— После принятия решения об окончательном переводе или возвращении в состав нашего подразделения ждем вас снова. Вы, рядовой, человек, судя по всему, занятой, так что учтите это в вашем напряженном графике. Всего наилучшего.
Айвен, прыгая через три ступеньки, скатился в раздевалку. Сорвал форму и яростно принял душ. Уже в штатском, но еще с мокрой головой он выскочил на велосипеде под поднимающимся шлагбаумом. Проехав квартал, Айвен проверил телефон — тот наконец заработал. На самой базе и вокруг работали только армейские кодированные каналы. Кучер не подходил. Он набрал Сметану.
— Опаздываю минут на пятнадцать. В совятне завис.
— Окей, братан. С тебя еще пиво. Торопись, не рассчитаешься.
Сметана даже по голосу был счастлив, получив законное право улизнуть на вечер от жены и детей, двух мальчишек совершенно дикарского нрава.
Айвен поехал напрямую в бар, решив дать только небольшой крюк, чтобы проскочить через торговую зону на углу Вучестер и Линкольн-стрит. Ему нужен был банкомат, кроме того Айвен собирался прихватить в тамошней забегаловке пару чизбургеров и попробовать съесть их по дороге. Не было особенных сомнений, что половина народу опоздает еще больше него, а уж Иддис наверняка. Это, впрочем, не имело значения. Новый Человек, которым он собирался стать, не опаздывает ни при каких обстоятельствах.
Кроме того, Новый Человек не мог просто ехать на велосипеде и слушать, например, музыку, он должен был совершенствоваться. Айвен усилием воли погрузил себя в мир неправильных французских глаголов.
Банкомата, встроенного прежде в стену справа от распашных дверей «Ву-марта», уже не было. Ниша аккуратно заделана, оставив напоминанием лишь пятно чуть более яркой, не выцветшей краски. Последние годы, к негодованию бабушки Клаудии, банкоматы исчезали один за другим, уходя в мир патефонов, пишущих машинок и видеокассет. Айвен немного удивился, что не заметил пропажи прежде. Недельные закупки он делал в большом дискаунтере милях в десяти отсюда, но нехватку и просчеты заполнял именно здесь, возвращаясь с работы.
Айвен настучал заказ на мониторе. У соседнего возился большой парень, черней безлунной ночи, с сотней косичек, заплетенных разноцветными ленточками. Одет он был в комбинезон «Ву-марта», а команды отдавал голосом на странном языке, состоящем из кудахтанья и клокотания.
— Вы предпочитаете взять заказ с собой? — спросил киоск Айвена.
— Здесь, в смысле, с собой. Воды добавьте бутылку.
— Не знаете, банкомат вообще демонтировали или, может, перенесли? — спросил он у парня в комбинезоне.
— Перенесли, — у него был какой-то чудовищный акцент.
— Вы предпочитаете взять заказ с собой? — повторил киоск.
— С собой, и бутылку воды.
— Воду с газом? Вы предпочитаете взять воду с собой?
— Без газа. Все с собой. А куда перенесли?
Соседний киоск что-то ласково проклокотал, черный, недовольно покосившись на Айвена, прокудахтал ответ.
— С вас триста сорок восемь долларов, пожалуйста.
Айвен заглянул в глазок, старомодно оформленный в виде ромашки, и вбил код.
— Так что с банкоматом?
— С чем?
Айвен изо всех сил гнал велосипед, планируя заскочить в банк рядом с домом, пересесть на машину и сжевать бургеры уже за рулем. На полпути французская решимость съежилась и отступила. Сосредоточиться после такого дня, да еще налегая на педали, все равно не получалось, и он переключился на радио. Переключился очень удачно. Там как раз отплясывал на костях администрации сенатор от оппозиции, Джейси Шервуд, специализирующийся на внешней политике.
— По сути дела, сегодняшние события, к сожалению, еще раз подтвердили верность нашей позиции. Мы вынуждены повторять одни и те же слова, вновь и вновь. Но, несмотря на все возражения, политика администрации в этом вопросе остается насколько последовательной, настолько и ошибочной третий президентский срок подряд.
