И упало Слово

Андрей Шипилов

И упало Слово

Часть первая

Вступление

Государственная медицина гарантирует гражданам своевременное исцеление ото всех излечимых заболеваний, включая рак. Граждане обязаны добросовестно и организованно трудиться и довольствоваться только самым необходимым, чтобы скопить ресурсы для своего будущего исцеления. Заболевший раком гражданин считается выполнившим свой долг перед обществом и, после исцеления, отправляется на пожизненный отдых на Безмятежные Острова.

Ст. 3 Конституции Земли

Они облетели Озеро с восточной, подветренной стороны, чтобы не ощущать смрада, который источала зеленоватая, мутная вода водоема.

Когда-то, давным-давно, это место называлось «Озеро Байкал», но сейчас вторая часть названия канула в лету и осталось просто — «Озеро». Но несмотря на гниющую воду, под поверхностью Озера еще теплилась какая-то жизнь, а в многочисленных водоемах-садках по его берегам выращивали рыбу-пангасиус — деликатес для больших столичных начальников.

Поэтому они предусмотрительно держались поодаль от берега, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. В этих местах уже много лет не видели боевых коптеров и на непривычный силуэт несомненно обратили бы внимание.

Проскользнув незамеченными мимо Озера и садков, они оказались над необитаемой территорией. Здесь уже можно было не таиться. Под ними раскинулась тайга, где уже больше ста лет не ступала нога человека, а это небо не бороздили ни коптеры, ни дирижабли. Место лежало вдали ото всех воздушных трасс.

Но, тем не менее, те, кого они ждали должны были пролететь именно здесь. Риска ошибиться тут практически не было.

— Смотри, — сказал первый, указывая на зеленую точку на экране радара.

— Вижу, — ответил второй.

— Ты не забыл, как это делается?

— Еще чего! — ответил второй, но на всякий случай разложил на планшете инструкцию.

Он защелкал тумблерами, движением рукояток поймал точку в перекрестье и нажал кнопку пуска. Коптер тряхнуло, а на экране показалась вторая точка которая стала не спеша приближаться к первой. Через некоторое время точки слились и пропали с экрана.

— Ну вот, дело сделано!

— Не забудь, приказано убедиться, что никто не выжил.

— Сейчас подлетим к месту, убедимся! Погоди, — второй озадаченно повернулся к первому, а как же их найти, их же нет теперь на радаре!

— Не знаю, — растеряно ответил тот, — лети просто по направлению там же должен быть какой-то пожар, дым должен быть видим издалека.

Минут двадцать они кружились над тайгой, но так ничего и не увидели.

— Смотри! — второй ухватил первого за плечо.

На экране показалась еще одна точка.

— Что делать будем? — спросил первый, —Ты главный, тебе решать!

— А мы точно в том месте? — забеспокоился второй.

— Откуда же я знаю, ты вел, по твоим указаниям летели.

Первый вытащил карту и стал сверяться:

— Нет, мы точно на месте, — сказал он спустя пару минут, — сбивай!

Коптер тряхнуло еще раз, и через несколько минут обе отметки пропали с экрана.

— Слушай, — сказал второй, — давай не будем говорить, что их тут двое было, а? Ну, сбили и сбили! И все дела! Задание выполнено!

— Смотри! — крикнул первый.

На экране возникла еще одна отметка.

— Нет, давай назад поворачивать, — забеспокоился второй, — тут явно чего-то не то…

— Слышал приказ? Убрать всех свидетелей, если будут! Какая тебе разница, кто из них объект, а кто свидетели? Стреляй!

Коптер тряхнуло третий раз и через несколько минут отметки пропали с экрана.

— Ну всё! — сказал второй, — ракет больше нет. Что будем делать если четвертый появится?

— Ничего не будем, топливо тоже на исходе. Разворачивайся!

Глава 1. Сэндвич Сабмарин

В жизни людей порой случается так, что за один день происходит столько событий, сколько их не было за всю предыдущую жизнь.

Они привели его сюда и сказали: «Это ваша комната, здесь вы отныне будете жить».

Он быстро учился, он уже понял, что новое в его лексиконе слово «комната» означало — жилое помещение. Но это место меньше всего походило на жилое помещение. Гораздо больше это место напоминало приемную какого-то большого начальника.

Несколько раз в жизни ему случилось попадать в такие приемные, вернее — мимоходом проходить через них, потому никто конечно не позволил бы обычному лагерному работнику задержаться в таком роскошном месте.

И сейчас эта роскошь окружала его, а его словарный запас был очень скуден для того, чтобы описать всю эту роскошь. В нем просто не было соответствующих терминов. Ну каким словом, можно, например, назвать освещение, когда в комнате светло, а самого источника света не видно и из-за этого ничто не отбрасывает теней и глазам очень приятно, и на тебя сходит какое-то неземное спокойствие.

Как назвать поверхность, на которой он сидит? Стул? Но ведь это не стул, это что-то другое. Стул не обхватывает тебя невиданной мягкостью со всех сторон и не подставляет под твои локти удобнейшие упоры. Таких «стульев» тут было три, из чего он сделал вывод, что эта «комната» предназначена для троих, и у него будет два соседа.

Наверное, и спальное место, если бы оно тут было, представляло бы из себя нечто необычное и называлось бы как-то иначе. Но спального места тут не было. А разве может быть жилое помещение без спального места?

С того момента, как он остался тут один, его терзало какое-то тревожное чувство, и оно все нарастало и нарастало. И вдруг он понял. Он был один. Еще ни разу в жизни ему не доводилось оставаться в одиночестве, если только не считать камеры томографа на медосмотрах.

Он родился в Лагере и всю жизнь провел в Лагере, а в Лагере, где бы ты ни был, тебя везде окружают люди. За исключением карцера, но от карцера его судьба оберегла. Он еще никогда не оставался в одиночестве, и это одиночество вызывало у него ощущение тревоги.

«Не волнуйся, — приказал он себе, — ты же хотел этого, вспомни, сколько раз ты мечтал о том, что когда-нибудь останешься сам с собой наедине. Томографа же ты не боишься, хотя у многих закрытая камера томографа вызывает панику».

Вдруг раздался отчетливый стук. Корчак прислушался. Звук шёл от входной двери.

Корчак подошел к двери о открыл ее. За дверью стоял человек с занесенной рукой.

— Это вы стучали? — спросил его Корчак, — что случилось?

— Я просил разрешения войти.

— Просили разрешения? Таким странным образом? Зачем? Разве для того, чтобы войти в жилое помещение надо просить разрешения?

— Тут у нас так принято, считается невежливым входить в комнату без разрешения хозяина, для того, чтобы дать понять, что вы ходите войти, принято постучать.

— Хозяина? У жилого помещения разве может быть хозяин?

— Да, конечно, ведь вы тут живете, значит вы — хозяин, ну, во всяком случае, пока эта комната закреплена за вами. Но вы все же позволите войти? Или вы сейчас заняты?

— Конечно-конечно, — проходите, — посторонился Корчак.

— Позволите присесть?

— Для этого тоже надо спрашивать разрешения? — удивился Корчак? — чтобы сесть в жилом помещении.

— Когда вы у себя — не надо, когда в гостях — принято спрашивать, спросить — это считается признаком вежливости.

— Не бойтесь, оскорбить меня такой невежливостью, — улыбнулся Корчак, — эти правила мне в новинку, я с ними не знаком, и совсем не замечу, если вы их нарушите. Так что можете их не соблюдать. Хотите сесть — садитесь!

— Спасибо! Тем не менее вам надо будет эти правила усвоить, раз вы теперь в нашем обществе. Уверяю вас, они очень просты и естественны, их не придется заучивать, они будут соблюдаться сами-собой. И кстати, мы ведь не знакомы, а те же правила требуют, чтобы мы первым делом представились друг-другу. Ваше имя, я уже знаю, Ян Корчак, а мое — Рабиндранат Тагор, я ваш сосед.

«Ну, конечно, — же понял Корчак, — конечно же такое помещение не могло быть предназначено для одного. Но где же все-таки спальные места?»

Он снова осмотрел помещение.

Сосед перехватил его взгляд и весело рассмеялся.

— Здесь, — он подчеркнул слово «здесь» интонацией, — понятие «сосед» означает совсем не то, что в Лагере. Здесь, — сосед — это не тот, кто спит рядом с вами на нарах, а тот, кто живет в соседней комнате. Здесь каждому человеку полагается отдельная собственная комната. Моя — прямо напротив вашей. У вас номер пятнадцать, а у меня — четырнадцать. Четные номера с одной стороны коридора, нечетные — с другой. Вот по этому случаю W и попросил меня зайти к вам в гости. Он беспокоится, что вам будет не по себе от непривычной обстановки, он телефонировал мне и выразил опасение, что вам до сих пор еще ни разу не приходилось оставаться в одиночестве, просил помочь вам освоиться.

— Мне действительно было не по себе, но кто такой W?

— Наш супервайзер. В Лагере его называют «Комендант». Зовут его Владимир Владимирович. Но это сложно каждый раз выговаривать, и мы зовет его «Дабл Ви». Он — не возражает.

— Дабл Ви, — как символ в техническом жаргоне? Вы знаете жаргон?

— Ну еще бы не знать, — рассмеялся Тагор, только мы называем его иначе, English Language — не знаешь, — заставят выучить. Вам тоже предстоит эта зубрежка.

— Я — знаю технический жаргон, — с гордостью воскликнул Корчак, — еще со школы. Меня с детства готовили в научные специалисты.

— Ну-ну, знаете, так знаете, не буду спорить, — примирительно сказал Тагор, — но все же… я догадываюсь, что W дал вам для ознакомления, ну скажем так, очень детальную информацию про человека, в чью честь вам дали имя, про этого Яна Корчака. И эта информация — она никогда не пишется обычным языком, она всегда написана на этом самом «техническом жаргоне». И возможно, что эта версия жаргона не вполне вам знакома.

— Откуда вы знаете, про документ, что мне дали?

— Нам всем давали читать «житие своего святого», всем кто поступал сюда, это один из элементов подготовки.  Кому-то раньше, кому-то позже. Обычно это происходит, когда мы учим «технический», как вы говорите, жаргон, но раз вы его уже знаете, я предположил, что вам могли дать почитать это сразу.

Корчак не стал спрашивать, что такое «житие» и «святой». Он уже понял, что в свое время это узнается само собой и решил поговорить о более актуальных вещах.

— Как тут жизнь? — спросил он, — если сравнивать с Лагерем?

— В первые дни вам будет казаться, что вы попали на Безмятежные Острова, — улыбнулся Тагор.

— Настолько тут все прекрасно!?

— По сравнению с лагерным бараком — да — прекрасно! А если сравнивать с самими Безмятежными Островами, то здесь — все равно — лагерный барак!

И, заметив недоумение на лице Корчака, продолжил:

— Сейчас вам этого не понять, сейчас у вас тут ничего кроме восторгов не будет. Но потом, когда вы поживете, пообвыкнитесь, вы начнете это замечать и даже испытывать от этого ущербность. Вот, например, здешний «туалет» после лагерного отхожего места покажется вам чудом. Но он здесь один на этаже, на 9 комнат — один. А на Безмятежных островах у вас будет три-четыре туалета прямо в вашем доме. Только для вас одного!

— Прямо в доме? — ахнул Корчак, — но это же вонь!

— Да что там рассказывать, — встал с кресла Тагор, — проще показать, пойдемте.

Корчак даже не понял, что он — в отхожем месте. Впрочем, тут это называлось, как он уже знал, иначе — «туалет». Больше это напоминало кабинет врача, светлым кафелем, чистотой и стерильностью. И запах. Пахло не как в отхожем месте, а как пахнет весной, когда ветер приносит в лагерь аромат цветов с склонов окрестных гор. Но — сильнее!

— Это — ароматизатор, — сказал Тагор. — заметив, что Корчак принюхивается. Вот тут, на стенке. Автоматически, через определенные промежутки времени в воздух вбрызгивается ароматическая эссенция. На Островах вы сами будете решать, какой запах вам нравится: цветы, ваниль, лаванда, хвоя… все что угодно. А тут… тут мы нюхаем то, что вставит клиниг-менеджер. Нас — не спрашивают!

— Это… это… — не понял Корчак, — вот это вы считаете проблемой? Да любой работник из нашего барака даже мечтать не смеет об этом!

— Вот-вот! — рассмеялся Тагор, — я же сказал, что после Лагеря вам здесь все будет казаться Безмятежными Островами.

Он объяснил Корчаку, как пользоваться унитазом и дозатором мыла в раковине, объяснил, как работает смеситель и провел его к душу.

— Мыться вы можете, когда пожелаете, а не только по субботам, хоть несколько раз в день. Там такой же дозатор, как в туалете на раковине. Вернее, там их два. Состав — разный. Голубой для головы, белый для тела. Впрочем, если перепутаете — ничего страшного, я даже не знаю, чем они отличаются. Можете использовать без ограничений, никто вас за перерасход не накажет. Расход вообще не контролируется.

Белье тоже можете менять не раз в неделю, а когда захотите. Тут, хотя об этом и не говорят, все ежедневно его меняют, это даже принято так делать. Брать — в специальном шкафчике у вас в комнате, я покажу.

И еще один момент. Душ — одна кабинка на весь этаж, на девять человек. Чтобы не мешать друг-другу, вот тут — грифельная доска и мел. Пишите заранее, если вам душ нужен в какое-то конкретное время. Видите, вот моя запись — 14, 7:30. Я накануне написал, что хочу воспользоваться душем утром, перед деловой встречей, в 7:30 и никто в это время душ не занимал.

Они вернулись в жилое помещение (вернее — в комнату) Корчака.

— Я хочу попить кофе! — вдруг сказал Тагор.

— Я тоже, — засмеялся Корчак, — но придется подождать до воскресенья. Кофе полагается только по выходным, к завтраку. Или тут дают его чаще?

— Не дают, мой друг! Не «дают», а «берут»! «Берут» и пьют, когда захотят. Вот я хочу выпить кофе, и вы меня сейчас им угостите! Вернее, это я на первый раз угощу вас вашим же кофе.

Он отодвинул вверх панель перед маленьким столиком. За панелью стояли какие-то аппараты и было множество ящичков. Привычным движением Тагор выдвинул ящик вытащил оттуда две капсулы и вставил в один из аппаратов. Послышался глухой рокот и в воздухе разлился невероятный аромат, который сам по себе вызывал чувство какой-то эйфории и ожидания чего-то необычного, какого-то чуда.

— Вам сколько сахара? — спросил Тагор.

— Если я верно понял вашу фразу, — это чудо аппарат может сделать кофе любой степени сладости?

— Он вообще не кладет сахар в кофе, вы сами должны добавить сколько вам нравится.