Салли, наклонясь к Томеку, что-то шептала ему на ухо, как вдруг послышался глухой цокот копыт. Не было сомнения, что к ранчо галопом приближалась большая группа всадников. Томек быстро взглянул на боцмана, но тот как ни в чем не бывало спокойно потягивал свой ром.
Топот усилился. Спустя несколько минут в облаке пыли показались всадники. Они осадили вспененных скакунов возле веранды. Высокий худой шериф Аллан легко соскочил с вороного коня, небрежно бросил поводья выбежавшему к нему негру и повернулся к остальным всадникам.
Это были индейцы, одетые в кожаные штаны и такие же куртки. На коротко подстриженных головах у них были надеты фетровые серые широкополые шляпы, совсем такие же, как у кавалеристов Соединенных Штатов. Все всадники были при карабинах.
По команде шерифа, отданной по-английски, индейцы спешились. Только один из них не сделал ни малейшего движения, сидя в седле, словно каменное изваяние, хотя, конечно, как и большинство американских индейцев, он хорошо знал язык белых.
Теперь можно было различить, что неподвижный всадник одет иначе, чем остальные индейцы. Поверх длинных кожаных штанов, с бахромой по швам, была перекинута повязка, пропущенная между ногами. Широкий цветной пояс свисал на бедра. Из-под распахнутого короткого кафтана с длинными рукавами виднелось голое медно-коричневое тело. В противоположность остальным всадникам, у этого на голове было черное сомбреро. Длинные волосы падали на плечи.
Томек еле сдержал изумленный возглас. Индеец явно напоминал таинственного всадника, которого он видел издалека этим утром. Юноша внимательно присмотрелся и сразу же понял, почему индеец остался в седле. Его запястья были схвачены стальными наручниками, а ноги связаны толстым ремнем, пропущенным под брюхом лошади.
Томек подошел к боцману.
— Мне кажется, что это тот самый таинственный всадник, которого я видел сегодня рано утром в прерии, — шепнул он.
— Держи язык за зубами, пока мы не узнаем, что он за птица, — ответил боцман.
Шериф не терял времени даром. По его приказанию индейцы развязали пленнику ноги, стащили его с лошади, повалили на землю и защелкнули на ногах стальные браслеты. После этого трое индейцев отвели лошадей в загон, в то время как остальные устроились под открытым небом у веранды дома.
Два индейца с винтовками уселись возле пленника.
Шериф Аллан вошел на веранду. Едва он успел приказать негритянке Бетти накормить прибывших, как к нему подбежала Салли.
— Что все это значит, дядя? Кто этот индеец? — спросила она.
— Потом поговорим, сейчас я голоден как волк, — ответил шериф. — Вы уже ужинали?
— Нет, мы ждали тебя, Джонни, — ответила миссис Аллан. — Но теперь мне и есть не хочется! В чем провинился этот несчастный человек, что вы так жестоко обошлись с ним?
— Несчастный человек! — удивился шериф. — Нашла кого жалеть! Как только ты узнаешь, кто он такой, то перестанешь так говорить. Австралийские туземцы не докучали вам так, как нам воинственные американские индейцы. Отсюда и твое возмущение. Пойдем ужинать, я вижу, что Бетти уже накрыла на стол.
Шериф сделал приглашающий жест. Все пошли в столовую. Аллан ужинал с большим аппетитом.
Томек, Салли и ее мать ели немного, а вот боцман Новицкий не уступал хозяину.
Оба пододвигали друг другу блюда и с готовностью подливали холодного пива.
— Да они никогда не наедятся! — шепнула Салли, с нетерпением ожидавшая обещанного рассказа.
— Погоди, их животы долго не выдержат. Твой дядя явно замедляет ход… — так же шепотом ответил Томек.
Салли многозначительно подмигнула Томеку, когда наконец шериф вытер губы салфеткой и отодвинул от себя тарелку. Из стоявшего на столе ящика он достал ароматную сигару, медленно обрезал перочинным ножиком конец и раскурил.
— Я вижу, что наши прекрасные дамы совсем потеряли аппетит, увидев индейца в стальных браслетах, — начал боцман, снисходительно улыбаясь. — Милосердие — большая добродетель. Когда поскитаешься по свету — всего насмотришься, но должен признаться, что и меня трогает несчастье ближнего.
Шериф серьезно взглянул на моряка и медленно выпустил клуб голубоватого дыма.
— Приходилось ли кому-нибудь из вас слышать о Пляске Духа?[15] — спокойно спросил шериф.
Боцман отрицательно покачал головой. Салли и ее мать тоже никогда не слышали о таком танце. А вот Томек уверенно ответил:
— Пляска Духа — это религиозный танец племени сиу.
— Браво, молодой человек! Я вижу, что еще не успел должным образом оценить твои познания! — одобрительно произнес шериф Аллан. — Откуда ты знаешь об этом?
— Перед каждой экспедицией я стараюсь всегда как можно больше разузнать о стране, куда намерен ехать, — ответил юноша.
— Вы должны знать, что наш Томек унаследовал от своего почтенного родителя тягу к науке. Он словно ходячая энциклопедия, — гордо сказал моряк, довольный, что может похвалиться ученостью своего воспитанника.
— А я не подозревал его в особой любви к книжкам, видя, что он целыми днями носится по прерии, — признался шериф. — Может быть, ты еще что-нибудь знаешь о сиу и Пляске Духа?
— К сожалению, только это.
— А вы, дядя, знаете? — хитро спросила Салли.
Шериф улыбнулся и начал рассказ:
— Это довольно старая и странная история. В 1888 году между индейскими племенами северо-западной Америки распространилось известие, что в одном из уголков штата Вайоминг появился Грейт-Медисин-Мен[16] — великий колдун, который призвал всех краснокожих к восстанию против белых колонизаторов. Это был индеец Вовока из племени пайют. От своих соплеменников он потребовал прекратить междоусобную борьбу и объединиться. Он считал, что всем индейцам надо покончить с распрями и отказаться от обычаев, перенятых от белых людей. Если это будет сделано, тогда появится индейский мессия, который прогонит белых за Большую Воду, воскресит перебитых бизонов и вернет индейцам прежнюю жизнь. Это возрождение, приход которого провозглашал старый Вовока, получило название «Пляска Духа» — так звался танец, который совершали сторонники Вовоки во время обрядов. Для этого танца краснокожие надевали белые рубашки, украшенные амулетами для защиты от злого духа, и, танцуя, часто впадали в экстаз: они свято верили, что во время этой пляски души их уносятся в Страну Великого Духа, где обитают их предки.
Призывы Вовоки были услышаны. Индейцы готовились встать на тропу войны, вооружались и раскрашивали лица. Пляска Духа возбуждала умы. Индейцы брались за оружие, отказывались подчиняться правительственным чиновникам, ведающим резервациями. Начались волнения, особенно усилившиеся, когда во главе всего движения очутился Татанка Ийотаке — Сидящий Бык — вождь и очень влиятельный жрец племени тетон-дакота, принадлежащего к языковой группе сиу.
Сидящий Бык был очень опасным противником. Еще в 1875 году он начал войну, длившуюся два года. После битвы под Литл-Бигхорн бежал в Канаду, откуда вернулся и поселился в резервации сиу. Будучи непримиримым врагом белых, он поддержал призыв Вовоки. Снова начал борьбу, которая сперва была успешной, но вскоре у индейцев не стало оружия и припасов.
— Дядя, а что случилось с этим храбрым вождем? — спросила Салли.
Татанка Ийотаке, Сидящий Бык (1831(?)—1890) — вождь и духовный лидер индейского племени хункпапа (входит в состав народа лакота из группы сиу). С 1863 г. участвовал в борьбе индейцев с американскими войсками. Был известен как противник переселения коренных народов в резервации. Пользовался большим авторитетом, в 1866–1868 гг. был избран верховным вождем сиу. В 1885 г. некоторое время выступал в шоу «Дикий Запад»: верхом на коне объезжал арену, раздавал автографы и фотографировался со зрителями. Однако оставался враждебно настроен к белым. В 1890 г. погиб в перестрелке с полицией.
Шериф гневно насупил брови, но ответил спокойно:
— Кончил плохо, и по заслугам. Он и его сын были убиты индейскими полицейскими: Красным Томагавком и Бычьей Головой. Со смертью предводителя прекратилось и бессмысленное сопротивление индейцев.
— Когда погиб Сидящий Бык? — спросил Томек.
— В декабре 1890 года, — ответил шериф и занялся своей погасшей сигарой.
— Я тоже так считал, но спросил только потому, что никак не могу найти связь между Пляской Духа и индейским пленником, который лежит связанный, как теленок, у нашего дома, — сказал Томек.
— Ты высказал вслух мои мысли! — воскликнула миссис Аллан. — При чем тут этот несчастный человек?
— Вот теперь-то мы подошли к сути дела, — ответил шериф. — С некоторых пор ко мне стали поступать сообщения, что какой-то таинственный краснокожий сеет смуту среди окрестных индейцев. В резервациях будто бы опять стали совершать запрещенный обряд Пляски Духа. После загадочного исчезновения двух правительственных агентов мне пришлось заняться следствием. Я установил, что время от времени в наших резервациях появляется какой-то посланец из-за мексиканской границы и подстрекает индейцев к восстанию против белых. Я несколько раз устраивал на него засады, но он, предупрежденный своими шпионами, уходил от меня. Наконец я нашел человека, который помог мне поймать подстрекателя. Богатый ранчеро[17], индеец по имени Многогривый, сообщил мне вчера, что индейцы ожидают этого посланца. Я с отрядом индейской полиции устроил засаду в доме Многогривого, и преступник угодил в ловушку.
— Ага, так это и есть тот подстрекатель?! — воскликнул боцман, хлопнув себя по бедру. — Поздравляю, шериф, поздравляю! И как зовут этого фрукта?
Томек с укором посмотрел на друга, но боцман сделал вид, что не замечает этого. Шериф обстоятельно ответил:
— Подстрекателя зовут Черная Молния, он апач. Черный цвет у индейцев символизирует смерть. Говорят, что у этой Черной Молнии много всего на совести.
— Ну, это удача, шериф! — продолжал боцман. — Но почему вы его сразу не повесили?
— Надо кое-что у него выпытать. Он явно верховодит большой группой краснокожих, которая скрывается в горах вблизи нашей границы. Да мы и не намерены лишать его жизни. Если он будет вести себя разумно и выдаст нам убежище бунтовщиков, мы будем считать его военнопленным.
— Дядя, значит, после допроса вы его освободите? — спросила Салли.
— Нет, милая, мы отправим его в Форт-Марион во Флориде, где несколько сот непокорных индейцев находятся в лагере как военнопленные.
— Значит, ничего плохого ему не сделают! — обрадовалась Салли.
— Пожалуй, это не очень разумно так мягко относиться к бунтовщикам, — заявил боцман Новицкий, притворяясь возмущенным. — Весьма дурной пример для остальных смутьянов…
— Не беспокойтесь, — успокоил его шериф. — Мы настолько сильны, что уже можем не прибегать к слишком… суровым мерам.
Но боцман не унимался:
— Если в одном месте соберется много подобных молодцев, то ведь им нетрудно будет устроить побег, а там и до восстания недалеко.
— Мы справлялись и не с такими, как Черная Молния, — ответил шериф Аллан. — Надо вам знать, что апачи, целые века жившие разбоем, долго противились переселению в резервации. Такие воины, как Кочис, Джеронимо, Начес, Хучи и Нольджи, крепко нам досадили. Когда мягкие меры не помогли, их объявили вне закона и преследовали до тех пор, пока не схватили. Большинство из них находится в лагерях во Флориде, но на родину после освобождения вернулись немногие.
— Могу я спросить почему? — поинтересовался боцман.
— Местные индейцы привыкли к сухому климату прерий. А почти вся территория Флориды покрыта болотистыми джунглями. Суровая дисциплина, нездоровый и непривычный климат, тоска по родным краям делают свое дело.
— Хо-хо! Недурной способ избавляться от бунтовщиков, — пророкотал боцман Новицкий. — Как говорится — прошу прощения, — все делается в белых перчатках.
Миссис Аллан нахмурилась.
— Хорошо же вы поступаете с законными владельцами этой земли. Короче говоря, индейцы должны либо дать запереть себя в резервации, либо погибнуть в Форт-Марион, — сухо заметила она.
— Я не знал, что бедным индейцам приходится терпеть такую несправедливость, — грустно сказал Томек. — Подобную же судьбу уготовили полякам российские цари. Настоящих патриотов они вешают или ссылают в Сибирь. Вы же в курсе, что даже мой отец и боцман вынуждены были бежать из родной страны, спасаясь от ссылки.
— Ну вот, извольте, я с опасностью для жизни целыми днями гоняюсь за бунтовщиками, а мои близкие обвиняют меня в несправедливости, — воскликнул шериф, криво улыбаясь. — Если уж на то пошло, то признаюсь, что и мне иногда жаль этих краснокожих храбрецов. Но пока я шериф, я должен исполнять свой нелегкий долг.
— Понимаю, понимаю. И на корабле такой же закон. Каждый должен выполнять свою обязанность, даже если это будет стоить ему жизни, — поддакнул боцман. — Шериф — тот же капитан корабля. Но я не понимаю, почему краснокожие полицейские с таким рвением стерегут пленного. Неужели они не могут с ним стакнуться?
— Этого можно не бояться. Большинство краснокожих ненавидят индейскую полицию. Конечно, несправедливо, потому что в полиции служат индейцы, лояльные к нашему правительству. Разве разумное поведение можно считать предательством?
— Мне кажется, можно, если оно противоречит интересам народа. Но что говорить о дружественных отношениях между краснокожими и белыми, если сами индейцы ненавидят друг друга, — вмешалась миссис Аллан, которую не убедили аргументы деверя.
Прежде чем шериф сумел что-то ответить, отозвался Томек:
— Честные и благородные люди всегда найдут правильный путь. Я слышал о белых, пользовавшихся большим доверием среди американских индейцев. К примеру, мой соотечественник, первооткрыватель и путешественник Павел Стшелецкий долго жил среди индейцев и был другом Оцеолы, героического вождя семинолов.
— Томми, это тот самый путешественник, который открыл Австралийские Альпы и назвал там самую высокую вершину горой Косцюшко? — спросила Салли.
— Да, тот самый, — подтвердил Томек, улыбаясь своей приятельнице.
— А я и не знала, что Стшелецкий путешествовал по Америке, — удивилась девушка.
— Стшелецкий объехал почти весь мир, — сказал юноша. — Перед посещением Австралии он путешествовал по Северной и Южной Америке, потом поехал на острова Тихого океана и в Новую Зеландию.
— А в Штатах он тоже открыл что-нибудь интересное? — спросила Салли.
— Нет, в Америке Стшелецкий занимался в основном этнографическими исследованиями, а собранный материал включил в свою книгу. В Соединенных Штатах он путешествовал по следам Косцюшко, то есть посетил Бостон, Нью-Йорк, Филадельфию, Балтимор, Вашингтон, Ричмонд и Чарлстон. Вел интересные исследования в мексиканской местности Сонора и в Калифорнии. Стшелецкий был очень добрым человеком. Он всегда помогал обиженным и преследуемым. Он даже наведался к президенту Соединенных Штатов Эндрю Джексону, чтобы помочь польским эмигрантам и бывшим заключенным, сосланным когда-то из Англии в Америку. Тогда же он пытался облегчить судьбу индейцев и негритянских рабов. По этому вопросу он даже обращался в Конгресс Соединенных Штатов.
Стшелецкий, Павел Эдмунд (1797–1873) — польский путешественник, географ и геолог. С 1839 по 1843 г. проводил геологические исследования в Австралии и Новой Зеландии. Открыл Австралийские Альпы, первым покорил самую высокую вершину Австралии (2228 м) и назвал ее в честь национального героя Польши — гора Косцюшко. После возвращения в Европу написал книгу «Физическое описание Нового Южного Уэльса и Земли Ван-Димена».
— Ого! Этот Стшелецкий был смелым человеком! — воскликнул боцман.
— Неужели он ничуть не боялся индейцев? — продолжала спрашивать Салли.
— Как я уже говорил, Стшелецкий занимался этнографическими исследованиями среди коренных жителей Америки. Некоторое время жил у гуронов, обитающих в Стране Больших Озер. Не одну ночь провел в их вигвамах. И хотя индейцы вели тогда междоусобную войну, Стшелецкий в одиночку бродил по лесам и прериям. Ему часто приходилось идти по военным тропам индейцев, пылавших законной ненавистью к белым колонистам, и при этом удавалось избегать опасности. Он даже смог подружиться с различными племенами и их вождями. Лучшим доказательством тому служит одна история. Когда осевшие во Флориде семинолы, желая предотвратить безжалостное истребление своего племени, начали неравную, но героическую борьбу с Соединенными Штатами, Стшелецкий жил в согласии с индейцами и завязал дружбу с их вождем Оцеолой. Позднее, в своих воспоминаниях, Стшелецкий много писал об этом великом индейском вожде.
Оцеола (1804–1838) — вождь индейского племени семинолов. Выступал против переселения племени в резервацию, участвовал в ряде сражений, известных как Вторая семинольская война. Это был военный конфликт во Флориде между индейцами племени семинолов и белыми американцами. В 1838 г. Оцеола был взят в плен, когда прибыл на переговоры о мире, и заключен в Форт-Моултри. Через три месяца он умер от малярии.
— А скажи, Томми, что стало потом с Оцеолой?
— Американцы взяли его в плен. В 1838 году он умер от ангины в Форт-Моултри[18], где находился в качестве военнопленного.
— Ты, Томек, интересные вещи нам рассказываешь! — отозвалась миссис Аллан. — Значит, твои соотечественники умели дружить с американскими тузем-цами. Ничего не скажешь, печальная судьба покоренных народов!
Шериф Аллан беспомощно пожал плечами и произнес:
— Индейская проблема в Америке никогда не была легкой. Если бы мы даже не заключили краснокожих в резервации, то наши поселенцы все равно бы вырезали их всех до одного. Достаточно вспомнить резню в Камп-Грант.
— Расскажите нам, пожалуйста, об этом. Мы охотно послушаем, — попросил боцман.