Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Джеймс Бонд: Официальная биография агента 007 - Джон Пирсон на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Бонд оказался пунктуальным человеком (позже он скажет мне, что пунктуальность — обычное качество шпиона, хотя, возможно, она была также и чертой его характера). Ровно в девять тридцать утра мой телефон зазвонил.

— Если вы готовы, мы можем начать.

Я как раз заканчивал свой завтрак.

— И где вы предлагаете этим заняться?

— Прямо у вас.

Мне было интересно увидеть, где живёт Джеймс Бонд, но возразить я не смел. Через две минуты в дверь раздался уверенный стук. Бонд, которого я увидел сейчас, отличался от того, который предстал передо мной прошлой ночью. Былая напряжённость исчезла. Он был свежим и подтянутым, глаза его были ясными. Обут он был в эспадрильи* I/матерчатые тапочки на верёвочной подошве//, одет в поношенные джинсы и выцветшую синюю футболку, сквозь которую выделялись широкие плечи и крепкая грудь. Никакой полноты — ни на животе, ни на бёдрах. Он казался мне каким-то нереальным, и словно специально выставлял себя именно в таком свете — в каком я и ожидал его увидеть (к слову, другой моей задачей было выяснить, насколько он был бы хорош как актёр).

— Сегодня я уже успел поплавать, — сказал он. — Плавание — один из моих любимых видов спорта.

— Как и гольф? — спросил я.

— Было бы слишком смело называть гольф спортом, — ответил он. — И я уже давно в него не играл.

Разговаривая, он ходил по комнате, отыскивая себе наиболее удобное место. Наконец он сел на бамбуковый стул на балконе, с которого хорошо была видна морская гавань, глубоко вдохнул и вытянулся, уставившись на горизонт.

— Ну-с. И каков ваш первый вопрос?

— Флеминг никогда не упоминал о том, где вы родились.

— Зачем вам это знать?

— Потому что я хотел бы начать с самого начала.

Бонд улыбнулся и выдержал паузу.

— Я думал, вы знаете. Я родился в Руре. В Ваттеншайде, под Эссеном. В 1920 году, в День перемирия*, 11 ноября. Спешу добавить, что немецкой крови во мне нет — насколько, конечно, можно быть уверенным в подобных вещах. Как уже упоминал Флеминг, мой отец был шотландцем, а мать — швейцаркой. //имеется в виду 11 ноября 1918 года — окончание военных действий в Первой мировой войне//

— И каким же образом их занесло в Рур?

— Мой отец Эндрю Бонд работал инженером в компании «Метрополитен-Виккерс». В 1920 году им было поручено демонтировать империю наших старых друзей «Альфред Крупп и сыновья». У него был дом в Ваттеншайде — я, конечно, не помню его, а после Второй мировой увидел, что это было большое и уродливое место. Моя мать всегда говорила, что ненавидит его. Я родился там из-за забастовки на железной дороге. Мать говорила, что собирается рожать меня в Англии, но из-за этой забастовки мы так и не смогли выехать туда. К тому времени, как я появился, забастовка как раз закончилась.

— Это создало вам определённые проблемы?

— Вы имеете в виду факт моего рождения у фрицев? Конечно. Правительственные ведомства всегда с осторожностью относятся к подобным вещам. Это едва не поставило крест на моей службе на Королевском флоте. Кроме того, это сделало меня несколько раздражительным по отношению к нашим друзьям немцам. Будем так говорить, я не питаю к ним особой любви.

Разобравшись с вопросом о своём рождении, Бонд несколько расслабился и предложил заказать нам кофе — чёрный и крепкий — такой, какой он любил, судя по романам Флеминга. Потом мы пробежались по родословной Бондов. Флеминг упоминал о ней лишь вскользь — в романе «На Секретной службе Её величества», говоря о том, что Джеймс Бонд мог происходить от Бондов, в честь которых была названа улица Бонд-стрит. Однако сам Джеймс подобное утверждение отклонил, сказав, что оно предназначено скорее для «замыливания глаз», и сообщил, что его отец является уроженцем Гленко в Аргайле, а мать — Моник Делакруа — была родом из швейцарского кантона Во.

Меня несколько удивило то, что Бонд гордился своим шотландским происхождением и с ностальгией говорил о своём каменном доме в шотландском высокогорье. «Мои настоящие корни оттуда, — сказал он. — Я всегда чувствовал и чувствую себя шотландцем. В Англии мне не так комфортно. Перед своей смертью я завещаю развеять мой прах в Гленко».

Также он рассказал мне кое-что и о своих более древних предках — жёстких, воинственных людях, происходивших от Макдональдсов и проживавших в Гленко на протяжении нескольких поколений. Трое братьев Бондов были убиты там во время резни 1692-го. Их потомки сохранили свою независимость, процветая в течение восемнадцатого века, а в девятнадцатом произвели на свет миссионера, нескольких известных докторов и адвоката. Всё же цепляясь за свою идентичность, многие из них оставались отчаянными и непокорными. В частности, прадед и тёзка Джеймса Бонда был награждён Крестом Виктории за битву под Севастополем* //имеется в виду крымская война 1853–1856 годов//. Его сабля всё ещё висит в доме в Гленко. Другие Бонды были не столь доблестными. Двоюродный дед Бонда Хью, например, пьянствовал, пока не умер годам к тридцати пяти. Другой представитель — двоюродный дед Бонда Ян — был исключён из университета за то, что расстрелял свои учебники из револьвера сорок пятого калибра в ночное время. Нынешний глава семьи — дядя Грегор — строгий пьющий джентльмен восьмидесяти двух лет.

Также Джеймс Бонд сказал, что мужчины в его роду склонны к меланхолии. От них он унаследовал замкнутость и задумчивость. И ещё — жёсткость и решительность, смешанные с солидной долей кальвинизма. Бонды, как истинные шотландцы, верили в грех, были аккуратны с деньгами, а также считали, что каждый человек должен утвердить себя в жизни сам.

Отец Бонда Эндрю был одарённым человеком. Отличник учёбы и капитан игр в школе в Феттесе, после её окончания он продолжил обучение в Абердине, где учился на инженера, и учился очень хорошо. Когда началась Первая мировая, ему было двадцать с небольшим. Он пошёл служить в Королевские инженерные войска, выжил в битве на Сомме, а потом был откомандирован к Яну Хею в Галлиполи. Там потерял руку, но получил орден «За выдающиеся заслуги» и пожизненное уважение турками. После войны ему было поручено проконтролировать демонтаж Рура — вполне инженерная задача.

Но реальной страстью Эндрю Бонда были горы. В 1918 году свой первый мирный отпуск он потратил на то, чтобы подняться в горы, о которых мечтал уже давно — швейцарские Альпы. Пытаясь забыть ужасы войны, он сделал там нечто большее — нашёл свою жену. Подобно Гарибальди, впервые увидевшему свою будущую жену через телескоп, Эндрю увидел свою, когда взбирался в горы. Группа альпинистов, поднимающихся на один из самых захватывающих и трудных пиков над Женевой, проявляла чудеса ловкости, и когда Эндрю позже подошёл, чтобы лично поздравить их, то увидел, что последней в их отряде была девушка — молодая и симпатичная, которая тут же его покорила. Ничто не удержало его — ни то, что ей было всего девятнадцать, ни то, что она уже была помолвлена с цюрихским банкиром втрое старше её.

Делакруа были богатыми, упрямыми и уравновешенными. Их реакция на однорукого поклонника их дочери была предсказуемой. После бурного разговора с потенциальным тестем Эндрю выдвинул ему ультиматум, который тут же был отклонён, и парень вышел из их большого белого дома, громко хлопнув декоративной парадной дверью. Два дня спустя он и Моник тайно сбежали.

Факт бегства родителей, конечно, не мог не осложнить будущее детство Джеймса Бонда. От Моник тут же отреклись, и она осталась без причитающихся ей швейцарских франков. Эндрю, в свою очередь, наказал ей не произносить фамилию Делакруа в его присутствии. С этого момента его целью стали горы Пиренеи. Скорое рождение сына Генри — будущего старшего брата Джеймса — мало что изменило. Бонды и Делакруа так и не общались друг с другом.

Сложившаяся ситуация была непростой, особенно для Моник. Кроме ребёнка и взаимной любви к горам, у неё с Эндрю было мало общих интересов. Моник уже начинала скучать по Швейцарии, большому белому дому в Во и денежным счетам своего отца. Всех этих проблем не было бы с её шестидесятилетним женихом из Цюриха.

Как всегда в подобных случаях, оба молодых человека задавали себе один и тот же вопрос: как они могли так жестоко ошибиться друг в друге? Эндрю был серьёзным инженером, склонным к одиночеству, чем-то вроде пуританина. Кроме того, у него не было денег — работа в Бирмингеме приносила мало дохода. Тогда Моник в первый (и не в последний) раз проявила своё недовольство. Эндрю принял предложение от «Метрополитен-Виккерс», и они уехали в Германию.

К тому времени как они прибыли в Ваттеншайд, Моник вновь была беременна. После рождения Джеймса оба мальчика жили в состоянии полной идиллии, окружённые родительской любовью и заботой, и ни в чём не нуждались. Дом в Ваттеншайде имел свой собственный сад и был полон слугами, няньками, собаками и лошадьми. Летом семья отдыхала на побережье Балтики или в низине Рейна, а Рождество проводила в Гленко, где на этот праздник собирались все Бонды, как это водилось в старинных родовых племенах.

В Гленко Джеймс впервые познакомился со своим дедом по отцовской линии — стариком Арчи. Дед пугал его; он говорил с таким сильным шотландским акцентом, что маленький Джеймс, который к тому времени лучше говорил по-немецки, чем по-английски, почти ничего не понимал из того, что горланил этот дедушка. Были там и другие родственники, которые пугали его — вечно пьяный дядя Грегор, и богатый, но скупой дядя Ян. Единственной тамошней родственницей, к которой оба мальчика питали уважение, была тётя Чармиан — сестра отца, муж которой погиб под Пашендалем спустя три недели после их свадьбы. Она проживала в Кенте, выращивала георгины и верила в бога.

Джеймс Бонд обожал свою мать. Он и поныне хранит её миниатюру, считая её образцом женственности. Говоря о ней, он использует слова «свежая», «яркая», «неотразимая». Никакие её романы, эксцентричность и некоторая экстравагантность не могут затмить его память о ней.

Несчастные браки часто производят преданных детей — и Бонды здесь не были исключением. Также Бонд уже в детстве обнаружил в себе и другие немаловажные качества. Во-первых, недюжинную силу: начиная с девяти лет он мог запросто побеждать своего старшего брата в кулачном бою — и делал это довольно часто. Другим его важным качеством была страсть к еде; в какой-то период времени она даже сделала его упитанным. (Как отмечал Флеминг, и в более старшем возрасте Бонд предпочитал двойную порцию своих любимых блюд.)

Ещё одной особенностью детства Джеймса были постоянные скитания. После того как Моник отказалась обосноваться в Бирмингеме, а потом закончилась и работа Эндрю в Руре, семья переехала в Египет. Три года Эндрю работал там консультантом по возведению дамбы на Ниле, под Асуаном. К тому времени Джеймсу было уже пять, и он стал искать себе приятелей. Вскоре у него была своя группа мальчиков из их района — в основном египтян. Джеймс быстро нашёл с ними общий язык и стал их лидером. С этим у него проблем не было — по личностному развитию он опережал свой возраст. За братьями Бондами присматривала пожилая французская гувернантка. Джеймс легко ускользал от неё и подолгу бродил по улицам города с его бандой беспризорников. Иногда они играли вдоль реки, а иногда шныряли по рынку, собирая оброненные монеты или играя с другими мальчишками.

Как-то, когда Эндрю был в длительной командировке, у Моник появился новый поклонник, и ей некогда было присматривать за сыном — тогда у Джеймса появилась возможность хорошо изучить арабский язык (позже, из-за отсутствия практики, он его, к сожалению, подзабыл), который в сочетании с его тёмными волосами практически сделал его арабом. Бонд запомнил случай, когда они с мальчишками стояли возле одного из больших отелей Каира и рассматривали прибывающие туда машины. Из одного из подъехавших к отелю роллс-ройсов вышла женщина, в которой Джеймс узнал свою мать. Следом за ней вышел какой-то противный толстяк с моноклем (деловой партнёр его отца), и Джеймс удивился, что она делает в его компании. Он обратился к ней с этим вопросом, но хитроумная г-жа Бонд сделала вид, что не признала в уличном арабе своего сына. Когда он спросил её об этом на следующий день, то она вышла из себя, сказав, что он обознался, и прогнала его в свою комнату. Этот урок женского коварства он запомнил на всю жизнь.

После очередного семейного кризиса (а мальчики к ним уже привыкли), Эндрю Бонд решил, что каирская жара отрицательно действует на здоровье его жены, и семья перебралась во Францию. Для Эндрю выходило так, что чем хуже был его брак, тем лучше становилась его карьера, и вскоре он стал одной из ключевых фигур компании «Метрополитен-Виккерс». Во Франции ему предстояло контролировать строительство электростанции. Он вновь приобрёл для своей семьи дом — рядом с Луарой, недалеко от Шинона, и всё началось сначала. Теоретически деньги в семье были, но их всё равно никогда не хватало. Моник была в постоянном раздражении. Слуги приходили и уходили.

В целом Франция устраивала Джеймса. Он легко усвоил французский язык, полюбил местную еду, а также познакомился с новыми друзьями — лодочниками, пьяницами, жандармом, а также хозяйкой одного из кафе. Там же он и впервые влюбился — в дочь мясника — черноглазую умную девочку двенадцати лет, которая обманула его ради более старшего мальчика, у которого был велосипед.

Во Франции они прожили год, а потом мир для Джеймса Бонда вновь переменился. На этот раз (а на дворе был уже 1931 — ый), компания «Метрополитен-Виккерс» выиграла контракт с советским руководством на построение сети электростанций вокруг Москвы в рамках сталинской политики по индустриализации СССР. Эндрю Бонд отправился туда вместе с передовой группой британских инженеров, а через три месяца вслед за ним отправилась и вся его семья. Французский представитель «Метрополитен-Виккерс» заказал для них спальный вагон первого класса, и из деталей поездки Бонду запомнились белые перчатки официантов в вагоне-ресторане, минеральная вода, настольная лампа рядом с кроватью, а также то, что Флеминг называл «убаюкивающим поскрипыванием деревянной обшивки маленького купе».

В один из вечеров, когда поезд замедлил ход и за окном показались красно-белые столбы советской границы, Джеймс Бонд впервые увидел советского милиционера — крупного тихого человека в тёмно-синей униформе и фуражке с красной звездой. Тот проверил их документы, после чего служащие станции помогли им пересесть в московский экспресс — симпатичный поезд дореволюционного периода. На сей раз купе, предоставленное Бондам, было оборудовано лампой с розовым абажуром и имело медную отделку. Кормили здесь даже лучше, чем в предыдущем поезде, и именно здесь Бонд навсегда полюбил икру. Когда же на следующий день они прибыли в Москву, то испытали нечто вроде шока.

Британских семей сосредоточили в Перловске — небольшом местечке в двадцати милях от Москвы. Деревянный домик, который предоставили Бондам — люксовый по российским стандартам — Моник нашла отвратительным. В Перловске не было привычных ей магазинов, ночной жизни и развлечений. А с приходом зимы стало ещё и холодно. В стране был голод.

Для десятилетнего Джеймса подобное представление о советской России сохранилось на всю жизнь. Он и сейчас считает, что это страна голодающих крестьян, запуганных горожан и всесильной тайной полиции. Немаловажную роль в подобной оценке сыграли и события первых месяцев 1932 года, когда некоторые британские инженеры, участвующие в строительстве электростанций, были подвергнуты судебному преследованию по подозрению во вредительстве.

Для семьи Бонда, ютившейся в маленьком домике в Перловске, страх перед судебным преследованием был вполне реальным. Друг Эндрю министр Тардовский был уже арестован. Слухи ходили разные. Потом ещё шесть инженеров были вывезены на Лубянку для допросов. Удивительно, как среди них не оказалось и Эндрю Бонда. Джеймс Бонд едва не стал одним из тех немногих жителей Запада, которые испытали советскую чистку на собственном опыте. (Те, кто осуждает его за антикоммунизм, должны помнить об этом.)

Эндрю в то время был в постоянном движении — между Кремлём, британским посольством и Лубянкой, информируя адвокатов и подбадривая заключённых. Моник не разделяла его оптимизма. Напряжённая ситуация подкосила её здоровье, и нервы её сдали. Она плохо спала, жаловалась на головные боли и просила мужа уехать из России. Он ответил ей, что они не уедут, пока всё не разрешится.

В этот же период Джеймс Бонд мельком увидел своё будущее. Когда несколько британских инженеров были отпущены под залог и ожидали суда в Перловске, а Джеймс вместе с другими английскими гражданами составлял им компанию, неожиданно рядом с ними остановился автомобиль, из которого вышел высокий, респектабельный джентльмен. Скучающим тоном он представился. Корреспондент британского агентства «Рейтер» Ян Флеминг. Прибыл, чтобы присутствовать на процессе. Его безупречный костюм, не говоря уже о манерах, так впечатлили Джеймса, что он тут же передумал стать инженером и решил, что станет журналистом.

Всё, что происходило на процессе, Джеймс Бонд узнавал от своего отца. Несмотря на язвительное обвинение, выдвинутое прокурором Андреем Вышинским, шестеро из восьми инженеров были оправданы. Для Эндрю Бонда это стало настоящим триумфом. Он тут же получил повышение по службе. И ещё одно — компания «Метрополитен-Виккерс» покидала Россию, и его семья наконец-то получила возможность вернуться домой.

Эндрю Бонд снял дом в Уимблдоне, по адресу Норт Вью, 6 — огромное здание викторианской эпохи. Ему к тому времени исполнилось тридцать восемь, но выглядел он старше своих лет — с морщинистым, измождённым лицом. Сыновья его также выглядели старше своего возраста и словно носили на себе печать пережитых испытаний. Была странной и их одежда (Джеймс Бонд до сих пор помнит, как соседские дети смеялись над их шортами на подтяжках). В Уимблдоне он явно чувствовал себя иностранцем. Уже отвыкший от английского, с матерью он в основном общался по-французски.

Однако больше всего семейные скитания отразились на Моник. Уставшая от пережитого, она была сама не своя и словно утратила интерес к жизни. Её лицо, всё ещё красивое, теперь стало бледным и осунувшимся, волосы пронзила седина, а глаза выглядели так, словно до сих пор боялись преследования.

Братья Бонды пошли учиться в «Кингз-Колледж-Скул». Учебное заведение было удобным не только с точки зрения престижа, но и тем, что находилось всего в пяти минутах ходьбы от дома. Брат Бонда Генри довольно быстро там освоился и стал хорошим учеником. А вот у Джеймса учёба как-то не ладилась. Более того, вскоре с его семьёй вообще произошло событие, которое коренным образом изменило всю его жизнь.

*

Это случилось после очередного нервного срыва у Моник. Ей всё время мерещилось, что русские полицейские преследуют её и следят за их домом с улицы. На высоте своего приступа она попыталась ударить Наташу

— их преданную русскую горничную. К счастью, Эндрю был дома и успокоил её. Вызвали доктора, который отослал её в санаторий в Саннингдейле. Казалось, она шла на поправку, однако специалист посоветовал Эндрю сменить для неё обстановку. Вняв его совету, тот решил заключить мир с Делакруа и отправить свою жену к ним. Это было трудным решением для человека его характера, но он принял его.

Джеймс Бонд помнит, как он проводил их с братом на вокзал, отправляя на летний отдых в Гленко. Это было трогательное прощание. Отец заверил их, что отправляет их мать в Швейцарию, а когда заберёт её оттуда, она будет полностью здорова, и всё у них наладится. Они больше не будут скитаться по миру в поисках лучшей жизни.

Через три недели отдыха в Гленко, вернувшись домой, мальчики обнаружили там переполох. Тётя Чармиан неожиданно прибыла из Лондона. Джеймс Бонд помнит, что его дед был в слезах. Тётя сказала, что мальчики должны собирать свои вещи. Успокоиться и взять себя в руки. С этого момента они оба будут жить с ней в Кенте. Произошёл несчастный случай. во время восхождения в швейцарские Альпы. их родители погибли. Генри не выдержал и заплакал. А Джеймс удивил всех своим самообладанием. Странным образом, но он был готов к такой новости. Когда его отец проводил их на вокзал три недели назад, он чувствовал, что никогда больше его не увидит. Сейчас он вспомнил его прощальные слова: «Позаботься о себе, малыш. Кроме тебя, этого вскоре делать будет некому».

Смерть родителей Джеймса Бонда остаётся тайной и по сей день, хотя постепенно ему удалось соединить воедино звенья той роковой цепи. Сначала всё шло, как и планировалось. После эмоционального перемирия со своими родителями, Моник оставалась у них в течение ещё нескольких недель. Когда Эндрю приехал, чтобы забрать её, возникло недопонимание. Родители Моник сказали, что она останется с ними, и обвиняли Эндрю в том, что он довёл её до того состояния, в котором она была. Эндрю же настаивал, что место Моник — рядом со своими детьми. Как это обычно бывает в таких случаях, в разгаре ссоры как-то забыли о предмете ссоры, и Моник вышла из дома, уехав из Во на автомобиле. Спохватившийся Эндрю отправился за ней. Ему удалось выяснить, что она отправилась в сторону Женевы, и позже он обнаружил её автомобиль неподалёку от Шамони. Владелец кафе, где Моник оставила автомобиль, сказал ему, что женщина отправилась в горы. Эндрю уже знал, в какие именно. Туда, где он её впервые встретил.

Восхождение на сложную гору, требующее хорошей сноровки и полного альпинистского оборудования, было для женщины жестом отчаяния. К тому времени как Эндрю добрался до неё, она уже взобралась на узкое плечо горы.

Люди из долины наблюдали за ними. Сквозь бинокли они видели розовое платье женщины на фоне красного горного выступа. Видели и мужчину, приближающегося к ней. Мужчина, скорее всего, пытался убедить её спуститься. Вскоре она поддалась на его уговоры и продвинулась к нему ближе. Что было дальше, осталось загадкой. Попытался ли он ухватить её, спрыгнула ли она сама или оступилась — но так или иначе, с горы они упали вместе. Их тела до сих пор похоронены на деревенском кладбище у подножия горы.

*

Тётя Чармиан была единственной, кто смог взять на себя заботу о мальчиках. Спокойная и рассудительная, она убедила в этом отца Моник. Его внуки будут проживать в местечке «Петт Боттом», недалеко от Кентербери. Расположенное в десяти милях от морского побережья, место представляет собой совокупность долин, холмов и фруктовых садов. Дом Чармиан находится на лесной опушке, в нескольких сотнях ярдов от гостиницы «Утка» — обо всём этом упоминал и Флеминг.

Посвятив себя воспитанию братьев Бондов, тётя Чармиан восполнила то, чего в своё время лишила её жизнь. Осенью Г енри отдали на обучение в Итон. Дядя Г регор настаивал на том, чтобы Джеймса отдать в какую-нибудь подготовительную школу, где бы его «научили уму-разуму». Тётя Чармиан была категорически против. «Если мы сделаем это, то у нас будут проблемы на всю оставшуюся жизнь», — написала она в ответ. И добавила, что Джеймс останется с ней в «Петт Боттоме». Она подготовит его к учёбе в Итоне. На том и порешили.

Таким образом, благодаря исключительно стараниям тёти, Джеймс Бонд успешно выдержал экзамен по поступлению в школу в Итоне и присоединился к своему брату осенью 1933 года.

*

Карьера Джеймса Бонда в Итоне была короткой и неприятной. Это был не тот период жизни, которым он может гордиться или хвастаться. С самого начала он понял, что эта школа — не для него (хотя несмотря на это, порядки в ней всё же наложили на него свой отпечаток). По его мнению, было ошибочным направлять его в то же учебное заведение, где учился его старший брат-хорошист, в тени которого Джеймс выглядел учеником второго сорта, и это неизбежно вызывало в нём протест. Он отказывался учить уроки, школьные традиции находил утомительными, а униформу — совершенно ненужной. Одним словом, в этом закрытом обществе высшего сословия он чувствовал себя полностью одиноким.

Возможно, он преувеличивал. Для своих четырнадцати лет он был высоким и достаточно хорошо развитым физически, а это не могло не находить уважения или даже опаски со стороны более старших ребят. Поэтому друзья у него были. И конечно, они принадлежали к той категории школьников, которых считают «трудными» и «неподдающимися воспитанию».

Бринтон, например, известный по кличке «Грабитель», был старше Бонда на год, и как-то на праздники пригласил его к себе домой в Шропшир, а позже они вместе побывали и в Париже — в доме его отца. Отец Грабителя остался чрезвычайно довольным смышлёным мальчиком Джеймсом, так хорошо владеющим французским языком. Именно этот богатый распутник и обнаружил естественный талант Бонда к карточным и прочим азартным играм. Он поддержал парней, когда те играли в бридж на деньги — с его богатыми парижскими друзьями. Тогда же Бонд увлёкся и канастой, сильно в ней преуспев.

Грабитель приучил Бонда к «Морленд спешиалс» — сигаретам с тремя золотистыми полосками у фильтра, а также вообще привил ему вкус к роскошной жизни. Бонду понравился стиль жизни Бринтонов — шикарная квартира, напитки, костюмы, слуги и автомобили — особенно автомобили. Отец Грабителя был не только богат — он ещё и потворствовал порокам. На прощание он предоставил парням свой «Испано-Сюиза» с личным шофёром, чтобы они стильно отдохнули с недельку-другую в Монте-Карло. Теоретически машину вёл шофёр, однако в реальности это делали парни, сменяя друг друга. Тогда Бонд получил свой первый опыт и удовольствие от вождения мощного скоростного автомобиля, сохранившееся у него до сих пор.

Отец Грабителя присоединился к парням уже в Монте-Карло. Тогда в казино Бонд выиграл пятьсот франков в рулетку. Итон становился для него всё более и более скучным. На втором году обучения он учился ещё хуже, чем на первом. А потом и вовсе надерзил школьному воспитателю, который было пожурил его за ведомый им неправильный образ жизни. Бонду стало ясно, что дни его в Итоне сочтены.

Однако он с некоторым раздражением отнёсся к тому, что причиной оставления им Итона Флеминг назвал «проблему с гувернанткой одного из учащихся». В реальности это была не гувернантка, а незаконнорожденная сводная сестра Грабителя — красивая француженка семнадцати лет, в которую Бонд был влюблён. Некоторое время она гостила в отеле «Дорчестер» со своим отцом. Джеймс Бонд, которому к тому времени исполнилось пятнадцать, позаимствовал у Грабителя пять фунтов и мотоцикл, и поехал на нём в Лондон, пригласив девушку на ужин. Школьному воспитателю обо всём этом доложил ни кто иной, как его брат Генри.

3. Острые ощущения

В ТО УТРО Джеймс Бонд говорил много, и я был этому немало удивлён. Ведь буквально вчера вечером он дал мне понять, что к фактам, изложенным Флемингом, добавить ему особо нечего. Видимо, сказалось то, что длительное время у него не было аудитории. Говорил он вполне свободно, и мысли излагал ясно и чётко. После несколько холодного вчерашнего приветствия я начинал испытывать к нему симпатию.

Через три часа рассказов он прервался и предложил мне выпить внизу на террасе. Его любимым местом был столик возле бассейна, в тени банановых пальм. Когда мы прибыли туда, пары отдыхающих возвращались с пляжа на ленч, и серые глаза моего оппонента автоматически сопровождали округлые женские попки. Никто из девушек на это не реагировал, и я невольно задал себе вопрос, какова была бы их реакция, знай они, кем же на самом деле является этот худощавый, несколько поседевший человек, наблюдающий за ними со знанием дела.

Вид женских тел явно размягчил Джеймса Бонда. Он улыбнулся сам себе и достал из кармана футболки бронзовый портсигар. Открыл его и протянул мне.

— Первая на сегодня, — сказал он. — Я надеюсь, вы не ожидали увидеть здесь «Морленд спешиалс». Я не отношусь слишком строго к подобным вещам. Это «Виржиния». Без никотина.

— Флеминг был бы в шоке.

— После того, как он сделал меня выкуривающим по семьдесят сигарет в день? Это было явным преувеличением, кстати, как и много других вещей. Он сам курил слишком много и нуждался в утешении, что кто-то курит ещё больше, чем он. В реальности я выкуривал не более двух пачек в день, и то только в особо напряжённые дни.

— А алкоголь?

— О, здесь он попал в точку. Сколько он говорил, что я пил? По полбутылки спиртного ежедневно? Никто не сможет сказать, что это слишком много. Даже сэр Джеймс Мэлони говорит, что было бы неправильным исключить алкоголь полностью. Вот с его позволения мы и позволим себе утолить жажду.

— Встряхнуть, но не смешивать?

Бонд засмеялся.

— Точно.

К тому времени как мы закончили разговаривать, Августус был уже рядом, ожидая заказа. Мне было интересно увидеть, как обратится к нему Бонд. И это произошло так, как в своё время описывал Флеминг — тоном человека, который точно знает, чего хочет, и привык это получать: холодная водка, французский вермут определённого сорта и кусочек лимонной цедры. Бонд словно играл самого себя, сам того не замечая. Флеминг был прав: этот человек действительно получает удовольствие, уделяя внимание подобного рода мелочам.

Когда он пил, у меня появилась возможность рассмотреть его лучше. Он был более высоким, чем я ожидал; руки его были крепкими, но не раздувающимися от мышц, голова несколько заросшей. Интересно, что думают о нём окружающие? Какой-нибудь колониальный администратор в отпуске? Или стареющий плейбой, разыскивающий себе невесту? Его твёрдое шотландское лицо как-то не вписывалось в окружающую обстановку.

— Обедать будем, коммандер? — спросил его Августус.

Бонд кивнул.

— На вашем обычном месте?

— Да.

Когда Августус ушёл, Бонд обратился ко мне.

— В моей профессии иметь привычки опасно, — сказал он. — Но думаю, здесь мне это не навредит.

Обычным местом Бонда был стол в тени гибискуса, занятого хозяйничающими на нём колибри. Птицы определённо восхищали Бонда; некоторое время он наблюдал за ними, отвлекшись от рассказа об истории своей жизни. Потом он заказал еду: лобстера в кокосовом и лимонном соку, салат из авокадо, плоды гуавы и кофе «Блю маунтин». Он спросил, если такой заказ устраивает и меня; я ответил, что да, и тогда он попросил Августуса принести две порции.

Когда заказ прибыл, Бонд принялся есть с нескрываемым удовольствием.

— Как вы покинули Итон, и как на это отреагировала тётя Чармиан? — спросил я.

— Она держалась молодцом, хотя я и знаю, что её это расстроило. Она почему-то вбила себе в голову, что я был заражён тем, что она называла «проклятием Бондов», и всю жизнь пыталась предостеречь меня от этого. Определив меня в Итон, она подумала, что я наконец-то стану джентльменом.

— И она не рассердилась, увидев, что вы не оправдали её ожиданий?

— Это может показаться удивительным, но нет. Она никогда не винила меня. Только себя. Из-за всего этого я чувствовал себя ужасно. Родственники моей матери говорили, что мне нужно ехать в Швейцарию и жить вместе с ними. Родственники из Гленко были против. В конце концов, как компромиссное решение, меня определили в школу в Феттесе — в ту, где учился мой отец. Она показалась мне лучше, чем Итонская, но в шестнадцать я устал и от неё. Я решил идти дальше. В женевский университет.

*

Желание учиться в Женеве пришло к Бонду через Делакруа. Отец его матери был готов оплатить обучение внука, предоставив ему жильё рядом с университетом. Бонда это заинтриговало. Он уже давно мечтал о некоторой независимости, в том числе и о независимости от школьного общежития.

Женева ему понравилась. Несмотря на то, что этот аккуратный степенный город едва вязался с человеком его характера, он чувствовал себя в нём как дома. Возможно, это было связано с тем, что здесь он впервые стал по-настоящему свободным, а возможно и с тем, что наполовину был швейцарцем. Кроме того, ему было интересно узнать, что же скрывается позади всего этого швейцарского фасада, какие тайны хранятся в крепостях именитых семейств на Рю де Гранж* //улица в центре Женевы// и какие секреты прячутся за бронзовыми решётками швейцарских банковских корпораций.

Одним словом, Бонд был очарован Швейцарией. У него было две комнаты в доме почтенной швейцарской леди на набережной Гюстав Адор. В теории женщина должна была присматривать за ним, однако на практике Бонд, используя всё своё очарование, совсем отбился от её рук.

Он ходил на занятия — так, чтобы удовлетворить минимальным требованиям университета. Особое внимание он уделял лекциям по психологии и юриспруденции, много читал. Оставалось у него время и на развлечения, в том числе и на общение с девушками. Также в Женеве он влюбился в зимние виды спорта.

Как и с гольфом, Джеймс Бонд не обладал каким-либо изящным лыжным стилем. Однако он был старательным, упорным и любил риск. Под Шамони есть известная лыжная трасса, называющаяся Эгюий-дю-Миди — настоящее испытание для профессионалов. Один из молодых инструкторов университетского лыжного клуба постоянно говорил о ней. Это был неприятный самодовольный тип, постоянно хорохорившийся перед новичками, в том числе и перед новичком-Бондом. Бонду это не нравилось. После одного из занятий, на котором инструктор (как обычно, с бахвальством) сказал, что было бы интересно посмотреть, сколько Бонд продержится на Эгюий-дю-Миди, Бонд решил, что с него достаточно. «Продержусь столько, сколько нужно», — ответил он. «Это шутка?» — спросил инструктор. «Я никогда не шучу», — ответил Бонд. Рано утром оба уже были в Шамони. К тому моменту как подъёмник достиг вершины, инструктор попросил у Бонда свои извинения. «Ещё не поздно остановиться, — сказал он.



Поделиться книгой:

На главную
Назад