Помоги проекту - поделись книгой:
Земным символом мирового дерева являются у нанайцев шаманские столбы, которые стоят недалеко от жилищ шаманов. Через эти столбы духи-помощники шамана слетаются к дереву, через этот же столб улетают после обряда. У основания символического дерева-столба ставятся изображения духов, которых вырезают из дерева в виде орла, коршуна, филина и др.
По легендам ульчей, мифическое дерево имеет всего только три сучка. Один сучок символизирует небесного бога Эндури, второй – обиталище подземного бога, третий – подводного. А еще были поверья, что у этого сказочного дерева корни – змеи, кора – жабы и ящерицы, на ветвях его – колокольчики.
Дороги шамана в подземные, небесные и подводные сферы обозначены символами, имеющимися на шаманском костюме – цепями и веревками. Они (дороги) представлялись узкими, вроде следа лыж. Эту дорогу отыскивал посвящаемый в тайны потустороннего мира, чтобы, пройдя по ней, наполниться чудесной силой. Но шаманскому одеянью будет посвящена специальная глава.
Магическая сила шамана, которую даровал ему дух-покровитель, избравший его на эту трудную и почетную должность, могла быть как черной, так и белой, поэтому существует разделение на шаманов белых и шаманов черных.
У южных тувинцев черный шаман имел опыт уничтожения чьей-либо души. Он никогда уже не мог считаться белым, ему не доверяли лечить людей и охранять скот. У него была репутация зловредного.
У якутов белый шаман практически связан только с миром добрых духов. Н. А. Алексеев пишет: «Обязанностью белого шамана было обращение к добрым божествам айыы. При проведении обрядов им помогали „чистые юноши и девушки“. Белые шаманы не впадали в экстаз, а также не имели духов-помощников. Они не могли обращаться к злым духам… Они должны были соблюдать ритуальную чистоту (остерегаться покойников и т. д.). Якутские белые шаманы… по существу, были жрецами общеплеменного культа божеств-покровителей (айыы)». Отличался и наряд белых шаманов. У них не было особого плаща, а только белая шапка, сшитая из белой овечьей шкуры.
Частенько черные и белые шаманы враждовали. Да и шаманы одного уровня воевали между собой, на что их толкал присущий всем неординарным личностям дух соперничества.
И. С. Гурвич в своей работе «Культура северных якутов-оленеводов» приводит пример борьбы между якутскими шаманами – Спиридоном и соперником, явившимся ему в образе быка. Об этом рассказали этнографу купцы, ставшие свидетелями одного из поединков. «Как только зашли в палатку, послышался рев быка, потом наступила тишина… послышался рев оленя. Раздался шум от ломаемых сучьев. Началась буря. Несколько часов не стихал шум. Мы сидели в палатке без огня. Брат Спиридона, обладавший тоже каким-то даром, сказал, что борьба все равно не кончится и Спиридон будет побежден, так как на нем нет костюма и защищается он от бубна». Далее они рассказали, что брат выбежал из чума и вернулся уже в шаманском одеянии. В его отсутствие Спиридон лишился чувств, а когда очнулся, взял бубен и начал в него бить. Три дня он шаманил, не принимая пищи. После этого ругал брата за то, что тот выбежал во время борьбы, что и помогло его сопернику.
После этого поединка «вся долина оказалась в следах оленя и быка, валялись сучья, клочья, шерсть быка и оленя…»
Не напоминает ли вам эта строчка о битвах небожителей, о которых мы рассказывали вам в главе «Странник в мире духов
Глава 4 Практика шаманства
Обряды камлания
Свои обряды шаманисты проводили по многочисленным поводам. Они устраивали моления духам, в чьем ведении находились промыслы. Например, народы, поселившиеся в низовьях Амура, связывали все свои успехи и неудачи с рыболовством. Духи, по поверьям народностей, живших по берегам нижней части Амура, были добрые (они посылали богатые уловы) и злые – те, которые отгоняли удачу во время рыбного промысла и топили людей. Существовали отработанные ритуалы поклонения водяным духам и их главному божеству – Эндурни и другим всевозможным духам (болезни, смерти, благополучия в доме, продолжения рода и. д.). Они содержали в себе много магического, и, конечно, главная роль здесь отводилась шаману.
Присутствовавшие ждали всегда чего-то необычного, чудесного, потрясающего. Зрители шаманских «представлений» обычно становились и их участниками. Они могли подпевать и плясать. Иногда камлания перерастали в настоящие игрища.
Наблюдение зрителями шаманских мистерий вызывало у них страх, производило сильное впечатление, чего, собственно, и добивался шаман. Страх вообще лежит в основе любого колдовства, чувство страха необходимо для того чтобы укрепить веру в могущество шаманов-людей, на милость которых рассчитывают те, чьи судьбы находятся в их власти. Ведьмы и колдуны, знахари и маги разных времен совершали и продолжают совершать ритуалы, цель которых воздействовать не только на могущественных духов, но и на окружающих: ведь обычно «спектакли», которые они разыгрывают, проводятся в присутствии большого скопления людей. При этом они используют различные приемы: ритмическое пение, танцы, чревовещание, крики и визги – все, что может произвести впечатление на присутствующих.
Тому, кто читал роман Вячеслава Шишкова «Угрюм-река», напомним сцену, описывающую
«…Марья Кирилловна окаменела, сердце замирало, билось в страхе. Пока не поздно, надо бы бежать…», – думала она, пока «огромный, грузный, в колдовском облачении шаман гикал, каркал, пел на непонятном языке, гукал… страшным голосом, и все железки на его шубе злобно встряхивались и звенели».
Все эти обрядовые действия, которые он проводит в состоянии экстаза, являются элементами
Понятие «камлание» происходит от слова «кам», обозначающего в древнетюркском языке шамана. Слово «шаман» введено в обиход исследователями Сибирского края позже, в восемнадцатом веке.
У разных народностей шаман называется по-своему, есть и отличительные черты в обрядах, обусловленные традиционными представлениями и обычаями каждого народа. Шаман – прежде всего священнослужитель своей народности, служащий интересам своего рода и племени, потому и практика шаманства различается у разных народов.
Но главная задача, которую он должен выполнить в процессе камлания – созвать духов и узнать у них ответ на вопрос; решение проблемы, ради которой и проводится обряд, всегда одинаково.
«…Эй, духи, собирайтесь! – Он (Гирманча) ткнулся головой вокруг бубна и поет, приветствуя каждого явившегося духа.
– А, это ты, гагара? Вот славно… Ты самая проворная… Эй, добро! Помнишь, как мы ныряли с тобой, едва дна достали?…
…А, это ты, проклятый змей? Это ты огадил мне в прошлый раз глаза, чтобы ослепить меня? Врешь, вижу! Вижу! Я сильней тебя! А ну, давай тягаться!..
…О, вас много! Бубен мой огруз… Эй, подсобляйте! Выше подымайте меня, выше! …Эй, мошкара, поднимай меня выше!..»
Камлание – коллективное действо, призванное произвести впечатление на собравшуюся публику, в чем шаман обычно и преуспевает.
«…И чудится суеверной Марье: один за другим собираются духи, невидимкой садятся на край бубна, ждут. От дыры вверху, сквозь которую смотрят с неба звезды, и до последнего темного угла весь чум стал наполняться жутью. И чудится всем, потерявшим здравый рассудок: ночные волшебные силы шепчутся, колышут присмиревший, напитанный адским смрадом воздух, все прибывают, прибывают, тихим свистом приветствуя своего знакомца, который призвал их к бытию. Добрые и злые, покорные и, как взбесившийся сохатый, буйные слетаются со всех небес, земли и преисподней…»
А вот каким предстает обряд камлания среди глубоких снегов побережья Северного Ледовитого океана у племени онкилонов в романе В. А. Обручева «Земля Санникова».
«Когда наступили сумерки и все возвратились в землянку, явился шаман, который жил отдельно в нескольких километрах. Это был высокий худощавый старик с впалыми щеками и проницательными глазами, глубоко сидевшими под нависшими бровями. Несмотря на сравнительно теплую погоду, он был одет в длинную шубу мехом наружу, с воротника и пояса которой на ремешках свешивались медные и железные бляхи и палочки странной формы, сильно потертые, очевидно, принесенные еще с материка и переходившие от шамана к шаману. В руке у него был небольшой бубен, украшенный кожаными красными и черными лентами и железными погремушками. Остроконечная шапочка вроде скуфьи с почти вылезшим мехом скрывала его волосы. Поклонившись с достоинством вождю и внимательно оглядев чужеземцев и их собак, которые при виде странно одетого человека глухо зарычали, шаман уселся отдельно у ярко пылавшего костра и, отложив бубен, протянул к огню свои костлявые руки, бормоча какие-то слова. По знаку вождя женщины подали шаману чашку с молоком, которое он выпил, предварительно брызнув несколько капель в огонь…
После ужина, перед началом моления, он потребовал, чтобы удалили собак из жилища. Когда это было исполнено, он уселся среди очищенной площадки, окруженной кольцом зрителей, затем достал из кожаного мешочка, привешенного к поясу, щепотку беловатого порошка, высыпал ее на ладонь и слизнул языком. Горохов сообщил путешественникам, что это сушеный мухомор, который камчадалы, коряки и некоторые другие народы употребляют в качестве наркотического средства, вызывающего своеобразное опьянение.
Посидев некоторое время молча, с взором, пристально устремленным в тлеющие угли костра, шаман взял бубен, провел по нему рукой, и тотчас раздались едва слышные звуки звенящей под пальцами туго натянутой кожи. Под их аккомпанемент, постепенно усиливающийся, он запел сначала медленно и вполголоса, гортанными звуками, затем все быстрее, пока пение и гудение барабана не слились в сплошной гул, из которого вырывались отдельные слова, словно вопли. Шаман сначала сидел, раскачиваясь взад и вперед, не спуская взора с огня, но затем, придя в исступление, вскочил и стал кружиться на одном месте все быстрее и быстрее, продолжая бить в бубен и завывая. Его длинная шуба и ремешки с бляхами и палочками при этом вращении начали отходить от туловища и наконец образовали три конуса, насаженные друг на друга и увенчанные конусом его шапки. Руки с конусом были подняты над шапкой и находились в беспрестанном движении; бубен вертелся, качался, плясал, издавая громкий гул.
Но вот песня оборвалась диким воплем, шаман опустился на землю и, раскинув руки и выронив бубен, впал как будто в беспамятство, которое никто не осмелился нарушить. Тонкая струйка пены стекала из угла губ по впалой щеке. Все зрители хранили молчание, и в землянке, только что оглашавшейся хаосом звуков, воцарилась жуткая тишина. Даже собаки, привязанные около землянки, лай которых по временам врывался в песню шамана, замолчали.
Минут через пять шаман привстал, выпил поднесенную ему чашку молока и потом тихим голосом произнес несколько слов, вызвавших среди слушавших волнение и перешептывание. Вождь повторил их громко, и Горохов перевел:
– Духи неба поведали шаману, что народу онкилонов предстоят великие беды.
Амнундак поднял руки к небу, но шаман остановил его жестом и произнес еще несколько слов. Радостный шепот пробежал по рядам зрителей, и вождь, опустив руки, провозгласил:
– Шаман говорит, что беды, может быть, не начнутся, пока чужестранцы будут жить на земле онкилонов. Так поведали духи.
Шаман медленно поднялся, отвесил вождю и путешественникам общий поклон и удалился в сопровождении двух вооруженных воинов…»
Сознание шамана в момент камлания отличается от сознания участников обряда. Он специально доводит себя до экстаза, постепенно входя в него своим кручением и верчением на одной ноге, всеми своими действиями и криками.
«…Шаман крутился в своей пудовой шляпе, как легкий вьюн, ветер бурей летал по чуму, швырял пепел в глаза и рты сидящим, и пламя костра, гудя, металось. Быстрей, еще быстрей!
Белая, вспузырившаяся пена запечатала весь рот шамана, тяжко хрипит шаман. Сердце умирает, едва бьется…»
Почти в каждом описании шаманского ритуала шаман к завершению его в беспамятстве оказывается лежащим на земле.
«Шаман лежал ничком с закрытыми глазами. Он весь подергивался, весь дрожал, пена клубилась на губах…», – читаем у Шишкова.
Обмороки – неотъемлемая часть обряда; они предусмотрены сценарием. Это означает всего лишь, что душа шамана вышла из него и странствует в иных мирах. А его подергивания и конвульсии означают, что в него вселились духи, с которыми он борется. Шаман входил в свою роль и жил воображаемыми странствованиями, находился во власти видений и рассказывал присутствующим о своих приключениях.
Каждый обряд камлания имел свои особенности, потому что каждый раз шаман общался с разными духами. Зависело это также от настроения шамана.
Обряды проводились в самое разное время, что диктовалось целью камлания. Проходили они в самых разнообразных местах – под открытым небом или в юрте, чуме, любом другом помещении.
Особенно впечатляющими были обряды камлания, проходившие в сумерках, при свете очага в юрте или чуме, где стены тесного полога хорошо отражают все звуки. Шаман подносил бубен к своему рту под острым углом, чтобы изменить направление своего голоса, и непрестанно ударял колотушкой. Весь этот шум так оглушал присутствующих, что они были просто не способны различить, откуда идет звук. Возникло впечатление, будто он исходит из разных уголков чума, где собираются духи и вещают, отвечая на вопросы шамана.
Академик Радлов передал свои ощущения от обряда погребения такими словами: «Дикая сцена при магическом освещении костра произвела на меня настолько сильное впечатление, что я еще долгое время следил глазами за шаманом, совершенно забыв обо всем. Алтайцы также были потрясены жутким обрядом, их трубки упали на землю и четверть часа в юрте господствовала полнейшая тишина».
Шаманские ритуальные принадлежности
Ни одна сцена камлания не проходит без бубна. Свои моления и обращения к духам шаман производит обязательно с
В бубне собираются созванные им духи, бубен служит своего рода иконостасом: на нем изображают вселенную и духов.
Этот инструмент схож у всех народностей с развитым культом шаманства. Различна лишь его символика, которая отражает процессы его становления в разные периоды истории.
Выступы на ободе бубна выполняли защитные функции. Их предназначение – оберегать шаманов от врагов. Их количество указывало на силу шамана. В ободе были отверстия, цель которых – высматривать духов. Перед камланием к ободу четырьмя ремнями подвязывалась ручка-крестовина. После обряда два ремня обязательно отвязывались, чтобы духи могли уйти из бубна.
Не сразу шаман получал этот инструмент. Использовать в своих камланиях бубен ему позволяли или не позволяли духи. Иногда он годами ждал от них такого разрешения. Дух рассказывал ему и об устройстве бубна, указывал дерево, из которого следовало бубен изготовить. Обычно это была береза, у которой брали лишь кусок, чтобы дерево не погибло, что означало бы смерть шамана. Бубен обтягивали кожей, разрисовывали, приделывали подвески из металла. После того как бубен был готов, устраивался обряд оживления инструмента. Животное, шкурой которого обтягивали бубен, становилось духом-покровителем и «ездовой лошадью», на которой передвигался шаман. Бубен, в котором помещалась внешняя душа шамана в облике животного, был олицетворением шаманской силы и жизни.
Очень часто народы Севера отождествляли бубен с оленем, а его отдельные части были частями этого животного. Но это могли быть и волк, и медведь, и лиса.
Заменой бубну у некоторых народностей служили
Каждому шаману для его практической деятельности предназначалось несколько бубнов, рассчитанных на определенный срок камлания. По истечении срока бубны заменялись. Когда же иссякали все сроки пользования бубном, шаману предстояла смерть. Это предписание было неумолимым и безусловным. Смерть была неотвратима. Шаман почти всегда умирал, когда срок пользования последним бубном истекал. Бубен вешали на дерево у могилы предков, совершив предварительно над ним ряд операций. У него вспарывали кожу, надламывали обод.
Но было и иначе. У В. А. Обручева в «Земле Санникова» есть следующее описание погребения шамана в водах священного озера, на которое ему указали духи, беседовавшие с ним перед смертью.
«…Умершего шамана кладут на такой же плот, как вы видели, с бубном в руках; в ногах ставят чашу с дарами, в головах жертвенного оленя, а шкурой его покрывают тело. Новый шаман стоит на жертвенной плите и молится, воины всего племени присутствуют. Плот носится по воде взад и вперед – шаман прощается со своим народом…»
Шаманский обряд, отличающий культ шаманизма от других вероисповеданий, был жизненно важным действием и требовал от его исполнителя огромного нервного напряжения и большого актерского искусства. О некоторой схожести игры актера с колдовскими ритуалами свидетельствуют и обрядовый костюм шамана, и его «сценический реквизит», о чем мы поведем рассказ дальше.
Шаманский «наряд»
В одной из работ, раскрывающих сущность этого явления, говорится: «Шаманский костюм воплощает в себе таинство и религиозную космографию: он проявляет не только присутствие сакраментального, но содержит также космические символы и метафизические обозначения».
Одежда шамана – своеобразный символ, выражающий его принадлежность к магическому миру духов. Она является вспомогательным элементом, позволяющим призывать духов, вызывать экстаз. Символика шаманского костюма варьируется в зависимости от места жительства шамана. Как и бубен, свое ритуальное одеяние шаман мог изготовить по указанию духов. Разнообразные украшения костюма носят определенный смысл, понятный шаманистам. Они отражают их мировоззрение. О знаковой системе шаманства мы уже говорили.
Как предполагает Е. Д. Прокофьева, шаманский костюм пришел из древности, из тех времен, когда он был обрядовой одеждой охотников, устраивающих ритуальные пляски во время своих промыслов. А еще костюмы из шкур были предназначены для обмана зверей, чтобы не распознали в нем человека.
На кафтане вышивали внутренние органы – сердце, печень, а также животных, птиц, луну, солнце, звезды. Стебли вдоль рукавов – символ костей.
На голову шаман надевал железный шлем с рогами или головной убор, увешанный медными зеркалами, позволяющими видеть мир. В качестве украшения использовали и птичьи перья. Иногда головные уборы шамана, представлявшие собой шлем-корону, обшивали толстым слоем бахромы, закрывавшей глаза шамана, чтобы лучше функционировало его внутреннее зрение.
Шаманский костюм дополняли аксессуары – погремушка, барабаны с великим множеством бубенчиков. У татар, выходцев из Лапландии, костюм украшали рисунками, изображающими Древо Мира, солнце, луну, радугу. У алтайских шаманов и американских – это лук. Таким образом, ритуальный костюм не был одинаков у всех народов. Общим в шаманском одеяньи было одно – он воссоздавал облик матери-зверя.
Шили этот наряд из шкуры зверя – лося, марала, оленя – которую старались использовать целиком. На шаманской обуви изображали кровеносные сосуды оленьей ноги. Лапы зверя символизировали перчатки.
На голову шаманы надевали также корону или шапку с рогами. Корона представляла собой обруч, состоящий из двух полос, выгнутых дугой и укрепленных крест-накрест. В месте скрещения железных полос прикрепляли выкованные из железа оленьи рога. Иногда они были настоящими. Существует предположение, что первоначально роль шапки выполняла оленья шкура, снятая с животного вместе с рогами.
Добрые алтайские шаманы надевали белую меховую шапку, злые – черную.
Вместо рогов укрепляли иногда изображения птицы; позже костюму шамана и вообще начали придавать птичий облик.
Тувинские шаманы средней силы, обладающие способностью проникать как в «верхний мир», так и в «нижний», для путешествий в поднебесные высоты надевали красный плащ, в «подземный мир теней» – черное одеяние и брали с собой черный бубен.
У некоторых народностей был не один костюм, а несколько, потому что нужны были разные духи для достижения разных целей. Ритуальный костюм – свидетельство шаманской силы и опыта. О них рассказывали нашивки и подвески, количество которых постепенно увеличивалось по мере возрастания способностей и возможностей шамана, повышения его профессионального мастерства.
Символика костюма была общей с бубном.
Лишь с ослаблением шаманства, которое произошло к концу девятнадцатого века, когда в сознание шаманистов начали усиленно внедряться идеи христианства, костюм стал «выходить из моды», и камлание могло происходить в обычной одежде.
Ритуальная одежда нанайских шаманов состояла из куртки без рукавов и юбки, их надевали поверх халата, который шился из хлопчатобумажной ткани с застежкой на правом боку. На халаты наносились изображения духов-защитников. По подолу шла бахрома из ткани или меха и кожи. На плечах и рукавах изображались змеи. На рукава иногда также нашивались изображения черепах и стрекоз. На спине красовалась фигура бога Лаоя, окруженного маленькими фигурками, – его помощниками. Было также на спине и изображение дракона, которого окружали по бокам змеи-питоны. Халат амурских шаманов отличался тем, что сюда пришивались кусочки ткани и ленточки к рукавам на уровне локтей. Иногда к локтям же прикреплялись на нитке утиные, куриные или петушиные перья. Крыло утки, прикрепленное к плечам, предназначалось для того, чтобы шаман мог летать.
У нанайских шаманов имелись две основные шапки для камлания и много шапок, которые надевались во время обряда лечения. На этих шапках были подвешены колокольчики: большие – символизировали птиц, маленькие – считались вместилищем духов. Во время некоторых камланий шею, локти и колени шамана украшали стружками, которые после окончания обряда вешали на дерево. Бытовало поверье, что во время путешествий шамана и его борьбы со злыми духами некоторые из них остаются на этих стружках.
В древнем мире считалось, что лишь в полном своем одеянии шаман получал всю полноту властвования над миром духов.
Экстаз – искусственное помрачение сознания
Рассказывая о шамане и его эзотерической практике шаманства, мы уже неоднократно упоминали слово
Некоторые исследователи начала века – Л. Я. Штернберг, Н. Н. Харузин, С. М. Широкогоров – определяют
В состоянии экстаза, по свидетельству этнографов, семидесятилетние старики в полуторапудовом облачении обретают вдруг способность плясать, подпрыгивать в высоту с необъяснимой легкостью и кружиться, подобно снежинке, на одном месте, а женщины-шаманки проявляют необычайную силу, присущую нескольким здоровым мужчинам. Камлания могут продолжаться на протяжении нескольких часов, в течение которых шаман проявляет удивительную выносливость и неутомимость. В это время он может наносить всевозможный вред своему организму – колоть, резать, не проявляя признаков болевых ощущений. Сами шаманы объясняют преодоление порогов боли вселением различных духов в их организм. К примеру, дух огня помогает им не чувствовать боль, когда они наступают на горящие угли, берутся за раскаленное железо и т. п. Видимо, настолько велика сила самовнушения, о которой мы много будем говорить дальше в нашей книге. Сказанное относится и к ощущению холода, которое теряют сибирские шаманы во время камлания, демонстрируя в голом виде сеансы закаленности. В состоянии исступления шаманы как бы приобретают возможность внутреннего видения, потому что хорошо ориентируются в пространстве с завязанными глазами, не теряя этой способности даже после всяческих кручений-верчений. Ученые объясняют это обострением восприимчивости органов чувств, которая дает возможность сосредоточиться на ощущениях. Человек становится способным улавливать те сигналы нашего организма, которые проходят незамеченными в обычном состоянии. М. Харнер назвал внушенное состояние экстаза шаманским состоянием сознания – ШСС.
Видимо, это состояние обостренности всех органов чувств и дает шаману, под которым мы подразумеваем любого колдуна, возможность уловить особенности в состоянии другого человека. Этим объясняется необычная способность колдунов быстро определить вора. Подозреваемый в воровстве или каком-либо другом неблаговидном поступке всегда испытывает волнение, которое может обнаружить опытный специалист-психолог (а именно это определение подходит по отношению к колдуну) в силу своей осведомленности и опыта, выработавших у него профессиональный «нюх». Индикатором здесь может служить «жилка» на шее. У человека, находящегося в состоянии беспокойства, она бьется очень сильно и заметно. Могут выдать глаза, дрожание рук, хриплый голос, пересохший рот и т. д. Играет роль и влияние мощной силы, исходящей от колдуна, вера в его необычайные возможности, страх перед его сверхъестественными способностями и дарованиями, той же телепатией – умением читать чужие мысли. В подтверждение своих слов приведем два отрывка из книги американского путешественника и этнографа Гарри Райта «Свидетель колдовства».
«…Колдун вышел вперед и протянул ближайшему из шести обвиняемых небольшое птичье яйцо. Его скорлупа была столь нежной, что казалась прозрачной. Ясно, что при малейшем нажиме яйцо будет раздавлено. Колдун приказал подозреваемым передавать яйцо друг другу – кто виновен, тот раздавит и изобличит себя. Когда яйцо дошло до пятого, его лицо вдруг свела гримаса ужаса, и предательский желток показался между пальцами. Несчастный стоял, вытянув руку, с которой падала на землю скорлупа, и его дрожащие губы бормотали признание…»
«…Мальчики, которым было от девяти до четырнадцати лет, стояли потупившись, но на лицах их не было выражения вины, скорее, то было выражение отчаяния. Лусунгу построила их в линию на краю поляны, взяла приготовленную чашу и поднесла ее поочередно каждому из мальчиков. Каждый покорно взял по горстке содержимого – неприятно пахнущего состава из маниоки, и все принялись жевать это крахмалистое вещество. Вдруг Лусунгу скомандовала:
– Плюйте!
Она произнесла это так внезапно, что у несчастных не было времени обдумать приказание. Они просто немедленно выполнили его, выплюнув полупережеванную маниоку. Лусунгу рассмотрела ее и пальцем указала на одного из них:
– Ты виноват!..»
А у мальчика просто пересохло во рту от волнения и маниока, которую он жевал, оказалась сухой.
Далее, проясняя суть колдовского экстаза, важно отметить, что это вещь «заразная». Он может распространиться на всех участвующих в обряде шаманства. У В. Н. Басилова есть описание участников шаманского обряда: «Корчей скобененные лица, кровью налившиеся выпученные глаза, широко растянутый пенящийся рот, плоский, с раздутыми ноздрями нос, встаращившиеся дыбом на голове черные волосья…» Надо отметить, что любой из нас, присутствуя при совершении обряда, может также поддаться атмосфере ее эзотеричности и впасть в состояние экстаза.
В понятии Мир Чи Элиада, экстаз – это не что иное как «конкретный опыт ритуальной смерти». Применительно к шаманам, экстаз – созерцание мира, где добрые и злые духи являются ему в этот момент ясновидения в образе людей и общаются с ним. При этом шаману кажется, что душа действительно унеслась из тела, которое внешне коченеет и носит все признаки смерти.
Г. И. Царева, имя которой нам стало известно из статьи, помещенной в журнале «Наука и религия» (1995. № 2), исследующая природу шаманизма, говоря об экстазе как о важнейшем элементе шаманства, называет его пограничным состоянием сознания, потому что колдун, «несмотря на внешнюю отрешенность от мира, ясно сознает, что происходит вокруг, даже когда он падает без чувств». Из этого «тяжелого психического состояния» он выходит благодаря своей могущественной воле. О том, что, находясь в этом состоянии экзальтированности, шаман может контролировать свои действия, говорит Н. Чэдвик: «Это странное, экзальтированное и в высшей степени нервное состояние не только сознательно достигается, но может сознательно и успешно контролироваться до конца и в соответствии с традиционными предписаниями». Из этого следует, что экстаз – осознанное, запрограммированное состояние, которого шаман достигает посредством самовнушения.
У каждого колдуна были свои способы погружения в экстаз. Кто-то перед камланием постился, кто-то вообще голодал. Другие просто хорошо наедались и высыпались, чтобы хватило силы для такого изнуряющего силы и нервную систему обряда. Вхождение в экстаз зависело также от психологических качеств самого шамана. Некоторые достигали этого состояния быстрее, чем другие. Существовало правило, запрещающее всякие прикосновения к шаману во время камлания, никто не должен был мешать во время таинства шаманства, чтобы не спугнуть духов и не вывести колдуна из состояния экстаза.
Некоторые шаманы утверждают, что после камлания ничего не помнят. Но, скорее всего, они кривят душой. Каждый шаман, практикуя элементы импровизации во время своих «сеансов», проводит их по заранее продуманному и отработанному сценарию.
Шаманство – это искусство, овладевают которым сильные люди.
Психологические приемы шаманов
Все искусство магии, частью которой является и шаманское, пронизано элементами психологии и психотерапии. Любой колдун – прежде всего тонкий психолог, хорошо знающий слабости человеческого организма, тайны человеческой души, изучающий их в процессе своей практической деятельности. Он широко использует такой психологический прием, как
«Единственное заключение, к которому я мог прийти, было то, что африканские колдуны знают и применяют силу психического воздействия… Сила внушения , – подчеркивает исследователь, – … самый эффективный инструмент колдуна; она же является одним из наиболее сильных психологических приемов, используемых в современной медицине…»
Он же утверждает, что «в отношениях с членами своего племени знахарь использует психологические механизмы, существовавшие за сотни, а может быть, и тысячи лет до Фрейда. Они используют механизмы психологического воздействия… в основе которых лежат наблюдения над общими чертами в человеческом характере… Он сочетает мистические элементы внушения с такой практикой, как гипноз, фокусничество и бесполезные лекарства, которым верят и которые именно помогают больному».
Приведем и дальше наблюдения Генри Райта, свидетельствующие о том, что шаман во время своей целительской практики направляет больного в мир его собственных иллюзий и фантазий, убаюкивает его сознание и играет на том доверии, которое сам же создал. «В отдаленных уголках сознания, – пишет Райт, – он может откопать зарытые сокровища памяти – надежды, страхи и навязчивые идеи, которые способны освободить или, наоборот, запутать пациента в сетях, которые тот сам себе сплел».
Современные психотерапевты взяли на вооружение целительские приемы колдунов и их трансовую методику погружения в свое собственное «Я» и на их основе разрабатывают свои уникальные методы психотренинга, дают рекомендации в области знаний человеческой души и воздействия на себя и других людей, помогая открыть в себе шамана.
Поделиться книгой: