вступивших в законную силу судебных постановлений и возложения основного бремени пересмотра именно на апелляционную инстанцию, находящуюся ближе всего к судам первой инстанции, рассматривающим дело по существу. Кроме того, это позволяет разгрузить высшую судебную инстанцию, основной функцией которой в современных правовых системах становится обеспечение единообразного развития судебной практики и даже правового регулирования. Для качественного выполнения данной функции высший судебный орган должен иметь достаточно ограниченное количество дел, рассматриваемых по существу, и такой поток входящих жалоб, которые возможно обработать и отсортировать в обычном, а не авральном режиме.
Однако такое регулирование порождает, на наш взгляд, два существенных риска. Во-первых, это опасность формирования «региональной» судебной практики, если обжалование таких решений будет заканчиваться в подавляющем большинстве случаев на уровне суда субъекта РФ. С учетом того что мировые судьи рассматривают сегодня около 72% всех гражданских дел, разрешаемых судами общей юрисдикции, т.е. в абсолютных цифрах более 9 млн 100 тыс. дел в год[81], возможности Судебной коллегии Верховного Суда РФ — второй кассационной инстанции в действующей судебной иерархии— по контролю за единообразием формирования судебной практики в этих делах весьма ограниченны, а соответственно, возрастает риск развития так называемого регионального правосудия, о котором предупреждают некоторые эксперты[82].
Вторая проблема носит менее сиюминутный, но не менее важный характер. В контексте совершенствования внутригосударственных средств правовой защиты важной задачей, стоящей перед российской правовой системой, является включение всех судебных инстанций в судах общей юрисдикции в перечень таких средств. В том числе, разумеется, речь идет и о надзорном производстве в его новой интерпретации. Однако в отличие от системы арбитражных судов, которая выстроена в соответствии с совершенно иным принципом родовой подсудности и в которой решения всех судов первой инстанции могут быть обжалованы в Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ, в судах общей юрисдикции, как было показано выше, из компетенции Президиума практически полностью исключаются более 72% рассматриваемых этими судами гражданских дел. Очевидно, что для разрешения данной коллизии — даже в том случае и тогда, когда вся система судебных инстанций будет признана эффективным внутригосударственным средством правовой защиты по смыслу статьи 35 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (что является одной из целей реформирования гражданского процессуального законодательства на современном этапе), — необходимо рассмотрение иных, выборочных механизмов обжалования вынесенных мировыми судьями судебных постановлений в суде надзорной инстанции в том случае, если в дальнейшем лица, участвующие в деле, планируют обращение в Страсбург.
Разработка таких механизмов требует дополнительного осмысления. Одним из возможных направлений могло бы стать ограничение возможностей апелляционного обжалования постановлений, вынесенных по требованиям на небольшую сумму (которая подлежит установлению с учетом современных социально-экономических реалий), но с возможностью обжалования правильности применения норм права судом первой инстанции в вышестоящих судах, в том числе в надзорной инстанции. Очевидно, что любые ограничения процессуальных гарантий, в том числе права на обжалование судебных постановлений, должны применяться после тщательного изучения возможных компенсаторных прав и только в общей системе всех процессуальных институтов, в противном случае это приведет лишь к необоснованному ущемлению процессуальных прав граждан.
Срок для обжалования судебных постановлений в порядке надзора устанавливается в три месяца со дня вступления обжалуемого постановления в законную силу; надзорные жалоба или представление также изучаются судьей Верховного Суда РФ, с вынесением, по результатам изучения, определения о передаче дела для рассмотрения в Президиум Верховного Суда РФ или, напротив, об отказе в такой передаче. Таким образом, производство в порядке надзора — в части процедуры — сохранило преемственность с ранее действовавшей моделью. В частности, сохранено, хотя и в слегка измененном виде, право председателя Верховного Суда РФ, его заместителя, вносить в Президиум Верховного Суда РФ представление о пересмотре судебных постановлений в порядке надзора в целях (вот здесь появились некоторые нюансы) «устранения фундаментальных нарушений норм материального права или норм процессуального права, которые повлияли на законность обжалуемых судебных постановлений и лишили участников спорных материальных или процессуальных правоотношений возможности осуществления прав, гарантированных настоящим Кодексом, в том числе права на доступ к правосудию, права на справедливое судебное разбирательство на основе принципа состязательности и равноправия сторон, либо существенно ограничили эти права» (статья 391.11 ГПК РФ в редакции Закона № 353-ФЗ от 9 декабря 2010 года). Интересно, что для реализации этого права установлен более длительный срок, чем для подачи обычных надзорных жалоб и представлений: шесть месяцев вместо трех.
Таким образом, можно утверждать, что новая редакция ГПК РФ фактически разделила схожее по своим признакам производство в президиумах областных судов и в Верховном Суде РФ, первая из которых (до уровня Президиума Верховного Суда РФ) получила название «кассационного производства», а вторая (в Президиуме Верховного Суда РФ) сохранила название «производства в порядке надзора». При этом «новое» кассационное производство существенно отличается от одноименной инстанции в арбитражном процессе, характеризующемся отсутствием «фильтра» для рассмотрения дела в кассационной инстанции, предсказуемостью сроков такого рассмотрения, а самое главное — однократной возможностью рассмотрения дела в суде кассационной инстанции.
Нельзя не обратить внимание и на достаточно вольное обращение законодателя с самой концепцией кассационного производства. В силу исторических причин эти концепции существенно отличались в гражданском и арбитражном процессах, причем кассационное производство в последнем в гораздо большей степени соответствовало сложившемуся в мировой науке и практике пониманию института кассации. Для данного института характерны следующие признаки: рассматриваются только вопросы законности обжалуемых постановлений, т.е. только вопросы права; отсутствует процедура «допуска», или фильтр, для обращения в суд кассационной инстанции (хотя последний признак претерпевает изменения в современный период развития гражданского судопроизводства в силу растущего количества дел). Кроме того, исторически полномочия суда кассационной инстанции не подразумевали возможности вынесения нового решения взамен отмененного, но только направление дела на новое рассмотрение в тот же или иной суд нижестоящей инстанции[83] (сейчас это ограничение практически повсеместно снято, хотя данное полномочие применяется редко)[84].
Анализ нового регулирования деятельности инстанций, осуществляющих пересмотр вступивших в законную силу судебных постановлений, позволяет сделать вывод, что основные недостатки системы судебных инстанций, приводящие к регулярно устанавливаемым Европейским судом нарушениям Конвенции о защите прав человека и основных свобод, не были устранены, а сформулированные в постановлении Конституционного Суда РФ от 5 февраля 2007 года № 2-П рекомендации о направлениях реформирования системы судебных инстанций и приведении ее правового регулирования в соответствие с «признаваемыми Российской Федерацией международно-правовыми стандартами» в должной мере не были реализованы.
При этом не имеет существенного значения, что с формальной точки зрения само по себе производство в порядке надзора в его новом формате отвечает критериям, ранее сформулированным Европейским судом: в настоящее время проблема переходит на уровень кассационной инстанции, которая потенциально сохраняет недостатки «прежнего» надзора (множественность инстанций по пересмотру вступивших в законную силу судебных решений; неопределенность срока, в течение которого такие решения могут быть отменены; неопределенность оснований для отмены). На момент написания данной книги Европейский суд еще не принял решение относительно эффективности нового кассационного производства как внутригосударственного средства правовой защиты, которое необходимо исчерпать по смыслу статьи 35 Конвенции до обращения в Европейский суд. Однако, учитывая все изложенное, можно с высокой долей вероятности предполагать, что это решение будет отрицательным. Соответственно, сохраняется потребность в дальнейшем совершенствовании проверочных процедур в гражданском процессе, более точного определения их целей и основополагающих принципов, соответствующих не только международным обязательствам РФ и тенденциям развития современного гражданского процесса, но и актуальным запросам социально-экономических отношений. Подобное реформирование не может быть осуществлено изолированно лишь в отношении регулирования деятельности той или иной судебной инстанции — оно должно стать частью переосмысления фундаментальных принципов и целей правосудия по гражданским делам, всей системы его институтов, а также лежащих в их основе ценностей.
3. Отмена вступивших в законную силу судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам: оценка Европейского суда и российская практика
Поделиться книгой: