Помоги проекту - поделись книгой:
Мила улыбнулась мужу, и тот невольно потянулся к ней, отражая душевный порыв своих визави.
— Давайте-ка поподробнее о вашем сюрпризе, — улыбнулась Мила, высвобождаясь из ласковых объятий. — Генка, потерпи! Сначала о деле. — Мила приняла серьезный вид и поправила прическу. Тоненько звякнул браслет на ее загорелом запястье. Она обвела присутствующих выразительным взглядом. — Я хочу знать, что и как! Все же семейные реликвии! Не так уж часто они попадают в руки наследников! А на Париж еще насмотритесь! Он никуда не денется!
Маша и Павел, перебивая друг друга, начали излагать все с самого начала.
Гена перестал обнимать жену, но держал ее за руку, теребя пальчики. Мила руку не отнимала. После того как Павел и Маша умолкли, она помолчала несколько минут, потом на ее лице отразилось что-то вроде прозрения.
— Так… все верно… — Мила встала и вышла из гостиной. Вернулась она вместе с Рене. — Вот, знакомьтесь, Рене Дестен, племянник известного французского коллекционера. Ты говорил с дядей?
— Уй! Да!
— Вот! Завтра вы поедете к мсье Дестену и все ему расскажете. Рене вас проводит! Так?
Рене кивнул.
Павел и Маша замерли. Вот это да! Неужели события уже начали разворачиваться? Или они начали разворачиваться тогда, когда Маша решила разобрать хлам на антресолях?
Дядюшка Дестен оказался милым галантным старичком. Он принимал русских гостей в своем доме в Буа-Коломб и первым делом показал им сад, разбитый со вкусом, но не потерявший природной естественности. Затем хозяин оставил супругов одних и отправился изучать старинные записи.
— Паш, — спросила Маша, когда они побрели дальше по дорожке, окаймленной зеленым подстриженным газоном. Слабо пахли цветы в расставленных по обе стороны дорожки вазонах. Позднее, в начале сумерек, они начнут источать свой чувственный аромат. — Почему, как ты думаешь, Рене работает простым водителем у Милы, если у него дядя такой богатый? Смотри, какой у него дом, а территория вокруг? Целое поместье!
— Пусть медальон будет у тебя, — нелогично ответил Павел и надел на Машину шею украшение. — А тебе очень идет! Вот так, хорошо… — Для убедительности он провел пальцем по цепочке и задержал его возле ключицы. — А по поводу Рене, Маш, у них тут совсем другой уклад жизни. Дядя не обязан обеспечивать совершеннолетнего Рене средствами к существованию. Это у нас в России патриархальные отношения между родственниками. А тут не так.
— Как-то непривычно все это, — пожала плечами Маша и прильнула к мужнину плечу. Павел взял ее лицо в свои ладони и поцеловал. Глаза Маши сами закрылись, лишь только его губы коснулись ее губ.
— Париж! Как много в этом звуке для сердца русского слилось!.. — с чувством произнес Павел, подхватил Машу в объятия и закружил по садовой дорожке. Маша откинула голову и засмеялась…
— Смотри, вольеры! — Павел увлек Машу к ограждению в углу парка, и они остановились, пораженные. За ажурной проволочной сеткой паслись лошади.
— Ой, какие красивые! — не сдержала восхищения Маша.
— Ты стройна, как кобылица в колеснице фараона, — вознесся Павел к высокому библейскому строю мыслей.
— И правда, Паш, не зря лошади считаются самыми красивыми животными… И глаза у них красивые, у них и у коров. Вон у Гомера, что ни красавица — так волоокая…
В глубине аллеи показался мсье Дестен:
— Мон шер Мари, мсье Павел… — Он сделал приглашающий жест в сторону особняка.
На баржу «Ковчег» супруги возвратились уже за полночь, отужинав в гостеприимном доме старика Дестена. Рене, любезно попрощавшись, тут же укатил домой, доставив Машу с Павлом до места.
Маша уселась в кресло и откинулась на спинку, переводя дух от обилия впечатлений.
— В первый же день — и столько всего.
— Ты устала? — Павел снял Машину сумку с подлокотника кресла, намереваясь присесть рядом. И удивленно уставился в вырез Машиного платья.
— Что такое? — Маша провела рукой по шее, готовясь ощутить тяжелую округлость согретого ее телом металла. Но рука скользнула по гладкой коже. Глаза ее округлились, но Маша быстро взяла себя в руки, и мысль ее заработала.
Повисло напряженное молчание. В открытое окно долетала музыка с речного трамвайчика, проходившего мимо.
— Привет! Вы дома? — в гостиную вошла Мила, следом за ней Геннадий.
— Ну как первый день в Париже?
— Все пропало… — упавшим голосом произнесла Маша.
— Что пропало? — хором выдохнули супруги.
— Медальон! Его нет!
— Спокойно. Расскажи все по порядку, — спокойным голосом предложила Мила. — Вы поехали к Дестену. Медальон был? Когда вы обнаружили пропажу?
— В саду у мсье Дестена все было на месте…
Мила выхватила из сумочки сотовый и набрала номер Рене. По ее лицу было видно, что трубку никто не берет.
— Вот незадача, как назло, не отвечает! — в сердцах произнесла она. — Ладно, сейчас поздно, утро вечера мудренее. Давайте ложиться. Завтра на свежую голову сообразим, как поступить!
Маша согласно кивнула, приходя в себя. Насыщенные впечатлениями, супруги отправились спать. Уже засыпая и поворачиваясь на бок, спиной к мужу, Маша сонно пробормотала — то ли ему, то ли самой себе:
— В любом случае, Паша, Господь с ним, с медальоном этим… Как пришел, так и ушел… Могли бы его вообще выкинуть с хламом… А так в Париже…
Павел обхватил Машино тело рукой, привычно поместив ее в удобный изгиб талии у бедра. Рукой коснулся мягких полушарий груди, доверчиво угнездившихся в его ладони. Спать! И вправду утро вечера мудренее.
Но сон не шел. Не разделял Павел этой Машиной пораженческой философии. Она по-своему, конечно же, права, убиваться из-за потери ювелирной побрякушки глупо — хоть бы ей и триста лет было! И четыреста! Вот то, что они с Машей в Париже, — это да, здорово. Как там у Жванецкого? У россиянина не часто срывается фраза: «Мне в Париж, по делу! Срочно!» У них, кажется, это получилось — и сказать, и, главное, оказаться в городе-мечте. Хотя для европейцев город-мечта — Венеция… «Побывать в Венеции — и умереть!» — такие вот тут приоритеты! Но это их, европейцев, дело, чего им хотеть. Они с Машей хотели сюда. И ведь сразу угодили в парижские тайны!
Павел поворочался, стараясь не разбудить жену, потом встал и тихонько начал одеваться. Выскользнув из спальни, он прокрался к выходной двери и, разобравшись с запорами, вышел на воздух. Поозирался в растерянности, вглядываясь в ночные огни никогда не засыпающего города, и пошел в сторону ближайшего моста. На мосту остановил такси и добрался до Буа-Коломб. Он не мог ответить себе на вопрос, зачем он едет к особняку Дестена. Ночью, в темноте — что можно найти? И там ли надо искать? Но бездействовать было невыносимо.
Пройдя вдоль литой садовой ограды, он прислушался. Все тихо. Павел перелез через ограду и замер в кустах, обдумывая, что делать дальше. Потом пошел по знакомым аллеям. Объятый ночной тишиной сад притаился, храня в этом молчании шепоты, крики и смех, когда-то звучавшие здесь. Вчера, сегодня и много десятилетий назад. Ведь не он, Павел, первый ступает ночью среди распростерших в темноте свои кроны деревьев. Мысли Павла наполнились фантазией. Наверное, много интересного тут происходило! Одно слово — французы!
Пройдя несколько десятков метров, он наткнулся на вольер для лошадей. Животные тихо всхрапнули, заслышав чужие шаги. Неожиданно у Павла в кармане запиликал сотовый.
— Алло? — приглушенно ответил он, ожидая услышать встревоженный Машин голос.
— Паша, банзай! — зарокотал в трубке голос Анатолия. — Ты где? Извини, что так поздно звоню.
— Да ладно, чего извиняться, раз звонишь! — Павел пошел вдоль вольера, пытаясь выйти на дорожку.
— А ты где?
— Да леший его разберет, в кустах каких-то… — в сердцах проговорил Павел и уточнил: — Рядом с лошадьми.
— Какими еще лошадьми и в каких кустах? Ты кого-то выслеживаешь?
— Наверное, да. Только не знаю кого.
— Ну ты… это… в себе?
— Да я-то в себе. Вот только лошади. — Животные и вправду забеспокоились, услышав не знакомый им голос. — Тут особняк, — внес ясность Павел, держась принятой линии быть кратким.
— Ты, Паша, точно не спишь?
— Я не сплю, а их разбудил. Ржут. Сейчас хозяин выйдет.
— Еще скажи — резидент! Шпион из тебя, как…
— Что? Не гожусь в шпионы?
— Ты годишься в пациенты.
— Еще накаркай!
— Ты, Паша, совсем меня запутал. Тебе врача не вызвать? Ты где?
— В саду возле особняка.
— Какого еще особняка?
— Обыкновенного, парижского…
— Ты хочешь сказать, что ты в Париже?!!
— Ну да. Мы с Машей тут. То есть она спит, а я вот…
— Так и мы тут! В ку… тьфу, в Париже. А вообще… пусть Симона с тобой разберется, передаю ей трубку.
— Павлик, — послышался в трубке взволнованный голос Симоны, — я только что узнала об одной исключительной вещи! Мне Маша говорила про медальон! Так вот! Он мне срочно нужен!
— А нет его… я его как раз ищу.
— Где?
— Долго объяснять. А зачем он тебе срочно?
— Мы с Толиком в Париже. Я тут… вообще-то это пока закрытая информация, но тебе не могу не сказать, потому что очень интересная штука получается… — Волнение Симоны передалось Павлу, он подобрался, воровато озираясь, словно их могли подслушать. — Оказывается, в старинных медальонах содержится древний воздух. За такими вещами идет охота по всему миру, и уже давно. Этот воздух можно исследовать! Это достоверный материал для изучения ранних форм жизни, понимаешь? В древнем янтаре есть остатки организмов, в окаменелостях, ну, всякие там бактерии… Все это представляет огромный интерес для науки. В общем, я вспомнила про ваш медальон и сразу решила выяснить, что с ним.
— А ничего. Пропал.
— Как — пропал? Объясни все толком!
— Сейчас не могу, кажется, меня заметили… — Из глубины сада послышался треск веток. Не успел Павел сообразить, куда бежать и как спасаться, как услышал зловещее рычание. Собака!
— Господи, да кто тебя заметил, кого ты ловишь?
— Меня ловят… — Павел метнулся в сторону ограды.
— Бо-о-оже, — простонала Симона, — ничего не понимаю!
Но Павел уже не слушал. Нажав сразу на все кнопки, он отключился и, заталкивая телефон в карман, не удержав равновесия, споткнулся. Падая, успел все же выбросить руку перед собой и рухнул в траву. Рука тут же наткнулась на что-то холодное и округлое. Он зажал предмет в руке и, быстро принимая вертикальное положение, поднес к глазам находку. В свете далекого фонаря тускло блеснул… медальон! Ну да, они с Машей здесь прогуливались. Кажется, именно тут он ее обнимал. Павел торопливо сунул вещицу в карман и припустил прочь. Рычание и треск веток раздавались уже совсем близко. В его распоряжении несколько секунд. Подбежав к ограде, он подпрыгнул и уцепился за ажурную конструкцию, чертыхаясь и удивляясь тому, что еще цел… И, уже поверив в благополучный исход своей вылазки, вдруг почувствовал резкую боль в лодыжке.
— Черт!
На ноге, вцепившись мертвой хваткой, повис питбуль. В голове у Павла помутилось, он дрыгнул ногой, пытаясь отшвырнуть зверя, но убедился, что сделать этого не может…
— Фф-у! Фу! — раздался отчаянный женский крик. Собака разжала челюсти и послушно села на задние лапы. Что было сил Павел рванулся, не помня себя, перемахнул через ограду и… со стоном свалился на тротуар. Его тут же обхватили чьи-то нежные руки. — Кто здесь? — в горячке попытался он разглядеть неожиданного спасителя.
— Павлик, это я…
Маша!
— Машка… Господи, как ты меня нашла?
— Сама не знаю, проснулась — тебя нет. Внутренний голос… Давай сматываться скорее… — Маша схватила Павла за руку, увлекая в сумрак боковой дорожки, огибающей особняк. Павел резво вскочил на ноги, но тут же взвыл от боли.
— Что, Пашенька? Что, милый?
— Нога! Этот чертов зверь…
— Что, совсем идти не можешь?
— Ни-ичего, м-м-могу, давай только не так быстро!
Осторожно передвигаясь, они добрались до места, где Маша оставила такси. Едва лазутчики влезли на заднее сиденье, машина рванула вперед.
Остаток ночи промелькнул в мгновение ока.
Через день утром ласковое солнышко лизнуло Павла в щеку. Он открыл глаза. Интересно, в Париже со всеми так или это им с Машей уготована такая плотная программа? Позавчерашние события сейчас казались ему сном. Но не верить в происшедшее было нельзя. Нога распухла и посинела. Как известно, собачьи укусы сдавливают мышцы. Сильно травмированные ткани долго не заживают. Если укус пришелся на стопу, то несколько дней передвигаться практически невозможно. За свою эксцентричную выходку Павел получил от Маши взбучку.
— Мы приехали в Париж! А ты?
— А что — я?
— А ты… самострел!
— Я самострел?
— А что, скажешь, я?
— Нет, не скажу. Ты героическая женщина, самоотверженная жена, бросилась спасать мою жизнь, честь и достоинство.
Поделиться книгой: