Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт! Принять и закрыть
Читать: Стихотворения. - Константин Николаевич Батюшков на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит
Помоги проекту - поделись книгой:
Прости, гостеприимный кров,Жилище юности беспечной!Подруги! сердце в первый разЗдесь чувства сладкие познало;Здесь дружество навек златою цепью нас,Подруги милые, связало.Так! сердце наше в первый разЗдесь чувства сладкие познало.Виновница счастливых дней!Прими сердец благодаренья:К тебе летят сердца усердные детейИ тайные благословенья.Виновница счастливых дней!Прими сердец благодаренья!Наш царь, подруги, посещалСие жилище безмятежно:Он сам в глазах детей признательность читалК его родительнице нежной.Монарх великий посещалЖилище наше безмятежно!Простой, усердной глас детейПрими, о боже, покровитель!Источник новый благ и радости пролейНа мирную сию обитель.И ты, о боже, глас детейПрими, всесильный покровитель!Мы чтили здесь от юных летЗакон твой, благости зерцало;Под сенью алтарей, тобой хранимый цвет,Здесь юность наша расцветала.Мы чтили здесь от юных летЗакон твой, благости зерцало.
Финал
Прости же ты, священный кров,Обитель юности беспечной,Где время средь забав, веселий и трудовКак сон промчалось скоротечной!Где сердце в жизни в первый разОт чувств веселья трепетало,И дружество навек златою цепью нас,Подруги милые, связало!
1812
ПЕСНЬ ГАРАЛЬДА СМЕЛОГОМы, други, летали по бурным морям,От родины милой летали далеко!На суше, на море мы бились жестоко;И море, и суша покорствуют нам!О други! как сердце у смелых кипело,Когда мы, содвинув стеной корабли,Как птицы неслися станицей веселойВкруг пажитей тучных Сиканской земли!..А дева русская Гаральда презирает.О други! Я младость не праздно провел!С сынами Дронтгейма вы помните сечу?Как вихорь пред вами я мчался навстречуПод камни и тучи свистящие стрел.Напрасно сдвигались народы; мечамиНапрасно о наши стучали щиты:Как бледные класы под ливнем, упалиИ всадник и пеший… владыка и ты!..А дева русская Гаральда презирает.Нас было лишь трое на легком челне;А море вздымалось, я помню, горами;Ночь черная в полдень нависла с громами,И Гела зияла в соленой волне.Но волны напрасно, яряся, хлестали:Я черпал их шлемом, работал веслом;С Гаральдом, о други, вы страха не зналиИ в мирную пристань влетели с челном!А дева русская Гаральда презирает.Вы, други, видали меня на коне?Вы зрели, как рушил секирой твердыни,Летая на бурном питомце пустыниСквозь пепел и вьюгу в пожарном огне?Железом я ноги мои окриляя,И лань упреждаю по звонкому льду;Я, хладную влагу рукой рассекая,Как лебедь отважный по морю иду…А дева русская Гаральда презирает.Я в мирных родился полночи снегах;Но рано отбросил доспехи ловитвы —Лук грозный и лыжи — ив шумные битвыВас, други, с собою умчал на судах.Не тщетно за славой летали далекоОт милой отчизны по диким морям;Не тщетно мы бились мечами жестоко:И море и суша покорствуют нам!А дева русская Гаральда презирает.
Между февралем и
17 июля 1816
ВАКХАНКАВсе на праздник ЭригоныЖрицы Вакховы текли;Ветры с шумом разнеслиГромкий вой их, плеск и стоны.В чаще дикой и глухойНимфа юная отстала;Я за ней — она бежалаЛегче серны молодой.Эвры волосы взвевали,Перевитые плющом;Нагло ризы поднималиИ свивали их клубком.Стройный стан, кругом обвитыйХмеля желтого венцом,И пылающи ланитыРозы ярким багрецом,И уста, в которых таетПурпуровый виноград, —Все в неистовой прельщает!В сердце льет огонь и яд!Я за ней… она бежалаЛегче серны молодой;Я настиг — она упала!И тимпан под головой!Жрицы Вакховы промчалисьС громким воплем мимо нас;И по роще раздавалисьЭвоэ! и неги глас!
1815
РАЗЛУКАГусар, на саблю опираясь,В глубокой горести стоял;Надолго с милой разлучаясь,Вздыхая, он сказал:«Не плачь, красавица! СлезамиКручине злой не пособить!Клянуся честью и усамиЛюбви не изменить!Любви непобедима сила!Она мой верный щит в войне;Булат в руке, а в сердце Лила, —Чего страшиться мне?Не плачь, красавица! СлезамиКручине злой не пособить!А если изменю… усамиКлянусь наказан быть!Тогда мой верный конь споткнися,Летя во вражий стан стрелой,Уздечка браная порвисяИ стремя под ногой!Пускай булат в руке с размахаИзломится, как прут гнилой,И я, бледнея весь от страха,Явлюсь перед тобой!»Но верный конь не спотыкалсяПод нашим всадником лихим,Булат в боях не изломался, —И честь гусара с ним!А он забыл любовь и слезыСвоей пастушки дорогойИ рвал в чужбине счастья розыС красавицей другой.Но что же сделала пастушка?Другому сердце отдала.Любовь красавицам — игрушка,А клятвы их — слова!Все здесь, друзья! изменой дышит,Теперь нет верности нигде!Амур, смеясь, все клятвы пишетСтрелою на воде.
Между сентябрем 1812
и январем 1813
ЛОЖНЫЙ СТРАХПодражание ПарниПомнишь ли, мой друг бесценный!Как с Амурами тишком,Мраком ночи окруженный,Я к тебе прокрался в дом?Помнишь ли, о друг мой нежной!Как дрожащая рукаОт победы неизбежнойЗащищалась — но слегка?Слышен шум! — ты испугалась!Свет блеснул и вмиг погас;Ты к груди моей прижалась,Чуть дыша… блаженный час!Ты пугалась — я смеялся.«Нам ли ведать, Хлоя, страх!Гименей за все ручался,И Амуры на часах.Все в безмолвии глубоком,Все почило сладким сном!Дремлет Аргус томным окомПод Морфеевым крылом!»Рано утренние розыЗапылали в небесах…Но любви бесценны слезы,Но улыбка на устах,Томно персей волнованьеПод прозрачным полотном —Молча новое свиданьеОбещали вечерком.Если б Зевсова десницаМне вручила ночь и день, —Поздно б юная денницаПрогоняла черну тень!Поздно б солнце выходилоНа восточное крыльцо;Чуть блеснуло б и сокрылоЗа лес рдяное лицо;Долго б тени пролежалиВлажной ночи на полях;Долго б смертные вкушалиСладострастие в мечтах.Дружбе дам я час единой,Вакху час и сну другой.Остальною ж половинойПоделюсь, мой друг, с тобой!
<1810>
ЛЮБОВЬ В ЧЕЛНОКЕМесяц плавал над рекою,Все спокойно! ВетерокВдруг повеял, и волноюПринесло ко мне челнок.Мальчик в нем сидел прекрасныйТяжким правил он веслом.«Ах, малютка мой несчастный!Ты потонешь с челноком!»«Добрый путник, дай помогу;Я не справлю, сидя в нем.На — весло! и понемногуМы к ночлегу доплывем».Жалко мне малютки стало;Сел в челнок — и за весло!Парус ветром надувало,Нас стрелою понесло.И вдоль берега помчались,По теченью быстрых вод;А на берег собиралисьСтаей Нимфы в хоровод.Резвые смеялись, пелиИ цветы кидали в нас;Мы неслись, стрелой летели…О беда! О страшный час!..Я заслушался, забылся,Ветер с моря заревел —Мой челнок о мель разбился,А малютка… улетел!Кое-как на голый каменьВышел, с горем пополам;Я обмок — а в сердце пламень;Из беды опять к бедам!Всюду Нимф ищу прекрасных,Всюду в горести брожу,Лишь в мечтаньях сладострастныхТени милых нахожу.Добрый путник! в час погодыНе садися ты в челнок!Знать, сии опасны воды;Знать, малютка… страшный бог!
<1810>
СЧАСТЛИВЕЦПодражание КастиСлышишь! мчится колесницаТам по звонкой мостовой!Правит сильная десницаКоней сребряной браздой!Их копыта бьют о камень;Искры сыплются струей;Пышет дым, и черный пламеньИзлетает из ноздрей!Резьбой дивною и златомКолесница вся горит.На ковре ее богатомКто ж, Лизета, кто сидит?Временщик, вельмож любимец,Что на откуп город взял…Ах! давно ли он у крылецПыль смиренно обметал?Вот он с нами поравнялсяИ едва кивнул главой;Вот уж молнией промчался,Пыль оставя за собой!Добрый путь! Пока лелеетВ колыбели счастье вас!Поздно ль? рано ль? но приспеетИ невзгоды страшный час.Ах, Лизета! льзя ль прельщатьсяИ теперь его судьбой?Не ему счастливым зватьсяС развращенною душой!Там, где хитростью искусстваРозы в зиму расцвели;Там, где все пленяет чувства —Дань морей и дань земли;Мрамор дивный из ПаросаИ кораллы на стенах;Там, где в роскоши ПафосаНа узорчатых коврахСчастья шаткого любимецС нимфами забвенье пьет, —Там же слезы сей счастливецОт людей украдкой льет.Бледен ночью Крез несчастныйШепчет тихо, чтоб женаНе вняла сей глас ужасный:«Мне погибель суждено!»Сердце наше — кладезь мрачной:Тих, покоен сверху вид,Но спустись ко дну… ужасно!Крокодил на нем лежит!Душ великих сладострастье,Совесть! зоркий страж сердец!Без тебя ничтожно счастье,Гибель — злато и венец!
<1810>
РАДОСТЬПодражание КастиЛюбимца КипридинаИ миртом и розоюВенчайте, о юношиИ девы стыдливые!Толпами сбирайтеся,Руками сплетайтесяИ, радостно топая,Скачите и прыгайте!Мне лиру ТиисскуюКамены и ГрацииВручили с улыбкою:И песни веселиюПриятнее нектараИ слаще амврозии,Что пьют небожители,В блаженстве беспечные,Польются со струн ее!Сегодня — день радости:Филлида суроваяСквозь слезы стыдливости«Люблю!» мне промолвила.Как роза, кропимаяВ час утра Авророю,С главой, отягченноюБесценными каплями,Румяней становится, —Так ты, о прекрасная!С главою поникшею,Сквозь слезы стыдливости,Краснея, промолвила«Люблю!» тихим шепотом.Все мне улыбнулося;Тоска и мучения,И страхи и горестиИсчезли — как не было!Киприда, влекомаяПо воздуху синемуМеж бисерных облаковПитерскими птицамиК Дитере иль Пафосу,Цветами осыпалаМеня и красавицу.Все мне улыбнулося! —И солнце весеннее,И рощи кудрявые,И воды прозрачные,И холмы парнасские!Любимца Кипридина,В любви победителя,И миртом, и розоюВенчайте, о юношиИ девы стыдливые!
<1810>
К Н<ИКИТЕ>Как я люблю, товарищ мой,Весны роскошной появленьеИ в первый раз над муравойВеселых жаворонков пенье.Но слаще мне среди полейУвидеть первые бивакиИ ждать беспечно у огнейС рассветом дня кровавой драки.Какое счастье, рыцарь мой!Узреть с нагорныя вершиныНеобозримый наших стройНа яркой зелени долины!Как сладко слышать у шатраВечерней пушки гул далекойИ погрузиться до утраПод теплой буркой в сон глубокой.Когда по утренним росамКоней раздастся первый топотИ ружей протяженный грохотПробудит эхо по горам,Как весело перед строямиЛетать на ухарском конеИ с первыми в дыму, в огнеУдарить с криком за врагами!Как весело внимать: «Стрелки,Вперед! Сюда, донцы! Гусары!Сюда, летучие полки,Башкирцы, горцы и татары!»Свисти теперь, жужжи свинец!Летайте ядры и картечи!Что вы для них? для сих сердец,Природой вскормленных для сечи?И вот… о зрелище прекрасно!Колонны сдвинулись, как лес.Идут — безмолвие ужасно!Идут — ружье наперевес;Идут… ура! — и все сломили,Рассеяли и разгромили;Ура! Ура! — и где же враг?..Бежит, а мы в его домах. —О, радость храбрых! — киверамиВино некупленное пьемИ под победными громами«Хвалите господа» поем!..Но ты трепещешь, юный воин,Склонясь на сабли рукоять:Твой дух встревожен, беспокоен;Он рвется лавры пожинать:С Суворовым он вечно бродитВ полях кровавыя войныИ в вялом мире не находитОтрадной сердцу тишины.Спокойся: с первыми громамиК знаменам славы полетишь;Но там, о, горе, не узришьМеня, как прежде, под шатрами!Забытый шумною молвой,Сердец мучительницей милой,Я сплю, как труженик унылой,Не оживляемый хвалой.
<1817>
ЭПИГРАММЫ, НАДПИСИ И ПР.IСовет эпическому стихотворцуКакое хочешь имя дайТвоей поэме полудикой:Петр длинной, Петр большой, но только Петр Великой —Ее не называй.
<1810>
IIМадригал новой СафеТы Сафо, я Фаон; об этом и не спорю:Но к моему ты горю,Пути не знаешь к морю.
<1811>
IIIК цветам нашего ГорацияНи вьюги, ни морозыЦветов твоих не истребят.Бог лиры, бог любви, и Музы мне твердят:В саду Горация не увядают розы.
<1816>
IVНадпись к портрету ЖуковскогоПод знаменем Москвы, пред падшею столицей,Он храбрым гимны пел, как пламенный Тиртей;В дни мира, новый Грей,Пленяет нас задумчивой цевницей.
1816 или начало 1817
VНадпись к портрету графаЭммануила Сен-ПриОт родины его отторгнула судьбина;Но лилиям отцов он всюду верен был:И в нашем стане воскресилБаярда древний дух и доблесть Дюгесклина.
1815
VIМадригал Мелине,которая называла себя НимфоюТы нимфа, Но; нет сомненья!Но только… после превращенья!
1809
VIIНа книгу под названием «Смесь»По чести, это смесь:Тут проза, и стихи, и авторская спесь.
<1817>
СТРАНСТВОВАТЕЛЬ И ДОМОСЕДОбъехав свет кругом,Спокойный домосед, перед моим каминомСижу и думаю о том,Как трудно быть своих привычек властелином;Как трудно век дожить на родине своейТому, кто в юности из края в край носился,Все видел, все узнал — и что ж? из-за морейНи лучше, ни умнейПод кров домашний воротился:Поклонник суетным мечтам,Он осужден искать… чего — не знает сам!О страннике таком скажу я повесть вам.Два брата, Филалет и Клит, смиренно жилиВ предместий Афин под кровлею одной;В довольстве? — не скажу, но с бодрою душойВстречали день и ночь спокойно проводили,Затем что по трудах всегда приятен сон.Вдруг умер дядя их, афинский Гарпагон,И братья-бедняки — о радость — получилиНе помню сколько мин монеты золотойДа кучу серебра: сосуды и амфорыОтделки мастерской.Наследственным добром свои насытя взоры,Такие завели друг с другом разговоры:«Как думаешь своей казной расположить? —Клит спрашивал у брата, —А я так дом хочу купитьИ в нем тихохонько с женою век прожитьПод сенью отчего Пената.Землицы уголок не будет лишний нам:От детства я любил ходить за виноградом,Водиться знаю с стадомИ детям я мой плуг в наследство передам;А ты как думаешь?» — «О! я с тобой несходен;Я пресмыкаться не способенВ толпе граждан простыхИ с помощью наследстваДля дальних замыслов моих,Благодаря богам, теперь имею средства!» —«Чего же хочешь ты?» — «Я?., славен быть хочу».«Но чем?» — «Как чем? — умом, делами,И красноречьем, и стихами,И мало ль чем еще? Я в Мемфис полечуДелиться мудростью с жрецами:Зачем сей создан мир? Кто правит им и как?Где кончится земля? Где гордый Нил родится?Зачем под пеленой сокрыт Изиды зрак,Зачем горящий Феб все к западу стремится?Какое счастье, милый брат!Я буду в мудрости соперник Пифагора! —В Афинах обо мне тогда заговорят.В Афинах? — что сказал! — от Нила до БосфораПрославится твой брат, твой верный Филалет!Какое счастье! десять летЯ стану есть траву и нем как рыба буду;Но красноречья дар, конечно, не забуду.Ты знаешь, я всегда красноречив бывалИ площадь нашу посещалНедаром.Не стану я моим превозноситься даром,Как наш Алкивиад, оратор слабых жен,Или надутый Демосфен,Кичася в пурпуре пред царскими послами.Нет! нет! я каждого полезными речамиНа площади градской намерен просвещать.Ты сам, оставя плуг, придешь меня внимать,С народом шумные восторги разделяя,И, слезы радости под мантией скрывая,Красноречивейшим из греков называть,Ты обоймешь меня дрожащею рукою,Когда… поверишь ли? Гликерия самаНа площади с толпоюМеня провозгласит оракулом ума,Ума, и, может быть, любезности… Конечно,Любезностью сердечнойЯ буду нравиться и в сорок лет еще.Тогда афиняне забудут Демосфена,И Кратеса в плаще,И бочку шута Диогена,Которую, смотри… он катит мимо нас!» —«Прощай же, братец, в добрый час!Счастливого пути к премудрости желаю, —Клит молвил краснобаю. —Я вижу, нам тебя ничем не удержать!»Вздохнул, пожал плечьми и к городу опятьПошел — домашний быт и домик снаряжать.А Филалет? — К Пирею,Чтоб судно тирское застатьИ в Мемфис полететь с румяною зарею.Признаться, он вздохнул, начавши Одиссею…Но кто не пожалел об отческой земле,Надолго расставаясь с нею?Семь дней на корабле,Зевая,Проказник наш сиделИ на море глядел,От скуки сам с собой вполголос рассуждая:«Да где ж Тритоны все? Где стаи Нереид?Где скрылися они с толпой Океанид?Я ни одной не вижу в море!»И не увидел их. Но ветер свежий вскореВ Египет странника принес;Уже он в Мемфисе, в обители чудес;Уже в святилище премудрости вступает,Как мумия сидит среди бород седыхИ десять дней зеваетЗа поученьем ихО жертвах каменной Изиде,Об Аписе-быке иль грозном Озириде,О псах Анубиса, о чесноке святом,Усердно славимом на Ниле,О кровожадном крокодилеИ… о коте большом!..«Какие глупости! какое заблужденье!Клянуся Пбллуксом! нет слушать боле сил!» —Грек молвил, потеряв и важность, и терпенье,С скамьи как бешеный вскочилИ псу священному — о, ужас! — наступилНа божескую лапу…Скорее в руки посох, шляпу,Скорей из Мемфиса бежатьОт гнева старцев разъяренных,От крокодилов, псов и луковиц священных,И между греков просвещенныхЛюбезной мудрости искать.На первом корабле он полетел в Кротону.В Кротоне бьет челом смиренно Агатону,Мудрейшему из мудрецов,Жестокому врагу и мяса и бобов(Их в гневе Пифагор, его учитель славный,Проклятьем страшным поразил,Затем что у него желудок неисправныйБобов и мяса не варил).«Ты мудрости ко мне, мой сын, пришел учиться? —У грека старец вопросилС усмешкой хитрою. — Итак, прощу садитьсяИ слушать пенье Сфер: ты слышишь?» — «Ничего!»«А видишь ли в девятом миреДухов, летающих в эфире?» —«И менее того!» —«Увидишь, попостись ты года три, четыреДа лет с десяток помолчи;Тогда, мой сын, тогда обнимешь бренным взоромВсе тайной мудрости лучи;Обнимешь, я тебе клянуся Пифагором…» —«Согласен, так и быть!»Но греку шутка ли и день не говорить?А десять лет молчать, молчать да все поститься —Зачем? чтоб мудрецом,С морщинным от поста и мудрости челом,В Афины возвратиться?О нет!Чрез сутки возопил голодный Филалет:«Юпитер дал мне ум с рассудкомНе для того, чтоб я ходил с пустым желудком;Я мудрости такой покорнейший слуга;Прощайте ж навсегда Кротонски берега!»Сказал и к Этне путь направил;За делом! чтоб на ней узнать, зачем и какИзношенный башмакФилософ Эмпедокл пред смертью там оставил.Узнал — и с вестью сейОн в Грецию скорейС усталой от забот и праздности душою.Повсюду гость среди людей,Везде за трапезой чужою,Наш странник обходилПоля, селения и грады,Но счастия не находилПод небом счастливым Эллады,Спеша из края в край, он игры посещал,Забавы, зрелища, ристанья,И даже прорицаньяБез веры вопрошал;Но хижину отцов нередко вспоминал,В ненастье по лесам бродя с своей клюкою,Как червем, тайною снедаемый тоскою.Притом же кошелекУ грека стал легок;А ночью, как он шел через Лаконски горы,Отбили у негоИ остальное воры.Счастлив еще, что жизнь не отняли его!«Но жизнь без денег что? — мученье нестерпимо!»Так думал Филалет,Тащась полунагой в степи необозримой.Три раза солнца светСменялся мраком ночи,Но странника не зрели очиНи жила, ни стези: повсюду степь и степьДа гор в дали туманной цепь,Илотов и воров ужасные жилища.Что делать в горе! что начать!Придется умиратьВ пустыне одному, без помощи, без пищи.«Нет, боги, нет! —Терзая грудь, вопил несчастный Филалет, —Я знаю, как покинуть свет!Не стану голодом томиться!»И меж кустов реку завидя вдалеке,Он бросился к реке —Топиться!«Что, что ты делаешь, слепец?» —Несчастному вскричал скептический мудрец,Памфил седобородый,Который над водой, любуяся природой,Один с клюкой тихонько брелИ, к счастью, странника нашелНа крае гибельной напасти.«Топиться хочешь ты? Согласен; но сперваПоведай мне, твоя спокойна ль голова?Рассудок ли тебя влечет в реку иль страсти?Рассудок: но его что нам вещает глас?Что жизнь и смерть равны для нас.Равны — так незачем топиться.Дай руку мне, мой сын, и не стыдись учитьсяУ старца, чем мудрец здесь может быть счастлив».Кто жить советует — всегда красноречив:И наш герой остался жив.В расселинах скалы, висящей над водою,В тени приветливой смоковниц и олив,Построен был шалаш Памфиловой рукою,Где старец десять летПровел в молчании глубокомИ в вечность проницал своим орлиным оком,Забыв людей и свет.Вот там-то ужин иль обедПростой, но очень здравый,Находит Филалет:Орехи, желуди и травы,Большой сосуд воды — и только. Боже мой!Как сладостно искать для трапезы такойВ утехах мудрости приправы!Итак, в том дива нет, что с путником ПамфилОб атараксии[5] тотчас заговорил.«Все призрак! — под конец хозяин заключил. —Богатство, честь и власти,Болезнь и нищета, несчастия и страсти,И я, и ты, и целый свет, —Все призрак!» — «Сновиденье!» —Со вздохом повторял унылый Филалет;Но, глядя на сухой обед,Вскричал; «Я голоден!» — «И это заблужденье,Все грубых чувств обман; не сомневайся в том».Неделю попостясь с брадатым мудрецом,Наш призрак-Филалет решился из пустыниОтправиться в Афины.Пора, пора блеснуть на площади умом!Пора с философом расстаться,Который нас недаром научил,Как жить и в жизни сомневаться.Услужливый ПамфилМонет с десяток сам бродяге предложил,Котомкой с желудьми сушеными ссудилИ в час румяного рассветаСам вывел по тропам излучистым ТайгетаНа путь афинский Филалета.Вот странник наш идет и день и ночь один;Проходит Арголиду,Коринф и Мегариду;Вот — Аттика, и вот — дым сладостный Афин,Керамик с рощами… предместий начало…Там… воды Иллиса!.. В нем сердце задрожало:Он грек, то мудрено ль, что родину любил,Что землю целовал с горячими слезами,В восторге, вне себя, с деревьями, с домамиЗаговорил!..Я сам, друзья мои, дань сердца заплатил,Когда, волненьями судьбиныВ отчизну брошенный из дальних стран чужбины,Увидел наконец Адмиралтейский шпиц,Фонтанку, этот дом… и столько милых лиц,Для сердца моего единственных на свете!Я сам… Но дело все теперь о Филалете,Который, опершись на кафедру, стоитИ ждет опять денницыНа милой площади Аттической столицы.Заметьте, милые друзья,Что греки снаряжать тогда войну хотели,С каким царем, не помню я,Но знаю только то, что риторы гремели,Предвестники народных бед.Так речью их сразить желая, ФилалетВсех раньше на помост погибельный взмостился.И вот блеснул Авроры свет,А с ним и шум дневной родился.Народ зашевелился.В Афинах, как везде, час утра — час сует.На площадь побежал ремесленник, поэт,Поденщик, говорун, с товарами купчина,Софист, архонт и ФринаС толпой невольниц и Сирен,И бочку прикатил насмешник Диоген;На площадь всяк идет для дела и без дела;Нахлынули — вся площадь закипела.Вы помните, бульвар кипел в Париже такНарода праздными толпами,Когда по нем летал с нагайкою козакИль северный Амур с колчаном и стрелами.Так точно весь народ толпился и жужжалПеред ораторским амвоном.Знак подан. Начинай! Рой шумный замолчал.И ритор возвестил высокопарным тоном,Что Аттике войнаПогибельна, вредна;Потом велеречиво, ясноПо пальцам доказал, что в мире быть… опасно.«Что ж делать?» — закричал с досадою народ.«Что делать?.. — сомневаться.Сомненье мудрости есть самый зрелый плод.Я вам советую, граждане, колебаться —И не мириться и не драться!..»Народ всегда нетерпелив.Сперва наш краснобай услышал легкий ропот,Шушуканье, а там поближе громкий хохот,А там… Но он стоит уже ни мертв ни жив,Разинув рот, потупив взгляды,Мертвее во сто раз, чем мертвецы баллады.Еще проходит миг —«Ну что же? продолжай!» — Оратор все ни слова:От страха где язык!Зато какой в толпе поднялся страшный крик!Какая туча там готова!На кафедру летит град яблоков и фиг,И камни уж свистят над жертвой…И жалкий Филалет, избитый, полумертвой,С ступени на ступень в отчаяньи летитИ падает без чувств под верную защитуВ объятия отверсты… к Клиту!Итак, тщеславного спасает бедный Клит,Простяк, неграмотный, презренный,В Афинах дни влачить без славы осужденный!Он, он, прижав его к груди,Нахальных крикунов толкает на пути,Одним грозит, у тех пощады проситИ брата своего, как старика Эней,К порогу хижины своейНа раменах доносит.Как брата в хижине лелеет добрый Клит!Не сводит глаз с него, с ним сладко говоритС простым, но сильным чувством.Пред дружбой ничего и Гиппократ с искусством!В три дни страдалец наш оправился и всталИ брату кинулся на шею со слезами;А брат гостей назвалИ жертву воскурил пред отчими богами.Весь домик в суетах! Жена и рой детей,Веселых, резвых и пригожих,Во всем на мать свою похожих,На пиршество несут для радостных гостейПростой, но щедрый дар наследственных полей,Румяное вино, янтарный мед Гимета, —И чаша поднялась за здравье Филалета!«Пей, ешь и веселись, нежданный сердца гость!»Все гости заодно с хозяином вскричали.И что же? Филалет, забыв народа злость,Беды, проказы и печали,За чашей круговой опять заговорилВ восторге о тебе, великолепный Нил!А дней через пяток, не боле,Наскуча видеть все одно и то же поле,Все те же лица всякий день,Наш грек — поверите ль? — как в клетке стосковался.Он начал по лесам прогуливать уж лень,На горы ближние взбираться,Бродить всю ночь, весь день шататься;Потом Афины стал тихонько посещать,На милой площади опятьЗевать,С софистами о том, об этом толковать;Потом… проведав он от старых грамотеев,Что в мире есть страна,Где вечно царствует весна,За розами побрел — в снега гипербореев.Напрасно Клит с женой ему кричали вследС домашнего порога:«Брат милый, воротись, мы просим, ради бога!Чего тебе искать в чужбине? новых бед?Откройся, что тебе в отечестве немило?Иль дружество тебя, жестокий, огорчило?Останься, милый брат, останься, Филалет!»Напрасные слова — чудак не воротился —Рукой махнул… и скрылся.
Между июлем 1814 и
10 января 1815
ПЕРЕВОДЫ
ИЗ АНТОЛОГИИ
<ИЗ ГРЕЧЕСКОЙ АНТОЛОГИИ>1В обители ничтожества унылой,О незабвенная! прими потоки слез,И вопль отчаянья над хладною могилой,И горсть, как ты, минутных роз!Ах, тщетно все! из вечной сениНичем не призовем твоей прискорбной тени;Добычу не отдаст завистливый Аид.Здесь онемение; все хладно, все молчит,Надгробный факел мой лишь мраки освещает…Что, что вы сделали, властители небес?Скажите, что краса так рано погибает!Но ты, о мать-земля! с сей данью горьких слезПрими почившую, поблеклый цвет весенний,Прими и успокой в гостеприимной сени!2Свидетели любви и горести моей,О розы юные, слезами омоченны!Красуйтеся в венках над хижиной смиренной,Где милая таится от очей!Помедлите, венки! еще не увядайте!Но если явится — пролейте на нееВсе благовоние своеИ локоны ее слезами напитайте.Пусть остановится в раздумьи и вздохнет.А вы, цветы, благоухайтеИ милой локоны слезами напитайте!3Свершилось: Нихагор и пламенной ЭротЗа чашей Вакховой Аглаю победили…О, радость! Здесь они сей пояс разрешили,Стыдливости девической оплот.Вы видите: кругом рассеяны небрежноОдежды пышные надменной красоты;Покровы легкие из дымки белоснежной,И обувь стройная, и свежие цветы.Здесь все развалины роскошного убора,Свидетели любви и счастья Никагора!4Явор к прохожемуСмотрите, виноград кругом меня как вьется!Как любит мой полуистлевший пень!Я некогда ему давал отрадну тень;Завял… но виноград со мной не расстается.Зевеса умоли,Прохожий, если ты для дружества способен,Чтоб друг твой моему был некогда подобенИ пепел твой любил, оставшись на земли.5Где слава, где краса, источник зол твоих?Где стогны шумные и граждане счастливы?Где зданья пышные и храмы горделивы,Мусия, золото, сияющие в них?Увы! погиб навек Коринф столповенчанный!И самый пепел твой развеян по полям.Все пусто; мы одни взываем здесь к богам,И стонет Алкион один в дали туманной!6«Куда, красавица?» — «За делом, не узнаешь!» —«Могу ль надеяться?» — «Чего?» — «Ты понимаешь!»«Не время!» — «Но взгляни: вот золото, считай!»«Не боле? Шутишь! Так прощай».7Сокроем навсегда от зависти людейВосторги пылкие и страсти упоенье.Как сладок поцелуй в безмолвии ночей,Как сладко тайное любови наслажденье!8В Лаисе нравится улыбка на устах,Ее пленительны для сердца разговоры,Но мне милей ее потупленные взорыИ слезы горести внезапной на очах.Я в сумерки вчера, одушевленный страстью,У ног ее любви все клятвы повторялИ с поцелуем к сладострастьюНа ложе роскоши тихонько увлекал…Я таял, и Лаиса млела…Но вдруг уныла, побледнелаИ — слезы градом из очей!Смущенный, я прижал ее к груди моей:«Что сделалось, скажи, что сделалось с тобою?»«Спокойся, ничего, бессмертными клянусь;Я мыслию была встревожена одною:Вы все обманчивы, и я… тебя страшусь».9Тебе ль оплакивать утрату юных дней?Ты в красоте не измениласьИ для любви моейОт времени еще прелестнее явилась.Твой друг не дорожит неопытной красой,Незрелой в таинствах любовного искусства.Без жизни взор ее стыдливый и немойИ робкий поцелуй без чувства.Но ты, владычица любви,Ты страсть вдохнешь и в мертвый камень;И в осень дней твоих не погасает пламень,Текущий с жизнию в крови.10Увы! глаза, потухшие в слезах,Ланиты, впалые от долгого страданья,Родят в тебе не чувство состраданья, —Жестокую улыбку на устах…Вот горькие плоды любови страстной,Плоды ужасные мучений без отрад,Плоды любви, достойные наград,Не участи, для сердца столь ужасной…Увы! как молния внезапная с небес,В нас страсти жизнь младую пожираютИ в жертву безотрадных слез,Коварные, навеки покидают.Но ты, прелестная, которой мне любовьВсего — и юности и счастия дороже,Склонись, жестокая, и я… воскресну вновь,Как был или еще бодрее и моложе.11