Помоги проекту - поделись книгой:
Да всех обуревал ужас!
Ребята замерли на месте, не в силах шевельнуться.
Те существа, которые лезли из земли, не имели названия. Они словно бы состояли из разных частей человеческих тел – и тел животных и птиц. Они являлись в зверином и птичьем обличье, но у многих были человеческие лица… И при этом все они чудились сплетенными из шевелящейся, шуршащей, белесой, мерцающей травы.
Они поднимались из земли, однако ни следа земли на них не было. Зато там и сям виднелись пятна крови, и когда какой-то белый волкочеловек обратил к ребятам морду и начал медленно разевать окровавленную пасть, они словно проснулись! Заорали хором и кинулись к пролому в ограде.
Однако монстры метнулись вперед и преградили им путь. А через миг из курящейся туманом могилы возникла женская фигура.
Ее длинные волосы были белыми и такими длинными, что стелились по земле будто белая трава.
Лицо, прекрасное и свирепое, искрилось, словно выточенное изо льда.
Туман обвивал ее тело подобно савану.
Глаза – белые, пустые, будто у гипсовой статуи – обратились к ребятам, и вдруг чудовищная улыбка тронула ее губы.
Она подняла безжизненно висящие руки и протянула их к Валерке.
Он смотрел в это ужасное лицо, смотрел – и понимал, что это его смерть.
Губы чудовища разомкнулись, словно готовясь что-то произнести… дать какую-то команду…
– Бежим вон туда! – взвизгнул Лёнечка. – Обойдем их!
Белая фигура резко повернулась к нему, и руки ее, только что тянувшиеся к Валерке, простерлись к Лёнечке. Волосы ее взметнулись – и обвили его.
Однако в следующее мгновение стало видно, что Лёнечку оплетает белая мерцающая трава!
Побеги ее скользили по земле, приближаясь к застывшим на месте Валентине и Валерке.
Вдруг пес бросился вперед и прыгнул прямо на Лёнечку!
Тот упал. Трава отпустила его и жадно впилась в двоеглазку, стремительно оплетя его белесым коконом. И тотчас кокон сделался красным, словно налился кровью, и Валерка понял, что трава высасывает кровь из пса!
Валерка метнулся было к нему, но Валентина вцепилась ему в плечи и повисла всей тяжестью, удерживая на месте.
Кровавый комок быстро белел, словно кровь двоеглазки впитывалась в землю. Однако несколько кровавых травинок взлетели в воздух и прильнули к груди кошмарной женщины. И стало видно, что там, в белесой мути, пульсирует красный комок – словно в груди у этого восставшего из могилы чудовища билось живое сердце!
И на губах владычицы монстров появилась блаженная улыбка… улыбка вампира, напившегося крови. Она даже зажмурилась от удовольствия!
– Она на нас не смотрит! Бежим! – прошипела Валентина.
Лёнечка метнулся к ограде – от ужаса сам неестественно бледный словно призрак.
Валентина попыталась сдвинуть Валерку с места, но он сопротивлялся, не сводя глаз с вороха белой иссохшей травы, который вдруг рассыпался искрящимися крошками, похожими на крупные снежные хлопья, искрящиеся в лунном свете.
Это было все, что осталось от двоеглазки…
Валентина дернула Валерку за руку так, что чуть не вырвала ее из плеча, и потащила за собой.
Он подчинился, начиная соображать, прорываясь сквозь губительное оцепенение.
Ребята один за другим проскочили сквозь пролом в кладбищенской ограде – и тут силы внезапно оставили их. Они понимали, что надо бежать дальше, спасаться, однако все трое рухнули наземь под прикрытием забора и замерли, пытаясь отдышаться – и в то же время стараясь не дышать.
– Может, они про нас забудут? – с отчаянной надеждой прошелестела Валентина.
Жуткий вой раздался за забором! Их бегство было обнаружено! А потом этот вой начал приближаться, словно кладбищенские монстры вознамерились выбраться наружу.
– Откуда они знают, где мы? – слабо выдохнула Валентина. – Они же сейчас нас не видят!
– Они чуют наш запах, – прошептал в ответ Лёнечка. – Бестелесные духи не пахнут. А мы живы…
Он не сказал «пока», но это слово будто повисло в воздухе.
– Эй! – вдруг донесся из-за стены веселый женский голос. – Эй, вы!
А вслед зачастили голоса один за другим: мужские, женские, детские – и нечеловеческие, звериные, хриплые, воющие, с трудом управляющиеся со звуками человеческой речи:
– Эй, вы! Эй! Эй, вы!!!
Голоса впивались в уши так же, как белая трава – в тело двоеглазки.
Это было мучительно! Казалось, они высасывают мозг, как трава высасывала кровь!
Ничего в жизни Валерке так не хотелось, как вскочить и яростно заорать: «Пошли вон! Отстаньте!»
Но Валентина, видимо почувствовав это, впилась ему в руку пальцами и ногтями:
– Молчи! На зов мертвых нельзя откликаться! Иначе навсегда останешься с ними. Они завладеют тобой! Это я еще в Хельхейме поняла!
– Надо бежать, – пробормотал Валерка. – Чего мы ждем?!
– Я не могу, – простонал Лёнечка, – ноги отнимаются!
– Мы тебя под руки возьмем и потащим, – решительно прошептал Валерка. – Нельзя сидеть! Они уже близко. Они сейчас набросятся на нас!
– Я не могу… – всхлипнул Лёнечка.
И вдруг сквозь сонмище разноголосых окликов прорвался какой-то хриплый крик.
В тот же миг наступила тишина. Налетел ветерок, принес откуда-то дуновение тепла.
И Валерка каким-то немыслимым образом догадался, что это был за крик.
Это пропел первый петух!
– Идите спать, – сказала Валюшка, разглядывая сонных ребят, которые клевали носом. – Вы сейчас в тарелки рухнете.
– Не страшно, они уже пустые, – промямлил Валерка, пытаясь улыбнуться.
Лёнечка молча поднялся и, старательно тараща слипающиеся глаза, побрел в свою комнату. Его наполненный желудок забавно выпирал.
Ох, сколько всего было съедено… Что там сыр, колбаса, хлеб и салат – они исчезли в минуту! Кроме того, Валюшка нажарила сковороду котлет (правда, из фарша, приготовленного на завтра, но во втором часу ночи вполне можно считать, что завтра уже настало) и сковороду картошки. Половина котлет осталась доктору Потапову, который должен был вернуться утром, однако и картошку, и вчерашний суп прикончили.
Вообще это была дичь, конечно… теоретически, они должны биться в истерике от пережитого ужаса, а они ели, ели… как говорится, аж за ушами трещало.
Впрочем, сначала Валерка говорил по телефону. Вернее, пытался.
Еще пока бежали с кладбища, Валерка позвонил в милицию. Трубку взял сержант Кравченко – он дежурил. И тут Валерка понял, до чего трудно рассказать нормальному человеку о том, что творится нечто ненормальное. К тому же Кравченко слова не давал ему сказать! Стоило Валерке только обмолвиться, что он был ночью на кладбище, как сержант рассердился:
– Не хватало нам, что Сан Саныч невесть куда подевался, да еще и ты ведешь себя как идиот! Это же надо – ночью пойти на кладбище! Спятил, что ли?! Еще скажи, что ты там призраков и ходячих мертвецов видел.
– Видел, – быстро сказал Валерка, – я видел призрак Сан Саныча, и белую траву, и еще вышедшую из могилы…
Он не договорил – Кравченко начал на него орать.
После этого Валерка некоторое время держал трубку далеко от уха. Впрочем, и так было слышно, как разоряется сержант. Валерка очень много нового о себе узнал! И что он насмехается над милицией, и что совести у него нет ни капли, раз о судьбе Сан Саныча не волнуется, а шутит дурацкие шутки, и вообще, если Сан Саныч в самом деле погиб, то племянник не уважает его память, а издевается над ней…
Наконец Кравченко бросил трубку. А когда Валерка немножко очухался и попытался набрать номер снова, никто ему не ответил. Ну да, в полиции телефон ведь с определителем номера.
– Не поверил, – вздохнула Валентина. – И сто пудов никто не поверит. Пока сами не увидят. Но я как-то слабо верю, что нам удастся их уговорить на кладбище ночью пойти!
Лёнечка только хмыкнул уныло.
Да уж… ни один нормальный человек не поверит, это Валерка отлично понимал! Ни один! Глупость он сделал, что вот так, с места в карьер, начал все рассказывать сержанту Кравченко! И можно сколько угодно напоминать о тех странных событиях, которые творились здесь в прошлом году, – это не помогло бы. Превращения зеленых зайцев в людей наблюдали только сам Валерка, Сан Саныч и двое эмчеэсников (или как их там?), которые живут в Москве. Они называли себя Бета и Гамма. Все остальные увидели только людей, которых они привезли в Городишко с острова: почему-то совершенно раздетых и потерявших на время память. Сама по себе эта история была настолько невероятной, что в нее мало кто верил еще тогда.
А теперь тем более не поверят!
«Нет, я знаю, кто бы поверил, – подумал Валерка. – Эти Гамма и Бета поверили бы. Но как их найти?! Я даже имен их настоящих не знаю. И даже не знаю, из какой они были организации! Говорили из МЧС, а на самом деле… И еще, наверное, Мария Кирилловна поверила бы! Но что толку? Чем она может помочь? Хотя… она ведь замминистра экологии, у нее есть какие-нибудь связи… Если бы у меня был ее телефон, я бы ей позвонил. Но телефона нет, а ее адрес я прошлым летом выбросил, дурак! Может, позвонить в это самое министерство и спросить, как ее найти? Да кто мне скажет… Или, к примеру, маме позвонить и попросить раздобыть телефон Марии Кирилловны? Но тогда надо маме рассказать про все, что я видел, и про Сан Саныча тоже… Да она с ума сойдет! Или тоже не поверит и решит, что это я тут с ума сошел. И они ведь с отцом улетают завтра с утра в Москву! У них же экспедиция! Они ее так ждали… Нет, я не знаю, что делать. И вообще, сейчас ночь… Может, утром что-нибудь придумаю?»
– Ладно, утро вечера мудренее, – сказала Валентина, словно прочитав мысли Валерки. – А сейчас надо поесть! Еда – это самый лучший транквилизатор, понятно?
Ну вот они и потребляли этот самый транквилизатор со страшной силой.
Наконец Валерка сказал:
– Я завтра снова на кладбище пойду. Днем. Надо кое-что выяснить.
– Я с тобой, – в один голос воскликнули Лёнечка и Валюшка.
– Не страшно? – спросил Валерка.
– А тебе? – спросил Лёнечка.
Валерка только плечами пожал:
– Днем-то ничего. Днем мертвецы спят. Даже ожившие.
– Между прочим, не факт, – пробормотала Валюшка, которую очень задело, что Валерка не выразил особого восторга по поводу ее самоотверженной готовности снова ему помогать и следовать за ним, можно сказать, в огонь и в воду. – Не факт, что не спят. Сан Саныч погиб среди белого дня. Так что… к встрече с ними нужно серьезно подготовиться.
– Серебряная пуля? – усмехнулся Валерка. – У нас ни пули, ни ружья для нее.
– Есть такое ружье, из которого можно какой угодно пулей стрелять, – заявила Валюшка. – Оно называется иорданка.
Лёнечка поперхнулся и закашлялся.
– Это еще что такое – иорданка? – воскликнул Валерка, колотя его по спине.
– А ты откуда про нее знаешь?! – прокашлявшись, спросил Лёнечка, глядя на Валюшку с невыразимым удивлением. – Про иорданку в «Словаре русских суеверий» написано… Ты что, этот словарь читала?!
– Нет, – качнула головой Валентина. – Мне Ефимыч рассказал.
– Точно… – пробормотал Лёнечка. – Ефимыч…
– Да что за иорданка? Что за Ефимыч?! – сердито спросил Валерка, видимо изнемогавший от любопытства.
Наконец-то Валюшка добилась того, что он смотрит на нее с интересом! А уж когда она начнет рассказывать…
– Это ружье, которое бьет без промаха, ведь его заговаривают на Иордани, – пояснил Лёнечка, и Валюшка покосилась на него сердито.
Вечно этот чокнутый суется куда не надо!
– В Иордании?! – почти с ужасом повторил Валерка. – И как мы туда попадем?!
– Не в Иордании, а на Иордани! – засмеялся Лёнечка. – Иордань – это прорубь, которую делают на Крещение. Если на Иордани ружье заговорить, оно кого угодно поразит, хоть упыря, хоть ведьму.
– Лёнечка, да ты в самом деле крезанутый, извини, конечно?! – с досадой воскликнул Валерка. – Что в эту Иорданию ехать, что Крещения ждать – одинаково нереально. Где мы такое ружье прямо сегодня раздобудем?!
– Сегодня нет, а завтра – легко, – быстро сказала Валюшка, вновь переключая на себя внимание Валерки. – Иорданка у Ефимыча есть. Он мне сам говорил!
– У Ефимыча есть, – подтвердил Лёнечка. – Как это я мог забыть?!
– Да все-таки кто он такой – Ефимыч? – спросил Валерка и смущенно покосился на почти пустую сковородку.
Валюшка мгновенно вскочила и наскребла на его тарелку самых вкусных, самых прожаренных остаточков!
– Ефимыч – это сторож морга в той больнице, где работают доктор Михаил Иванович и мама Марина, – пояснила она, с наслаждением наблюдая, с каким аппетитом Валерка ест картошку.
Поджаренную ею картошку!
Любуясь этой картиной, она замешкалась, и Лёнечка, конечно, тут же этим воспользовался!
– Я у Ефимыча почти ползимы прожил, – сказал он. – В больничном морге раньше хранилось несколько трупов. За ними никто не обращался – ну, видимо, родственников не было, никто о них не вспоминал. Ефимыч, конечно, привык к ним, даже называл своими постояльцами, а все же понимал, что от мертвых всего можно ожидать.
Поделиться книгой: