Караоке вдвоем: Хмельная страсть

— Я микробиолог и немного знаю практическую медицину.

— Никогда бы не подумала, — удивилась Маша. — Надо же! Микробиолог. Звучит так внушительно! А ты такая…

— Какая? Легкомысленная?

— Ну не то чтобы, — немного смутилась Маша.

— Да ладно уж… Ты права. Конечно, я легкомысленная. Но ведь ничего такого нет, просто сидели рядом и болтали. И сейчас вот — пришли вместе. — Симона словно оправдывалась. — Это ведь еще ни о чем не говорит, как ты считаешь? — обратилась она к Маше, словно за советом. — Хотя ты уже высказалась.

— Да нет же! — рассмеялась Маша, и чувства ее теперь были абсолютно искренними. Симона и впрямь перестала ей казаться легкомысленной. Гораздо более легкомысленной ей сейчас казалась она сама, разглядывавшая с морского дна «основания айсберга».

Появился Толик. Его ладонь все так же была повернута вверх, но в ней горкой лежало что-то оранжевое. Апельсины! Толик раздал всем по оранжевому шару, и компания на время примолкла, занявшись поеданием сочных фруктов. Толик разделил свой апельсин между Симоной и Парамоном и взялся за игрушку.

— Толик! Дай теперь я! — управившись с апельсином, протянул к нему ручку Парамон.

— Щас, щас… — азартно давил на кнопочки Толик. Парамон смотрел на него с нетерпением, и громила быстро сунул игрушку мальчику. — Окружили, гады! Чего-то у меня полный тормоз получается.

— Сейчас я приду к тебе на помощь! — обнадежил его Парамон.

Радостно схватившись за аппаратик, он быстро разрулил ситуацию и покровительственно положил маленькую ручку на плечище Толика:

— Друзьям надо помогать. Ты зови, если надо… А сейчас посиди в тенечке, пока ладони заживут.

Симона с закрытыми глазами слушала разговор двух мужиков, лицо ее выражало полное довольство и крайнюю безмятежность. Маша и Павел, переглянувшись, снова отправились купаться.

Вернувшись, супруги обнаружили, что Толик, не вняв разумному совету Парамона отдохнуть в тенечке, умудрился заснуть на солнце. Впрочем, как и Симона, несмотря на ее познания в практической медицине. Но она хотя бы накрылась полотенцем. Толик же к моменту, когда коварное светило начало клониться к горизонту, покраснел, как вареный рак.

— Здесь солнышко очень горячее, поэтому надо намазать тебя кремом от загара, пока ты, брат, не сгорел окончательно, — принял решение Парамон. — Мама, где твой крем?

На пару с Симоной они принялись «спасать» осоловевшего Толика, потратив на это тюбик крема и полчаса времени.

Когда подошло время собираться к ужину, вся компания дружно поднялась и двинулась в сторону жилых корпусов. Парамон повис, уцепившись за руки Маши и Павла, Симона с Толиком шли следом.

В ресторане было приятно прохладно. Дневная жара спала. Парамон, забыв про игрушку, с любопытством осматривал причудливо собранные в группы столики разных конструкций. Тут были и высокие, и средние, и совсем низенькие. Сам зал поражал своими размерами и несимметричностью. Малыш уверенно выбрал столик на пятерых.

— Ну ты великий математик! — одобрил Толик его выбор.

— Я голодный карлик, который поест и будет великаном, да, мама?

— Будешь, если хорошо поешь, — автоматически откликнулась Симона привычной формулой.

Компания принялась усаживаться. Пол под столиком располагался в два уровня. Поэтому три кресла имели обычную форму, а два других представляли собой высокие оригинальные конструкции — на них надо было взбираться по особым ступенькам. Парамон с восторгом взобрался на один из них, настояв на соседстве с мамой. Толик сел напротив Симоны, Павлу и Маше достались кресла. Усевшись, все переглянулись и… дружно рассмеялись: никто не спешил к ним с угощением.

— Самообслуживание, господа! — объявила Маша и первая встала, направившись к стойкам с едой. Вездесущий Парамон, обогнав ее, быстро обнаружил горку чистых тарелок. Толик положил глаз на свежую выпечку. Симона начала открывать по очереди судки с чем-то горячим.

Наполнив тарелки и вернувшись на свои места, все принялись поглощать пищу. Видимо, от усердия Павел уронил ложку и, поленившись идти к стойке с посудой за чистой, нырнул под стол. И только там понял, как опрометчиво он поступил. Ножищи Толика и маленькие ножки Парамона не привлекли его внимания, однако на скромно составленных вместе ногах Маши и Симоны он не смог не задержать взгляда. И дело было не в ногах как таковых. Их он видел и так. Дело было в ракурсе. Тонкая ткань легкой одежды облегала нехуденькие женские бедра, смотреть на которые в упор оказалось делом нелегким. А не смотреть было еще труднее. Ложку пришлось нашаривать вслепую.

— Ты там не уснул? — подозрительно осведомилась Маша, наклоняясь под стол. От этого движения ноги ее чуть раздвинулись, и Павел с еще большим усердием заерзал по полу. Из-под стола он вынырнул бордовый.

— Что, друг, трудно тебе пришлось? — невинно полюбопытствовал Парамон.

— Ох, не то слово! — сокрушенно признался Павел и углубился в гастрономический процесс.

Когда содержимое тарелок было основательно подчищено, Толик озабоченно завертел головой.

— Ты что? — спросила Симона.

— Попить бы.

— Да, не помешает, — добавила Маша.

Павел, управившись с едой последним, встал и присоединился к Толику. Тот, выпрямившись во весь рост, обвел глазами обеденный зал и подвел итог:

— Фиг вам.

— Вы уж поищите, мальчики, — взмолилась Симона. Парамон сполз со своего стула и важно потопал в обход зала. Его маленькая макушка мелькала между столов, вокруг которых жевала и гудела публика. Мужчины отправились следом, теперь уже не столько в поисках воды, сколько держа в поле зрения малыша. Маша и Симона остались за столиком вдвоем.

— А вы неплохая пара! — воскликнула Маша, пользуясь случаем.

— В самом деле?

— Ну, окончательные выводы делать преждевременно, но Толик и Парамон смотрятся просто как отец с сыном!

Молодая мама, пряча улыбку, сосредоточенно возила кусочком хлеба по тарелке.

— А Толик женат? — спросила Маша.

— Я не спрашивала… еще.

— Обязательно поинтересуйся! Знаешь, дружба дружбой, а… файв ботлз вотэ… плиз! — поймала Маша за рукав пробегавшего мимо официанта.

Через минуту на столе стояло пять бутылок воды. Официант сунул Маше чек, который она быстро подписала. Наслаждаясь прохладной водичкой, дамы начали разглядывать публику. Скоро показались добытчики. У каждого в руках было по две бутылки. Заметив на столе питье, они уставились на дам.

— Сколько отвалили? — спросил Толик, намереваясь похвастаться своими экономическими достижениями.

— Нисколько! — скромно улыбнулась Маша, посматривая на мужчин с жалостливым сочувствием.

— А мы тридцать фунтов! — сокрушенно поведал Павел.

— И на чай три фунтика! — честно признался Парамон.

— Как вам это удалось? — приступил к расследованию Павел, не желая мириться с тем, что дамы, не сходя с места, добыли драгоценный напиток раньше их.

— Волшебное слово знать надо, — хихикнула Симона.

— И читать путеводитель, — добавила Маша. — Толик, а ты женат? — проявила она стратегическое мышление.

— Мария, — попытался урезонить Павел любознательную супругу.

— Было дело… — без смущения ответил Толик. — Только она оказалась… — он замялся, — не готова к семейной жизни. И мы расстались.

— А дети? — настойчиво пробивалась Маша. — Дети есть?

Толик уловил, что в этих вопросах нет бесцеремонности, а всего лишь забота о младшей новообретенной приятельнице.

— Бог не дал… — дружелюбно улыбнулся он Маше и выжидательно посмотрел на нее, дескать, еще вопросы будут?

— Ну… это дело наживное, — посчитал нужным встрять Павел и, в свою очередь, улыбнулся Маше. Симона присоединила свою улыбку к общему благодушию.

— Мама, а почему вы все улыбаетесь? — затеребил ее Парамон.

— А мы… не хотим потом плакать! Ведь не хотим? — наклонилась она к сыну.

— Не хотим, не хотим! Кто плачет, у того потом глаза красные. И нос.

— Ну вот видишь, ты и сам все знаешь.

— Положим, не он один, — вплелся в их диалог Толик.

— А не пора ребенку спать? — дипломатично завершила Маша развернутую ею же конференцию, пригладила Парамону вихры и первая поднялась с кресла. Вся компания задвигалась, выбираясь на свежий воздух.

— До завтра, — расслабленно промолвил Павел и, переполненный обильной едой и впечатлениями, прямым ходом двинулся к номеру, легонько опираясь на Машину руку.

— А ты… делай вид, что я твоя надежда и опора. — Глаза его слипались и почти закрывались сами собой.

Пять минут теплого душа, и супруги мгновенно заснули, едва дойдя до кроватей.

Однако через полчаса Павел приоткрыл глаза, встал и бесшумно выбрался из постели. Тихонько одевшись и выйдя из номера, он направился к близлежащему бутику, примеченному им еще по приезде. К его великому сожалению, бутик оказался закрыт. Чертыхаясь, Павел огляделся и заметил милую троицу: Толик, Симона и Парамон сидели на диванчике у бассейна с голубой водой. «Это называется ребенку пора спать», — подумал про себя Павел, но обрадовался.

— Выручайте! — подбежал он к ним. — Хочу что-нибудь подарить Маше. Прямо сейчас.

— А чо? Махнем в Наоме на такси, там что-нибудь и присмотрим.

И Толик сорвался с места, увлеченный идеей. Через минуту к подъезду подкатил желтый автомобиль, вся компания погрузилась в просторный салон.

В Наоме Толик безошибочно остановил машину у ярко освещенной витрины с огромным количеством украшений на разные вкусы.

— Симона, давай! — уступил ей свою роль командира Толик. Девушка не спеша стала разглядывать выставленные в витрине украшения и с уверенностью выбрала пару тяжелых старинных серег из красноватого золота. И в самом деле — красивые. Маше точно понравятся!

— Тетя Маша будет принцесса! — ликовал Парамон, поглаживая пальчиком каждую из сережек.

— Устами младенца! — отозвался Павел. — Спасибо, друзья! — Он поочередно потряс руку Парамону, Толику и Симоне. В предвкушении Машиной радости от подарка он беспокоился только о том, чтобы она не проснулась, пока его нет.

Вернулись в отель все так же на такси.

Прокравшись в номер, Павел с облегчением обнаружил, что жена уютно посапывает, и потихоньку выложил подарок на прикроватный столик. Затем, с чувством глубокого удовлетворения, влез под простыню и мгновенно уснул.

Утром Павел был разбужен крепким поцелуем в губы. Над ним сверкали сумасшедшие Машины глаза.

— Пашка! Это мне?!

— Нет… мне! — схватил ее Павел в объятия и счастливо рассмеялся.

Завтракали впятером, уже сплоченным в преодолении трудностей коллективом. Не сговариваясь, уселись на облюбованные накануне места.

— Поедим — и на пляж, — вопросительно-утвердительно сказала Маша, поблескивая новыми сережками и прихлебывая лимонный сок.

— На пляж! На пляж! — подал голос Парамон.

— Мы немного попозже, — ответила Симона.

— Нада… эта, мы попозже… — поддакнул Толик.

Маша спрятала улыбку и потащила Павла в сторону моря.

Солнышко уже пригревало. Как приятно упасть на топчан с мягким, удобным матрасом и поворачиваться с боку на бок, то подставляя тело лучам утреннего светила, то отодвигаясь в тень плетеного навеса… Ласковый ветерок треплет волосы и овевает кожу. В легкой дымке тают в море далекие древние острова. Можно смотреть вдаль, можно слушать мерный шум прибоя, можно просто бездумно дремать…

Очнувшись от дремы, Павел неслышно поднялся и глянул на Машин лежак. Жена мирно посапывала, уронив недоеденное яблоко на махровую простыню. Тень от плетеного грибка полностью укрывала ее от иноземного светила. Он медленно встал, вперевалочку прошел несколько метров по берегу и вошел в прохладную морскую воду.

Маша проследила, как Павел покинул лежбище и скрылся в воде. Та-а-ак, ласты, маска, трубка… Она отбежала подальше вдоль линии прибоя и с размаху плюхнулась в прозрачный рассол, распугивая разноцветных рыбок…

Павел наметил край рифа для ориентира и, вдохнув побольше воздуха, нырнул. Пошевеливая на глубине ластами, он вдруг увидел перед собой пловчиху. Она плыла в его сторону. Вот она уже совсем близко. Неужели Маша? Ничего себе, вздремнула, плутовка!

— Бур-быр-брлмбым… — только и смог пробулькать он, глядя на плутовкину попку, быстро уходящую вверх.

Маша поднялась на поверхность, вдохнула порцию воздуха и снова нырнула, разминувшись с Павлом на встречных курсах. Нырять снова Павел не спешил, наблюдая за тем, как его нереида вращается в воде, ловко управляясь руками, соблазнительно извиваясь, сгибает ноги в коленях, разводит их и застывает в неподвижности. Затем, обнажив грудь, медленно проплывает в зеленоватой глубине и замирает в зовущей позе. Дав зрителю вволю насладиться, она приводит себя в порядок и выныривает метрах в пяти от него, жестом приглашая повторить фантастический танец — с возможными вариациями.

Павел принял игру с восторгом, проникаясь нешуточным азартом. Он многозначительно покивал головой и, набрав побольше воздуха, погрузился поглубже. Не долго думая, стащил с себя плавки и начал изображать танец с саблями… точнее, с одной, а еще точнее — с одним восточным, изящно изогнутым клинком. Упражнений с холодным оружием Павел не изучал, поэтому просто с воодушевлением потрясал воинственно распрямившимся клинком, выпуская множество пузырей и давясь от смеха. Маша, подсвеченная слепящей солнечной окантовкой, зависла у самой поверхности воды. Ее темно-синие ласты медленно шевелились, Павел не мог этого видеть, но она явно улыбалась, а ее грудки, выпущенные на волю, задорно расходились и сходились в воде. Самое же горячее внимание Павла привлекал его любимый треугольничек между тесно сведенными бедрами. Но вот морская нимфа хулигански приспустила трусики и стала дразнить его уже темненьким треугольничком — на фоне снежно-белой кожи. Голова у него пошла кругом, воздух в легких заканчивался. И тут он краем глаза заприметил аж три прогулочных катера с прозрачными днищами и одного обалделого аквалангиста. Задыхаясь и не попадая ногами в плавки, он суматошно ринулся к поверхности.

Выходя из воды, Маша хохотала как сумасшедшая. Павел мялся по грудь в волнах, почтя за единственно разумное покивать головой в ответ на шумное восхищение туристов, высыпавших на палубы своих катеров. Они восторженно хлопали в ладоши, радуясь нечаянному представлению. Похоже, овации были искренними. Павел, приободрившись, отвесил легкий поклон в сторону зрителей.