Помоги проекту - поделись книгой:
Уже впившись зубами в истекающее маслом тесто, он почувствовал на языке полузабытый вкус псины. Парню было все равно: все, что не умело при жизни разговаривать, годилось на обед. Он улыбнулся перепачканными жиром губами — его позабавило, что уличный воришка и мошенник обманули друг друга. К вечеру Ханнан разжился еще одной лепешкой, запеченным с корицей яблоком, горстью миндаля и рыбиной, поджаренной на углях. Наутро парень стащил в скобяном ряду короткий нож, а к полудню срезал первый кошелек.
И вот, спустя две луны, он стоял на той треклятой площади и отчего-то нервничал. Ханнану казалось, что каменные лица на башнях наблюдают за ним. Толпа волновалась и гудела: коротко взмахивая хлыстами, чтобы разогнать нерасторопных, через людское море двигались двое всадников. Они были одеты в легкие черные шелка, а лица под тюрбанами закрыли плотные повязки. Черные Братья, вспомнил Ханнан, элитное войско Царя Царей.
— Отродья бесов! — пробормотали у него над ухом.
Ханнан решил не оборачиваться. Братьям ничего не стоило выхватить кривые мечи и ворваться в толпу, круша направо и налево — стоит им решить, что чернь недостаточно почтительна. Если подобное случится, юноша хотел увидеть это первым и вовремя убраться.
Парень стоял и бормотал под нос проклятия. Он знал, что пока испуганная толпа таращится на воинов, он может срезать пару кошельков и смыться. Но то ли тяжелые каменные взгляды, то ли присутствие слуг ненавистного владыки — что-то мешало ему действовать. Поэтому он задержался на площади дольше, чем собирался, и потому же наметил мишенью эту женщину.
Высокая, смуглая, она была одета в длинное, до земли, платье, перехваченное в поясе переплетением бронзовых цепочек. Ниже на шелковом шнуре болтался пухлый кошель. Он даже не успел ничего сделать. Ханнан сомкнул ладонь на рукояти припрятанного в рукаве ножа, когда сильные пальцы сжали его запястье. Парень поднял взгляд. Женщина смотрела ему в глаза, ее зрачки были серыми и льдистыми.
— Только попробуй, — негромко произнесла она.
Ханнан почувствовал, что не может оторвать взгляда от ее глаз. Как зуд на коже… Только это было не похоже на зуд, от женщины прямо-таки разило силой.
— Я не собирался вас трогать… госпожа, — испуганно пробормотал юноша.
Он вновь попробовал отвести взгляд, но ее глаза притягивали. Нож выпал из его руки и глухо стукнулся о мостовую. В другое время он бы посмеялся над собой: вырваться и убежать от женщины — что может быть проще? Но незнакомка и не была женщиной. Она была колдуньей.
— Откуда ты, мальчик? Как тебя зовут?
Она назвала его так, хотя внешне меж ними было семь или даже пять лет разницы. Сперва Ханнан хотел не отвечать или бросить что-нибудь наобум — но холодный взгляд выпил из него всю волю, и он услышал, как его губы выговаривают:
— Ханнан, госпожа.
Только теперь он вспомнил, что предстоит, если колдунья отведет его в караульную — а он не сомневался в ее способности тащить за собой тощего, как жердь, юношу. Сперва ему отрежут мочку уха, и это будет клеймо, и каждый будет знать, что перед ним мошенник или вор. В следующий раз будет уже все ухо. Дальше Ханнан вспомнить не успел.
Холодная вязкая волна страха зашевелилась в низу живота, каменные лики на башнях, казалось, ухмылялись. Воздух вокруг юноши задрожал и пошел волнами, как в жаркий полдень, и Ханнан понял, что сейчас сила вырвется наружу.
Глаза женщины округлились от удивления — и она грубовато ответила ему:
— А меня — Хенной. Пошевеливайся, парень, ты идешь со мной.
2
— Вот здесь.
Такани для верности притопнул, словно это его погребальный костер пылал здесь год назад. Чародей поморщился, но смолчал.
— Она хотела, чтобы ее положили в костер на закате. И обязательно здесь, чтобы… чтобы духи ветров подхватили прах и понесли прямиком к Солнечному Владыке. Кажется, так она говорила.
Купец обернулся к Ханнану и виновато улыбнулся.
— Память уже не та, что раньше, — пояснил он.
Да, в этом была вся Арсил
— Я могу побыть один?
Чародей вопросительно взглянул на Такани, и тот без слов начал спускаться с холма.
Арсила… Это ведь из-за нее Ханнан-мальчишка хотел стать магом. Ради ее внимания, ее беглого взгляда, чтобы она признала его равным.
Арсила… Льдинка на языке, одно-единственное движение губ. Имя — как серебряный бубенец, посмеивающийся неподалеку.
Они встретились в поместье у одного городского вельможи. Наставник брал ученика на встречи, на приемы знати — он и впрямь хотел, чтобы Ханнан стал одним из них, высших из высших. Они познакомились в саду, и Арсила стояла в тени акаций, а закатное солнце, пробиваясь через сень ветвей, разбрасывало по ее одежде блики, окружив девушку золотистым, почти призрачным ореолом. Арсила была в одежде незамужней женщины: бесформенном балахоне, оставлявшем открытыми лицо и кисти рук — но душными ночами парень ворочался в постели, представляя себе мягкое тело под слоями ткани.
В те годы Ханнан уже научился многому. Сперва воровать и не попадаться на глаза, затем — магии и тому, как вести себя в обществе вельмож. Однако никто не рассказал парню, как обращаться с женщиной — и он топтался, глупо молчал или искал подходящие слова, и надеялся, что рано или поздно станет магом, а стало быть — своим среди господ. Своим для нее. Разумеется, до самого конца он так и остался учеником ее дяди и нищим побирушкой, которого старик подобрал на улице.
Мыслями Ханнан был далеко, на холме за городом, который они посещали, и даже еще дальше, в воспоминаниях юности — когда Такани зачем-то пояснил:
— Едут.
На взгляд Ханнана, происходящее не нуждалось в объяснениях. За поворотом дороги, из-за обшитого медью купола храма, уже слышались призывные голоса рожков. Им вторил низкий утробный рык тамтамов. Каждый из них был размером со взрослого человека, а передвигались они в запряженных быками повозках. Темнокожие барабанщики без устали, без передышки работали колотушками, извлекая из громадин кошмарный рокот, так что будь сейчас ночь — Ханнан не сомневался, звезды и те разбежались бы в панике.
Встречающие вахурита чиновники степенно ждали.
— А он нагл, этот жрец, — склонившись к спутнику, проговорил чародей. — В столице тамтамы сопровождают только Царя Царей.
На взгляд Ханнана, церемония была донельзя глупой. Так встречают завоевателя, что вернулся из похода. Так можно ждать Царя Царей. Но не жреца одного из многочисленных святых и божков, что населяют храмы Царства.
Чиновники, купцы, члены местного Совета Достойных — все они выстроились на площади, словно войска на смотре. Только вместо щитов и копий были резные посохи и расшитые одежды. На Такани было жалко смотреть: в раззолоченном кафтане, в бархатных перчатках он потел и стонал, стонал и потел — и потому едва ли прислушивался к магу.
— Здесь об этом никто не знает, — отмахнулся купец.
— Не знает… — соглашаясь, протянул Ханнан. — Но если он решил приехать по-царски, это о чем-то говорит. Верно?
Такани коротко усмехнулся.
— Ты умеешь испортить даже самое поганое настроение.
Первыми из-за поворота показались знаменосцы. Каждый нес по копью с выкрашенным в белый цвет бунчуком: одиннадцать копий — одиннадцать мук Вахура. Затем показались те самые бычьи упряжки с тамтамами. Вооруженный эскорт… кто-то очень хотел, чтобы воины выглядели, как царские Черные братья, но все же не осмелился переступить грань дозволенного. Поверх темных одежд были повязаны густо алые, цвета запекшейся крови, кушаки.
Сам жрец передвигался на подчеркнуто скромных носилках, за его спиной маячил тощий служка с пергаментным зонтиком от солнца. С появлением Кийяза из толпы горожан раздались нестройные крики. Приветствия получились жидкими и неуверенными, но жрец словно не замечал этого.
— Пошевеливайся, — Такани пихнул мага в бок. — Давай же, наш черед!
Процессия горожан потянулась навстречу патриарху.
В столице и других уголках Царства Ханнан дюжину раз видел торжественное прибытие Царя Царей. Провинциальный владетель или назначенный наместник опускался в пыли на колени и, обнажив шею, склонял перед царем голову. Высоко над головой владыка поднимал меч — и опускал на шею подданного. Плашмя. Или, если считал нужным — клинком. В столице рассказывали, что когда Азас Черный надел золотую маску, он решил воскресить ставший почти бессмысленным обычай, и кое-кто из господ действительно лишился голов. Из тех, кто тяжко перенес кончину прежней династии. Впрочем, Ханнан не знал, правда это или выдумки.
Благо, жрецу хватило ума не уподобляться царю хотя бы в этом.
Все было чинно и пристойно. Заверения в вечной дружбе, церемонные знакомства, обещания вечной жизни праведным и смиренным. Ханнан скучал, поглядывая, как закатное солнце заливает купол святилища кровью. Он все же вздрогнул, когда настоящая кровь жертвенного барана пролилась на землю.
Чародей начинал жалеть, что отправился на встречу с торговцем, когда заметил в процессии нечто привлекшее его взгляд. Маски. Четыре железные маски с пустыми чеканными глазами без зрачков. Лики слепцов.
Кляня неверный вечерний свет, маг всматривался в плотную толпу. Ему послышалось, что зазвенели цепи? Или это упряжь? Ханнану казалось, на масках виднеются символы…
Чародей коснулся локтя спутника.
— Мы можем подойти поближе?
Такани бросил на него косой взгляд.
— Это очень важно, — пояснил Ханнан. Склонившись к уху торговца, он почти одними губами произнес: — В крайнем случае, решат, что у тебя проснулось благочестие.
Купец неразборчиво поворчал о безумных колдунах, но стал протискиваться к патриарху.
Чиновники толпились, принося Кийязу дары. Тончайшие одежды из шелка и атласа и серебряные заколки для волос, наборные пояса и ларцы из благовонного дерева. Они несли больше, чем пристало дарить жрецу и чем любой мог унести. Они все толкались и бранились, надеясь заверить патриарха в своем почтении, и каждый не желал уступать другому. «Базарный день, а не встреча, — думал чародей, пролагая себе дорогу локтями. — Но чего еще ждать от торгашей?»
На мгновение он увидел всю четверку сразу — грубые железные лица и не то ошейники, не то ожерелья под ними — и тут же тучный жрец в белом заслонил их.
«Проклятье, я слишком мало знаю о вахуритах», — подумал Ханнан, когда очередной посох едва не отдавил ему ногу. «Если это особые аскеты, я… за такие шутки я так воздам богам, что Захит подумает, в домашнем святилище гостили варвары». Впрочем, он тут же поправился: «Нет, я буду смеяться вместе с богами, долго и с облегчением. Потому что если это не святые аскеты…»
В группе чиновников возникло замешательство. От толпы горожан отделилось несколько человек и, прорвавшись через заслон, бросились к Кийязу. Ханнан не понял, желали они припасть к светочу мудрости или забросать священника гнилыми фруктами. Целая свора стражников бросилась к бреши. Когда горожан оттеснили обратно, некоторых волокли по земле.
И все же чародей вознес обещанную богам хвалу — потому что когда он обернулся к процессии, он, наконец, увидел их. Четыре сгорбленные, словно под тяжким гнетом, фигуры. Руки пленников были связаны за спиной, но Ханнан не сомневался: на этих руках нет кистей. Маски полностью закрывали глаза. В прорезях не было нужды: теперь, когда чародей видел слабо мерцавшие цепи, он не сомневался, что все четверо лишены не только глаз, но и языков.
В следующее мгновение воины храма заслонили пленников, но магу было довольно увиденного. В Круге их называли ш
— Погоди, — Ханнан вновь тронул локоть купца. — Не стоит дальше… Меня могут почувствовать.
— Ты уж реши, чего ты хочешь! — огрызнулся Такани. Он собирался сказать что-то еще, но проглотил готовые сорваться слова. — Ну давай, веди, мой друг.
— Подальше… Как можно дальше, — едва слышно выдохнул Ханнан.
— Ну-ну, погоди! — торговец дернул его за рукав, точно опасаясь, что маг сбежит. — А дары? — Он указал двойным подбородком на шкатулку с драгоценностями. — Мы собирались принести дары.
— Ты можешь сделать это без меня.
Ханнан понимал, что выглядит смешно. Он подмечал и странные взгляды купцов неподалеку, и жреца, маячившего поодаль. Меньше всего ему хотелось подставлять Такани и себя вместе с ним. И все же… попасться на глаза Искалеченным было последним, чего он желал.
— Не дури. Как это будет выглядеть?
Такани все говорил, но Ханнан не слушал. Он вдруг почувствовал взгляд. Не настоящий — как будто прохладный ветер прошелся по головам, ероша прически и топорща волоски на шее. Ханнан немедленно закрылся, с головой нырнув в первую же мысль.
«Жарко… Душно… И пыль, боги, везде эта пыль! Когда уже?» Ханнан долго думал о драгоценностях, которые ждали своего часа, чтобы присоединиться к груде подарков. Перебирал в уме ожерелье, гадая, кому оно достанется. Ясно, что Кийяз не станет все это носить…
Это было похоже на транс. Да, по сути, это и был транс: чародей не слышал и не видел ничего вокруг. Выждав положенное время, он вынырнул обратно, навстречу обеспокоенному голосу:
— …опять. Да что ж такое! В твоей-то хворью нельзя торчать на солнце! Давай, давай, мои парни тебя отсюда выведут.
Ханнан не чувствовал ни малейшего признака слабости, но, благодарно кивнув купцу, оперся на руку темнокожего верзилы. Взгляд ушел. Словно кот среди стаи мышей, он уже искал новую жертву, позабыв о предыдущей.
Маг шел, низко опустив голову, чтобы богачи не видели бегающего, затравленного взгляда.
— Пойдемте, господин, — на ломанном хир
Ханнан не сразу нашел в себе силы ответить. Слова не шли, и он вновь думал, зачем он здесь. Он не солдат и не лазутчик, ему не под силу справиться со страхом, подорвавшим волю еще в ту страшную ночь. Не под силу лгать, скрываться от жрецов, теперь еще — и от Искалеченных… Его место в столице, в тихом кабинете, где крики чаек и скрип галер спорят за право нарушать спокойствие обители.
Но маг не вправе выбирать, куда его занесет судьба. С новой решимостью Ханнан посильней оперся на руку охранника и заковылял так, словно силы его покинули.
Такани вернулся к полуночи, под фырканье лошадей, топот забегавших слуг и занудные распоряжения Захита. Чародей услышал его задолго до того, как торговец ворвался в комнаты Ханнана, в шелесте дорогих одежд и облаке сладких южных ароматов.
— Поднимайся, старик! — прогудел купец. — Приходи в себя. Нам нужно многое обсудить.
Маг был к этому готов и спокойно ответил:
— Располагайся. Слуги оставили бутыль…
— Боги, нет! Нечего тут киснуть, — купец пошире распахнул дверь, приглашая друга идти вперед. — И потом, здесь полно челяди. Незачем им слушать торговые дела. Мы идем в сад, я распорядился натащить туда фруктов, вина и света.
— Боишься своих же слуг?
— Я хороший хозяин, — хохотнул Такани. — У них уши завянут, если послушают, как я считаю медяки.
Ханнан послушно набросил на себя накидку. Когда он проходил мимо застывшего у дверей торговца, тот хлопнул чародея по плечу и негромко произнес:
— Не бойся, не дам я тебя в обиду.
Ханнану оставалось лишь пожать плечами.
В саду было прохладно и тихо. Медные светильники с горящим маслом выхватили из ночи небольшой остров света: с парой ковров, низким столиком и грудами подушек. Кипарисы и цветочные кусты сгрудились за чертой темноты, словно не решаясь подступиться к огню. Когда они приблизились, из теней вынырнул Захит с кувшином развязывающего язык питья.
— Захи будет с нами, — пояснил торговец. — Ты ведь не против?
— Как я могу быть против? Я твой гость.
— Кончай свои унылые разговоры. И без них тошно, — купец упал на подушки.
Ханнан подождал, давая старику наполнить чаши, и осторожно спросил:
— Почему тошно? Церемония прошла неудачно?
Такани поморщился, опрокинул в себя вино и протянул Захиту чашу за обновлением.
— Проклятые вахуриты! Не нравится мне это…
— Что именно?
— Все. Да все! — Такани умолк. Пожевал губами, тяжело вздохнул. И начал заново: — Понимаешь, старик, когда владыка стал Царем Царей… да продлятся его годы и прирастет царство… мы ведь знали, что он пришлет наместника. Думали, все останется по-прежнему, только в крепости будет сидеть другой. А видишь, как вышло: наместник вон где, а мы здесь. Мы стали думать, наместник назначит хранителя города. Тоже не назначил. Сказал, города побережья богаты купцами и товарами и не нуждаются в поводырях. Только намекнул: те, кто соберет деньги на ремонт тракта — те и не нуждаются.
— И что?
— Собрали. Кто бы сомневался? — Такани фыркнул. — Потом на новый храм, на крепость. И мы привыкли. А этот… как ты его назвал?
Поделиться книгой: