Васька собрал все силы, чтобы не залиться слезами от разочарования. Ну кто его тянул за язык! Хотя как было смолчать, слушая такое наглое вранье?!
Все пропало. А он так надеялся на помощь портрета…
Васька повернулся и убито поплелся к двери, заплетаясь лапкой за лапку, как вдруг Марфа Ибрагимовна сердито воскликнула:
– Куда собрался?! А ну, воротись немедля! Приходил-то чего ради?
Васька замер, не веря удаче. Потом нерешительно повернул голову и осторожно пробормотал:
– Хотел увидеть маму с папой.
– А зачем? – подозрительно спросила старуха.
– Как зачем?! – изумился Васька. – Соскучился очень. Разве вы не скучали по своим родителям, когда разлучались с ними? Или не разлучались никогда?
– Не только не разлучались, но и не встречались, – буркнула Марфа Ибрагимовна. – Сирота я, не помню ни отца, ни матери, рано померли.
– Ужас какой… – сочувственно шепнул Васька.
– Зато не скучала по ним, не томилась, как ты томишься! – возразила Марфа Ибрагимовна и внезапно брякнула: – Так и быть, покажу тебе дом родной.
Васька, не веря своему счастью, одним прыжком очутился напротив портрета и уставился на него.
– Правый глазок, родименький браток! Покажи левому, что видишь! – прошамкала старуха.
В то же мгновение трещины на портрете разгладились – и дивное лицо золотоволосой красавицы возникло перед Васькой, который не смог сдержать восхищенного вздоха.
Он взглянул в зеленое око – однако ничего в нем не увидел, кроме черного зрачка, в котором сам же и отразился: серый чумазый котишка… смотреть тошно!
– Правый глазок! – повторила Марфа Ибрагимовна мелодичным голосом несказанной красавицы. – Сделай милость, покажи, что видишь!
Ничего не изменилось.
Прекрасное зеленое око сердито прищурилось.
– Ну и пакость же моя вторая половина! – пробормотала Марфа Ибрагимовна. – Кажется, вся моя вредность ведьминская в ней собралась с тех самых пор, как барин по портрету ножом полоснул!
Ничего себе… тот же барин, который был в ведьму Марфушку влюблен до одури и заказал художнику ее портрет, – он же его и разрезал?!
Васька чуть не задохнулся от любопытства и только хотел спросить, как и почему могло такое произойти, однако спохватился и прикусил язык.
Потом спросит. Сейчас не стоит отвлекать Марфу Ибрагимовну. Может, ей все-таки удастся договориться со своей второй половиной?
– Правый глазок, а правый глазок! – умоляла Марфа Ибрагимовна. – Ну потешь меня, родименький браток, ну порадуй, а то тоска берет несказанная – на одном месте висеть, в стенку пялиться. Я эту стенку уже наизусть знаю, до каждой трещинки! И я одна, вечно одна, ко мне даже таракан запечный не заползет, пауки и те давно сдохли. Тебе-то хорошо – тебя к людям отправили, веселее тебе! Ну покажи, что видишь! Ну сделай милость!
Правому глазу, наверное, стало все-таки жаль левого, пребывающего в тоске-печали, потому что зеленое око Марфы Ибрагимовны вдруг сделалось похожим на глубокий омут.
Васька словно бы нырнул в него – и увидел свою комнату…
Правда, узнал ее не без труда. Это же ужас, во что превратил ее новый обитатель!
На диване громоздится какая-то куча-мала из простыней, подушки, одеяла и всевозможной Васькиной одежды, смятой и даже наизнанку зачем-то вывернутой.
Книги валяются на полу, у некоторых оторваны переплеты.
Васькины грамоты за спортивные достижения и за победы на олимпиадах по русскому языку, раньше висевшие на стенах, теперь изодраны в клочья вместе с обоями.
Клавиатура компьютера покачивается над полом на одном проводе.
Монитор лежит экраном вниз.
Сам процессор, к счастью, коту-мальчику сверзить на пол не удалось: «железо» было тяжелое, старое, заслуженное, в свое время, до появления ноутбуков и планшетов, верой и правдой долго служившее еще отцу, – однако беспроводная мышка загнана в дальний угол. Видимо, с ней поганый захватчик жизни Васьки Тимофеева наигрался вволю!
Ну и куда, интересно, смотрят хозяева этой квартиры?! В смысле взрослые, в смысле родители? Если бы Васька в былые времена позволил себе устроить хотя бы половину этого разгрома, с ним вообще неизвестно что бы сделали! А этому самозванцу, значит, все можно?!
Впрочем, Васька благодаря правому глазу портрета немедленно разглядел, что дома нет ни мамы, ни папы, поэтому сделать неизвестно что с котом-мальчиком просто некому.
А вот и он! Вот и паршивый самозванец!
Кот-мальчик стоял у окна и внимательно туда смотрел.
Под окном находился небольшой пустырь, кое-где заросший травой, а кое-где усыпанный кучами песка. С другой стороны окна выходили в самый обыкновенный двор – уродливую коробку между семиэтажками, заставленную машинами до такой степени, что детская площадка, казалось, испуганно съежилась между ними. На эту горку, в эту песочницу и на эти качели никто никогда не ходил – все играли именно на пустыре. Обычно здесь было полно народу: на продавленных ящиках, принесенных от соседнего магазина, сидели мамочки и присматривали за своей малышней, копавшейся в песке. На другом конце пустыря мальчишки гоняли мяч или девчонки играли в бадминтон.
Сейчас же на пустыре было и в самом деле пусто, только какая-то девчонка в красном платье сидела на ящиках и что-то такое делала со своими пальцами на руках и на ногах.
Правый глаз портрета, видимо, этим занятием очень заинтересовался, потому что так в девчонку и впялился, и Васька смог разглядеть, что она красит ногти.
Для него в этом занятии не было ровно ничего необычного: его красавица мама очень следила за собой, и этих лаков у нее на особой полочке в ванной стояло флаконов, не соврать, двадцать, а то и больше. Но, понятное дело, коту-мальчику такое занятие оказалось в диковинку, вот он и не сводил глаз с девчонки.
Между прочим, Васька ее узнал. Это была Катька Крылова из шестого «Б». Дура противная… Почему если девчонка хорошенькая, то обязательно дура противная? Кстати, Марфа Ибрагимовна тоже подтверждала это правило. Правда, дурой ее назвать было сложновато, зато противности не оберешься!
С этой Крыловой у Васька вышла дурацкая история. У них была общая дискотека для шестых и седьмых классов. Катю почему-то никто не приглашал. Тогда Ваське жалко ее стало – ну надо же, красотка такая, а у стенки стоит, в то время как самые записные мымры танцуют! И он взял да и пригласил ее на медляк.
Крылова так на него посмотрела, как будто он был каким-то червяком земляным, честное слово! И захохотала. Тут как раз музыка кончилась, и все, конечно, услышали, как она над Васькой хохочет. А потом вдруг кто-то ка-ак взял его за плечо, ка-ак стиснул! Ваську аж скособочило! Еле-еле смог обернуться – и увидел, что его держит за плечо Борька Стольников из седьмого «А». Это был самый сильный мальчишка во всей школе, штангист, какой-то там призер каких-то чемпионатов: кулаки больше головы, надежда олимпийской сборной и все такое.
– Иди погуляй, Вася, – сказал Борька так ласково, что захотелось заплакать от ужаса. – А то как вмажу – мокрое место останется. Будешь знать, как к моей девочке подходить!
И повел Крылову танцевать. Ваське потом рассказали, что они уже целых две недели
После этого случая у них с Борькой остались нормальные отношения. Однако Крылова, стоило ей только Ваську увидеть в школьном коридоре или вообще на улице, смотрела на него как на дебила и даже пальцем у виска крутила. Или начинала глупейшим образом ржать, ну вот натурально как лошадь. Или как Портос в старом французском фильме «Три мушкетера», который обожал Тимофеев-старший, а вслед за ним начала обожать вся его семья.
Если бы только девчонки знали, как они сами себе вредят, когда вот так ужасно хохочут!..
Короче, при виде Катьки Крыловой никакой радости Васька не испытал и с удовольствием посмотрел бы на что-нибудь другое, а не на этот маникюрный зал, устроенный на пустыре.
И вдруг Катька бросила свое дурацкое занятие, задрала голову и к чему-то прислушалась.
Тотчас Васька понял, что она слушает кукушку. Кукушку, которая сидит на березе, одиноко растущей в конце пустыря, около кустов.
Небось Крылова считает, сколько лет ей осталось жить.
Ну и дура. Ей сейчас двенадцать, лет шестьдесят-семьдесят точно осталось. Это какая же кукушка столько времени куковать сможет? Да у нее голос пропадет!
Кстати. А откуда взялась кукушка в городе? Заблудилась, что ли? Наверное, сейчас улетит.
В эту минуту кот-мальчик вскочил на подоконник – и прыгнул вниз.
Васька невольно ахнул.
Ничего себе! С пятого этажа вот так сигануть – это же верная смерть! А если он разобьется, куда потом Васька будет возвращаться? В мертвое тело, что ли?!
Однако кот-мальчик не грохнулся на землю, а с необыкновенной ловкостью, мягко, словно невесомый, перепрыгнул на перила балкона четвертого этажа, потом – третьего, второго, потом мягко съехал по застекленной лоджии первого этажа – и на четвереньках, смешно вскидывая обтянутый Васькиными джинсами зад, помчался к березе, умудряясь оставаться не замеченным Катькой. Подскочил к дереву и принялся возиться в траве, зачем-то вытащив из джинсов ремень и обвязывая его вокруг ствола.
– Ну хитрецы, ну мудрецы! – проворчала за Васькиной спиной Марфа Ибрагимовна. – Это ж самый верный способ заставить кукушку подольше куковать. Теперь она не умолкнет, покуда с березы пояс не снимут. И девчонка никуда не отойдет.
«Да зачем ему это?» – только хотел спросить Васька, но кот-мальчик вдруг вскинул голову, смешно подергал носом – и метнулся куда-то в сторону, в заросли травы. Там что-то жалобно пискнуло – и кот-мальчик появился снова. В зубах его что-то висело, какая-то серая веревка.
– Да, кот есть кот, – проворчала Марфа Ибрагимовна. – От себя никуда не денешься!
Кот-мальчик выплюнул веревку, облизнулся – и Ваську чуть не стошнило, когда он понял, что это была не веревка, а хвост. Хвост мыши, которую только что сожрал кот-мальчик!
Но тотчас Васька забыл об этом, увидев, что над деревом мелькнула черная тень большой птицы.
Ворона! Нет, ведьма Ульяна в образе вороны! Неужели кот-мальчик обрек несчастную кукушку ей на съедение?!
Однако он тут же понял, что кукушка Ульяну ничуть не интересует. Ворона принялась медленно кружиться над пустырем, то спускаясь ниже, то взмывая чуть не под облака, и Ваське чудилось, что она растягивает над Катькой какую-то совершенно прозрачную, возможно даже неразличимую обычным человеческим взглядом, сеть. Но Васька видел, ясно видел, что эта сеть опустилась и накрыла Крылову, а та сидит как ни в чем не бывало.
«Это сеть колдовства! – сообразил он. – Ведьма Ульяна колдует!»
Наконец ворона с удовлетворенным карканьем-хохотом взмыла в вышину, а кот-мальчик сдернул с березы ремень и выпрямился, вдевая его в джинсы.
Кукушка мигом умолкла, словно перепугавшись, и Васька ее понимал! Было чего перепугаться!
– Тимофеев? – воскликнула в эту минуту Катька Крылова, взглянув на кота-мальчика. – Ты что здесь делаешь? Подглядываешь за мной?! Нахал, вот я Борьке скажу!
И она открыла рот, видимо собираясь захохотать как Портос или заржать как лошадь, но кот-мальчик озабоченно сказал:
– Ты что-то заигралась, рыжая козочка. Хватит, хватит! В стадо пора!
Катька онемела… Потом она закачалась, словно потеряв равновесие, рухнула в траву, завозилась в ней, пытаясь подняться… А когда наконец поднялась, на пустыре топталась уже не девчонка, а небольшая козочка. Рыжая козочка с красной ленточкой на шее!
– Ну и сильна же Ульяна! – буркнула за Васькиной спиной Марфа Ибрагимовна то ли с восхищением, то ли с отвращением.
Кот-мальчик крикнул с хриплым свирепым подмяукиванием:
– В стадо пошла! Кому говорено!
Перепуганная Катька Крылова – нет, рыжая козочка! – опрометью бросилась с пустыря. Над ней в вышине кружила ворона, изредка испуская свое насмешливое, злобное, издевательское карканье.
А пустырь, дерево и кота-мальчика заволокла дымка, которая становилась все плотней и плотней, темней и темней, пока Васька не осознал, что смотрит в глаз портрета, покрытого трещинами.
– Что же это такое?! – воскликнул он огорченно. – Почему передача прекратилась?
Тут же спохватился, что вряд ли Марфа Ибрагимовна его поймет, а потому быстренько «перевел» на более доступный портрету язык:
– Почему ваш правый глаз больше ничего не показывает?
– Притомился, поди, – ответила Марфа Ибрагимовна. – А может, сызнова вредничает. Да ладно, и так все ясней ясного. Обернула Ульяна девку козой, так что жди – скоро ее сюда пригонит.
– Как это – пригонит? – изумился Васька. – По городским улицам?! Да там знаете какое движение?! Машины в обе стороны шныряют, то и дело пробки… а люди?! Люди же кругом! Вы что думаете, они будут спокойно смотреть, как по улицам коза бегает?
– Угомонись, – посоветовал портрет. – Никто и не заметит ничего. Ульяна так обморочить может, что честному народу покажется, будто это не коза бежит, а ветер мусор гонит. Так что будет она теперь до скончания века на Ульяну работать – белену топтать, беленное масло выжимать.
– Что? – не поверил ушам Васька. – Какое еще масло? Зачем?!
– От натирания беленным маслом ведьма может летать по воздуху, – сообщила Марфа Ибрагимовна. – А выдавить его из белены может только коза, да не простая, а превращенная ведьмой и василиском.
– Василиском?! – повторил Васька, у которого перед глазами вмиг возник ужасный-преужасный змей из «Гарри Поттера». – Что-то я там никакого василиска не видел…
– Как не видел? – хмыкнул портрет. – Да ты на него только что смотрел, и не в первый раз. Котишка-то наш, который тобой скинулся, – он, по-твоему, кто? Чистый василиск и есть.
– Кот-мальчик – это василиск?! – воскликнул Васька. И на миг онемел: вспомнил, как ведьма Ульяна ему насмешливо сказала: «Ты Васька, и он котом Васькой был! Думаю, уж достаточно долго!»
Вот что она имела в виду: что кот-мальчик – василиск, который в кота просто превратился. И уже достаточно давно. Привыкал быть котом, наверное… Василий, Васька, василиск… какое жуткое совпадение имен! Не иначе, в нем тоже какое-то колдовство кроется. Может быть, если бы Ваську Тимофеева звали, к примеру, Дима или Коля, ничего бы у ведьмы не получилось!
Хотя, с другой стороны, кто их, ведьм, знает!
– Василиск, ну надо же… – растерянно пробормотал Васька. – А я думал, василиск должен быть огроменным змеем!
– Совсем даже не обязательно, – возразила Марфа Ибрагимовна. – Вот послушай-ка, я тебе расскажу, кто это такой – подлинный василиск. Раз в сто лет петух снесет яйцо; называется оно спорышок. На первый взгляд, это так себе – пустая скорлупа, к тому же мягкая, пальцем продавить можно. Однако для знающего человека – настоящее сокровище! Если молодая ведьма проносит спорышок шесть недель под мышкой, он вывернется наизнанку и оттуда появится василиск – оборотень, в котором живет все ведьмино зло. Он считает ведьму своей мачехой и повелительницей. Все, что она прикажет, василиск исполняет, любой образ, который ей угоден, принимает.
– А как его победить? – жадно спросил Васька. – Волшебным мечом?
– Конечно, – сказала Марфа Ибрагимовна. – Некоторые из василисков имеют тело змеиное или даже драконье, а голову – петушиную. От взгляда этого существа люди умирают на месте! Против них только волшебный меч и поможет. А тот василиск, которого Ульяна вывела, – он попроще. Чтоб его одолеть, надобно, чтобы он обратно в свое яйцо вернулся. В этот самый спорышок. Ну, тут нужно на него быстренько наступить да и раздавить. И все! Кончено дело!
– Так просто? – изумился Васька.
– Просто? – расхохотался портрет. – Да ты сначала заставь его обратно в спорышок вернуться! Это он только по своей воле сделает, ни по чьей другой!
– И все же я не пойму, зачем Ульяна к нам этого василиска отправила, – задумчиво проговорил Васька.
Портрет молчал.
– Марфа Ибрагимовна! – осторожно позвал Васька. – Вы спите?
– Не сплю, – буркнул старушечий голос.
– А почему ничего не отвечаете?