Автор капитального труда по фортификации в России 1725―1762 годов военный инженер генерал-лейтенант Ласковский, который, кстати, весьма невысоко оценивает «искусство» тех, кто проектировал и принимал первые профили Оренбургской крепости, пишет, что фасы вышеупомянутых бастионов были облицованы уже в 1747 году по профилю губернской канцелярии. Имеющиеся чертежи эту дату не подтверждают. Во всяком случае, левый фас Губернского бастиона еще в 1751 году оставался не облицованным вообще и имел берму. Каменную одежду, и довольно крутую, имел здесь только эскарп (профиль Е ― Ж, рис. 4).
Некоторое представление о состоянии строительства крепостной ограды через 9 лет после закладки города дают профили по состоянию на май 1752 года. Литерами на плане (рис. 2) указаны участки, которые имели различные профили, часть из которых дана на чертежах (рис. 4).
По новому профилю губернской канцелярии завершены были участки вала Ж ― 3 и И ― К, то есть правый фас Губернского и оба фаса Галофеевского бастионов. Фундамент закладывался наклонно. Но в это же время в другом месте ― на левом фасе Бердского бастиона (Г ― Д). где к этому году каменную кладку вывели только до местного горизонта, фундамент начали закладывать уже горизонтально. Это было единственным изменением, внесенным при И. И. Неплюеве в «сочиненную при Оренбургской губернии профиль» под влиянием присланной из центра. Куртина между Губернским и Галофеевским бастионами была облицована вся. Таким образом «парадная» сторона крепости производила в это время достаточно внушительное впечатление на приезжающих из центральной России и из Башкирии, только ров здесь не был еще доведен до проектного профиля.
Остальная крепость была мало похожа на эту часть. Уже левый фас Губернского бастиона (Е ― Ж) имел совсем иной вид. Весь участок Д ― Е носил примерно такой же характер, только совсем без каменной одежды. Участок от А до Д мало отличался от приводимого профиля А ― Б, нигде не было еще бруствера, лишь на упомянутом фасе Бердского бастиона велась каменная работа во рве. Обо всей остальной крепостной ограде достаточно красноречиво говорит третий профиль (К ― Л, М ― А).
Позже, вероятно в начале 1760-х годов (план, к сожалению, не датирован), присланный из центра профиль все-таки применили. Сначала отлицевали по нему левый фланк Неплюевского бастиона, то есть вал рядом с Орскими воротами. Наличие ворот в непосредственной близости от этого места и определило, по всей вероятности, выбор участка, поскольку прослеживается тенденция прежде всего производить впечатление на въезжающих, взгляду которых остальная крепость могла остаться недоступной. По этому профилю начали понемногу лицевать крепость с западной стороны. Но, судя по результатам, крепостные работы все более и более запускались, и к началу Крестьянской войны 1773―1775 годов крепость была не в лучшем состоянии. Надо сказать, что в проектах недостатка не было. По мысли генерал-майора фон Эттингера, крепость надлежало сомкнуть со стороны Яика при помощи двойной ограды, а в сторону возвышенности на северо-востоке добавить равелин перед куртиной между Фонштокманским и Никольским бастионами. Несколько иной проект предлагал генерал-майор Дебоскет. Может быть, на производство работ отрицательно влияла частая смена губернаторов. После Неплюева за десять лет с 1758 по 1768 год их было трое: Давыдов (1758―1762), Волков (1763―1764), князь Путятин (1764―1768).
Город
Одновременно с крепостью начато было и строительство города. Оно шло по «регулярному» плану, то есть Оренбург был спланирован по новым принципам строительства и реконструкции населенных пунктов, начало которым было положено при Петре Великом. Эти принципы были четко сформулированы и обязательны при строительстве новых городов, крепостей. Они предусматривали единовременность планирования и осуществления плана, геометрически правильную планировку, преимущественно по прямоугольной сетке, обязательное наличие центральной площади с административными учреждениями, симметричное размещение комплексов зданий и ряд других особенностей. Готовый план обычно «привязывался» к рельефу местности, что часто приводило и к неудачным решениям. Это было стандартно-типовое планирование; на Южном Урале, например, все крепости строились прямоугольными в плане.
Благодаря своему ведущему значению, Оренбург строился по плану, разработанному на месте, в основу которого легли те же принципы, но примененные более гибко. Так, административный центр расположили не на главной площади, а у реки, в начале главной улицы, что совпадало со старинным размещением центра русских городов; нет полной симметрии в размещении торговой части. Это, по словам историка архитектуры Н. Л. Крашенинниковой, «придавало Оренбургу свой, ему одному присущий художественный образ» [12] .
Особенность, однако, не только в этом. Анализ показывает, что принцип прямоугольной сетки тоже применен творчески, так что планировка органично сочетается с функцией крепости. Город ведь могли спланировать, просто пересекая улицы под прямым углом. Это полностью соответствовало бы регулярности, и многие города так и спланированы; но к Оренбургу подошли иначе, как это видно из схематического плана (рис.2), отражающего застройку первых десятилетий, если не считать перенос Гостиного двора. План построен на двух взаимно перпендикулярных осях (современные улицы Советская и Ленинская) с центральной площадью на их пересечении. На осях построен прямоугольник улиц, почти опирающийся на овал крепости. Улицы прямоугольника имели рокадное значение, в случае осады они позволяли бы перебрасывать силы, не перегружая центр и пространство около вала. Первые их названия были Воскресенская, Казанская, Артиллерийская, Проезжая; сейчас это соответственно ул. Кобозева, Краснознаменная, 8-го Марта, М. Горького. Главные планировочные оси делили город на четыре сектора, каждый из которых можно было легко изолировать в случае необходимости. Свое дальнейшее развитие и завершенность получила здесь планировочная структура города у Красной горы. Число сквозных улиц сокращено до минимума. Улицы перекрываются кварталами уже не через одну, а сразу по две и даже три. Таким образом, при надлежащей застройке, а она рекомендовалась в то время «сплошной фасадой», в любой части города достаточно было бы 5―6 заслонов, чтобы локализовать прорыв через вал. Локализации прорыва через ворота способствовало бы продольное по отношению к ним расположение кварталов. Главной причиной такого своеобразного решения планировки (аналога ей не найдено, исключая частный случай планировочной схемы у ворот) явилась, возможно, особенность потенциального противника кочевников. Основной силой их была конница, а действие ее ослабляется, если приходится поворачивать.
Весь комплекс особенностей дает право говорить об уникальности планировки города-крепости на Яике. В большей своей части она дошла до нас и является сама по себе памятником истории и культуры.
С градостроительной точки зрения интересен выбор направления улиц: ведь они могли быть спланированы и по-другому. Дело в том, что периферийные кварталы не могут быть по-настоящему симметричны, так как осевая улица расходится с осью овала крепости на 17―18 градусов, в то время как в XVIII веке общепринятым было симметрично-осевое построение планировочных систем. Поэтому можно было ожидать совпадения осей тем более, что рельеф не препятствует прокладке улиц в любом направлении. Но из-за отсутствия документов это можно только предполагать.
Когда утверждался проект, выбор направления улиц не играл роли в отношении симметрии, ведь крепость была круглой. Вероятно, главную улицу начали именно в этом месте потому, что здесь удобный выход на обрыв реки: западнее холм, а восточнее спуск более пологий. Направление же на северо-северо-запад определилось выходом ее между двумя средними по отношению к этой точке бастионами ― таким образом улица оказывалась осью симметрии. Крепость, однако, построили овальной, причем овал даже не совсем правильный. Но направления улиц менять не стали, возможно даже, что изменение формы крепости произошло на месте, когда разбивка улиц была уже произведена. Как бы то ни было, но план решен удачно: за более чем 200-летний период принципиальных изменений в планировку внесено не было, что довольно редко. Кстати, благодаря такому решению, в городе не было окна, из выходящих на улицу, в которое никогда не попадал бы солнечный луч.
Регулярность отражалась не только в планировке города, но и в принципах его заселения, которое проводилось строго по плану. Кварталы или корпуса, как их тогда называли, расположенные вдоль главных осевых улиц ― Губернской и Штабской (нынешние Советская и Ленинская), планировались под застройку казенными домами, а также домами чиновников, офицеров, казачьей старшины. В экспликациях к планам первых лет записано: «места, предназначенные под строение штаб- и обер-офицеров, також и других чинов, кои пред прочими лучше построить могут».
Основную часть населения города составляли военные ― солдаты и казаки. В гарнизон поставили Пензенский полк, по нему и первое название современной Пушкинской улицы было Пензенская. Решили перевести сюда самарских и алексеевских казаков и дворян (Алексеевск в 24 верстах от Самары). Самара уже не нуждалась в них, прикрываемая новой линией крепостей по Яику. Планировались места и для уфимских дворян и казаков.
Строительство началось весной и велось все лето, так как к нему «самое наиприлежнейшее старание прилагалось», поэтому еще до морозов солдаты были помещены в теплые казармы. Для офицеров и чиновников Оренбургской комиссии также построили дома, часть из них носила временный характер, но П. И. Рычков пишет, что «каждый по состоянию своему без всякой нужды и утеснения пребывать мог». Неплюев в строящийся город приехал в начале августа, потому что еще в январе, отдав все необходимые распоряжения, отправился из Самары в Уфу и дальше осматривать и устраивать укрепленную линию и новый край. Как опытный руководитель, он не отделял себя от остальных и жил как все. Об этом он сам пишет так: «а как во всяком случае лучший пример к снесению труда может подать командующий, то я сам в том месте жил в палатках до ноября месяца, имея только для дочери моей кибитку, а для себя обыкновенную землянку, каковыя и у последняго жителя были, и не прежде в построенный командирский дом вошел, как все жители в их домы, а гарнизон ― в казармы».
К середине октября следующего, 1744 года, то есть к концу второго строительного сезона, застроенной оказалась значительная часть площади города, хотя обстоятельства не очень благоприятствовали этому: тяжелые условия вызывали болезни, не в срок и не в требуемом количестве прибывали наряженные к строительству люди.
Рис. 5. Схема первого расселения «по чину».
Как и планировалось, к востоку от Губернской улицы, но без выхода на нее, селились казаки; исключение составляют южные кварталы, где строились артиллеристы. Это видно на схеме расселения (рис. 5), где план обобщен, и, кроме осевых улиц, дан только четырехугольник упоминавшихся улиц рокадного значения. На схеме, составленной по состоянию на 1750 год[13] , косой штриховкой показаны места расселения казаков, вертикальной ― солдат, которые тоже строили свои дома, клеточкой ― офицеров, чиновников и частично купцов, сплошным цветом ― казенные строения, среди которых были как конторы, канцелярии, так и жилые дома губернатора и высших офицеров. Точками обозначены места расселения прочих, к которым отнесены так называемые «своекоштные», то есть не получавшие жалованья, а жившие на свой «кошт», и ссыльные, причем необходимо заметить, что среди них политических тогда не было. Отдельные вкрапления прочих встречались среди солдатских, но не среди казачьих домов, где поселилось только несколько священнослужителей; эта часть города так и называлась ― «казачья слобода» [14]. Последнее часто вводило и вводит в заблуждение авторов разных справочников, которые, считая, что имеется в виду слобода за городом, пишут, что якобы одновременно с городом с самого начала за валом строилась казачья слобода.
Всем строительством ведала контора строений, которая в первые годы помещалась в начале переулка, носящего теперь имя Каширина, на восточном его углу. По ней переулок вместе с его геометрическим продолжением назывался Инженерной улицей. Первым архитектором при ней был Лейтгольд в 1743 и 1744 годах, с 1746 года здесь работал Иоган Вернер Мюллер[15]. Контора отводила места согласно плану, который, как уже было видно, отражал социальное неравенство того времени. Лучшие места отдавались более привилегированной публике, богатым людям. Кварталы вдоль осевых улиц были шириной в 30 саженей, в то время как другие имели в поперечнике 26 и 24. Таким образом, лучшие участки имели в глубину 15 и более саженей, а обычные только 13 или 12. Наиболее распространенными были дворовые места длиной по улице в 8 саженей. Казакам отводили иногда до 10, а солдатам наоборот иногда меньше, до 6. Ссыльные, те, кому было разрешено поселение, получали еще меньше, часто только по 4 сажени. Офицерские же участки вдвое больше стандартных, а у казачьей старшины еще больше. Если обычный участок по площади составлял 4―5 сотых га, то у атамана Могутова, например, их 23, а у губернского секретаря П. И. Рычкова ― даже больше 31 сотой.
Уже в 1744 году в самом центре города на площади, там, где сейчас музей, стоял «кабак симбирского купца Ивана Твердышева» и на другой стороне улицы дом, принадлежавший ему же. Имел купец этот более десятка металлургических заводов на Урале. С его легкой руки почти целый век это место оставалось связанным с питейным делом. Так по чину, званию и деньгам происходило первоначальное заселение Оренбурга.
Застройка началась со стороны набережной и близ ворот, кроме Самарских на севере, где сразу поставили только караульню и казармы. Такое распределение первых построек связано, вероятно, с желанием иметь на всякий случай людей поближе к наиболее уязвимым местам крепости. В казачьей слободе выделяются две группы кварталов: первая ― по обе стороны Штабской улицы от Орских ворот и немного к северу от нее, вторая на севере, здесь уже ближе к другим, Самарским воротам.
Если казачья слобода росла сначала на север от малой оси, то армейский городок, в первое время преимущественно казармы временного типа, распространялся к югу от нее, но уже в западной половине города; в северном секторе построили только две казармы около Самарских ворот. Основная часть армейских построек располагалась между Сакмарскими и Яицкими воротами.
Еще одна группа кварталов идет по Губернской улице от набережной Яика. Здесь воздвигались губернские учреждения и дома «инженерных, медицинских и прочих по губернии состоящих служителей». К востоку в самой южной части появились «духовные чины», а чуть севернее их два квартала заполнили собственными домами артиллеристы; относительно современного города это между Южным переулком и самым началом ул. 8-го Марта.
В этот период сооружается ряд специальных зданий. Близ Торгового бастиона появляются госпиталь «из дикаго камня о шести покоях» и аптека «о восьми покоях и в ней материальной погреб», тоже из дикого камня. В Бердском бастионе сооружают «острог для содержания ссыльных, а в нем 10 казарм», а неподалеку от него, вдоль куртины на юг, ― конюшня на 300 лошадей. В Провиантском бастионе появляются «провиантские магазейны», то есть продовольственные склады, а около Преображенского полубастиона «материальной магазейн». Отдельно от всех построек, на месте современного сквера Осипенко, стоит первый Гостиный двор, сооруженный из плетня, обмазанного глиной. Но первой из всех специальных построек была законченная еще осенью 1743 года Успенская церковь. Она была деревянной, и поставили ее на высоком месте ― в начале квартала между нынешними Дмитриевским и Южным переулками, последний вместе со своим геометрическим продолжением сначала назывался по ней Успенской улицей. В 1744 же году появляется уже вторая ― «из дикаго камня при Пензенском полку церковь», возведенная на Штабской улице в районе современного Дома художника. Вообще все постройки этих лет были преимущественно деревянными.
В 1745 году заполнение пустых мест идет менее интенсивно: основной контингент был так или иначе размещен, а пополнение работными людьми шло с задержками; снова свирепствовала цинга. Направление застройки сохраняется, главным образом, заполняют начатые кварталы. Ничего принципиально нового не вносят и следующие годы: планомерно застраиваются восточная и юго-западная части, а северо-западная вплоть до 1750 года почти пустует. Больше становится церквей: в 1746 году в казачьей слободе появляется Никольская близ одноименного бастиона, а при госпитале ― Воскресенская, обе из дикого камня. Строились они весьма экономно, особенно последняя: через 12 лет она настолько обветшала, что священник жаловался: «Земля сыплется и от ветру церковь трясется, из четырех колоколов два расшиблены». Эта церковь, как и предыдущие, была фахверковой, и каркас оказался, по-видимому, слишком слабым. В этом же году рядом с Успенской закладывается первая церковь, которую строят фундаментально, ― Преображенский собор. Это уже пятая за четыре года.
Обратим внимание на построенную в 1745 году на центральной площади каменную гауптвахту ― здание «о четырех покоях» с деревянным куполом, на котором позже установили часы с боем и циферблатами на две стороны. Сколько это первое здание простояло, не вполне ясно. Сравнение планов города показывает, что оно и перестраивалось и меняло место в пределах небольшого квартала, занимаемого сейчас школой № 30. В этом же году около Никольского бастиона появился артиллерийский деловой двор, на набережной ― дома губернатора и генерал-майора, оба из камня. На главной улице, к северу от Проезжей, по левой стороне, немного не доходя до современного магазина «Океан», строится из дикого камня дом «о 5-ти покоях для приезжих знатных людей», фактически это первая гостиница Оренбурга.
Всего со времени закладки города и по 1746 год «построено казенных и разных чинов дворов 628», из них 419 к середине октября 1744 года уже стояло. К началу 1751 года почти совсем не застроенной осталась только самая северо-западная часть города. По отношению к современному городу это пространство приблизительно ограничивается, начиная от ул. Кобозева, Соляным переулком, улицами Кирова и Пролетарской.
В 1750-е годы в городе появляются крупные здания, часть из них дошла до нас, правда, не без изменений. Прибавилось, разумеется, церквей, они составляли особую заботу И. И. Неплюева, и, вероятно, не столько потому, что он, как пишут, был очень набожным, а потому, что православие было основной идеологической опорой самодержавия. В осваиваемом крае, где важно было привлечь к государственной религии так называемых «инородцев», это имело особое значение. В 1750 году закончилось сооружение Преображенского собора, автором проекта считается И. Мюллер. В 1752 году освящается возведенная около Нагорного полубастиона Введенская церковь. Эти церкви, как и все предыдущие, строились на казенный счет, были достаточно строгими, но влияние барокко проявлялось достаточно ясно. Они были поставлены симметрично друг другу относительно главной улицы и с азиатской стороны Яика были видны издалека.
Между этими двумя доминантами выделялся и завершенный в этом десятилетии комплекс губернской канцелярии (Оренбургская губерния была образована еще в 1744 году, губернатором стал Неплюев). Он занимал всю ширину квартала между Губернской и Комисской улицами (последняя, ныне Пролетарская, тогда выходила на набережную). Комплекс состоял из трех зданий: центрального двухэтажного и двух одноэтажных. Одно из них ― со стороны Губернской улицы ― было построено еще в первые годы, в плане оно Г-образное, по конструкции фахверковое. Сначала канцелярия размещалась только в нем. Симметрично ему по другую сторону строится тоже Г-образное, но уже кирпичное здание. Оно дошло до нас в реконструированном виде.
Центральное здание в плане напоминает букву «Н». Парадный фасад, обращенный к Яику, имел два боковых ризалита (выступающие части стены). На уровне второго этажа они связывались балконом, опиравшимся на четыре колонны. Дом поставили на высоком цоколе. К входу вела парадная лестница, ширина ее совпадала с шириной колоннады и длиной балкона. В архитектурном облике здания заметно влияние барокко. Окна с коробовым завершением и наличниками на втором этаже, имевшими «ушки», значительно способствовали этому впечатлению. Связь с барокко чувствовалась бы сильнее, если бы поставлена была проектировавшаяся как ограждение крыши баллюстрада. Первый этаж, предназначенный «для архивы и казны», был сводчатым, то есть имел самое мощное по тем временам перекрытие, снаружи он зрительно утяжелен рустом, как это видно на рисунке. Центральное здание относительно одноэтажных выступало намного вперед, поэтому на рисунке видно только одно из них, фахверковое же заслонено домом губернатора на другой стороне главной улицы. Рядом с ним в середине 50-х годов заложили фундамент большого двухэтажного дома для губернатора, очень внушительного и интересного по проекту. Но дом этот никогда не был построен, хотя и показан на известной перспективе, выполненной в 1760 году капитаном А. Ригельманом[16].
К концу этого десятилетия полностью завершилась застройка северо-западной части города. На месте нынешнего Дома офицеров стоят соляные амбары. Застраиваются остальные пустые места, кроме юго-западной части, где места резервировались за казной. Переделывается, меняя несколько место и ориентировку, артиллерийский двор. Он вдвигается в Никольский бастион и ориентируется по его северному фланку. Здание дошло до нас, сохранив в основном внешний вид, и находится на улице Студенческой. Окна с коробовым завершением и частично сохранившимися наличниками барочного характера исконные, а прямоугольные ― более позднего происхождения. Рядом позже построена кузница, здание которой сохранилось и находится на территории нынешнего зенитно-ракетного училища. Сооружаются и другие хозяйственные постройки. Существенно появление на центральной площади севернее гауптвахты, то есть там, где сейчас драмтеатр, нового колодца; два других уже были в западной и юго-западной части города. П. И. Рычков подчеркивает, что этот колодец построен с «изрядною кровлею».
Существовала и школа. Капитальное здание для нее построили тоже в этом десятилетии, но существовала она еще с 1745 года. Это не была школа в современном понимании этого слова. Она предназначалась не для детей, ее ученики были, хотя и молодыми, но достаточно взрослыми, чтобы даже иметь свои дома. Обучались в ней специальностям. В 1745 году указано было иметь 10 инженерных учеников. Их обучали арифметике, геометрии и части фортификации. По окончании производили в кондукторы (унтер-офицер по инженерной и некоторым другим специальностям), после чего они могли получать и обер-офицерские чины[17]. Открыт был и класс переводчиков, они назывались учениками татарской школы. Существовали, возможно, и другие специальности. Здание школы стояло через улицу от губернской канцелярии, к востоку от нее.
В 1748 году по инициативе И. И. Неплюева открыли другую школу, предназначалась она для сыновей своекоштных и ссыльных, назначенных на поселение, дабы дети последних «воспитаны были так, как Государственная польза требует», потому что от своих отцов «ничего инаго, кроме худых примеров и продерзостных поступок, видеть не могут» [18]. Обучению в этой школе-интернате подлежали все с 7 до 15 лет. После окончания ее в 18 лет выпускников определяли в губернские учреждения, а если штатных мест нет, то в военную службу. Школу поместили в казарме. Сыновей разного возраста у своекоштных и ссыльных насчитывалось в Оренбурге, Бердской слободе и Чернореченской крепости 188, но, сколько из них должны были идти в школу, не совсем ясно. Данных о том, сколько времени просуществовала школа, не обнаружено. Может быть, несмотря на указ Сената, следующие губернаторы перестали о ней заботиться. Неплюев же оставил Оренбург в 1758 году, уйдя по болезни временно в отставку .
И.И. Неплюев - основатель Оренбурга.
Поскольку И. И. Неплюев является основателем города, здесь уместно добавить несколько слов о нем. В 1760 году он снова, уже в чине сенатора, стал служить, симпатизируя группировке великой княгини Екатерины. Последняя настолько доверяла Неплюеву, что дважды оставляла на него Петербург, когда ей, императрице, нужно было уезжать из столицы. В 1764 году он окончательно ушел в отставку; умер И. И. Неплюев 80 лет от роду в 1773 году. Современники характеризовали его как честного, неподкупного, справедливого человека, имевшего «разум твердый и тонкий» и «беспредельное почитание» к памяти Петра Великого. Но при всем том надо иметь в виду, что он был убежденным защитником самодержавия и действовал соответствующим образом.
Общегородских учебных заведений еще не было, грамоте учили при церквях, занимались частным порядком. В этой связи можно добавить следующее: в конце 40-х ― начале 50-х годов «дети лучших людей, служивших в Оренбурге», отдавались учиться немецкому языку к сосланному в каторжную работу некоему Иосифу Розе, который был не только жестоким и грубым, но и невеждой, «не знал даже грамматических правил», как вспоминал о нем Г. Р. Державин, поэту довелось в семилетнем возрасте попасть к тому в Оренбурге в обучение.
Необходимо отметить еще несколько зданий этого периода. Уже в 1745 году за городом с западной стороны на берегу старичного озера построили небольшую торговую баню. К югу от нее затем построили мясные ряды, а еще южнее, уже на берегу Яика ― пивоварню. Здесь же, по-видимому с 1750 года, стали наводить мост «на судах», то есть на плашкоутах. Находился он примерно там же, где сейчас постоянный автогужевой мост. Недалеко отсюда, немного к востоку, выходил ров для спуска воды из крепости, а восточнее вдоль берега появился первый кирпичный завод Оренбурга. Вскоре, однако, кирпичное производство перенесли к северу, к 1760 году кирпичные заводы ― сараи и обжигательная печь ― находились уже вдоль склона к пойме к востоку от нынешнего Ардатовского переулка. К этому же времени контору строений вынесли за крепостной вал, тоже на запад. Ее двор занимал значительную территорию в районе начала современной Пушкинской улицы, сада им. Фрунзе и улицы Чичерина. К северу и югу от нее стояли кузницы. На месте конторы сначала образовался единый «почтовый и аманатный двор, где и для приезжих штаб- и обер-офицеров изрядные покои сделаны» были. Позже здесь находились только почтовый двор и школа.
С восточной стороны города долгое время не было никаких построек, лишь в 1750 году напротив Неплюевского бастиона появилась мясная лавка, примерно в 250 метрах от Орских ворот. В 1752 или 1753 году здесь началось строительство загородной казачьей слободы. Предусмотрена была еще на проектном плане 1742 года. Возможно, что строительство ее началось и позже указанных лет, но в 1755 году здесь заканчивается строительство церкви. К этому времени часть слободы была уже застроена. Церковь небольшая,- строилась на казенный счет и названа была Георгиевской, или Егорьевской, в этой связи и слободу обычно называли «Егорьевская». В слободе селились в основном крещеные калмыки, записанные в казаки, поэтому одно из названий слободы было «Калмыцкая». По этой же причине по справке войского атамана Могутова в сентябре 1756 года для новой церкви «требовано» от духовного правления «ко определению для находящихся и пребывающих здесь на службу крещеных калмык и прочих поселяющихся здесь особою слободою казаков... изобран был человек искусной и в калмыцком разговоре знающий». За год до этого был утвержден штат Оренбургского казачьего войска.
Предместье строилось прямо от городского вала перед Неплюевским и Успенским бастионами, считалось «под пушечною обороною», чем, однако, не оправдывается нарушение правил фортификации, которые не допускали построек вблизи крепости. Целый ряд материалов позволяет с уверенностью утверждать, что не только не было ретраншмента, но и слобода никогда не доходила до тех размеров, которые указаны на упомянутых планах и перспективе[19] . Оправданием же такого расположения слободы может служить только одно ― пушками крепости надежнее обеспечить верность новообращенных.
Рис. 6. План Оренбурга с казачьей слободой в 1760 годы.
Расположение слободы относительно современного города показано на рис. 6, где цифрой 3 указан перекресток улиц Чкалова и Выставочной. Таким в общих чертах был город к 60-м годам XVIII века. На том же плане цифрами показаны следующие пересечения современных улиц: 1 ― Володарского ― Кобозева, 2 ― Володарского ― 8-го Марта, 4 ― М. Горького ― Бурзянцева. Важной работой оборонительного порядка было прорытие канала для спрямления русла Яика в 1750 году, которое к началу 1760-х годов в этом месте уже значительно расширилось, но, как видно на плане, основным еще не стало.
«Знатный торг»
В качестве «окна в Азию» Оренбург, хотя и строился как крепость, сразу начал развивать торговлю, а для этого нужны были Гостиный двор, базар. Под базар специально оставили место между валом у Сакмарских ворот и Воскресенской улицей, ограниченное на севере Никольской, а на юге Штабской. Применительно к современному городу это соответственно улицы Бурзянцева и Кобозева, Рыбный переулок и Ленинская. Уже в 1744 году здесь было начато строительство мытного двора, то есть двора для сбора торговой пошлины. Одновременно строятся и торговые лавки. В начале 1751 года на базаре значатся тринадцать казенных лавок и «тридцать два партикулярных места», или частных. Как те, так и другие были невелики: казенные около четырех, и частные ― немного больше двух метров, считая вдоль ряда. Кроме того, было еще четырнадцать «лачужек» для торговли.
Почти в самом центре базара построили и первое здание городской полиции ― всего около 17 метров длиной и немного больше 4 шириной. Это место где-то в середине квартала по южной стороне улицы Пушкинской между улицами Кобозева и Бурзянцева.
Западные ворота, таким образом, были для приезжающих преимущественно базарными. Хотя здесь базар просуществовал недолго, район этот так и остался связанным с торговлей вплоть до наших дней: в нем расположены торговые организации области.
Первый Гостиный двор (рис. 2, «Х»), построенный из плетня, был на месте сквера им. Осипенко и дома 27 по улице Советской, где размещаются сейчас магазины «Жемчуг» и «Подарки». По Губернской он тянулся на 60, а по Казанской на 40 саженей, но до красной линии последней он не доходил. Гостиный двор имел два входа: один со стороны главной улицы, он почти совпадает с подворотней дома 27, второй симметрично ему с другой стороны, оба располагались строго по центру длинной стороны.
Напротив Гостиного, там, где теперь касса кинотеатра «Победа», к 1746 году построили для таможни первый дом, длина его была около 29 метров. Вокруг таможни домов тогда не было, но вскоре неподалеку появилась еще одна «торговая точка», несмотря на отсутствие жилья вблизи. Явно с расчетом на гостей, там, где сейчас магазин «Буратино», был построен небольшой дом «своекоштного казака Луки Масатова для продажи вина».
Торговля в Гостином дворе особенно оживлялась зимой, когда не было менового торга за Яиком на Меновом дворе, о котором будет сказано ниже. В Оренбурге в 1743 году появились товары русских мануфактур ― сукна и металлические изделия, предназначавшиеся для торговли с азиатскими народами[20]. И. И. Неплюев в 1745 году писал, что «знатный торг в Оренбурге возымел начало», это касалось, конечно, не только Гостиного двора. Размах торговли оказался, видимо, шире, чем ожидалось. Гостиный двор стал тесен, да и постройка была временной, поэтому уже на плане 1749 года намечены контуры нового, значительно большего Гостиного двора. Его строительство начинается в 1750 году, по-видимому, по проекту И. Мюллера.
Новый двор строили на месте, планировавшемся ранее под три квартала и частично застроенном только вдоль Пензенской (первое название Пушкинской) улицы. Причем он был длиннее проектировавшихся кварталов и поэтому захватывал северной стороной около половины Алексеевской улицы, получившей по нему через несколько лет название Гостиной, а потом Гостинодворской (ныне улица Кирова). Размеры нового Гостиного двора ― 95 на 91 сажень, таким образом, по площади он почти в четыре раза больше первого, который сразу стал именоваться старым. Строительство закончилось в 1754 году. До нас он дошел в перестроенном виде, но часть стен осталась и была включена в объемы более поздней постройки.
Гостиный двор представлял собой чуть вытянутый четырехугольник с двумя воротами по центру более длинных сторон. Над восточными, выходившими на Губернскую, была построена надвратная церковь, а над западными ― колокольня; она сохранилась в перестроенном виде. Наружные стены Гостиного двора были глухими, только в угловых помещениях, не имевших выхода во двор, сделали окна. Эта наружная суровость несколько оживлялась колокольней и упомянутой церковью, освященной в 1755 году во имя Благовещения. Зимой в этой церкви было очень холодно, и священник Иван Осипов жаловался, что «в зимнее время приходилось греть руки и воздухи с покровами над горном» (воздухи ― род покрова). Этот же священник добился затем расширения церкви: видимо, купцам, для которых она предназначалась, стало в ней тесно. Перестройку начали в 1775 и окончили в 1784 году. Церковь осталась надвратной. У нее стали выделяться две наружные лестницы, которые вели на площадку, или «гульбище», откуда входили в здание. В XIX веке эта церковь снова перестраивалась. Дворовые фасады Гостиного двора решены были в виде аркады, которая обрамляла открытый обход вдоль лавок, их было 150, не учитывая угловых помещений. Каждой арке соответствовала лавка. «Среди оного двора, ― пишет П. И. Рычков, ― построена каменная таможня о четырех покоях, между которыми пространный пакгауз, где для всякого развесу учреждены весы». Как таможню, так и лавки покрыли листовым железом, что обходилось тогда очень дорого.
С открытием нового Гостиного двора отпала нужда в базаре с мытным двором, так как весь торг перенесли во внутреннее пространство. Полиция же перешла на главную площадь на место прежнего питейного заведения в новый дом, который поставили на больших винных подвалах, или выходах, как их тогда называли. В плане дом был Г-образным и помещал также корчемную контору. Таким образом, только две стороны цокольного этажа с винными выходами имели надстройку, так как он был прямоугольным в плане. Верхняя и нижняя части здания существовали довольно независимо друг от друга, даже окна не совпадали па осям; и если внизу всегда были винные выходы, то верх и перестраивался, и менял хозяев. С этими подвалами было связано и существование питейных домов, или кабаков, как их чаще называли. В середине 50-х годов их количество увеличивается и к 1760 году доходит до шести и затем до семи. Три из них были у ворот. Только у северных, которые стали уже называться Сакмарскими, не было кабака очень долгое время; когда он все-таки появился в XIX. веке, он был не у самых ворот, а на соседней улице. Влияло положение ворот в качестве главных.
На проектном плане Оренбурга указан и Меновой двор. Предполагавшееся место постройки ― район нынешней Яицкой к югу от улиц Чернореченской и Кирова и через сад им. Фрунзе до Гугучинского (sic
Рис. 7. Чертежи 1-го и 2-го Меновых дворов.
Меновой двор построили на самом берегу Яика (теперь это старица), значительная часть бывшей его площади занята сейчас опытным участком педагогического института. На чертеже «а» (рис. 7) Меновой двор показан относительно 2-й Озерной улицы, границы дворовых участков которой обозначены штрихпунктирной линией, а дорога в дом отдыха ― прерывистой линией. Несколько ромбовидная форма двора определялась рельефом: стороны, длина которых примерно по 200 метров, шли вдоль обрывов, только западная сторона не имела естественной защиты. С этой стороны были ворота, рядом с ними ― караульня, и немного в стороне ― часовня, а с южной стороны ― маленькая мечеть. В сторону Яика вели вторые ворота. Амбары и лавки располагались в обоих четырехугольниках ― большом и малом, в юго-западном углу последнего находилась таможня. В западной части двора параллельно его стороне прокопали ровик для стенания воды, на плане он обозначен двумя сплошными линиями. Меновой двор был преимущественно мазанковый в столбах, но многое было и плетневое, покрывали все дерном. В 1746 году в нем насчитывалась уже 131 лавка. В центре имелись также казармы, по углам с южной стороны устроили батареи.
Торговля на Меновом дворе велась преимущественно с казахами, основным меновым товаром которых был скот ― лошади и овцы. В обмен им предлагались сукна и металлические изделия. Для развития торговли казахам разрешено было торговать продуктами своего хозяйства беспошлинно. В указе Коллегии иностранных дел от 22 сентября 1747 года говорилось: «...с киргиз-кайсаков в Оренбурге торгующих, пошлин не берется». Целесообразность этого мотивировалась тем, что у них, как писал И. И. Неплюев, «ничего иного, кроме собственного их промыслу: зверя, також лошадей и баранов и собственного рукоделия, яко то кошем и тому подобного, не бывает, и торгуют все по малому делу в розницу». Вскоре обмен значительно вырос и в 1748 году достиг рекордной цифры ― 50226 голов, которая по различным причинам не была превзойдена до 1762 года.
Но этот Меновой двор просуществовал недолго. Весной 1749 года случилось сильное и внезапное половодье. П. И. Рычков пишет, что вода по лугам шла валом высотой около сажени, то есть более двух метров, и Меновой двор «весь потопило и размыло, а многое и разнесло». Поэтому уже на следующий 1750 год приступили к строительству нового Менового двора, на этот раз место выбрали выше, чтобы не бояться весеннего разлива: от переправы через Яик до него около 2,5 километра.
Новый Меновой двор строился сразу капитально, из кирпича, покрывался листовым железом и был значительно больше старого. Он состоял из двух дворов: большого внешнего и внутреннего малого (чертеж «б», рис. 7). На плане видно, что он почти правильной квадратной формы, стороны около 440 метров длиной каждая, по площади более 19,5 гектара. Внешний четырехугольник образовывался лавками и амбарами, обращенными внутрь двора с задней глухой стеной почти четырехметровой высоты. Углы его связывались маленькими бастионами с батареями, здесь высота стены, а первоначально вала, была всего около двух метров, но батареи защищались еще небольшим рвом. В сторону города и со стороны степи были ворота, над первыми построили квартиру для таможенного директора, а над вторыми ― помещение пограничной таможни. Меньший четырехугольник ― «Азиатский двор» со сторонами 115―117 метров. Лавки обращены были и внутрь, и наружу. Тут было тоже двое ворот, причем интересно, что над теми, которые вели в сторону таможни, построили церковь, освященную в 1757 году «во имя Захария и Елизаветы», так что ее лучше видно было приезжающим из степи, а не из Оренбурга. На территории большого двора позже построили и мечеть, имелся там и колодец. Первоначально вокруг всего двора было 246 лавок и 140 амбаров, и на «Азиатском дворе» 96 лавок и 8 амбаров. На этом Меновом дворе рекордными по обмену скота в XVIII веке были 1786―1787 годы, когда выменяли 376475 и 373761 голов соответственно, более 99 процентов из них составляли бараны и ягнята. От стен Менового двора до Яика установили изгороди, начало их показано на плане прерывистыми линиями. Назначение изгородей, очевидно, ― препятствовать беспошлинному обмену. Надо сказать, что обманов и злоупотреблений в торговле у купцов было очень много. Позже, в 80-е годы, губернатор О. Игельстром писал, что для выявления злоупотреблений «целую комиссию учредить надобно».
Постройки Менового двора не сохранились, но память о нем осталась в названии проходящей рядом улицы ― «Меновинская» и в названии железнодорожной станции «Меновой двор». Можно еще заметить, что на гравюре XVIII века, которая неоднократно публиковалась, пропорции Менового двора не соблюдены, как это часто бывало. Художник стремился показать весь двор, все детали, поэтому стены слишком высоки и коротки и т. п. На самом деле отношение высоты наружной стены к ее длине было 1:100, надвратная часть была, конечно, выше. Таким нужно представлять себе это старинное сооружение.
В Оренбург в качестве товара поступали и ценные металлы и даже драгоценные камни, которые привозили среднеазиатские купцы. Особенно большим был приток серебра в 1750 году ― 1500 пудов. В этом же году ― 10 пудов золота. Металлы эти были и в слитках и в монете. В городе недалеко от Преображенского собора у северного фланка одноименного полубастиона располагалась специальная плавильня серебра.
Оборот был большим, в казну поступали значительные суммы, но город не богател, потому что служил только местом торговли, носившей ярмарочный характер. Своих богатых купцов в 50―60-е годы в Оренбурге почти не было. Например, из 109 купцов, торговавших в 1761 году с казахами в Оренбурге, своих городских ― только 6; в то же время из Сеитовского посада, или Каргалы, ― 38, из Казани ― 20, касимовских ― 13, тульских ― 8 и т. д. В 1770 году губернатор И. А. Рейнсдорп докладывал Екатерине II, что «Оренбург, который около осьмидесяти тысяч рублей приносит казенного дохода... не имеет больше 4 или 5 человек капитальных, протчие ж все люди бедные». Попытки привлечения на жительство в Оренбург богатых людей особого успеха не имели.
Имена, названия
В Оренбурге бывали, жили и работали многие известные и даже выдающиеся люди, если не они сами, то их близкие родственники. Так было и в XVIII веке. Степень значимости их различна, у одних известность всемирная, другие значительны только для Оренбурга. Имена многих уже назывались, но заслуживают быть повторенными.
Касаясь начального периода, первым нужно назвать конечно Петра Ивановича Рычкова ― первого члена-корреспондента Петербургской Академии наук. Ему мы обязаны большей частью знаний об Оренбурге и Оренбуржье второй и третьей четверти XVIII века. Жил Рычков, служивший в должности губернского секретаря, до 1760 года в доме, который сейчас числится под № 4 по Советской улице. Затем, уйдя временно в отставку, он продал его под казенную аптеку. Здание внешне изменилось, но никаких особых украшений, судя по чертежам, не имело и раньше. Выход был на большую улицу, там, где сейчас второе окно от северного угла. Высокое крыльцо имело лестницы на две стороны. Дом, в котором П. И. Рычков жил по возвращении на службу в 1770 году, не сохранился, но стоял он на месте-нынешнего дома № 7 по той же Губернской улице[21].
Нельзя забывать об Основателях города. Неплюев жил в губернаторском доме. Двор и службы его занимали большую площадь, здесь сейчас дом № 1 по Советской. Сам жилой дом находился на углу большой улицы и набережной. Выезд со двора был на набережную и с другой стороны на переулок, не имевший в неплюевское время названия, ныне Школьный. К западу от губернаторского подворья на почти такой же территории стоял другой казенный дом со службами, где помещался командующий военными силами. Первым здесь жил генерал-майор фон Штокман ― человек, под непосредственным руководством которого закладывали и строили город. Инженеры Галофеев и Тельной вероятнее всего жили в казенных домах в пределах квартала от набережной по ту или другую сторону главной улицы. Во всяком случае, если они еще оставались в Оренбурге в начале 1750-х годов, своих домов не имели. Архитектор же Лейтгольд, который, по-видимому, сделал тоже немалый вклад в проектирование и строительство города, хотя был в Оренбуржье не по собственной воле, с 1745 года уже здесь не жил.
Занимая весь торец первого квартала между Губернской улицей и Комисской (нынешняя Пролетарская, тогда доходившая до набережной) со стороны Проезжей, там, где сейчас детская художественная школа, жил ставший позже весьма известным военным инженером и историком Александр Иванович Ригельман. Он начал служить в Оренбурге в чине инженер-подпоручика, очевидно, с середины 1740-х годов, в 1761 году он был назначен строить крепость Св. Димитрия Ростовского (теперь город Ростов); в это время он был инженер-капитаном. В 1774―1782 годах Ригельман служил командиром построенной им крепости. Будучи в Оренбурге, он много ездил. В 1750 году с целью изучения мавзолеев путешествовал в казахской степи, в 1759 году составил проект изменения крепостной ограды Уфы, после случившегося там пожара. Военную службу А. И. Ригельман окончил генерал-майором. Из работ, связанных со службой в Оренбурге, нужно отметить «Изъяснение о Кизлярской крепости», написанное здесь в 1758 году.
Наискось через перекресток Губернской улицы в казенном доме жил А. И. Тевкелев. В 1751 году он был в чине бригадира, позже дослужился до генерал-майора. Тевкелев был помощником губернатора по иностранным делам, торговым связям. Хотя им сделано много полезного в посольстве в орду к хану Абулхаиру и т. п., он, к сожалению, известен был своей исключительной жестокостью; хорошо, что большое его желание стать губернатором не осуществилось.
Почти на самой центральной площади, на углу Петровской и Преображенской, жил будущий сподвижник Пугачева казак Тимофей Падуров (сейчас это ул. «Правды», 11). В Оренбурге он был достаточно известен, так как его избрали депутатом в Комиссию по составлению Нового Уложения во второй половине 1760-х годов.
На углу большой улицы и площади, в том месте, где сегодня по Советской, 19 находится читальный зал пединститута, жил другой депутат, купец Илья Кочнев, выступавший в 1766 году от имени оренбургского купечества в Комиссии.
На улице Штабской среди офицерских домов один принадлежал прапорщику Михаиле Карамзину ― отцу Н. М. Карамзина. Сейчас на этом месте дом 30 по Ленинской улице. Но «первый наш историк и последний летописец», как назвал его А. С. Пушкин, родился не здесь, а в деревне Карамзинке Симбирской провинции в 1766 году, когда отец его в Оренбурге уже не служил.
Где-то в Оренбурге в 1773―1774 годах жил маленький Иван Крылов. Сюда прислал свою семью его отец, капитан Андрей Прохорович Крылов, служивший в Яицком городке. Можно предположить, что в Оренбурге были родственники, ведь с таким же успехом можно было отослать семью и в Самару, куда было и ближе. Во всяком случае в 50-е годы здесь имели свои дома два Крылова, один солдат, другой сержант. Солдат Семен Крылов жил на Унтер-офицерской улице, дом его стоял там, где сейчас дом № 13 по Иванскому (sic
Плотность заселения в районе Яицких ворот оказалась значительной, в то время когда часть города еще не была совсем застроена. Например, на той стороне квартала, где жил сержант Крылов, сейчас 8 усадебных участков, а тогда было 17 дворовых мест, то есть больше в два раза. Это наводит на мысль, что не все жители первой Бердской крепости переехали на новое место, поскольку им не хотелось уезжать из уже ставших привычными мест. Некоторые, видимо, сумели остаться поблизости. Дома здесь нужно было перенести всего на 200―300 метров, а иногда и того меньше. В пользу этого предположения говорит и тот факт, что на новом месте в Бердской крепости даже через 30 лет после переселения было меньше дворов, чем на первом. И еще одна особенность: не просто значительная плотность застройки, а наличие очень большого количества домов своекоштных, главным образом в первых двух кварталах у ворот по обе стороны Проезжей, люди переходили на собственное обеспечение, лишь бы остаться на месте. Располагалась первая Бердская крепость в основном к западу от современной ул. Бурзянцева, южнее Диспансерного переулка. Интересно, что из своекоштных, которые жили в упомянутых двух кварталах, 78 процентов фамилий произведено не от христианских имен. Это говорит о том, что большинство из них бывшие казаки, среди которых весьма типичны фамилии от прозвищ, или, это были люди, предки которых вели более или менее вольный образ жизни. Среди этих фамилий есть несколько довольно звучных и колоритных: Басов, Боев, Набатов, Колчин, Леишов, Турманов, Челин, Чеюрдин.
Среди первопоселенцев, особенно казаков, встречаются фамилии, которые есть и сейчас в бывших линейных крепостях и станицах: Дедурин, Бородин, Барсуков, Гурьев, Епанешников, Чеботарев и другие. У казаков больше, чем у солдат, одинаковых фамилий, как следствие происхождения их из одних и тех же мест, чего, естественно, не было у солдат. Например, пять Поповых, четыре Падурова, пять Кручининых, четверо Новокрещеновых, четверо Уржумцевых и много других пятерок, четверок, троек. Нужно при этом иметь в виду, что все это разные домохозяева, разные семьи. Из всех казаков выделялся один ― отставной донской казак Семен Цыган. Больше донских казаков не было.
Солдатские фамилии очень разнообразны, многие из них происходят от имен, хотя в целом их не так много. Десятая часть офицерских фамилий ― немецкие. Свои дома имели в это время и два казанских татарина ― Усман Ермашев и Япел Ибраев, и один иноземец Олавстон или Оланстон. Он жил неподалеку от Гостиного двора, но чем занимался ― неизвестно.
Из ссыльных можно выделить Михайлу Корецкого. Он жил по Инженерной улице к северу от Проезжей. Дом его стоял среди солдатских домовладений. Сейчас здесь дом № 15 по переулку Каширина, довольно точно совпадающий с первоначальным дворовым местом.
Не лишены интереса и названия улиц. Первых улиц было 25, имена получили они в 1744 году. Часть их именовал И. И. Неплюев, часть ― капитан Галофеев, как об этом написано в сообщении Губернской канцелярии для духовного правления[22] после утверждения списка «Ея императорским величеством». Часть имен улиц упоминалась, некоторые не требуют комментариев, но происхождение отдельных необходимо пояснить. Однако прежде надо еще заметить, что после отъезда Неплюева, вероятно, под руководством нового губернатора А. Ф. Давыдова произошло значительное переименование улиц. Оно могло быть вызвано переосмыслением планировочной структуры, когда улицы, лежащие на одной прямой, но отделенные друг от друга, стали считаться разными и получили каждая свое имя. Переименование прижилось не сразу, даже на плане 1767 года дана первая система названий, в то время как на плане 1760 года указана новая. Этот год можно условно принять за дату переименования.
Вторая главная планировочная ось ― улица Штабская названа, по-видимому, в связи с расположением на ней на углу с Воскресенской полкового двора с канцелярией гарнизонного Пензенского полка. На этом месте сейчас дом № 23 по Ленинской. В 1760 году ее переименовали в Орскую по воротам в ее восточном конце. Неоднократно упоминавшаяся Проезжая улица названа была очень удачно, по ней проезжали почти все, кто прибывал из-за Яика, а таких было много, если учесть торговлю на Меновом дворе. Она и сейчас с успехом могла бы носить это название, ведь поток транспорта по улице М. Горького не прекращается до самой ночи. Ее переименовали в Яицкую по воротам. Первыми названиями улиц Кирова и Пушкинской были соответственно Алексеевская и Пензенская. Обе названы в честь переселенцев ― первая по Алексеевску, который был в 24 верстах от Самары, откуда переселили дворян и казаков, вторая по гарнизонному полку. Переименовали их в Гостиную и Самарскую, последнюю по воротам в западном конце.