Помоги проекту - поделись книгой:
Схема маршрутов путешествий И. В. Мушкетова в Средней Азии.
Закончив практические занятия на Урале, И. В. Мушкетов возвратился в Петербург и здесь продолжил обработку собранных материалов: подготовил к печати статью «О некоторых месторождениях золота в России» на основе своего отчета о практических занятиях; 18 сентября 1873 г. успешно выступил с докладом в Минералогическом обществе о минералогии руд Успенского золотого рудника на Южном Урале. 27 ноября 1873 г. И. В. Мушкетов был избран действительным членом этого Общества, что свидетельствовало о признании его научных заслуг.
В начале октября он получил извещение из Горного департамента о своем назначении в Туркестанский край. Ему надлежало явиться в Главный штаб — получить подорожную, путевое довольствие и прогонные деньги, рассчитанные по прямому пути до Ташкента — через Оренбург и Казалинск. Но в это время в Петербург приехал генерал-губернатор Туркестана К. П. Кауфман. Он принял И. В. Мушкетова, беседовал с ним и порекомендовал ему ехать в Ташкент через Сибирь, чтобы познакомиться но пути с геологическими условиями свинцовых и серебряных месторождений Алтая и особенностями геологического строения северо-восточного Туркестана. Так первая поездка И. В. Мушкетова в Ташкент частично превратилась в научное путешествие. Из Петербурга он выехал в конце декабря 1873 г., а в Ташкент прибыл только в середине марта 1874 г. В архивах Ивана Васильевича сохранилось довольно подробное его описание этого путешествия. {2}
Попутчиком его был окончивший вместе с ним институт горный инженер Г. Ионшер, направлявшийся в Варнаул. Новый 1874 г. они встретили в Нижнем Новгороде и оттуда поехали на почтовых по зимней сибирской дороге, издавна известной своими невыносимыми ухабами. В это время года местность выглядела довольно однообразной, а от Тюмени до Омска путь почти целиком лежал через необозримую, ровную, бесконечную Сибирскую степь. В Омск они приехали в середине января и два дня здесь отдыхали. «Город Омск, — писал И. В. Мушкетов, {3} — хотя и расположен в красивом месте при впадении реки Оми в Иртыш, но внешний вид его далеко не привлекательный, какой-то казенный; сами здания скорее походят на казармы. На улицах все больше чиновники да солдаты... Во всем городе имеется только одна крайне убогая „книжная торговля”, наполненная все более учебниками. Здесь две гимназии: военная и женская; последняя, но рассказам местных жителей, далеко не удовлетворительная. Торговля, но отзывам самих купцов, идет вяло. Но жители, по-видимому, веселятся, так как в городе имеется не один клуб. . .».
Из Омска И. В. Мушкетов и Г. Ионшер поехали по так называемой линии, образованной вдоль р. Иртыша протянувшимися казацкими поселениями, основанными во времена проходившей здесь границы России. «Поселки казачьи большей частью небольшие: дворов 200 или 300, — пишет И. В. Мушкетов,{4} — а станицы равняются четырем поселкам. Казаки по своей жизни, занятиям, службе и даже одежде во многом напоминают донских, но живут они несколько чище. . . Здесь бывают довольно часто бураны, и один из них мы испытали. Это было в 150 верстах не доезжая Семипалатинска. В Семипалатинск мы приехали 3-го февраля вечером. Так как в городе имелась всего одна гостиница, то мы и направились к ней. Нам пришлось бродить часа полтора по улицам, пока отыскали ее. Хотя было всего только 9 часов, но на улицах не было ни души. Гостиница доставила нам плохой приют, так как в ней было и голодно и холодно. На другой день отправились смотреть город, который несомненно хуже Омска: здания все маленькие, деревянные, каменных домов почти нет, население не более 3500 душ. Гимназий нет, а только училище, в котором 20 мальчиков да 3 девочки. Магазинов только 5, и то жалкие и все втридорога. . . Кроме двух русских церквей, довольно бедных, есть татарская мечеть».
4 февраля 1874 г. они выехали из Семипалатинска в Усть-Каменогорск, куда прибыли в конце вторых суток пути. Отсюда по трудным горным дорогам поехали в Бухтарминское укрепление и далее в Зыряновский рудник, который в то время был самым отдаленным на Алтае. В то время здесь проживало около четырех тысяч человек, но рабочих рук на руднике не хватало. Осмотрев этот рудник, И. В. Мушкетов и Г. Ионшер вернулись в Бухтарму, а оттуда — в Усть-Каменогорск, но не прежней горной дорогой, а по льду р. Иртыша, где было много провалов и полыней. Благополучно добравшись до Усть- Каменогорска, посетили рудники Риддерский и Сокольный, а затем Николаевский, после чего и расстались: Г. Ионшер отправился в Барнаул, а И. В. Мушкетов — через Семипалатинск в г. Верный (Алма-Ата).
По приезде в Ташкент (12 марта 1874 г.) И. В. Мушкетов направился в Канцелярию генерал-губернатора и в тот же день встретился с К. В. Гилевым. Так началась служба в Туркестанском крае. Ташкент — административный его центр — в то время был уже большим городом, с населением около 80—100 тысяч. В новой его части улицы были прямые, довольно широкие, с красивыми аллеями вдоль арыков. Здесь находились гостиницы, клуб, ресторан, множество богатых лавок, хорошая публичная библиотека и большой публичный сад при генерал-губернаторском доме. Старая часть города, по описанию И. В. Мушкетова,{6} была «построена тесно, домики маленькие, с плоскими крышами, без окон на улицу и лепятся черезвычайно близко друг к другу; улицы до крайности узкие. . . Изредка попадаются дома побольше, но их мало; на базаре же находятся большие торговые’ подворья, называемые „сараями". Обыкновенно в этих „сараях" помещаются приезжие торговцы и особенно индийцы, живущие здесь десятками семейств. К выдающимся зданиям принадлежат мечети и медресе (школы). . . Медресе издали можно отличить не только по величине, но и по тому шуму, каким сопровождаются лекции, состоящие в совместном и громком зубрении корана, причем каждый старается перекричать другого. Я взобрался на стену одной медресе с целью посмотреть город. . . В азиатском городе находится большой базар, состоящий из множества мелких лавочек, служащих часто и жилищем. Перед каждой лавочкой на широком выступающем рундуке заседают группы купцов. Тут же у них совершается продажа, покупка и разные деловые сделки — словом, вся жизнь проходит на улице. Больше всего поражает грязь, духота, толкотня. При всей массе народа нигде не видно, однако, женщин, что с первого раза~ производит странное впечатление. Женщины попадаются изредка и то в глухих улицах и всегда закутанные с головы до ног в синие халаты».
К. В. Гилев принял И. В. Мушкетова радушно и между ними быстро установились дружеские отношения. Он сразу же и ознакомил И. В. Мушкетова с первоочередными задачами изучения геологии края. В это время уже существовали проекты проведения железной дороги в Средней Азии до Ташкента, но прежде необходимо было найти крупные месторождения каменного угля, способные обеспечить железную дорогу и промышленность растущих городов. К началу 1874 г. в Туркестане было известно лишь несколько мелких угольных месторождений, но удовлетворить потребности края они не могли. На Татариновской копи в Каратау добыча велась с 1868 г. Пласты угля здесь имели мощность до 3 м, но занимали небольшую площадь, и к 1873 г. изученная часть месторождения оказалась почти полностью выработанной; велись дальнейшие разведочные работы.
И. В. Мушкетову было поручено в первую очередь заняться поисками залежей каменного угля в районах, прилегающих к Ташкенту. Он тотчас начал готовиться к полевым работам: ознакомился с имевшимися материалами (А. С. Татаринова, Д. К. Мышенкова и др.) по геологии намеченных районов исследований, наряду с этим изучал работы по геологии Ч. Лайеля, Ф. Циркеля, К. Риттера, Э. И. Эйхвальда и др. Об этом говорят записи в его дневнике — «Памятной книге» {7} — который он ведет с 20 марта 1874 г.
Целиком поглощенный своей работой и занятиями, он поверяет дневнику: «.. .Скоро я, кажется, не буду ходить в клуб обедать... чтобы знакомств не заводить... Вообще, здесь очень навязываются на знакомства... Некоторые, умерив свое любопытство, начинают как-то косо посматривать и уже не трогают меня».{8} Но не только загруженность работой заставляет его сторониться местного общества. Есть еще одна причина, романтического свойства, — он питает большое чувство к своей юной землячке Евгении, которая учится на курсах в Новочеркасске и, кроме того, принимает участие в живущей там младшей сестре Ивана Васильевича — Екатерине. Переписка с ней и чтение, вполне соответствующее его душевному состоянию, заполняют скупые часы досуга И. В. Мушкетова. «Вот уже четыре дня, — записывает он 6 апреля 1874 г.,{9} — как читаю в свободную минуту Гейне и чувствую облегчение, я отдыхаю с ним. Милый Гейне, как глубоко и искренне он чувствует. . .». 24 апреля в дневнике его появляется такая запись: «. . .При всем уважении к Гейне я не могу простить ему подлое отношение к женщине вообще и скверное к своей жене. Он упал в моих глазах, хотя... благоговею перед его талантом поэта».{10}
27 апреля 1874 г. И. В. Мушкетов выехал из Ташкента и к вечеру 7-го мая прибыл на Татариновскую копь, расположенную в хребте Каратау, примерно в 200 км к северо-востоку от Ташкента. Ознакомившись с состоянием разведочных работ, он провел маршрутные геологические исследования и пришел к заключению, что* разыскиваемый пласт угля выведен на поверхность и смыт, посему продолжать начатые разведочные работы здесь не имеет смысла. Тем не менее результаты своих маршрутных геологических исследований (представление о каменноугольном возрасте угленосных толщ и другие) в рапорте К. В. Гилеву он расценивает лишь как предварительные: «. . .Я не буду подробно излагать свои наблюдения, потому что в них много недостает и подробнее они будут изложены по окончании моих исследований вообще. . . Выводы мои при последующем, более точном . . . ознакомлении с геологией края могут измениться. . .».{11}
Закончив работы в районе Татариновской копи, И. В. Мушкетов продолжил поиски в юго-восточной части Каратау, где обследовал долины Боролдая, Арыса и особенно Бадама. Находясь в районе Казыкурта, 17 июня он заболел и 25 июня возвратился в Ташкент.
3 июля 1874 г. в Ташкент приехал профессор Горного института Г. Д. Романовский, приглашенный на лето в Туркестанский край для проведения геологических исследований и, особенно, выявления новых месторождений каменного угля. К. В. Гилев, понимая необходимость привлечения опытного геолога для изучения Туркестанского края, первоначально вел переговоры с Г. В. Абихом — известным исследователем Кавказа, но тот в это время был занят обработкой собранных им обширных материалов и изданием геологической карты Кавказа, поэтому он обратился к Г. Д. Романовскому, который имел репутацию крупного геолога-практика, разведчика, опытного специалиста по бурению, знатока угольных месторождений и вместе с тем ученого геолога, стратиграфа и палеонтолога. Заинтересовавшись этим предложением, Г. Д. Романовский был готов даже оставить кафедру в Горном институте и целиком посвятить себя изучению края, если серьезным тому препятствием не станут природные его условия.
К этому времени И. В. Мушкетов оправился от болезни и вечером в день приезда Г. Д. Романовского долго беседовал с ним. «Объяснялись, — пишет он в своем дневнике, — по поводу моей статьи об Урале, где он полагает затронут его авторитет. Я ему едва доказал, что тут не должно быть личного, что здесь только научный вопрос.'. . Он потом согласился. . .».{12}
К. В. Гилев предложил И. В. Мушкетову продолжить исследования вместе с Г. Д. Романовским, и 9 июля они уже выехали из Ташкента. Побывав вначале в верховьях р. Угама, осмотрели небольшое угольное месторождение Кызыл-Тал, приуроченное к котловине, окруженной высокими горами. В развитой здесь песчано-глинистой угленосной толще, видимой мощностью около 40 м, в нижних ее частях располагались горючие сланцы и пласты каменного угля мощностью до 0.7—0.8 м. Месторождение это разрабатывалось. Ташкенский предприниматель И. А. Первушин ежегодно добывал здесь до 800 т горючего сланца для своего завода в Ташкенте. Закончив обследование Кызыл-Тала, Г. Д. Романовский и И. В. Мушкетов 15 июля отправились по караванной дороге вдоль южного склона Арысских гор и вышли в верховья р. Бадама, а затем через ст. Машат (на почтовой дороге от Ташкента в Верный) пошли на Татариновскую копь в Каратау, где пробыли с 19-го по 21-е июля. Они внимательно осмотрели это месторождение, и Г. Д. Романовский подтвердил справедливость заключений К. В. Гилева и И. В. Мушкетова о малых его размерах и нецелесообразности дальнейшего ведения здесь разведочных работ. Нужно заметить, что Г. Д. Романовский сразу указал на принадлежность угленосной толщи, вероятнее всего, к юрской системе, а не к каменноугольной, как ранее широко считалось.{13} После этого они исследовали другие месторождения угля на северо-восточном склоне Каратау, обнаружили здесь проявления медных руд, горного хрусталя. На обратном пути перевалили Каратау через Турланский проход, получивший такое название якобы по имени Тамерлана, проходившего здесь с большим войском. За перевалом в долине Темерчи осмотрели месторождение свинцово-цинковых руд, где некоторое время вел добычу И. А. Первушин. По юго-западному склону хребта Каратау достигли Чимкента, а оттуда 1 августа возвратились в г. Ташкент. Ночёвки в Каратау были далеко не безопасны из-за обилия здесь скорпионов и фаланг, но все обошлось благополучно.
В своем дневнике 2 августа И. В. Мушкетов пишет:
7 августа 1874 г. в Ташкенте Г. Д. Романовский представил К. В. Гилеву краткий отчет о проведенных исследованиях, в котором, в частности, указывалось:
В тот же день, 7 августа, Г. Д. Романовский и И. В. Мушкетов вновь отправились путешествовать. Побы-. вали в Самарканде, а на обратном пути обследовали месторождения угля в долинах Эсмане, Тенг-баш, Кокине-Сай, посетили Монгол-тау у Ходжента (Ленинабада), осмотрели месторождения каменной соли в горах Ак-чеку и месторождения свинца и бирюзы в горах близ ст. Мурзерабата, а также совершили несколько экскурсий в долину р. Келеса. В Ташкент возвратились 7 сентября, а 20 сентября Г. Д. Романовский подал рапорт {16} генерал-губернатору К. П. Кауфману о результатах геологических исследований, проведенных им совместно с И. В. Мушкетовым летом 1874 г. Он вновь подтвердил, что «открытые по сие время каменноугольные месторождения. . .» в Туркестанском крае «не могут быть предметом капитальной добычи угля и выгодного заменения древесного топлива», а «прииск Татаринский» не заслуживает «продолжения начатых здесь капитальных выработок. . .». В этом рапорте Г. Д. Романовский высказал весьма важное и ответственное предложение — в изученной им части Туркестана искать крупные месторождения каменного угля не среди значительных горных возвышенностей, а только в более ровных и низменных местностях, прилегающих к этим горным сооружениям: «. . .я допускаю, — писал Г. Д. Романовский, — возможность открытия обширных и благонадежных месторождений угля в следующих местностях:
а) в долине Бал-Алма, верстах в 30 к югу от Ходжента;
б) верстах в 30 к ССЗ — от Ташкента. . с) на равнинах, в 10 и 40 верстах к СВ от станции Ак-Джар (в 30 верстах от Ташкента)... Об этих местностях сообщено мною г. статскому советнику Гилеву, пункты для разведочного бурения может указать сопровождавший меня деятельный и сведущий горный инженер Мушкетов». В этом же рапорте Г. Д. Романовский писал о наличии в крае богатых свинцовых руд, многочисленных проявлений медных руд и других полезных ископаемых. Заканчивая рапорт, он отметил, что разрешение затронутых практических вопросов по горной части «в общем согласуется с прежде произведенными здесь исследованиями г. Гилева и горного инженера Мушкетова, который заслуживает полного доверия для строго-научного исследования края в геологическом и минералогическом отношениях. . .».
24 сентября 1874 г. Г. Д. Романовский покинул Ташкент и по пути в Петербург до 5 октября провел обследование местностей между станцией Ак-Таш (в 15 верстах к югу от Чимкента) и горами Урда-Баши (в 25—30 верстах ЗСЗ от Чимкента) и южного склона Каратау между станциями Туркестан и Балакчи-Ата. В Петербург он прибыл 27 октября. Обоснованная Г. Д. Романовским возможность наличия крупных угольных месторождений в доступных районах вблизи Ташкента выглядела столь убедительной, что К. П. Кауфман, получив в Петербурге его рапорт из Ташкента, тут же распорядился прекратить работы на Татаринской копи и в резолюции на рапорте отметил: {17} «. . .что касается до дальнейшего хода горной части, я обожду возвращения ст. сов. Романовского и его окончательного донесения; по объяснении Романовским будет установлен дальнейший ход дел по этой части». Иными словами, в дальнейшем ведении геологических и горных работ в Туркестанском крае за ним оставлялось решающее слово.
Не менее лестно отозвался о деятельности Г. Д. Романовского в Туркестане летом 1874 г. и К. В. Гилев. В рапорте К. П. Кауфману от 3 октября 1874 г. он писал:
По прибытии в Петербург Г. Д. Романовский, принятый К. П. Кауфманом, представил ему дополнительный рапорт {19} с прогнозом месторождений каменного угля в Туркестане, приложив к нему геологический разрез с указанием предполагаемых мест неглубокого залегания угленосных толщ юрского возраста, которые он рекомендовал вскрыть буровыми скважинами, в районе Ташкента, Чимкента и к востоку от них.
К. П. Кауфман предложил Г. Д. Романовскому, оставив кафедру в Горном институте, продолжить геологические исследования в Туркестанском крае в течение четырех лет, тот согласился, оговорив ряд условий, одним из которых было прикомандированйе на время разведок в помощь ему инженера Мушкетова или другого, исполняющего ту же должность.
В соответствии со своими воззрениями на распространение угленосных отложений в Сырдарьинской области Г. Д. Романовский рекомендовал пробурить в ближайшие годы по крайней мере 8 буровых скважин глубиной около 100 м, что по тем временам было довольно сложным и дорогостоящим (расходы на одну скважину до 8000 руб.) предприятием, а значит, требовало тщательного обоснования заложения каждой из них. И тут серьезные сомнения в правильности доводов Г. Д. Романовского о распространении угленосных отложений в Сырдарьинской низменности, а следовательно, и в обосновании рекомендуемых им буровых работ, внесли исследования И. В. Мушкетова, проведенные им осенью, уже после отъезда Г. Д. Романовского в Петербург.
Из Ташкента И. В. Мушкетов выехал 2 октября в направлении долины Келеса и Бадамских гор. Несмотря на плохую погоду (9 октября наступили заморозки, перемежавшиеся днями с дождем и снегом) и полученную травму (19 октября под ним упала лошадь, подмяв его под себя), ему удалось собрать большой новый материал и проверить ряд прежних наблюдений. 30 октября он возвратился в Ташкент. «Как я обрадовался, — читаем в его дневнике,{20} — что у меня окончены путешествия на нынешний год и что теперь. . . могу читать и писать сколько мне угодно. . .». В завершенном виде отчет о проделанной им в октябре работе был представлен К. В. Гилеву уже 6 декабря 1874 г. Тот, внимательно ознакомившись с ним, направил его генералу Г. А. Колпаковскому со своим рапортом, {21} подчеркивая в нем, что «при своем значении самостоятельного серьезного геологического труда исследования г. Мушкетова. . . прибавляют новые данные к тем, которые служили г. Романовскому для заключения о возможности открыть буровыми скважинами каменный уголь верстах в 25 на северо-запад от г. Ташкента».
На этом рапорте Г. А. Колпаковский наложил резолюцию: «Отчет читал и поручаю иметь его в виду для включения в годовой отчет об управлении генерал-губернаторством для доклада по возвращении из Петербурга его Высокопревосходительству господину главному начальнику края». {22}
Из этих документов видно, что уже первый краткий отчет И. В. Мушкетова о его работах в Туркестане в 1874 г. произвел весьма положительное впечатление как на К. В. Гилева, так и на Г. А. Колпаковского.
Он свидетельствовал о больших его познаниях в различных отраслях геологии (минералогии, петрографии, палеонтологии, полевой геологии и др.), умении наблюдать и обобщать разрозненные факты; строго отделять доказанные положения от гипотетических, критически относиться к взглядам и доводам других исследователей. В частности, в этом отчете он поставил под сомнение весьма важные выводы Г. Д. Романовского о продолжении угленосных отложений юрского возраста, установленных в горах, в Сырдарьинскую низменность, к ним прилегающую.
Осмотр многочисленных выходов горных пород в бассейне р. Келеса показал, что писал И. А. Мушкетов,{23} что ниже известняков третичного возраста «нигде нет выходов не только каменного угля, но даже и пород парагенетических с ним. . . Из всего этого видно, что нахождение каменного угля в этой местности на небольшой глубине более чем сомнительно. Предполагать же, что ближайшее к этой площади каменноугольное месторождение, т. е. то, какое недавно было разведываемо г. Первушиным, продолжается в долину р. Келеса, я решительно не имею никаких более или менее солидных данных, но если даже и предполагать это, основываясь почти исключительно на том, что морские образования должны занимать большое пространство, то и тогда уголь в долине Келеса лежит очень глубоко. . . глубина эта не менее 60 и 70 саж., а, может быть, и более».
Внимательно продумав доводы И. В. Мушкетова и признав их обоснованность и объективность, К. В. Гилев пришел к выводу о нецелесообразности проведения буровых разведок на каменный уголь, предлагаемых Г. Д. Романовским, о чем немедленно сообщил К. П. Кауфману, находившемуся в то время в Петербурге.
С этим письмом К. В. Гилева был ознакомлен Г. Д. Романовский, который, разумеется, стал отстаивать свои взгляды. В рапорте К. П. Кауфману от 30 марта 1875 г. он писал: «В геологии нередко признаются положения точные, с теоретической стороны неопровержимые, особенно относительно подземного распространения пластовых месторождений, например бурого и каменного угля. Если случается, что эти положения не оправдываются на практике, то это составляет только исключение. К таким положениям я отношу и свое мнение о более постоянном распространении каменного угля под третичными слоями Сыр-Дарьинского плоскогорья. Я публично заявил перед специалистами это предположение и никогда не перестану заявлять, что этот вопрос настолько важен, что заслуживает разрешения его практически, т. е. буровыми разведками». {26} Нужно признать, что эти положения Г. Д. Романовского выглядели вполне убедительными, и к тому же авторитет его как крупного геолога-практика и ученого был весьма велик. «В заключение, — писал в этом рапорте Г. Д. Романовский, — осмеливаюсь донести Вашему Высокопревосходительству, что прежде, как и в данном случае, я позволю доверять только своим личным геологическим исследованиям, публикация которых в течение слишком 20-летней моей деятельности не встречала пока опровержений ученых и опытных геологов». Но здесь уже звучит затронутое самолюбие — получилось так, что именно Мушкетов опять оспаривал его воззрения.
Тем не менее действительно нужно было как можно скорее выяснить, имеются ли залежи юрских углей на небольших глубинах в равнинной области близ г. Ташкента, на чем настаивал Г. Д. Романовский. Этот вопрос государственной важности можно было решить только бурением скважин. «Нельзя не согласиться, — писал К. П. Кауфман в своей резолюции на данном рапорте, — с основательностью изложенных здесь соображений. Следует еще выяснить, можем ли мы заложить одновременно 4 буровых скважины. . . Места для буровых разведок во всяком случае должны быть указаны профессором Романовским. Не нужно ли теперь же выслать отсюда какого рода приборы или инструменты для производства работ? Прошу господина профессора Романовского не отказать составить свои соображения по сему предмету».
Ввиду наличия в это время в Туркестане только одного бурового станка и отсутствия там опытных буровых мастеров Г. Д. Романовский порекомендовал К. П. Кауфману ограничиться в 1875 г. бурением всего одной скважины, поручив руководство этими работами И. В. Мушкетову, а подготовку к ним — К. В. Гилеву с И. В. Мушкетовым: «Как г. Гилев, так и помощник его инженер Мушкетов, без сомнения могут заблаговременно приготовить все весьма несложные деревянные буровые принадлежности для разведочного бурения по прилагаемому чертежу, подготовить канаты для бурения, приискать кузнеца, 2 плотников и партию благонадежных рабочих из 7 человек и, наконец, привезти с Татариновской копи все те инструменты, припасы и вещи, кои могут понадобиться при буровых разведках».{27} К. П. Кауфман со всеми предложениями Г. Д. Романовского согласился, и если бы все это осуществилось, то И. В. Мушкетову большую часть 1875 г. пришлось бы заниматься буровыми работами. Но К. В. Гилев не спешил выполнять эти предписания К. А. Кауфмана, считая более разумным использовать И. В. Мушкетова для проведения маршрутных геологических исследований в целях выяснения общих закономерностей геологического строения Туркестанского края. В этом он находил поддержку у Г. А. Колпаковского, исполнявшего должность генерал-губернатора.
30 ноября 1874 г. И. В. Мушкетов познакомился в Ташкенте с известным путешественником Н. А. Северцовым, который, будучи зоологом, занимался еще и разнообразными физико-географическими и даже геологическими исследованиями. «Когда я его спросил, — пишет И. В. Мушкетов, {28} — издаст ли он свои геологические наблюдения. . ., то он прямо сказал, что его наблюдения весьма неполные. Кроме того, он предложил мне взять его материал весь, а на будущий год предложил поехать вместе в Восточный Тянь-Шань; предлагает свои услуги рекомендовать меня Географическому обществу и взять в эту экспедицию за счет общества. По правде сказать, это весьма любопытно и я не прочь, но если бы это было в 1876 г., так чтобы в 1875 г. летом я окончил бы то, что предполагаю — зимой 1875 г. все обработать и издать, а в 1876 г. можно ехать в эту экспедицию; тогда Женя успеет окончить курсы и айда за границу вместе, поехали в Лейпциг. . ., там дешево и университеты хорошие. . . К тому времени у меня будет около 3000 руб., вдвоем на 3000 руб. мы сможем прожить года 4 за границей — чудесно! Гилев же говорил, что мне, наверное, оставят жалование, если так, то тогда можно пропутешествовать всю Европу и в Америке побывать». Таковы были сокровенные планы молодого Ивана Васильевича на ближайшие годы. Ощущая недостаточность своих знаний, он предполагал их пополнить учебой в заграничных университетах. Еще дважды к нему наведывался Н. А. Северцов (1 и 24 декабря 1874 г.) с предложением сотрудничать по изучению геологии края, но И. В. Мушкетов наотрез отказался.
Живя в Ташкенте в 1874 — 1875 гг., И. В. Мушкетов вел довольно уединенный образ жизни, не сближаясь ни с кем, кроме К. В. Гилева, к которому иногда ходил вечерами в гости. Он дорожил каждым свободным часом. В дневнике его встречаются такие записи: «6 декабря 1874 г. Глупо провел день, с утра читал, потом пошел в казначейство — оказался праздник святого Николая. Зашел к Гилеву, остался обедать и до вечера проболтал..., ничего не сделал за целый день». {29} Читал И. В. Мушкетов в это время очень много, приобретая всю новейшую геологическую литературу, в том числе и иностранную. Так, например, уже 20 сентября 1874 г. им было уплачено по счетам за книги по геологии 318 руб. (среди них были сочинения Р. Мурчисона, А. Оппеля, Г. Е. Щуровского и др.).
В течение зимы 1874/75 г. и И. В. Мушкетов занимался в основном минералогическим и петрографическим изучением собранных им летом 1874 г. образцов горных пород. 16 апреля 1875 г. он представил К. В. Гилеву довольно обстоятельный отчет об этих работах, свидетельствующий о большой наблюдательности и отменном знании зарубежной литературы по минералогии и петрографии. В нем И. В. Мушкетов уже не ограничивается минералогическим и петрографическим описанием горных пород, а использует эти данные для реконструкции истории геологического развития территории. «Уже при первых шагах исследования, — писал И. В. Мушкетов, {30} — возникают крайне интересные и важные в научном отношении вопросы о последовательности образования колоссальных громад Средней Азии. . . находя длинный ряд кристаллических образований от гранитов, сиенитов, метаморфических сланцев до мелафиров и трахитов, нельзя не прийти уже к тому заключению, особенно принимая во внимание весьма сильно развитую метаморфизацию пород, что здешние хребты. . . образовались не одновременно, не одним, но несколькими ощутимо периодическими поднятиями. . . Петрографические исследования рядом с общегеогностическими и палеонтологическими несомненно дадут в будущем если не такую полную, то, во всяком случае, такую же интересную картину истории развития здешнего края. . . Ввиду столь увлекательной перспективы, а также ввиду многоразличных сомнений, зародившихся в настоящее время, я с жгучим нетерпением ожидаю лета, чтобы начать подтверждать или опровергать возникающие вопросы».
Даже в этом официальном документе чувствуется его волнение перед предстоящими исследованиями и научными открытиями.
К этому времени план его летних путешествий на 1875 г. был согласован с К. В. Гилевым, и 6 апреля тот подает рапорт Г. А. Колпаковскому о необходимости исследований северо-восточной части края с поручением их И. В. Мушкетову, приложив предварительную смету расходов на них в сумме 1200 руб. На этом рапорте Г. А. Колпаковский наложил резолюцию: «Командировку Мушкетова разрешаю и смету утверждаю с тем, чтобы она была дополнена расходом на наем лошадей для казаков, так как они не могут участвовать в экскурсии на собственных строевых лошадях». {31} Он очень сочувственно отнесся к предстоящей экспедиции И. В. Мушкетова — приказал ознакомить военных губернаторов Сырдарьинской и Семиреченской областей с маршрутом И. В. Мушкетова, а им в свою очередь «распорядиться, во-первых, чтобы г. Мушкетову было оказываемо самое обширное содействие в выполнении его задачи: во-вторых, для конвоирования назначить по десять человек казаков. . . В-третьих, предписать уездным начальникам принимать от г. Мушкетова собранные им коллекции и пересылать в химическую лабораторию; и, в-четвертых, для указания путей назначить расторопных и хорошо знакомых с местностью проводников из туземцев. Независимо от сношений с губернаторами выдать г. Мушкетову открытый лист за моим подписанием, в котором для исполнения местными и туземными властями изложить все, что значится в настоящей. . . резолюции».{32} Такая предусмотрительность во многом способствовала успешному проведению экспедиции.
В первых числах мая 1875 г. И. В. Мушкетов выехал из Ташкента и приступил к исследованию Тянь-Шаньских хребтов. Сначала он отправился вверх по долине р. Чирчик, и, осмотрев здесь месторождение каменного угля, сделал экскурсии по р. Чаткалу до горы Шауриз, что было сопряжено с немалой опасностью. Вот как это описывает сам И. В. Мушкетов: {33} «13-го мая. От дер. Брич-муллы я направился по Чаткалу. Прямо от деревни на восток, версты через 4, дорога врезывается в горы. . . шириной 1 — 2 аршина, лепится по правому склону, левый же склон непроходим. Нужно удивляться тем смельчакам, которые впервые ухитрились проложить тропу при уклоне нередко 70—80°, хотя дорога теперь достаточно выбита, но далеко не настолько, чтобы считаться безопасной, так как с одной стороны в пропасти мчится бурный Чаткал, а с другой высятся неприступные скалы горного известняка, поднимающиеся отвесно на 6000—7000 футов над уровнем реки. . . дорога становится все труднее и часто буквально висит над пропастью в 700 футов глубины, при том крута и камениста, и лошадь едва держится на отполированной поверхности скалы. Наконец мы добрались до моста через Чаткал; это просто две жерди в 1/4 аршина толщины, лежащие концами на груде камней по берегам Чаткала; на жерди набросан хворост, все это ничем не скреплено и только сверху придавлено камнями; ширина моста всего 1 аршин, а длина 3 сажени; внизу такая бурная пропасть, что смотреть страшно; даже привычные киргизы слезают здесь с лошадей».
Перейдя по мосту на правый берег Чаткала, И. В. Мушкетов направился в долину р. Пскема, осмотрев по пути свинцовые месторождения на р. Кок-су. В верховьях Пскема он обследовал (17 мая) месторождение каменного угля Кара-кыз, оказавшееся небольшим по площади и с углем плохого качества. Оттуда через перевал Куль-аму, даже в июне часто непроходимый из-за глубоких снегов, проник в бассейн Чаткала и осмотрел здесь места прежних разведок на золото, медные руды; по перевалу Кара-Бура 26 мая перевалил хр. Таласский Алатау и вышел в бассейн р. Таласа. Посетив вначале несколько речных долин (Куркуреу, Ёакырган и др.), где были известны проявления золота, обследовал возвышенности в районе г. Аулие-Ата и западную часть Киргизского хребта. Затем, вновь выйдя в долину Таласа, он через перевал Утмек в Таласском Алатау проник (18 июня) в долину Сусамыра,. поразившую его своей красотой.
От местных жителей он услышал, что здесь растет трава, по-местному называемая «кургаши», что в переводе означает свинец, от употребления которой гибнут лошади. Зная, что в окрестных горах попадаются свинцовые руды, он допускал, что они могут быть причиной ядовитости этой травы, хотя и не исключал случайного совпадения фактов. Отсюда через перевал Утур в хр. Джумгол-Тау И. В. Мушкетов вышел к долине р. Джунгала и затем к высокогорному озеру Сон-куль (Сонг-кёль), а через перевал Кызарт в хр. Джумгол-Тау — в долину р. Кочкара, где осмотрел месторождения каменной соли.
Миновав перевал Шамы, он оказался на северном склоне Киргизского хребта, где посетил горячие ключи в ущелье Иссык-ата, издавна известные местному населению своими целебными свойствами. Отсюда 3-го июля он пошел на запад — к эксплуатируемому месторождению каменной соли на р. Науруз. Добыча здесь велась беспорядочно. Существующие выработки представляли собой бесформенные ямы, углубленные до 100 м и более. «Ни крепей, ни спусков, ни проветривания; а так как порода, в которой залегает соль, весьма рыхлая, легко размываемая дождевой водой, то случаются частые обвалы и оползни, и жизнь рабочих подвергается постоянной опасности. Даже внешний вид выработок наводит ужас, — писал И. В. Мушкетов, {34} — так что я не решился спуститься в них. Соль такая же нечистая, как на Кочкаре, т. е. с кусочками зеленой глины». Обследовав окрестности г. Токмака, И. В. Мушкетов по Боамскому ущелью, прорезаемому р. Чу, прошел на южный берег озера Иссык-Куль, по нескольким перевалам обследовал хребет Терскей-Алатау, посетил горячие ключи на р. Аксу, совершил экскурсию на лодке вдоль южного берега оз. Иссык-Куль для осмотра якобы остатков затопленного древнего города. Однако наблюдаемые в местности Койсар под водой полосы, принимаемые за cтены зданий, И. В. Мушкетов счел скорее естественного происхождения — результатом чередования известняков с глинами. С оз. Иссык-Куль он, перевалив хребты Кунгей-Алатау и Заилийский Алатау, прибыл в г. Верный (Алма- Ата) .
4 августа, покинув г. Верный, он обследовал западную часть хр. Заилийский Алатау и хр. Кетмень, посетив здесь ряд месторождений каменного угля, медных руд, старые разработки золота, и через перевал Су-ашу на хр. Кетмень вышел (21 августа) в долину р. Или — в Кульджинский район. Здесь он обследовал сначала месторождения каменного угля как на левом, так и на правом бортах долины, а также по ее притокам (реки Ку-ашу, Алмалы и др.), посетил свинцовосеребряное месторождение в северо-восточной части хр. Кетмень.
На некоторых месторождениях каменного угля И. В. Мушкетову довелось наблюдать подземные пожары углей: из трещин выделялись горячие газы с запахом сероводорода; породы вблизи пожаров были покрыты толстым слоем нашатыря и самородной серы. {35} Кроме того, И. В. Мушкетов выявил и многочисленные следы прежних пожаров — обожженные яшмоподобные разноцветные глины, ошлакованные песчаники и конгломераты и пр.
Эти явления, равно как и их масштабы, были большой неожиданностью для него. Направляясь сюда, он в соответствии со взглядами А. Гумбольдта (1844) ожидал увидеть здесь действующие современные вулканы. «Начав свои исследования, — писал И. В. Мушкетов, {36} — я почти убежден был в непреложности мнения Гумбольдта и с недоверием относился к позднейшим исследованиям; {37} но это было только до тех пор, пока дело не дошло до непосредственных наблюдений. Во всех местах, где мне приходилось встречать эти псевдосольфаторы, везде они... происходят. . . от горения каменного угля».
В конце августа И. В. Мушкетов перешел в долину р. Каш, крупного правого притока р. Или, где посетил угольные месторождения на р. Джеретай, и по едва проходимому перевалу Нилкы перевалил хр. Борохоро. Спуск с него оказался еще труднее подъема, поскольку северный склон был круче южного, а свежий рыхлый снег лежал по колено; лошади и люди скользили и падали; многое из снаряжения было поломано и потеряно. Спустившись в долину р. Боргуста, экспедиция через перевал Богдо вышла в долину р. Джергалана (правый приток р. Или).
Поздно вечером 1 сентября И. В. Мушкетов приехал в Кульджу, где, по его словам, висела непроницаемая туча пыли — пылинок лёсса, широко распространенного по долине р. Или. В начале сентября он произвел довольно обстоятельное обследование угленосных отложений, расположенных на правобережье р. Или к северу от г. Кульджи, и по поручению К. В. Гилева ознакомился здесь с работами горного мастера И. Попрядухина. «Для проверки его работ, — сообщал К. В. Гилеву И. В. Мушкетов, {38} — и вообще для знакомства с туземными копями я спускался и осмотрел пять различных копей и убедился лично в большой трудности не только производить съемку, но даже просто спускаться туда; только с детства привыкший. . . может хладнокровно смотреть на эти убийственные трущобы, называемые копями». Работами И. Попрядухина И. В. Мушкетов остался в целом удовлетворен, но счел необходимым несколько дополнить данное ему задание. «Кроме тех поручений, которые изложены в бумаге старшего чиновника особых поручений по горной части. . . за № 40 от 24 марта, в настоящее время, осмотревши лично Ваши работы. . ., я считаю полезным к упомянутой программе сделать некоторые прибавления. . . Во-первых, полезно нанести на план не только расположение существующих работ и выходы пластов каменного угля, находящиеся в районе работ, но также проследить и нанести эти выходы выше по рекам. . . Во-вторых, по возможности следить однородные пласты каменного угля и железных руд по простиранию по всему району здешних каменноугольных образований, что весьма важно. . . для точного определения истинного запаса каменного угля и железных руд по всей этой площади. В-третьих, обратить внимание на действие существующих и бывших пожаров. . . В-четвертых, все выработки железных руд. . . описать и произвести им подземную съемку. В-пятых, по возможности внимательно собирать окаменелости. . .». {39}
Закончив исследования в районе Кульджи, И. В. Мушкетов осмотрел железорудные и серебряно-свинцовые месторождения на р. Сары-будак (приток р. Или), перевалил хр. Борохоро и вышел к оз. Сайрам-нору, в бассейне которого обследовал месторождения графита и свинцовых руд. Затем он перешел в долину р. Баратола, впадающего в оз. Эби-Нур, где осмотрел месторождения марганца, железа, мышьяка и др. Отсюда через ряд перевалов он возвратился в бассейн р. Или, осмотрел золотоносную дрлину р. Хоргос и 26 сентября вышел на почтовую дорогу.
В конце октября И. В. Мушкетов вернулся в Ташкент — путешествие 1875 г. было закончено. По его подсчетам с 8 мая по 10 октября верхом и пешком было пройдено более 4000 км, собран огромный и разносторонний материал по геологии и географии обширной территории Северного Тянь-Шаня и Кульджинского района. Теперь предстояло тщательно его обработать и как можно скорее опубликовать важнейшие итоги, для чего следовало выехать в Петербург. Но еще в силе оставалось распоряжение Н. П. Кауфмана относительно руководства И. В. Мушкетовым запланированными буровыми работами на уголь в районе Ташкента, и это могло задержать его отъезд. К тому же Г. Д. Романовский, находившийся в Ташкенте, в письме (от 30 октября 1875 г.) правителю канцелярии генерал-губернатора генерал-майору А. И. Гомзину вновь поднимал вопрос о помощнике.
И. В. Мушкетов уже и в первый год своей работы в Туркестане зарекомендовал себя как геолог высокой квалификации, вполне готовый для самостоятельной деятельности, что, кстати, отмечает и Г. Д. Романовский. Теперь же, когда он совершил в 1875 г. длительное и трудное путешествие по Северному Тянь-Шаню и собрал огромный фактический материал, обработать который достаточно полно мог только он сам, положение его еще более упрочилось.
29 октября 1875 г. К. В. Гилев подает рапорт А. И. Гомзину, исполнявшему в то время обязанности начальника края, о необходимости поездки И. В. Мушкетова в Петербург для составления отчета. «Материал, собранный г. Мушкетовым, — писал К. В. Гилев, {41} — весьма значителен и представляет собой, кроме чисто геологического и географического интереса, немало и практических данных, относящихся до разъяснения рудных месторождений в Туркестанском крае. Полная обработка такого материала не может быть исполнена в короткое время, и поэтому мною предложено г. Мушкетову, прежде составления полного геологического отчета, составить и издать предварительный отчет. . . Составление этого отчета, не говоря уже о полной обработке, которая должна также идти своим путем, может быть тщательно исполнено г. Мушкетовым только в С.-Петербурге, при пособии музеев и необходимых сочинений. . . Ожидание серьезных результатов от произведенных г. Мушкетовым в настоящем году исследований обязывает меня иметь честь ходатайствовать перед Вашем превосходительством о разрешении горному инженеру Мушкетову отправиться, на зимнее время, для занятий в С.-Петербург. . .». 13 ноября 1875 г. А. И. Гомзин на этом рапорте наложил положительную резолюцию. Но выехать в Петербург И. В. Мушкетов смог только в декабре 1875 г.
Во второй половине ноября 1875 г. в Ташкент возвратился Н. П. Кауфман, в это время окончательно решался вопрос о местах заложения новых разведочных скважин на уголь в Приташкентском районе. Г. Д. Романовский исходя из своих предложений о широком распространении здесь юрских угленосных отложений под покровом третичных осадков в равнинных местностях рекомендовал в первую очередь заложить буровую скважину в местности Ак-Таш (в 12 км к югу от г. Чимкента). Против этого возражали К. В. Гилев и И. В. Мушкетов, считавшие более верным произвести разведки бурения на уже выявленных здесь месторождениях каменного угля. К. П. Кауфман предложил всем троим выехать в район Ак-Таша и на месте принять решение, что и было исполнено. К. В. Гилев с И. В. Мушкетовым сумели убедить Г. Д. Романовского изменить свое мнение, о чем свидетельствует их совместный рапорт К. П. Кауфману от 29 ноября 1875 г., ими троими подписанный.
По предложению Вашего высокопревосходительства были осмотрены нами 27-го ноября окрестности станции Ак-Таш. . . относительно возможности заложения буровой скважины для открытия каменного угля. . . Приняв в соображение значительную глубину, на которой могут залегать предполагаемые каменноугольные образования, мы пришли к заключению, что бурение в этой местности выгоднее заменить подробным исследованием месторождения каменного угля на р. Ленгер, верстах в 25 от г. Чимкента. . . и месторождение угля на р. Изынды-Булак, верстах в 30 на северо-восток от Туркестана.{42}
Буровые разведочные работы на Ленгерском угольном месторождении были начаты, в 1876 г. и проводились под руководством горного инженера поручика Б. Я. Королькова. Здесь была пройдена скважина глубиной около . 50 м, в нижней части разреза вскрывшая глины с маломощными прослоями углей, что и послужило основанием для прекращения разведки. Однако И. В. Мушкетов не счел эти данные достаточными для окончательной оценки «благонадежности ленгерских залежей каменного угля» {43} и поддерживал рекомендацию о перспективности этого месторождения, последующими разведочными работами подтвержденной.
Поделиться книгой: