Доктор Живаго - русский и английский параллельные тексты

On a hill stood a solitary house, exposed on all sides.	На горе стоял одинокий, отовсюду открытый дом.
It was surrounded by a garden, which probably bushed out in the summer, but now its spare, frost-covered tracery did not protect the building.	Его окружал сад, летом, вероятно, разраставшийся, а теперь не защищавший здания своей узорной, заиндевелой редизной.
The shroud of snow leveled and rounded everything.	Снеговая пелена все выравнивала и закругляла.
But, judging by the main irregularities of the slope, which it was unable to conceal with its drifts, in spring a brook, flowing into the pipe of the viaduct under the railway, probably ran from above down the meandering gully, now thickly covered by the deep snow, like a child hiding its head under the heap of a down coverlet.	Но судя по главным неровностям склона, которые она была бессильна скрыть своими увалами, весной, наверное, сверху в трубу виадука под железнодорожной насыпью сбегал по извилистому буераку ручей, плотно укрытый теперь глубоким снегом, как прячется под горою пухового одеяла с головой укрытый ребенок.
Was anyone living in the house, or was it standing empty and falling to ruin, set down on a list by the local or district land committee?	Жил ли кто-нибудь в доме или он стоял пустым и разрушался, взятый на учет волостным или уездным земельным комитетом?
Where were its former inhabitants, and what had happened to them?	Где были его прежние обитатели и что с ними сталось?
Had they escaped abroad?	Скрылись ли они за границу?
Had they perished at the hands of the peasants?	Погибли ли от руки крестьян?
Or, having earned a good name, had they settled in the district town as educated experts?	Или, заслужив добрую память, пристроились в уезде образованными специалистами?
Had Strelnikov spared them, if they stayed until recently, or had they been included in his summary justice along with the kulaks?6	Пощадил ли их Стрельников, если они оставались тут до последнего времени, или их вместе с кулаками затронула его расправа?
The house on the hill piqued his curiosity and kept mournfully silent.	Дом дразнил с горы любопытство и печально отмалчивался.
But questions were not asked then, and no one answered them.	Но вопросов тогда не задавали и никто на них не отвечал.
And the sun lit up the snowy smoothness with a blinding white brilliance.	А солнце зажигало снежную гладь таким белым блеском, что от белизны снега можно было ослепнуть.
How regular were the pieces the shovel cut from it!	Какими правильными кусками взрезала лопата его поверхность!
What dry, diamond-like sparkles spilled from the cuts!	Какими сухими, алмазными искрами рассыпался он на срезах!
How it reminded him of the far-off days of childhood, when, in a light-colored hood trimmed with braid and a lambskin coat with hooks tightly sewn into the black, curly wool, little Yura had cut pyramids and cubes, cream cakes, fortresses, and cave dwellings from the snow in the courtyard, which was just as blinding.	Как напоминало это дни далекого детства, когда в светлом, галуном обшитом башлыке и тулупчике на крючках, туго вшитых в курчавую, черными колечками завивавшуюся овчину, маленький Юра кроил на дворе из такого же ослепительного снега пирамиды и кубы, сливочные торты, крепости и пещерные города!
Ah, how tasty it was to live in the world then, how delightful and delicious everything around him was!	Ах как вкусно было тогда жить на свете, какое все кругом было заглядение и объеденье!
But even this three-day life in the open air produced an impression of satiety.	Но и эта трехдневная жизнь на воздухе производила впечатление сытости.

And not without reason.	И не без причины.
In the evening the workers were allotted hot, freshly baked white bread, brought from no one knew where, on no one knew whose orders.	Вечерами работающих оделяли горячим сеяным хлебом свежей выпечки, который неведомо откуда привозили неизвестно по какому наряду.
The bread had a delicious glazed crust that was cracked on the sides, and a thick, superbly browned bottom crust with little bits of coal baked into it.	Хлеб был с обливной, лопающейся по бокам вкусною горбушкой и толстой, великолепно пропеченной нижней коркой со впекшимися в нее маленькими угольками.
16	16
They came to love the ruins of the station, as one can grow attached to a temporary shelter during an excursion in the snowy mountains.	Развалины станции полюбили, как можно привязаться к кратковременному пристанищу в экскурсии по снеговым горам.
They kept the memory of its situation, the external appearance of the buildings, certain details of the damage.	Запомнилось ее расположение, внешний облик постройки, особенности некоторых повреждений.
They returned to the station in the evening, when the sun was setting.	На станцию возвращались вечерами, когда садилось солнце.
As if out of faithfulness to the past, it continued to set in the same place, behind the old birch that grew just by the telegraphist's office window.	Как бы из верности прошлому, оно продолжало закатываться на прежнем месте, за старою березой, росшей у самого окна перед дежурной комнатой телеграфиста.
The outer wall at that place had collapsed inward and blocked up the room.	Наружная стена в этом месте обрушилась внутрь и завалила комнату.
But the cave-in had not harmed the back corner of the room, facing an intact window.	Но обвал не задел заднего угла помещения, против уцелевшего окна.
There everything was preserved: the coffee-colored wallpaper, the tile stove with a round vent under a brass cover on a chain, and a list of the inventory in a black frame on the wall.	Там все сохранилось: обои кофейного цвета, изразцовая печь с круглою отдушиной под медной крышкой на цепочке и опись инвентаря в черной рамке на стене.
Having sunk to the ground, the sun, just as before the disaster, reached the tiles of the stove, lit up the coffee-colored wallpaper with a russet heat, and hung the shadows of birch branches on the wall like a woman's shawl.	Опустившись до земли, солнце, точь-в-точь как до несчастия, дотягивалось до печных изразцов, зажигало коричневым жаром кофейные обои и вешало на стену, как женскую шаль, тень березовых ветвей.
In another part of the building, there was a boarded-up door to a waiting room with an inscription of the following content, done probably in the first days of the February revolution or shortly before it:	В другой части здания имелась заколоченная дверь в приемный покой с надписью такого содержания, сделанной, вероятно, в первые дни февральской революции или незадолго до нее:
"In view of medications and bandaging supplies, our respected patients are asked not to worry temporarily.	"Ввиду медикаментов и перевязочных средств просят господ больных временно не беспокоиться.
For the reason observed, I am sealing the door, of which I hereby give notice.	По наблюдающейся причине дверь опечатываю, о чем до сведения довожу.
Senior medical assistant of Ust-Nemda so-and-so."	Старший фельдшер Усть-Немды (такой-то)".

When the last snow, which had been left in mounds between the cleared sections, was shoveled away, the whole railway opened out and became visible, straight, like an arrow flying off into the distance.	Когда отгребли последний снег, буграми остававшийся между расчищенными пролетами, открылся весь насквозь и стал виден ровный, стрелою вдаль разлетевшийся рельсовый путь.
Along the sides of it lay white heaps of cleared snow, bordered for the entire length by two walls of black pine forest.	По бокам его тянулись белые горы откинутого снега, окаймленные во всю длину двумя стенами черного бора.
As far as the eye could see, groups of people with shovels stood in various places along the rails.	На сколько хватал глаз, в разных местах на рельсах стояли кучки людей с лопатами.
They were seeing each other in full muster for the first time and were surprised at their great numbers.	Они в первый раз увидали друг друга в полном сборе и удивились своему множеству.
17	17
It became known that the train would leave in a few hours, even though it was late and night was approaching.	Стало известно, что поезд отойдет через несколько часов, несмотря на позднее время и близость ночи.
Before its departure, Yuri Andreevich and Antonina Alexandrovna went for the last time to admire the beauty of the cleared line.	Перед его отправлением Юрий Андреевич и Антонина Александровна пошли в последний раз полюбоваться красотой расчищенной линии.
There was no one on the tracks now.	На полотне уже никого не было.
The doctor and his wife stood for a while, looked into the distance, exchanged two or three remarks, and turned back to their freight car.	Доктор с женой постояли, посмотрели вдаль, обменялись двумя-тремя замечаниями и повернули назад к своей теплушке.
On the way back they heard the angry, raucous cries of two quarreling women.	На обратном пути они услышали злые, надсаженные выкрики двух бранящихся женщин.
They recognized them at once as the voices of Ogryzkova and Tyagunova.	Они в них тотчас узнали голоса Огрызковой и Тягуновой.
The two women were walking in the same direction as the doctor and his wife, from the head to the tail of the train, but along the opposite side of it, facing the station, while Yuri Andreevich and Antonina Alexandrovna were walking on the forest side.	Обе женщины шли в том же направлении, что и доктор с женою, от головы к хвосту поезда, но вдоль его противоположной стороны, обращенной к станции, между тем как Юрий Андреевич и Антонина Александровна шагали по задней, лесной стороне.
Between the two pairs, concealing them from each other, stretched the unbroken wall of cars.	Между обеими парами, закрывая их друг от друга, тянулась непрерывная стена вагонов.
The women almost never came abreast of the doctor and Antonina Alexandrovna, but either got way ahead of them or lagged far behind.	Женщины почти не попадали в близость к доктору и Антонине Александровне, а намного обгоняли их или сильно отставали.
Both were in great agitation.	Обе они были в большом волнении.
Their strength failed them every moment.	Им поминутно изменяли силы.
As they went, their legs probably either sank deep in the snow or gave way under them, judging by their voices, which, owing to the unevenness of their gait, now rose to a shout, now fell to a whisper.	Вероятно, на ходу у них проваливались в снег или подкашивались ноги, судя по голосам, которые вследствие неровности походки то подскакивали до крика, то спадали до шепота.
Evidently, Tyagunova was chasing Ogryzkova and, overtaking her, may have brought her fists into play.	Видимо, Тягунова гналась за Огрызковой и, настигая ее, может быть, пускала в ход кулаки.

She showered her rival with choice abuse, which, on the melodious lips of such a peahen and grande dame sounded a hundred times more shameless than coarse and unmusical male abuse.	Она осыпала соперницу отборной руганью, которая в мелодических устах такой павы и барыни звучала во сто раз бесстыднее грубой и немузыкальной мужской брани.
"Ah, you whore, ah, you slattern," shouted Tyagunova. "You can't take a step but she's there, swishing her skirts on the floor, goggling her eyes!	- Ах ты шлюха, ах ты задрёпа, - кричала Тягунова. - Шагу ступить некуда, тут как тут она, юбкой пол метет, глазолупничает!
So my oaf’s not enough for you, you bitch, you've got to gawk at a child's soul, spreading your tail, you've got to corrupt a young one."	Мало тебе, суке, колпака моего, раззевалась на детскую душеньку, распустила хвост, малолетнего ей надо испортить.
"So it means you're Vasenka's lawful one, too?"	- А ты, знать, и Васеньке законная?
"I'll show you who's lawful, you gob, you plague!	-Я те покажу законную, хайло, зараза!
You won't escape me alive, don't lead me into sin!"	Ты живой от меня не уйдешь, не доводи меня до греха!
"Hey, hey, stop swinging!	- Но, но, размахалась!
Keep your hands to yourself, hellcat!	Убери руки-то, бешеная!
What do you want from me?"	Чего тебе от меня надо?
"I want you to drop dead, you lousy trollop, mangy she-cat, shameless eyes!"	- А надо, чтобы сдохла ты, гнида-шеламура, кошка шелудивая, бесстыжие глаза!
"There's no talking about me.	- Обо мне какой разговор.
Sure, I'm a bitch and a she-cat, everybody knows that.	Я, конечно, сука и кошка, дело известное.
But you, you've got you a title.	Ты вот у нас титулованная.
Born in a ditch, married in a gateway, made pregnant by a rat, gave birth to a hedgehog ... Help, help, good people!	Из канавы рожденная, в подворотне венчанная, крысой забрюхатела, ежом разродилась... Караул, караул, люди добрые!
Aie, aie, she'll do me to death, the murderous hag!	Ай убьет меня до смерти лиходейка-пагуба.
Aie, save a poor girl, protect an orphan ..."	Ай спасите девушку, заступитесь за сироту...
"Quick, let's go.	- Пойдем скорее.
I can't listen, it's disgusting," Antonina Alexandrovna began hurrying her husband. "It won't end well."	Не могу этого слышать, так противно, - стала торопить мужа Антонина Александровна. - Не кончится это добром.
18	18
Suddenly everything changed, the place and the weather.	Вдруг все изменилось, места и погода.
The plain ended, the road went between mountains, through hills and high country.	Равнина кончилась, дорога пошла между гор -холмами и возвышенностями.
The north wind that had blown all the time recently ceased.	Прекратился северный ветер, дувший все последнее время.
Warmth breathed from the south, as from a stove.	С юга, как из печки, пахнуло теплом.
The forests here grew in terraces on the hillsides.	Леса росли тут уступами по горным склонам.

When the path of the railway crossed them, the train first had to go up steeply, then change in the middle to a sloping descent.	Когда железнодорожное полотно их пересекало, поезду сначала приходилось брать большой подъем, сменявшийся с середины отлогим спуском.
The train crept groaning into the dense forest and barely dragged itself along, like an old forester on foot leading a crowd of passengers who look around on all sides and observe everything.	Поезд кряхтя вползал в чащу и еле тащился по ней, точно это был старый лесник, который пешком вел за собой толпу пассажиров, осматривавшихся по сторонам и все замечавших.
But there was nothing to look at yet.	Но смотреть еще было не на что.
In the depths of the forest there were sleep and peace, as in winter.	В глубине леса был сон и покой, как зимой.
Only rarely did some bushes and trees, with a rustle, free their lower branches from the gradually subsiding snow, as if taking off a yoke or unbuttoning a collar.	Лишь изредка некоторые кусты и деревья с шорохом высвобождали нижние сучья из постепенно оседавшего снега, как из снятых ошейников или расстегнутых воротников.
Yuri Andreevich was overcome by sleepiness.	На Юрия Андреевича напала сонливость.
All those days he lay on his upper berth, slept, woke up, reflected, and listened.	Все эти дни он пролеживал у себя наверху, спал, просыпался, размышлял и прислушивался.
But as yet there was nothing to listen to.	Но слушать пока еще было нечего.
19	19
While Yuri Andreevich slept his fill, spring thawed and melted all the masses of snow that had fallen on Moscow the day of their departure and had gone on falling throughout the journey; all the snow that they had spent three days digging and shoveling in Ust-Nemda and that lay in immense and thick layers over thousand-mile expanses.	Пока отсыпался Юрий Андреевич, весна плавила и перетапливала всю ту уйму снега, которая выпала в Москве в день отъезда и продолжала падать всю дорогу; весь тот снег, который они трое суток рыли и раскапывали в Усть-Немде и который необозримыми и толстыми пластами лежал на тысячеверстных пространствах.
At first the snow melted from inside, quietly and secretively.	Первое время снег подтаивал изнутри, тихомолком и вскрытную.
But when the Herculean labors were half done, it became impossible to conceal them any longer.	Когда же половина богатырских трудов была сделана, их стало невозможно долее скрывать.
The miracle came to light.	Чудо вышло наружу.
Water ran from under the shifted shroud of snow and set up a clamor.	Из-под сдвинувшейся снеговой пелены выбежала вода и заголосила.
Impassable forest thickets roused themselves.	Непроходимые лесные трущобы встрепенулись.
Everything in them awoke.	Все в них пробудилось.
The water had room for a spree.	Воде было где разгуляться.
It rushed down the cliffs, overflowed the ponds, flooded vast areas.	Она летела вниз с отвесов, прудила пруды, разливалась вширь.
The forest was soon filled with its noise, steam, and haze.	Скоро чаща наполнилась ее гулом, дымом и чадом.
Streams snaked their way through the thickets, getting mired down and sinking into the snow that cramped their movement, flowed hissing over the flat places, and dropped down, scattering in a watery spray.	По лесу змеями расползались потоки, увязали и грузли в снегу, теснившем их движение, с шипением текли по ровным местам и, обрываясь вниз, рассыпались водяною пылью.

The earth could not absorb any more moisture.	Земля влаги уже больше не принимала.
From a dizzying height, almost from the clouds, it was drunk up by the roots of age-old firs, at whose feet it was churned into puffs of brownish white foam, drying like beer foam on a drinker's lips.	Ее с головокружительных высот, почти с облаков пили своими корнями вековые ели, у подошв которых сбивалась в клубы обсыхающая бело-бурая пена, как пивная пена на губах у пьющих.
The intoxication of spring went to the sky's head, and it grew bleary from fumes and covered itself with clouds.	Весна ударяла хмелем в голову неба, и оно мутилось от угара и покрывалось облаками.
Low, feltlike clouds with drooping edges drifted over the forest, and warm cloudbursts, smelling of dirt and sweat, poured down through them, washing the last pieces of pierced, black, icy armor from the earth.	Над лесом плыли низкие войлочные тучи с отвисающими краями, через которые скачками низвергались теплые, землей и потом пахнувшие ливни, смывавшие с земли последние куски пробитой черной ледяной брони.
Yuri Andreevich woke up, pulled himself over to the square window, from which the frame had been removed, propped himself on his elbow, and began to listen.	Юрий Андреевич проснулся, подтянулся к квадратному оконному люку, из которого вынули раму, подперся локтем и стал слушать.
20	20
With the approach of the mining region, the country became more populated, the stages shorter, the stations more frequent.	С приближением к горнозаводскому краю местность стала населеннее, перегоны короче, станции чаще.
The passengers changed less rarely.	Едущие сменялись не так редко.
More people got on and off at small intermediate stops.	Больше народу садилось и выходило на небольших промежуточных остановках.
Those who were traveling for shorter distances did not settle for long and did not go to sleep, but found places at night somewhere by the doors in the middle of the freight car, talked among themselves in low voices about local affairs, comprehensible only to them, and got off at the next junction or way station.	Люди, совершавшие переезды на более короткие расстояния, не обосновывались надолго и не заваливались спать, а примащивались ночью где-нибудь у дверей в середине теплушки, толковали между собой вполголоса о местных, только им понятных делах и высаживались на следующем разъезде или полустанке.
From some remarks dropped by the local public, who had replaced each other in the freight car over the past three days, Yuri Andreevich concluded that the Whites were gaining the upper hand in the north and either had taken or were about to take Yuriatin.	Из обмолвок здешней публики, чередовавшейся в теплушке последние три дня, Юрий Андреевич вывел заключение, что на севере белые берут перевес и захватили или собираются взять Юрятин.
Besides, if his hearing had not deceived him and it was not some namesake of his comrade in the Meliuzeevo hospital, the White forces in that direction were under the command of Galiullin, who was well-known to Yuri Andreevich.	Кроме того, если его не обманывал слух и это не был какой-нибудь однофамилец его товарища по Мелюзеевскому госпиталю, силами белых в этом направлении командовал хорошо известный Юрию Андреевичу Галиуллин.
Yuri Andreevich did not say a word to his family about this talk, so as not to upset them uselessly while the rumors remained unconfirmed.	Юрий Андреевич ни слова не сказал своим об этих толках, чтобы не беспокоить их понапрасну, пока слухи не подтвердятся.
21	21

Yuri Andreevich woke up at the beginning of the night from a vague feeling of happiness welling up in him, which was so strong that it roused him.	Юрий Андреевич проснулся в начале ночи от смутно переполнявшего его чувства счастья, которое было так сильно, что разбудило его.
The train was standing at some night stop.	Поезд стоял на какой-то ночной остановке.
The station was surrounded by the glassy twilight of a white night.	Станцию обступал стеклянный сумрак белой ночи.
This bright darkness was saturated with something subtle and powerful.	Эту светлую тьму пропитывало что-то тонкое и могущественное.
It bore witness to the vastness and openness of the place.	Оно было свидетельством шири и открытости места.
It suggested that the junction was situated on a height with a wide and free horizon.	Оно подсказывало, что разъезд расположен на высоте с широким и свободным кругозором.
On the platform, talking softly, shadows went past the freight car with inaudible steps.	По платформе, негромко разговаривая, проходили мимо теплушки неслышно ступающие тени.
That also touched Yuri Andreevich.	Это тоже умилило Юрия Андреевича.
He perceived in the careful steps and voices a respect for the hour of night and a concern for the sleepers on the train as might have been in the old days, before the war.	Он усмотрел в осторожности шагов и голосов уважение к ночному часу и заботу о спящих в поезде, как это могло быть в старину, до войны.
The doctor was mistaken.	Доктор ошибался.
There was the same hubbub and stamping of boots on the platform as everywhere else.	На платформе галдели и громыхали сапогами, как везде.
But there was a waterfall in the vicinity.	Но в окрестности был водопад.
Its breathing out of freshness and freedom extended the limits of the white night.	Он раздвигал границы белой ночи веяньем свежести и воли.
It had filled the doctor with a feeling of happiness in his sleep.	Он внушил доктору чувство счастья во сне.
The constant, never ceasing noise of its falling water reigned over all the sounds at the junction and imparted to them a deceptive semblance of silence.	Постоянный, никогда не прекращающийся шум его водяного обвала царил над всеми звуками на разъезде и придавал им обманчивую видимость тишины.
Not divining its presence, but lulled by the mysterious resilience of the air of the place, the doctor fell fast asleep again.	Не разгадав его присутствия, но усыпленный неведомой упругостью здешнего воздуха, доктор снова крепко заснул.
Two men were talking below in the freight car.	Внизу в теплушке разговаривали двое.
One asked the other:	Один спрашивал другого:
"Well, so, have you calmed them down?	- Ну как, угомонили своих?
Twisted their tails?"	Доломали хвосты им?
"The shopkeepers, you mean?"	- Это лавочников, что ли?
"Yes, the grain dealers."	- Ну да, лабазников.
"We've pacified them.	- Утихомирили.
Like silk now.	Как шелковые.

We knocked off a few as an example, and the rest got quiet.	Из которых для примеру вышибли дух, ну остальные и присмирели.
We collected a contribution."	Забрали контрибуцию.
"How much did you take from the area?"	- Много сняли с волости?
"Forty thousand."	- Сорок тысяч.
"You're kidding!"	- Врешь!
"Why should I kid you?"	- Зачем мне врать?
"Holy cow, forty thousand!"	- Ядрена репа, сорок тысяч!
"Forty thousand bushels."	- Сорок тысяч пудов.
"Well, there's no flies on you!	- Ну, бей вас кобыла задом, молодцы!
Good boys, good boys!"	Молодцы!
"Forty thousand milled fine."	- Сорок тысяч мелкого помола.
"I suppose it's no wonder.	- А положим, какое диво.
This area's first class.	Места - первый сорт.
Heart of the meal trade.	Самая мучная торговля.
Here along the Rynva and up to Yuriatin, village after village, it's landings, grain depots.	Тут по Рыньве пойдет теперь вверх к Юрятину, село к селу, пристаня, ссыпные пункты.
The Sherstobitov brothers, Perekatchikov and sons, wholesaler after wholesaler!"	Братья Шерстобитовы, Перекатчиков с сыновьями, оптовик на оптовике!
"Don't shout.	- Тише ори.
You'll wake people up."	Народ разбудишь.
"All right."	- Ладно.
The speaker yawned.	Говоривший зевнул.
The other suggested:	Другой предложил:
"How about a little snooze?	- Залечь подремать, что ли?
Looks like we'll be starting."	Похоже, поедем.
Just then a deafening noise came rolling from behind, swiftly growing, covering the roar of the waterfall, and an old-fashioned express train raced at full steam down the second track of the junction past their train, which stood without moving, hooted, roared, and, blinking its lights for the last time, vanished into the distance without a trace.	В это время сзади, стремительно разрастаясь, накатил оглушительный шум, перекрывший грохот водопада, и по второму пути разъезда мимо стоящего без движения эшелона промчался на всех парах и обогнал его курьерский старого образца, отгудел, отгрохотал и, мигнув в последний раз огоньками, бесследно скрылся впереди.
The conversation below resumed.	Разговор внизу возобновился.
"Well, that's it now.	- Ну, теперь шабаш.
We'll sit it out."	Настоимся.
"It won't be soon now."	- Теперь не скоро.
"Must be Strelnikov.	- Надо быть, Стрельников.

Armored, special purpose."	Броневой особого назначения.
"It's him, then."	- Стало быть, он.
"When it comes to counterrevolutionists, he's ferocious."	- Насчет контры это зверь.
"It's him racing against Galeev."	- Это он на Галеева побежал.
"Who's that?"	- Это на какого же?
"The ataman Galeev.	- Атаман Галеев.
They say he's standing with his Czechs covering Yuriatin.	Сказывают, стоит с чехом заслоном у Юрятина.
Seized control of the landings, blast him, and he's holding them.	Забрал, ядрена репа, под себя пристаня и держит.
The ataman Galeev."	Атаман Галеев.
"Prince Galileev, maybe.	А може, князь Галилеев.
I forget."	Запамятовал.
"There's no such prince.	- Не бывает таких князьев.
Must be Ali Kurban.	Видно, Али Курбан.
You got mixed up."	Перепутал ты.
"Kurban, maybe." "That's another story."	- Може, и Курбан. - Это другое дело.
22	22
Towards morning Yuri Andreevich woke up a second time.	Ближе к утру Юрий Андреевич проснулся в другой раз.
Again he had dreamed something pleasant.	Опять ему снилось что-то приятное.
The feeling of bliss and liberation that had filled him did not end.	Чувство блаженства и освобождения, преисполнившее его, не прекращалось.
Again the train was standing, maybe at a new station, or maybe at the old one.	Опять поезд стоял, может статься, на новом полустанке, а может быть, и на старом.
Again there was the noise of a waterfall, most likely the same one, but possibly another.	Опять шумел водопад, скорее всего тот же самый, а возможно, и другой.
Yuri Andreevich began to fall asleep at once and through his dozing fancied running feet and turmoil.	Юрий Андреевич тут же стал засыпать, и сквозь дрему ему мерещились беготня и суматоха.
Kostoed grappled with the head of the convoy, and the two shouted at each other.	Костоед сцепился с начальником конвоя, и оба кричали друг на друга.
Outside it was still better than before.	Снаружи стало еще лучше, чем было.
There was a breath of something new that had not been there earlier.	Веяло чем-то новым, чего не было прежде.
Something magical, something springlike, black-and-white, flimsy, loose, like the coming of a snowstorm in May, when the wet, melting flakes on the ground make it not white but blacker still.	Чем-то волшебным, чем-то весенним, черняво-белым, редким, неплотным, таким, как налет снежной бури в мае, когда мокрые, тающие хлопья, упав на землю, не убеляют ее, а делают еще чернее.

Something transparent, black-and-white, strong scented.	Чем-то прозрачным, черняво-белым, пахучим.
"Bird cherry!" Yuri Andreevich guessed in his sleep.	"Черемуха!" - угадал Юрий Андреевич во сне.
23	23
In the morning Antonina Alexandrovna said:	Утром Антонина Александровна говорила:
"Still, you're an amazing man, Yura.	- Удивительный ты все-таки, Юра.
A tissue of contradictions.	Весь соткан из противоречий.
Sometimes a fly flies by, you wake up and can't close your eyes till morning, and here there's noise, arguments, commotion, and you can't manage to wake up.	Бывает, муха пролетит, ты проснешься и до утра глаз не сомкнешь, а тут шум, споры, переполох, а тебя не добудиться.
During the night the cashier Pritulyev and Vasya Brykin ran off.	Ночью бежали кассир Притульев и Вася Брыкин.
Yes, just think!	Да, подумай!
And Tyagunova and Ogryzkova.	И Тягунова и Огрызкова.
Wait, that's still not all.	Погоди, это еще не все.
And Voroniuk.	И Воронюк.
Yes, yes, ran off, ran off.	Да, да, бежал, бежал.
Yes, imagine.	Да, представь себе.
Now listen.	Теперь слушай.
How they got away, together or separately, and in what order, is an absolute mystery.	Как они скрылись, вместе или врозь, и в каком порядке - абсолютная загадка.
Well, let's allow that this Voroniuk, naturally, decided to save himself from the responsibility on finding that the others had escaped.	Ну, допустим, Воронюк, этот, естественно, решил спастись от ответственности, обнаружив побег остальных.
But the others?	А остальные?
Did they all vanish of their own free will, or was one of them forcibly eliminated?	Все ли именно исчезли по доброй воле или кто-нибудь устранен насильственно?
For instance, suspicion falls on the women.	Например, подозрение падает на женщин.
But who killed whom, Tyagunova Ogryzkova or Ogryzkova Tyagunova, nobody knows.	Но кто кого убил, Тягунова ли Огрызкову или Огрызкова Тягунову, никому не известно.
The head of the convoy runs from one end of the train to the other.	Начальник конвоя бегает с одного конца поезда на другой.
'How dare you give the whistle for departure,' he shouts.	"Как вы смеете, - кричит, - давать свисток к отправлению?
'In the name of the law, I demand that you hold the train until the escapees are caught.'	Именем закона требую задержать эшелон до поимки бежавших".
But the train master doesn't yield.	А начальник эшелона не сдается.
' You're out of your mind,' he says.	"Вы с ума, - говорит, - сошли.

'I've got draft reinforcements for the front, an urgent first priority.	У меня маршевые пополнения на фронт, срочная первоочередность.
I should wait for your lousy crew!	Дожидаться вашей вшивой команды!
What a thing to come up with!'	Ишь что выдумали!"
And both of them, you understand, fall on Kostoed with reproaches.	И оба, понимаешь, с упреками на Костоеда.
How is it that he, a cooperator, a man of understanding, was right there and didn't keep the soldier, a benighted, unconscious being, from the fatal step.	Как это он, кооператор, человек с понятиями, был тут рядом и не удержал солдата, темное, несознательное существо, от рокового шага.
' And you a populist,' they say.	"А еще народник", - говорят.
Well, Kostoed, of course, doesn't let it go at that.	Ну, Костоед, конечно, в долгу не остается.
'Interesting!' he says. 'So according to you a prisoner should look after a convoy soldier?	"Интересно! - говорит. - Значит, по-вашему, за конвойным арестант должен смотреть?
Yes, sure, when a hen crows like a cock!'	Вот уж действительно когда курица петухом запела".
I nudged you in the side and shoulder.	Я тебя и в бок, и за плечо.
' Yura,' I shout, 'wake up, an escape!'	"Юра, - кричу, - вставай, побег!"
Forget it!	Какое!
Cannon shots wouldn't have roused you... But forgive me, of that later.	Из пушки не добудиться... Но прости, об этом потом.
And meanwhile ... No, I can't... Papa, Yura, look, how enchanting!"	А пока... Не могу!.. Папа, Юра, смотрите, какая прелесть!
Beyond the opening of the window, by which they lay with their heads thrust forward, spread a flooded area with no beginning or end.	Перед отверстием окна, у которого, вытянув головы, они лежали, раскинулась местность, без конца и краю затянутая разливом.
Somewhere a river had overflowed, and the waters of its side branch had come up close to the railway embankment.	Где-то вышла из берегов река, и вода ее бокового рукава подступила близко к насыпи.
In foreshortening, brought about by looking from the height of the berth, it seemed as if the smoothly rolling train was gliding right over the water.	В укорочении, получившемся при взгляде с высоты полатей, казалось, что плавно идущий поезд скользит прямо по воде.
Its glassy smoothness was covered in a very few places by a ferrous blueness.	Ее гладь в очень немногих местах была подернута железистой синевой.
Over the rest of the surface, the hot morning drove mirrory, oily patches of light, like a cook smearing the crust of a hot pie with a feather dipped in oil.	По остальной поверхности жаркое утро гоняло зеркальные маслянистые блики, как мажет стряпуха перышком, смоченным в масле, корочку горячего пирога.
In this seemingly boundless backwater, along with meadows, hollows, and bushes, the pillars of white clouds were drowned, their piles reaching to the bottom.	В этой заводи, казавшейся безбрежной, вместе с лугами, ямами и кустами, были утоплены столбы белых облаков, сваями уходившие на дно.

Somewhere in the middle of the backwater a narrow strip of land was visible, with double trees suspended upwards and downwards between sky and earth.	Где-то в середине этой заводи виднелась узкая полоска земли с двойными, вверх и вниз между небом и землей висевшими деревьями.
"Ducks!	- Утки!
A brood!" cried Alexander Alexandrovich, looking in that direction.	Выводок! - вскрикнул Александр Александрович, глядя в ту сторону.
"Where?"	-Где?
"By the island.	- У острова.
Not there.	Не туда смотришь.
To the right, to the right.	Правее, правее.
Ah, damn, they flew away, got frightened."	Эх, черт, полетели, спугнули.
"Ah, yes, I see.	- Ах да, вижу.
There's something I must talk with you about, Alexander Alexandrovich.	Мне надо будет кое о чем поговорить с вами, Александр Александрович.
Some other time.	Как-нибудь в другой раз.
But our labor army and the ladies did well to get away.	А наши трудармейцы и дамы молодцы, что удрали.
And it was peaceful, I think, without doing anybody harm.	И, я думаю, - мирно, никому не сделавши зла.
They simply ran off, the way water runs."	Просто бежали, как вода бежит.
24	24
The northern white night was ending.	Кончалась северная белая ночь.
Everything was visible, but stood as if not believing itself, like something made up: mountain, copse, and precipice.	Всё было видно, но стояло словно не веря себе, как сочиненное: гора, рощица и обрыв.
The copse had barely begun to turn green.	Рощица едва зазеленела.
In it several bird cherry bushes were blooming.	В ней цвело несколько кустов черемухи.
The copse grew under the sheer of the mountain, on a narrow ledge that also broke off some distance away.	Роща росла под отвесом горы, на неширокой, так же обрывавшейся поодаль площадке.
Nearby was a waterfall.	Невдалеке был водопад.
It could not be seen from everywhere, but only from the other side of the copse, at the edge of the precipice.	Он был виден не отовсюду, а только по ту сторону рощицы, с края обрыва.
Vasya got tired going there to gaze at the waterfall for the experience of terror and admiration.	Вася устал ходить туда глядеть на водопад, чтобы испытывать ужас и восхищение.
There was nothing around equal to the waterfall, nothing to match it.	Водопаду не было кругом ничего равного, ничего под пару.
It was fearsome in this singularity, which turned it into something endowed with life and consciousness, into a fairy-tale dragon or giant serpent of those parts, who exacted tribute from the people and devastated the countryside.	Он был страшен в этой единственности, превращавшей его в нечто одаренное жизнью и сознанием, в сказочного дракона или змея-полоза этих мест, собиравшего с них дань и опустошавшего окрестность.

Halfway down, the waterfall struck a protruding jag of rock and divided in two.	В полувысоте падения водопад обрушивался на выдавшийся зубец утеса и раздваивался.
The upper column of water was almost motionless, but in the two lower ones a barely perceptible movement from side to side never ceased for a moment, as if the waterfall kept slipping and straightening up, slipping and straightening up, and however often it lurched, it always kept its feet.	Верхний столб воды почти не двигался, а в двух нижних ни на минуту не прекращалось еле уловимое движение из стороны в сторону, точно водопад все время поскальзывался и выпрямлялся, поскальзывался и выпрямлялся, и сколько ни пошатывался, все время оставался на ногах.
Vasya, spreading his sheepskin under him, lay down at the edge of the copse.	Вася, подостлав кожух, лежал на опушке рощи.
When the dawn became more noticeable, a big, heavy-winged bird flew down from the mountain, glided in a smooth circle around the copse, and alighted at the top of a silver fir near the spot where Vasya lay.	Когда рассвет стал заметнее, с горы слетела вниз большая, тяжелокрылая птица, плавным кругом облетела рощу и села на вершину пихты возле места, где лежал Вася.
He raised his head, looked at the blue throat and blue-gray breast of the roller, and, spellbound, whispered aloud its Urals name: "Ronzha."	Он поднял голову, посмотрел на синее горло и серо-голубую грудь сизоворонки и зачарованно прошептал вслух: "Роньжа" - ее уральское имя.
Then he got up, took the sheepskin from the ground, threw it on, and, crossing the clearing, came over to his companion.	Потом он встал, поднял с земли кожух, накинул его на себя и, перейдя полянку, подошел к своей спутнице.
He said to her:	Он сказал:
"Come on, auntie.	- Пойдемте, тетя.
See, you're chilled, your teeth are chattering.	Ишь озябли, зуб на зуб не попадает.
Well, what are you staring at like you're so scared?	Ну что вы глядите, чисто пуганая?
I'm talking human speech to you, we've got to go.	Говорю вам человеческим языком - надо итить.
Enter into the situation, we've got to keep to the villages.	Войдите в положение, к деревням надо держать.
In a village they won't harm their own kind, they'll hide us.	В деревне своих не обидят, схоронют.
We haven't eaten for two days, we'll starve to death like this.	Эдаким манером, два дня не евши, мы с голоду помрем.
Uncle Voroniuk must have raised hell looking for us.	Небось дядя Воронюк какой содом поднял, кинулись искать.
We've got to get out of here, Auntie Palasha, clear off, to put it simply.	Уходить нам надо, тетя Палаша, просто скажем, драть.
You're such a pain to me, auntie, you haven't said a word the whole day!	Беда мне с вами, тетя, хушь бы вы слово сказали за цельные сутки!
Griefs got your tongue, by God.	Это вы с тоски без языка, ей-богу.
What are you pining over?	Ну об чем вы тужите?
There was no wrong in you pushing Auntie Katya, Katya Ogryzkova, off the train. You just brushed against her with your side, I saw it myself.	Тетю Катю, Катю Огрызкову, вы без зла толканули с вагона, задели бочком, я сам видал.

She got up from the grass unhurt, got up and ran.	Встала она потом с травы целехонька, встала и побежала.
And the same with Uncle Prokhor, Prokhor Kharitonych.	И то же самое дядя Прохор, Прохор Харитоныч.
They're catching up with us, we'll be together again, don't you think?	Догонют они нас, все опять вместе будем, вы что думаете?
The main thing is you mustn't grieve, then your tongue'll start working again."	Главная вещь - не надо себя кручинить, тогда и язык у вас в действие произойдет.
Tyagunova got up from the ground and, giving Vasya her hand, said softly:	Тягунова поднялась с земли и, подав руку Васе, тихо сказала:
"Come on, dovey."	- Пойдем, касатик.
25	25
Creaking all over, the cars went uphill along the high embankment.	Скрипя всем корпусом, вагоны шли в гору по высокой насыпи.
Under it grew a mixed young forest, the tops of which did not reach its level.	Под ней рос молодой мешаный лес, вершинами не достигавший ее уровня.
Below were meadows from which the water had just receded.	Внизу были луга, с которых недавно сошла вода.
The grass, mixed with sand, was covered with logs for ties, which lay randomly in all directions.	Трава, перемешанная с песком, была покрыта шпальными бревнами, в беспорядке лежавшими в разных направлениях.
They had probably been prepared for rafting at some nearby woodlot, and had been washed away and carried here by the high water.	Вероятно, их заготовили для сплава на какой-нибудь ближней деляне, откуда их смыло и принесло сюда полою водой.
The young forest below the embankment was still almost bare, as in winter.	Молодой лес под насыпью был почти еще гол, как зимой.
Only in the buds, which were spattered all over it like drops of wax, was something superfluous setting in, some disorder, a sort of dirt or swelling, and this superfluous thing, this disorder and dirt, was life, enveloping the first opening trees of the forest in the green flame of foliage.	Только в почках, которыми он был сплошь закапан, как воском, завелось что-то лишнее, какой-то непорядок, вроде грязи или припухлости, и этим лишним, этим непорядком и грязью была жизнь, зеленым пламенем листвы охватившая первые распустившиеся в лесу деревья.
Here and there birches stood straight as martyrs, pierced by the cogs and arrows of twin, just unfolded leaves.	Там и сям мученически прямились березы, пронзенные зубчиками и стрелами парных раскрывшихся листиков.
What they smelled of could be told by eye.	Чем они пахли, можно было определить на глаз.
They smelled of the same thing they shone with.	Они пахли тем же, чем блистали.
They smelled of wood spirit, from which varnish is made.	Они пахли древесными спиртами, на которых варят лаки.
Soon the railway came up to the place from which the logs might have been washed.	Скоро дорога поравнялась с местом, откуда могли быть смытые бревна.
At a turn in the forest, a clearing appeared, strewn with sawdust and chips, with a heap of twenty-foot logs in the middle.	На повороте в лесу показалась прогалина, засыпанная дровяной трухой и щепками, с кучей бревен тройника посредине.

The engineer braked by the cutting area.	У лесосеки машинист затормозил.
The train shuddered and stopped in the position it assumed, slightly inclined on the high arc of a big curve.	Поезд дрогнул и остановился в том положении, какое он принял, легко наклонившись на высокой дуге большого закругления.
The engine gave several short, barking whistles and someone shouted something.	С паровоза дали несколько коротких лающих свистков и что-то прокричали.
The passengers knew even without the signals: the engineer had stopped the train to take on fuel.	Пассажиры и без сигналов знали: машинист остановил поезд, чтобы запастись топливом.
The doors of the freight cars slid open.	Дверцы теплушек раздвинулись.
Out onto the tracks poured the goodly population of a small town, excluding the mobilized men from the front cars, who were always exempt from deckhands' work and did not take part in it now.	На полотно высыпало доброе население небольшого города, кроме мобилизованных из передних вагонов, которые всегда освобождались от авральной работы и сейчас не приняли в ней участия.
The pile of stove wood in the clearing was not enough to load the tender.	Г руды швырка на прогалине не могло хватить для загрузки тендера.
In addition they were required to cut up a certain number of the twenty-foot logs.	В придачу требовалось распилить некоторое количество длинного тройника.
The engine team had saws in its outfit.	В хозяйстве паровозной бригады имелись пилы.
They were handed out among volunteers, who broke up into pairs.	Их распределили между желающими, разбившимися на пары.
The professor and his son-in-law also received a saw.	Получили пилу и профессор с зятем.
From the open doors of the military freight cars, merry mugs stuck out.	Из воинских теплушек в раздвинутые дверцы высовывались веселые рожи.
Adolescents who had never been under fire, naval cadets from the senior classes, mistakenly intruded into the wagon, as it seemed, among stern workers, family men, who had also never smelled powder and had only just finished military training, deliberately made noise and played the fool with the older sailors, so as not to start thinking.	Не бывавшие в огне подростки, старшие ученики мореходных классов, казалось, по ошибке затесавшиеся в вагон к суровым семейным рабочим, тоже не нюхавшим пороху и едва прошедшим военную подготовку, нарочно шумели и дурачились вместе с более взрослыми матросами, чтобы не задумываться.
Everyone felt that the hour of trial was at hand.	Все чувствовали, что час испытания близок.
The jokers accompanied the sawyers, men and women, with loud banter:	Шутники провожали пильщиков и пильщиц раскатистым зубоскальством:
"Hey, grandpa!	- Эй, дедушка!
Tell them-I'm a nursling, my mama hasn't weaned me, I can't do physical labor.	Скажи - я грудной, меня мамка не отлучила, я к физическому труду неспособный. - Эй, Мавра!
Hey, Mavra, see you don't saw your skirt off, it'll be drafty!	Мотри пилой подола не отпили, продувать будет. - Эй, молодая!
Hey, girl, don't go to the forest, better marry me instead!"	Не ходи в лес, лучше поди за меня замуж.
26	26

In the forest there were several sawhorses made from stakes tied crosswise, their ends driven into the ground.	В лесу торчало несколько козел, сделанных из связанных крест-накрест кольев, концами вбитых в землю.
One turned out to be free.	Одни оказались свободными.
Yuri Andreevich and Alexander Alexandrovich set themselves to sawing on it.	Юрий Андреевич и Александр Александрович расположились пилить на них.
It was that time of spring when the earth comes out from under the snow looking almost the same as when it went under the snow six months earlier.	Это была та пора весны, когда земля выходит из-под снега почти в том виде, в каком полгода тому назад она ушла под снег.
The forest exuded dampness and was all littered with last year's leaves, like an untidied room in which people had torn up receipts, letters, and notices for many years of their lives and had had no time to sweep them away.	Лес обдавал сыростью и весь был завален прошлогодним листом, как неубранная комната, в которой рвали на клочки квитанции, письма и повестки за много лет жизни и не успели подмести.
"Not so fast, you'll get tired," the doctor said to Alexander Alexandrovich, making the saw go more slowly and measuredly, and suggested that they rest.	- Не так часто, устанете, - говорил доктор Александру Александровичу, направляя движение пилы реже и размереннее, и предложил отдохнуть.
The forest was filled with the hoarse ringing of other saws going back and forth, now all in rhythm, now discordantly.	По лесу разносился хриплый звон других пил, ходивших взад и вперед то в лад у всех, то вразнобой.
Somewhere far, far away the first nightingale was testing its strength.	Где-то далеко-далеко пробовал силы первый соловей.
A blackbird whistled at still longer intervals, as if blowing through a clogged flute.	С еще более долгими перерывами свистал, точно продувая засоренную флейту, черный дрозд.
Even the steam from the engine's piston rose into the sky with a singsong burble, as if it were milk coming to the boil over a spirit lamp in a nursery.	Даже пар из паровозного клапана подымался к нему с певучей воркотнею, словно это было молоко, закипающее в детской на спиртовке.
"You wanted to talk about something," Alexander Alexandrovich reminded the doctor. "You haven't forgotten?	- Ты о чем-то хотел побеседовать, - напомнил Александр Александрович. - Ты не забыл?
It was like this: we were passing a flooded field, ducks were flying, you fell to thinking and said:	Дело было так: мы разлив проезжали, утки летели, ты задумался и сказал:
' I must talk with you.' "	"Мне надо будет поговорить с вами".
"Ah, yes.	- Ах да.
I don't know how to put it briefly.	Не знаю, как бы это выразить покороче.
You see, we're going ever deeper ... The whole region here is in ferment.	Видите, мы все больше углубляемся... Тут весь край в брожении.
We'll arrive soon.	Мы скоро приедем.
It's not known what we'll find at our destination.	Неизвестно, что мы застанем у цели.
Just in case, we must come to an agreement.	На всякий случай надо бы сговориться.
I'm not talking about convictions.	Я не об убеждениях.
It would be absurd to find them out or establish them in a five-minute talk in a spring forest.	Было бы нелепостью выяснять или устанавливать их в пятиминутной беседе в весеннем лесу.

We know each other well.	Мы знаем друг друга хорошо.
The three of us-you, I, and Tonya-along with many others in our time, make up a single world, differing from each other only in the degree of our comprehension.	Мы втроем, вы, я и Тоня, вместе со многими в наше время составляем один мир, отличаясь друг от друга только степенью его постижения.
I'm not talking about that.	Я не об этом.
That's an ABC.	Это азбука.
I'm talking about something else.	Я о другом.
We must agree beforehand on how to behave under certain circumstances, so as not to blush for each other and not to put the stain of disgrace on each other."	Нам надо уговориться заранее, как нам вести себя при некоторых обстоятельствах, чтобы не краснеть друг за друга и не накладывать друг на друга пятна позора.
"Enough.	- Довольно.
I understand.	Я понял.
I like the way you pose the question.	Мне нравится твоя постановка вопроса.
You've found precisely the necessary words.	Ты нашел именно нужные слова.
Here's what I'll tell you.	Вот что я скажу тебе.
Do you remember the night when you brought the leaflet with the first decrees, in winter, during a blizzard?	Помнишь ночь, когда ты принес листок с первыми декретами, зимой в метель.
Do you remember how incredibly unconditional it was?	Помнишь, как это было неслыханно безоговорочно.
That straightforwardness was winning.	Эта прямолинейность покоряла.
But these things live in their original purity only in the heads of their creators, and then only on the first day of their proclamation.	Но такие вещи живут в первоначальной чистоте только в головах создателей и то только в первый день провозглашения.
The very next day the Jesuitism of politics turns them inside out.	Иезуитство политики на другой же день выворачивает их наизнанку.
What can I say to you?	Что мне сказать тебе?
This philosophy is alien to me.	Эта философия чужда мне.
This power is against us.	Эта власть против нас.
They didn't ask me to consent to this breakup.	У меня не спрашивали согласия на эту ломку.
But they trusted me, and my actions, even if I was forced into them, placed me under obligation.	Но мне поверили, а мои поступки, даже если я совершил их вынужденно, меня обязывают.
"Tonya asks if we'll come in time to start a vegetable garden, if we'll miss the time for planting.	Тоня спрашивает, не опоздаем ли мы к огородным срокам, не прозеваем ли времени посадки.
What can I answer?	Что ей ответить?
I don't know the local soil.	Я не знаю здешней почвы.
What are the climatic conditions?	Каковы климатические условия?
The summer's too short.	Слишком короткое лето.

Does anything at all ripen here?	Вызревает ли тут вообще что-нибудь?
"Yes, but can we be going such a distance to take up gardening?	Да, но разве мы едем в такую даль огородничать?
Even the old saying, 'Why walk a mile for a pint of beer,' is impossible here, because there are, unfortunately, two or three thousand of those miles.	Тут нельзя даже скаламбурить "за семь верст киселя хлебать", потому что верст этих, к сожалению, три или четыре тысячи.
No, frankly speaking, we're dragging ourselves so far with a totally different purpose.	Нет, откровенно говоря, тащимся мы так далеко совсем с другой целью.
We're going to try to vegetate in the contemporary way and somehow get in on squandering grandfather's former forests, machinery, and inventory.	Едем мы попробовать прозябать по-современному и как-нибудь примазаться к разбазариванию бывших дедушкиных лесов, машин и инвентаря.
Not on restoring his property, but on wasting it, on the socialized blowing of thousands in order to exist on a kopeck, and like everybody else, to be sure, in a contemporary, incomprehensibly chaotic form.	Не к восстановлению его собственности, а к ее расточению, к обобществленному просаживанию тысяч, чтобы просуществовать на копейку, и непременно как все, в современной, не укладывающейся в сознании, хаотической форме.
Shower me with gold, I still wouldn't take the factory on the old basis even as a gift.	Озолоти меня, я на старых началах не приму завода даже в подарок.
It would be as wild as starting to run around naked or forgetting how to read and write.	Это было бы так же дико, как начать бегать голышом или перезабыть грамоту.
No, the history of property in Russia is over.	Нет, история собственности в России кончилась.
And personally, we Gromekos already lost the passion for money grubbing in the previous generation."	А лично мы, Громеко, расстались со страстью стяжательства уже в прошлом поколении.
27	27
It was so hot and stuffy that it was impossible to sleep.	Спать не было возможности от духоты и спертого воздуха.
The doctor's head was bathed in sweat on the sweat-soaked pillow.	Голова доктора плавала в поту на промокшей от пота подушке.
He carefully got down from the edge of the berth and quietly, so as not to waken anyone, slid the car door aside.	Он осторожно спустился с края полатей и тихонько, чтобы никого не будить, приотодвинул вагонную дверь.
Dampness breathed in his face, sticky, as when your face runs into a spiderweb in a cellar.	В лицо ему пахнуло сыростью, липкой, как когда в погребе лицом попадешь в паутину.
"Mist," he guessed. "Mist.	"Туман, - догадался он. - Туман.
The day will probably be sultry, scorching.	День, наверное, будет знойный, палящий.
That's why it's so hard to breathe and there's such an oppressive heaviness on the heart."	Вот почему так трудно дышать и на душе такая давящая тяжесть".
Before getting down on the tracks, the doctor stood for a while in the doorway, listening all around.	Перед тем как сойти на полотно, доктор постоял в дверях, вслушиваясь кругом.
The train was standing in some very big station of the junction category.	Поезд стоял на какой-то очень большой станции разряда узловых.

Besides the silence and the mist, the cars were immersed in some sort of nonbeing and neglect, as if they had been forgotten-a sign that the train was standing in the very back of the yard, and that between it and the far-off station building there was a great distance, occupied by an endless network of tracks.	Кроме тишины и тумана, вагоны были погружены еще в какое-то небытие и заброшенность, точно о них забыли, - знак того, что состав стоял на самых задворках и что между ним и далеким вокзальным зданием было большое расстояние, занятое бесконечною сетью путей.
Two sorts of sounds rang out faintly in the distance.	Два рода звуков слабо раздавались в отдалении.
Behind, where they had come from, could be heard a measured slapping, as if laundry were being rinsed or the wind were flapping the wet cloth of a flag against the wood of a flagpole.	Сзади, откуда они приехали, слышалось мерное шлепанье, словно там полоскали белье или ветер щелкал о древко флагштока мокрым полотнищем флага.
From ahead came a low rumble, which made the doctor, who had been at war, shudder and strain his ears.	Спереди доносился рокот, заставивший доктора, побывавшего на войне, вздрогнуть и напрячь слух.
"Long-range cannon," he decided, listening to the even, calmly rolling noise on a low, restrained note.	"Дальнобойные орудия", - решил он, прислушавшись к ровному, спокойно прокатывающемуся гулу на низкой, сдержанной ноте.
"That's it.	"Вот как.
We've come right to the front," the doctor thought, shook his head, and jumped down from the car to the ground.	К самому фронту подъехали", - подумал доктор, покачал головой и спрыгнул с вагона вниз на землю.
He went several steps forward.	Он прошел несколько шагов вперед.
After the next two cars, the train ended.	За двумя следующими вагонами поезд обрывался.
It stood without an engine, which had gone somewhere with the detached front cars.	Состав стоял без паровоза, который куда-то ушел вместе с отцепленными передними вагонами.
"That's why they showed such bravado yesterday," thought the doctor. "They clearly felt that, once they arrived, they'd be thrown right into the fire on the spot."	"То-то они вчера храбрились, - подумал доктор. -Чувствовали, видно, что, лишь довезут их, с места бросят в самый огонь".
He went around the end of the train, intending to cross the tracks and find the way to the station.	Он обошел конец поезда в намерении пересечь пути и разыскать дорогу на станцию.
At the corner of the car, a sentry with a rifle surged up as if out of the ground.	За углом вагона как из-под земли вырос часовой с ружьем.
He snapped softly:	Он негромко отрезал:
"Where are you going?	- Куда?
Your pass!"	Пропуск!
"What station is this?"	- Какая это станция?
"No station.	- Станция никакая.
Who are you?"	Сам ты кто такой?
"I'm a doctor from Moscow.	- Я доктор из Москвы.
Traveling with my family on this train.	Следую с семьей в этом эшелоне.

Here are my papers."	Вот мой документ.
"Your papers are crap.	- Лыковое кульё твой документ.
Think I'm fool enough to go reading in the dark and ruin my eyes?	Дурак я впотьмах бумажки читать, глаза портить.
There's mist, see?	Видишь, туман.
I can tell what kind of doctor you are a mile away without any papers.	Тебя без документа за версту видно, какой ты есть доктор.
That's your doctors there, banging away from twelve-inchers.	Вон доктора твои из двенадцатидюймовых содют.
You really ought to be knocked off, but it's too early.	По-настоящему стукнуть бы тебя, да рано.
Back with you, while you're still in one piece."	Марш назад, пока цел.
"I'm being taken for someone else," thought the doctor.	"Меня за кого-то принимают", - подумал доктор.
To get into an argument with the sentry was meaningless.	Вступать в пререкания с часовым было бессмысленно.
It truly was better to withdraw before it was too late.	Лучше правда было удалиться, пока не поздно.
The doctor turned in the opposite direction.	Доктор повернул в противоположную сторону.
The cannon fire behind his back died down.	Орудийная стрельба смолкла за его спиной.
That direction was the east.	В том направлении был восток.
There in the haze of the mist the sun rose and peeped dimly between the scraps of floating murk, the way naked people in a bathhouse flash through clouds of soapy steam.	Там в дымке тумана взошло солнце и тускло проглядывало между обрывками проплывающей мглы, как мелькают голые в бане в облаках мыльного пара.
The doctor walked along the cars of the train.	Доктор шел вдоль вагонов поезда.
He passed them all and went on walking further.	Он миновал их все и продолжал идти дальше.
With each step, his feet sank ever deeper into the loose sand.	Ноги его с каждым шагом уходили все глубже в рыхлый песок.
The sounds of measured slapping came closer.	Звуки равномерного шлепанья приближались.
The ground sloped down.	Местность отлого спускалась.
After a few steps the doctor stopped in front of outlines that the mist endowed with incongruously large dimensions.	Через несколько шагов доктор остановился перед неясными очертаниями, которым туман придавал несоответственно большие размеры.
Another step, and the sterns of boats pulled up onto the bank emerged from the murk.	Еще шаг, и навстречу Юрию Андреевичу вынырнули из мглы кормовые выступы вытащенных на берег лодок.
He was standing on the bank of a wide river, its lazy ripples slowly and wearily lapping against the sides of fishermen's boats and the planks of the docks on shore.	Он стоял на берегу широкой реки, медленно и устало шлепавшей ленивой зыбью в борта рыбачьих баркасов и доски береговых причальных мостков.
"Who gave you permission to hang around here?" another sentry asked, detaching himself from the bank.	- Тебе кто тут позволил шляться? - спросил, отделившись от берега, другой часовой.

"What river is this?" the doctor shot back against his own will, though with all the forces of his soul he was determined not to ask anything after his recent experience.	- Какая это река? - против воли выпалил доктор, хотя всеми силами души не хотел ничего спрашивать после недавнего опыта.
Instead of an answer, the sentry put a whistle between his teeth, but he had no time to use it.	Вместо ответа часовой сунул в зубы свисток, но не успел им воспользоваться.
The first sentry, whom he had intended to summon by his whistling, and who, as it turned out, had been inconspicuously following behind Yuri Andreevich, came up to his comrade himself.	Первый часовой, которого он хотел подозвать свистком и который, как оказалось, незаметно шел по пятам за Юрием Андреевичем, сам подошел к товарищу.
The two began to talk.	Оба заговорили.
"Nothing to think about here.	- Тут и думать нечего.
You can tell the bird by its flight.	Видно птицу по полету.
'What station is this? What river is this?'	"Это какая станция, это какая река?"
Thought he'd distract our attention by it.	Чем вздумал глаза отводить.
What do you think-straight to the jetty, or to the car first?"	По-твоему как, прямо на мысок или вперед в вагон?
"To the car, I suppose.	- Я полагаю, в вагон.
Whatever the chief says.	Как начальник скажет.
Your identity papers," barked the second sentry, and he grabbed the wad of papers the doctor handed him.	- Удостоверение личности, - рявкнул второй часовой и схватил в горсть пачку протянутых доктором свидетельств.
"Keep an eye on him," he said to some unknown person, and together with the first sentry, he went down the tracks towards the station.	- Постереги, земляк, - неизвестно кому сказал он и вместе с первым часовым пошел в глубь путей к станции.
Then, to clarify the situation, a man lying on the sand, evidently a fisherman, grunted and stirred:	Тогда для уяснения положения крякнул и задвигался лежавший на песке человек, видимо, рыбак:
"Lucky for you they want to take you to the man himself.	- Твое счастье, что они тебя к самому хотят.
It may be your salvation.	Может, милый человек, тут твое спасение.
Only don't blame them.	А только ты их не вини.
It's their duty.	Такая у них должность.
The time of the people.	Время народное.
Maybe it's for the best.	Может, оно и к лучшему.
But meanwhile, don't say anything.	А пока и не говори.
You see, they mistook you for somebody.	Они, видишь, обознались.
They've been hunting and hunting for some man.	Они давят, давят одного.
So they thought it was you.	Ну, думают, - ты.
Here he is, they think, the enemy of the workers' power-we've caught him.	Думают, вот он, злодей рабочей власти, -поймали.

A mistake.	Ошибка.
In case of something, you should insist on seeing the chief.	Ты, в случае чего, добивайся главного.
Don't let these two have you.	А этим не давайся.
These class-conscious ones are a disaster, God help us.	Эти - сознательные, беда, не приведи бог.
It wouldn't cost them a cent to do you in.	Порешить тебя, это им полкопейки не стоит.
They'll say, 'Let's go,' but don't go.	Они скажут - пойдем, а ты не ходи.
You say, 'I want to see the chief.' "	Ты говори - мне чтобы главного.
From the fisherman Yuri Andreevich learned that the river he was standing beside was the famous navigable river Rynva, that the station by the river was Razvilye, the riverside factory suburb of the city of Yuriatin.	От рыбака Юрий Андреевич узнал, что река, перед которой он стоял, - знаменитая судоходная река Рыньва, что железнодорожная станция близ реки - Развилье, речное фабричное предместье города Юрятина.
He learned that Yuriatin itself, which lay a mile or two further up, kept being fought over, and now seemed finally to have been won away from the Whites.	Он узнал, что самый Юрятин, лежащий в двух или трех верстах выше, все время отбивали и, кажется, уже отбили от белых.
The fisherman told him that there had been disorders in Razvilye as well, and they also seemed to have been put down, and there reigned such silence all around, because the area adjacent to the station had been cleared of civilian inhabitants and surrounded by a strict cordon.	Рыбак рассказал ему, что и в Развилье были беспорядки и тоже, кажется, подавлены и что кругом царит такая тишина, потому что прилегающая к станции полоса очищена от гражданского населения и окружена строжайшим кордоном.
He learned, finally, that among the trains standing on the tracks with various military institutions housed in them, there was the special train of the regional army commissar Strelnikov, to whose car the doctor's papers were taken.	Он узнал, наконец, что среди поездов, стоящих на путях с размещенными в них военными учреждениями, находится особый поезд краевого военкома Стрельникова, в вагон которого понесли докторовы бумаги.
From there a new sentry came after some time to fetch the doctor, one unlike his predecessors in that he dragged his rifle butt on the ground or set it down in front of him, as if carrying a drunken friend under the arm, who otherwise would have fallen down.	Оттуда за доктором через некоторое время явился новый часовой, отличавшийся от предшественников тем, что волочил ружье прикладом по земле или переставлял его перед собой, точно тащил под руку выпившего приятеля, который без него свалился бы наземь.
He led the doctor to the army commissar's car.	Он повел доктора в вагон к военкому.
28	28
In one of the two saloon cars, connected by a leather passageway, which the sentry, having given the guard the password, climbed into with the doctor, laughter and movement could be heard, which instantly ceased on their appearance.	В одном из двух соединенных между собою, крытых кожаным переходом салон-вагонов, в который, сказав караулу пропуск, поднялся часовой с доктором, слышались смех и движение, мгновенно смолкшие при их появлении.
The sentry led the doctor down a narrow corridor to the wide middle section.	Часовой по узкому коридору провел доктора в широкое среднее отделение.
Here there was silence and order.	Тут были тишина и порядок.

In the clean, comfortable room, neat, well-dressed people were working.	В чистом удобном помещении работали опрятные, хорошо одетые люди.
The doctor had quite a different picture of the headquarters of the nonparty military specialist who in a short period of time had become the glory and terror of the whole region.	Совсем другой представлял себе доктор штаб-квартиру беспартийного военспеца, ставшего в короткое время славой и грозой целой области.
But the center of his activity was probably not here, but somewhere ahead, at frontline headquarters, closer to the scene of military activity, while here were his personal quarters, his small home office, and his mobile camp bed.	Но, наверное, центр его деятельности лежал не тут, а где-нибудь впереди, в штабе фронта, ближе к месту военных действий, здесь же находилась его личная часть, его небольшая домашняя канцелярия и его передвижная походная койка.
That was why it was quiet here, like the corridors of hot sea baths, laid with cork and rugs on which attendants in soft shoes step inaudibly.	Вот отчего тут было покойно, как в коридорах горячих морских купален, устланных пробкою и ковриками, по которым неслышно ступают служащие в мягких туфлях.
The middle section of the car was a former dining room, carpeted over and turned into a dispatch room.	Среднее отделение вагона представляло бывший обеденный зал, покрытый ковром и превращенным в экспедиторскую.
There were several desks in it.	В нем стояло несколько столов.
"One moment," said a young officer who was sitting closest to the entrance.	"Сейчас", - сказал молодой военный, сидевший всего ближе ко входу.
After that everyone at the desks thought it their right to forget about the doctor and stop paying attention to him.	После этого все за столами сочли себя вправе забыть о докторе и перестали обращать на него внимание.
The same officer dismissed the sentry with an absentminded nod, and the man withdrew, the butt of his rifle clanking against the metal crossbars of the corridor.	Этот же военный рассеянным наклоном головы отпустил часового, и тот удалился, гремя ружейным прикладом по металлическим поперечинам коридора.
The doctor saw his papers from the threshold.	Доктор с порога увидал свои бумаги.
They lay on the edge of the last desk, in front of a more elderly officer of the old colonel type.	Они лежали на краю последнего стола перед более пожилым военным старой полковничьей складки.
He was some sort of military statistician.	Это был какой-то военный статистик.
Humming something under his breath, he glanced at reference books, scrutinized army maps, compared, juxtaposed, cut out, and glued in something.	Мурлыча что-то под нос, он заглядывал в справочники, рассматривал военные карты, что-то сличал, сближал, вырезывал и наклеивал.
He passed his gaze over all the windows in the room, one after the other, and said:	Он обвел взглядом все окна в помещении, одно за другим, и сказал:
"It's going to be hot today," as if he had drawn this conclusion from surveying all the windows, and it was not equally clear from each of them.	"Жарко будет сегодня", точно получил этот вывод из обзора всех окон, и это не было одинаково ясно из каждого.
A military technician was crawling over the floor among the desks, fixing some broken wires.	По полу между столами ползал военный техник, восстанавливая какую-то нарушенную проводку.
When he crawled under the young officer's desk, the man got up so as not to hinder him.	Когда он подполз под стол молодого военного, тот встал, чтобы не мешать ему.

Next to him a girl, a copying clerk, in a man's khaki jacket, was struggling over a broken typewriter.	Рядом билась над испорченной пишущей машинкой переписчица в мужской защитной куртке.
The carriage had gone too far to the side and gotten stuck in the frame.	Движущаяся каретка заскочила у нее слишком вбок, и ее защемило в раме.
The young officer stood behind her stool and, together with her, studied the cause of the breakage from above.	Молодой военный стал за ее табуретом и исследовал вместе с нею причину поломки сверху.
The military technician crawled over to the typist and examined the lever and gears from below.	К машинистке переполз военный техник и рассматривал рычажки и передачу снизу.
Getting up from his place, the commander of the colonel type went over to them.	Встав со своего места, к ним перешел командир полковничьей складки.
Everyone became occupied with the typewriter.	Все занялись машинкой.
This reassured the doctor.	Это успокаивало доктора.
It was impossible to suppose that people better initiated than he into his probable destiny would give themselves so lightheartedly to trifles in the presence of a doomed man.	Нельзя было предположить, чтобы люди, лучше его посвященные в его вероятную участь, так беспечно предавались пустякам в присутствии человека обреченного.
"Though who knows about them?" he thought. "Where does their serenity come from?	"Впрочем, кто их знает? - думал он. - Откуда их безмятежность?
Beside them cannons boom, people are killed, and they make a forecast of a hot day, not in the sense of hot fighting, but of hot weather.	Рядом ухают пушки, гибнут люди, а они составляют прогноз жаркого дня не в смысле жаркой схватки, а жаркой погоды.
Or have they seen so much that everything has gone dull in them?"	Или они столького насмотрелись, что все в них притупилось?"
And, having nothing else to do, he began looking from his place across the entire room through the windows opposite.	И от нечего делать он стал со своего места смотреть через все помещение в противоположные окна.
29	29
In front of the train on this side stretched the rest of the tracks, and the Razvilye station could be seen on a hill in the suburb of the same name.	Перед поездом с этой стороны тянулся остаток путей и виднелась станция Развилье на горе в одноименном предместье.
An unpainted wooden stairway with three landings led from the tracks up to the station.	С путей к станции вела некрашеная деревянная лестница с тремя площадками.
The railway tracks on this side seemed to be a great engine graveyard.	Рельсовые пути с этой стороны представляли большое паровозное кладбище.
Old locomotives without tenders, with smokestacks shaped like cups or boot tops, stood turned stack to stack amidst piles of scrapped cars.	Старые локомотивы без тендеров, с трубами в форме чаш и сапожных голенищ стояли, обращенные труба к трубе, среди груд вагонного лома.
The engine graveyard below and the graveyard of the suburb, the crumpled iron on the tracks and the rusty roofs and signboards of the city's outskirts, merged into one spectacle of abandonment and decrepitude under the white sky scalded by the early morning heat.	Паровозное кладбище внизу и кладбище пригорода, мятое железо на путях и ржавые крыши и вывески окраины сливались в одно зрелище заброшенности и ветхости под белым небом, обваренным раннею утреннею жарою.

In Moscow, Yuri Andreevich forgot how many signboards there were in cities and what a great portion of the fa?ades they occupied.	В Москве Юрий Андреевич забыл, как много в городах попадалось вывесок и какую большую часть фасада они закрывали.
The local signboards reminded him of it.	Здешние вывески ему об этом напомнили.
Half of them were written in such big letters that they could be read from the train.	Половину надписей по величине букв можно было прочесть с поезда.
They came down so low over the crooked little windows of the lopsided one-story buildings that the squatty houses disappeared under them, like peasant boys' heads with their fathers' caps pulled down over them.	Они так низко налезали на кривые оконца покосившихся одноэтажных строений, что приземистые домишки под ними исчезали, как головы крестьянских ребятишек в низко надвинутых отцовских картузах.
By that time the mist had dispersed completely.	К этому времени туман совершенно рассеялся.
Traces of it remained only on the left side of the sky, far to the east.	Следы его оставались только в левой стороне неба, вдали на востоке.
But now they, too, stirred, moved, and parted like a theater curtain.	Но вот и они шевельнулись, двинулись и разошлись, как полы театрального занавеса.
There, some two miles from Razvilye, on a hill higher than the suburbs, appeared a large city, a district or provincial capital.	Там, верстах в трех от Развилья, на горе, более высокой, чем предместье, выступил большой город, окружной или губернский.
The sun lent its colors a yellowish tinge, the distance simplified its lines.	Солнце придавало его краскам желтоватость, расстояние упрощало его линии.
It clung to the elevation in tiers, like Mount Athos or a hermits' skete in a cheap print, house above house, street above street, with a big cathedral in the middle on its crown.	Он ярусами лепился на возвышенности, как гора Афон или скит пустынножителей на дешевой лубочной картинке, дом на доме и улица над улицей, с большим собором посередине на макушке.
"Yuriatin!" the doctor realized with emotion. "The subject of the late Anna Ivanovna's memories and of the nurse Antipova's frequent remarks!	"Юрятин! - взволнованно сообразил доктор. -Предмет воспоминаний покойницы Анны Ивановны и частых упоминаний сестры Антиповой!
How many times did I hear the name of the city from them, and it's in such circumstances that I'm seeing it for the first time!"	Сколько раз я слышал от них название города и при каких обстоятельствах вижу его впервые!"
At that moment the attention of the military bent over the typewriter was attracted by something outside the window.	В эту минуту внимание военных, склонившихся над машинкой, было привлечено чем-то за окном.
They turned their heads there.	Они повернули туда головы.
The doctor also followed their gaze.	Последовал за их взглядом и доктор.
Several captured or arrested men were being led up the stairs to the station, among them a high school boy who was wounded in the head.	По лестнице на станцию вели несколько захваченных в плен или арестованных, среди них гимназиста, раненного в голову.
He had been bandaged somewhere, but blood seeped from under the bandage, and he smeared it with his hand over his sunburnt, sweaty face.	Его где-то уже перевязали, но из-под повязки сочилась кровь, которую он размазывал ладонью по загорелому потному лицу.

The student, between two Red Army men who wound up the procession, caught one's attention not only by the resolution that his handsome face breathed, but by the pity evoked by such a young rebel.	Г имназист между двумя красноармейцами, замыкавший шествие, останавливал внимание не только решительностью, которою дышало его красивое лицо, и жалостью, которую вызывал такой молодой мятежник.
He and his two escorts attracted one's gaze by the senselessness of their actions.	Он и двое его сопровождающих притягивали взгляды бестолковостью своих действий.
They constantly did the opposite of what they should.	Они все время делали не то, что надо было делать.
The cap kept falling off the student's bandaged head.	С обмотанной головы гимназиста поминутно сваливалась фуражка.
Instead of taking it off and carrying it in his hand, he would straighten it and pull it down further, to the detriment of his dressed wound, and the two Red Army men readily helped him.	Вместо того чтобы снять ее и нести в руках, он то и дело поправлял ее и напяливал ниже, во вред перевязанной ране, в чем ему с готовностью помогали оба красноармейца.
In this absurdity, contrary to common sense, there was something symbolic.	В этой нелепости, противной здравому смыслу, было что-то символическое.
And, yielding to its significance, the doctor also wanted to run out to the landing and stop the student with a ready phrase that was bursting from him.	И уступая ее многозначительности, доктору тоже хотелось выбежать на площадку и остановить гимназиста готовым, рвавшимся наружу изречением.
He wanted to cry out both to the boy and to the people in the car that salvation lay not in faithfulness to forms, but in liberation from them.	Ему хотелось крикнуть и мальчику, и людям в вагоне, что спасение не в верности формам, а в освобождении от них.
The doctor shifted his gaze aside.	Доктор перевел взгляд в сторону.
In the middle of the room stood Strelnikov, who had just come in with straight, impetuous strides.	Посреди помещения стоял Стрельников, только что сюда вошедший прямыми, стремительными шагами.
How could he, the doctor, amidst such a host of indefinite acquaintances, not have known up to now such definiteness as this man?	Как мог он, доктор, среди такой бездны неопределенных знакомств, не знать до сих пор такой определенности, как этот человек?
How had life not thrown them together?	Как не столкнула их жизнь?
How had their paths not crossed?	Как их пути не скрестились?
For some unknown reason it became clear at once that this man represented the consummate manifestation of will.	Неизвестно почему, сразу становилось ясно, что этот человек представляет законченное явление воли.
He was to such a degree what he wanted to be that everything on him and in him inevitably seemed exemplary: his proportionately constructed and handsomely placed head, and the impetuousness of his stride, and his long legs in high boots, which may have been dirty but seemed polished, and his gray flannel tunic, which may have been wrinkled but gave the impression of ironed linen.	Он до такой степени был тем, чем хотел быть, что и все на нем и в нем неизбежно казалось образцовым. И его соразмерно построенная и красиво поставленная голова, и стремительность его шага, и его длинные ноги в высоких сапогах, может быть, грязных, но казавшихся начищенными, и его гимнастерка серого сукна, может быть, мятая, но производившая впечатление глаженой, полотняной.

Thus acted the presence of giftedness, natural, knowing no strain, feeling itself in the saddle in any situation of earthly existence.	Так действовало присутствие одаренности, естественной, не знающей натянутости, чувствующей себя, как в седле, в любом положении земного существования.
This man must have possessed some gift, not necessarily an original one.	Этот человек должен был обладать каким-то даром, не обязательно самобытным.
The gift that showed in all his movements might be the gift of imitation.	Дар, проглядывавший во всех его движениях, мог быть даром подражания.
They all imitated someone then.	Тогда все кому-нибудь подражали.
The glorious heroes of history.	Прославленным героям истории.
Figures seen at the front or in the days of disturbances in the cities and who struck the imagination.	Фигурам, виденным на фронте или в дни волнений в городах и поразившим воображение.
The most acknowledged authorities among the people.	Наиболее признанным народным авторитетам.
Comrades who came to the fore.	Вышедшим в первые ряды товарищам.
Or simply each other.	Просто друг другу.
Out of courtesy, he did not show that the presence of a stranger surprised or embarrassed him.	Он из вежливости не показал, что присутствие постороннего удивляет его или стесняет.
On the contrary, he addressed everyone with such an air as if he included the doctor, too, in their company.	Наоборот, он обратился ко всем с таким видом, точно он и доктора относил к их обществу.
He said:	Он сказал:
"Congratulations.	- Поздравляю.
We've driven them off.	Мы их отогнали.
This seems like a war game, and not the real thing, because they're Russians as we are, only with a folly in them that they don't want to part with and that we'll have to knock out of them by force.	Это кажется военною игрою, а не делом, потому что они такие же русские, как мы, только с дурью, с которой они сами не желают расстаться и которую нам придется выбивать силой.
Their commander used to be my friend.	Их командующий был моим другом.
He's of still more proletarian origin than I am.	Он еще более пролетарского происхождения, чем я.
We grew up in the same courtyard.	Мы росли на одном дворе.
He did a lot for me in my life, I'm obliged to him.	Он много в жизни для меня сделал, я ему обязан.
But I'm glad I've thrust him back across the river and maybe further.	А я рад, что отбросил его за реку, а может быть, и дальше.
Repair the connection quickly, Guryan.	Скорей налаживайте связь, Гурьян.
We can't go on with just messengers and the telegraph.	Нет возможности держаться на одних вестовых и телеграфе.
Have you noticed how hot it is?	Вы обратили внимание, какая жара?
I slept for an hour and a half even so.	Часа полтора я все-таки поспал.
Ah, yes ..." he recalled and turned to the doctor.	Ах да... - спохватился он и повернулся к доктору.
He remembered the cause of his waking up.	Ему вспомнилась причина его пробуждения.

He had been awakened by some nonsense, by force of which this detainee was standing here.	Его разбудили какой-то чепухой, в силу которой стоит тут этот задержанный.
"This one?" thought Strelnikov, measuring the doctor from head to foot with a searching look. "No resemblance.	"Этот? - подумал Стрельников, смерив доктора с головы до ног испытующим взглядом. - Ничего похожего.
What fools!" He laughed and said to Yuri Andreevich:	Вот дураки!" - Он рассмеялся и обратился к Юрию Андреевичу:
"I beg your pardon, comrade.	- Простите, товарищ.
You've been taken for someone else.	Вас приняли за другого.
My sentries got it wrong.	Мои часовые напутали.
You're free.	Вы свободны.
Where's the comrade's work book?	Где трудовая книжка товарища?
Ah, here are your papers.	Ага, вот ваши документы.
Excuse my indiscretion, I'll allow myself a passing glance.	Извините за нескромность, мимоходом позволю себе заглянуть.
Zhivago ... Zhivago ... Doctor Zhivago ... Something to do with Moscow ... You know, all the same let's go to my place for a minute.	Живаго... Живаго... Доктор Живаго... Что-то московское... Пройдемте, знаете, все же на минуту ко мне.
This is the secretariat, and my car is the next one.	Это - секретариат, а мой вагон рядом.
If you please.	Пожалуйте.
I won't keep you long."	Я вас долго не задержу.
30	30
Who was this man, though?	Кто же был, однако, этот человек?
It was astonishing that a nonparty man, whom no one knew, because, though born in Moscow, he had left after finishing the university to teach in the provinces, then had been held prisoner for a long time during the war, had been missing until recently and presumed dead, could advance to such posts and hold on to them.	Удивительно, как на такие посты выдвинулся и мог на них удержаться беспартийный, которого никто не знал, потому что, будучи родом из Москвы, он по окончании университета уехал учительствовать в провинцию, а с войны попал надолго в плен, до недавнего времени отсутствовал и считался погибшим.
The progressive railway worker Tiverzin, in whose family Strelnikov had been brought up as a boy, had recommended him and vouched for him.	Передовой железнодорожник Тиверзин, в семье которого Стрельников воспитывался мальчиком, рекомендовал его и за него поручился.
The people upon whom appointments depended at that time trusted him.	Люди, от которых зависели назначения того времени, ему поверили.
In days of excessive pathos and the most extreme views, Strelnikov's revolutionism, which stopped at nothing, stood out by its genuineness, its fanaticism, not borrowed from another man's singing, but prepared by the whole of his life and not accidentally.	В дни неумеренного пафоса и самых крайних взглядов революционность Стрельникова, тоже ни перед чем не останавливавшегося, выделялась своей подлинностью, фанатизмом, не напетым с чужого голоса, а подготовленным всею его жизнью и не случайным.
Strelnikov had justified the trust put in him.	Стрельников оправдал оказанное ему доверие.

His service record in the recent period included the affairs at Ust-Nemda and Nizhni Kelmes, the affair of the Gubasovo peasants, who had shown armed resistance to a supply detachment, and the affair of the robbery of a supply train by the fourteenth infantry regiment at the Medvezhaya Poima station.	Его послужной список последнего периода содержал Усть-Немдинское и Нижне-Кельмесское дела, дело губасовских крестьян, оказавших вооруженное сопротивление продовольственному отряду, и дело о разграблении маршрута с продовольствием четырнадцатым пехотным полком на станции Медвежья Пойма.
In his service book was the affair of the Razinsky regiment, who raised a rebellion in the town of Turkatuy and, arms in hand, went over to the side of the White Guard, and the affair of a soldiers' riot at the river wharf of Chirkin Us, with its murder of a commander who remained loyal to soviet power.	В его формуляр входило дело о солдатах-разинцах, поднявших восстание в городе Туркатуе и с оружием в руках перешедших на сторону белогвардейцев, и дело о военном мятеже на речной пристани Чир кин Ус, с убийством командира, оставшегося верным Советской власти.
In all these places, he appeared like a bolt from the blue, judged, sentenced, carried out the sentences, quickly, severely, dauntlessly.	Во все эти места он сваливался как снег на голову, судил, приговаривал, приводил приговоры в исполнение, быстро, сурово, бестрепетно.
His traveling about on the train had put an end to the general desertion in the area.	Разъездами его поезда был положен предел повальному дезертирству в крае.
The revision of the recruiting organizations changed everything.	Ревизия рекрутирующих организаций все изменила.
The Red Army levy went successfully.	Набор в Красную армию пошел успешно.
The selection committees got to work feverishly.	Приемочные комиссии заработали лихорадочно.
Finally, in recent days, when the Whites began pushing from the north and the situation was acknowledged as threatening, Strelnikov was charged with new tasks, essentially military, strategic and operational.	Наконец, в последнее время, когда белые стали наседать с севера и положение было признано угрожающим, на Стрельникова возложили новые задачи, непосредственно военные, стратегические и оперативные.
The results of his intervention were not slow in telling.	Результаты его вмешательства не замедлили сказаться.
Strelnikov knew that rumor had nicknamed him Rasstrelnikov, "the Executioner."	Стрельников знал, что молва дала ему прозвище Расстрельникова.
He calmly took it in stride, he feared nothing.	Он спокойно перешагнул через это, он ничего не боялся.
He was a native of Moscow and the son of a worker who had taken part in the revolution of 1905 and had suffered for it.	Он был родом из Москвы и был сыном рабочего, принимавшего в девятьсот пятом году участие в революции и за это пострадавшего.
He himself had kept away from the revolutionary movement in those years because of his youth, and in the following years, when he was studying at the university, because young people from a poor milieu, when they got to do advanced studies, valued it more and studied more assiduously than the children of the rich.	Сам он остался в эти годы в стороне от революционного движения по причине малолетства, а в последующие годы, когда он учился в университете, вследствие того, что молодые люди из бедной среды, попадая в высшую школу, дорожат ею больше и занимаются прилежнее, чем дети богатых.
The ferment among the well-to-do students had not touched him.	Брожение обеспеченного студенчества его не затронуло.
He had left the university with a vast amount of knowledge.	Из университета он вышел с огромными познаниями.

He had, by his own efforts, supplemented his historico-philological education with a mathematical one.	Свое историко-филологическое образование он собственными силами пополнил математическим.
By law he was not obliged to go into the army, but he had gone to war as a volunteer, had been taken prisoner as a lieutenant, and at the end of the year 1917 had escaped, on learning that there was revolution in Russia.	По закону он не обязан был идти в армию, но пошел на войну добровольцем, в чине прапорщика взят был в плен и бежал в конце семнадцатого года на родину, узнав, что в России революция.
Two features, two passions, distinguished him.	Две черты, две страсти отличали его.
He thought with outstanding clarity and correctness.	Он мыслил незаурядно ясно и правильно.
And he possessed a rare degree of moral purity and fairness, was a man of warm and noble feelings.	И он в редкой степени владел даром нравственной чистоты и справедливости, он чувствовал горячо и благородно.
But for the activity of a scientist laying out new paths, his mind lacked the gift of unexpectedness, that power which, with unforeseen discoveries, disrupts the fruitless harmony of empty foresight.	Но для деятельности ученого, пролагающего новые пути, его уму недоставало дара нечаянности, силы, непредвиденными открытиями нарушающей бесплодную стройность пустого предвидения.
And for doing good, he, a man of principle, lacked the unprincipledness of the heart, which knows no general cases, but only particular ones, and which is great in doing small things.	А для того чтобы делать добро, его принципиальности недоставало беспринципности сердца, которое не знает общих случаев, а только частные, и которое велико тем, что делает малое.
From an early age Strelnikov had striven for the highest and brightest.	Стрельников с малых лет стремился к самому высокому и светлому.
He considered life an enormous arena in which people, honorably observing the rules, compete in the attainment of perfection.	Он считал жизнь огромным ристалищем, на котором, честно соблюдая правила, люди состязаются в достижении совершенства.
When it turned out that this was not so, it never entered his head that he was wrong in simplifying the world order.	Когда оказалось, что это не так, ему не пришло в голову, что он не прав, упрощая миропорядок.
Having driven the offense inside for a long time, he began to cherish the thought of one day becoming an arbiter between life and the dark principles that distort it, of stepping forth to its defense and avenging it.	Надолго загнав обиду внутрь, он стал лелеять мысль стать когда-нибудь судьей между жизнью и коверкающими ее темными началами, выйти на ее защиту и отомстить за нее.
Disappointment embittered him.	Разочарование ожесточило его.
The revolution armed him.	Революция его вооружила.
31	31
"Zhivago, Zhivago," Strelnikov went on repeating to himself in his car, to which they had passed. "From merchants.	- Живаго, Живаго, - продолжал повторять Стрельников у себя в вагоне, куда они перешли. -Что-то купеческое.
Or the nobility.	Или дворянское.
Well, yes: a doctor from Moscow.	Ну да: доктор из Москвы.
To Varykino.	В Варыкино.
Strange.	Странно.

From Moscow and suddenly to such a godforsaken hole."	Из Москвы и вдруг в такой медвежий угол.
"Precisely with that purpose.	- Именно с этой целью.
In search of quiet.	В поисках тишины.
In a remote corner, in the unknown."	В глушь, в неизвестность.
"How poetic.	- Скажите, какая поэзия.
Varykino?	Варыкино?
I know the area.	Здешние места мне знакомы.
Kr?ger's former factories.	Бывшие Крюгеровские заводы.
His little relatives, by any chance?	Часом не родственнички?
His heirs?"	Наследники?
"Why this mocking tone?	- К чему этот насмешливый тон?
What have 'heirs' got to do with it?	При чем тут "наследники"?
Though, in fact, my wife ..."	Хотя жена действительно...
"Aha, you see.	- Ага, вот видите.
Pining for the Whites?	По белым стосковались?
I must disappoint you.	Разочарую.
It's too late.	Опоздали.
The area's been cleared."	Округ очищен.
"You go on jeering?"	- Вы продолжаете издеваться?
"And then-a doctor.	- И затем - доктор.
An army doctor.	Военный.
And it's a time of war.	А время военное.
Just my line.	Это уже прямо по моей части.
A deserter.	Дезертир.
The Greens8 also seclude themselves in the forests.	Зеленые тоже уединяются в лесах.
Seeking quiet.	Ищут тишины.
What grounds?"	Основание?
"Twice wounded and discharged as unfit."	- Дважды ранен и освобожден вчистую по негодности.
"Now you're going to present a letter from the People's Commissariat of Education or the People's Commissariat of Health, recommending you as 'a completely soviet man,' as a 'sympathizer,' and attesting to your 'loyalty.'	- Сейчас вы представите записку Наркомпроса или Наркомздрава, рекомендующую вас как "вполне советского человека", как "сочувствующего" и удостоверяющую вашу "лояльность".

We're now having the Last Judgment on earth, my dear sir, we have apocalyptic beings with swords and winged beasts, and not fully sympathizing and loyal doctors.	Сейчас страшный суд на земле, милостивый государь, существа из апокалипсиса с мечами и крылатые звери, а не вполне сочувствующие и лояльные доктора.
However, I've told you that you're free, and I won't go back on my word.	Впрочем, я сказал вам, что вы свободны, и не изменю своему слову.
But only this time.	Но только на этот раз.
I have a presentiment that we'll meet again, and then, watch out, the talk will be different."	Я предчувствую, что мы еще встретимся, и тогда разговор будет другой, берегитесь.
The threat and the challenge did not disturb Yuri Andreevich.	Угроза и вызов не смутили Юрия Андреевича.
He said:	Он сказал:
"I know everything you think about me.	- Я знаю все, что вы обо мне думаете.
For your part, you're absolutely right.	Со своей стороны вы совершенно правы.
But the argument you want to draw me into is one I have mentally conducted all my life with an imaginary accuser, and I should think I've had time to come to some conclusion.	Но спор, в который вы хотите втянуть меня, я мысленно веду всю жизнь с воображаемым обвинителем и, надо думать, имел время прийти к какому-то заключению.
It can't be put in a couple of words.	В двух словах этого не скажешь.
Allow me to leave without explaining, if I am indeed free, and if not-dispose of me.	Позвольте мне удалиться без объяснений, если я действительно свободен, а если нет -распоряжайтесь мною.
I have no need to justify myself before you."	Оправдываться мне перед вами не в чем.
They were interrupted by the buzzing of the telephone.	Их прервало верещание гудка.
The connection was restored.	Телефонная связь была восстановлена.
"Thank you, Guryan," said Strelnikov, picking up the receiver and blowing into it several times. "Send someone to accompany Comrade Zhivago, my dear boy.	- Спасибо, Гурьян, - сказал Стрельников, подняв трубку и дунув в нее несколько раз. - Пришлите, голубчик, какого-нибудь провожатого товарищу Живаго.
So that nothing happens again.	Как бы опять чего-нибудь не случилось.
And get me Razvilye on the squawk box, please, the Cheka9 transport office in Razvilye."	И развильевскую уточку мне, пожалуйста, Управление транспортным чека в Развилье.
Left alone, Strelnikov telephoned the station:	Оставшись один, Стрельников протелефонировал на вокзал:
"They've brought in a boy, he pulls his cap over his ears, but his head's bandaged, it's disgraceful.	- Мальчика тут провели, насовывает шапку на уши, а голова забинтована, безобразие.
Yes.	Да.
Give him medical aid, if necessary.	Подать медицинскую помощь, если нужно.
Yes, like the apple of your eye, you'll answer to me personally.	Да, как зеницу ока, лично будете отвечать передо мной.
A ration, if it's needed.	Паек, если потребуется.

Right.	Так.
And now about business.	А теперь о делах.
I'm speaking, I haven't finished.	Я говорю, я не кончил.
Ah, the devil, some third person's cut in.	Ах, черт, кто-то третий затесался.
Guryan!	Гурьян!
Guryan!	Гурьян!
Disconnected."	Разъединили.
"He could be from my primary school class," he thought, setting aside for a moment the attempt to finish the talk with the station. "He grew up and rebels against us."	"Может быть, из моих приготовишек, - думал он, на минуту отложив попытку докончить разговор с вокзалом. - Вырос и бунтует против нас".
Strelnikov mentally counted up the years of his teaching, and the war, and his captivity, to see if the sum would fit the boy's age.	Стрельников мысленно подсчитал года своего учительства и войны и плена, сойдется ли сумма с возрастом мальчика.
Then, through the car window, he began searching the panorama visible on the horizon for that neighborhood above the river, at the exit from Yuriatin, where their lodgings had been.	Потом через вагонное окно стал разыскивать в видневшейся на горизонте панораме тот район над рекой, у выезда из Юрятина, где была их квартира.
And what if his wife and daughter were still there?	А вдруг жена и дочь до сих пор там?
Go to them!	Вот бы к ним!
Now, this minute!	Сейчас, сию минуту!
Yes, but is that thinkable?	Да, но разве это мыслимо?
That was from a completely different life.	Это ведь из совсем другой жизни.
He must first finish this new one, before going back to that interrupted one.	Надо сначала кончить эту, новую, прежде чем вернуться к той, прерванной.
Someday, someday it would happen.	Это будет когда-нибудь, когда-нибудь.
Yes, but when, when?	Да, но когда, когда?
Book Two	ВТОРАЯ КНИГА
Part Eight	ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ
ARRIVAL	ПРИЕЗД
1	1
The train that had brought the Zhivago family to this place still stood on the back tracks of the station, screened by other trains, but there was a feeling that the connection with Moscow, which had stretched over the whole journey, had broken, had ended that morning.	Поезд, довезший семью Живаго до этого места, еще стоял на задних путях станции, заслоненный другими составами, но чувствовалось, что связь с Москвою, тянувшаяся всю дорогу, в это утро порвалась, кончилась.
From here on another territorial zone opened out, a different, provincial world, drawn to a center of gravity of its own.	Начиная отсюда открывался другой территориальный пояс, иной мир провинции, тяготевшей к другому, своему, центру притяжения.

The local people knew each other more intimately than in the capital.	Здешние люди знали друг друга ближе, чем столичные.
Though the area around the Yuriatin-Razvilye railway had been cleared of unauthorized persons and cordoned off by Red Army troops, local suburban passengers made their way to the line in some incomprehensible way-"infiltrated," as they would say now.	Хотя железнодорожная зона Юрятин - Развилье была очищена от посторонних и оцеплена красными войсками, местные пригородные пассажиры непонятным образом проникали на пути, "просачивались", как сейчас бы сказали.
The cars were already packed with them, they crowded the doorways of the freight cars, they walked on the tracks alongside the train and stood on the embankments by the entrances to their cars.	Они уже набились в вагон, ими полны были дверные пролеты теплушек, они ходили по путям вдоль поезда и стояли на насыпи у входов в свои вагоны.
All these people to a man were acquainted with each other, conversed from afar, greeted each other when they came near.	Эти люди были поголовно между собою знакомы, переговаривались издали, здоровались, поравнявшись друг с другом.
They dressed and talked slightly differently than in the capitals, did not eat the same things, had other habits.	Они немного иначе одевались и разговаривали, чем в столицах, ели не одно и то же, имели другие привычки.
It was curious to learn what they lived by, what moral and material resources nourished them, how they struggled with difficulties, how they evaded the laws.	Занимательно было узнать, чем они жили, какими нравственными и материальными запасами питались, как боролись с трудностями, как обходили законы.
The answer was not slow to appear in the most vivid form.	Ответ не замедлил явиться в самой живой форме.
2	2
Accompanied by the sentry who dragged his gun on the ground and propped himself up on it as on a staff, the doctor went back to his train.	В сопровождении часового, тащившего ружье по земле и подпиравшегося им, как посохом, доктор возвращался к своему поезду.
It was sultry.	Парило.
The sun scorched the rails and the roofs of the cars.	Солнце раскаляло рельсы и крыши вагонов.
The ground, black with oil, burned with a yellow gleam, as if gilded.	Черная от нефти земля горела желтым отливом, как позолотой.
The sentry furrowed the dust with his rifle butt, leaving a trail in the sand behind him.	Часовой бороздил прикладом пыль, оставляя на песке след за собой.
The gun knocked against the ties.	Ружье со стуком задевало за шпалы.
The sentry was saying:	Часовой говорил:
"The weather's settled.	- Установилась погода.
It's the perfect time for sowing the spring crops-oats, summer wheat, or, say, millet.	Яровые сеять, овес, белотурку или, скажем, просо, самое золотое время.
It's too early for buckwheat.	А гречиху рано.
We sow buckwheat on St. Akulina's day.	Гречиху у нас на Акулину сеют.
We're from Morshansk, in Tambov province, not from here.	Моршанские мы, Тамбовской губернии, нездешние.
Eh, comrade doctor!	Эх, товарищ доктор!

If it wasn't for this civil hydra right now, this plague of counterrevolutionists, would I be lost in foreign parts at a time like this?	Кабы сейчас не эта гидра гражданская, мировая контра, нешто я стал бы в такую пору на чужой стороне пропадать?
It's run among us like a black cat, this class war, and see what it does!"	Черной кошкой классовою она промеж нас пробежала, и вишь, что делает!
3	3
"Thanks.	- Спасибо.
I'll do it myself," Yuri Andreevich declined the offered aid.	Я сам, - отказывался Юрий Андреевич от предложенной помощи.
People bent down from the freight car and stretched their hands out to him to help him get in.	Из теплушки нагибались, протягивали ему руки, чтобы подсадить.
He pulled himself up and jumped into the car, got to his feet, and embraced his wife.	Он подтянулся, прыжком поднялся в вагон, стал на ноги и обнялся с женою.
"At last.	- Наконец-то.
Well, thank God, thank God it all ended like this," Antonina Alexandrovna kept saying. "However, this happy outcome is no news to us."	Ну слава, слава богу, что все так кончилось, -твердила Антонина Александровна. - Впрочем, этот счастливый исход для нас не новость.
"How do you mean, no news?"	- Как не новость?
"We know everything."	- Мы всё знали.
"From where?"	- Откуда?
"The sentries kept telling us.	- Часовые доносили.
Otherwise how could we have borne the uncertainty?	А то разве вынесли бы мы неизвестность?
Papa and I nearly lost our minds as it was.	Мы и так с папой чуть с ума не сошли.
There he sleeps, you can't wake him.	Вон спит, не добудишься.
He collapsed from anxiety as if he were cut down-you can't rouse him.	Как сноп повалился от перенесенного волнения -не растолкать.
There are new passengers.	Есть новые пассажиры.
I'm going to have you meet someone now.	Сейчас я тебя кое с кем познакомлю.
But first listen to what they're saying all around.	Но вперед послушай, что кругом говорят.
The whole car congratulates you on your happy deliverance.	Весь вагон поздравляет тебя со счастливым избавлением.
See what a husband I've got!" She suddenly changed the subject, turned her head, and, over her shoulder, introduced him to one of the newly arrived passengers, squeezed by his neighbors back in the rear of the car.	Вот он у меня какой! - неожиданно переменила она разговор, повернула голову - и через плечо представила мужа одному из вновь насевших пассажиров, сдавленному соседями, сзади, в глубине теплушки.
"Samdevyatov," was heard from there, a soft hat rose above the mass of people's heads, and the owner of the name began pushing his way towards the doctor through the thick of the bodies pressed against him.	- Самдевятов, - послышалось оттуда, над скоплением чужих голов поднялась мягкая шляпа и назвавшийся стал протискиваться через гущу сдавивших его тел к доктору.

"Samdevyatov," Yuri Andreevich reflected meanwhile. "Something old Russian, I thought, folk epic, broad bushy beard, peasant tunic, studded belt.	"Самдевятов, - размышлял Юрий Андреевич тем временем. - Я думал, что-то старорусское, былинное, окладистая борода, поддевка, ремешок наборный.
But here's some sort of society for lovers of art, graying curls, mustache, goatee."	А это общество любителей художеств какое-то, кудри с проседью, усы, эспаньолка".
"Well, so, did Strelnikov give you a fright?	- Ну что, задал вам страху Стрельников?
Confess."	Сознайтесь.
"No, why?	- Нет, отчего же?
The conversation was serious.	Разговор был серьезный.
In any case, he's a strong, substantial man."	Во всяком случае, человек сильный, значительный.
"That he is.	- Еще бы.
I have some notion of this person.	Имею представление об этой личности.
He's not native to us.	Не наш уроженец.
He's yours, a Muscovite.	Ваш, московский.
The same as our novelties of recent times.	Равно как и наши новшества последнего времени.
Also yours, imported from the capital.	Тоже ваши столичные, завозные.
Our own minds would never have come up with them."	Своим умом бы не додумались.
"This is Anfim Efimovich, Yurochka-all-knowing, omniscient.	- Это Анфим Ефимович, Юрочка, -всевед-всезнайка.
He's heard about you, about your father, knows my grandfather, everybody, everybody.	Про тебя слыхал, про твоего отца, дедушку моего знает, всех, всех.
Get acquainted." And Antonina Alexandrovna asked in passing, without expression: "You probably also know the local teacher Antipova?"	Знакомьтесь. - И Антонина Александровна спросила мимоходом, без выражения: - Вы, наверное, и учительницу здешнюю Антипову знаете?
To which Samdevyatov replied just as expressionlessly:	На что Самдевятов ответил так же невыразительно:
"What do you want with Antipova?"	-А на что вам Антипова?
Yuri Andreevich heard it and did not enter into the conversation.	Юрий Андреевич слышал это и не поддержал разговора.
Antonina Alexandrovna went on:	Антонина Александровна продолжала:
"Anfim Efimovich is a Bolshevik.	- Анфим Ефимович - большевик.
Watch out, Yurochka.	Берегись, Юрочка.
Keep your ears pricked up with him."	Держи с ним ухо востро.
"No, really?	- Нет, правда?
I'd never have thought it.	Никогда бы не подумал.
By the looks of him, it's sooner something artistic."	По виду скорее что-то артистическое.

"My father kept an inn.	- Отец постоялый двор держал.
Had seven troikas running around for him.	Семь троек в разгоне ходило.
But I am of higher education.	А я с высшим образованием.
And, in fact, a Social Democrat."	И действительно социал-демократ.
"Listen to what Anfim Efimovich says, Yurochka.	- Послушай, Юрочка, что Анфим Ефимович говорит.
Incidentally, don't be angry, but your name and patronymic are a tongue twister. Yes, so listen to what I'm saying, Yurochka.	Между прочим, не во гнев вам будь сказано, имя отчество у вас - язык сломаешь. - Да, так слушай, Юрочка, что я тебе скажу.
We're really terribly lucky.	Нам ужасно повезло.
The city of Yuriatin isn't taking us.	Юрятин-город нас не принимает.
There are fires in the city, and the bridge has been blown up, we can't get in.	В городе пожары и мост взорван, нельзя проехать.
The train will be transferred by a connecting track to another line, and it's just the one we need, Torfyanaya is on it.	Поезд передадут обходом по соединительной ветке на другую линию, и как раз на ту, которая нам требуется, на которой стоит Торфяная.
Just think!	Ты подумай!
And there's no need to change and drag ourselves across the city with our luggage from one station to the other.	И не надо пересаживаться и с вещами тащиться через город с вокзала на вокзал.
Instead we'll get a good knocking about before we make it anywhere.	Зато нас здорово помотают из стороны в сторону, пока по-настоящему поедем.
We'll maneuver for a long time.	Будем долго маневрировать.
Anfim Efimovich explained it all to me."	Мне это все Анфим Ефимович объяснил.
4	4
Antonina Alexandrovna's predictions came true.	Предсказания Антонины Александровны сбылись.
Hitching and unhitching its cars and adding new ones, the train rode endlessly back and forth on congested lines, along which other trains were also moving, for a long time obstructing its way out into the open fields.	Перецепляя свои вагоны и добавляя новые, поезд без конца разъезжал взад и вперед по забитым путям, вдоль которых двигались и другие составы, долго заграждавшие ему выход в открытое поле.
The city was half lost in the distance, concealed by the slopes of the terrain.	Г ород наполовину терялся вдали, скрытый покатостями местности.
Only rarely did the roofs of its houses, the tips of factory chimneys, the crosses of belfries appear over the horizon.	Он лишь изредка показывался над горизонтом крышами домов, кончиками фабричных труб, крестами колоколен.
One of its suburbs was burning.	В нем горело одно из предместий.
The smoke of the fire was borne on the wind.	Дым пожара относило ветром.
Its streaming horse's mane spread all across the sky.	Он развевающейся конскою гривою тянулся по всему небу.
The doctor and Samdevyatov sat on the floor of the car at the edge, their legs hanging over the doorway.	Доктор и Самдевятов сидели на полу теплушки с краю, свесив за порог ноги.

Samdevyatov kept explaining things to Yuri Andreevich, pointing into the distance.	Самдевятов все время что-то объяснял Юрию Андреевичу, показывая вдаль рукою.
At times the rumble of the rolling freight car drowned him out, so that it was impossible to hear anything.	Временами грохот раскатившейся теплушки заглушал его, так что ничего нельзя было расслышать.
Yuri Andreevich asked him to repeat it.	Юрий Андреевич переспрашивал.
Anfim Efimovich put his face close to the doctor's and, straining, shouted what he had said right into his ears.	Анфим Ефимович приближал лицо к доктору и, надрываясь от крика, повторял сказанное прямо ему в уши.
"That's the Giant picture house on fire.	- Это иллюзион "Гигант" зажгли.
The junkers ensconced themselves there.	Там юнкеры засели.
But they already surrendered earlier.	Но они раньше сдались.
Generally, the battle isn't over yet.	Вообще бой еще не кончился.
Do you see those black dots on the belfry?	Видите черные точки на колокольне.
That's our boys.	Это наши.
They're removing the Czechs."	Чеха снимают.
"I don't see anything.	- Ничего не вижу.
How can you make all that out?"	Как это вы все различаете?
"And that's Khokhriki burning, the artisans' quarter.	- А это Хохрики горят, ремесленная окраина.
And Kolodeevo, where the shopping arcades are, is to the side.	А Колодеево, где находятся торговые ряды, в стороне.
Why does that interest me?	Меня почему это интересует.
Our place is in the arcades.	В рядах двор наш.
It's not a big fire.	Пожар небольшой.
The center hasn't been touched yet."	Центр пока не затронут.
"Repeat that.	- Повторите.
I didn't hear."	Не слышу.
"The center, I said, the city center.	- Я говорю - центр, центр города.
The cathedral, the library.	Собор, библиотека.
Our family name, Samdevyatov, is San Donato altered in Russian style.	Наша фамилия, Самдевятовы, это переделанное на русский лад Сан-Донато.
We supposedly come from the Demidovs."	Будто из Демидовых мы.
"Again I couldn't make anything out."	- Опять ничего не разобрал.
"I said Samdevyatov is a transformed San Donato.	- Я говорю, Самдевятовы - это видоизмененное Сан-Донато.
We supposedly come from the Demidovs.	Будто из Демидовых мы.
The princes Demidov San Donato.	Князья Демидовы Сан-Донато.
Maybe it's just a pack of lies.	А может, так, вранье.

A family legend.	Семейная легенда.
And this spot is called Spirka's Bottom.	А эта местность называется Спирькин низ.
Dachas, amusements, promenades.	Дачи, места увеселительных прогулок.
Strange name, isn't it?"	Правда, странное название?
Before them stretched a field.	Перед ними простиралось поле.
It was crisscrossed in various directions by branch lines.	Его в разных направлениях перерезали ветки железных дорог.
Telegraph poles went off across it with seven-mile strides, dropping below the skyline.	По нему семимильными шагами удалялись, уходя за небосклон, телеграфные столбы.
A wide, paved road wound out its ribbon, rivaling the railways in beauty.	Широкая мощеная дорога извивалась лентою, соперничая красотою с рельсовым путем.
First it disappeared beyond the horizon, then momentarily showed the wavy arc of a turn.	Она то скрывалась за горизонтом, то на минуту выставлялась волнистою дугой поворота.
And vanished again.	И пропадала вновь.
"Our famous highway.	- Тракт наш знаменитый.
Laid across the whole of Siberia.	Через всю Сибирь проложен.
Much sung by convicts.	Каторгой воспет.
Base for the local partisans.	Плацдарм партизанщины нынешней.
Generally, it's not bad here.	Вообще ничего у нас.
You'll settle in, get used to it.	Обживетесь, привыкнете.
Come to love our town's curiosities.	Городские курьезы полюбите.
Our water hydrants.	Водоразборные будки наши.
At the intersections.	На перекрестках.
Women's clubs in winter under the open sky."	Зимние клубы женские под открытым небом.
"We won't be staying in town.	- Мы не в городе поселимся.
In Varykino."	В Варыкине.
"I know.	- Знаю.
Your wife told me.	Мне жена ваша говорила.
Never mind.	Все равно.
You'll come to town on errands.	По делам будете в город ездить.
I guessed who she was at first sight.	Я с первого взгляда догадался, кто она.
The eyes.	Глаза.
The nose.	Нос.
The forehead.	Лоб.
The image of Kr?ger.	Вылитый Крюгер.
Her grandfather all over.	Вся в дедушку.
In these parts everybody remembers Kr?ger."	В этих краях все Крюгера помнят.

Tall, round-sided oil tanks showed red at the ends of the field.	По концам поля краснели высокие круглостенные нефтехранилища.
Industrial billboards perched on tall posts.	Торчали промышленные рекламы на высоких столбах.
One of them, which twice crossed the doctor's eye, had written on it:	Одна из них, два раза попавшаяся на глаза доктору, была со словами:
"Moreau and Vetchinkin.	"Моро и Ветчинкин.
Seeders.	Сеялки.
Threshers."	Молотилки".
"It was a solid firm.	- Солидная фирма была.
Produced excellent agricultural implements."	Отличные сельскохозяйственные орудия производила.
"I didn't hear.	- Не слышу.
What did you say?"	Что вы сказали?
"The firm, I said.	- Фирма, говорю.
Understand? The firm.	Понимаете, фирма.
Produced agricultural implements.	Сельскохозяйственные орудия выпускала.
A joint-stock company.	Товарищество на паях.
My father was a shareholder."	Отец акционером состоял.
"You said he kept an inn."	- А вы говорили - двор постоялый.
"An inn's an inn.	- Двор двором.
The one doesn't interfere with the other.	Одно другому не мешает.
And he was no fool, he placed his money in the best enterprises.	А он, не будь дурак, в лучшие предприятия деньги помещал.
Invested in the Giant picture house."	В иллюзион "Гигант" были вложены.
"It seems you're proud of it?"	- Вы, кажется, этим гордитесь?
"Of my father's shrewdness?	- Смекалкой отцовой?
What else!"	Еще бы!
"And what about your social democracy?"	- А как же социал-демократия ваша?
"What's that got to do with it, may I ask?	- А она при чем, помилуйте?
Where is it said that a man who reasons as a Marxist has to be a mush-minded driveler?	Где это сказано, что человек, рассуждающий по-марксистски, должен размазнею быть и слюни распускать?
Marxism is a positive science, a teaching about reality, a philosophy of the historical situation."	Марксизм - положительная наука, учение о действительности, философия исторической обстановки.
"Marxism and science?	- Марксизм и наука?
To argue about that with a man I hardly know is imprudent, to say the least.	Спорить об этом с человеком малознакомым по меньшей мере неосмотрительно.

But come what may.	Но куда ни шло.
Marxism has too little control of itself to be a science.	Марксизм слишком плохо владеет собой, чтобы быть наукою.
Sciences are better balanced.	Науки бывают уравновешеннее.
Marxism and objectivity?	Марксизм и объективность?
I don't know of a movement more isolated within itself and further from the facts than Marxism.	Я не знаю течения, более обособившегося в себе и далекого от фактов, чем марксизм.
Each of us is concerned with testing himself by experience, but people in power, for the sake of the fable of their own infallibility, turn away from the truth with all their might.	Каждый озабочен проверкою себя на опыте, а люди власти ради басни о собственной непогрешимости всеми силами отворачиваются от правды.
Politics says nothing to me.	Политика ничего не говорит мне.
I don't like people who are indifferent to truth."	Я не люблю людей, безразличных к истине.
Samdevyatov considered the doctor's words the whimsicalities of a witty eccentric.	Самдевятов считал слова доктора выходками чудака-острослова.
He merely chuckled and did not contradict him.	Он только посмеивался и не возражал ему.
Meanwhile the train was being shunted.	Тем временем поезд маневрировал.
Each time it reached the exit switch by the semaphore, an elderly switchwoman with a milk jug tied to her belt shifted the knitting she was doing from one hand to the other, bent down, turned the disk of the shunting switch, and made the train back up.	Каждый раз, как он доезжал до выходной стрелки у семафора, пожилая стрелочница с привязанным к кушаку молочным бидоном перекладывала вязание, которым была занята, из одной руки в другую, нагибалась, перекидывала диск переводной стрелки и возвращала поезд задним ходом обратно.
While it slowly moved backwards, she straightened up and shook her fist at it.	Пока он мало-помалу откатывался, она выпрямлялась и грозила кулаком вслед ему.
Samdevyatov took her movement to his own account.	Самдевятов принимал ее движение на собственный счет.
"Who is she doing it to?" he fell to thinking. "There's something familiar.	"Кому это она? - задумывался он. - Что-то знакомое.
Isn't she Tuntseva?	Не Тунцова ли?
Looks like her.	Похоже - она.
But what's with me?	Впрочем, что я?
It's hardly her.	Едва ли.
She's too old for Glasha.	Больно стара для Глашки.
And what have I got to do with it?	И при чем я тут?
There are upheavals in Mother Russia, confusion on the railways, the dear heart's probably having a hard time, and it's my fault, I get a fist shaken at me.	На Руси-матушке перевороты, бестолочь на железных дорогах, ей, сердяге, наверное, трудно, а я виноват и мне кулаком.
Ah, well, devil take her, why should I rack my brains over her!"	А ну ее к черту, из-за нее еще голову ломать!"

Finally, after waving the flag and shouting something to the engineer, the switchwoman let the train pass the semaphore and go freely on its way, and when the fourteenth freight car sped by her, she stuck her tongue out at the babblers on the floor of the car, who were such an eyesore to her.	Наконец, помахав флагом и что-то крикнув машинисту, стрелочница пропустила поезд за семафор, на простор пути его следования, и когда мимо нее пронеслась четырнадцатая теплушка, показала язык намозолившим ей глаза болтунам на полу вагона.
And again Samdevyatov fell to thinking.	И опять Самдевятов задумался.
5	5
When the environs of the burning city, the cylindrical tanks, the telegraph poles and advertisements dropped behind and disappeared and other views came along, woods, hills, between which the windings of the highway frequently appeared, Samdevyatov said:	Когда окрестности горящего города, цилиндрические баки, телеграфные столбы и торговые рекламы отступили вдаль и скрылись, и пошли другие виды, перелески, горки, между которыми часто показывались извивы тракта, Самдевятов сказал:
"Let's get up and go our ways.	- Встанем и разойдемся.
I get off soon.	Мне скоро слезать.
And you, too, one stop later.	Да и вам через перегон.
Watch out you don't miss it."	Смотрите не прозевайте.
"You must know this area thoroughly?"	- Здешние места вы, верно, знаете основательно?
"Prodigiously.	- До умопомрачения.
A hundred miles around.	На сто верст в окружности.
I'm a lawyer.	Я ведь юрист.
Twenty years of practice.	Двадцать лет практики.
Cases.	Дела.
Travels."	Разъезды.
"And up to the present?"	-И до настоящего времени?
"What else."	- А как же.
"What sort of cases can be tried now?"	- Какого порядка дела могут совершаться сейчас?
"Anything you like.	- А какие пожелаете.
Old unfinished deals, operations, unfulfilled obligations-up to the ears, it's terrible."	Старых незавершенных сделок, операций, невыполненных обязательств - по горло, до ужаса.
"Haven't such relations been abolished?"	- Разве отношения такого рода не аннулированы?
"Nominally, of course.	- По имени, разумеется.
But in reality there's a need at the same time for mutually exclusive things.	А на деле в одно и то же время требуются вещи, друг друга исключающие.
The nationalization of enterprises, and fuel for the city soviet, and wagon transport for the provincial council of national economy.	И национализация предприятий, и топливо горсовету, и гужевая тяга губсовнархозу.
And along with all that everybody wants to live.	И вместе с тем всем хочется жить.
Peculiarities of the transitional period, when theory doesn't coincide with practice yet.	Особенности переходного периода, когда теория еще не сходится с практикой.

Here there's a need for quick-witted, resourceful people with my kind of character.	Тут и нужны люди сообразительные, оборотистые, с характером вроде моего.
Blessed is the man who walketh not, who takes a heap and ignores the lot.	Блажен муж, иже не иде, возьму куш, ничего не видя.
And a punch in the nose, and so it goes, as my father used to say.	А часом и по мордасам, как отец говаривал.
Half the province feeds off me.	Полгубернии мною кормится.
I'll be coming to see you on the matter of wood supplies.	К вам буду наведываться, по делам лесоснабжения.
By horse, naturally, once he's on his feet.	На лошади, разумеется, только выходится.
My last one went lame.	Последняя охромела.
If he was healthy, I wouldn't be jolting around on this old junk.	А то, была бы здорова, стал бы я на этой завали трястись!
It drags along, curse it, an engine in name only.	Ишь черт, тащится, а еще машиной называется.
I'll be of use to you when you get to Varykino.	В наезды свои в Варыкино вам пригожусь.
I know your Mikulitsyns like the palm of my hand."	Микулицыных ваших знаю как свои пять пальцев.
"Do you know the purpose of our trip, our intentions?"	- Известна вам цель нашего путешествия, наши намерения?
"Approximately.	- Приблизительно.
I can guess.	Догадываюсь.
I have a notion.	Имею представление.
Man's eternal longing for the land.	Извечная тяга человека к земле.
The dream of living by the work of your own hands."	Мечта пропитаться своими руками.
"And so?	- И что же?
It seems you don't approve?	Вы, кажется, не одобряете?
What do you say?"	Что вы скажете?
"A na?ve, idyllic dream.	- Мечта наивная, идиллическая.
But why not?	Но отчего же?
God help you.	Помоги вам бог.
But I don't believe in it.	Но не верю.
Utopian.	Утопично.
Homemade."	Кустарщина.
"How will Mikulitsyn treat us?"	- Как отнесется к нам Микулицын?
"He won't let you cross the threshold, he'll drive you out with a broom, and he'll be right.	- Не пустит на порог, выгонит помелом и будет прав.

He's got bedlam there even without you, a thousand and one nights, factories idle, workers scattered, not a blessed thing in terms of means of existence, no fodder, and suddenly-oh, joy-the deuce brings you along.	Тут у него и без вас содом, тысяча и одна ночь, бездействующие заводы, разбежавшиеся рабочие, в смысле средств к существованию ни хрена, бескормица, и вдруг вы, извольте радоваться, принесла нелегкая.
If he killed you, I wouldn't blame him."	Да ведь если он и убьет вас, я его оправдаю.
"There, you see-you're a Bolshevik and you yourself don't deny that this isn't life, but something unprecedented, phantasmagorical, incongruous."	- Вот видите, вы - большевик и сами не отрицаете, что это не жизнь, а нечто беспримерное, фантасмагория, несуразица.
"Of course.	- Разумеется.
But it's a historical inevitability.	Но ведь это историческая неизбежность.
We have to go through it."	Через нее надо пройти.
"Why an inevitability?"	- Почему же неизбежность?
"What, are you a little boy, or are you pretending?	- Что вы, маленький или притворяетесь?
Did you drop from the moon or something?	С луны вы свалились, что ли?
Gluttons and parasites rode on the backs of starving laborers, drove them to death, and it should have stayed that way?	Обжоры, тунеядцы на голодающих тружениках ездили, загоняли до смерти - и так должно было оставаться?
And the other forms of outrage and tyranny?	А другие виды надругательства и тиранства?
Don't you understand the legitimacy of the people's wrath, their wish to live according to justice, their search for the truth?	Неужели непонятна правомерность народного гнева, желание жить по справедливости, поиски правды?
Or does it seem to you that a radical break could have been achieved in the dumas, by parliamentary ways, and that it can be done without dictatorship?"	Или вам кажется, что коренная ломка была достижима в думах, путем парламентаризма, и что можно обойтись без диктатуры?
"We're talking about different things, and if we were to argue for a hundred years, we wouldn't agree on anything.	- Мы говорим о разном и, хоть век проспорь, ни о чем не столкуемся.
I used to be in a very revolutionary mood, but now I think that we'll gain nothing by violence.	Я был настроен очень революционно, а теперь думаю, что насильственностью ничего не возьмешь.
People must be drawn to the good by the good.	К добру надо привлекать добром.
But that's not the point.	Но дело не в этом.
Let's go back to Mikulitsyn.	Вернемся к Микулицыну.
If that is most likely what awaits us, why should we go there?	Если таковы ожидающие нас вероятия, то зачем нам ехать?
We ought to swing around."	Нам надо повернуть оглобли.
"What nonsense.	- Какой вздор.
First of all, are the Mikulitsyns the only light in the window?	Во-первых, разве только и свету в окошке, что Микулицыны?
Second, Mikulitsyn is criminally kind, kind in the extreme.	Во-вторых, Микулицын преступно добр, добр до крайности.

He'll make noise, get his hackles up, then go soft, give you the shirt off his back, share his last crust of bread with you."	Пошумит, покобенится и размякнет, рубашку с себя снимет, последнею коркою поделится.
And Samdevyatov told this story.	И Самдевятов рассказал.
6	6
"Twenty-five years ago, Mikulitsyn, a student at the Technological Institute, arrived from Petersburg.	- Двадцать пять лет тому назад Микулицын студентом Технологического института приехал из Петербурга.
He was exiled here under police surveillance.	Он был выслан сюда под надзор полиции.
Mikulitsyn arrived, got a job as manager at Kr?ger's, and married.	Микулицын приехал, получил место управляющего у Крюгера и женился.
We had four Tuntsev sisters here, one more than in Chekhov-all the students in Yuriatin courted them-Agrippina, Evdokia, Glafira, and Serafima Severinovna.	Тут у нас были четыре сестры Тунцовы, на одну больше, чем у Чехова, - за ними ухаживали все Юрятинские учащиеся, - Агриппина, Евдокия, Глафира и Серафима Севериновны.
In a paraphrase of their patronymic, the girls were nicknamed 'severyanki,' or 'northern girls.'	Перефразируя их отчество, девиц прозвали северянками.
Mikulitsyn married the eldest severyanka.	На старшей северянке Микулицын и женился.
"Soon a son was born to the couple.	Скоро у супругов родился сын.
As a worshipper of the idea of freedom, the fool of a father christened the boy with the rare name of Liberius.	Из поклонения идее свободы дурак отец окрестил мальчика редким именем Ливерий.
Liberius-Libka in common parlance-grew up a madcap, showing versatile and outstanding abilities.	Ливерий, в просторечии Ливка, рос сорванцом, обнаруживая разносторонние и незаурядные способности.
War broke out.	Грянула война.
Libka faked the date on his birth certificate and, at the age of fifteen, ran off to the front as a volunteer.	Ливка подделал года в метрике и пятнадцатилетним юнцом удрал добровольцем на фронт.
Agrafena Severinovna, who was generally sickly, could not bear the blow, took to her bed, never got up again, and died two winters ago, just before the revolution.	Аграфена Севериновна, вообще болезненная, не вынесла удара, слегла, больше не вставала и умерла позапрошлой зимой, перед самой революцией.
"The war ended.	Кончилась война.
Liberius returned.	Вернулся Ливерий.
Who is he?	Кто он?
A heroic lieutenant with three medals, and, well, of course, a thoroughly propagandized Bolshevik delegate from the front.	Это герой прапорщик с тремя крестами и, ну конечно, в лоск распропагандированный фронтовой делегат-большевик.
Have you heard of the Forest Brotherhood?"	Про "Лесных братьев" вы слыхали?
"No, sorry."	- Нет, простите.
"Then there's no sense in telling you.	- Ну тогда нет смысла рассказывать.
Half the effect is lost.	Половина эффекта пропадает.

There's no need to go staring out of the car at the highway.	Тогда незачем вам из вагона на тракт глазеть.
What's it noted for?	Чем он замечателен?
At the present time, for the partisans.	В настоящее время - партизанщиной.
What are the partisans?	Что такое партизаны?
The chief cadres of the civil war.	Это главные кадры гражданской войны.
Two sources went to make up this force.	Два начала участвовали в создании этой силы.
The political organization that took upon itself the guiding of the revolution, and the low-ranking soldiers, who, after the war was lost, refused to obey the old regime.	Политическая организация, взявшая на себя руководство революцией, и низовая солдатчина, после проигранной войны отказывающая в повиновении старой власти.
From the combining of these two things came the partisan army.	Из соединения этих двух вещей получилось партизанское воинство.
It's of motley composition.	Состав его пестрый.
They're mostly middle peasants.	В основном это крестьяне-середняки.
But alongside them you'll meet anyone you like.	Но наряду с этим вы встретите в нем кого угодно.
There are poor folk, and defrocked monks, and the sons of kulaks at war with their fathers.	Есть тут и бедняки, и монахи-расстриги, и воюющие с папашами кулацкие сынки.
There are ideological anarchists, and passportless ragamuffins, and overgrown dunces thrown out of school old enough to get married.	Есть анархисты идейные, и беспаспортные голоштанники, и великовозрастные, выгнанные из средних учебных заведений женихи-оболтусы.
There are Austro-German prisoners of war seduced by the promise of freedom and returning home.	Есть австрогерманские военнопленные, прельщенные обещанием свободы и возвращения на родину.
And so, one of the units of this people's army of many thousands, known as the Forest Brotherhood, is commanded by Comrade Forester, Libka, Liberius Averkievich, the son of Averky Stepanovich Mikulitsyn."	И вот одною из частей этой многотысячной народной армии, именуемой "Лесными братьями", командует товарищ Лесных, Ливка, Ливерий Аверкиевич, сын Аверкия Степановича Микулицына.
"What are you saying?"	- Что вы говорите?
"Just what you heard.	-То, что вы слышите.
But to continue.	Однако продолжаю.
After his wife's death, Averky Stepanovich married a second time.	После смерти жены Аверкий Степанович женился вторично.
His new wife, Elena Proklovna, was a schoolgirl, brought straight from the classroom to the altar.	Новая жена, Елена Прокловна, - гимназистка, прямо со школьной скамьи привезенная под венец.
Na?ve by nature, but also playing at na?vet? out of calculation, a young thing, but already playing at being young.	Наивная от природы, но и с расчетом наивничающая, молоденькая, но уже и молодящаяся.
To that end she chirps, twitters, poses as an ing?nue, a little fool, a lark of the fields.	В этих видах трещит, щебечет, корчит из себя невинность, дурочку, полевого жаворонка.
The moment she sees you, she starts testing you:	Только вас увидит, начнет экзаменовать.

' In what year was Suvorov born?'	"В каком году родился Суворов?",
'List the cases of the equality of triangles.'	"Перечислите случаи равенства треугольников".
And she's exultant if you fail and put your foot in it.	И будет ликовать, срезав вас и посадив в калошу.
But you'll be seeing her in a few hours and can check on my description.	Но через несколько часов вы сами ее увидите и проверите мое описание.
" 'Himself1 has other weaknesses: his pipe, seminary archaisms: 'in this wise,' 'suffer it to be so,' 'all things whatsoever.'	У "самого" другие слабости: трубка и семинарская славянщина: "ничтоже сумняшеся, еже и понеже".
His calling was to have been the sea.	Его поприщем должно было быть море.
At the institute, he was in the shipbuilding line.	В институте он шел по кораблестроительной части.
He retained it in his appearance and habits.	Это осталось во внешности, в привычках.
He's clean-shaven, doesn't take the pipe out of his mouth the whole day, speaks through his teeth, amiably, unhurriedly.	Бреется, по целым дням не вынимает трубки изо рта, цедит слова сквозь зубы любезно, неторопливо.
The jutting lower jaw of a smoker, cold, gray eyes.	Выступающая нижняя челюсть курильщика, холодные серые глаза.
Ah, yes, I nearly forgot one detainame = "note" an SR, elected from the region to the Constituent Assembly."	Да, чуть не забыл подробности: эсер, выбран от края в Учредительное собрание.
"But that's very important.	-Так ведь это очень важно.
It means father and son are at daggers drawn?	Значит, отец и сын на ножах?
Political enemies?"	Политические противники?
"Nominally, of course.	- Номинально, разумеется.
Though in reality the taiga doesn't make war on Varykino.	А в действительности тайга с Варыкиным не воюет.
But to continue.	Однако продолжаю.
The other Tuntsev girls, Averky Stepanovich's sisters-in-law, are in Yuriatin to this day.	Остальные Тунцовы, свояченицы Аверкия Степановича, по сей день в Юрятине.
Eternal virgins.	Девы-вековуши.
Times have changed, and so have the girls.	Переменились времена, переменились и девушки.
"The oldest of the remaining ones, Avdotya Severinovna, is the librarian in the city reading room.	Старшая из оставшихся, Авдотья Севериновна, -библиотекаршей в городской читальне.
A sweet, dark-haired girl, bashful in the extreme.	Милая черненькая барышня, конфузливая до чрезвычайности.
Blushes like a peony for no reason at all.	Ни с того ни с сего зардеется как пион.
The silence in the reading room is sepulchral, tense.	Тишина в читальном зале могильная, напряженная.
She's attacked by a chronic cold, sneezes up to twenty times, is ready to fall through the floor from shame.	Нападет хронический насморк, расчихается раз до двадцати, со стыда готова сквозь землю провалиться.
What are you to do?	А что вы поделаете?

From nervousness.	От нервности.
"The middle one, Glafira Severinovna, is the blessing among the sisters.	Средняя, Глафира Севериновна, благословение сестер.
A sharp girl, a wonder of a worker.	Бой-девка, чудо-работница.
Doesn't scorn any task.	Никаким трудом не гнушается.
The general opinion, with one voice, is that the partisan leader Forester took after this aunt.	Общее мнение, в один голос, что партизанский вожак Лесных в эту тетку.
You see her there in a sewing shop or as a stocking maker.	Вот ее видели в швейной артели или чулочницей.
Before you can turn around, she's already a hairdresser.	Не успеешь оглянуться, ай она уже парикмахерша.
Did you pay attention to the switchwoman at the Yuriatin train station, shaking her fist and sticking her tongue out at us?	Вы обратили внимание, на юрятинских путях стрелочница нам кулаком грозила?
Well, I thought, fancy that, Glafira got herself hired as a watchman on the railroad.	Вот те фунт, думаю, в сторожихи на дорогу Глафира определилась.
But it seems it wasn't her.	Но, кажется, не она.
Too old for Glafira.	Слишком стара.
"The youngest, Simushka, is the family's cross, its trial.	Младшая, Симушка, - крест семьи, испытание.
An educated girl, well-read.	Ученая девушка, начитанная.
Studied philosophy, loved poetry.	Занималась философией, любила стихи.
But then, in the years of the revolution, under the influence of the general elation, street processions, speeches from a platform on the square, she got touched in the head, fell into a religious mania.	И вот в годы революции, под влиянием общей приподнятости, уличных шествий, речей на площадях с трибуны, тронулась, впала в религиозное помешательство.
The sisters leave for work, lock the door, and she slips out the window and goes roaming the streets, gathering the public, preaching the Second Coming, the end of the world.	Уйдут сестры на службу, дверь на ключ, а она шасть в окно и пойдет махать по улицам, публику собирает, второе пришествие проповедует, конец света.
But here I'm talking away and we're coming to my station.	Но я заговорился, к своей станции подъезжаю.
Yours is the next one.	Вам на следующей.
Get ready."	Готовьтесь.
When Anfim Efimovich got off the train, Antonina Alexandrovna said:	Когда Анфим Ефимович сошел с поезда, Антонина Александровна сказала:
"I don't know how you look at it, but I think this man was sent to us by fate.	- Я не знаю, как ты на это смотришь, но по-моему, человек этот послан нам судьбой.
It seems to me he'll play some beneficial role in our existence."	Мне кажется, он сыграет какую-то благодетельную роль в нашем существовании.
"That may well be, Tonechka.	- Очень может быть, Тонечка.

But I'm not glad that you're recognized by your resemblance to your grandfather and that he's so well remembered here.	Но меня не радует, что тебя узнают по сходству с дедушкой и что его тут так хорошо помнят.
And Strelnikov, too, as soon as I mentioned Varykino, put in caustically:	Вот и Стрельников, едва я назвал Варыкино, ввернул язвительно:
' Varykino? Kr?ger's factories?	"Варыкино, заводы Крюгера.
His little relatives, by any chance?	Часом, не родственнички?
His heirs?'	Не наследники?"
"I'm afraid we'll be more visible here than in Moscow, which we fled from in search of inconspicuousness.	Я боюсь, что тут мы будем больше на виду, чем в Москве, откуда бежали в поисках незаметности.
"Of course, there's nothing to be done now.	Конечно, делать теперь нечего.
No use crying over spilt milk.	Снявши голову, по волосам не плачут.
But it will be better not to show ourselves, to lie low, to behave more modestly.	Но лучше не выказываться, скрадываться, держаться скромнее.
Generally, I have bad presentiments.	Вообще у меня недобрые предчувствия.
Let's wake up the others, pack our things, tie the belts, and prepare to get off."	Давай будить наших, уложим вещи, стянем ремнями и приготовимся к высадке.
7	7
Antonina Alexandrovna stood on the platform in Torfyanaya counting people and things innumerable times to make sure nothing had been forgotten in the car.	Антонина Александровна стояла на перроне в Торфяной, в несчетный раз пересчитывая людей и вещи, чтобы убедиться, что в вагоне ничего не забыли.
She felt the trampled sand under her feet, and yet the fear of somehow missing the stop did not leave her, and the rumble of the moving train went on sounding in her ears, though her eyes convinced her that it was standing motionless by the platform.	Она чувствовала утоптанный песок платформы под ногами, а между тем страх, как бы не проехать остановки, не покинул ее, и стук идущего поезда продолжал шуметь в ее ушах, хотя глазами она убеждалась, что он стоит перед нею у перрона без движения.
This kept her from seeing, hearing, and understanding.	Это мешало ей что-либо видеть, слышать и соображать.
Her companions on the long journey said good-bye to her from above, from the height of the car.	Дальние попутчики прощались с нею сверху, с высоты теплушки.
She did not notice them.	Она их не замечала.
She did not notice the train leaving and discovered its disappearance only after she noticed the second track, revealed after its departure, with a green field and blue sky beyond it.	Она не заметила, как ушел поезд, и обнаружила его исчезновение только после того, как обратила внимание на открывшиеся по его отбытии вторые пути с зеленым полем и синим небом по ту сторону.
The station building was of stone.	Здание станции было каменное.
By its entrance stood two benches, one on each side.	У входа в него стояли по обеим сторонам две скамейки.

The Moscow travelers from Sivtsev were the only passengers to get off at Torfyanaya.	Московские путники из Сивцева были единственными пассажирами, высадившимися в Торфяной.
They put down their things and sat on one of the benches.	Они положили вещи и сели на одну из скамеек.
The newcomers were struck by the silence at the station, the emptiness, the tidiness.	Приезжих поражала тишина на станции, безлюдие, опрятность.
It seemed unusual to them that there was no crowding around, no swearing.	Им казалось непривычным, что кругом не толпятся, не ругаются.
Life was delayed in this out-of-the-way place, it lagged behind history.	Жизнь по-захолустному отставала тут от истории, запаздывала.
It had yet to catch up with the savagery of the capital.	Ей предстояло еще достигнуть столичного одичания.
The station was hidden in a birch grove.	Станция пряталась в березовой роще.
It became dark in the train as it approached it.	В поезде стало темно, когда он к ней подходил.
The moving shadows cast by its barely swaying tops shifted over hands and faces and over the clean, damp yellow sand of the platform.	По рукам и лицам, по чистому, сыровато-желтому песочку платформы, по земле и крышам сновали движущиеся тени, отбрасываемые ее едва колышущимися вершинами.
The whistling of birds in the grove suited its freshness.	Птичий свист в роще соответствовал ее свежести.
As undisguisedly pure as ignorance, the full sounds echoed throughout the wood and permeated it.	Неприкрыто чистые, как неведение, полные звуки раздавались на весь лес и пронизывали его.
The grove was crosscut by two roads, the railway and the country track, and it curtained both with its flung-out, low-hanging branches, like the ends of wide, floor-length sleeves.	Рощу прорезали две дороги, железная и проселочная, и она одинаково завешивала обе своими разлетающимися, книзу клонящимися ветвями, как концами широких, до полу ниспадающих рукавов.
Suddenly Antonina Alexandrovna's eyes and ears were opened.	Вдруг у Антонины Александровны открылись глаза и уши.
She became aware of everything at once.	До ее сознания дошло все сразу.
The ringing birdcalls, the purity of the forest solitude, the serenity of the peace all around her.	Звонкость птиц, чистота лесного уединения, безмятежность разлитого кругом покоя.
In her mind she had composed a phrase:	У нее в уме была составлена фраза:
"I couldn't believe we would arrive unharmed.	"Мне не верилось, что мы доедем невредимыми.
You understand, your Strelnikov might play at magnanimity before you and let you go, but telegraph orders here to have us all detained when we got off.	Он мог, понимаешь ли, твой Стрельников, свеликодушничать перед тобой и отпустить тебя, а сюда дать телеграфное распоряжение, чтобы всех нас задержали при высадке.
I don't believe in their nobility, my dear.	Не верю я, милый мой, в их благородство.
It's all only for show."	Все только показное".
Instead of these prepared words, she said something different.	Вместо этих заготовленных слов она сказала другое.

"How delightful!" escaped her when she saw the loveliness around her.	- Какая прелесть! - вырвалось у нее при виде окружающего очарования.
She could not say any more.	Больше она не могла ничего выговорить.
Tears began to choke her.	Ее стали душить слезы.
She burst into loud sobs.	Она громко расплакалась.
Hearing her weeping, a little old man, the stationmaster, came out of the building.	Заслышав ее всхлипывания, из здания вышел старичок - начальник станции.
With rapid little steps he trotted over to the bench, put his hand politely to the visor of his red-topped uniform cap, and asked:	Он мелкими шажками просеменил к скамейке, вежливо приложил руку к козырьку красноверхой форменной фуражки и спросил:
"Perhaps the young lady needs some drops of calmative?	- Может быть, успокаивающих капель барышне?
From the station medicine chest?"	Из вокзальной аптечки.
"It's nothing.	- Пустяки.
Thank you.	Спасибо.
It will pass."	Обойдется.
"The cares and anxieties of travel.	- Путевые заботы, тревоги.
A well-known, widespread thing.	Вещь известная, распространенная.
Besides, there's this African heat, rare in our latitudes.	Притом жара африканская, редкая в наших широтах.
And, on top of that, the events in Yuriatin."	И вдобавок события в Юрятине.
"We watched the fire from the train as we passed."	- Мимоездом пожар из вагона наблюдали.
"So you'd be coming from Russia, if I'm not mistaken?"	- Стало быть, сами из России будете, если не ошибаюсь.
"From our White-Stoned Mother."	- Из Белокаменной.
"Muscovites?	- Московские?
Then no wonder the lady's nerves are upset.	Тогда нечего удивляться, что нервы не в порядке у сударыни.
They say there's no stone left upon stone?"	Говорят, камня на камне не осталось?
"They're exaggerating.	- Преувеличивают.
But it's true we've seen all kinds of things.	Но правда всего навидались.
This is my daughter, this is my son-in-law.	Вот это дочь моя, это зять.
This is their little boy.	Вот малыш их.
And this is our young nanny, Nyusha."	А это нянюшка наша молодая, Нюша.
"How do you do.	- Здравствуйте.
How do you do.	Здравствуйте.
Very pleased.	Очень приятно.
I've been partly forewarned.	Отчасти предуведомлен.

Anfim Efimovich Samdevyatov rang up on the railway phone from the Sakma junction.	Самдевятов Анфим Ефимович с разъезда Сакмы по дорожному телефону навертел.
Doctor Zhivago and family from Moscow, he says, please render them all possible assistance.	Доктор Живаго с семьей из Москвы, прошу, говорит, окажите всемерное содействие.
So you must be that same doctor?"	Этот самый доктор, стало быть, вы и будете?
"No, this is Doctor Zhivago, my son-in-law, and I'm in a different sector, in agriculture-Gromeko, professor of agronomy."	- Нет, доктор Живаго - это он вот, мой зять, а я по другой части, по сельскому хозяйству, профессор-агроном Громеко.
"Sorry, my mistake.	- Виноват, обознался.
Forgive me.	Извините.
Very glad to make your acquaintance."	Очень рад познакомиться.
"So, judging by your words, you know Samdevyatov?"	- Значит, судя по вашим словам, вы знаете Самдевятова?
"Who doesn't know that magician!	- Как не знать его, волшебника.
Our hope and provider.	Надежа наша и кормилец.
Without him we'd all have turned our toes up long ago.	Без него давно бы мы тут ноги протянули.
Yes, he says, render them all possible assistance.	Да, говорит, окажи всемерное содействие.
Yes, sir, I say.	Слушаюсь, говорю.
I promised.	Пообещал.
So you'll have a horse, if need be, or anything else I can do to help.	Так что лошадку, если потребуется, или иным чем поспособствовать.
Where are you headed for?"	Вы куда намерены?
"Varykino.	- Нам в Варыкино.
Is it far from here?"	Это как, далеко отсюда?
"Varykino?	- В Варыкино?
That's why I keep thinking who on earth your daughter reminds me of so much.	То-то я никак ума не приложу, кого ваша дочь напоминает так.
So you're headed for Varykino!	А вам в Варыкино!
Then everything's explained.	Тогда все объясняется.
Ivan Ernestovich and I built that road together.	Ведь мы с Иваном Эрнестовичем дорогу эту вместе строили.
I'll get busy and fit you out.	Сейчас похлопочу, снарядим.
We'll call a man, get hold of a cart.	Человека кликну, раздобудем подводу.
Donat!	Донат!
Donat!	Донат!
Here are the things, take them to the waiting room meanwhile.	Вещи снеси вот, пока суд да дело, в пассажирский зал, в ожидальную.
And what about a horse?	Да как бы насчет лошади?

Run over to the tea room, brother, and ask if there isn't one.	Сбегай, брат, в чайную, спроси, нельзя ли?
Seems like Vakkh was hanging around here this morning.	Словно бы утром Вакх тут маячил.
Ask if he maybe hasn't gone.	Спроси, может, не уехал?
Tell them there's four people to be taken to Varykino, with no luggage to speak of.	Скажи, в Варыкино свезти четверых, поклажи все равно что никакой.
Newcomers.	Новоприезжие.
Look lively.	Живо.
And some fatherly advice for you, madam.	А вам отеческий совет, сударыня.
I'm purposely not asking you about the degree of your relation to Ivan Ernestovich, but be careful on that account.	Я намеренно не спрашиваю вас о степени вашего родства с Иваном Эрнестовичем, но поосторожнее на этот счет.
Don't go unbuttoning yourself to just anybody.	Не со всеми нараспашку.
Think what times these are."	Времена какие, сами подумайте.
At the name of Vakkh, the travelers glanced at each other in amazement.	При имени Вакх приезжие изумленно переглянулись.
They still remembered the late Anna Ivanovna's stories about the legendary blacksmith who forged indestructible iron guts for himself, and other local tall tales and fables.	Они еще помнили рассказы покойной Анны Ивановны о сказочном кузнеце, выковавшем себе неразрушающиеся внутренности из железа, и прочие местные россказни и небылицы.
8	8
A lop-eared, white-haired, shaggy old man was driving them behind a white, just foaled mare.	Их вез на белой ожеребившейся кобыле лопоухий, лохматый, белый как лунь старик.
Everything on him was white for different reasons.	Все на нем было белое по разным причинам.
His new bast shoes had not yet darkened from wear, and his pants and shirt had grown faded and bleached with time.	Новые его лапти не успели потемнеть от носки, а порты и рубаха вылиняли и побелели от времени.
Behind the white mare, kicking up his wobbly, soft-boned legs, ran a curly-headed foal, black as night, looking like a hand-carved toy.	За белою кобылой, вскидывая хрящеватые, неокостеневшие ноги, бежал вороной, черный как ночь жеребенок с курчавой головкой, похожий на резную кустарную игрушку.
Sitting at the sides of the cart, which jolted over the potholes in the road, the travelers clung to the edges so as not to fall.	Сидя по краям подскакивавшей на колдобинах телеги, путники держались за грядки, чтобы не свалиться.
There was peace in their souls.	Мир был на душе у них.
Their dream was coming true, they were nearing the goal of their journey.	Их мечта сбывалась, они приближались к цели путешествия.
With generous largesse and luxury, the pre-evening hours of the wonderful, clear day lingered, delayed.	Со щедрой широтой и роскошью медлили, задерживались предвечерние часы чудесного ясного дня.
The road went now through forest, now through open clearings.	Дорога шла то лесом, то открытыми полянами.

In the forest, the bumping over snags threw the travelers into a heap, and they huddled, frowned, pressed close to each other.	В лесу толчки от коряг сбивали едущих в кучу, они горбились, хмурились, тесно прижимались друг к другу.
In the open places, where it was as if space itself doffed its hat out of fullness of feeling, they straightened up, settled more freely, shook their heads.	На открытых местах, где само пространство от полноты души как бы снимало шапку, путники разгибали спины, располагались просторнее, встряхивали головами.
It was mountainous country.	Места были гористые.
The mountains, as always, had their own look, their physiognomy.	У гор, как всегда, был свой облик, своя физиономия.
They stood dark in the distance, mighty, arrogant shadows, silently scrutinizing the people in the cart.	Они могучими, высокомерными тенями темнели вдали, молчаливо рассматривая едущих.
A comforting rosy light followed the travelers across the field, reassuring them and giving them hope.	Отрадно розовый свет следовал по полю за путешественниками, успокаивая, обнадеживая их.
They liked everything, were surprised at everything, and most of all at the incessant babble of their whimsical old driver, in which traces of vanished old Russian forms, Tartar layers, and regional peculiarities were mixed with unintelligibilities of his own invention.	Все нравилось им, все их удивляло, и больше всего неумолчная болтовня их старого чудаковатого возницы, в которой следы исчезнувших древнерусских форм, татарские наслоения и областные особенности перемешивались с невразумительностями его собственного изобретения.
When the foal lagged behind, the mare stopped and waited for him.	Когда жеребенок отставал, кобыла останавливалась и поджидала его.
He smoothly overtook her in wavy, splashing leaps.	Он плавно нагонял ее волнообразными, плещущими скачками.
With awkward steps of his long, close-set legs, he came to the cart from the side and, thrusting his tiny head on its long neck behind the shaft, sucked at his mother.	Неумелым шагом длинных, сближенных ног он подходил сбоку к телеге и, просунув крошечную головку на длинной шее за оглоблю, сосал матку.
"I still don't understand," Antonina Alexandrovna shouted to her husband, her teeth chattering from the jolts, spacing out the words so as not to bite off the tip of her tongue at an unforeseen bump. "Is it possible that this is the same Vakkh mama told us about?	- Я все-таки не понимаю, - стуча зубами от тряски, с расстановкою, чтобы при непредвиденном толчке не откусить себе кончик языка, кричала мужу Антонина Александровна. - Возможно ли, чтобы это был тот самый Вакх, о котором рассказывала мама.
Well, you remember, all sorts of balderdash.	Ну, помнишь, белиберда всякая.
A blacksmith, his guts hurt in a fight, fashioned new ones for himself.	Кузнец, кишки в драке отбили, он смастерил себе новые.
In short, the blacksmith Vakkh Iron Belly.	Одним словом, кузнец Вакх Железное брюхо.
I understand it's all just a tall tale.	Я понимаю, что все это сказки.
But can it be a tale about him?	Но неужели это сказка о нем?
Can he be the same one?"	Неужели этот тот самый?
"Of course not.	- Конечно, нет.
First of all, you say yourself it's just a tall tale, folklore.	Во-первых, ты сама говоришь, что это сказка, фольклор.

Second, in mama's time this folklore was already over a hundred years old, as she said.	Во-вторых, и фольклору-то в мамины годы, как она говорила, было уже лет за сто.
But why so loud?	Но к чему так громко?
The old man will hear and get offended."	Старик услышит, обидится.
"He won't hear anything-he's hard of hearing.	- Ничего он не услышит - туг на ухо.
And if he does hear, he won't make sense of it-he's a bit off."	А и услышит, не возьмет в толк - с придурью.
"Hey, Fyodor Nefyodych!" the old man urged the mare on, addressing her with a masculine name for no apparent reason, knowing perfectly well, and better than his passengers, that she was a mare. "What anathematic heat!	- Эй, Федор Нефедыч! - неизвестно почему мужским величаньем понукал старик кобылу, прекрасно, и лучше седоков, сознавая, что она кобыла. - Инно жара кака анафемска!
Like the Hebrew youths in the Persian furnace!	Яко во пещи авраамстии отроци персидстей!
Hup, you unpastured devil.	Но, черт, непасеный!
I'm talking to you, Mazeppa!"	Тебе говорят, мазепа!
He would unexpectedly strike up snatches of popular songs composed in the local factories in former times.	Неожиданно он затягивал обрывки частушек, в былые времена сложенных на здешних заводах.
Farewell to the central office,	Прощай, главная контора,
Farewell to the pit yard and boss,	Прощай, щегерь, рудный двор,
I'm sick to death of the master's bread,	Мне хозяйской хлеб приелси,
I've drunk my fill of stagnant water.	Припилась в пруду вода.
A swan goes swimming by the shore,	Нимо берег плыве лебедь,
Paddling the water with his feet.	Под себе воду гребё,
It isn't wine that makes me tipsy,	Не вино мене шатая,
Vanya's been taken for a soldier.	Сдают Ваню в некрута.
But me, Masha, I'm a bright one,	А я, Маша, сам не промах,
But me, Masha, I'm no fool.	А я, Маша, не дурак.
I'll go off to Selyaba town,	Я пойду в Селябу-город,
Get hired by the Sentetyurikha.	К Сентетюрихе наймусь.
"Hey, little sod, you've forgotten God!	- Эй, кобыла. Бога забыла!
Look, people, at this carrion of a beast!	Поглядите, люди, кака падаль, бестия!
You give her the whip, she gives you the slip.	Ты ее хлесь, а она тебе: слезь.
Hup, Fedya-Nefedya, where'll that get ya?	Но, Федя-Нефедя, когда поедя?
This here forest's called the taiga, there's no end to it.	Энтот лес - прозвание ему тайга, ему конца нет.
There's a force of peasant folk in it, ho, ho!	Тама сила народу хресьянского, у, у!
There's the Forest Brotherhood in it.	Тама лесная братия.
Hey, Fedya-Nefedya, stopped again, you devil, you goblin!"	Эй, Федя-Нефедя, опять стала, черт, шиликун!

Suddenly he turned around and, looking point-blank at Antonina Alexandrovna, said:	Вдруг он обернулся и, глядя в упор на Антонину Александровну, сказал:
"What notion's got into you, young'un, think I don't sense where you come from?	- Ты как мозгушь, молода, аль я не учул, откеда ты таковска?
You're a simple one, ma'am, I must say.	А и проста ты, мать, погляжу.
Let the earth swallow me up, but I recognize you!	Штоб мне скрезь землю провалиться, признал!
That I do!	Признал!
Couldn't believe my blinkers, a live Grigov!" (The old man called eyes "blinkers" and Kr?ger "Grigov.") "You wouldn't happen to be his granddaughter?	Шарам своим не верю, живой Григов! (Шарами старик называл глаза, а Григовым - Крюгера.) Быват случа?ем не внука?
Ain't I got an eye for Grigov?	У меня ли на Григова не глаз?
I spent my whole life around him, broke my teeth on him.	Я у ём свой век отвековал, я на ём зубы съел.
In all kinds of handiwork, all the jobs.	Во всех рукомествах - предолжностях!
As a pit-prop man, a winch man, a stable man.	И крепежником, и у валка, и на конном дворе.
Hup, shake a leg!	Но, шевелись!
She's stopped again, the cripple!	Опять стала, безногая!
Angels in China-land, I'm talking to you, ain't I?	Анделы в Китаях, тебе говорят аль нет?
"Here you're asking what Vakkh is he, that blacksmith maybe?	Ты вот башь, какой энто Вакх, не оной кузнец ли?
You're real simple, ma'am, such a big-eyed lady, but a fool.	А и проста ты, мать, така глазаста барыня, а дура.
Your Vakkh, he was Postanogov by name.	Твой-от Вакх, Постаногов ему прозвище.
Postanogov Iron Belly, it's fifty years he's been in the ground, between the boards.	Постаногов Железно брюхо, он лет за полста тому в землю, в доски ушел.
And us now, on the contrary, we're Mekhonoshin.	А мы теперь, наоборот, Мехоношины.
Same name, namesakes, but the last name's different-Efim, but not him."	Име одна - тезки, а фамилие разная, Федот, да не тот.
The old man gradually told his passengers in his own words what they already knew about the Mikulitsyns from Samdevyatov.	Постепенно старик своими словами рассказал седокам все, что они уже раньше знали о Микулицыных от Самдевятова.
He called him Mikulich and her Mikulichna.	Его он называл Микуличем, а ее Микуличной.
The manager's present wife he called the second-wed, and of "the little first, the deceased one," he said that she was a honey-woman, a white cherub.	Нынешнюю жену управляющего звал второбрачною, а про "первеньку, у покойницу" говорил, что та была мед-женщина, белый херувим.
When he got on to the partisan leader Liberius and learned that his fame had not yet reached Moscow, that seemed incredible to him: "You haven't heard? Haven't heard of Comrade Forester?	Когда он дошел до предводителя партизан Ливерия и узнал, что до Москвы его слава не докатилась и в Москве ничего о "Лесных братьях" не слыхали, это показалось ему невероятным: - Не слыхали? Про Лесного-товарища не слыхали?

Angels in China-land, what's Moscow got ears for?"	Анделы в Китаях, тады на что Москве уши?
Evening was beginning to fall.	Начинало вечереть.
The travelers' own shadows, growing ever longer, raced ahead of them.	Перед едущими, все более удлиняясь, бежали их собственные тени.
Their way lay across a wide empty expanse.	Их путь лежал по широкому пустому простору.
Here and there, sticking up high, grew woody stalks of goosefoot, thistles, loosestrife, in solitary stands, with clusters of flowers at their tips.	Там и сям одинокими пучками с кистями цветений на концах росли деревянистые, высоко торчащие стебли лебеды, чертополоха, иван-чая.
Lit from below, from the ground, by the rays of the sunset, their outlines rose up ghostly, like motionless mounted sentinels posted thinly across the field.	Озаряемые снизу, с земли, лучами заката, они призрачно вырастали в очертаниях, как редко расставленные в поле для дозора недвижные сторожевые верхами.
Far ahead, at the end, the plain came up against the transverse ridge of a rising height.	Далеко впереди, в конце, равнина упиралась в поперечную, грядой поднимавшуюся возвышенность.
It stood across the road like a wall, at the foot of which a ravine or river could be surmised.	Она стеною, под которой можно было предположить овраг или реку, стояла поперек дороги.
As if the sky there were surrounded by a fence, with the country road leading to its gates.	Точно небо было обнесено там оградою, к воротам которой подводил проселок.
At the top of the rise appeared the elongated form of a white, one-story house.	Наверху кручи обозначился белый, удлиненной формы одноэтажный дом.
"See the lookout on the knob?" Vakkh asked. "That's your Mikulich and Mikulichna.	- Видишь вышку на шихане?? - спросил Вакх. -Микулич твой и Микулишна.
And under them there's a split, a ravine, it's called Shutma."	А под ними распадок, лог, прозвание ему Шутьма.
Two gunshots, one after the other, rang out from that direction, generating multiple fragmented echoes.	Два ружейных выстрела, один вслед за другим, прокатились в той стороне, рождая дробящиеся, множащиеся отголоски.
"What's that?	- Что это?
Can it be partisans, grandpa?	Никак партизаны, дедушка?
Shooting at us?"	Не в нас ли?
"Christ be with you.	- Христос с вами.
What partizhans?	Каки партижане.
It's Stepanych scarifying wolves in Shutma."	Степаныч в Шутьме волков пужая.
9	9
The first meeting of the new arrivals with the hosts took place in the yard of the director's little house.	Первая встреча приехавших с хозяевами произошла на дворе директорского домика.
A painful scene, at first silent, then confusedly noisy and incoherent, was played out.	Разыгралась томительная, поначалу молчаливая, а потом - сбивчиво-шумная, бестолковая сцена.
Elena Proklovna was returning to the yard from her evening walk in the forest.	Елена Прокловна возвращалась по двору из лесу с вечерней прогулки.

The sun's evening rays stretched behind her from tree to tree across the whole forest, almost the same color as her golden hair.	Вечерние лучи солнца тянулись по ее следам через весь лес от дерева к дереву почти того же цвета, что ее золотистые волосы.
Elena Proklovna was dressed in light summer clothes.	Елена Прокловна одета была легко, по-летнему.
She was red-cheeked and was wiping her face, flushed from walking, with a handkerchief.	Она раскраснелась и утирала платком разгоряченное ходьбою лицо.
Her open neck was crossed in front by an elastic band, which held the hanging straw hat thrown behind her back.	Ее открытую шею перехватывала спереди резинка, на которой болталась ее скинутая на спину соломенная шляпа.
Her husband was coming home from the opposite direction with a gun, climbing up from the ravine and intending to see at once to the cleaning of the sooty barrels, in view of the defects he had noticed in the discharge.	Ей навстречу шел с ружьем домой ее муж, поднявшийся из оврага и предполагавший тотчас же заняться прочисткой задымленных стволов ввиду замеченных при разрядке недочетов.
Suddenly, out of the blue, over the stones of the paved driveway, Vakkh drove up dashingly and loudly with his surprise.	Вдруг откуда ни возьмись по камням мощеного въезда во двор лихо и громко вкатил Вакх со своим подарком.
Very soon, having climbed out of the cart with all the rest, Alexander Alexandrovich, falteringly, taking off his hat, then putting it on again, gave the first explanations.	Очень скоро, слезши с телеги со всеми остальными, Александр Александрович, с запинками, то снимая, то надевая шляпу, дал первые объяснения.
The genuine, unaffected stupefaction of the nonplussed hosts and the unfeigned, sincere embarrassment of the wretched guests, burning with shame, lasted for several moments.	Несколько мгновений длились истинное, не показное остолбенение поставленных в тупик хозяев и непритворная, искренняя потерянность сгорающих со стыда несчастных гостей.
The situation was clear without explanations, not only to the participants, Vakkh, Nyusha, and Shurochka.	Положение было понятно без разъяснений не только участникам, Вакху, Нюше и Шурочке.
The oppressive feeling communicated itself to the mare and the colt, to the golden rays of the sun, and to the mosquitoes circling around Elena Proklovna and settling on her face and neck.	Ощущение тягостности передавалось кобыле и жеребенку, золотистым лучам солнца и комарам, вившимся вокруг Елены Прокловны и садившимся на ее лицо и шею.
"I don't understand," Averky Stepanovich finally broke the silence. "I don't understand, don't understand a thing and never will.	- Не понимаю, - прервал наконец молчание Аверкий Степанович. - Не понимаю, ничего не понимаю и никогда не пойму.
What have we got here, the south, the Whites, the land of plenty?	Что у нас, юг, белые, хлебная губерния?
Why did your choice fall precisely on us? Why have you come here, here, why on earth to us?"	Почему именно на нас пал выбор, почему вас сюда, сюда, к нам угораздило?
"I wonder if you've thought of what a responsibility it is for Averky Stepanovich?"	- Интересно, подумали ли вы, какая это ответственность для Аверкия Степановича?
"Lenochka, don't interrupt.	- Леночка, не мешай.
Yes, precisely.	Да, вот именно.
She's perfectly right.	Она совершенно права.
Have you thought of what a burden it is for me?"	Подумали ли вы, какая это для меня обуза?
"For God's sake.	- Бог с вами.

You haven't understood us.	Вы нас не поняли.
What are we talking about?	О чем речь?
About a very small thing, a nothing.	Об очень малом, ничтожном.
There's no encroachment on you, on your peace.	Никакого покушения на вас, на ваш покой.
A corner in some empty, dilapidated building.	Угол какой-нибудь в пустой развалившейся постройке.
A spot of land nobody needs, gone to waste, for a vegetable garden.	Клинушек никому не нужной, даром пропадающей земли под огород.
And a load of firewood from the forest when nobody's looking.	Да возик дровец из лесу, когда никто не увидит.
Is that so much to ask, is it some sort of infringement?"	Неужели это так много, такое посягательство?
"Yes, but the world is wide.	- Да, но свет широк.
What have we to do with it?	При чем мы тут?
Why is this honor bestowed precisely on us and not on somebody else?"	Почему этой чести удостоились именно мы, а не кто-нибудь другой?
"We knew about you and hoped you had heard about us.	- Мы о вас знаем и надеялись, что и вы о нас слышали.
That we're no strangers to you and will not be coming to strangers ourselves."	Что мы не чужие для вас и сами попадем не к чужим.
"Ah, so it's a matter of Kr?ger, of you being his relatives?	- А, так дело в Крюгере, в том, что вы его родня?
How can you open your mouth and acknowledge such things in our time?"	Да как у вас язык поворачивается признаваться в таких вещах в наше время?
Averky Stepanovich was a man with regular features, wore his hair thrown back, stepped broadly on his whole foot, and in summer belted his Russian shirt with a tasseled strip of braid.	Аверкий Степанович был человек с правильными чертами лица, откидывавший назад волосы, широко ступавший на всю ногу и летом тесьмяным снурком с кисточкой подпоясывавший косоворотку.
In older times such men went and became river pirates; in modern times they constituted the type of the eternal student, the lesson-giving dreamer.	В древности такие люди ходили в ушкуйниках, в новое время они сложили тип вечного студента, учительствующего мечтателя.
Averky Stepanovich gave his youth to the liberation movement, the revolution, and only feared that he would not live to see it or that, once it broke out, its moderation would not satisfy his radical and bloody lust.	Свою молодость Аверкий Степанович отдал освободительному движению, революции, и только боялся, что он не доживет до нее или что, разразившись, она своей умеренностью не удовлетворит его радикальных и кровавых вожделений.
And then it came, overturning all his boldest suppositions, and he, a born and steadfast lover of the workers, who had been among the first to found a factory workers' committee at the	И вот она пришла, перевернув вверх дном все самые смелые его предположения, а он, прирожденный и постоянный рабочелюбец, один из первых учредивший на

"Mighty Sviatogor" and set up workers' control in it, was left with nothing for his trouble, excluded, in an empty village, deserted by the workers, who here mostly followed the Mensheviks.	"Святогоре-Богатыре" фабрично-заводский комитет и установивший на нем рабочий контроль, очутился на бобах, не у дел, в опустевшем поселке, из которого разбежались рабочие, частью шедшие тут за меньшевиками.
And now this absurdity, these uninvited last remnants of the Kr?gers, seemed to him a mockery of fate, a purposely mean trick, and they made the cup of his patience run over.	И теперь эта нелепость, эти непрошеные крюгеровские последыши казались ему насмешкою судьбы, ее намеренной каверзой, и переполняли чашу его терпения.
"No, that's beyond me.	- Нет, это чудеса в решете.
Inconceivable.	Уму непостижимо.
Do you realize what a danger you are to me, what position you put me in?	Понимаете ли вы, какая вы для меня опасность, в какое положение вы меня ставите?
I really must be going out of my mind.	Я, видно, право, с ума сошел.
I don't understand anything and never will."	Не понимаю, ничего не понимаю и никогда не пойму.
"I wonder if you can conceive of what a volcano we're sitting on here even without you?"	- Интересно, постигаете ли вы, на каком мы тут и без вас вулкане?
"Wait, Lenochka.	- Погоди, Леночка.
My wife is perfectly right.	Жена совершенно права.
It's no sweet time even without you.	И без вас не сладко.
A dog's life, a madhouse.	Собачья жизнь, сумасшедший дом.
Between two fires all the time, and no way out.	Все время меж двух огней, никакого выхода.
Some hang it on us that we've got such a red son, a Bolshevik, a people's darling.	Одни собак вешают, отчего такой красный сын, большевик, народный любимец.
Others don't like it that I myself was elected to the Constituent Assembly.	Другим не нравится, зачем самого выбрали в Учредительное собрание.
Nobody's pleased, so just flounder about.	Ни на кого не угодишь, вот и барахтайся.
And now you.	А тут еще вы.
How very merry to go and get shot over you!"	Очень весело будет за вас под расстрел идти.
"What are you saying!	- Да что вы!
Come to your senses!	Опомнитесь!
For God's sake!"	Бог с вами!
After a while, exchanging wrath for mercy, Mikulitsyn said:	Через некоторое время, переложив гнев на милость, Микулицын говорил:
"Well, we've been yelping in the yard, and enough.	- Ну, полаялись на дворе и ладно.
We can continue in the house.	Можно в доме продолжать.
Of course, I don't see anything good ahead, but these be the dark waters in the clouds, the shadow-scripted murk of secrecy.	Хорошего, конечно, впереди ничего не вижу, но сие есть темна вода во облацех, сеннописаный мрак гаданий.
However, we're not Janissaries, not heathens.	Одначе не янычары мы, не басурмане.

We won't drive you into the forest as a meal for Bruin the bear.	В лес на съедение Михайло Потапычу не погоним.
I think, Lenok, they'll be best off in the palm room, next to the study.	Я думаю, Ленок, лучше всего их в пальмовую, рядом с кабинетом.
And then we'll discuss where they can settle. I think we'll install them in the park.	А там потолкуем, где им обосноваться, мы их, я думаю, в парке водворим.
Please come in.	Пожалуйте в дом.
Welcome.	Милости просим.
Bring the things in, Vakkh.	Вноси вещи, Вакх.
Give the newcomers a hand."	Пособи приезжим.
In carrying out the order, Vakkh merely sighed:	Исполняя приказание, Вакх только вздыхал:
"Unwedded Mother!	- Мати безневестная!
Wanderers have as much stuff.	Добра что у странников.
Just little bundles.	Одни узелки.
Not a single sweetcase!"	Ни единого чумадала!
10	10
A cold night set in.	Наступила холодная ночь.
The newcomers washed.	Приезжие умылись.
The women got busy turning the room allotted to them into night lodgings.	Женщины занялись устройством ночлега в отведенной комнате.
Shurochka, who was unconsciously accustomed to having adults receive his infantile utterances in baby talk with delight, and who therefore, adapting himself to their taste, was pouring out his twaddle animatedly and zealously, felt disconcerted.	Шурочка, бессознательно привыкший к тому, что его ребяческие изречения на детском языке принимаются взрослыми восторженно, и потому, подлаживаясь под их вкус, с увлечением и охотно несший околесину, был не в своей тарелке.
Today his babble had no success, no one paid any attention to him.	Сегодня его болтовня не имела успеха, на него не обращали внимания.
He was displeased that the black colt had not been brought into the house, and, when they told him to be quiet, he burst into tears, afraid that, being a bad and unsuitable boy, he would be sent back to the baby shop, from which, as he thought, he had been delivered to his parents when he was born.	Он был недоволен, что в дом не взяли черного жеребеночка, а когда на него прикрикнули, чтобы он угомонился, он разревелся, опасаясь, как бы его, как плохого и неподходящего мальчика, не отправили назад в детишный магазин, откуда, по его представлениям, его при появлении на свет доставили на дом родителям.
He loudly voiced his genuine fears to all around him, but his sweet absurdities did not make the usual impression.	Свои искренние страхи он громко выражал окружающим, но его милые нелепости не производили привычного впечатления.
Constrained by staying in a strange house, the adults moved about more hurriedly than usual and were silently immersed in their cares.	Стесненные пребыванием в чужом доме, старшие двигались торопливее обычного и были молчаливо погружены в свои заботы.
Shurochka felt hurt and blubbered, as nannies say.	Шурочка обижался и квелился, как говорят няни.
He was given something to eat and, with some trouble, put to bed.	Его накормили и с трудом уложили спать.

At last he fell asleep.	Наконец он уснул.
Mikulitsyn's Ustinya took Nyusha to her room, to give her supper and initiate her into the mysteries of the house.	Нюшу увела к себе кормить ужином и посвящать в тайны дома микулицынская Устинья.
Antonina Alexandrovna and the men were invited to evening tea.	Антонину Александровну и мужчин попросили к вечернему чаю.
Alexander Alexandrovich and Yuri Andreevich asked permission to absent themselves for a moment and went out to the porch for a breath of fresh air.	Александр Александрович и Юрий Андреевич попросили разрешения отлучиться на минуту и вышли на крыльцо подышать свежим воздухом.
"So many stars!" said Alexander Alexandrovich.	- Сколько звезд! - сказал Александр Александрович.
It was dark.	Было темно.
Standing two steps apart on the porch, the son- and father-in-law could not see each other.	Стоя на расстоянии двух шагов на крыльце, зять и тесть не видели друг друга.
But behind them, from around the corner of the house, the light of a lamp fell from the window into the ravine.	А сзади из-за угла дома падал свет лампы из окна в овраг.
In its column, bushes, trees, and some other vague objects showed mistily in the damp air.	В его столбе туманились на сыром холоде кусты, деревья и еще какие-то неясные предметы.
The bright strip did not take in the conversing men and made the darkness around them still thicker.	Светлая полоса не захватывала беседовавших и еще больше сгущала темноту вокруг них.
"Tomorrow morning we'll have to examine the outbuilding he intends for us, and if it's fit to live in, start repairing it at once.	- Завтра надо будет с утра осмотреть пристройку, которую он нам наметил, и если она пригодна для жилья, разом за ее починку.
While we're getting that corner in shape, the soil will thaw, the earth will warm up.	Тем временем как будем приводить угол в порядок, почва отойдет, земля согреется.
Then, without losing a moment, we'll get to the garden beds.	Тогда, не теряя ни минуты, за грядки.
Between words in the conversation, I thought I heard him promise to help us with seed potatoes.	Мне послышалось, будто он между слов, в разговоре обещал помочь семенною картошкой.
Or did I hear wrong?"	Или я ослышался?
"He promised, he promised.	- Обещал, обещал.
And other seed.	И другими семенами.
I heard it with my own ears.	Я своими ушами слышал.
And the corner he's offering us we saw in passing as we crossed the park.	А угол, который он предлагает, мы видели проездом, когда пересекали парк.
You know where?	Знаете, где?
It's the rear of the manor house, drowning in nettles.	Это зады господского дома, утонувшие в крапиве.
It's made of wood, but the house itself is stone.	Деревянные, а сам он каменный.
I showed you from the cart, remember?	Я вам с телеги показывал, помните?
I'd dig the beds there.	Там бы стал я рыть и грядки.
I think it's the remains of a flower garden.	По-моему, там остатки цветника.

It seemed so to me from a distance.	Так мне показалось издали.
Maybe I'm mistaken.	Может быть, я ошибаюсь.
The paths will have to be avoided, passed over, but the soil of the old flower beds was probably well manured and rich in humus."	Дорожки надо будет обходить, пропускать, а земля старых клумб, наверное, основательно унавоживалась и богата перегноем.
"We'll see tomorrow.	- Завтра посмотрим.
I don't know.	Не знаю.
The ground is probably terribly overgrown with grass and hard as a rock.	Грунт, наверное, страшно затравянел и тверд как камень.
The manor must have had a kitchen garden.	При усадьбе был, должно быть, огород.
Maybe the plot's still there and lying fallow.	Может быть, участок сохранился и пустует.
It will all become clear tomorrow.	Все это выяснится завтра.
There are probably still morning frosts here.	По утрам тут еще, наверное, заморозки.
There will certainly be a frost during the night.	Ночью мороз будет наверняка.
How fortunate that we're already here, in place.	Какое счастье, что мы уже здесь, на месте.
We can congratulate each other on that.	С этим можно поздравить друг друга.
It's good here.	Тут хорошо.
I like it."	Мне нравится.
"Very nice people.	- Очень приятные люди.
He especially.	В особенности он.
She's a bit affected.	Она немного ломака.
She's displeased with herself, there's something in her she doesn't like.	Она чем-то недовольна собой, ей что-то в себе самой не нравится.
Hence this tireless, fussily false garrulousness.	Отсюда эта неутомимая, притворно-вздорная говорливость.
As if she's hastening to distract attention from her appearance, to forestall an unfavorable impression.	Она как бы торопится отвлечь внимание от своей внешности, предупредить невыгодное впечатление.
And that she forgets to take her hat off and carries it on her shoulders is not absentmindedness either.	И то, что она шляпу забывает снять и на плечах таскает, тоже не рассеянность.
It really becomes her."	Это действительно к лицу ей.
"Anyhow, let's go in.	- Пойдем, однако, в комнаты.
We got stuck out here too long.	Мы слишком тут застряли.
It's awkward."	Неудобно.
On their way to the lighted dining room, where, at a round table under a hanging lamp, the hosts and Antonina Alexandrovna were sitting by the samovar and drinking tea, the father- and son-in-law passed through the director's dark study.	По пути в освещенную столовую, где за круглым столом под висячею лампой сидели за самоваром и распивали чай хозяева с Антониной Александровной, зять и тесть прошли через темный директорский кабинет.

In it there was a wide, single-pane window across the whole wall, high above the ravine.	В нем было широкое, цельного стекла окно во всю стену, возвышавшееся над оврагом.
From the window, as the doctor had managed to notice earlier, while it was still light, the view opened onto the distance far beyond the ravine and the plain across which Vakkh had taken them.	Из окна, насколько успел заметить доктор еще вначале, пока было светло, открывался вид на далекое заовражье и равнину, по которой провозил их Вакх.
By the window stood a planning or drafting table, wide, also across the whole wall.	У окна стоял широкий, также во всю стену, стол проектировщика или чертежника.
On it a big fowling piece lay lengthwise, leaving empty space to right and left, and thereby emphasizing the great width of the table.	Вдоль него лежало, в длину положенное, охотничье ружье, оставляя свободные борта слева и справа и тем оттеняя большую ширину стола.
Now, passing by the study, Yuri Andreevich again noted enviously the window with its panoramic view, the size and position of the table, and the spaciousness of the well-furnished room, and this was the first thing that escaped him in the form of an exclamation to his host, when he and Alexander Alexandrovich, on entering the dining room, went to the tea table.	Теперь, минуя кабинет, Юрий Андреевич снова с завистью отметил окно с обширным видом, величину и положение стола и поместительность хорошо обставленной комнаты, и это было первое, что в виде восклицания хозяину вырвалось у Юрия Андреевича, когда он и Александр Александрович подошли к чайному столу, войдя в столовую.
"What a wonderful spot you have here.	- Какие у вас замечательные места.
And what an excellent study, conducive to work, inspiring."	И какой у вас кабинет превосходный, побуждающий к труду, вдохновляющий.
"In a glass or in a cup?	- Вам в стакане или в чашке?
And how do you like it, weak or strong?"	И какой вы любите, слабый или крепкий?
"Look, Yurochka, what a stereoscope Averky Stepanovich's son made for himself when he was little."	- Смотри, Юрочка, какой стереоскоп сын Аверкия Степановича смастерил, когда был маленький.
"He still hasn't grown up, hasn't settled down, though he wins over district after district for Soviet power from the Komuch."	- Он до сих пор еще не вырос, не остепенился, хотя отвоевывает Советской власти область за областью у Комуча.
"The what?"	- Как вы сказали?
"The Komuch."	- Комуч.
"What is that?"	- Что это такое?
"It's the army of the Siberian government, which is for the restoration of power to the Constituent Assembly."	- Это войска Сибирского правительства, стоящие за восстановление власти Учредительного собрания.
"All day we've heard ceaseless praise of your son.	- Мы весь день не переставая слышим похвалы вашему сыну.
You have every right to be proud of him."	Можете по всей справедливости им гордиться.
"These are views of the Urals, double, stereoscopic, also made by him and taken by a camera he made himself."	- Эти виды Урала, двойные, стереоскопические, тоже его работа и сняты его самодельным объективом.
"Are these cookies made with saccharine?	- На сахарине лепешки?
They're excellent."	Замечательное печенье.

"Oh, come now!	- О что вы!
Such a backwoods and saccharine?	Такая глушь и сахарин!
Hardly!	Куда нам!
Real, honest sugar.	Честнейший сахар.
I put some in your tea from the sugar bowl.	Ведь я вам в чай из сахарницы клала.
Didn't you notice?"	Неужели не заметили?
"Yes, in fact.	- Да, действительно.
I was looking at the photographs.	Я фотографии рассматривал.
And it seems the tea is also natural?"	И кажется, чай натуральный?
"With flower petals.	- С цветком.
It goes without saying."	Само собою.
"From where?"	- Откуда?
"The magic tablecloth.	- Скатерть-самобранка такая.
An acquaintance.	Знакомый.
A modern-day activist.	Современный деятель.
Of very leftist convictions.	Очень левых убеждений.
An official representative of the local economic council.	Официальный представитель Губсовнархоза.
He hauls our timber to town, and through acquaintances gets grain, butter, and flour for us.	От нас лес возит в город, а нам по знакомству крупу, масло, муку.
Siverka." (So she called her Averky.) "Siverka, move the biscuit plate closer to me.	Сиверка (так она звала своего Аверкия), Сиверка, пододвинь мне сухарницу.
And now I wonder if you can answer, what was the year of Griboedov's death?"10	А теперь интересно, ответьте, в каком году умер Грибоедов?
"He was born, I think, in 1795.	- Родился, кажется, в тысяча семьсот девяносто пятом.
I don't remember exactly when he was killed."	А когда убит, в точности не помню.
"More tea?"	- Еще чаю?
"No, thank you."	- Нет, спасибо.
"And now something else.	- А теперь такая штука.
Tell me when and between what countries was the peace of Nimwegen concluded?"	Скажите, когда и между какими странами заключен Нимвегенский мир?
"Don't torment them, Lenochka.	- Да не мучай их, Леночка.
Let the people recover from the trip."	Дай людям очухаться с дороги.
"Now here's what interests me.	- Теперь вот что мне интересно.

List for me, please, the kinds of magnifying glasses and what images they produce in each case: actual, inverted, direct, or imaginary."	Перечислите, пожалуйста, каких видов бывают увеличительные стекла и в каких случаях получаются изображения действительные, обращенные, прямые и мнимые?
"Where did you get such a knowledge of physics?"	- Откуда у вас такие познания по физике?
"We had an excellent mathematician here in Yuriatin.	- Великолепный математик был у нас в Юрятине.
He taught in two schools, the boys' and ours.	В двух гимназиях преподавал, в мужской и у нас.
How he explained things, oh, how he explained things!	Как объяснял, как объяснял!
Like a god!	Как бог!
He'd chew it all and put it in your mouth.	Бывало, все разжует и в рот положит.
Antipov.	Антипов.
He was married to a teacher here.	На здешней учительнице был женат.
The girls lost their minds over him, they were all in love with him.	Девочки были без ума от него, все в него влюблялись.
He went to war as a volunteer and never came back. He was killed.	Пошел добровольцем на войну и больше не возвращался, был убит.
It's alleged that our scourge of God and punishment from heaven, Commissar Strelnikov, is Antipov come back to life.	Утверждают, будто бич божий наш и кара небесная, комиссар Стрельников, это оживший Антипов.
A legend, of course.	Легенда, конечно.
And it's not like him.	И непохоже.
Who knows, though.	А впрочем, кто его знает.
Anything's possible.	Все может быть.
Another little cup?"	Еще чашечку?
Part Nine	ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ
VARYKINO	ВАРЫКИНО
1	1
In the winter, when there was more time, Yuri Andreevich began to take various kinds of notes.	Зимою, когда времени стало больше, Юрий Андреевич стал вести разного рода записи.
He noted for himself:	Он записал у себя:
"How often during the summer I wanted to say together with Tyutchev:	"Как часто летом хотелось сказать вместе с Тютчевым:
What a summer, ah, what a summer!	Какое лето, что за лето!
In truth it's something magical.	Ведь это, право, волшебство,
And how, I ask, was it given to us,	И как, спрошу, далось нам это,
Just so, for no reason at all?	Так, ни с того и ни с сего?

"What happiness to work for yourself and your family, from dawn to dusk, to construct a shelter, to till the soil for the sake of subsistence, to create your own world like Robinson Crusoe, imitating our Maker in creating the universe, following your own mother in bringing yourself again and again into the world!	Какое счастье работать на себя и семью с зари до зари, сооружать кров, возделывать землю в заботе о пропитании, создавать свой мир, подобно Робинзону, подражая творцу в сотворении вселенной, вслед за родной матерью производя себя вновь и вновь на свет!
"So many thoughts go through your consciousness, you think so much that is new, while your hands are busy with the muscular, corporeal work of digging or carpentry; while you set yourself reasonable, physically solvable tasks, which reward you at their completion with joy and success; while for six hours in a row you trim something with an axe or dig the earth under the open sky, which scorches you with its beneficent breath.	Сколько мыслей проходит через сознание, сколько нового передумаешь, пока руки заняты мускульной, телесной, черной или плотничьей работой; пока ставишь себе разумные, физически разрешимые задачи, вознаграждающие за исполнение радостью и удачей; пока шесть часов кряду тешешь что-нибудь топором или копаешь землю под открытым небом, обжигающим тебя своим благодатным дыханием.
And that these thoughts, surmises, and juxtapositions are not set down on paper, but are forgotten in all their passing transience, is not a loss, but a gain.	И то, что эти мысли, догадки и сближения не заносятся на бумагу, а забываются во всей их попутной мимолетности, не потеря, а приобретение.
You city recluse, whipping up your sagging nerves and imagination with strong black coffee or tobacco, you don't know the most powerful drug, which consists in unfeigned need and sound health.	Городской затворник, крепким черным кофе или табаком подхлестывающий упавшие нервы и воображение, ты не знаешь самого могучего наркотика, заключающегося в непритворной нужде и крепком здоровье.
"I go no further than what I've said, I do not preach Tolstoyan simplification and return to the earth, I do not invent my own amendment to socialism on agrarian questions.	Я не иду дальше сказанного, не проповедую толстовского опрощения и перехода на землю, я не придумываю своей поправки к социализму по аграрному вопросу.
I merely establish the fact and do not erect our accidentally befallen fate into a system.	Я только устанавливаю факт и не возвожу нашей, случайно подвернувшейся, судьбы в систему.
Our example is questionable and not suitable for drawing conclusions.	Наш пример спорен и не пригоден для вывода.
Our housekeeping is of too heterogeneous a composition.	Наше хозяйство слишком неоднородного состава.
We owe only a small part of it-the store of vegetables and potatoes-to the work of our hands.	Только небольшою его частью, запасом овощей и картошки, мы обязаны трудам наших рук.
All the rest comes from another source.	Все остальное - из другого источника.
"Our use of the land is illegal.	Наше пользование землею беззаконно.
It is arbitrarily concealed from the accounting established by the state authorities.	Оно самочинно скрыто от установленного государственною властью учета.
Our cutting of wood is theft, not excusable by the fact that we are stealing from the state pocket-formerly Kr?ger's.	Наши лесные порубки - воровство, не извинимое тем, что мы воруем из государственного кармана, в прошлом - крюгеровского.

We are protected by the connivance of Mikulitsyn, who lives by approximately the same means; we are saved by the distances, by being far from the city, where for now, fortunately, they know nothing of our tricks.	Нас покрывает попустительство Микулицына, живущего приблизительно тем же способом, нас спасают расстояния, удаленность от города, где пока, по счастью, ничего не знают о наших проделках.
"I have given up medicine and keep quiet about being a doctor, so as not to trammel my freedom.	Я отказался от медицины и умалчиваю о том, что я доктор, чтобы не связывать своей свободы.
But some good soul from the back of beyond always finds out that a doctor has settled in Varykino, and drags himself from twenty miles away for advice, one with a chicken, another with eggs, another with a bit of butter or something else.	Но всегда какая-нибудь добрая душа на краю света проведает, что в Варыкине поселился доктор, и верст за тридцать тащится за советом, какая с курочкой, какая с яичками, какая с маслицем или еще с чем-нибудь.
No matter how I dodge the honoraria, it's impossible to fend them off, because people don't believe in the effectiveness of unpaid-for, freely given advice.	Как я ни отбояриваюсь от гонораров, от них нельзя отделаться, потому что люди не верят в действенность безвозмездных, даром доставшихся, советов.
And so my medical practice brings me something.	Итак, кое-что дает мне врачебная практика.
But our main support, and Mikulitsyn's, is Samdevyatov.	Но главная наша и микулицынская опора -Самдевятов.
"It is inconceivable what opposites this man unites in himself.	Уму непостижимо, какие противоположности совмещает в себе этот человек.
He is sincerely for the revolution and fully deserves the trust that the Yuriatin City Council has vested in him.	Он искренне за революцию и вполне достоин доверия, которым облек его Юрятинский горсовет.
With his almighty powers, he could requisition and transport the entire forest of Varykino without even telling us and the Mikulitsyns, and we wouldn't bat an eye.	Со всесильными своими полномочиями он мог бы реквизировать и вывозить варыкинский лес, нам и Микулицыным даже не сказываясь, и мы бы и бровью не повели.
On the other hand, if he wished to steal from the state, he could most calmly pocket whatever and however much he wanted, and nobody would make a peep.	С другой стороны, пожелай он обкрадывать казну, он мог бы преспокойно класть в карман, что и сколько бы захотел, и тоже никто бы не пикнул.
He has no one to divide with and no one to butter up.	Ему не с кем делиться и некого задаривать.
What, then, induces him to look after us, help the Mikulitsyns, and support everybody around, such as, for example, the stationmaster in Torfyanaya?	Так что же заставляет его заботиться о нас, помогать Микулицыным и поддерживать всех в округе, как, например, начальника станции в Торфяной?
He's on the go all the time, fetching and bringing things, and he analyzes and interprets Dostoevsky's Demons and the Communist Manifesto with equal enthusiasm, and it seems to me that if he didn't needlessly complicate his life so wastefully and obviously, he would die of boredom."	Он все время ездит и что-то достает и привозит, и разбирает и толкует "Бесов" Достоевского и Коммунистический манифест одинаково увлекательно, и мне кажется, если бы он не осложнял своей жизни без надобности так нерасчетливо и очевидно, он умер бы со скуки".
2	2
A little later the doctor noted:	Несколько позднее доктор записал:

"We're settled in the back part of the old manor house, in the two rooms of the wooden extension, which in Anna Ivanovna's childhood years was intended for the select among Kr?ger's servants-the live-in seamstress, the housekeeper, and the retired nanny.	"Мы поселились в задней части старого барского дома, в двух комнатах деревянной пристройки, в детские годы Анны Ивановны предназначавшейся Крюгером для избранной челяди, для домашней портнихи, экономки и отставной няни.
"This corner was fairly decrepit.	Этот угол порядком обветшал.
We repaired it rather quickly.	Мы довольно быстро починили его.
With the help of knowledgeable people, we relaid the stove that heats the two rooms in a new way.	С помощью понимающих мы переложили выходящую в обе комнаты печку по-новому.
With the present position of the flue, it gives more heat.	С теперешним расположением оборотов она дает больше нагрева.
"In this part of the park, the traces of the former layout had disappeared under the new growth that filled everything.	В этом месте парка следы прежней планировки исчезли под новой растительностью, все заполнившей.
Now, in winter, when everything around is dormant and the living does not obscure the dead, the snow-covered outlines of former things stand out more clearly.	Теперь, зимой, когда все кругом помертвело и живое не закрывает умершего, занесенные снегом черты былого выступают яснее.
"We've been lucky.	Нам посчастливилось.
The autumn happened to be dry and warm.	Осень выдалась сухая и теплая.
We managed to dig the potatoes before the rain and cold set in.	Картошку успели выкопать до дождей и наступления холодов.
Minus what we owed and returned to the Mikulitsyns, we have up to twenty sacks, and it is all in the main bin of the cellar, covered above, over the floor, with straw and old, torn blankets.	За вычетом задолженной и возвращенной Микулицыным, ее у нас до двадцати мешков, и вся она в главном закроме погреба, покрытая сверху, поверх пола, сеном и старыми рваными одеялами.
Down there, under the floor, we also put two barrels of Tonya's salted cucumbers and another two of cabbage she has pickled.	Туда же в подполье спустили две бочки огурцов, которые засолила Тоня, и столько же бочек наквашенной ею капусты.
The fresh cabbage is hung from the crossbeams, head to head, tied in pairs.	Свежая развешана по столбам крепления, вилок с вилком, связанная попарно.
The supply of carrots is buried in dry sand.	В сухой песок зарыты запасы моркови.
As is a sufficient amount of harvested black radishes, beets, and turnips, and upstairs in the house there is a quantity of peas and beans.	Здесь же достаточное количество собранной редьки, свеклы и репы, а наверху в доме множество гороху и бобов.
The firewood stored up in the shed will last till spring.	Навезенных дров в сарае хватит до весны.
I like the warm smell of the underground in winter, which hits your nose with roots, earth, and snow as soon as you lift the trapdoor of the cellar, at an early hour, before the winter dawn, with a weak, ready to go out, barely luminous light in your hand.	Я люблю зимою теплое дыхание подземелья, ударяющее в нос кореньями, землей и снегом, едва подымешь опускную дверцу погреба, в ранний час, до зимнего рассвета, со слабым, готовым угаснуть и еле светящимся огоньком в руке.
"You come out of the shed, day has not broken yet.	Выйдешь из сарая, день еще не занимается.

The door creaks, or you sneeze unexpectedly, or the snow simply crunches under your foot, and from the far-off vegetable patch, where cabbage stumps stick up from under the snow, hares pop up and go pelting off, scrawling tracks that furrow the snow around far and wide.	Скрипнешь дверью, или нечаянно чихнешь, или просто снег хрустнет под ногою, и с дальней огородной гряды с торчащими из-под снега капустными кочерыжками порснут и пойдут улепетывать зайцы, размашистыми следами которых вдоль и поперек изборожден снег кругом.
And in the neighborhood, one after another, the dogs set up a long barking.	И в окрестностях, одна за другой, надолго разлаются собаки.
The last cocks already crowed earlier, they will not start now.	Последние петухи пропели уже раньше, им теперь не петь.
And it begins to grow light.	И начнет светать.
"Besides hare tracks, the vast snowy plain is crossed by lynx tracks, hole after hole, strung neatly on a drawn-out thread.	Кроме заячьих следов, необозримую снежную равнину пересекают рысьи, ямка к ямке, тянущиеся аккуратно низанными нитками.
A lynx walks like a cat, one paw in front of the other, covering many miles a night, as people maintain.	Рысь ходит как кошка, лапка за лапку, совершая, как утверждают, за ночь многоверстные переходы.
"They set snares for them, 'sloptsy,' as they call them here.	На них ставят капканы, слопцы, как их тут называют.
Instead of lynxes, poor hares fall into the traps, and are taken out frozen stiff and half covered with snow.	Вместо рысей в ловушки попадают бедные русаки, которых вынимают из капканов морожеными, окоченелыми и полузанесенными снегом.
"At first, in spring and summer, it was very hard.	Вначале, весною и летом, было очень трудно.
We were exhausted.	Мы выбивались из сил.
Now, in the winter evenings, we rest.	Теперь, зимними вечерами, отдыхаем.
We gather around the lamp, thanks to Anfim, who provides us with kerosene.	Собираемся, благодаря Анфиму, снабжающему нас керосином, вокруг лампы.
The women sew or knit, I or Alexander Alexandrovich reads aloud.	Женщины шьют или вяжут, я или Александр Александрович читаем вслух.
The stove is burning, I, as the long-recognized stoker, keep an eye on it, so as to close the damper in time and not lose any heat.	Топится печка, я, как давний признанный истопник, слежу за ней, чтобы вовремя закрыть вьюшку и не упустить жару.
If a smoldering log hampers the heating, I take it out all smoky, run outside with it, and throw it far off into the snow.	Если недогоревшая головешка задерживает топку, выношу ее, бегом, всю в дыму, за порог и забрасываю подальше в снег.
Scattering sparks, it flies through the air like a burning torch, lighting up the edge of the black, sleeping park with its white quadrangles of lawn, lands in a snowdrift, hisses, and goes out.	Рассыпая искры, она горящим факелом перелетает по воздуху, озаряя край черного спящего парка с белыми четырехугольниками лужаек, и шипит и гаснет, упав в сугроб.
"We endlessly reread War and Peace, Evgeny Onegin and all the poems, we read The Red and the Black by Stendhal, A Tale of Two Cities by Dickens, and the short stories of Kleist."	Без конца перечитываем "Войну и мир", "Евгения Онегина" и все поэмы, читаем в русском переводе "Красное и черное" Стендаля, "Повесть о двух городах" Диккенса и коротенькие рассказы Клейста".

3	3
Closer to spring, the doctor wrote:	Ближе к весне доктор записал:
"I think Tonya is expecting.	"Мне кажется, Тоня в положении.
I told her so.	Я ей об этом сказал.
She does not share my supposition, but I am sure of it.	Она не разделяет моего предположения, а я в этом уверен.
Until more unquestionable signs appear, I cannot be deceived by the preceding, less perceptible ones.	Меня до появления более бесспорных признаков не могут обмануть предшествующие, менее уловимые.
"A woman's face changes.	Лицо женщины меняется.
It cannot be said that she loses her good looks.	Нельзя сказать, чтобы она подурнела.
But her appearance, which before was entirely under her supervision, now escapes her control.	Но ее внешность, раньше всецело находившаяся под ее наблюдением, уходит из-под ее контроля.
She is at the disposal of the future, which will come out of her and is no longer her.	Ею распоряжается будущее, которое выйдет из нее и уже больше не есть она сама.
This escape of her appearance from under her surveillance wears a look of physical perplexity, in which her face becomes dull, her skin more coarse, and her eyes begin to shine differently, not as she would like, as if she could not manage it all and let it g°.	Этот выход облика женщины из-под ее надзора носит вид физической растерянности, в которой тускнеет ее лицо, грубеет кожа и начинают по-другому, не так, как ей хочется, блестеть глаза, точно она всем этим не управилась и запустила.
"Tonya and I have never had any distance from each other.	Мы с Тоней никогда не отдалялись друг от друга.
But this year of work has brought us closer still.	Но этот трудовой год нас сблизил еще тесней.
I've noticed how efficient, strong, and untiring she is, how quick-witted in lining up tasks, so that in moving from one to the other she loses as little time as possible.	Я наблюдал, как расторопна, сильна и неутомима Тоня, как сообразительна в подборе работ, чтобы при их смене терялось как можно меньше времени.
"It has always seemed to me that every conception is immaculate, that this dogma concerning the Mother of God expresses the general idea of motherhood.	Мне всегда казалось, что каждое зачатие непорочно, что в этом догмате, касающемся Богоматери, выражена общая идея материнства.
"On every woman giving birth there lies the same reflection of solitude, of being abandoned, left to her own resources.	На всякой рожающей лежит тот же отблеск одиночества, оставленности, предоставленности себе самой.
The man is excluded from things to such a degree now, at this most essential of moments, that it is as if he had never been there and everything had fallen from the sky.	Мужчина до такой степени не у дел сейчас, в это существеннейшее из мгновений, что точно его и в заводе не было и все как с неба свалилось.
"A woman herself brings her progeny into the world, herself retires with him into the background of existence, where it is more quiet and where she can put the cradle without fear.	Женщина сама производит на свет свое потомство, сама забирается с ним на второй план существования, где тише и куда без страха можно поставить люльку.
She herself, in silent humility, nurses him and rears him.	Она сама в молчаливом смирении вскармливает и выращивает его.
"People ask the Mother of God:	Богоматерь просят:

' Pray fervently to your Son and your God!'	"Молися прилежно Сыну и Богу Твоему".
They put fragments of a psalm into her mouth:	Ей вкладывают в уста отрывки псалма:
' And my spirit rejoices in God my Savior.	"И возрадовася дух мой о Бозе Спасе моем.
For He has regarded the low estate of His handmaiden. For behold, henceforth all generations will call me blessed.'	Яко воззри на смирение рабы своея, се бо отныне ублажат мя вси роди".
She says this about her infant, he will exalt her ('For he who is mighty has done great things for me'), he is her glory.	Это она говорит о своем младенце, он возвеличит ее ("Яко сотвори мне величие сильный"), он - ее слава.
Every woman can say the same.	Так может сказать каждая женщина.
Her god is in her child.	Ее бог в ребенке.
Mothers of great people should be familiar with that feeling.	Матерям великих людей должно быть знакомо это ощущение.
But decidedly all mothers are mothers of great people, and it is not their fault that life later disappoints them."	Но все решительно матери - матери великих людей, и не их вина, что жизнь потом обманывает их".
4	4
"We endlessly reread Evgeny Onegin and the poems.	"Без конца перечитываем "Евгения Онегина" и поэмы.
Anfim was here yesterday and brought presents.	Вчера был Анфим, навез подарков.
We regale ourselves, we have light.	Лакомимся, освещаемся.
Endless conversations about art.	Бесконечные разговоры об искусстве.
"My long-standing thought that art is not the name of a category or sphere that embraces a vast multitude of notions and ramified phenomena, but, on the contrary, is something narrow and concentrated, the designation of a principle that enters into the composition of an artistic work, the name of the force applied or the truth worked out in it.	Давнишняя мысль моя, что искусство не название разряда или области, обнимающей необозримое множество понятий и разветвляющихся явлений, но, наоборот, нечто узкое и сосредоточенное, обозначение начала, входящего в состав художественного произведения, название примененной в нем силы или разработанной истины.
And to me art has never seemed a subject or an aspect of form, but rather a mysterious and hidden part of content.	И мне искусство никогда не казалось предметом или стороною формы, но скорее таинственной и скрытой частью содержания.
To me it is clear as day, I feel it with my every fiber, but how express and formulate this thought?	Мне это ясно как день, я это чувствую всеми своими фибрами, но как выразить и сформулировать эту мысль?
"Works speak through many things: themes, situations, plots, heroes.	Произведения говорят многим: темами, положениями, сюжетами, героями.
But most of all they speak through the art contained in them.	Но больше всего говорят они присутствием содержащегося в них искусства.
The presence of art in the pages of Crime and Punishment is more astounding than Raskolnikov's crime.	Присутствие искусства на страницах "Преступления и наказания" потрясает больше, чем преступление Раскольникова.

"Primitive art, Egyptian, Greek, our own, is surely one and the same art in the course of the millennia and always remains in the singular.	Искусство первобытное, египетское, греческое, наше, это, наверное, на протяжении многих тысячелетий одно и то же, в единственном числе остающееся искусство.
It is some thought, some assertion about life, which, in its all-embracing breadth, cannot be broken down into separate words, and when a grain of that force enters into the composition of some more complex mixture, this admixture of art outweighs the significance of all the rest and turns out to be the essence, the soul, and the foundation of what is depicted."	Это какая-то мысль, какое-то утверждение о жизни, по всеохватывающей своей широте на отдельные слова не разложимое, и когда крупица этой силы входит в состав какой-нибудь более сложной смеси, примесь искусства перевешивает значение всего остального и оказывается сутью, душой и основой изображенного".
5	5
"A slight cold, a cough, and probably a small fever.	"Немного простужен, кашель и, наверное, небольшой жар.
All day I've been catching my breath somewhere at the level of the throat, as if there is a lump there.	Весь день перехватывает дыхание где-то у гортани, комком подкатывая к горлу.
Things are bad for me.	Плохо мое дело.
It's the aorta.	Это аорта.
The first warnings of heredity from my poor mama's side, a lifelong story of heart ailment.	Первые предупреждения наследственности со стороны бедной мамочки, пожизненной сердечницы.
Can it be true?	Неужели правда?
So early?	Так рано?
In that case, I'm not long for this world.	Не долгий я в таком случае жилец на белом свете.
"It is a bit fumy in the room.	В комнате легкий угар.
Smells of ironing.	Пахнет глаженым.
Someone's ironing and keeps adding hot, flaming coals from the still-burning stove to the coal iron, which clacks its lid like teeth.	Гладят и то и дело из непротопившейся печки подкладывают жаром пламенеющий уголь в ляскающий крышкой, как зубами, духовой утюг.
It reminds me of something.	Что-то напоминает.
I can't remember what.	Не могу вспомнить что.
A sick man's forgetfulness.	Забывчив по нездоровью.
"Overjoyed that Anfim brought some nut-oil soap, they flew into a general laundering, and Shurochka hasn't been looked after for two days.	На радостях, что Анфим привез ядрового мыла, закатили генеральную стирку, и Шурочка два дня без присмотра.
When I write, he gets under the table, sits on the crossbar between the legs, and, imitating Anfim, who takes him for a sleigh ride each time he comes, pretends that he's also driving me in a sledge.	Забирается, когда я пишу, под стол, садится на перекладину между ножками и, подражая Анфиму, который в каждый приезд катает его на санях, изображает, будто тоже вывозит меня в розвальнях.
"When I get better, I must go to town to read up on the ethnography of the region and its history.	Как выздоровею, надо будет поездить в город, почитать кое-что по этнографии края, по истории.

I'm assured there is an excellent town library, put together from several rich donations.	Уверяют, будто здесь замечательная городская библиотека, составленная из нескольких богатых пожертвований.
I want to write.	Хочется писать.
I must hurry.	Надо торопиться.
Before I turn around, spring will be here.	Не оглянешься, и весна.
Then there will be no bothering with reading and writing.	Тогда будет не до чтения и писания.
"My headache keeps getting worse.	Все усиливается головная боль.
I didn't sleep well.	Я плохо спал.
I had a confused dream, one of those that you forget on the spot when you wake up.	Я видел сумбурный сон, один из тех, которые забываются тут же на месте по пробуждении.
The dream left my head, in my consciousness there remained only the cause of my waking up.	Сон вылетел из головы, в сознании осталась только причина пробуждения.
I was awakened by a woman's voice, which I heard in my sleep, which in my sleep resounded in the air.	Меня разбудил женский голос, который слышался во сне, которым во сне оглашался воздух.
I remembered its sound and, reproducing it in my memory, mentally went through all the women I know, searching for which of them might be the owner of that chesty, moist voice, soft from heaviness.	Я запомнил его звук и, воспроизводя его в памяти, перебирал мысленно знакомых женщин, доискиваясь, какая из них могла быть обладательницей этого грудного, тихого от тяжести, влажного голоса.
It did not belong to any.	Он не принадлежал ни одной.
I thought that my excessive habituation to Tonya might stand between us and dull my hearing in relation to her.	Я подумал, что, может быть, чрезмерная привычка к Тоне стоит между нами и притупляет у меня слух по отношению к ней.
I tried to forget she was my wife and moved her image further off, to a distance sufficient for clarifying the truth.	Я попробовал забыть, что она моя жена, и отнес ее образ на расстояние, достаточное для выяснения истины.
No, it was not her voice either.	Нет, это был также не ее голос.
So it remained unclarified.	Так это и осталось невыясненным.
"Incidentally, about dreams.	Кстати, о снах.
It is an accepted notion that we tend to dream at night of something that has strongly impressed us in the daytime, when we were awake.	Принято думать, что ночью снится обыкновенно то, что днем, в бодрствовании, произвело сильнейшее впечатление.
My observations are the opposite.	У меня как раз обратные наблюдения.
"I've noticed more than once that it is precisely things we have barely noticed in the daytime, thoughts not brought to clarity, words spoken without feeling and left without attention, that return at night clothed in flesh and blood, and become the subjects of dreams, as if in compensation for our neglect of them in the daytime."	Я не раз замечал, что именно вещи, едва замеченные днем, мысли, не доведенные до ясности, слова, сказанные без души и оставленные без внимания, возвращаются ночью, облеченные в плоть и кровь, и становятся темами сновидений, как бы в возмещение за дневное к ним пренебрежение".
6	6

"A clear, frosty night.	"Ясная морозная ночь.
Extraordinary brightness and wholeness of the visible.	Необычайная яркость и цельность видимого.
Earth, air, moon, stars, fettered together, riveted by frost.	Земля, воздух, месяц, звезды скованы вместе, склепаны морозом.
In the park, the distinct shadows of trees lie across the alleys, seeming carved in relief.	В парке поперек аллей лежат отчетливые тени деревьев, кажущиеся выточенными и выпуклыми.
It seems all the time as if some dark figures are ceaselessly crossing the path in various places.	Все время кажется, будто какие-то черные фигуры в разных местах без конца переходят через дорогу.
Big stars like blue mica lamps hang in the forest among the branches.	Крупные звезды синими слюдяными фонарями висят в лесу между ветвями.
The whole sky is strewn with little stars like a summer meadow with chamomile.	Мелкими, как летние луга ромашками, усеяно все небо.
"Our evening talks about Pushkin continue.	Продолжающиеся по вечерам разговоры о Пушкине.
We discussed his lyc?e poems in the first volume.	Разбирали лицейские стихотворения первого тома.
How much depended on the choice of meter!	Как много зависело от выбора стихотворного размера!
"In the poems with long lines, his youthful ambition did not go beyond the limits of Arzamas, the wish not to fall behind his elders, to blow smoke in his uncle's eyes with mythologisms, pomposity, affected depravity and epicureanism, and premature, feigned sober-mindedness.	В стихах с длинными строчками пределом юношеского честолюбия был Арзамас, желание не отстать от старших, пустить дядюшке пыль в глаза мифологизмами, напыщенностью, выдуманной испорченностью и эпикурейством, преждевременным, притворным здравомыслием.
"But as soon as the young man, after his imitations of Ossian or Parny or the 'Reminiscences in Tsarskoe Selo,' hit upon the short lines of	Но едва с подражаний Оссиану или Парни или с "Воспоминаний в Царском Селе" молодой человек нападал на короткие строки
' The Little Town' or	"Городка", или
'Epistle to My Sister,' or	"Послания к сестре", или позднейшего кишиневского
'To My Inkstand' from the later Kishinev period, or upon the rhythms of the	"К моей чернильнице", или на ритмы
'Letter to Yudin,' the whole future Pushkin awakened in the adolescent.	"Послания к Юдину", в подростке пробуждался весь будущий Пушкин.
"Light and air, the noise of life, things, essences burst from outside into the poem as into a room through an open window.	В стихотворение, точно через окно в комнату, врывались с улицы свет и воздух, шум жизни, вещи, сущности.
Objects from the external world, everyday objects, nouns, thronging and pressing, took over the lines, ousting the less definite parts of speech.	Предметы внешнего мира, предметы обихода, имена существительные, теснясь и наседая, завладевали строчками, вытесняя вон менее определенные части речи.

Objects, objects, objects lined up in a rhymed column along the edge of the poem.	Предметы, предметы, предметы рифмованной колонною выстраивались по краям стихотворения.
"As if this later celebrated Pushkinian tetrameter was a sort of metrical unit of Russian life, its yardstick, as if it was a measure taken from the whole of Russian existence, as when the form of a foot is outlined to make the pattern for a shoe, or when you give the size so as to find a glove to fit your hand.	Точно этот, знаменитый впоследствии, пушкинский четырехстопник явился какой-то измерительной единицей русской жизни, ее линейной мерой, точно он был меркой, снятой со всего русского существования подобно тому, как обрисовывают форму ноги для сапожной выкройки или называют номер перчатки для приискания ее по руке, впору.
"So later the rhythms of talking Russia, the chant of her colloquial speech, were expressed metrically in Nekrasov's trimeters and dactylic rhymes."	Так позднее ритмы говорящей России, распевы ее разговорной речи были выражены в величинах длительности некрасовским трехдольником и некрасовской дактилической рифмой".
7	7
"How I would like, along with having a job, working the earth, or practicing medicine, to nurture something lasting, fundamental, to write some scholarly work or something artistic.	"Как хотелось бы наряду со службой, сельским трудом или врачебной практикой вынашивать что-нибудь остающееся, капитальное, писать какую-нибудь научную работу или что-нибудь художественное.
"Everyone is born a Faust, to embrace everything, experience everything, express everything.	Каждый родится Фаустом, чтобы все обнять, все испытать, все выразить.
The fact that Faust was a scientist was seen to by the mistakes of his predecessors and contemporaries.	О том, чтобы Фаусту быть ученым, позаботились ошибки предшественников и современников.
A step forward in science is made by the law of repulsion, with the refutation of reigning errors and false theories.	Шаг вперед в науке делается по закону отталкивания, с опровержения царящих заблуждений и ложных теорий.
"That Faust was an artist was seen to by the infectious example of his teachers.	О том, чтобы Фаусту быть художником, позаботились заразительные примеры учителей.
A step forward in art is made by the law of attraction, with the imitation, following, and veneration of beloved predecessors.	Шаг вперед в искусстве делается по закону притяжения, с подражания, следования и поклонения любимым предтечам.
"What then prevents me from working, treating, and writing?	Что же мешает мне служить, лечить и писать?
I think it is not privations and wanderings, not instability and frequent change, but the reigning spirit of bombastic phrases so widespread in our day-such as: the dawn of the future, the building of the new world, the lights of mankind.	Я думаю, не лишения и скитания, не неустойчивость и частые перемены, а господствующий в наши дни дух трескучей фразы, получивший такое распространение, - вот это самое: заря грядущего, построение нового мира, светочи человечества.
You hear that and at first you think-what breadth of imagination, what wealth!	Послушать это, и поначалу кажется - какая широта фантазии, какое богатство!
But in reality it is pompous precisely in its lack of talent.	А на деле оно именно и высокопарно по недостатку дарования.
"Only the ordinary is fantastic, once the hand of genius touches it.	Сказочно только рядовое, когда его коснется рука гения.

The best lesson in this respect is Pushkin.	Лучший урок в этом отношении Пушкин.
What a glorification of honest labor, duty, habitual everyday things!	Какое славословие честному труду, долгу, обычаям повседневности!
With us 'bourgeois' and 'philistine' have now come to sound reproachful.	Теперь у нас стало звучать укорительно "мещанин", "обыватель".
That reproof was forestalled by lines from	Этот упрек предупрежден строками из
' Genealogy':	"Родословной":
I am a bourgeois, a bourgeois.	Я мещанин, я мещанин.
"And from	И из
' Onegin's Journey':	"Путешествия Онегина":
My ideal now is a housewife,	Мой идеал теперь - хозяйка,
My desire is for peace,	Мои желания - покой,
A pot of soup, and my fine self.6	Да щей горшок, да сам большой.
"Of all things Russian I now love most the Russian childlikeness of Pushkin and Chekhov, their shy unconcern with such resounding things as the ultimate goals of mankind and their own salvation.	Изо всего русского я теперь больше всего люблю русскую детскость Пушкина и Чехова, их застенчивую неозабоченность насчет таких громких вещей, как конечные цели человечества и их собственное спасение.
They, too, understood all these things, but such immodesties were far from them-not their business, not on their level!	Во всем этом хорошо разбирались и они, но куда им было до таких нескромностей - не до того и не по чину!
Gogol, Tolstoy, Dostoevsky prepared for death, were anxious, sought meaning, summed things up, but these two till the end were distracted by the current particulars of their artistic calling, and in their succession lived their lives inconspicuously, as one such particular, personal, of no concern to anyone, and now that particular has become common property and, like still unripe apples picked from the tree, is ripening in posterity, filling more and more with sweetness and meaning."	Гоголь, Толстой, Достоевский готовились к смерти, беспокоились, искали смысла, подводили итоги, а эти до конца были отвлечены текущими частностями артистического призвания, и за их чередованием незаметно прожили жизнь, как такую же личную, никого не касающуюся частность, и теперь эта частность оказывается общим делом и, подобно снятым с дерева дозревающим яблокам, сама доходит в преемственности, наливаясь все большею сладостью и смыслом".
8	8
"The first heralds of spring, a thaw.	"Первые предвестия весны, оттепель.
The air smells of pancakes and vodka, as during the week before Lent, when nature herself seems to rhyme with the calendar.	Воздух пахнет блинами и водкой, как на масленой, когда сам календарь как бы каламбурит.
Somnolent, the sun in the forest narrows its buttery eyes; somnolent, the forest squints through its needles like eyelashes; the puddles at noontime have a buttery gleam.	Сонно, масляными глазками жмурится солнце в лесу, сонно, ресницами игл щурится лес, маслянисто блещут в полдень лужи.
Nature yawns, stretches herself, rolls over on the other side, and falls asleep again.	Природа зевает, потягивается, переворачивается на другой бок и снова засыпает.

"In the seventh chapter of Evgeny Onegin-spring, the manor house empty after Onegin's departure, Lensky's grave down by the water, under the hill.	В седьмой главе "Евгения Онегина" - весна, пустующий за выездом Онегина господский дом, могила Ленского внизу, у воды, под горою.
And there the nightingale, spring's lover,	И соловей, весны любовник,
Sings all night long.	Поет всю ночь.
The wild rose flowers.	Цветет шиповник.
"Why 'lover'?	Почему - любовник?
Generally speaking, the epithet is natural, appropriate.	Вообще говоря, эпитет естественный, уместный.
Indeed he is a lover.	Действительно - любовник.
Besides that, it's needed for the rhyme.	Кроме того - рифма к слову "шиповник".
But in terms of sound, do we not also have here the epic Nightingale the Robber?7	Но звуковым образом не сказался ли также былинный Соловей-разбойник?
"In the folk epic he is called Nightingale the Robber, son of Odikhmanty.	В былине он называется Соловей-разбойник, Одихмантьев сын.
How well it speaks of him!	Как хорошо про него говорится!
From him and from his nightingale whistle,	От него ли то от посвисту соловьего,
From him and from his wild beast cry,	От него ли то от покрику звериного,
All the grassy masses shrink and shrivel,	То все травушки-муравушки уплетаются,
All the sky-blue flowers wither and die,	Все лазоревы цветочки осыпаются.
The dark woods all bow down their heads,	Темны лесушки к земле все преклоняются,
And if there are people, they all lie dead.	А что есть людей, то все мертвы лежат.
"We arrived at Varykino in early spring.	Мы приехали в Варыкино раннею весной.
Soon everything began to turn green, especially in Shutma, as the ravine under Mikulitsyn's house is called-bird cherry, alder, hazel.	Вскоре все зазеленело, особенно в Шутьме, как называется овраг под микулицынским домом, -черемуха, ольха, орешник.
Several nights later the nightingales began to trill.	Спустя несколько ночей защелкали соловьи.
"And again, as if hearing them for the first time, I was amazed at how this song stands out from the calls of all other birds, what a leap, without gradual change, nature performs to the richness and singularity of this trilling.	И опять, точно слушая их в первый раз, я удивился тому, как выделяется этот напев из остальных птичьих посвистов, какой скачок, без постепенного перехода, совершает природа к богатству и исключительности этого щелканья.
So much variety in changing figures and such force of distinct, far-reaching sound!	Сколько разнообразия в смене колен и какая сила отчетливого, далеко разносящегося звука!
In Turgenev somewhere8 there is a description of these whistlings, the wood demon's piping, the larklike drumming.	У Тургенева описаны где-то эти высвисты, дудка лешего, юлиная дробь.
Two turns stood out particularly.	Особенно выделялись два оборота.
The quick, greedy, and luxurious 'tiokh, tiokh, tiokh,' sometimes with three beats, sometimes countless, in response to which the thicket, all in dew, shook itself, preened itself, flinching as if it had been tickled.	Учащенно-жадное и роскошное "тех-тех-тех", иногда трехдольное, иногда без счета, в ответ на которое заросль, вся в росе, отряхивалась и охорашивалась, вздрагивая, как от щекотки.

And another falling into two syllables, calling out, soul-felt, entreating, like a plea or an exhortation:	И другое, распадающееся на два слога, зовущее, проникновенное, умоляющее, похожее на просьбу или увещание:
' A-wake!	"Оч-нись!
A-wake!	Оч-нись!
A-wake!'"	Оч-нись!"
9	9
"Spring.	"Весна.
We're getting ready for farmwork.	Готовимся к сельским работам.
So no more diary.	Стало не до дневника.
But it has been pleasant to take these notes.	А приятно было вести эти записки.
I'll have to set them aside till winter.	Придется отложить их до зимы.
"The other day, this time indeed during the week before Lent, the season of bad roads, a sick peasant drives his sled into the yard over water and mud.	На днях, на этот раз действительно на масленице, в распутицу, въезжает на санях во двор, по воде и грязи, больной крестьянин.
Naturally, I refuse to receive him.	Понятно, отказываюсь принять.
'Forgive me, my dear fellow, I've stopped doing that-I have neither a real choice of medicines, nor the necessary equipment.'	"Не взыщи, милый, перестал этим заниматься - ни настоящего подбора лекарств, ни нужных приспособлений".
But there was no getting rid of him.	Да разве так отвяжешься.
' Help me.	"Помоги.
My skin's going scant.	Кожею скудаем.
Have mercy.	Помилосердствуй.
A bodily ailment.'	Телесная болезнь".
"What to do?	Что делать?
I don't have a heart of stone.	Сердце не камень.
I decided to receive him.	Решил принять.
' Get undressed.'	"Раздевайся".
I examined him.	Осматриваю.
' You've got lupus.'	"У тебя волчанка".
I busy myself with him, glancing sidelong towards the windowsill, at the bottle of carbolic acid. (Good God, don't ask me where I got it, and another thing or two, the most necessary!	Вожусь с ним, искоса поглядывая в окно, на бутыль с карболкой. (Боже правый, не спрашивайте, откуда она у меня, и еще кое-что, самое необходимое!
It's all from Samdevyatov.) I look-another sled drives into the yard, with a new patient, as it seems to me at first.	Все это - Самдевятов.) Смотрю - на двор другие сани, с новым больным, как мне кажется в первую минуту.
And my brother Evgraf drops as if from the clouds.	И сваливается, как с облаков, брат Евграф.

For a while he is at the disposal of the household, Tonya, Shurochka, Alexander Alexandrovich.	На некоторое время он поступает в распоряжение дома, Тони, Шурочки, Александра Александровича.
Afterwards, when I'm free, I join the others.	Потом, когда я освобождаюсь, присоединяюсь к остальным.
Questions begin-how, from where?	Начинаются расспросы - как, откуда?
As usual, he dodges, evades, not one direct answer, smiles, wonders, riddles.	По обыкновению увертывается, уклоняется, ни одного прямого ответа, улыбки, чудеса, загадки.
"He was our guest for about two weeks, often going by himself to Yuriatin, and suddenly he vanished as if he'd fallen through the earth.	Он прогостил около двух недель, часто отлучаясь в Юрятин, и вдруг исчез, как сквозь землю провалился.
During that time I was able to notice that he was still more influential than Samdevyatov, yet his doings and connections were still less explicable.	За это время я успел отметить, что он еще влиятельнее Самдевятова, а дела и связи его еще менее объяснимы.
Where does he come from?	Откуда он сам?
Where does his power come from?	Откуда его могущество?
What is he engaged in?	Чем он занимается?
Before his disappearance, he promised to lighten our farmwork, so that Tonya would have free time to bring up Shura, and I for medical and literary pursuits.	Перед исчезновением обещал облегчить нам ведение хозяйства, так чтобы у Тони освобождалось время для воспитания Шуры, а у меня - для занятий медициной и литературой.
We asked curiously what he intended to do towards that end.	Полюбопытствовали, что он для этого собирается сделать.
Again silence and smiles.	Опять отмалчиванье и улыбки.
But he did not deceive us.	Но он не обманул.
There are signs that the conditions of our life will indeed change.	Имеются признаки, что условия жизни у нас действительно переменятся.
"Astonishing thing!	Удивительное дело!
He is my half brother.	Это мой сводный брат.
He has the same last name.	Он носит одну со мною фамилию.
And yet, strictly speaking, I know him least of all.	А знаю я его, собственно говоря, меньше всех.
"This is already the second time that he has irrupted into my life as a good genius, a deliverer who resolves all difficulties.	Вот уже второй раз вторгается он в мою жизнь добрым гением, избавителем, разрешающим все затруднения.
Perhaps the composition of every biography, along with the cast of characters acting in it, also calls for the participation of a mysterious unknown power, an almost symbolic person, appearing to help without being called, and the role of this beneficent and hidden mainspring is played in my life by my brother Evgraf?"	Может быть, состав каждой биографии наряду со встречающимися в ней действующими лицами требует еще и участия тайной неведомой силы, лица почти символического, являющегося на помощь без зова, и роль этой благодетельной и скрытой пружины играет в моей жизни мой брат Евграф?"
With that the notes of Yuri Andreevich ended.	На этом кончались записи Юрия Андреевича.
He never continued them.	Больше он их не продолжал.

10	10
Yuri Andreevich was looking over the books he had ordered in the Yuriatin city reading room.	Юрий Андреевич просматривал в зале Юрятинской городской читальни заказанные книги.
The many-windowed reading room for a hundred persons was set with several rows of long tables, their narrow ends towards the windows.	Многооконный читальный зал на сто человек был уставлен несколькими рядами длинных столов, узенькими концами к окнам.
The reading room closed with the coming of darkness.	С наступлением темноты читальня закрывалась.
In springtime the city was not lighted in the evening.	В весеннее время город по вечерам не освещался.
But Yuri Andreevich never sat until dusk anyway, and did not stay in the city past dinnertime.	Но Юрий Андреевич и так никогда не досиживал до сумерек и не задерживался в городе позже обеденного времени.
He would leave the horse that the Mikulitsyns gave him at Samdevyatov's inn, spend the whole morning reading, and at midday return home on horseback to Varykino.	Он оставлял лошадь, которую ему давали Микулицыны, на постоялом дворе у Самдевятова, читал все утро и с середины дня возвращался верхом домой в Варыкино.
Before these raids on the library, Yuri Andreevich had rarely been to Yuriatin.	До этих наездов в библиотеку Юрий Андреевич редко бывал в Юрятине.
He had no particular business in the city.	У него не было никаких особенных дел в городе.
He knew it poorly.	Доктор плохо знал его.
And when the room gradually filled before his eyes with Yuriatin's citizens, who would seat themselves now far from him, now right next to him, Yuri Andreevich felt as if he was becoming acquainted with the city, standing at one of its populous intersections, and as if what poured into the room were not Yuriatin's readers, but the houses and streets they lived in.	И когда на его глазах зал постепенно наполнялся юрятинскими жителями, садившимися то поодаль от него, то совсем по соседству, у Юрия Андреевича являлось чувство, будто он знакомится с городом, стоя на одном из его людных скрещений, и будто в зал стекаются не читающие юрятинцы, а стягиваются дома и улицы, на которых они проживают.
However, the actual Yuriatin, real and not imagined, could be seen through the windows of the room.	Однако и действительный Юрятин, настоящий и невымышленный, виднелся в окнах зала.
Near the middle window, the biggest of them, stood a tank of boiled water.	У среднего, самого большого, окна стоял бак с кипяченою водой.
Readers, by way of taking a break, went out to the stairway to smoke, surrounded the tank, drank water, pouring what was left into a basin, and crowded by the window, admiring the view of the city.	Читающие в виде отдыха выходили покурить на лестницу, окружали бак, пили воду, сливая остатки в полоскательницу, и толпились у окна, любуясь видами города.
There were two kinds of readers: old-timers from the local intelligentsia-they were the majority-and those from simple people.	Читающих было два рода: старожилы из местной интеллигенции - их было большинство - и люди из простого народа.
The first, most of whom were women, poorly dressed, neglectful of themselves and gone to seed, had unhealthy, drawn faces, puffy for various reasons-hunger, biliousness, dropsy.	У первых, среди которых преобладали женщины, бедно одетые, переставшие следить за собой и опустившиеся, были нездоровые, вытянувшиеся лица, обрюзгшие по разным причинам - от голода, от разлития желчи, от отеков водянки.

These were the habitu?s of the reading room, personally acquainted with the library workers and feeling themselves at home there.	Это были завсегдатаи читальни, лично знакомые с библиотечными служащими и чувствовавшие себя здесь как дома.
Those from the people, with beautiful, healthy faces, dressed neatly, festively, came into the room embarrassed and timid, as into church, and made their appearance more noisily than was customary, not from ignorance of the rules, but owing to their wish to enter perfectly noiselessly and their inability to adjust their healthy steps and voices.	Люди из народа с красивыми здоровыми лицами, одетые опрятно, по-праздничному, входили в зал смущенно и робко, как в церковь, и появлялись шумнее, чем было принято, не от незнания порядков, а вследствие желания войти совершенно бесшумно и неумения соразмерить свои здоровые шаги и голоса.
Opposite the windows there was a recess in the wall.	Напротив окон в стене было углубление.
In this niche, on a podium, separated from the rest of the room by a high counter, the reading room staff, the senior librarian and his two female assistants, were busy with their tasks.	В этой нише на возвышении, отделенные высокою стойкой от остального зала, занимались своим делом служащие читальни, старший библиотекарь и две его помощницы.
One of them, angry, wearing a woollen shawl, constantly took off her pince-nez and then perched it back on her nose, guided, apparently, not by the needs of vision, but by the changes of her inner state.	Одна из них, сердитая, в шерстяном платке, без конца снимала и напяливала на нос пенсне, руководствуясь, по-видимому, не надобностями зрения, а переменчивостью своих душевных состояний.
The other, in a black silk blouse, was probably suffering from chest congestion, because she almost never took the handkerchief from her mouth and nose, and talked and breathed into it.	Другая, в черной шелковой кофте, вероятно, страдала грудью, потому что почти не отнимала носового платка от рта и носа и говорила и дышала в платок.
The library staff had the same swollen faces, elongated and puffy, as half the readers, the same slack skin, sallow shot with green, the color of a pickle covered with gray mold, and the three of them took turns doing one and the same thing, explaining in a whisper to novices the rules for using books, sorting out order slips, handing over books, and receiving the returned ones, and in between worked on putting together some sort of annual report.	У библиотечных служащих были такие же опухшие, книзу удлиненные, оплывшие лица, как у половины читающих, та же дряблая, обвислая кожа, землистая с прозеленью, цвета соленого огурца и серой плесени, и все они втроем делали попеременно одно и то же, шепотом разъясняли новичкам правила пользования книгами, разбирали билетики с требованиями, выдавали и принимали обратно возвращаемые книги и в промежутках трудились над составлением каких-то годовых отчетов.
And, strangely, by some incomprehensible coupling of ideas, in the faces of the real city outside the window and the imaginary one in the room, and also by some likeness caused by the general deathly puffiness, as if they were all sick with goiter, Yuri Andreevich recalled the displeased switchwoman on the tracks of Yuriatin the morning of their arrival, and the general panorama of the city in the distance, and Samdevyatov beside him on the floor of the car, and his explanations.	И странно, по непонятному сцеплению идей, перед лицом действительного города за окном и воображаемого в зале, а также по какому-то сходству, вызываемому всеобщей мертвенной одутловатостью, точно все заболели зобами, Юрий Андреевич вспомнил недовольную стрелочницу на железнодорожных путях Юрятина в утро их приезда, и общую панораму города вдали, и Самдевятова рядом на полу вагона, и его объяснения.
And Yuri Andreevich wanted to connect those explanations, given far outside the limits of the place, at a great distance, with everything he now saw close up, in the heart of the picture.	И эти объяснения, данные далеко за пределами местности на большом расстоянии, Юрию Андреевичу хотелось связать с тем, что он видел теперь вблизи, в сердцевине картины.
But he did not remember Samdevyatov's designations, and nothing came of it.	Но он не помнил обозначений Самдевятова, и у него ничего не выходило.

11	11
Yuri Andreevich was sitting at the far end of the room, surrounded by books.	Юрий Андреевич сидел в дальнем конце зала, обложившись книгами.
Before him lay periodicals on local zemstvo statistics and several works on the ethnography of the region.	Перед ним лежали журналы по местной земской статистике и несколько работ по этнографии края.
He tried to request two more works on the history of Pugachev, but the librarian in the black silk blouse, whispering through the handkerchief pressed to her lips, observed to him that they did not give out so many books at once into the same hands, and that to obtain the works that interested him, he would have to return some of the reference books and periodicals he had taken.	Он попробовал затребовать еще два труда по истории Пугачева, но библиотекарша в шелковой кофте шепотом через прижатый к губам платок заметила ему, что так много книг не выдают сразу в одни руки и что для получения интересующих его исследований он должен вернуть часть взятых справочников и журналов.
Therefore Yuri Andreevich began more assiduously and hurriedly to acquaint himself with the as yet unsorted books, so as to select and keep the most necessary out of the pile and exchange the rest for the historical works that interested him.	Поэтому Юрий Андреевич стал прилежнее и торопливее знакомиться с неразобранными книгами с тем, чтобы выделить и удержать из их груды самое необходимое, а остальное выменять на занимавшие его исторические работы.
He quickly leafed through the collections and ran his eyes over the tables of contents, undistracted by anything and not looking to either side.	Он быстро перелистывал сборники и пробегал глазами оглавления, ничем не отвлекаемый и не глядя по сторонам.
The many people in the room did not disturb or divert him.	Людность зала не мешала ему и не рассеивала его.
He had studied his neighbors well and saw them with his mental gaze to right and left of him without raising his eyes from the book, with the feeling that their complement would not change before he left, any more than the churches and buildings of the city seen through the window would move from their place.	Он хорошо изучил своих соседей и видел их мысленным взором справа и слева от себя, не подымая глаз от книги, с тем чувством, что состав их не изменится до самого его ухода, как не сдвинутся с места церкви и здания города, видневшиеся в окне.
Meanwhile the sun did not stand still.	Между тем солнце не стояло.
It moved all the while around the eastern corner of the library.	Все время перемещаясь, оно обошло за эти часы восточный угол библиотеки.
Now it was shining through the windows on the southern side, blinding those who sat close to them and preventing them from reading.	Теперь оно светило в окна южной стены, ослепляя наиболее близко сидевших и мешая им читать.
The librarian with a cold came down from her fenced-off elevation and headed for the windows.	Простуженная библиотекарша сошла с огороженного возвышения и направилась к окнам.
They had festoon curtains of white fabric, which pleasantly softened the light.	На них были складчатые, напускные занавески из белой материи, приятно смягчавшие свет.
The librarian lowered them on all the windows but one.	Библиотекарша опустила их на всех окнах, кроме одного.
That one, at the end, in the shade, she left uncurtained.	Это, крайнее, затененное, она оставила незавешенным.
Pulling the cord, she opened the vent pane and went into a fit of sneezing.	Потянув за шнур, она отворила в нем откидную форточку и расчихалась.

When she had sneezed for the tenth or twelfth time, Yuri Andreevich guessed that she was Mikulitsyn's sister-in-law, one of the Tuntsevs, of whom Samdevyatov had told him.	Когда она чихнула в десятый или двенадцатый раз, Юрий Андреевич догадался, что это свояченица Микулицына, одна из Тунцовых, о которых рассказывал Самдевятов.
Along with other readers, Yuri Andreevich raised his head and looked in her direction.	Вслед за другими читающими Юрий Андреевич поднял голову и посмотрел в ее сторону.
Then he noticed that a change had taken place in the room.	Тогда он заметил происшедшую в зале перемену.
At the opposite end a new visitor had been added.	В противоположном конце прибавилась новая посетительница.
Yuri Andreevich recognized Antipova at once.	Юрий Андреевич сразу узнал Антипову.
She was sitting with her back turned to the front tables, at one of which the doctor had placed himself, and talking in a low voice with the sick librarian, who stood bending towards Larissa Fyodorovna and exchanged whispers with her.	Она сидела, повернувшись спиной к передним столам, за одним из которых помещался доктор, и вполголоса разговаривала с простуженной библиотекаршей, которая стояла, наклонившись к Ларисе Федоровне, и перешептывалась с ней.
This conversation must have had a beneficial influence on the librarian.	Вероятно, этот разговор имел благодетельное влияние на библиотекаршу.
She was instantly cured not only of her annoying cold, but also of her nervous apprehension.	Она излечилась мигом не только от своего досадного насморка, но и от нервной настороженности.
Casting a warm, grateful glance at Antipova, she took away the handkerchief that she kept pressed to her lips all the time and, putting it in her pocket, went back to her place behind the counter, happy, confident, and smiling.	Кинув Антиповой теплый, признательный взгляд, она отняла от губ носовой платок, который все время к ним прижимала, и, сунув его в карман, вернулась на свое место за загородку, счастливая, уверенная в себе и улыбающаяся.
This scene marked by touching details did not escape some of those present.	Эта отмеченная трогательною мелочью сцена не укрылась от некоторых присутствовавших.
From all sides of the room, people looked sympathetically at Antipova and also smiled.	Со многих концов зала смотрели сочувственно на Антипову и тоже улыбались.
By these insignificant signs, Yuri Andreevich ascertained how well-known and loved she was in the city.	По этим ничтожным признакам Юрий Андреевич установил, как ее знают и любят в городе.
12	12
Yuri Andreevich's first intention was to get up and go over to Larissa Fyodorovna.	Первое намерение Юрия Андреевича было встать и подойти к Ларисе Федоровне.
But then the constraint and lack of simplicity, foreign to his nature but established in him in relation to her, got the upper hand.	Но затем чуждые его природе, но установившиеся у него по отношению к ней принужденность и отсутствие простоты взяли верх.
He decided not to bother her, and also not to interrupt his own work.	Он решил не мешать ей, а также не прерывать собственной работы.
To shield himself from the temptation to look in her direction, he placed the chair sideways to the table, almost back to the readers, and immersed himself in his books, holding one in his hand in front of him and another open on his knees.	Чтобы защитить себя от искушения глядеть в ее сторону, он поставил стул боком к столу, почти задом к занимающимся, и углубился в свои книги, держа одну в руке перед собой, а другую развернутою на коленях.

However, his thoughts wandered a thousand miles away from the subject of his studies.	Однако мысли его витали за тридевять земель от предмета его занятий.
Outside of any connection with them, he suddenly realized that the voice he had once heard in his sleep on a winter night in Varykino had been Antipova's voice.	Вне всякой связи с ними он вдруг понял, что голос, который однажды он слышал зимнею ночью во сне в Варыкине, был голосом Антиповой.
He was struck by this discovery and, attracting the attention of those around him, he abruptly put his chair back in its former position, so as to see Antipova from where he sat, and began to look at her.	Его поразило это открытие, и, привлекая внимание окружающих, он порывисто переставил стул в прежнее положение, так чтобы с его места было видно Антипову, и стал смотреть на нее.
He saw her almost from behind, her back half turned.	Он видел ее со спины, вполоборота, почти сзади.
She was wearing a light-colored checkered blouse tied with a belt, and was reading eagerly, with self-abandon, as children do, her head slightly inclined towards her right shoulder.	Она была в светлой клетчатой блузе, перехваченной кушаком, и читала увлеченно, с самозабвением, как дети, склонив голову немного набок, к правому плечу.
Now and then she lapsed into thought, raising her eyes to the ceiling or narrowing them and peering somewhere far ahead of her, and then again, propped on her elbow, her head resting on her hand, in a quick, sweeping movement she penciled some notes in her notebook.	Иногда она задумывалась, поднимала глаза к потолку или, щурясь, заглядывалась куда-то перед собой, а потом снова облокачивалась, подпирала голову рукой и быстрым размашистым движением записывала карандашом в тетрадь выноски из книги.
Yuri Andreevich tested and confirmed his former observations in Meliuzeevo.	Юрий Андреевич проверял и подтверждал свои старые мелюзеевские наблюдения.
"She doesn't want to be admired," he thought, "to be beautiful, captivating.	"Ей не хочется нравиться, - думал он, - быть красивой, пленяющей.
She scorns that side of a woman's nature, and it is as if she punishes herself for being so good-looking.	Она презирает эту сторону женской сущности и как бы казнит себя за то, что так хороша.
And that proud hostility to herself increases her irresistibility tenfold.	И эта гордая враждебность к себе удесятеряет ее неотразимость.
"How good is everything she does.	Как хорошо все, что она делает.
She reads as if it were not man's highest activity, but the simplest of things, accessible to animals.	Она читает так, точно это не высшая деятельность человека, а нечто простейшее, доступное животным.
As if she were carrying water or peeling potatoes."	Точно она воду носит или чистит картошку".
These reflections calmed the doctor.	За этими размышлениями доктор успокоился.
A rare peace descended into his soul.	Редкий мир сошел ему в душу.
His thoughts stopped scattering and jumping from subject to subject.	Мысли его перестали разбегаться и перескакивать с предмета на предмет.
He smiled involuntarily.	Он невольно улыбнулся.
Antipova's presence had the same effect on him as on the nervous librarian.	Присутствие Антиповой оказывало на него такое же действие, как на нервную библиотекаршу.
Not bothering about how his chair stood, and fearing no hindrances or distractions, he worked for an hour or an hour and a half still more assiduously and concentratedly than before Antipova's arrival.	Не заботясь о том, как стоит его стул, и не боясь помех и рассеяний, он час или полтора проработал еще усидчивей и сосредоточенней, чем до прихода Антиповой.

He went through the tall stack of books in front of him, selected the most necessary ones, and even managed in passing to gulp down the two important articles he came across in them.	Он перерыл высившуюся перед ним гору книг, отобрал самое нужное и даже попутно успел проглотить две встретившиеся в них существенные статьи.
Deciding to be satisfied with what he had done, he started gathering up the books in order to take them to the librarian's desk.	Решив удовольствоваться сделанным, он стал собирать книги, чтобы отнести их к столу выдач.
All extraneous considerations, derogatory to his consciousness, abandoned him.	Всякие посторонние соображения, порочащие сознание, покинули его.
With a clear conscience, and with no second thoughts, he decided that his honestly done work had earned him the right to meet with an old and good acquaintance and that he had legitimate grounds for allowing himself this joy.	С чистою совестью и совершенно без задних мыслей он подумал, что честно отработанным уроком он заслужил право встретиться со старой доброю знакомою и на законном основании позволить себе эту радость.
But when he stood up and looked around the reading room, he did not find Antipova; she was no longer there.	Но когда, поднявшись, он окинул взглядом читальню, он не обнаружил Антиповой, в зале ее больше не было.
On the counter to which the doctor carried his tomes and brochures, the literature returned by Antipova still lay unshelved.	На стойке, куда доктор перенес свои тома и брошюры, еще лежала неубранною литература, возвращенная Антиповой.
It was all manuals on Marxism.	Все это были руководства по марксизму.
She was probably requalifying herself to be a teacher, as before, going through political retraining on her own at home.	Вероятно, как бывшая, вновь переопределяющаяся учительница, она своими силами на дому проходила политическую переподготовку.
Larissa Fyodorovna's catalogue requests lay in the books.	В книжки заложены были требования Ларисы Федоровны в каталожную.
The ends of the slips were showing.	Билетики торчали концами наружу.
On them Larissa Fyodorovna's address was written.	В них проставлен был адрес Ларисы Федоровны.
It could easily be read.	Его легко можно было прочесть.
Yuri Andreevich wrote it down, surprised by the strangeness of the designation.	Юрий Андреевич списал его, удивившись странности обозначения.
"Kupecheskaya Street, opposite the house with figures."	"Купеческая, против дома с фигурами".
On the spot, having asked someone, Yuri Andreevich learned that the expression "house with figures" was as current in Yuriatin as the naming of neighborhoods by parish churches in Moscow or the name Five Corners in Petersburg.	Тут же, у кого-то осведомившись, Юрий Андреевич узнал, что выражение "дом с фигурами" в Юрятине настолько же ходячее, как наименование околотков по церковным приходам в Москве или название "у пяти углов" в Петербурге.
It was the name of a dark gray, steel-colored house with caryatids and statues of Greek muses with tambourines, lyres, and masks in their hands, built in the last century by a theater-loving merchant as his private theater.	Так назывался темно-серый дом с кариатидами и статуями античных муз с бубнами, лирами и масками в руках, выстроенный в прошлом столетии купцом-театралом для своего домашнего театра.

The merchant's heirs sold this house to the Merchants' Association, which gave its name to the street on the corner of which the house stood.	Наследники купца продали дом Купеческой управе, давшей название улице, угол которой дом занимал.
The whole area around it was named for this house with figures.	По этому дому с фигурами обозначали всю прилегавшую к нему местность.
Now the house with figures accommodated the city's party committee, and the wall of its slanting basement, running obliquely downhill, where theater and circus posters hung in former times, was now covered with government decrees and resolutions.	Теперь в доме с фигурами помещался горком партии, и на стене его косого, спускавшегося под гору и понижавшегося фундамента, где в прежние времена расклеивали театральные и цирковые афиши, теперь вывешивали декреты и постановления правительства.
13	13
It was a cold, windy day at the beginning of May.	Был холодный ветреный день начала мая.
Having wandered around town on errands, and looked into the library for a moment, Yuri Andreevich suddenly canceled all his plans and went in search of Antipova.	Потолкавшись по делам в городе и на минуту заглянув в библиотеку, Юрий Андреевич неожиданно отменил все планы и пошел разыскивать Антипову.
The wind often stopped him on his way, blocking his path by raising clouds of sand and dust.	Ветер часто останавливал его в пути, преграждая ему дорогу облаками поднятого песку и пыли.
The doctor turned away, squinted his eyes, lowered his head, waiting for the dust to sweep past, and went further on.	Доктор отворачивался, жмурился, нагибал голову, пережидая, пока пыль пронесется мимо, и отправлялся дальше.
Antipova lived at the corner of Kupecheskaya and Novosvalochny Lane, opposite the dark, verging on blue, house with figures, which the doctor now saw for the first time.	Антипова жила на углу Купеческой и Новосвалочного переулка, против темного, впадавшего в синеву дома с фигурами, теперь впервые увиденного доктором.
The house indeed corresponded to its nickname and made a strange, disturbing impression.	Дом действительно отвечал своему прозвищу и производил странное, тревожное впечатление.
The whole top was surrounded by female mythological caryatids half again human size.	Он по всему верху был опоясан женскими мифологическими кариатидами в полтора человеческих роста.
Between two gusts of wind that hid its fa?ade, the doctor fancied for a moment that the entire female population of the house had come out to the balcony and was leaning over the balustrade looking at him and at Kupecheskaya spread out below.	Между двумя порывами ветра, скрывшими его фасад, доктору на мгновение почудилось, что из дома вышло все женское население на балкон и, перегнувшись через перила, смотрит на него и на расстилающуюся внизу Купеческую.
There were two entrances to Antipova's, the front one from the street and one through the courtyard from the lane.	К Антиповой было два хода, через парадное с улицы и двором с переулка.
Not knowing about the existence of the first, Yuri Andreevich took the second.	Не зная о существовании первого пути, Юрий Андреевич избрал второй.
When he turned through the gate from the lane, the wind whirled dirt and litter from the whole yard up into the sky, screening the yard from the doctor.	Когда он свернул из переулка в ворота, ветер взвил к небу землю и мусор со всего двора, завесив двор от доктора.
Hens rushed clucking from under his feet behind this black curtain, trying to save themselves from the rooster pursuing them.	За эту черную завесу с квохтаньем бросились куры из-под его ног, спасаясь от догонявшего их петуха.

When the cloud scattered, the doctor saw Antipova by the well.	Когда облако рассеялось, доктор увидел Антипову у колодца.
The whirlwind had surprised her with water already drawn in both buckets and the yoke over her left shoulder.	Вихрь застиг ее с уже набранной водой в обоих ведрах, с коромыслом на левом плече.
Her head was covered with a kerchief, hastily knotted on her forehead, so as not to get dust in her hair, and she was holding the billowing skirt of her coat to keep it from being lifted by the wind.	Она была наскоро повязана косынкой, чтобы не пылить волос, узлом на лоб, "кукушкой", и зажимала коленями подол пузырившегося капота, чтобы ветер не подымал его.
She started towards the house, carrying the water, but stopped, held back by a new gust of wind, which tore the kerchief from her head, started blowing her hair about, and carried the kerchief towards the far end of the fence, to the still clucking hens.	Она двинулась было с водою к дому, но остановилась, удержанная новым порывом ветра, который сорвал с ее головы платок, стал трепать ей волосы и понес платок к дальнему концу забора, ко все еще квохтавшим курам.
Yuri Andreevich ran after the kerchief, picked it up, and handed it to the taken-aback Antipova by the well.	Юрий Андреевич побежал за платком, поднял его и у колодца подал опешившей Антиповой.
Ever faithful to her naturalness, she did not betray how amazed and perplexed she was by any exclamation.	Постоянно верная своей естественности, она ни одним возгласом не выдала, как она изумлена и озадачена.
The only thing that escaped her was:	У нее только вырвалось:
"Zhivago!"	- Живаго!
"Larissa Fyodorovna!"	- Лариса Федоровна!
"By what miracle?	- Каким чудом?
By what chance?"	Какими судьбами?
"Put your buckets down.	- Опустите ведра наземь.
I'll carry them."	Я снесу.
"I never turn back halfway, never abandon what I've started.	- Никогда не сворачиваю с полдороги, никогда не бросаю начатого.
If you've come to me, let's go."	Если вы ко мне, пойдемте.
"And to whom else?"	-А то к кому же?
"Who knows with you?"	- Кто вас знает.
"Anyway, let me take the yoke from your shoulders.	- Все же позвольте, я переложу коромысло с вашего плеча на свое.
I can't stand idle while you work."	Не могу я оставаться в праздности, когда вы трудитесь.
"Work, is it!	- Подумаешь, труд.
I won't let you.	Не дам.
You'll splash water all over the stairs.	Лестницу заплещете.
Better tell me what wind blew you here.	Лучше скажите, каким вас ветром занесло?
You've been around for more than a year, and still couldn't decide, couldn't find time?"	Больше года тут, и все не могли собраться, удосужиться?

"How do you know?"	- Откуда вы знаете?
"Word gets around.	- Слухами земля полнится.
And I saw you, finally, in the library."	Да и видела я вас, наконец, в библиотеке.
"Why didn't you call out to me?"	- Что же вы меня не окликнули?
"You won't make me believe you didn't see me yourself."	- Вы не заставите меня поверить, что сами меня не видели.
Following Larissa Fyodorovna, who was swaying slightly under the swaying buckets, the doctor stepped under the low archway.	За слегка покачивавшейся под качавшимися ведрами Ларисой Федоровной доктор прошел под низкий свод.
This was the back entrance to the ground floor.	Это были черные сени нижнего этажа.
Here, quickly squatting down, Larissa Fyodorovna set the buckets on the dirt floor, freed her shoulders from the yoke, straightened up, and began to wipe her hands with a little handkerchief she took from no one knows where.	Тут, быстро опустившись на корточки, Лариса Федоровна поставила ведра на земляной пол, высвободила плечо из-под коромысла, выпрямилась и стала утирать руки неизвестно откуда взявшимся крошечным платочком.
"Come, I'll take you, there's an inner passage to the front entrance.	- Пойдемте, я вас внутренним ходом на парадную выведу.
It's light there.	Там светло.
You can wait there.	Там подождете.
And I'll take the water up the back way, tidy things upstairs a little, change my clothes.	А я воду с черного хода внесу, немного приберу наверху, приоденусь.
See what sort of stairs we've got.	Видите, какая у нас лестница.
Cast-iron steps with an openwork design.	Чугунные ступени с узором.
You can see everything through them from above.	Сверху сквозь них все видно.
It's an old house.	Старый дом.
It got jolted a bit during the days of the shelling.	Тряхнуло его слегка в дни обстрела.
There was artillery fire.	Из пушек ведь.
See, the stones have separated.	Видите, камни разошлись.
There are holes, openings between the bricks.	Между кирпичами дыры, отверстия.
Katenka and I put the key to the apartment into this hole and cover it with a brick when we leave.	Вот в эту дыру мы с Катенькой квартирный ключ прячем и кирпичом закладываем, когда уходим.
Keep that in mind.	Имейте это в виду.
You may come one day and not find me here, and then you're welcome to open the door, come in, make yourself at home.	Может быть, как-нибудь наведаетесь, меня не застанете, тогда милости просим, отпирайте, входите, будьте как дома.
And meanwhile I'll come back.	А я тем временем подойду.
It's here now, the key.	Вот он и сейчас тут, ключ.
But I don't need it. I'll go in from the back and open the door from inside.	Но мне не нужно, я сзади войду и отворю дверь изнутри.
The one trouble is the rats.	Одно горе - крысы.

Hordes and hordes, there's no getting rid of them.	Тьма-тьмущая, отбою нет.
They jump all over us.	По головам скачут.
The structure's decrepit, the walls are shaky, there are cracks everywhere.	Ветхая постройка, стены расшатанные, везде щели.
Where I can, I plug them, I fight.	Где могу, заделываю, воюю с ними.
It doesn't do much good.	Мало помогает.
Maybe someday you'll come by and help me?	Может быть, как-нибудь зайдете, поможете?
Together we can bush up the floors and plinths.	Вместе забьем полы, плинтусы.
Hm?	А?
Well, stay on the landing, think about something.	Ну, оставайтесь на площадке, пораздумайте о чем-нибудь.
I won't let you languish long, I'll call you soon."	Я недолго протомлю вас, скоро кликну.
Waiting to be called, Yuri Andreevich let his eyes wander over the peeling walls of the entrance and the cast-iron steps of the stairs.	В ожидании зова Юрий Андреевич стал блуждать глазами по облупленным стенам входа и литым чугунным плитам лестницы.
He was thinking:	Он думал:
"In the reading room I compared the eagerness of her reading with the passion and ardor of actually doing something, of physical work.	"В читальне я сравнивал увлеченность ее чтения с азартом и жаром настоящего дела, с физической работой.
And, on the contrary, she carries water lightly, effortlessly, as if she were reading.	И наоборот, воду она носит, точно читает, легко, без труда.
She has this facility in everything.	Эта плавность у нее во всем.
As if she had picked up the momentum for life way back in her childhood, and now everything is done with that momentum, of itself, with the ease of an ensuing consequence.	Точно общий разгон к жизни она взяла давно, в детстве, и теперь все совершается у нее с разбегу, само собой, с легкостью вытекающего следствия.
She has it in the line of her back when she bends over, and in the smile that parts her lips and rounds her chin, and in her words and thoughts."	Это у нее и в линии ее спины, когда она нагибается, и в ее улыбке, раздвигающей ее губы и округляющей подбородок, и в ее словах и мыслях".
"Zhivago!" rang out from the doorway of an apartment on the upper landing.	- Живаго! - раздалось с порога квартиры на верхней площадке.
The doctor went upstairs.	Доктор поднялся по лестнице.
14	14
"Give me your hand and follow me obediently.	- Дайте руку и покорно следуйте за мной.
There will be two rooms here where it's dark and things are piled to the ceiling.	Тут будет две комнаты, где темно и вещи навалены до потолка.
You'll stumble and hurt yourself."	Наткнетесь и ушибетесь.
"True, it's a sort of labyrinth.	- Правда, лабиринт какой-то.
I wouldn't find my way.	Я не нашел бы дороги.
Why's that?	Почему это?

Are you redoing the apartment?"	В квартире ремонт?
"Oh, no, not at all.	- О нет, нисколько. Дело не в этом.
It's somebody else's apartment.	Квартира чужая.
I don't even know whose.	Я даже не знаю, чья.
We used to have our own, a government one, in the school building.	У нас была своя, казенная, в здании гимназии.
When the building was taken over by the housing office of the Yuriatin City Council, they moved me and my daughter into part of this abandoned one.	Когда гимназию занял жилотдел Юрсовета, меня с дочерью переселили в часть этой, покинутой.
There were leftovers from the former owners.	Здесь была обстановка старых хозяев.
A lot of furniture.	Много мебели.
I don't need other people's belongings.	Я в чужом добре не нуждаюсь.
I put all their things in these two rooms and whitewashed the windows.	Я их вещи составила в эти две комнаты, а окна забелила.
Don't let go of my hand or you'll get lost.	Не выпускайте моей руки, а то заблудитесь.
That's it.	Ну так.
To the right.	Направо.
Now the jungle's behind us.	Теперь дебри позади.
This is my door.	Вот дверь ко мне.
There'll be more light.	Сейчас станет светлее.
The threshold.	Порог.
Don't trip."	Не оступитесь.
When Yuri Andreevich went into the room with his guide, there turned out to be a window in the wall facing the door.	Когда Юрий Андреевич с провожатой вошел в комнату, в стене против двери оказалось окно.
The doctor was struck by what he saw through it.	Доктора поразило, что он в нем увидел.
The window gave onto the courtyard of the house, onto the backs of the neighboring houses and the vacant lots by the river.	Окно выходило на двор дома, на зады соседних и на городские пустыри у реки.
Sheep and goats were grazing on them, sweeping the dust with their long wool as if with the skirts of unbuttoned coats.	На них паслись и точно полами расстегнутых шуб подметали пыль своей длиннорунной шерстью овцы и козы.
Besides, there was on them, facing the window, perched on two posts, a billboard familiar to the doctor:	На них, кроме того, торчала на двух столбах, лицом к окну, знакомая доктору вывеска:
"Moreau and Vetchinkin.	"Моро и Ветчинкин.
Seeders.	Сеялки.
Threshers."	Молотилки".

Under the influence of seeing the billboard, the doctor began from the first word to describe for Larissa Fyodorovna his arrival in the Urals with his family.	Под влиянием увиденной вывески доктор с первых же слов стал описывать Ларисе Федоровне свой приезд с семьей на Урал.
He forgot about the rumor that identified Strelnikov with her husband and, without thinking, told her about his encounter with the commissar on the train.	Он забыл о том отождествлении, которое проводила молва между Стрельниковым и ее мужем, и не задумываясь рассказал о своей встрече с комиссаром в вагоне.
This part of the story made a special impression on Larissa Fyodorovna.	Эта часть рассказа произвела особенное впечатление на Ларису Федоровну.
"You've seen Strelnikov?!" she asked quickly. "I won't tell you any more right now.	-Вы видали Стрельникова?! - живо переспросила она. - Я пока вам больше ничего не скажу.
But how portentous!	Но как знаменательно!
Simply some sort of predestination that you had to meet.	Просто какое-то предопределение, что вы должны были встретиться.
I'll explain to you after a while, you'll simply gasp.	Я вам после когда-нибудь объясню, вы просто ахнете.
If I've understood you rightly, he made a favorable impression on you rather than otherwise?"	Если я вас правильно поняла, он произвел на вас скорее благоприятное, чем невыгодное впечатление?
"Yes, perhaps so.	- Да, пожалуй.
He ought to have repelled me.	Он должен был бы меня оттолкнуть.
We passed through the areas of his reprisals and destructions.	Мы проезжали места его расправ и разрушений.
I expected to meet a brutal soldier or a murderous revolutionary maniac, and found neither the one nor the other.	Я ждал встретить карателя-солдафона или революционного маниака-душителя и не нашел ни того, ни другого.
It's good when a man deceives your expectations, when he doesn't correspond to the preconceived notion of him.	Хорошо, когда человек обманывает ваши ожидания, когда он расходится с заранее составленным представлением о нем.
To belong to a type is the end of a man, his condemnation.	Принадлежность к типу есть конец человека, его осуждение.
If he doesn't fall under any category, if he's not representative, half of what's demanded of him is there.	Если его не подо что подвести, если он не показателен, половина требующегося от него налицо.
He's free of himself, he has achieved a grain of immortality."	Он свободен от себя, крупица бессмертия достигнута им.
"They say he's not a party member."	- Говорят, он беспартийный.
"Yes, so it seems.	- Да, мне кажется.
What makes him so winning?	Чем он располагает к себе?
He's a doomed man.	Это обреченный.
I think he'll end badly.	Я думаю, он плохо кончит.
He'll pay for the evil he's brought about.	Он искупит зло, которое он принес.

The arbitrariness of the revolutionaries is terrible not because they're villains, but because it's a mechanism out of control, like a machine that's gone off the rails.	Самоуправцы революции ужасны не как злодеи, а как механизмы без управления, как сошедшие с рельсов машины.
Strelnikov is as mad as they are, but he went crazy not from books, but from something he lived and suffered through.	Стрельников такой же сумасшедший, как они, но он помешался не на книжке, а на пережитом и выстраданном.
I don't know his secret, but I'm certain he has one.	Я не знаю его тайны, но уверен, что она у него есть.
His alliance with the Bolsheviks is accidental.	Его союз с большевиками случаен.
As long as they need him, they'll tolerate him, they're going the same way.	Пока он им нужен, его терпят, им по пути.
But the moment that need passes, they'll cast him aside with no regret and trample on him, like so many military specialists before him."	Но по первом миновении надобности его отшвырнут без сожаления прочь и растопчут, как многих военных специалистов до него.
"You think so?"	- Вы думаете?
"Absolutely."	- Обязательно.
"But is there really no salvation for him?	- А нет ли для него спасения?
In flight, for instance?"	В бегстве, например?
"Where to, Larissa Fyodorovna?	- Куда, Лариса Федоровна?
That was before, under the tsars.	Это прежде, при царях, водилось.
Try doing it now."	А теперь попробуйте.
"Too bad.	- Жалко.
Your story has made me feel sympathy for him.	Своим рассказом вы пробудили во мне сочувствие к нему.
But you've changed.	А вы изменились.
Before, your judgment of the revolution wasn't so sharp, so irritated."	Раньше вы судили о революции не так резко, без раздражения.
"That's just the point, Larissa Fyodorovna, that there are limits to everything.	- В том-то и дело, Лариса Федоровна, что всему есть мера.
There's been time enough for them to arrive at something.	За это время пора было прийти к чему-нибудь.
But it turns out that for the inspirers of the revolution the turmoil of changes and rearrangements is their only native element, that they won't settle for less than something on a global scale.	А выяснилось, что для вдохновителей революции суматоха перемен и перестановок - единственная родная стихия, что их хлебом не корми, а подай им что-нибудь в масштабе земного шара.
The building of worlds, transitional periods-for them this is an end in itself.	Построения миров, переходные периоды - это их самоцель.
They haven't studied anything else, they don't know how to do anything.	Ничему другому они не учились, ничего не умеют.
And do you know where this bustle of eternal preparations comes from?	А вы знаете, откуда суета этих вечных приготовлений?

From the lack of definite, ready abilities, from giftlessness.	От отсутствия определенных готовых способностей, от неодаренности.
Man is born to live, not to prepare for life.	Человек рождается жить, а не готовиться к жизни.
And life itself, the phenomenon of life, the gift of life, is so thrillingly serious!	И сама жизнь, явление жизни, дар жизни так захватывающе нешуточны!
Why then substitute for it a childish harlequinade of immature inventions, these escapes of Chekhovian schoolboys to America?	Так зачем подменять ее ребяческой арлекинадой незрелых выдумок, этими побегами чеховских школьников в Америку?
But enough.	Но довольно.
Now it's my turn to ask.	Теперь моя очередь спрашивать.
We were approaching the city on the morning of your coup.	Мы подъезжали к городу в утро вашего переворота.
Was it a big mess for you then?"	Вы были тогда в большой переделке?
"Oh, what else!	- О, еще бы!
Of course.	Конечно.
Fires all around.	Кругом пожары.
We almost burned down ourselves.	Сами чуть не сгорели.
The house, I told you, got so shaken!	Дом, я вам говорила, как покачнуло!
There's still an unexploded shell in the yard by the gate.	На дворе до сих пор неразорвавшийся снаряд у ворот.
Looting, bombardment, outrage.	Грабежи, бомбардировка, безобразия.
As always with a change of power.	Как при всякой смене властей.
By then we'd already learned, we were used to it.	К той поре мы уже были ученые, привычные.
It wasn't the first time.	Не впервой было.
And what went on under the Whites!	А во время белых что творилось!
Covert killings for personal revenge, extortions, bacchanalias!	Убийства из-за угла по мотивам личной мести, вымогательства, вакханалия!
But I haven't told you the main thing.	Да, но ведь я главного вам не сказала.
Our Galiullin!	Галиуллин-то наш!
He turned up here as the most important bigwig with the Czechs.	Преважною шишкой тут оказался при чехах.
Something like a governor-general."	Чем-то вроде генерал-губернатора.
"I know.	- Знаю.
I heard.	Слышал.
Did you see him?"	Вы с ним видались?
"Very often.	- Очень часто.
I saved so many people thanks to him!	Скольким я жизнь спасла благодаря ему!
Hid so many!	Скольких укрыла!

He has to be given credit.	Надо отдать ему справедливость.
He behaved irreproachably, chivalrously, not like the small fry, all those Cossack chiefs and police officers.	Держал он себя безупречно, по-рыцарски, не то что всякая мелкая сошка, казачьи там есаулы и полицейские урядники.
But the tone was set then precisely by the small fry, not the decent people.	Но ведь тогда тон задавала именно эта мелкота, а не порядочные люди.
Galiullin helped me in many ways, I'm thankful to him.	Галиуллин мне во многом помог, спасибо ему.
We're old acquaintances.	Мы ведь старые знакомые.
As a little girl, I often came to the courtyard where he grew up.	Я часто девочкой на дворе бывала, где он рос.
Railroad workers lived in that house.	В доме жили рабочие с железной дороги.
In my childhood I saw poverty and labor close up.	Я в детстве близко видела бедность и труд.
That makes my attitude towards the revolution different from yours.	От этого мое отношение к революции иное, чем у вас.
It's closer to me.	Она ближе мне.
There's much in it that is dear to me.	В ней для меня много родного.
And suddenly he becomes a colonel, this boy, the yard porter's son.	И вдруг он полковником становится, этот мальчик, сын дворника.
Or even a White general.	Или даже белым генералом.
I come from a civilian milieu and don't know much about ranks.	Я из штатской среды и плохо разбираюсь в чинах.
By training I'm a history teacher.	А по специальности я учительница-историчка.
Yes, that's how it is, Zhivago.	Да, так вот как, Живаго.
I helped many people.	Многим я помогла.
I went to him.	Ходила к нему.
We spoke of you.	Вас вспоминали.
I have connections and protectors in all the governments, and griefs and losses under all regimes.	У меня ведь во всех правительствах связи и покровители и при всех порядках огорчения и потери.
It's only in bad books that living people are divided into two camps and don't communicate.	Это ведь только в плохих книжках живущие разделены на два лагеря и не соприкасаются.
In reality everything's so interwoven!	А в действительности все так переплетается!
What an incorrigible nonentity one must be to play only one role in life, to occupy only one place in society, to always mean one and the same thing!	Каким непоправимым ничтожеством надо быть, чтобы играть в жизни только одну роль, занимать одно лишь место в обществе, значить всего только одно и то же!
"Ah, so you're here?"	- А, так ты здесь, оказывается?
A girl of about eight with two tightly plaited braids came into the room.	В комнату вошла девочка лет восьми с двумя мелко заплетенными косичками.

Her narrow, wide-set eyes slanting upwards gave her a mischievous and sly look.	Узко разрезанные, уголками врозь поставленные глаза придавали ей шаловливый и лукавый вид.
She raised them when she laughed.	Когда она смеялась, она их приподнимала.
She had already discovered outside the door that her mother had a guest, but, appearing on the threshold, she considered it necessary to show an inadvertent astonishment on her face, curtsied, and turned to the doctor the unblinking, fearless eye of a precociously thoughtful child growing up in solitude.	Она уже за дверью обнаружила, что у матери гость, но, показавшись на пороге, сочла нужным изобразить на лице нечаянное удивление, сделала книксен и устремила на доктора немигающий, безбоязненный взгляд рано задумывающегося, одиноко вырастающего ребенка.
"Kindly meet my daughter Katenka."	- Моя дочь Катенька. Прошу любить и жаловать.
"You showed me pictures of her in Meliuzeevo.	- Вы в Мелюзееве карточку показывали.
How she's grown and changed!"	Как выросла и изменилась!
"So it turns out you're at home?	-Так ты, оказывается, дома?
And I thought you were outside.	А я думала - гуляешь.
I didn't hear you come in."	Я и не слышала, как ты вошла.
"I took the key from the hole, and there was a rat this big!	- Вынимаю из дыры ключ, а там вот такой величины крысина!
I screamed and backed away.	Я закричала и в сторону!
I thought I'd die of fear."	Думала, умру со страху.
Katenka made the sweetest faces when she talked, rolling her sly eyes and forming her little mouth into a circle, like a fish taken out of the water.	Катенька говорила, корча премилые рожицы, тараща плутовские глаза и растягивая кружком ротик, как вытащенная из воды рыбка.
"Well, go to your room.	- Ну ступай к себе.
I'll persuade the nice man to stay for dinner, take the kasha from the oven, and call you."	Вот уговорю дядю к обеду остаться, выну кашу из духовой и позову тебя.
"Thank you, but I'm forced to decline.	- Спасибо, но вынужден отказаться.
Because of my visits to the city, our dinners are served at six.	У нас вследствие моих наездов в город стали в шесть обедать.
I'm used to not being late, and it's over a three-hour ride, if not all of four.	Я привык не опаздывать, а езды три часа с чем-то, если не все четыре.
That's why I came early-forgive me-I'll get up and go soon."	Потому-то я к вам так рано - простите - и скоро подымусь.
"Just half an hour more."	- Только полчаса еще.
"With pleasure."	- С удовольствием.
15	15
"And now-frankness for frankness.	- А теперь - откровенность за откровенность.
Strelnikov, whom you told about, is my husband Pasha, Pavel Pavlovich Antipov, whom I went to the front in search of and in whose imaginary death I so rightly refused to believe."	Стрельников, о котором вы рассказывали, это муж мой Паша, Павел Павлович Антипов, которого я ездила разыскивать на фронт и в мнимую смерть которого с такою правотой отказывалась верить.
"I'm not shocked and have been prepared.	-Я не поражен и подготовлен.

I've heard that fable and consider it nonsense.	Я слышал эту басню и считаю ее вздорной.
That's why I forgot myself to such an extent that I spoke to you so freely and incautiously about him, as if this gossip didn't exist.	Оттого-то я и забылся до такой степени, что со всей свободой и неосторожностью говорил с вами о нем, точно этих толков не существует.
But these rumors are senseless.	Но эти слухи бессмыслица.
I saw the man.	Я видел этого человека.
How could he be connected with you?	Как могут вас связывать с ним?
What do you have in common?"	Что между вами общего?
"And all the same it's so, Yuri Andreevich.	- И все же это так, Юрий Андреевич.
Strelnikov is Antipov, my husband.	Стрельников - это Антипов, муж мой.
I agree with the general opinion.	Я согласна с общим мнением.
Katenka also knows it and is proud of her father.	Катенька это тоже знает и гордится своим отцом.
Strelnikov is his assumed name, a pseudonym, as with all revolutionary activists.	Стрельников - это его подставное имя, псевдоним, как у всех революционных деятелей.
For certain considerations, he must live and act under a different name.	Из каких-то соображений он должен жить и действовать под чужим именем.
"He took Yuriatin, poured shells on us, knew that we were here, never once asked if we were alive, so as not to violate his secret.	Вот он Юрятин брал, забрасывал нас снарядами, знал, что мы тут, и ни разу не осведомился, живы ли мы, чтобы не нарушить своей тайны.
That was his duty, of course.	Это был его долг, разумеется.
If he had asked us how to act, we would have advised him to do the same.	Если бы он спросил, как ему быть, мы бы ему то же посоветовали.
You could also say that my immunity, the acceptable living quarters given me by the city council, and so on, are indirect proofs of his secret caring for us!	Вы также скажете, что моя неприкосновенность, сносность жилищных условий, предоставленных горсоветом и прочая, - косвенные доказательства его тайной заботы о нас!
All the same, you won't persuade me of it.	Все равно вы мне этого не втолкуете.
To be right here and resist the temptation to see us!	Быть тут рядом и устоять против искушения повидать нас!
My mind refuses to grasp that, it's beyond my understanding.	Это в моем мозгу не укладывается, это выше моего разумения.
It's something inaccessible to me-not life, but some Roman civic valor, one of the clever notions of today.	Это нечто мне недоступное, не жизнь, а какая-то римская гражданская доблесть, одна из нынешних премудростей.
But I'm falling under your influence and beginning to sing your tune.	Но я подпадаю под ваше влияние и начинаю петь с вашего голоса.
I wouldn't want that.	Я бы этого не хотела.
You and I are not of one mind.	Мы с вами не единомышленники.
We may understand some elusive, optional thing in the same way.	Что-то неуловимое, необязательное мы понимаем одинаково.
But in matters of broad significance, in philosophy of life, it's better for us to be opponents.	Но в вещах широкого значения, в философии жизни лучше будем противниками.

But let's get back to Strelnikov.	Но вернемся к Стрельникову.
He's in Siberia now, and you're right, information about criticism of him, which chills my heart, has reached me, too.	Теперь он в Сибири, и вы правы, до меня тоже доходили сведения о нареканиях на него, от которых у меня холодеет сердце.
He's in Siberia, at one of our advanced positions, in the process of defeating his courtyard friend and later frontline comrade, poor Galiullin, for whom his name and his marriage to me are no secret, and who, in his priceless delicacy, has never let me feel it, though he storms and rages and goes out of his mind at the mention of Strelnikov.	Теперь он в Сибири, на одном из сильно продвинувшихся наших участков, наносит поражение своему дворовому дружку и впоследствии фронтовому товарищу, бедняжке Галиуллину, от которого не скрыт секрет его имени и моего супружества и который по неоценимой тонкости никогда не давал мне этого почувствовать, хотя при имени Стрельникова рвет и мечет и выходит из себя.
Yes, well, so he's now in Siberia.	Да, так, значит, теперь он в Сибири.
"And while he was here (he spent a long time here and lived on the railway, in the car of a train, where you saw him), I kept trying to run into him accidentally, unexpectedly.	А когда он тут был (он тут долго пробыл и жил все время на путях в вагоне, где вы его видели), я все порывалась столкнуться с ним как-нибудь случайно, непредвиденно.
He sometimes went to headquarters, housed where the military command of the Komuch, the army of the Constituent Assembly, used to be.	Иногда он в штаб ездил, помещавшийся там, где прежде находилось Военное управление Комуча, войск Учредительного собрания.
And-strange trick of fate-the entrance to the headquarters was in the same wing where Galiullin used to receive me when I came to solicit for others.	И странная игра судьбы. Вход в штаб был в том же флигеле, где меня раньше Г алиуллин принимал, когда я приходила за других хлопотать.
For instance, there was an incident in the cadet corps that made a lot of noise, the cadets began to ambush and shoot objectionable teachers on the pretext of their adherence to Bolshevism.	Например, была нашумевшая история в кадетском корпусе, кадеты стали неугодных преподавателей подстерегать и пристреливать под предлогом их приверженности большевизму.
Or when the persecution and slaughter of the Jews began.	Или когда начались преследования и избиения евреев.
By the way.	Кстати.
If we're city dwellers and people doing intellectual work, half of our acquaintances are from their number.	Если мы городские жители и люди умственного труда, половина наших знакомых из их числа.
And in such periods of pogroms, when these horrors and abominations begin, we're hounded, not only by indignation, shame, and pity, but by an oppressive feeling of duplicity, that our sympathy is half cerebral, with an unpleasant, insincere aftertaste.	И в такие погромные полосы, когда начинаются эти ужасы и мерзости, помимо возмущения, стыда и жалости, нас преследует ощущение тягостной двойственности, что наше сочувствие наполовину головное, с неискренним неприятным осадком.
"The people who once delivered mankind from the yoke of paganism, and have now devoted themselves in such great numbers to freeing it from social evil, are powerless to free themselves from themselves, from being faithful to an outlived, antediluvian designation, which has lost its meaning; they cannot rise above themselves and dissolve without a trace among others, whose religious foundations they themselves laid, and who would be so close to them if only they knew them better.	Люди, когда-то освободившие человечество от ига идолопоклонства и теперь в таком множестве посвятившие себя освобождению его от социального зла, бессильны освободиться от самих себя, от верности отжившему допотопному наименованию, потерявшему значение, не могут подняться над собою и бесследно раствориться среди остальных, религиозные основы которых они сами заложили и которые были бы им так близки, если бы они их лучше знали.

"Persecution and victimization probably oblige them to adopt this useless and ruinous pose, this shamefaced, self-denying isolation, which brings nothing but calamities, but there is also an inner decrepitude in it, many centuries of historical fatigue.	Наверное, гонения и преследования обязывают к этой бесполезной и гибельной позе, к этой стыдливой, приносящей одни бедствия, самоотверженной обособленности, но есть в этом и внутреннее одряхление, историческая многовековая усталость.
I don't like their ironic self-encouragement, humdrum poverty of notions, timorous imagination.	Я не люблю их иронического самоподбадривания, будничной бедности понятий, несмелого воображения.
It's as irritating as old people talking about old age and sick people about sickness.	Это раздражает, как разговоры стариков о старости и больных о болезни.
Do you agree?"	Вы согласны?
"I haven't thought about it.	-Я об этом не думал.
I have a friend, a certain Gordon, who is of the same opinion."	У меня есть товарищ, некий Гордон, он тех же взглядов.
"So I went there to watch for Pasha.	-Так вот сюда я Пашу стеречь ходила.
In hopes of his coming or going.	В надежде на его приезд или выход.
The governor-general's office used to be in the wing.	Когда-то во флигеле была канцелярия генерал-губернатора.
Now there's a plaque on the door:	Теперь на двери табличка:
' Complaints Bureau.'	"Бюро претензий".
Maybe you've seen it?	Вы, может быть, видели?
It's the most beautiful place in the city.	Это красивейшее место в городе.
The square in front of the door is paved with cut stone.	Площадь перед дверью вымощена брусчаткой.
Across the square is the city garden.	Перейдя площадь, городской сад.
Viburnums, maples, hawthorns.	Калина, клен, боярышник.
I stood on the sidewalk in the group of petitioners and waited.	Становилась на тротуаре в кучке просителей и поджидала.
Naturally, I didn't try to force my way in, I didn't tell them I was his wife.	Разумеется, не ломилась на прием, не говорила, что жена.
Anyway, our last names aren't the same.	Фамилии-то ведь разные.
What has the voice of the heart got to do with it?	Да и при чем тут голос сердца?
Their rules are completely different.	У них совсем другие правила.
For instance, his own father, Pavel Ferapontovich Antipov, a worker and a former political exile, works in the court here, somewhere quite close by, just down the highway.	Например, родной его отец Павел Ферапонтович Антипов, бывший политический ссыльный, из рабочих, где-то тут совсем недалеко на тракте в суде работает.
In the place of his earlier exile.	В месте своей прежней ссылки.
So does his friend Tiverzin.	И друг его, Тиверзин.
They're members of the revolutionary tribunal.	Члены революционного трибунала.

And what do you think?	Так что вы думаете?
The son doesn't reveal himself to the father either, and the father accepts it as proper, does not get offended.	Сын отцу тоже не открывается, и тот принимает это как должное, не обижается.
If the son is a cipher, it means nothing doing.	Раз сын зашифрован, значит, нельзя.
They're flint, not people.	Это кремни, а не люди.
Principles.	Принципы.
Discipline.	Дисциплина.
"And, finally, if I proved that I was his wife, it's no big deal!	Да, наконец, если бы и доказала я, что жена, подумаешь, важность!
What have wives got to do with it?	До жен ли было тут?
Is it the time for such things?	Такие ли были времена?
The world proletariat, the remaking of the universe-that's something else, that I understand.	Мировой пролетариат, переделка вселенной, это другой разговор, это я понимаю.
But an individual biped of some wifely sort, pah! It's just some last little flea or louse!	А отдельное двуногое вроде жены там какой-то -это так, тьфу, последняя блоха или вошь.
"An adjutant went around asking questions.	Адъютант обходил, опрашивал.
He let a few people in.	Некоторых впускал.
I didn't tell him my last name, and to the question about my business answered that it was personal.	Я не называла фамилии, на вопрос о деле отвечала, что по личному.
You could tell beforehand that it was a lost cause, a nonsuit.	Наперед можно было сказать, что штука пропащая, отказ.
The adjutant shrugged his shoulders and looked at me suspiciously.	Адъютант пожимал плечами, оглядывал подозрительно.
So I never saw him even once.	Так ни разу и не видала.
"And you think he disdains us, doesn't love us, doesn't remember?	И вы думаете, он гнушается нами, разлюбил, не помнит?
Oh, on the contrary!	О, напротив!
I know him too well!	Я так его знаю!
He planned it this way from an excess of feeling!	У него от избытка чувств такое задумано!
He needs to lay all these military laurels at our feet, so as not to come back empty-handed, but all in glory, a conqueror!	Ему надо все эти военные лавры к нашим ногам положить, чтобы не с пустыми руками вернуться, а во всей славе, победителем!
To immortalize, to bedazzle us!	Обессмертить, ослепить нас!
Like a child!"	Как ребенок!
Katenka came into the room again.	В комнату снова вошла Катенька.
Larissa Fyodorovna took the bewildered little girl in her arms, began to rock her, tickle her, kiss her, and smothered her in her embrace.	Лариса Федоровна подхватила недоумевающую девочку на руки, стала раскачивать ее, щекотать, целовать и душить в объятиях.
16	16