— Тебе хочется знать?.. Тебе это интересно?
— Ну да!..
— Я старший из семи детей… После меня четыре девочки и два мальчика.
Жоэль оторвался от наблюдения за прямым шоссе, ведущим к Жуаньи, и посмотрел, не шутит ли Жорж.
— Для врача, — проговорил он, — это довольно глупо.
— Да, но он католик. Уважает природу. Нельзя убивать жизнь. Надо плодиться и размножаться. Я даже не знаю, как в нормальном состоянии выглядит моя мать. Я всегда видел ее вот с таким пузом и со сложенными на нем руками.
Он выбросил руку в открытое окно и несколько раз кулаком ударил о дверцу.
— Это надо прекратить, — пробормотал он.
Жерсен обогнал экскурсионный автобус с кондиционером, замкнутый в себе, как рейсовый самолет, за затемненными окнами которого просматривались ряды оцепенелых голов. «Пежо» последовал за ним.
— Может, чуть оторваться от него, — предложил Жоэль, — а то вдруг он нас засечет.
— Как хочешь. С меня хватит. Если удастся где-нибудь остановиться, позвоню Влади. Так дальше нельзя. А если ему взбредет в голову поехать в Испанию?.. Ты что, сядешь ему на хвост до Барселоны?..
Жоэль не переставая жевал. Его спокойствие, медлительность раздражали. Ему бы пасти коров.
— Я выполняю приказания, — наконец проговорил он. — Если начать рассуждать…
Перед ним вырос указатель Оксер-Норд. За ним среди полей цвета львиной шерсти показались ответвления дороги. Крыши машин вдалеке блестели, как осколки стекла. Жоэль размышлял. Временами трогал усы там, где выступил пот.
— Вы, — продолжал он, — вы учитесь… А я нет… Моя сила в том, чтобы делать то, что мне скажут.
Жорж оттаял и левой рукой дружески погладил ему шею.
— Ты мне нравишься, — сказал он. — В сущности, ты шуан. Ты просто сменил знамена. Главное — идти за своим кюре, ведь правда?.. Временами я хочу быть таким, как ты.
Он поудобнее расположился на сиденье, откинул голову на подголовник. В квадрате открытого люка на крыше маленькие круглые облака бежали как бы на одной скорости с машиной. Зачем пытаться познать что-то больше? После всех книг все равно остается еще одна книга, и ты без конца… И для объяснения мысли все равно надо прибегнуть к мысли. Ее нельзя никак убить. Разве ее можно свести к жужжанию атомов, как комаров у болота? Надо быть верным, как бретонец!
— Я бы чего-нибудь выпил, — сказал Жоэль.
Жерсен вглядывался в сгущающиеся сумерки. Тело его затекло от сидения, сам он устал от поисков возможных способов мщения, но вел машину, автоматически направляя ее кончиками пальцев. После Вьенны у него возникло ощущение, что он спускается вместе с рекой куда-то к широкому горизонту, где ночь раскрывает свои чудеса. Жерсена мало привлекали соблазны природы. Он был городским человеком и всем другим зрелищам предпочитал линотипы или же свой кабинет, где нередко писал свои лучшие статьи. А еще влажную парижскую ночь с ее освещенными кафе, куда он мог зайти выпить кружку пива, прежде чем идти домой. Он вдруг почувствовал себя чужим на этой дороге между темными холмами слева и овернскими горами справа, которые выступали темными силуэтами на фоне золотого заката. Он был лишним. Он присутствовал на чужом празднике. Его просто задабривают, укрощают, разрешают ему войти в этот театр, где разыгрывается опера для наивных туристов. Но он на это не пойдет. В лучшем случае он согласится склонить немного голову, чтобы освежиться потоком воздуха, который уже утратил свой жар. Он хотел быть полностью собранным, чувствовать себя ощетинившимся клещами, зубами, рогами, крюками, как те жуки-рогачи, которые как камни стукаются о ветровое стекло.
А этот Рене дорого заплатит!.. Он не очень хорошо помнил, чем тот занимается… как будто бы что-то связанное с оформлением… Но ведь оформитель обычно работает на кого-то, а этот кто-то связан с банками. Так что открывается хоть окольный, но путь, по которому можно без особого труда добраться до него. Жерсен хорошо знал, как топят людей. В будущем он расположит вокруг Флоранс все свои боевые орудия. Он будет использовать тактику выжженной земли. Ей никто не сможет протянуть руку помощи. Он не будет устраивать ссор. Не будет высказывать никаких упреков. Будет просто говорить: «Пошли домой». Если она проявит упорство, если обратится к адвокату, он выдвинет против развода свои религиозные убеждения. Впрочем, ведь он действительно католик. К мессе он, правда, не ходит, нет времени. Кроме того, его раздражают молодые священники, у которых на уме только социальные вопросы. Любовь! Любовь! Говорят только о любви, как будто вера только в этом. Как будто она никак не связана с разумом. Но, Господи, разве заповеди не обращаются прежде всего к разуму? Разве они не дают повода для размышлений?.. Религия, в сущности, состоит из запретов. Он представлял ее себе как осажденную крепость. А его, оклеветанного, опозоренного человека, ненавидят, потому что он готов сражаться до конца. Флоранс предала его подло, как предают во время войны. Прежде всего ее следует призвать к порядку. Наказание придет потом.
Правая нога уже затекла, кроме того, спину между лопатками свело судорогой, сигнализирующей водителю, что надо обязательно на некоторое время остановиться. Но он продолжил путь, его ослепляло заходящее солнце, окрашивающее шоссе в красный цвет и освещающее Рону. Появился указатель автосервиса в Сен-Рембер-д’Альбон. Жерсен огляделся, заметил вдалеке вывеску заправочной станции «Шелл», снял ногу с акселератора. Машина своим ходом подкатила к стоянке, но та была заполнена до отказа. Он медленно тронулся вперед в поисках свободного места.
— Пусть припаркуется, — сказал Жорж. — А мы пока заправимся бензином и подольем воды.
Они двинулись к одной из колонок и остановились за большим американским автомобилем. В поисках места Жерсен объезжал стоянку, все больше удаляясь к краю, в сторону темных и массивных грузовиков, возвышающихся как стены. Наконец он втиснулся между двумя грузовиками, включил тормозные огни.
— Хорошее место нашел, — пробормотал Жоэль. — Уголок подходящий.
Жерсен возвращался, прихрамывая и массируя себе плечо. Зашел в закусочную. Жорж расплатился за бензин, и они не торопясь тронулись с места. Доехали до конца стоянки и остановились на газоне.
— Можно попробовать, — сказал Жоэль. — Когда будет открывать дверцу, я его стукну. Все произойдет между «вольво» и «берлие», и никто нас не заметит. Ты дашь задний ход и остановишься перед нами. Я открою багажник и уложу его, надев наручники.
— Не выйдет, — заметил Жорж.
— Почему не выйдет?
— Когда он придет в себя, начнет стучать, наделает шума.
— Да ты что? В Тэн-л’Эрмитаж переедем Рону и двинемся к перевалу Республики. Я знаю эти места. Здесь много проселочных дорог. Найдем самую безлюдную и там приведем клиента в чувство, объясним ситуацию. Либо он на всю дорогу затыкает рот, либо мы в своем праве. Все просто. И потом, ведь у нас нет выбора. Дай пушку.
Подчиняясь, Жорж послушно вынул из «бардачка» пистолет и наручники. На заправочной станции зажглись фонари. Наступило самое приятное время дня. Перед колонками сменяли друг друга автомобили. Люди шли к стойкам, жадно пили пиво или фруктовый сок. Мужчины, кое-кто без рубашек, закуривали сигареты. Обменивались дружелюбными взглядами. Совершенно незнакомые люди говорили друг другу: «Хорошая погодка!.. Да, продержалась бы подольше!»
Жоэль сунул пистолет в карман брюк, и на этом месте образовалась заметная выпуклость. «Это не реально, — подумал Жорж. — Все это немыслимо. Не здесь! Не сейчас!..» Жоэль оставался чудовищно спокойным.
— Ну? Идешь?
Жорж последовал за ним, и они сразу же почувствовали атмосферу метро с тем же кисловатым запахом дезинфекции, с той же толчеей возле торговых автоматов. В конце зала народа было меньше, и там они увидели Жерсена, сидевшего за кружкой пива.
— Вот мерзавец, — добродушно пробормотал Жоэль.
Он нашел место возле дороги, откуда было удобно наблюдать за объектом. Он впервые был так близко от Жерсена и рассматривал его с нежностью охотника, увидевшего буйвола или бегемота, о котором давно мечтал.
— Да садись ты. Не надо строить такую кислую рожу.
Жорж сел и тоже оглянулся. Он все еще не верил. Жерсен в нескольких шагах от него пил пиво, как все остальные, почесал ухо и теперь сидел сложа руки, давая отдых плечам. Жерсен, главный редактор «Консьянс», автор памятной статьи о леваках. Он казался вполне уязвимым, а в его бритом, сморщенном от переживаний лице было что-то патетическое. Хотелось крикнуть ему: «Защищайся!» Жоэль за руку остановил официантку:
— Два пива.
В толпе он чувствовал себя вполне комфортно. «Никогда, — подумал Жорж, — я не стану таким, как он». Он посмотрел на свои руки, которые не забили ни одного гвоздя, не свернули шею ни одному цыпленку, бесплодные руки, как у Жерсена, который в это время щелкнул зажигалкой. Всеми фибрами души он позавидовал Жоэлю. Кружка Жерсена была как песочные часы. Чем ниже опускался уровень пива, тем ближе подходил момент действия. Но Жерсен не торопился. Официантка принесла пиво. Им так хотелось пить, что они осушили кружки почти залпом.
— Все-таки не везет, — проговорил Жоэль. — В другой день взяли бы его без проблем.
— Может, пора позвонить Влади? — предложил Жорж.
— Нет. Долго ждать, пока соединят.
— И все же он должен знать…
— Не горячись. Позвоним потом. А сейчас мы тоже в отпуске.
Он потянулся, закурил «Голуаз».
— Боже мой! Отпуска у меня никогда не было. Видишь ли, меня это забавляет, как будто я еду, как другие, в Сен-Тропез. Пусть это будет моим мелкобуржуазным предрассудком.
Жерсен допил пиво. Жоэль положил ладонь на руку Жоржа.
— Пора, — прошептал он. — Запомни: ты подъедешь ко мне задним ходом. Но спокойно, без суеты.
Он отсчитал деньги, накинул небольшие чаевые — у него каждый франк на счету. Он взял на себя руководство как что-то само собой разумеющееся. Похищение Жерсена было черной работой, значит, по его части. Он подтянул брюки, отвисавшие под тяжестью пистолета, и направился к выходу. Подъезжали машины с включенными фарами. В наступивших сумерках ярко горели фонари. На небе красный цвет сменился фиолетовым. На дороге габаритные огни машин пролетали, как раскаленные угольки. Едва они сделали несколько шагов, как Жоэль внезапно остановился:
— Черт! Сорвалось! Там люди!
У края площадки остановился фургон «фольксваген», загораживая «пежо». Вокруг суетились люди… женщины в шортах, дети… Они подошли. Вышел и Жерсен. Водитель в фургоне безуспешно пытался запустить мотор.
— Не заводится? — спросил Жоэль.
Жерсен не спеша приближался к ним.
— Там наш «пежо», нам надо выехать, — сказал Жорж.
Машина была с голландским номером, и никто из них вроде бы не понимал по-французски. Женщины мило смеялись. Они были толстыми, как статуи, со слишком белыми ногами.
— Толкните! — предложил Жоэль, показывая жестом, как это сделать.
Все уперлись в фургон. Тем временем Жерсен сел в «вольво» и дал задний ход.
Фургон сдвинулся на несколько метров.
— Хватит, спасибо, — крикнул Жоэль.
Они бросились в «пежо», быстро захлопнули двери. Жерсен у выезда на шоссе ждал просвета в потоке машин. Они встали вслед за ним.
— Что же теперь? — спросил Жорж.
— Едем дальше. Все равно где-нибудь его возьмем.
22 часа 25 минут. «Мистраль» у первой платформы заскрипел всеми своими тормозами. Флоранс вышла из поезда и оказалась в густой толпе. Над вокзалом простиралась синяя африканская ночь, звезды сияли так же ярко, как фонарь над путями. Она почувствовала волнение. Вспомнила молодого человека из прошлого. Они расстались вот здесь у вокзального киоска. Он долго жал ей руку, а потом ждал отхода поезда, одиноко стоя у края платформы с мужественной улыбкой и глазами, полными отчаяния. Теперь ей было стыдно за этот отчаянный взгляд. Ей надо оплатить долг. Она медленно направилась к выходу. Над головами вдруг увидела руку.
— Фло!
Они расцеловались.
— Фло! Я так рад.
Они пробрались сквозь толпу, остановилась у камеры хранения.
— Дай мне.
Он взял у нее чемодан, отступил на два шага.
— Ты не изменилась… Костюм красивый, а вот платок не подходит. Мне определенно надо научить тебя скромнее подбирать цвета.
Оба засмеялись, и она почувствовала признательность за тот легкий тон, который он избрал. Не будет упреков, ненужных извинений, проявлений высоких чувств. Совершенно непринужденно она взяла Рене под руку.
— Какой ты высокий, — сказала она. — Но выглядишь не очень хорошо. Тебя надо подкормить. А мне — чего-нибудь выпить.
С трудом нашли место в переполненном кафе, проходы в котором были завалены сумками и рюкзаками. Неосознанно он повторил прежний жест: свою большую нервную руку положил на руку Флоранс.
— Не слишком устала?
Он наклонился, и в глазах у него появилась какая-то животная нежность, сменившаяся быстрой искоркой иронии.
— Ты заказала номер? Ведь сегодня тридцатое июля, все забито.
— Да. В «Бристоле».
Это было первым шагом к прошлому. Они уже проводили ночь в «Бристоле». Она понимала, что прошлое возвращается. Но чувствовала, что оно оживает незаметно, как тихая музыка.
— А муж? — спросил он.
— В Лондоне до завтрашнего вечера. Во всяком случае, могу обойтись и без его разрешения.
— Ты счастлива?
— Расскажи лучше о себе. Мы так давно…
Она почувствовала досаду от своей оплошности. Непосредственность первых минут исчезла. Но он рассеял ощущение неловкости. К их столу пробирался официант.
— Два лимонных сока, — крикнул Рене. — Видишь, я знаю, что ты любишь… Я? Все тот же. Занимался живописью, а потом залез в дело, от которого у меня немало неприятностей… Короче, речь идет о предприятии, занимающемся строительством несуществующих портов… Я вложил в него немало денег, оказался более или менее связанным с неким Маяром, а тот вроде бы не такой уж честный малый, как я думал… Впрочем, не хочу донимать тебя всем этим.
Он обезоруживающе улыбнулся, и эта улыбка внезапно оживила прежние времена.
— Это дело как раз для твоего мужа. Я следил за его карьерой. Иногда покупаю «Консьянс». Это борец. Полная моя противоположность… Фло, ты все так же молода!..
— Благодаря косметике. И потом, есть морщины, которые никто не видит, но я их чувствую.
Они пили сок, глядя друг другу в глаза. Оставаясь добрыми товарищами, как она сама того пожелала. И все же ей хотелось пойти дальше, задать ему вопрос, начинавший ее мучить. Она не удержалась.
— У меня не было уверенности, что ты встретишь меня на вокзале, — проговорила она.
— О! Фло!.. Ничто не могло помешать мне.
— Но ведь у тебя могла быть жена… или подружка.
— Да, разумеется.
Концом ложки он рисовал на столе что-то, понятное только ему. С лица у него исчезла веселость.
— Если честно, — прошептал он, — я думал о тебе не каждый день. У меня даже была связь… но после тебя ничего толком не выходит.
На что она рассчитывала? Если бы он ответил: «Да, у меня есть подружка», ей это было бы неприятно, а теперь она злилась, как будто он нарушил договор.