— По большому счету, это все та же администрация, — решил вставить словечко ведущий.
— Безусловно. Я призываю слушателей задуматься: уже многие годы мы оплачиваем триллионами долларов и бесценными жизнями наших парней некомпетентность и упрямство администрации. Перед нами поставлены ложные цели, к которым мы двигаемся негодными средствами. Такой подход ведет исключительно к катастрофе и деградации.
— Все-таки, если вернуться к сегодняшним событиям. Многие эксперты считали, что пик активности террористов пройден. И вот опять тяжелые потери. Двенадцать погибших только за сегодня, семьдесят один военнослужащий с начала месяца. Грустный рекорд последних семи лет. Последний раз с подобным мы сталкивались во время саратовской резни. По вашему мнению, в чем причина столь резкой перемены вектора развития?
— Прежде всего, я не вижу особенных изменений. Военные действия ежегодно затихали зимой, чтобы возобновиться весной с новой силой. Хотелось бы напомнить слушателям, что уже семь лет назад под беспрецедентным давлением администрации принята большая программа автоматизации в инженерных частях и авиации. Мы возражали тогда и повторяем сейчас, что принятые решения были преждевременны. Нам обещали снижение численности военнослужащих, физически присутствующих в горячих точках, на два порядка. Результат? Численность контингента выросла в полтора раза! И вы говорите об успехах?
— Военные утверждают, что применяемая боевая мощь выросла за это время в шесть-семь раз.
— Лукавая статистика! Они складывают теплое и длинное, чтобы потом разделить на зеленое. Я назову вам реальные цифры, действительно важные для каждого американца. Только на проваленную программу автоматизации за эти годы истрачено двадцать четыре триллиона долларов! Двадцать четыре триллиона! Каждому американцу стоит задуматься над этой цифрой, заполняя налоговую декларацию.
— Если быть справедливым, необходимо признать, что многие нынешние проблемы возникли до прихода республиканцев в Белый дом, при их меньшинстве в обеих палатах.
— Не могу согласиться. Одно дело — адекватная реакция на внешнеполитический кризис и совсем другое — бессмысленное упрямство. Я думаю, нет необходимости напоминать, при каких обстоятельствах президент Суарес был вынужден принять свое историческое решение. Решение абсолютно верное, как я считал тогда и считаю теперь. Вообще, подход республиканцев к любой проблеме одинаков до комичного. Например, политическое старичье, вроде меня, прекрасно помнит, как они были обеспокоены нашим государственным долгом. «Непристойно огромный» — так называл его президент Коллинз во время своей первой избирательной кампании. И что мы видим сейчас? Рост долга за одиннадцать лет без малого втрое!
Этот банкомат еще не выкинули. Айвен снял три тысячи и погрузился в расчеты, сжимая пачку пятидесятидолларовых. Если девять человек, на три круга пива… Можно, конечно, одолжить при нехватке. Но Новый Человек не станет ни о чем просить без крайней необходимости, и Айвен решительно снял добавочные две тысячи. На этот раз банкомат выдал двадцатки. Только получив вторую пачку, он осознал два существенных обстоятельства. Во-первых, где-то в глубинах примитивного меню можно было выбрать достоинство купюр. Власти упрямо отказывались вводить купюры крупнее сотни, борясь таким затейливым образом с наличным оборотом, но даже в сотенных это выглядело бы не так угрожающе. Во-вторых, у него есть только два кармана, и оба спереди на плотно облепляющих по нынешней моде штанах.
— Безусловно, — продолжал сенатор, — мы должны больше опираться на местные полицейские и военные силы.
— Многие сомневаются в их надежности и лояльности.
— Такой подход, такая двусмысленность позиции — одна из центральных наших ошибок. Либо у нас есть надежные союзники, заслуживающие доверия, либо союзников у нас нет. Тогда возникает вопрос: чем мы занимались все эти годы? Куда ушли неисчислимые ресурсы, реки денег, тысячи жизней, если мы не смогли найти людей, разделяющих наши идеалы? Я убежден, это не так. Логично, но прискорбно, американские медиа редко и вскользь упоминают о потерях наших друзей. А ведь они многократно, в десятки, в сотни раз превышают наши. Недоверие, с которым так часто приходится сталкиваться, оскорбляет этих мужчин и женщин, отдавших и отдающих жизни во имя свободы и демократии. Мужчин и женщин, ежедневно сражающихся бок о бок, плечом к плечу с нашими ребятами. Конечно, в первую очередь нужно упомянуть военнослужащих и бойцов сил контртеррористического комитета, чей облик так часто пытаются облить грязью в погоне за дешевой сенсацией. Но не только они, любой политик, полицейский, даже обычный предприниматель или учитель ведет там жизнь, полную риска и опасностей. Каждый раз, видя их светлые лица, их несгибаемую веру в лучшее будущее своей истерзанной земли, я чувствую огромную гордость, что такие люди сражаются рядом с нами и вместе с нами. Наш долг — помочь им и доверять им.
Айвен переключил радио на динамики своего «Мерседеса», настоящего кожано-деревянного монстра, способного украсить автомобильный навес покойного вице-бургомистра. Двадцать лет назад дедушке Карлосу попала под хвост вожжа, и он купил эту машину, проигнорировав все доводы разума и даже, может быть, впервые в жизни — бабушку. «Мерседес» и тогда не был, разумеется, новым, машина из-за бензинового двигателя продавалась совсем недорого, бензин уже считался проблемой. Вышедший на пенсию дед ухватился за единственный шанс в жизни поездить на чем-нибудь стоящем вместо обычных развалюх. После его смерти машина лет пять стояла без движения, и бабушка с удовольствием от нее избавилась, подарив Айвену.
— Внешняя политика, проводимая нынешней администрацией, привела нас к тяжелейшему кризису. Еще раз повторюсь, наша страна преследует ложные цели негодными средствами. Все громче звучат обвинения от наших критиков, а если называть вещи своими именами, от наших врагов. Они называют наше правительство службой безопасности ресурсных компаний. И можно ли, положа руку на сердце, полностью отвергнуть это обвинения? Это политика девятнадцатого века, направленная против соперников из двадцатого. При этом мы, по сути, игнорируем подлинных конкурентов и подлинные вызовы. Посмотрите вокруг. Индия, Китай. Они всюду, они теснят нас на рынках, в технологиях, в Африке, в Азии, в Латинской Америке, даже в Европе, даже в Мексике. Китайский флот уже хозяйничает в Карибском море, а наш выставили из Японии, Персидского залива, даже из Италии и Греции. Чтобы сохранить наследие предков, мы обязаны обратиться наконец к будущему, или у нас его не будет.
— Нет сомнения, новые, прорывные технологии, возникающие повсюду в альтернативной энергетике, позволят в ближайшие десятилетия избавить, наконец, мировую экономику от нефтегазовой зависимости. Ветроэнергетика, солярная энергетика, сосредоточь мы в этих областях наши ресурсы вместо фантастических расходов на фантастические программы перевооружения, без сомнения, мы уже расстались бы с позорной для XXI века зависимостью от ископаемого топлива.
На входе в бар Айвену пришлось задержаться перед шлюзом безопасности. Слышно было плохо, но, судя по обрывкам разговора, какой-то мужчина пытался зайти в бар с ножом, его, конечно, не пускали, а он кричал и грубил с характерным акцентом. Минуты через три дверка шлюза отъехала, тощий нигериец плюнул на пол и вывалился на улицу, сжимая здоровенный тесак и продолжая ругаться. Трудно было даже представить, как такой подарок забрел в их тихий район и на что рассчитывал. Выглядел он вылитым актером из недавнего сериала про уличные банды, даже в штанах, имитирующих джинсы с накладкой, имитирующей плотно обтянутые гениталии фантастического калибра.
Айвена попросили встать на желтые следы на полу, достать ключи от машины, показать, что в левом кармане (он выгреб ком денег). Все происходило на таком старомодном и аристократическом языке, каким сейчас вряд ли пользуются даже на приемах у английского короля. Операторов охраны теперь набирали бог весть из каких афро-азиатских дыр, держа на затруднительный случай одного-двух с сомнительным английским. Основная масса орудовала автоматическими переводчиками.
— Прошу прощения, сэр, к нашему огромному сожалению, в соответствии с действующим законодательством мы не вправе продавать спиртное посетителю вашего возраста. В случае нарушения вами федерального закона о минимальном возрасте потребления спиртного вы можете… мы вправе…
— Понятно, не собираюсь я…
Автомат продолжал бубнить про наказания, параграфы и подпункты. Оператор, видимо, уже отключился, так что прослушать предстояло полностью. Голос оттарабанил положенное, и внутренняя створка отъехала, впуская его внутрь.
Бар «Последняя капля» был заведением не самого последнего разбора, тут до сих пор работали живые бармены, а не автоматы под присмотром кого-нибудь из Конго или Пакистана. Присутствовала даже некоторая претензия на изыски в интерьере. Многочисленные светильники, работавшие сейчас на минимальной яркости, изображали рюмки, бокалы, пивные кружки и бутылки разнообразного спиртного.
Все, и даже Иддис, были уже в сборе, стол заставлен пивом, лица оживлены алкоголем, а может, только предвкушением, уже слишком громко смеются и почти кричат.
— Посмотрите на нашего героя! — щеки у Сметаны горели красным. — У тебя там бумажник или ты рад нас видеть? Кого конкретно? Иддис, Бобер хочет нас унизить, мало того что его берут в Троицу, он еще и хвалится своими причиндалами. — Сметана любил шутки времен осады Трои, каждый раз подавая их с таким видом, будто сам только что изобрел.
— Деньги, банкомат мелочи надавал.
— А зачем тебе столько? Ах да, все время забываю, как ты юн.
— В смысле? — заинтересовалась Иддис.
— У него за выпивку платеж не примут, он же молокосос.
— Ну да, когда у меня в прошлом году начали принимать, жизнь стала намного удобней. — Кучер улыбнулся, как он умел, словно говоря, что жизнь не такая уж скверная штука и люди не так безнадежны, как принято считать.
— Странно это. Парень может жениться, завести детей, может стрелять по живым людям и делать ошибки стоимостью в кучу миллионов, но не может заказать кружку пива, — Сметану тянуло на банальности не только в шутках.
Заговорили о том, как все же добыть Айвену выпивку. Сметана, конечно, был знаком с барменом и уверял, будто знает расположение камер.
— Ничего не надо.
— Зря отказываешься, шанхайское у них просто чудо какое-то.
— Я за рулем.
— Ну и что? — снова удивилась Иддис.
— У меня автопилота нет.
— Как это? Что это за машина такая?
— Ты не поверишь, она у него еще и бензиновая, — улыбнулся Кучер.
— Бензиновая? А где ты берешь бензин?
— В Вочестере есть заправка, не так далеко, в общем-то.
Те, кто еще не знал о машине, задали обычные вопросы. Айвен дал обычные ответы, отточенные уже до автоматизма. Нет, это вовсе не дорого, он ездит совсем мало, обычно раз в неделю до продуктового. Было удивительно, насколько люди все берут на веру. Им сказали, что бензиновая машина — это дорого и несовременно, и они поверили. А ведь на небольших пробегах бензин, при всех драконовских акцизах, куда выгодней, и чтобы убедиться в этом, не надо быть академиком, довольно калькулятора и капли разума.
— Умели все-таки делать вещи. Нынешняя машина дай бог лет до пяти доживает, восемь уже чудо, а эти по тридцать лет — и хоть бы что, — сказал Сметана истертую банальность. Вид у него при этом был такой, как будто бы до него это никому и в голову не приходило.
— Моя немного прошла. Дед на пенсии мало ездил, а последние годы, после его смерти, и вовсе стояла.
— То есть ты просто сел в нее после нескольких лет и поехал?
Айвену казалось, что Клоун уже спрашивал его о чем-то подобном прежде и, может быть, даже не раз, но он покорно ответил:
— Кое-что пришлось поменять. Аккумулятор, конечно, еще по мелочи.
— Аккумулятор? — удивилась Иддис.
— У него не такой, как у нас, — засмеялся Кучер, — у него недорогой.
— Шикарная, должно быть, тачка, — Иддис провела языком по губам, считая, видимо, это движение необыкновенно соблазнительным и пикантным, — прокатишь меня?
Айвен не нашел вежливого отказа и молча кивнул. Машина оказалась отличным решением, позволив отделаться от выпивки. Айвен, а точнее Новый Человек, мало ценил алкоголь, считая себя стоящим парнем и без изменения сознания. Он себе нравится и так. Не нуждался Новый Человек и в искусственном веселье, в иллюзии дружбы. Вот отец Айвена обожал пиво, бары, своих заплывших жиром приятелей, задушевную пьяную болтовню. Еще они с матерью любили барбекю на заднем дворе, курорты «все включено», комедийные шоу по ящику. Но когда речь зашла об учебе, они смогли помочь лишь дешевыми советами. «Главное, будь мужиком», — хлопал Айвена по плечу отец. К сорока семи у него был полный рот белоснежного вставного дерьма, 250 фунтов веса, одышка, лысина, гнилое дыхание и куча апломба, словно он до сих пор звезда школьного бейсбола. «Главное, будь мужиком. Держи себя, и все будет пучком».
И все же Айвену нравилось быть здесь, нравилась атмосфера дружеских подколок, беззаботности, сексуальных двусмысленностей. Он сыграл с Кучером партию на бильярде под тремя яркими светильниками в виде бутылок шампанского. Кучер сегодня был особенно в ударе, и Айвен до рези в животе хохотал над его шутками.
Все было мило, даже Иддис, захмелев, не особенно наседала этим вечером, алкоголь, похоже, придал ей уверенность. Все было мило и потому плохо. Новый Человек не может забывать настоящей цели, а эти люди, при всей симпатии, — неудачники, не заслуживающие места в его будущем. Их устраивала работа, устраивало неотличимое от настоящего будущее, они, кажется, ни о чем особенном уже даже не мечтали, разве что Иддис о муже, семейном гнезде и ребятишках. А для Айвена киберпехота — лишь первая ступенька длинной лестницы. В отличие от сослуживцев, он не собирался провести лучшие минуты своей жизни, разжигая гриль на заднем дворе дряхлого домишки. Будь у него стопроцентная уверенность в Калифорнии, Айвен, скорее всего, отказался бы от вечеринки. Конечно, Новому Человеку не годится обижать людей и рвать связи без особой необходимости, но вечер бесцельной болтовни не перевесил бы несколько часов занятий. Пусть даже ценой некоторой напряженности в отношениях с лишними людьми.
Когда они вернулись за столик, Кучер кивнул, изогнув бровь. За стойкой сидела одинокая, за пятьдесят по меньшей мере, женщина, наряженная в красное платье и бесконечные шпильки. Даже в полутьме бара губы, грудь и осанка балерины намекали на основательные хирургические счета.
— Ей бы здорово пригодилась табличка: «Трахните меня, люди добрые, чего я тут, как дура, третий час беленькое цежу», — хихикнул Сметана.
По крайней мере женщина отвлекла его от беседы, больше похожей на лекцию, посвященную сдвоенным дронам. Затея производства дрона на сдвоенной стандартной платформе много обсуждалась последнее время. По слухам, китайцы, индусы и немцы тоже работали в этом направлении. Теоретически подобный дрон мог нести усиленное бронирование и вооружение, но пока, за исключением нескольких сомнительных утечек и еще более сомнительных мутных фотографий, ничего толком известно не было. Объективная реальность не мешала Сметане со знанием дела обсуждать технические характеристики и подробности тактики боевого применения сдвоенных дронов в составе огневых команд. Вообще, он был большой эксперт по части тактики и стратегии, правда, большинство офицеров старались его на боевые выходы не брать. Сметана раз за разом пытался исполнить сложнейшие манипуляции собственного изобретения. Мало того, после каждого провала он отказывался признавать ошибку и бесконечно спорил даже с офицерами, объясняя случившееся маловероятным стечением несчастливых обстоятельств, а не закономерным последствием собственной глупости.
— Ей ведь, — продолжил Клоун, обращаясь к Иддис и не замечая остальных, — ей ведь он даром не нужен. У них никогда не было эмоционального контакта. Абсолютно никакого. Нет, она любит изображать любящую мать, но это так, для вида. А вообще ей на него наплевать. Ей главное — мне под кожу забраться. Отомстить. Неизвестно за что. А парень…
Алкоголь действовал на Клоуна парадоксально. После нескольких порций он не расслаблялся, а, наоборот, погружался в глубины своего многосерийного развода — единственной темы, действительно интересующей Клоуна. Айвен уже был посвящен, и существенно подробнее, чем хотелось бы, в отвратительные подробности судебной баталии за скудные пожитки и шестилетнего сына.
— Происходит закономерный исторический процесс, — Сметана нашел новый повод порассуждать, — когда-то люди придумали кидать копье. Так появился дротик. С этого момента бой становился с каждым витком все более дистанционным. Дротик сменил лук. Лук — арбалет. Арбалет — мушкет. Мушкет — винтовка. И так далее. С каждым разом дистанция все увеличивается, причем промежутки между новыми эпохами становятся все короче. Неизбежно и очень скоро необходимость в физическом присутствии инженеров исчезнет. Мы вступаем в эпоху полностью дистанционной войны.
Сметана раздражал Айвена боевыми глупостями, дважды стоившими ему техники, и их бесконечными оправданиями. Еще больше раздражал привязанностью к многословной отвлеченной болтовне и титаническим банальностями, которые он представлял озарениями и вдобавок подавал их менторским тоном. К тому же Айвен против воли вспомнил мальчика с клюшкой, так и не узнавшего о дистанционной войне.
— Полностью с тобой согласен. Действительно, все дальше и дальше. Мне только кажется, еще до того, как уберут напильников, уволят всех нас. Если задуматься, нас легко можно заменить ребятками откуда-нибудь из Бангладеш. По сути дела, чистая инерция, что этого до сих пор не случилось.
Поднялась буря встречных аргументов. Во-первых, одно дело вахтерский пост, а другое — колоссальная ответственность киберпехотинца. Во-вторых, государственная безопасность. В-третьих, языковой барьер, а автоматические переводчики по-прежнему несовершенны. И так далее. Сослуживцы Айвена просто отказывались признавать очевидную обреченность своей профессии. Наверно, так же когда-то спорили с судьбой водители-дальнобойщики, таксисты, машинистки, кольчужные ремесленники и прочие мастера обточки кремневых наконечников. Сослуживцы держались за уверенность в убогом своем будущем, за пенсии, за непыльную работенку, лишенную самой ничтожной ответственности.
Квартирка Айвена лепилась на втором этаже над умирающей аптекой. Хозяин аптеки и квартиры, полусумасшедший сириец лет восьмидесяти, довел недвижимость до крайнего упадка. Облупившиеся стены, запашок плесени, обвалившийся кафель, вздыбленный пол. Впрочем, неправдоподобная цена искупала любые недостатки. Образование, а Айвен метил на самое лучшее, продолжало дорожать. Даже со стипендиями и армейским кредитом годы учебы обернутся туго.
Квартира ютилась под самой крышей, дурно, видимо, изолированной. Лето еще не началось, но уже было жарко и душно, и, похоже, следующие несколько месяцев, если только не выйдет с Калифорнией, ему придется несладко. Зато зимой тут был настоящий ледник.
Пожелтевший кондиционер заскрипел и зафыркал, но надежды давал немного. Кажется, все его старческие силы уходили на производство странных звуков, на холод уже не хватало. Кондиционер произвела неизвестная человечеству китайская компания в те незапамятные времена, когда в Китае выпускали еще бюджетные кондиционеры.
У дряхлого монитора на стене опять отклеился левый верхний угол, свесившись и скрутившись, открывая не выгоревшую краску и следы предыдущей неудачи. Айвен им не пользовался, предпочитая собственный компьютер, единственную стоящую вещь, принадлежащую ему. Все же непорядок раздражал, нужно будет на неделе подыскать клей понадежней, может, почитать в сети или заехать посоветоваться в строительный.
Айвен быстро разделся, оставшись в одних трусах. Презрев моду, он носил боксеры вместо повсеместных плавок. Айвен никак не связывал себя с уголовниками, нацистами, религиозными гомофобами и прочим сбродом, просто в боксерах ему было удобней.
Сидя на кровати, Айвен подсчитал остатки наличных и со вздохом занес результат. Сегодняшний день опять пробил брешь в графике сбережений, и следовало отыскать слабину в планируемых расходах. Айвен вычеркнул субботнюю пиццерию и мороженое на две недели вперед. Подумав, вернул мороженое, раздвинув пиццерийное воздержание на третью неделю. Спать хотелось ужасно, но он заставил себя повторить французские неправильные глаголы, пролистал записи последних дней по математике и словесности. У Айвена проснулся вкус к знанию, вышедший уже за пределы узкой цели поступить в университет. Новый Человек должен быть образованным человеком. И чем больше он узнавал из книг и сетевых лекций, тем больше понимал, каким скотоприемником была его школа, каким, в сущности, зверинцем, предохраняющим округу от разорения малолетними хищниками.
Лежа в темноте, Айвен долго не мог заснуть, прокручивая разговор с Кримстером и тщательно обдумывая завтрашнее поведение. Было душно, мешал кондиционер, перешедший на какое-то странное бульканье. Он несколько минут боролся с ленью, наконец рывком поднялся с кровати, выключил кондиционер и распахнул оба окна. Скинув и трусы, Айвен нырнул под простыню, на этот раз почти мгновенно заснув.
— Просыпайся.
В комнате горел резкий белый свет, бросаемый конусами дешевых потолочных светильников. На кровати сидел бритый наголо здоровяк. Он неприятно ухмылялся, мощные мускулы выглядывали из-под черной майки.
— Вы кто?
— Твоя большая лысая проблема. Просыпайся, — он снова несильно тряхнул Айвена.
От характерного акцента Айвен разом пришел в себя. На груди бритого была татуировка профиля Сталина, частично прикрытая лямкой. На плечо нанесена стилизованная граната с чекой в виде серпа и молота, а на руке, пониже локтя, трехцветная аббревиатура из пяти букв. По краям буквы стояли нормальные, а посередине большая кириллическая раскоряка, похожая на жука. Символика, хорошо знакомая Айвену. Там такое рисовали на стенах и заборах чаще ругательств, названий спортивных клубов и музыкальных групп вместе взятых. Он потряс головой, отгоняя наваждение, но это был не сон. На кровати сидел самый настоящий ушан. Айвен знал, что такое случалось и прежде. Одна только резня в Порт-Уильямсе прошлой зимой чего стоила.
— Очнулся? Слушай меня. Слушай внимательно, внимательней, чем когда-нибудь кого-нибудь за твою никчемную жизнь. Ты Айвен Гонзалес, позывной Бобер?
— Нет, вы…
Ушан хлестнул по лицу, из разбитых об зубы губ потекла кровь.
— Не люблю вранье. Глупость тоже не люблю. Ты сделал сразу две вещи, которые мне не по нутру. Большая ошибка. Не повторяй ее. В следующий раз будет намного хуже. Понятно? Понятно, я спрашиваю?!