Помоги проекту - поделись книгой:
Бондарь Александр
ИВАН ЦАРЕВИЧ И ВАСИЛИСА ПРЕКРАСНАЯ
Новая сказка на старый лад.
В не-демократическом царстве, в правовом государстве жил да был Иван-царевич. Самый обыкновенный Иван-царевич. Ничем среди прочих Иванов-царевичей не выделялся. Василису Прекрасную любил — как и все остальные Иваны-царевичи. А Василису ту Змей Горыныч унес. Он и не хотел-то ее красть — не больно нужна была. Да только понимал Змей, что должен он эту Василису похитить. Вздохнул горестно и полетел похищать.
Ивану та Василиса нужна была еще меньше. Вон, девок кругом бродит — не перечесть. Но знал и Иван — не может он Василису из плена не выручить. Достал он меч свой походный, с которым не раз уже на поганых ходил. Наточил его Иван поострей, погладил любовно и вложил себе в ножны. Перекрестился затем, помолился и отправился в путь неблизкий.
Долго ль он шел, недолго ль, а попал Иван в темный лес. Такой темный, что и носа своего не видно. Хоть закрой глаза, хоть открой — все одно. Кусты Ивана за рубаху хватают, колючки ладони в кровь царапают. Бредет Иван, сквозь заросли продирается. И видит он, вдруг: огонек маячит меж ветками. Дальше Иван идет. Вот уже и избушка стоит перед ним. На курьих ножках, как и положено.
В затылке Иван почесал.
— Избушка, избушка, — говорит, — повернись-ка ты ко мне передом да к лесу задом.
А избушка только скрипит в ответ.
— Али глухая?! — Вопрошает Иван грозно. — Не слышишь, когда к тебе обращаются? Или ты думаешь, я тут с тобой шутки шутить буду?
А избушка ему отвечает:
— Ишь, раскричался! Много тут вас без дела по лесу шастает! А я оборачивайся перед всяким. Навертелась, чай, за свои-то годы. Надо больно сам обойдешь.
Делать нечего. Подошел Иван с другой стороны. Видит дверца там небольшая. Постучал — тишина, постучал другой раз — тишина снова. Толкнул Иван дверь — а та и открылась. Вошел внутрь, там — смрадище, словно тысячу лет не прибирал никто. Огляделся он, видит — старуха сидит на печи, ноготь грызет, на него, на Ивана, смотрит.
— Здорово, старая! — Говорит ей Иван громко. — Али не рада?
— Рада, не рада, — старуха ему отвечает, — а ты, давай, выкладывай, для чего пришел. Да побыстрее, а то мне спать пора уж.
— Да ты, старая, поди, все сама не хужей моего знаешь. — Иван говорит.
— Ну, знаю — так и что с этого?
— А коли знаешь, так зачем спрашиваешь?
— А так — для порядку. Чай не запрещено…
— Ладно, старая, — покивал головою Иван. — Нету тут у меня времени без дела с тобою языком молотить. Говори — где мне искать Василису.
— А я знаю? — Баба Яга плечами пожала. — Иди себе и иди, пока не придешь. А не придешь, так пойдешь обратно.
Покачал Иван головою.
— Нет, старая, не понимаешь ты по хорошему. Придется мне, видно, насилие над тобой учинить.
Достал Иван меч.
— Ишь, раскомандовался! — Баба Яга аж с печи поднялася. — Не из пужливых! Щас хлопцев своих свистну!
Тут видит Иван: откудова ни возьмись, три бугая посреди избы выросли. Глядят на него грозно.
— Сам уберешься? — Ивана спрашивают. — Али тебя по частям вынести?
Не растерялся Иван. Три раза только мечом взмахнул, и все три головы, словно арбузы покатились по полу. Баба Яга, как увидела то, так неживая сразу от страха сделалась.
— Не губи! — Ивану кричит. — Все расскажу, что знаю, и что не знаю тож расскажу.
— Так-то оно, поди лучше будет, — опустил Иван меч.
— Ступай, — Баба Яга говорит Ивану, — следом за солнцем. Три дня и три ночи будешь идти. Увидишь ущелье высокое; такое высокое, что сто человек войдет, если один другому на голову влезет. Войдешь в это ущелье и снова три дня и три ночи идти будешь. Перейдешь вброд три речки. За третьей увидишь поляну. А за поляной — три царства. Как все три царства пройдешь, найдешь замок — там и сидит твоя Василиса. Ну вот и все, а теперь ступай — мне пора спать укладываться.
Вышел Иван из избы. Огляделся кругом. Направился туда, где солнце в ночь прячется. Три дня и три ночи шел. Три речки перешел вброд. Поляну увидел. А за поляною — столб. "Страна Счастливия" на столбе написано. Как только Иван шаг сделал, так сразу:
— Стой! — Кричит кто-то. — Стой, кто идет! Стой и не двигайся!
И тут четверо подходят к нему. По одежде видать — стражники. Грозно Ивана оглядывают.
— Что это вы так на меня смотрите? — Иван на них озирается. — Словно украл у вас что.
— А мы, поди, не знаем еще — украл или не украл, — один из стражников отвечает Ивану. — Если ты соглядатай, то лучше сразу так и скажи. Все одно пытать будем.
— Да какой я вам соглядатай? — Иван плечами пожал. — Похож разве?
— Похож не похож — не то важно. Был тут у нас на прошлой неделе один. Тож поначалу хотел отпирался. А как на дыбу подняли его — сразу выкладывать пошел. Дыба — она, поди, все про всех знает.
А сами ближе и ближе к Ивану подходят. Понял тогда он, что не с добром эти люди к нему обратились. Достал меч свой.
— Да, и это тож отдай, — стражник ему на меч указывает. — Нет у нас тут закона — с оружием-то холодным шастать.
Не растерялся Иван. Рубанул одного: тот как сноп в траву рухнул. Двоих отшвырнул и бежать бросился, что было сил. Бежит, а сам топот ног за спиной слышит. "Нет, — себе говорит, — не возьмете меня, ироды окаянные, не возьмете так запросто." Сквозь лес пробежал — отстали стражники.
Видит Иван — город за лесом начинается. Подошел ближе он. Глядит вокруг — грязь, кучи везде навалены. Смрад стоит — хоть нос зажимай. Дома покосившиеся все, кривые — что старцы больные и немощные, о могиле уж только помышляющие. И люди кругом — грязные, смердят, как от рождения бани не знали. Но лица у всех радостные, улыбаются все чему-то.
Идет Иван, по сторонам глядит, дивится. Тут стражник подходит к нему так само одетый, как те, от кого убегал Иван. Глядит на него грозно.
— А ты, что это, детина, не радуешься? — Ивана допрашивает. — Али на кол тебя никогда не сажали?
— А чему радоваться? — Иван в ответ пожимает плечами.
— Да ты, видать, иноземец. — Догадался тут стражник. — С чужого краю. Жизнь там у вас, видать, несчастливая.
— Верно, — Иван отвечает. — Иноземец. Пришел я издалека. Невесту свою ищу. Василисою звать.
Стражник головою в ответ покачал.
— О такой не слыхивал. Но ежели ты долго у нас пробыть собираешься, должен бумагу испросить надлежащую, находиться тебе у нас дозволяющую.
— Нет, — Иван головой покачал. — Нечего мне тут у вас делать. Дальше держу я свой путь. Недосуг мне у вас задерживаться.
— Как знаешь. — Стражник плечами пожал. — Я тебе только провожатого дам — порядок у нас такой.
Подозвал он другого стражника.
— Вот, — говорит, — иди с ним, пока он по нашей земле странствовать будет. Если чего не так — знаешь, что делать. Понял меня?
Стражник кивнул.
— Хорошо понял?
Снова кивнул стражник.
— Ну, так ступайте.
Когда отошли они, подозвал другого.
— А ты, — тому говорит, — за ними следуй. Если не так чего — кончай обоих.
Идет Иван по улице, и стражник — провожатый с ним рядом идет. По сторонам Иван смотрит. Все не надивится. А стражник ему говорит:
— Да ты все, поди, спросить хочешь — почему люди в краю нашем живут-то все так хорошо и так счастливо. Я тебе расскажу. Давно это было. Имели тогда мы царя — Изверга I. Большой доброты человек был. Все один вопрос его мучил, спать не давал по ночам — как всех людей на земле разом счастливыми сделать. И вот, пришла ему в голову как-то мысль светлая. Велел он людей всех разделить на счастливых и несчастливых, да несчастливых затем и казнить. "Одни, — говорит, — счастливые остануться." Столь доброго-то человека, поди, и свет не видывал. Когда под окном у него головы людям срубали, он глаза рукой закрывал: "Не могу, — говорит, — видеть." А как он детей любил! Своих-то у него не было… Не удалось ему, правда, все так, как он мечтал. Не весь народ еще счастливым сделался. То тут, то там несчастливого находили. Но умирая, Изверг I всем нам завещал по тому самому пути твердо следовать — до полного всеобщего счастья. Сейчас у нас Изверг CXVIII правит. Но он твердо пообещал — уже через пять лет ни одного несчастливого не останется.
— Это ж, сколько народу-то перевели? — Иван головой покачал.
— А чего — народ? — Стражник плечами пожал в ответ. — Люди, они — что трава. Топчи — не вытопчишь. Вон их — сколько по свету ходит. Да и погляди жизнь-то какая у нас веселая. Видишь, вон — хоромы стоят. Там бояре с утра и до ночи пируют. А вон — академия. Там боярские дети грамоте учатся.
— Это — бояре, — Иван кивнул. — А простому-то люду у вас тоже так?
— Чудной ты, право, — стражнику аж смешно сделалось. — Простой человек — он на то и простой. Много ли ему надобно? Миска похлебки с утра, кусок хлеба к вечеру; да работой его нагрузить, чтобы скукой не маялся. А с работой у нас, кстати, строго. Ленивых не любим. Работают у нас и по воскресеньям и по праздникам.
— А отдыхают когда? — Иван удивился.
— Как — когда? — Стражник тож удивился. — А ночи на что? Ночь длинная, отдыхай — сколько хошь.
Пришли они в лес. Глухой и темный.
— Дальше ты, однако, один пойдешь, — говорит стражник Ивану. — Много тут больно всяческой нечисти околачивается. Небезопасно бродить честному человеку.
Только и сказал. Слышит Иван — стрела пропела. А следом за ней другая. Стражник руками всплеснул и в кусты рухнул. Оглянулся Иван, а позади — другой стражник убитый лежит. И тоже стрела у него торчит из груди. Взялся Иван рукою за меч, видит — люди какие-то из кустов выходят. У кого — нож в руке, у кого — топор, у кого — дубина. Обступили Ивана кругом.
— А ты кто таков будешь, детинушка? — Грозно они Ивана допрашивают. — И кто это тебе дозволил по нашему лесу без разрешения шастать?
— А что? — Иван пожимает плечами. — Лес — он и есть лес. На нем, поди, не написано — чей он. — И добавляет. — Чужестранец я. Невесту свою ищу. Василисою звать.
— Не видали мы тут никакой Василисы, — хмуро отвечают Ивану разбойники. — Ты пошто это, детинушка, псов за собой приволок? Они, что — тож Василису твою искали?
Огляделся Иван.
— Каких таких псов? — Не понял. — Тут — одни люди.
— Это мы стражников между собою так кличим. — Один из разбойников отвечает Ивану — по виду главный. — Псы — они псы и есть. Феня такая, в натуре, понял?
— Не понял, — честно Иван головой покачал.
— Теперь я вижу, однако, что ты — чужестранец. — Говорит ему предводитель разбойников. — Ладно, идем с нами. После подумаем, что нам с тобой делать.
Пошли они все куда-то. И Ивана за собой повели. Бредут через лес вместе.
— Псов мы, однако, нелюбим страшно, — объясняет предводитель Ивану. — В том году спьяну забрел один. Клялся — случайно. Мы его вон — на том дубе повесили. Но если ты и вправду не из них, то хорошо тебе. Глядишь — и живого отпустим. Такое у нас иногда случается.
Видит Иван — к большой избе подошли. Музыка оттуда слышна, крики пьяные. А у входа два мужика — ножами один другого ширяют. Лица красные у обоих, а глаза — белые. Подошел к ним предводитель разбойников.
— Ладно, ребята, — говорит, — кончай забаву. Не весел я что-то нынче.
Те сразу ножи убрали и удалились поспешно. Вошли разбойники внутрь избы, и Иван вошел с ними. А там — грязь кругом, нагажено, куда ни плюнь пьяный лежит. Как предводитель разбойников в избе появился, так сразу тишина сделалась. Не дышит никто. Все на него глядят молча.
— Хватит, ребята, — кивнул он устало, — теперь я пить буду.
Все с мест повставали и вышли по быстрому. Пьяные тоже поднялись. А кто не встал и не вышел, тех вынесли и в кучу покидали у входа. Сел предводитель за стол, Ивана посадил с собою. Разбойники все за другими столами расположились. К предводителю прислужник к первому подбежал, на ходу кланяясь.
— Чего изволите? — Спрашивает. — У нас все есть.
— Горилки неси, — отвечает разбойник. — Да побольше. Мне и моему товарищу.
Принесли им горилку. Выпил разбойник. Ивану налил. А гусляры песню затянули жалобную:
Заплакал разбойник тут, слезами залился горючими.
— Так это ж про меня песня, — говорит, — про жизнь мою горемышную…
Гусляры веселую следом запели:
— Горилка, горилка, горилка моя!
Налил себе разбойник до верха.
— Вот, ты, — спрашивает он Ивана, — что ты, скажи мне, в этой жизни-то видел? Ничего ты не видел! Я — то ли дело… С малолетства по каторгам, да по острогам. Я так скажу: была бы на то моя воля, каждого бы принудил хоть полтора, хоть два года посидеть в остроге — жизнь увидать, людей посмотреть, ума набраться.
Помолчал разбойник. Еще налил себе и выпил залпом.
— Видишь, — говорит он Ивану, — как они все тут меня боятся? И недаром. Ведь я — злодей в законе… Не понимаешь? Человек такой это, которого все кругом уважают.
Снова разбойник налил себе, снова выпил. Потом Ивану говорит:
— А, тебя, детинушка, как рассветет — велю я на самом высоком дереве в лесу повесить. И не потому, детинушка, чтобы не полюбил тебя, как родного, а просто страсть я люблю глядеть, как висельник с ветки ногами перебирает.
Налил себе разбойник еще одну, выпил, да тут же и на пол свалился. Огляделся Иван, видит: разбойники все: кто где лежат — спят, не просыпаются. Поднялся он с места, вышел из той избы и побрел прочь.
Долго ль он шел, недолго ль, а видит Иван — поляна, на поляне той дерево, доска прибита, на доске написано: "Край вольных чучмеков". Дорога от дерева начинается. Идет Иван по дороге, и приходит он в город. Глядит вокруг — грязно, лица у всех — чумазые. И не поймет Иван, то ли родились они все такими, то ли не мылись от роду. Куда ни посмотрит — ножами все один другого ширяют.
Поделиться книгой: