Помоги проекту - поделись книгой:
Известие это было принято с невыразимым удовольствием: авантюристы не ели со вчерашнего вечера и, утомленные продолжительным путешествием по морю и по суше, буквально умирали с голоду. Они поспешно последовали за хозяином и уселись рядом с ним на траве против жареной лопатки оленя и печенных в золе сладких бататов, предназначенных, вероятно, заменить, хотя и не вполне удачно, хлеб, которого не было.
Мимоходом мы отметим некую характерную черту, которая не лишена известного значения: люди, привыкшие к крутым поворотам жизни авантюристов, в каком бы настроении духа ни находились, в радости или в горе, всегда едят с аппетитом.
То же самое замечается и у солдат во время кампании или на биваках неподалеку от неприятеля накануне сражения. Все это, по нашему мнению, основательно доказывает, что физическое состояние поддерживает нравственное, и в течение наших продолжительных странствований по Америке мы имели случай удостовериться, что ясности мысли и бодрости духа немало способствует сытый желудок.
Оба буканьера оказали честь простой, но обильной трапезе, предложенной хозяином; они приправили ее несколькими глотками хорошей французской водки, которой захватили с собой порядочное количество — на всякий случай, как говорил Мигель Баск с той насмешливой серьезностью, которая составляла отличительную черту его характера.
Краснокожий, подобно большей части представителей этой расы, ел очень умеренно и, несмотря на все уговоры, ни за что не хотел коснуться губами золотистой влаги.
Краснокожего звали или, вернее, он позволял себя звать общим прозвищем
Он представлял собой один из совершеннейших типов прекрасной индейской расы, перемешанной с европейской и африканской.
Индеец этот был высок и строен, тело его, необычайно пропорциональное, могло бы служить моделью для Аполлона Пифийского, а руки и ноги, с выступающими твердыми, как сталь, мышцами, выдавали в нем необычайную силу, гибкость и проворство.
Красивое овальное лицо его имело правильные и тонкие черты, а большие черные глаза с бахромой длинных темных ресниц, бросавших тень на щеки медно-красного цвета, имели прямой, глубокий и проницательный взгляд и придавали подвижному выражению лица отпечаток тонкого ума, который становился еще более явным от немного мечтательной улыбки на губах; кроме того, индеец был наделен каким-то удивительным магнетическим даром, который неудержимо увлекает тех, кого случай или обстоятельства сводят с подобными людьми.
Хосе казалось на вид лет сорок или сорок пять; быть может, он был старше, а может, и моложе — с точностью определить возраст краснокожего не представлялось возможности.
Так же трудно было составить себе мнение и насчет его нравственной натуры. Он казался кроток, откровенен, благороден, бескорыстен, весел, общителен, но — кто знает? — не играл ли он всего лишь роль и под маской мнимого добродушия не старался ли обмануть тех, чье доверие ему полезно было приобрести?
Кто был он? Откуда? Все это покрывал непроницаемый мрак тайны, он никогда не говорил о своем прошлом и очень мало — о настоящей своей жизни. Два года назад он прибыл в Чагрес неизвестно откуда и с той поры жил здесь постоянно, добывая себе средства к существованию охотой и тем, что провожал путешественников из Чагреса в Панаму или через перешеек, иногда же выполняя роль гонца.
Индеец также счел приличным принарядиться, заменив накидку из плетеного камыша, которая служила ему единственной одеждой, на штаны из сурового полотна, кожаное пончо и остроконечную соломенную шляпу с широкими полями, какие обычно носят работники на испанских плантациях.
Авантюристы едят быстро, для них время — деньги, как говорят современные янки. Три описанных нами человека ели молча и насытились за несколько минут.
Когда последний кусок был проглочен, дон Фернандо залпом выпил большую рюмку водки, громко крякнул и, набивая свою глиняную трубку с черешневым чубуком, обратился на чистейшем мадридском наречии к краснокожему:
— Ну, вот мы и на берегу, Хосе, любезный друг. Скажи, где мы? Что нам делать?.. Передай мне огня, Мигель.
Последний осторожно взял большим и указательным пальцами раскаленный уголь и приложил его к трубке товарища, чтобы он раскурил ее.
— Мы в пяти милях к востоку от Чагреса, — ответил краснокожий, — речка возле нас — та же самая, по берегу которой мы шли сюда; исток она берет далеко в горах и впадает в Тихий океан в восьми милях от Панамы; называется она Браво.
— Она судоходна на всем своем протяжении? — спросил дон Фернандо.
— Да, для маленьких каноэ, за исключением небольших порогов.
— Вот что я называю толково излагать! Итак, мы продолжаем наш путь по воде?
— Что будет чрезвычайно приятно, — заметил Мигель между двух клубов дыма.
— Нет, это заставило бы нас кружить и потерять дорогое время.
— Гм! — отозвался Мигель. — Это не лишено основания.
— К тому же, — продолжал краснокожий, — дон Фернандо — испанский дворянин, он путешествует верхом, что гораздо приличнее для его звания и удобнее.
— Разумеется, — согласился неисправимый Мигель. — Беда только в том, что рагу хорошо, да зайца для него пока еще нет.
— То есть, — пояснил дон Фернандо, — для путешествия верхом надо иметь лошадей.
Краснокожий улыбнулся.
— Две верховые лошади с вашей поклажей, привязанной к седлам, ожидают вас в том кустарнике, — сказал он.
— Неужели?
— Разве я не обещал вам?
— Правда! Простите, вождь, я забыл. Должен признаться, что слово свое вы умеет держать… Но почему же две лошади, а не три?
— Потому, — с недоброй усмешкой произнес краснокожий, — что я всего лишь бедный мирный индеец, слуга, и моя обязанность — бежать впереди вашей милости, чтобы прокладывать вам дорогу. Что подумают о вас, если ваш раб будет на лошади?
— Ага! Вот оно что! — посмеиваясь, сказал Мигель. — Эти добрые испанцы всегда такие человеколюбивые!
— Когда мы отправляемся? — спросил дон Фернандо.
— Когда будет угодно вашей милости.
— Нас больше ничто не держит?
— Ровным счетом ничего, сеньор.
— Так отправимся в путь немедленно!
— Извольте! Они встали.
В эту минуту нежный, мелодичный, почти детский голосок раздался в кустах нарвалина.
— Отец! — произнес голос.
И молоденькая девушка, выпрыгнув из-за ветвей, бегом бросилась к краснокожему, который приподнял ее могучими руками и страстно прижал к своей широкой груди, воскликнув с невыразимым восторгом:
— Аврора! Мое прекрасное дитя! О, я боялся, что буду вынужден уйти, не обняв тебя!
При виде девушки авантюристы остановились, пораженные удивлением, и почтительно поклонились ей.
Глава II
КАК СОВЕРШИЛСЯ ПЕРВЫЙ ПЕРЕХОД
Только сейчас девушка заметила присутствие посторонних, опустила глаза, попятилась и замерла в неподвижности, вся вспыхнув от смущения. Несмотря на тройную броню, которая облекала их свирепые сердца, авантюристы были приятно взволнованы видом очаровательного создания, которое так внезапно предстало перед ними, словно небесное явление; они едва осмеливались коснуться ее беглым взглядом, опасаясь усилить смущение девушки и тем заставить ее скрыться.
И в самом деле прекрасна была эта невинная шестнадцатилетняя девушка, уже наделенная, сама того не подозревая, всеми совершенствами женщины.
Большие задумчивые глаза с кротким и немного беспокойным взглядом, цвет кожи слегка смуглого оттенка, правильные черты ее прелестного лица, пунцовые губки, которые, раскрываясь при звонком смехе, обнаруживают двойной ряд ослепительной белизны зубов; благовонным облаком вокруг нее развеваются иссиня-черные волосы, чрезвычайно тонкие, которыми она с легкостью вся могла бы закрыться с ног до головы; ее стройный, округленный и грациозно гибкий стан, голос, мелодичный, как пение птиц, обаятельная гармония ее изящных очертаний — словом, все соединялось, образуя в целом образ самой пленительной красоты, когда-либо выпадавшей на долю дочери Евы.
С минуту краснокожий смотрел на чудного ребенка умиленным взглядом, потом нежно привлек ее в свои объятия, в которых она укрылась, точно перепуганная горлица, и, поклонившись своим гостям с учтивостью, гордой и величественной, сказал с достоинством:
— Представляю вам свою дочь. Авантюристы молча поклонились.
— Зачем ты пришла, несмотря на мой запрет? — опять обратился краснокожий к дочери, напрасно стараясь придать своему голосу строгость.
— Мне очень хотелось скорее обнять вас, — ответила она в замешательстве, — и потом еще…
— Что же еще? — спросил он, видя, что она замялась.
— Я хотела узнать ваши распоряжения.
— Мои распоряжения? — удивился он.
— Да, насчет гостей.
— Вот оно что, — с улыбкой сказал он. — Но мне нечего распоряжаться насчет этих сеньоров, так как они уезжают через десять минут.
— А! — вскрикнула она, украдкой взглянув на посетителей.
— Да, Аврора, моя милая, и я пойду с ними.
— И вы уходите! — вскричала она огорченно. — А я?
— Что ты?
— Разве я должна оставаться здесь одна?
— Одна? Ни в коем случае. Кажется, Силах, Камиш и Тораб могут надежно оградить тебя от всякого беспокойства и защитить в случае необходимости. Это преданные слуги.
— Разумеется, отец, но вас-то не будет и, простите, мне страшно.
— Ты сумасбродна и избалована моей любовью, Аврора. Я был чересчур мягок по отношению к тебе.
Но заметив слезы в глазах девушки, он поспешил прибавить:
— Полно, не плачь, дитя, я не могу остаться, но будь спокойна, скоро я вернусь, мое отсутствие не продлится долго.
— Дай-то Бог, отец! Эта хижина стоит так уединенно, а между тем в лесу столько незнакомых людей!
— Успокойся, говорю тебе, твои страхи нелепы. К тому же, если кто-либо из этих презренных посмеет подъехать на расстояние выстрела к нашей хижине, ему пустят пулю в голову. Я в особенности приказал слугам наблюдать за Каскабелем. Если этот негодяй опять станет бродить тут поблизости, как он, по-видимому, взял в привычку, то с ним, не сомневайся, сведут счеты! Повторяю, не опасайся ничего.
— Каскабель! — пробормотала девушка с движением ужаса.
— Ни слова больше, дитя, — возразил отец повелительно, — я и так потерял много времени. Поцелуй меня и оставь нас.
Молодая девушка не посмела настаивать, она бросилась с рыданием на шею отца и потом убежала с легкостью птички.
— Это ребенок, — сказал краснокожий голосом, которому напрасно силился придать твердость, — она ничего не знает о жизни и воображает, что все должно идти по ее прихоти.
— Да сохранит ей Бог это неведение как можно дольше! — сказал Мигель Баск. — Она так счастлива!
— Правда, бедное дитя!.. — сказал индеец и вдруг переменил тон. — Следуйте за мной, сеньоры, мы должны были бы сделать уже целых две мили.
— Ну вот! Что за спешка? Да, наконец, мы скоро нагоним упущенное время.
Они направились за проводником к густому перелеску, посреди которого молодой красивый краснокожий держал под уздцы двух великолепных лошадей в богатой испанской сбруе.
— Вот вам лошади, — сказал Хосе.
— Какие превосходные животные! — не мог удержаться от восхищенного восклицания дон Фернандо.
— Вы еще больше оцените, когда узнаете их достоинства, — заметил вождь.
Авантюристы вскочили в седло.
Хосе о чем-то тихо говорил несколько минут с молодым индейцем, после чего тот почтительно склонил голову, приложил руку к сердцу и одним прыжком скрылся в кустах.
— В путь! — сказал вождь, став во главе небольшого отряда.
Наконец все двинулись по тропинке, едва проложенной дикими зверями, которая тянулась вдоль холмистых берегов речки.
Картины природы, суровой, спокойной, дикой и величественной, сменяли одна другую, подобно исполинскому калейдоскопу, перед глазами восхищенных путников.
Нигде не было видно признаков грубого вмешательства человека.
Эта великолепная страна со своими тысячелетними лесами, с лугами, покрытыми высокой травой, осталась точно такой, какой вышла из рук Творца.
Действительно, почва под ногами путешественников была девственно свежей и абсолютно нетронутой.
Порой при звуке их шагов из-за кустарника выглядывала с беспокойством лань и тут же убегала в испуге; самые разнообразные птицы с ярким оперением мелькали повсюду, некоторые лениво качались над волнами речки, едва подернутой легкой рябью от прихотливого ветерка.
Повсюду, куда доставал глаз, царила девственная природа, нигде не было заметно следов рук человеческих и присутствия людей, хотя они не могли быть далеко, так как местность, где находились путешественники, была в то время одной из богатейших и могущественнейших испанских колоний на американском континенте; к тому же Панама на Тихом океане и Чагрес на Атлантическом океане соединялись путем очень оживленным, потому что между двумя этими портами пролегала Золотая тропа, по которой перевозили несметные богатства Нового Света.
По требованию проводника авантюристы пустили лошадей крупной рысью, а между тем индеец, выступая своим скорым, свойственным краснокожим шагом, не отставал от них, ничуть не напрягаясь при этом и постоянно держась впереди, по-видимому нисколько не тяготясь таким быстрым ходом.
Мигель Баск под влиянием лучей полуденного солнца, отвесно падавших ему на голову, и арабского седла, на котором он удобно устроился, скоро заснул.
Напрасно дон Фернандо будил его несколько раз и силился завязать разговор, ответом ему было лишь короткое и невнятное мычание. Наконец он и этого добиться не смог, а вместо того раздалось храпение, сила звука которого не уступала гудению севильского церковного органа в воскресный или праздничный день.
Потеряв всякую надежду на успех, дон Фернандо отказался от попыток вступить в разговор с таким упорным спящим, но так как он принадлежал к числу людей, никогда не засыпающих, если вынашивают в голове важные замыслы или им поручено дело не только трудное, но и опасное, то решил оставить в покое товарища, не отвечающего ему, и расспросить проводника, чтобы извлечь из него полезные сведения, которые впоследствии, вероятно, могли бы им пригодиться.
Дон Фернандо был одарен редкой тонкостью, хитрый, как горец, до мозга костей, он, однако, до сих пор имел дело только с европейцами; характера краснокожих он не знал вовсе и понятия не имел, где у них слабая струнка. Со свойственной европейцам самонадеянностью он воображал, что легко справится с неотесанным дикарем, который так бодро вышагивал в десяти шагах впереди него.
Достойный авантюрист не подозревал, что в самом простодушном с виду краснокожем хитрости, ловкости и смышлености хватит на трех уроженцев Нижней Нормандии, двух — Нижней Бретани и такое же число гасконцев или бискайцев, по общему мнению — за основательность которого, однако, сохрани нас Боже поручиться, — людей самых хитрых во всем нашем подлунном мире.
Итак, уверенный, что достигнет своей цели, авантюрист пренебрег всеми мерами предосторожности и весело окликнул проводника:
— Эй, Хосе! Нельзя ли тебе идти немного тише и рядом со мной? Мы потолковали бы дорогой, чтобы скоротать время. Между нами говоря, оно тянется для меня чертовски долго на этом солнцепеке, от которого изжарился бы даже панцирь черепахи.
— Как угодно, сеньор, — спокойно ответил краснокожий, — но к чему говорить, когда можно спать? Берите пример с вашего товарища: видите, он спит, убаюканный мерной поступью лошади. Отчего бы вам не поступить так же?
Поделиться книгой: