Сегодня - позавчера. Трилогия. (СИ)

   Спать. Срочно. Когда ещё придётся. С завтра - цейтнот.

Встать в строй!

   Утром я, как пан-король, на полуторке был доставлен к военкомату. Народ вокруг военкомата роился в невообразимых количествах. Многоголосый их говор сливался в один большой шум. Подобное меня всегда бесило, уставал от этого сразу. Провожаемый десятками пар любопытных и удивленных глаз (я в больничной коричнево-полосатой пижаме) я прошёл в военкомат. Меня немного "потрясывало", как всегда перед собеседованием с людьми, от которых хоть немного зависела моя судьба. Нашёл нужный кабинет, коридор перед которым был плотно упакован молодыми (и не очень) людьми. Протолкнуться я бы не смог. Стал ждать. Часов у меня не было. Опаздывал я или нет, не знал. Но проявить непунктуальность не хотелось. Поэтому, набравшись наглости, тормознул солдатика с двумя треугольниками на петлицах. Выбрал его за не соответствие молодого лица и сосредоточенность на этом самом лице (типа сильно занятой).

   - Слушай, дружище, меня в восемь ноль-ноль военком ждать должен. С комбригом.

   Солдатик испугано выдернул рукав из моих пальцев, сменил испуг на лице презрением, с которым оценил мой прикид.

   - А народный комиссар обороны тебя там не ждёт? - процедил он сквозь зубы.

   - Не советую ёрничать, мальчик, у меня это лучше получиться. Иди, доложи: старшина Кузьмин прибыл. Если ты не понял - старшина Кузьмин - я. На внешний вид не смотри, я с госпиталя.

   Когда я его назвал "мальчиком", лицо его побагровело. Но, дальнейшие слова охладили пыл.

   - Тут много всяких дожидается. Постарше званием старшины. И ничего, ждут.

   - Не всем указано явиться лично пред очи ровно в восемь нуль-нуль, как мне. Ты мне долго мозг парить будешь? Туда же всё одно идёшь. Вот и скажи.

   - Посмотрим.

   Минут через пять дверь открылась:

   - Старшина Кузьмин!

   - Здесь! Ну-ка, ребятки, пропустите будущего героя штурма Кенигсберга и Берлина!

   Ответом был взрыв хохота, но людская стана раздалась в стороны.

   - Прямо в пижаме на штурм пойдёшь?

   - А-то! Это оружие массового поражения - меня увидят, со смеху помрут. А гипсом - добью!

   Двери захлопнулись за мной. Оказался я в "приёмной". Небольшая комната, мужик с двуми кубиками на воротнике и звездой на рукаве за столом, заваленном папками и бумагами. Мужик поднял красные, как заплаканные глаза, но черные круги вокруг глазниц говорили - краснота от недосыпа.

   - Старшина Кузьмин.

   Мужик кивнул головой на дверь. Я дошёл, открыл. Тоже небольшой кабинет. "Т"-образный стол, стулья вдоль стены, ковровая дорожка. За столом двое - комбриг Коршун и, видимо, военком. Геометрические фигуры в петлицах совпадали, но как обратиться? Кто он - полковник, комбриг или вообще какой-нибудь интендант какого-то ранга? И что они так намудрили?

   - Старшина Кузьмин прибыл! - доложил я.

   - Это тот самый? - спросил военком у комбрига.

   - Ага, - комбриг кивнул, не глядя на меня, отхлебнул из стакана в подстаканнике парящую коричнево-прозрачную жидкость, наверно, чай.

   - Почему в пижаме?

   - Обмундирование пришло в негодность полностью. Меня из него вырезали.

   - Так сильно побило? Служить сможешь?

   - Так точно!

   - Эк, ты! Для старорежимника молодоват. Какая воинская специальность?

   Я пожал плечами:

   - Меня контузило. Не помню ничего о прошлом своём. Память как отшибло.

   - Ну и как он учить новобранцев будет? - это уже к комбригу вопрос. А тот у меня спрашивает:

   - Совсем отшибло?

   - Я не знаю. Так вроде не помню, а вроде и знаю всё. Портянки руки сами наматывают, бреюсь сам, люди мне подчиняются почему-то. А я даже в знаках различия перестал разбираться. Вот вашего звания не знаю.

   - Чудно. Тут помню - тут не помню. И что ты так за него просишь? Может пусть подлечиться?

   - Петь, ты сам подумай - полный вокзал командиров, а на станции - паника. А этот только с того света - а в кулак всех собрал и путь заставил чинить. Он и в атаку бы баб повёл. И пошли бы. За таким пойдут. Так старшина?

   Я пожал плечами:

   - Мне попробовать надо. Я же из любопытства туда поехал - душат меня больничные стены. Гляжу - бабы орут, тип в черной форме - орёт, все бегают, глаза потерянные. Встряхнул их, отвлёк, они послушались, работать стали, бойцов отловил - бегали вокруг, как лошади при пожаре. К делу их пристроил. Оно ведь как - человек при деле и не думает ни о чём ином. Некогда ему бояться.

   - Это ты верно подметил. Как у тебя с самочувствием, старшина?

   - Готов к труду и обороне!

   - Эко ты громко! А Натан Аароныч что думает?

   - Говорит, динамика очень положительная. Через месяц полностью восстановиться от всех травм, кроме контузии, - ответил за меня комбриг.

   - Не отправляйте меня в госпиталь. Я же там совсем заржавею, - взмолился я.

   - А это не тебе решать. Многие под юбками жён прячутся, а ты недолатанный в строй рвёшься.

   - Враг хозяйничает на моей земле. Не могу я ни о чём ином помышлять, пока до Берлина их не допинаем.

   - Ты нас родину любить не агитируй. Сказано - не тебе решать. Куда метишь его, Александр Дмитриевич? На взвод?

   - Это лейтенантская должность.

   - Где ты их возьмешь столько? На роты бы набрать. Знаю, что лейтенантская. Этих студентов, срочно в лейтёх переодетых, я за командиров и не считаю. По мне, лучше хороший сержант на взводе, чем мальчишка с кубиками.

   - А сержантов где брать?

   - Это, да. Ну, так что думаешь?

   - Он старшина. Вот пусть и старшинствует. В третьей роте второго батальона. Её как раз комплектовать стали. Заодно и подлечиться.

   - Завскладом? - я был сильно разочарован. Все планы коту под хвост.

   - Смирна! Приказы командования не обсуждаются! Контузией совсем нюх отбило? Поговори мне ещё. На губу сядешь - быстро субординацию вспомнишь. Понял?

   - Так точно!

   - Уже лучше. Кругом! Шагом а-арш!

   Я пулей вылетел из кабинета. И встал в растерянности. И что делать дальше?

   - Кузьмин? - спросил меня политрук с "заплаканными" глазами.

   - Я!

   - Слушай сюда. Вот тебе "бегунок". Пройди все эти, кроме этого, кабинеты и ко мне. Что смотришь так? Запрос на тебя давно уже отправили, но они и до войны неделями телились, а сейчас вообще можно не ждать - на фронт раньше попадёте. Оформляйся с нуля.

   - А когда на фронт?

   Мой собеседник горько усмехнулся:

   - Не боись - без тебя война не закончиться.

   - Да я знаю. Мне интересно, сколько мы тут проторчим.

   - Планировали три месяца на формирование и ещё три на сколачивание и обучение, но сколько получиться...?

   - Понял, спасибо!

   Тот пожал плечами, тяжко зевнул в кулак, потряс головой и углубился в бумаги, словно меня уже и нет. Да и то верно. Нечего мешать. Пошел я.

   Меня мерили, взвешивали, щупали, опрашивали, записывали. Папка "бегунка" стремительно пухла от вклеенных справок, выписок, вкладышей. И так целый день. На улице уже смеркалось, когда я вернулся к "заплаканному". Он спал за столом, уронив голову на руки.

   - А, ты. Всё? Быстро ты. Ну, пойдём. Провожу тебя заодно. Ты не думай, старшина, я уже третьи сутки из этого кабинета не выходил. Не могу больше.

   - Да, я и не думаю, понимаю. Не продолжай.

   - Денежное довольствие получишь завтра в кассе. За всё время с ранения сразу. Военком уладил этот вопрос. На котловое и вещевое - станешь в роте. А, ты же и есть старшина роты. Тем более - своя рука - владыка. Только, рота ещё не сформирована, с нуля всё и начнешь. С интендантом поаккуратнее. Мужик он... непростой, скажем так. Разберёшься.

   - Спасибо.

   - За что?

   - За всё. И за науку.

   - Не за что. В одной лодке качаемся. Военком обещал меня с бригадой отпустить на фронт.

   - Как же это он тебя отпустил? Ты у него вроде секретаря?

   - Да, ладно. Бабу какую-нибудь возьмет. Дело не хитрое, справятся. А ты сам откуда?

   - Я же контуженный. Не помню ни хрена. Так, местами.

   - Да, неплохо тебя приголубило. Хорошо к Натану Ааронычу попал. Он хирург от бога, тьфу ты, никак не отвыкну.

   - И ты его знаешь?

   - Да кто ж его не знает? В городе всего две больницы - узловая и земская. А хирургов по пальцам одной руки пересчитать. А Натан... Он ведь и на Халхин-Гол ездил, и в Финской в командировке там был. У него та-акой опыт! И мужик мировой. Даже золотой.

   Вот так вот! Вот тебе и Натан. А мы ведь сдружились. Странно. В прошлой жизни я тяжело сходился с людьми. Друзей, не знакомых-приятелей, а именно друзей, у меня не было. У жены были близкие подруги, а у меня нет. И вдруг - Натан. Тем более - еврей. Он, оказалось, суетился за меня и перед главврачём, и перед военкомом, комбригом. А на самом деле, оказывается, не надо сотни друзей - один друг-еврей их с лихвой компенсирует. Говорят, они всюду ищут выгоду. А от меня, что за прибыток? Пока для Натана только нервные расстройства. И материальные затраты. Еврея траты на меня. Можете поверить? Я бы не поверил.

   Мы дошли по вечернему городу до казарм. Они и в наше время сохранились, правда, внутри я не был.

   - Это со мной, - сказал мой спутник часовому на воротах. Часовой смерил меня взглядом, поправил винтовку на плече, но ничего не сказал.

   Уже вечер, но на внутреннем плацу вышагивали солдаты. Рулил ими ("И-раз, и-два, левой, выше ногу дери, мать вашу подери!") однорукий командир. Правый рукав гимнастёрки был пришит у самого плеча.

   - Это твой комбат. Геройский мужик.

   Мы подошли.

   - Строй, стой! Раз, два! Разойдись! На сегодня всё.

   - Здравствуйте, Андрей Николаевич. Вот, привёл вам пополнение. Старшина третьей роты.

   Я представился.

   - Натанов крестник, - кивнул он. Представился капитаном Бояриновым Андреем Николаевичем. И орден Боевого Красного Знамени на груди представил сам себя. Похоже, правда - герой. Только без руки и шрам на всё лицо собрал правую щёку в горькую усмешку.

   - Надеюсь, сработаемся. А работы много предстоит. Пойдём, я покажу тебе твою старшинскую нору.

   - Волков бояться в лес не ходить.

   - Что?

   - Нам, татарам, что плясать, что работать, лишь бы пропотеть.

   - А, прибаутки. Это хорошо. Вовремя сказанная - дух хорошо поднимает. Не вовремя - дисциплину разлагает. А знаешь, что такое армия без дисциплины?

   - Стадо вооруженных баранов.

   - Верно. Вижу, человек ты бывалый. Воевал?

   - Не знаю. Контуженный я.

   - А, Натан же говорил.

   Мы прошли мимо вытянувшегося солдата, наверное, дневального, набравшего воздуха полную грудь - видимо орать что-либо собрался, да так, чтобы оглушить. Но Бояринов остановил его жестом.

   - Вижу, не шуми. Это старшина Кузьмин. Ты не пальни в него случаем. Пока он в таком виде.