На дороге - английский и русский параллельные тексты

We were about to wake up a farm family to use their phone, but the dog drove us away.	Мы собрались было разбудить одно фермерское семейство и воспользоваться их телефоном, но со двора нас прогнал пес.
Every minute things became more dangerous; the coupe would be found wrecked in the cornfield by an early-rising country man.	С каждой минутой опасность возрастала; вставший чуть свет местный житель непременно наткнется в кукурузном поле на наш потерпевший аварию автомобильчик.
One lovely old lady let us use her phone finally, and we called a downtown Denver cab, but he didn't come.	Наконец одна милая старушка пустила нас позвонить, и мы вызвали денверское такси, которого, однако, так и не дождались.
We stumbled on down the road.	Мы поковыляли дальше.
Early-morning traffic began, every car looking like a cruiser.	На дороге началось утреннее движение, и каждая легковушка казалась нам патрульной машиной.
Then we suddenly saw the cruiser coming and I knew it was the end of my life as I had known it and that it was entering a new and horrible stage of jails and iron sorrows.	А когда мы вдруг и впрямь увидели приближающуюся полицейскую машину, я понял, что это конец моей прежней жизни и одновременно - вступление ее в новую кошмарную стадию тюрем и кандальной скорби.
But the cruiser was our taxi, and from that moment on we flew east.	Однако, когда полицейская машина подъехала, она оказалась нашим такси, и спустя мгновение мы уже мчались на восток.
At the travel bureau there was a tremendous offer for someone to drive a '47 Cadillac limousine to Chicago.	В бюро путешествий на все лады расхваливали "Кадиллак-47", который надо было перегнать в Чикаго.
The owner had been driving up from Mexico with his family and got tired and put them all on a train.	Владелец ехал с семьей из Мексики, в Денвере он устал и загрузил своих домочадцев в поезд.
All he wanted was identification and for the car to get there.	Все, что ему было нужно, - это знать, с кем он имеет дело, и чтобы машина благополучно добралась до места.
My papers assured him everything would come off right.	Мои бумаги убедили его в том, что все пройдет как нельзя лучше.
I told him not to worry.	Я велел ему не беспокоиться.
I told Dean,	А Дину я объявил:
"And don't scrounge with this car."	- И никаких фокусов с этой машиной!
Dean was jumping up and down with excitement to see it.	Завидев ее, Дин, не в силах скрыть радостного возбуждения, подскочил на месте.
We had to wait an hour.	Оставалось часок подождать.
We lay on the grass near the church where in 1947 I had passed some time with panhandling hobos after seeing Rita Bettencourt home, and there I fell asleep from sheer horror exhaustion with my face to the afternoon birds.	Мы улеглись на травку у церкви, где в 1947-м я, проводив домой Риту Беттенкорт, коротал время в компании живущих подаянием бродяг, и там, лицом к послеполуденным птицам, я в полном изнеможении забылся сном.
In fact they were playing organ music somewhere.	Откуда-то явственно доносились до меня звуки органа.

But Dean hustled around town.	А Дин не выдержал и отправился носиться по городу.
He talked up an acquaintance with a waitress in a luncheonette, made a date to take her driving in his Cadillac that afternoon, and came back to wake me with the news.	В закусочной он завел шашни с официанткой, пообещал покатать ее сегодня на собственном "кадиллаке" и с этой вестью явился меня будить.
Now I felt better. I rose to the new complications.	Немного придя в себя, я поднялся навстречу новым проблемам.
When the Cadillac arrived, Dean instantly drove off with it "to get gas," and the travel-bureau man looked at me and said,	Когда "кадиллак" прибыл, Дин тут же уехал на нем "заправляться", а служащий бюро путешествий посмотрел на меня и спросил:
"When's he coming back?	- Когда он вернется?
The passengers are all ready to go."	Все пассажиры уже готовы ехать.
He showed me two Irish boys from an Eastern Jesuit school waiting with their suitcases on the benches.	- Он показал на двух ирландцев из Восточной Иезуитской школы, которые ждали, поставив на лавки свои чемоданы.
"He just went for gas. He'll be right back."	- Он только заправится и сразу назад.
I cut down to the corner and watched Dean as he kept the motor running for the waitress, who had been changing in her hotel room; in fact I could see her from where I stood, in front of her mirror, primping and fixing her silk stockings, and I wished I could go along with them.	Дойдя до угла, я увидел Дина, запустившего двигатель в ожидании официантки, которая переодевалась в своем гостиничном номере; и даже ее я узрел со своего наблюдательного пункта: стоя перед зеркалом, она прихорашивалась и поправляла чулки, а я пожалел, что не могу поехать с ними.
She came running out and jumped in the Cadillac. I wandered back to reassure the travel-bureau boss and the passengers.	Выбежав из гостиницы, она впрыгнула в "кадиллак", а я побрел назад успокаивать хозяина бюро путешествий и пассажиров.
From where I stood in the door I saw a faint flash of the Cadillac crossing Cleveland Place with Dean, T-shirted and joyous, fluttering his hands and talking to the girl and hunching over the wheel to go as she sat sadly and proudly beside him.	Остановившись в дверях, я мельком увидел, как "кадиллак" пересекает Кливленд-плейс, как размахивает руками, что-то рассказывая девушке, счастливый Дин в своей вечной футболке, как он успевает сгорбиться за рулем, не давая машине сбиться с пути, и с каким серьезным и гордым видом сидит подле него его спутница.
They went to a parking lot in broad daylight, parked near the brick wall at the back (a lot Dean had worked in once), and there, he claims, he made it with her, in nothing flat; not only that but persuaded her to follow us east as soon as she had her pay on Friday, come by bus, and meet us at Ian MacArthur's pad on Lexington Avenue in New York.	Средь бела дня они въехали на автостоянку, остановились в глубине, у кирпичной стены (и на этой стоянке Дин когда-то работал), и там, по его словам, он в мгновение ока ею овладел; мало того, вдобавок он взял с нее слово, что в пятницу, как только получит жалованье, она сядет в автобус и поедет вслед за нами на восток, а ждать мы ее будем в Нью-Йорке, в берлоге Иэна Макартура на Лексингтон-авеню.
She agreed to come; her name was Beverly.	Она пообещала приехать; звали ее Беверли.
Thirty minutes and Dean roared back, deposited the girl at her hotel, with kisses, farewells, promises, and zoomed right up to the travel bureau to pick up the crew.	Тридцать минут - и Дин помчался назад, с поцелуями, прощаниями и обещаниями вернул девушку в гостиницу и подлетел к бюро путешествий, чтобы взять команду на борт.

"Well, it's about time!" said the Broadway Sam travel-bureau boss.	- Послушай, уже давно пора ехать! - сказал хозяин бюро путешествий, вылитый бродвейский гуляка.
"I thought you'd gone off with that Cadillac."	- Я уж было решил, что ты смотался вместе с "кадиллаком".
"It's my responsibility," I said, "don't worry" - and said that because Dean was in such obvious frenzy everybody could guess his madness.	- Я за него ручаюсь, - сказал я, - можете не волноваться. И сказал я это, потому что Дин был до такой степени взвинчен, что догадаться о его безумии не составляло труда.
Dean became businesslike and assisted the Jesuit boys with their baggage.	С деловым видом он помог иезуитам загрузить багаж.
They were hardly seated, and I had hardly waved good-by to Denver, before he was off, the big motor thrumming with immense birdlike power.	И едва они уселись, едва я помахал Денверу на прощание, как Дин уже тронулся в путь и монотонно запел обладавший поистине самолетной мощью мотор.
Not two miles out of Denver the speedometer broke because Dean was pushing well over no miles an hour.	Не отъехали мы от Денвера и двух миль, как сломался спидометр, потому что Дин выжимал из машины никак не меньше ста десяти миль в час.
"Well, no speedometer, I won't know how fast I'm going. I'll just ball that jack to Chicago and tell by time."	- Ладно, обойдусь без спидометра, скорость мне знать ни к чему - вот доволоку эту железяку до Чикаго, а там прикину по времени.
It didn't seem we were even going seventy but all the cars fell from us like dead flies on the straightaway highway leading up to Greeley.	Казалось, мы и семидесяти не тянем, вот только все машины на ведущей в Грили скоростной автостраде были по сравнению с нами просто дохлыми мухами.
"Reason why we're going northeast is because, Sal, we must absolutely visit Ed Wall's ranch in Sterling, you've got to meet him and see his ranch and this boat cuts so fast we can make it without any time trouble and get to Chicago long before that man's train."	- На северо-восток, Сал, мы едем, потому что нам непременно надо заглянуть в Стерлинг, на ранчо Эда Уолла, ты должен с ним познакомиться и увидеть его ферму, а посудина эта плывет так резво, что мы без особых хлопот попадем в Чикаго намного раньше, чем поезд того малого.
Okay, I was for it.	Прекрасно, я ничего не имел против.
It began to rain but Dean never slackened.	Пошел дождь, но Дин не сбавил скорость.
It was a beautiful big car, the last of the old-style limousines, black, with a big elongated body and whitewall tires and probably bulletproof windows.	Это был превосходный мощный автомобиль, последний из старомодных лимузинов, черный, с большим удлиненным корпусом и белобокими покрышками, а возможно - и с пуленепробиваемыми стеклами.
The Jesuit boys - St. Bonaventura - sat in the back, gleeful and glad to be underway, and they had no idea how fast we were going.	Иезуиты - из колледжа Св. Бонавентуры - сидели позади, охваченные дорожным ликованием, и даже не догадывались о том, как быстро мы едем.
They tried to talk but Dean said nothing and took off his T-shirt and drove barechested.	Они попытались завязать разговор, но Дин хранил молчание; он снял футболку и сидел за рулем по пояс голый.
"Oh, that Beverly is a sweet gone little gal - she's going to join me in New York - we're going to get married as soon as I can get divorce papers from Camille - everything's jumping, Sal, and we're off.	-Эх, бесподобная милашка эта Беверли... она приедет ко мне в Нью-Йорк... вот получу от Камиллы бумаги для развода, и мы поженимся... все уладим, Сал, и едем.

Yes!"	Да!
The faster we left Denver the better I felt, and we were doing it fast.	Чем быстрее мы удалялись от Денвера, тем лучше я себя чувствовал, а удалялись мы быстро.
It grew dark when we turned off the highway at Junction and hit a dirt road that took us across dismal East Colorado plains to Ed Wall's ranch in the middle of Coyote Nowhere.	Уже стемнело, когда у Джанкшна мы свернули с шоссе на грунтовую дорогу, которая через унылые равнины Восточного Колорадо должна была привести нас в глубь Пустоши Койотов, к ранчо Эда Уолла.
But it was still raining and the mud was slippery and Dean slowed to seventy, but I told him to slow even more or we'd slide, and he said,	Однако дождь не прекращался, и на скользкой грязи Дин сбавил скорость до семидесяти. Боясь, что нас занесет, я велел ему ехать помедленнее, но он ответил:
"Don't worry, man, you know me."	- Не волнуйся, старина, ты же меня знаешь.
"Not this time," I said. "You're really going much too fast."	- Но на этот раз, - сказал я, - ты и впрямь едешь чересчур быстро.
And he was flying along there on that slippery mud and just as I said that we hit a complete left turn in the highway and Dean socked the wheel over to make it but the big car skidded in the grease and wobbled hugely.	А он так и летел сквозь эту слякоть, и не успел я договорить, как мы резко вильнули влево, Дин бешено вывернул руль, пытаясь сладить с машиной, но громоздкий автомобиль занесло в самую грязь, и он угрожающе завихлял передними колесами.
"Look out!" yelled Dean, who didn't give a damn and wrestled with his Angel a moment, and we ended up backass in the ditch with the front out on the road.	- Берегись! - заорал Дин, но на самом деле ему было на все наплевать, еще мгновение он сражался со своим Демоном, после чего мы очутились задницей в канаве, а передние колеса застыли на дороге.
A great stillness fell over everything.	Наступила полная тишина.
We heard the whining wind.	Слышно было, как жалобно воет ветер.
We were in the middle of the wild prairie.	Мы находились посреди диких прерий.
There was a farmhouse a quarter-mile up the road.	В четверти мили от нас стоял у дороги фермерский домик.
I couldn't stop swearing, I was so mad and disgusted with Dean.	Я безостановочно чертыхался - Дин довел меня до белого каления.
He said nothing and went off to the farmhouse in the rain, with a coat, to look for help.	А он молча надел плащ и под дождем направился к домику за подмогой.
"Is he your brother?" the boys asked in the back seat.	- Это твой брат?- спросили ребята с заднего сиденья.
"He's a devil with a car, isn't he? - and according to his story he must be with the women."	- С машиной он управляется чертовски здорово. И, судя по его рассказам, с женщинами ничуть не хуже.
"He's mad," I said, "and yes, he's my brother."	- Он ненормальный, - сказал я, - да-да, он мой брат.
I saw Dean coming back with the farmer in his tractor.	Дин вернулся вместе с фермером на тракторе.

They hooked chains on and the farmer hauled us out of the ditch.	Прицепив к трактору машину, фермер вытащил нас из канавы.
The car was muddy brown, a whole fender was crushed.	Автомобиль стал грязно-бурым, вдобавок было помято крыло.
The farmer charged us five dollars.	Фермер взял с нас пять долларов.
His daughters watched in the rain.	Под дождем за нами с любопытством наблюдали его дочери.
The prettiest, shyest one hid far back in the field to watch and she had good reason because she was absolutely and finally the most beautiful girl Dean and I ever saw in all our lives.	Самая красивая и самая застенчивая из них смотрела на нас, притаившись далеко в поле, и причина так себя вести у нее была веская: такой красивой девушки мы с Дином не видели никогда в жизни - это окончательно и бесповоротно.
She was about sixteen, and had Plains complexion like wild roses, and the bluest eyes, the most lovely hair, and the modesty and quickness of a wild antelope.	Ей было лет шестнадцать, у нее был типичный для Равнин румянец на лице, румянец цвета дикой розы, самые голубые на свете глаза, самые восхитительные волосы, и отличалась она стыдливостью и проворством дикой антилопы.
At every look from us she flinched.	Она вздрагивала от каждого нашего взгляда.
She stood there with the immense winds that blew clear down from Saskatchewan knocking her hair about her lovely head like shrouds, living curls of them.	Чудесный ветерок, долетевший к нам от самого Саскачевана, завивал волосы, таинственной пеленой окутывавшие ее прелестную головку.
She blushed and blushed.	От смущения она заливалась краской.
We finished our business with the farmer, took one last look at the prairie angel, and drove off, slower now, till dark came and Dean said Ed Wall's ranch was dead ahead.	Закончив расчеты с фермером, мы бросили последний взгляд на ангела прерий и поехали, уже не так быстро, а когда стало совсем темно, Дин сказал, что теперь до ранчо Эда Уолла рукой подать.
"Oh, a girl like that scares me," I said.	- Ох, боюсь я таких девушек, - сказал я.
"I'd give up everything and throw myself on her mercy and if she didn't want me I'd just as simply go and throw myself off the edge of the world."	- Я бы мог все позабыть и броситься к ее ногам, а если бы она меня отвергла, тогда оставалось бы только пойти да и броситься вниз с края света.
The Jesuit boys giggled.	Иезуиты захихикали.
They were full of corny quips and Eastern college talk and had nothing on their bird-beans except a lot of ill-understood Aquinas for stuffing for their pepper.	Они были просто напичканы банальным зубоскальством и теми россказнями, что в ходу в восточных колледжах, а в качестве начинки этой язвительности держали в своих куриных мозгах одного только так и не постигнутого Аквинского.
Dean and I paid absolutely no attention to them.	Мы с Дином не обращали на них никакого внимания.

As we crossed the muddy plains he told stories about his cowboy days, he showed us the stretch of road where he spent an entire morning riding; and where he'd done fence-mending as soon as we hit Wall's property, which was immense; and where old Wall, Ed's father, used to come clattering on the rangeland grass chasing a heifer and howling,	Пока мы пересекали слякотные равнины, Дин рассказывал истории о своих ковбойских временах, он показал участок дороги, где когда-то все утро скакал верхом; а когда мы въехали во владения Уолла, которые оказались необъятными, он показал место, где чинил ограду; и место, где старик Уолл, отец Эда, то и дело с грохотом гонялся по пастбищу за телками, издавая страшный рев:
"Git im, git im, goddammit!"	"Держите ее, держите, черт подери!"
"He had to have a new car every six months," said Dean.	- Каждые полгода ему приходилось менять машину, - сказал Дин.
"He just couldn't care.	- Он просто не умел осторожничать.
When a stray got away from us he'd drive right after it as far as the nearest waterhole and then get out and run after it on foot.	Когда корова отбивалась от стада, он рулил за ней до ближайшего прудика, а там бросал машину и дальше бежал бегом.
Counted every cent he ever made and put it in a pot.	Считал каждый нажитый цент и откладывал его на черный день.
A mad old rancher.	Старый полоумный скотовод.
I'll show you some of his old wrecks near the bunkhouse.	Вот подъедем ближе к дому, и я покажу тебе остатки его машин.
This is where I came on probation after my last hitch in a joint.	Сюда-то я и пришел отрабатывать условный срок после последней отсидки.
This is where I lived when I wrote those letters you saw to Chad King."	Здесь-то я и жил, когда писал Чеду Кингу те письма, что ты видел.
We turned off the road and wound across a path through the winter pasture.	Мы свернули с дороги и, переехав тропу, принялись петлять по зимнему пастбищу.
A mournful group of whitefaced cows suddenly milled across our headlights.	Внезапно фары осветили стадо бестолково круживших на одном месте унылых беломордых коров.
"There they are!	- Ага! Они самые!
Wall's cows!	Короны Уолла!
We'll never be able to get through them.	Уж теперь-то нам не проехать.
We'll have to get out and whoop em up!	Придется выходить и разгонять их!
Hee-hee-hee!!"	Хи-хи-хи!
But we didn't have to do that and only inched along through them, sometimes gently bumping as they milled and mooed like a sea around the car doors.	Однако выходить не пришлось, мы просто черепашьим темпом потащились сквозь стадо, иногда легонько подталкивая животных, а те с мычанием кружили у самых дверей машины настоящим коровьим морем.
Beyond we saw the light of Ed Wall's ranch house.	Вдалеке показался огонек домика Эда Уолла.
Around this lonely light stretched hundreds of miles of plains.	На сотни миль во все стороны от этого одинокого огонька простирались равнины.

The kind of utter darkness that falls on a prairie like that is Inconceivable to an Easterner.	Житель Востока не в состоянии представить себе такую кромешную тьму, какая окутывает прерию.
There were no stars, no moon, no light whatever except the light of Mrs. Wall's kitchen.	Не было ни звезд, ни луны, ни единого огонька, кроме того, что горел на кухне миссис Уолл.
What lay beyond the shadows of the yard was an endless view of the world that you wouldn't be able to see till dawn.	Все, что лежало за смутными тенями скотного двора, являло собой бескрайний мировой пейзаж, который откроется взору лишь с рассветом.
After knocking on the door and calling out in the dark for Ed Wall, who was milking cows in the barn, I took a short careful walk into that darkness, about twenty feet and no more.	Постучав в дверь и вызвав из темноты Эда У олла, который в хлеву доил коров, я на минуту осторожно углубился в эту тьму, футов на двадцать, не больше.
I thought I heard coyotes.	Мне почудилось, что я слышу койотов.
Wall said it was probably one of his father's wild horses whinnying in the distance.	Уолл сказал, что это, должно быть, негромко ржет вдалеке одна из отцовских диких лошадей.
Ed Wall was about our age, tall, rangy, spike-toothed, laconic.	Эд Уолл, наш ровесник, был высоким, жилистым и немногословным парнем с острыми зубками.
He and Dean used to stand around on Curtis Street corners and whistle at girls.	Бывало, они с Дином подолгу простаивали на углах Куртис-стрит, свистом провожая проходящих девушек.
Now he took us graciously into his gloomy, brown, unused parlor and fished around till he found dull lamps and lit them and said to Dean,	Ныне же он милостиво позволил нам войти в его мрачную, неосвещенную и явно нежилую гостиную, пошарил в поисках тусклых светильников и, включив их, обратился к Дину:
"What in the hell happened to yore thumb?"	- Какого черта, что у тебя с пальцем?
"I socked Marylou and it got infected so much they had to amputate the end of it."	- Я врезал Мерилу, и у меня началось такое заражение, что кончик пальца пришлось ампутировать.
"What in the hell did you go and do that for?"	-Так на кой черт ты это сделал?
I could see he used to be Dean's older brother.	- Я понял, что для Дина Эд был все равно что старший брат.
He shook his head; the milk pail was still at his feet.	Он покачал головой; ведро с молоком все еще стояло у его ног.
"You always been a crackbrained sonofabitch anyhow."	- Как был ты полоумным сукиным сыном, так и остался.
Meanwhile his young wife prepared a magnificent spread in the big ranch kitchen.	Тем временем его молодая жена приготовила в просторной кухне роскошное угощение.
She apologized for the peach ice cream:	Она попросила извинения за персиковое мороженое:
"It ain't nothin but cream and peaches froze up together."	- Тут ничего особенного, я просто заморозила сливки вместе с персиками.
Of course it was the only real ice cream I ever had in my whole life.	И разумеется, из всех мороженых, что я перепробовал в своей жизни, только это оказалось настоящим.

She started sparsely and ended up abundantly; as we ate, new things appeared on the table.	Начала она довольно скромно, однако под конец стол ломился от яств; пока мы ели, на нем появлялись новые лакомства.
She was a well-built blonde but like all women who live in the wide spaces she complained a little of the boredom.	Эта статная блондинка, как и все женщины, живущие среди невообразимых просторов, слегка сетовала на скуку.
She enumerated the radio programs she usually listened to at this time of night.	Она перечислила все радиопередачи, которые обычно слушает в это время ночи.
Ed Wall sat just staring at his hands.	Эд Уолл сидел, уставившись в свои ладони.
Dean ate voraciously.	Дин с жадностью поглощал еду.
He wanted me to go along with him in the fiction that I owned the Cadillac, that I was a very rich man and that he was my friend and chauffeur.	Он ждал от меня поддержки в своих россказнях о том, что владелец "кадиллака" - я, что я очень богат, а сам он - мой друг и шофер.
It made no impression on Ed Wall.	На Эда Уолла все это не произвело никакого впечатления.
Every time the stock made sounds in the barn he raised his head to listen.	Он лишь изредка поднимал голову, вслушиваясь в каждый звук, издаваемый скотиной в хлеву.
"Well, I hope you boys make it to New York."	- Что ж, надеюсь, вы доберетесь до Нью-Йорка, ребята.
Far from believing that tale about my owning the Cadillac, he was convinced Dean had stolen it.	И не подумав принять на веру басню о том, что "кадиллак" принадлежит мне, Эд был убежден, что Дин его попросту угнал.
We stayed at the ranch about an hour.	На ранчо мы пробыли около часа.
Ed Wall had lost faith in Dean just like Sam Brady -he looked at him warily when he looked.	Эд Уолл, точно так же как Сэм Брэди, потерял доверие к Дину - если он и смотрел на Дина, то смотрел с опаской.
There were riotous days in the past when they had stumbled around the streets of Laramie, Wyoming, arm-in-arm when the haying was over, but all this was dead and gone.	В прошлом бывали разгульные деньки, когда заканчивался сенокос и они под руку шатались по улицам Ларами, Вайоминг, но все это давным-давно быльем поросло.
Dean hopped in his chair convulsively.	Дин уже беспокойно ерзал на стуле.
"Well yes, well yes, and now I think we'd better be cutting along because we gotta be in Chicago by tomorrow night and we've already wasted several hours."	- Ну что ж, да, да, по-моему, пора двигать, ведь завтра вечером надо быть в Чикаго, а мы и так потеряли несколько часов.
The college boys thanked Wall graciously and we were off again.	Студенты снисходительно поблагодарили Уолла, и мы вновь пустились в путь.
I turned to watch the kitchen light recede in the sea of night.	Я обернулся посмотреть, как тонет в море ночи кухонный огонек.
Then I leaned ahead.	А потом решительно подался вперед.
9	9
In no time at all we were back on the main highway and that night I saw the entire state of Nebraska unroll before my eyes.	В мгновение ока мы вновь оказались на главной автостраде, и той ночью моему взору открылся весь штат Небраска.

A hundred and ten miles an hour straight through, an arrow road, sleeping towns, no traffic, and the Union Pacific streamliner falling behind us in the moonlight.	Сто десять миль в час по прямой как стрела дороге, спящие городки, никакого дорожного движения, и лишь позади ползет в лунном свете поезд обтекаемой формы, принадлежащий компании "Юнион Пасифик".
I wasn't frightened at all that night; it was perfectly legitimate to go no and talk and have all the Nebraska towns - Ogallala, Gothenburg, Kearney, Grand Island, Columbus - unreel with dreamlike rapidity as we roared ahead and talked.	В ту ночь мне совсем не было страшно; напротив, я чувствовал, что иначе нельзя, что непременно надо выжимать сто десять и болтать, в то время как один за другим с фантастической скоростью уносятся вспять Огаллала, Готенберг, Кирни, Гранд-Айленд, Коламбус - все городки Небраски.
It was a magnificent car; it could hold the road like a boat holds on water.	Машина оказалась бесподобной; на дороге она держалась, словно судно на поверхности воды.
Gradual curves were its singing ease.	Плавные повороты она одолевала с напевной беззаботностью.
"Ah, man, what a dreamboat," sighed Dean.	- Просто корабль мечты, старина, - вздохнул Дин.
"Think if you and I had a car like this what we could do.	- Только представь, каких бы дел мы наделали, будь у нас с тобой такая машина!
Do you know there's a road that goes down Mexico and all the way to Panama? - and maybe all the way to the bottom of South America where the Indians are seven feet tall and eat cocaine on the mountainside?	Тебе известно, что есть дорога, которая ведет в Мексику и дальше - прямиком в Панаму? А может, и на самое дно Южной Америки, где индейцы растут до семи футов и жуют на горных склонах кокаин?
Yes!	Да!
You and I, Sal, we'd dig the whole world with a car like this because, man, the road must eventually lead to the whole world.	Мы с тобой, Сал, с такой машиной могли бы весь мир повидать, ведь в конце концов, старина, та дорога должна и ко всему миру вывести.
Ain't nowhere else it can go - right?	Больше-то ей вести некуда, верно?
Oh, and are we going to cut around old Chi with this thing!	Ах, да мы еще на этой штуковине исколесим весь старый Чи.
Think of it, Sal, I've never been to Chicago in all my life, never stopped."	Представляешь, Сал, я в жизни не был в Чикаго, даже проездом!
"We'll come in there like gangsters in this Cadillac!"	- В этом "кадиллаке" мы явимся туда, как настоящие гангстеры!
"Yes!	-Да!
And girls!	А девушки!
We can pick up girls, in fact, Sal, I've decided to make extra-special fast time so we can have an entire evening to cut around in this thing.	Мы ведь сможем и девушек снимать, Сал. Я решил ехать со сверхкурьерской скоростью, так что сможем колесить по городу весь вечер.
Now you just relax and I'll ball the jack all the way."	Ты себе отдыхай, я уж сам доведу жестянку до места.
"Well, how fast are you going now?"	- А сейчас ты с какой скоростью едешь?
"A steady one-ten I figure - you wouldn't notice it.	- По-моему, постоянно сто десять - просто это незаметно.

We've still got all Iowa in the daytime and then I'll make that old Illinois in nothing flat."	Еще засветло мы проскочим Айову, а потом я вмиг доберусь до старого Иллинойса.
The boys fell asleep and we talked and talked all night.	- Ребята уснули, а мы проболтали всю ночь.
It was remarkable how Dean could go mad and then suddenly continue with his soul - which I think is wrapped up in a fast car, a coast to reach, and a woman at the end of the road - calmly and sanely as though nothing had happened.	Дин обладал удивительной способностью: он мог лишиться рассудка, а потом неожиданно вновь его обрести, и тогда душа его - сокрытая, по-моему, в скоростном автомобиле, в Побережье, которого надо достичь, и в женщине в конце пути -становилась умиротворенной и здравой, словно ничего и не случилось.
"I get like that every time in Denver now - I can't make that town any more.	- Стоит мне теперь попасть в Денвер, как я тут же схожу с ума - я больше не выношу этот город.
Gookly, gooky, Dean's a spooky.	Суета-суматоха - с чердаком у Дина плохо.
Zoom!"	Вперед!
I told him I had been over this Nebraska road before in '47.	Я сказал ему, что уже ездил по этой небрасской дороге в сорок седьмом.
He had too.	Дин тоже здесь бывал.
"Sal, when I was working for the New Era Laundry in Los Angeles, nineteen forty-four, falsifying my age, I made a trip to Indianapolis Speedway for the express purpose of seeing the Memorial Day classic hitch, hiking by day and stealing cars by night to make time.	- В тысяча девятьсот сорок четвертом, Сал, когда я присочинил насчет своего возраста и нанялся в лос-анджелесскую прачечную "Новая эра", я смотался оттуда с единственной целью: попасть в Индианаполис на гоночный трек и увидеть знаменитые гонки в честь Дня памяти погибших. Днем я добирался на попутках, а ночью, чтоб не терять время, угонял машины.
Also I had a twenty-dollar Buick back in LA, my first car, it couldn't pass the brake and light inspection so I decided I needed an out-of-state license to operate the car without arrest so went through here to get the license.	К тому же в Лос-Анджелесе у меня остался двадцатидолларовый "бьюик", мой первый автомобиль. С его фарами и тормозами техосмотр ему было не пройти, вот я и смекнул: дабы избежать ареста, нужно разрешение выезжать за пределы штата, и как раз здесь-то я и задумал это разрешение получить.
As I was hitchhiking through one of these very towns, with the plates concealed under my coat, a nosy sheriff who thought I was pretty young to be hitchhiking accosted me on the main drag.	Спрятал я номерные знаки под пиджак, а когда проезжал на попутке один из этих самых городков, на главной улице ко мне привязался дотошный шериф, который решил, что я слишком молод, чтобы голосовать на дорогах.
He found the plates and threw me in the two-cell jail with a county delinquent who should have been in the home for the old since he couldn't feed himself (the sheriffs wife fed him) and sat through the day drooling and slobbering.	Он нашел номера и посадил меня в двухкамерную тюрягу, к местному преступнику, которому на роду было написано просидеть в каталажке до глубокой старости, потому что он и есть-то сам не мог (его кормила шерифская жена), и только и делал, что целыми днями распускал нюни и сопли.

After investigation, which included corny things like a fatherly quiz, then an abrupt turnabout to frighten me with threats, a comparison of my handwriting, et cetera, and after I made the most magnificent speech of my life to get out of it, concluding with the confession that I was lying about my car-stealing past and was only looking for my paw who was a farmhand hereabouts, he let me go.	После допроса с применением таких банальностей, как отеческие уговоры, резкий переход к угрозам, сличение моего почерка и все такое прочее, и после того как, желая выбраться из этой передряги, я произнес самую вдохновенную речь в моей жизни, закончив признанием в том, что насчет угона машин я все наврал и что я всего лишь разыскиваю своего папашу, который где-то поблизости батрачит на ферме, шериф меня отпустил.
Of course I missed the races.	На гонки я, конечно, не попал.
The following fall I did the same thing again to see the Notre Dame-California game in South Bend, Indiana - trouble none this time and, Sal, I had just the money for the ticket and not an extra cent and didn't eat anything all up and back except for what I could panhandle from all kinds of crazy cats I met on the road and at the same time gun gals.	Следующей осенью я снова проделал то же самое, чтобы посмотреть игру "Нотр-Дам" с "Калифорнией" в Саут-Бенде, Индиана, - на этот раз без приключений, а денег у меня было в обрез, только на билет, ни цента лишнего, и всю дорогу туда и обратно я ничего не ел, разве что удавалось кое-что выклянчить у разных психопатов, что попадались мне в пути, и при этом я еще успевал приударять за девчонками.
Only guy in the United States of America that ever went to so much trouble to see a ball-game."	Единственный малый в Соединенных Штатах Америки, который перенес столько лишений, чтобы посмотреть бейсбольный матч.
I asked him the circumstances of his being in LA in 1944.	Я попросил его рассказать о том, как он жил в Лос-Анджелесе в 1944 году.
"I was arrested in Arizona, the joint absolutely the worst joint I've ever been in.	- Меня арестовали в Аризоне, каталажка оказалась самой гнусной из всех, где я сидел.
I had to escape and pulled the greatest escape in my life, speaking of escapes, you see, in a general way.	Оставалось бежать, и я совершил самый великий побег в своей жизни, если уж говорить о бегстве в широком смысле этого слова.
In the woods, you know, and crawling, and swamps -up around that mountain country.	Только представь - лесом, ползком, по болотам, через всю тамошнюю гористую местность.
Rubber hoses and the works and accidental so-called death facing me I had to cut out of those woods along the ridge so as to keep away from trails and paths and roads.	Мне вовсе не улыбалась перспектива быть избитым шлангами, а то и умереть так называемой случайной смертью, вот и приходилось выбираться из леса вдоль горного кряжа и держаться подальше от тропинок и дорог.

Had to get rid of my joint clothes and sneaked the neatest theft of a shirt and pants from a gas station outside Flagstaff, arriving LA two days later clad as gas attendant and walked to the first station I saw and got hired and got myself a room and changed name (Lee Buliay) and spent an exciting year in LA, including a whole gang of new friends and some really great girls, that season ending when we were all driving on Hollywood Boulevard one night and I told my buddy to steer the car while I kissed my girl - I was at the wheel, see - and he didn't hear me and we ransmack into a post but only going twenty and I broke my nose.	Надо было избавиться от тюремной робы, и на заправочной станции неподалеку от Флагстаффа я виртуознейшим образом украл рубашку и брюки, а через пару дней в наряде рабочего бензоколонки прибыл в Лос-Анджелес, явился на первую попавшуюся станцию обслуживания, нанялся на работу, снял комнату, сменил имя (Ли Булье) и провел в Лос-Анджелесе умопомрачительный годик - с целой шайкой новых друзей и просто несравненных девочек, а кончилось все однажды ночью, когда мы всей компанией ехали по Г олливудскому бульвару и я велел дружку покрутить руль, пока я буду целоваться со своей девчонкой - за рулем-то сидел я, - а он не расслышал, мы врезались в столб, и, хотя мы ползли не быстрее двадцати миль в час, нос я все-таки сломал.
You've seen before my nose - the crooked Grecian curve up here.	Ты же видел, какой у меня был раньше нос - с греческой горбинкой вот здесь.
After that I went to Denver and met Marylou in a soda fountain that spring.	После этого я отправился в Денвер, а весной встретил в забегаловке Мерилу.
Oh, man, she was only fifteen and wearing jeans and just waiting for someone to pick her up.	Ах, старина, ей было всего пятнадцать, она носила джинсы и только и ждала, чтоб кто-нибудь ее подцепил.
Three days three nights of talk in the Ace Hotel, third floor, southeast corner room, holy memento room and sacred scene of my days - she was so sweet then, so young, hmm, ahh!	Три дня и три ночи разговоров в гостинице "Ас", третий этаж, номер в юго-восточном углу, светлой памяти номер, святыня моих лучших дней, - какой она была тогда милашкой, какой молоденькой, хм-м, ах-х!
But hey, look down there in the night thar, hup, hup, a buncha old bums by a fire by the rail, damn me."	Однако гляди-ка, провалиться мне на этом месте, если там, в темноте, не кодла старых бродяг, ну вон же они, у костра, возле железной дороги!
He almost slowed down.	- Он даже сбавил скорость.
"You see, I never know whether my father's there or not."	- Почем знать, может, там и мой отец.
There were some figures by the tracks, reeling in front of a woodfire.	- У самой железнодорожной колеи вертелись возле костра какие-то люди.
"I never know whether to ask.	- Вечно я не решаюсь спросить.
He might be anywhere."	Он ведь где угодно может оказаться.
We drove on.	Мы неслись дальше.
Somewhere behind us or in front of us in the huge night his father lay drunk under a bush, and no doubt about it - spittle on his chin, water on his pants, molasses in his ears, scabs on his nose, maybe blood in his hair and the moon shining down on him.	Где-то позади нас, а может, и впереди в непроглядной ночи лежал под кустом его пьяный отец, и с подбородка его наверняка стекала слюна, брюки были залиты водой, в ушах - черная патока, на носу - струпья, в волосах, быть может, кровь, и светила на него сверху луна.
I took Dean's arm.	Я сжал Динов локоть.
"Ah, man, we're sure going home now."	- Теперь-то уж мы точно едем домой, старина.

New York was going to be his permanent home for the first time.	- Впервые Нью-Йорк должен был стать его постоянным домом.
He jiggled all over; he couldn't wait.	Его всего трясло; он не умел ждать.
"And think, Sal, when we get to Pennsy we'll start hearing that gone Eastern bop on the disk jockeys.	- Подумать только, Сал, вот доберемся мы до Пенси и услышим бесподобный "боп", который крутят по радио диск-жокеи.
Geeyah, roll, old boat, roll!"	Эгей, плыви, старая калоша, плыви!
The magnificent car made the wind roar; it made the plains unfold like a roll of paper; it cast hot tar from itself with deference - an imperial boat.	Наш шикарный автомобиль заставлял ветер реветь, заставлял равнины развертываться и расстилаться перед нами бумажным свитком; он мягко отбрасывал назад раскаленный асфальт -величественный корабль.
I opened my eyes to a fanning dawn; we were hurling up to it.	Я открыл глаза и увидел, как разгорается утренняя заря; мы мчались ей навстречу.
Dean's rocky dogged face as ever bent over the dashlight with a bony purpose of its own.	Как и прежде, Дин с каменным лицом, исполненным извечной его скуластой решимости, сидел, склонившись над огоньком приборного щитка.
"What are you thinking, Pops?"	- О чем задумался, старикан?
"Ah-ha, ah-ha, same old thing, y'know - gurls gurls gurls."	- Ха! Сам знаешь, все о том же - девочки, девочки, девочки.
I went to sleep and woke up to the dry, hot atmosphere of July Sunday morning in Iowa, and still Dean was driving and driving and had not slackened his speed; he took the curvy corndales of Iowa at a minimum of eighty and the straightaway 110 as usual, unless both-ways traffic forced him to fall in line at a crawling and miserable sixty.	Я уснул, и разбудил меня сухой нагретый воздух июльского воскресного утра в Айове, а Дин, не снижая скорости, все гнал и гнал машину вперед. Крутые виражи среди кукурузных полей Айовы он одолевал не меньше чем на восьмидесяти, а на прямой, как всегда, выжимал сто десять, если только двухстороннее движение не загоняло его в общий поток, ползущий на жалких шестидесяти.
When there was a chance he shot ahead and passed cars by the half-dozen and left them behind in a cloud of dust.	При малейшей возможности он вырывался вперед и обгонял с полдюжины машин, оставляя их позади в клубах пыли.
A mad guy in a brand-new Buick saw all this on the road and decided to race us.	Завидев такое дело, один психопат в новеньком с иголочки "бьюике" решил посостязаться с нами в скорости.
When Dean was just about to pass a passel the guy shot by us without warning and howled and tooted his horn and flashed the tail lights for challenge.	Только Дин собрался предпринять очередной массовый обгон, как этот тип неожиданно вынырнул у нас перед носом и с ревом умчался вперед, бросив нам вызов гудками и миганием задних фонарей.
We took off after him like a big bird.	Мы ринулись в погоню, словно хищная птица.
"Now wait," laughed Dean,	- Ах так! - рассмеялся Дин.
"I'm going to tease that sonofabitch for a dozen miles or so.	- Погоняю-ка я этого сукина сына дюжину миль.
Watch."	Смотри!

He let the Buick go way ahead and then accelerated and caught up with it most impolitely.	Дав "бьюику" уйти довольно далеко. Дин увеличил скорость и самым неучтивым образом его догнал.
Mad Buick went out of his mind; he gunned up to a hundred.	Психопат Бьюик окончательно лишился рассудка; он уже выжимал не меньше сотни.
We had a chance to see who he was.	У нас появилась возможность его рассмотреть.
He seemed to be some kind of Chicago hipster traveling with a woman old enough to be - and probably actually was - his mother.	Его вполне можно было принять за чикагского хипстера, путешествующего с женщиной, по возрасту годящейся ему в матери, - а скорее всего, она ему матерью и приходилась.
God knows if she was complaining, but he raced.	Одному Богу известно, выражала ли она недовольство, но он выжимал полный газ.
His hair was dark and wild, an Italian from old Chi; he wore a sports shirt.	У него были растрепанные темные волосы -итальянец из старого Чи; на нем была спортивная рубаха.
Maybe there was an idea in his mind that we were a new gang from LA invading Chicago, maybe some of Mickey Cohen's men, because the limousine looked every bit the part and the license plates were California.	Быть может, он вообразил себе, что мы -новоявленные лос-анджелесские бандиты, стремящиеся захватить Чикаго, к примеру, люди Мики Коэна, ведь лимузин имел абсолютно бандитский вид, да и номер был калифорнийский.
Mainly it was just road kicks.	А в общем-то, это было обычное дорожное озорство.
He took terrible chances to stay ahead of us; he passed cars on curves and barely got back in line as a truck wobbled into view and loomed up huge.	Чтобы не выпустить нас вперед, он шел на жуткий риск: он совершал обгоны на поворотах и однажды едва успел вернуться в общий поток машин, когда перед глазами у него возник и завихлял колесами угрожающих размеров грузовик.
Eighty miles of Iowa we unreeled in this fashion, and the race was so interesting that I had no opportunity to be frightened.	Таким манером мы проскочили восемьдесят айовских миль, и гонки так меня захватили, что я даже не успел испугаться.
Then the mad guy gave up, pulled up at a gas station, probably on orders from the old lady, and as we roared by he waved gleefully.	Наконец психопат сдался, остановился у бензоколонки - вероятно, по требованию старой дамы - и, когда мы проносились мимо, весело помахал рукой.
On we sped, Dean barechested, I with my feet on the dashboard, and the college boys sleeping in the back.	А мы мчались дальше: Дин без майки, я - задрав ноги на щиток, а студенты - погрузившись в сон на заднем сиденье.
We stopped to eat breakfast at a diner run by a white-haired lady who gave us extra-large portions of potatoes as church-bells rang in the nearby town.	Решив позавтракать, мы остановились у ресторанчика, которым заправляла седая дама. Под перезвон церковных колоколов, доносившийся из расположенного поблизости городка, она дала каждому из нас по гигантской порции картошки.
Then off again.	И снова в путь.
"Dean, don't drive so fast in the daytime."	- Днем так быстро ехать не стоит, Дин.
"Don't worry, man, I know what I'm doing."	- Успокойся, старина, я знаю, что делаю.

I began to flinch.	Меня уже пробирала дрожь.
Dean came up on lines of cars like the Angel of Terror.	Дин обрушился на вереницы машин, словно Демон Страха.
He almost rammed them along as he looked for an opening.	Выискивая просвет, он разве что не шел на таран.
He teased their bumpers, he eased and pushed and craned around to see the curve, then the huge car leaped to his touch and passed, and always by a hair we made it back to our side as other lines filed by in the opposite direction and I shuddered.	Он тормошил их бамперы, сбавляя скорость, а потом, резко увеличив ее, вытягивал шею, пытаясь увидеть лазейку, и наш громадный автомобиль, послушный малейшему прикосновению Дина, шел на обгон, всякий раз едва успевая вернуться на свою сторону дороги, чудом не столкнувшись со встречным потоком машин, а я дрожал мелкой дрожью.
I couldn't take it any more.	Это становилось невыносимым.
It is only seldom that you find a long Nebraskan straightaway in Iowa, and when we finally hit one Dean made his usual no and I saw flashing by outside several scenes that I remembered from 1947 - a long stretch where Eddie and I had been stranded two hours.	В отличие от Небраски, в Айове редко попадаются длинные прямые дороги, и когда мы наконец выехали на одну из них, Дин вновь развил свои сто десять, а я увидел, как за окном промелькнули места, знакомые мне еще с 1947-го, - участок пути, где мы с Эдди крепко сели на мель.
All that old road of the past unreeling dizzily as if the cup of life had been overturned and everything gone mad.	Вся давняя дорога прошлого разматывалась передо мной с такой головокружительной скоростью, словно кто-то опрокинул чашу жизни и мир сошел с ума.
My eyes ached in nightmare day.	Глаза болели от страшного сна наяву.
"Ah hell, Dean, I'm going in the back seat, I can't stand it any more, I can't look."	- Черт возьми, Дин, я ухожу на заднее сиденье, больше я этого не вынесу, не могу смотреть.
"Hee-hee-hee!" tittered Dean and he passed a car on a narrow bridge and swerved in dust and roared on.	- Хи-хи-хи! - прыснул Дин и, обогнав на узком мосту очередную машину, вильнул на мгновение в пыль и покатил дальше.
I jumped in the back seat and curled up to sleep.	Я плюхнулся на заднее сиденье и, свернувшись калачиком, попытался заснуть.
One of the boys jumped in front for the fun.	Один из ребят радостно плюхнулся на переднее.
Great horrors that we were going to crash this very morning took hold of me and I got down on the floor and closed my eyes and tried to go to sleep.	Охваченный тяжким приступом страха перед неминуемой и скорой катастрофой, я сполз на пол и закрыл глаза.
As a seaman I used to think of the waves rushing beneath the shell of the ship and the bottomless deeps there under - now I could feel the road some twenty inches beneath me, unfurling and flying and hissing at incredible speeds across the groaning continent with that mad Ahab at the wheel.	Служа матросом, я частенько задумывался о волнах, стремительно набегающих снизу на корпус корабля, и о бездонной морской пучине под ними; теперь же в каких-нибудь двадцати дюймах от себя я ощущал дорогу, она с немыслимой скоростью раскрывалась подо мною и со свистом неслась через весь стонущий континент вместе с этим безумным Ахавом за рулем.
When I closed my eyes all I could see was the road unwinding into me.	И с закрытыми глазами я видел, как дорога проносится сквозь меня.

When I opened them I saw flashing shadows of trees vibrating on the floor of the car.	А открыв их, я увидел, как мелькают на полу машины дрожащие тени деревьев.
There was no escaping it.	Спасения не было.
I resigned myself to all.	Я смирился.
And still Dean drove, he had no thought of sleeping till we got to Chicago.	А Дин гнал машину, ему и в голову не приходило поспать, прежде чем мы доберемся до Чикаго.
In the afternoon we crossed old Des Moines again.	После полудня мы вновь миновали старый Де-Мойн.
Here of course we got snarled in traffic and had to go slow and I got back in the front seat.	Там мы, конечно, попали в пробку, пришлось сбавить скорость, и опять я пересел вперед.
A strange pathetic accident took place.	И тут произошла непонятная и прискорбная история.
A fat colored man was driving with his entire family in a sedan in front of us; on the rear bumper hung one of those canvas desert waterbags they sell tourists in the desert.	Впереди нас ехал в седане толстый негр со своим семейством; к заднему бамперу был подвешен один из тех брезентовых бурдюков, что в пустыне продают туристам.
He pulled up sharp, Dean was talking to the boys in the back and didn't notice, and we rammed him at five miles an hour smack on the waterbag, which burst like a boil and squirted water in the air.	Негр резко затормозил. Дин заболтался с сидящими позади парнями и не заметил этого, и на скорости пять миль в час мы врезались прямо в бурдюк, который лопнул, как нарыв, выбросив вверх струю воды.
No other damage except a bent bumper.	Больше никаких повреждений, если не считать слегка помятого бампера.
Dean and I got out to talk to him.	Мы с Дином вышли на переговоры.
The upshot of it was an exchange of addresses and some talk, and Dean not taking his eyes off the man's wife whose beautiful brown breasts were barely concealed inside a floppy cotton blouse.	Кончилось все обменом адресами и непринужденной болтовней, во время которой Дин не сводил глаз с мужниной жены, чьи великолепные смуглые груди были едва прикрыты свободной хлопчатобумажной блузкой.
"Yass, yass."	"Да! да!"
We gave him the address of our Chicago baron and went on.	Оставив негру адрес нашего чикагского барона, мы поехали дальше.
The other side of Des Moines a cruising car came after us with the siren growling, with orders to pull over.	На другом конце Де-Мойна нас нагнала патрульная машина с рычащей сиреной и громкими распоряжениями подъехать к тротуару.
"Now what?"	- Ну что там еще?
The cop came out.	Коп вышел из машины.
"Were you in an accident coming in?"	- Не вы, случаем, устроили аварию?
"Accident?	- Аварию?
We broke a guy's waterbag at the junction."	На перекрестке мы порвали одному малому мешок с водой.
"He says he was hit and run by a bunch in a stolen car."	- Он говорит, что в него врезалась полная народу краденая машина.

This was one of the few instances Dean and I knew of a Negro's acting like a suspicious old fool.	Это было одно из тех редких мгновений, когда нам с Дином попадался негр, ведущий себя как недоверчивый старый болван.
It so surprised us we laughed.	И это так нас поразило, что мы расхохотались.
We had to follow the patrolman to the station and there spent an hour waiting in the grass while they telephoned Chicago to get the owner of the Cadillac and verify our position as hired drivers.	Пришлось последовать за полицейским в участок и там битый час просидеть на травке, дожидаясь, пока они дозвонятся в Чикаго владельцу "кадиллака" и удостоверятся в том, что машину мы взяли напрокат.
Mr. Baron said, according to the cop,	По словам копа, мистер Барон сказал:
"Yes, that is my car but I can't vouch for anything else those boys might have done."	- Да, это моя машина, но я не могу ручаться, что ребята больше ничего не натворили.
"They were in a minor accident here in Des Moines."	- Тут, в Де-Мойне, они попали в небольшую аварию.
"Yes, you've already told me that - what I meant was, I can't vouch for anything they might have done in the past."	- Да, это я уже слышал. Я говорю, не могу ручаться, что они ничего не натворили в прошлом.
Everything was straightened out and we roared on.	Все утряслось, и мы помчались дальше.
Newton, Iowa, it was, where I'd taken that dawn walk in 1947.	Ньютон, штат Айова, где в 1947-м я совершил рассветную прогулку.
In the afternoon we crossed drowsy old Davenport again and the low-lying Mississippi in her sawdust bed; then Rock Island, a few minutes of traffic, the sun reddening, and sudden sights of lovely little tributary rivers flowing softly among the magic trees and greeneries of mid-American Illinois.	Еще днем мы вновь проехали сонный Давенпорт и переправились через низинную Миссисипи, заключенную в свое полное опилок русло; потом Рок-Айленд, несколько минут среди городского транспорта, солнце, окрашивающееся багрянцем, и внезапно открывшиеся взору живописные маленькие притоки, плавно струящиеся меж волшебных деревьев зеленого срединноамериканского Иллинойса.
It was beginning to look like the soft sweet East again; the great dry West was accomplished and done.	Местность вновь приобретала мягкие очертания плодородного Востока; великий засушливый Запад был позади.
The state of Illinois unfolded before my eyes in one vast movement that lasted a matter of hours as Dean balled straight across at the same speed.	Штат Иллинойс во всю ширь расстилался передо мной те несколько часов, что Дин, не сбавляя скорости, катил напрямик.
In his tiredness he was taking greater chances than ever.	Усталость толкала его на отчаянный риск.
At a narrow bridge that crossed one of these lovely little rivers he shot precipitately into an almost impossible situation.	С откровенным безрассудством он пулей влетел на узкий мостик через одну из живописных речушек, где ситуация и без него накалилась до предела.
Two slow cars ahead of us were bumping over the bridge; coming the other way was a huge truck-trailer with a driver who was making a close estimate of how long it would take the slow cars to negotiate the bridge, and his estimate was that by the time he got there they'd be over.	Перед нами протискивались через мост две тихоходные легковушки; навстречу приближался громадный грузовик с прицепом. Водитель наскоро прикидывал, сколько времени потребуется тихоходам, чтобы одолеть мост, и, по его расчетам, они успевали это сделать раньше, чем он сам до него доберется.

There was absolutely no room on the bridge for the truck and any cars going the other direction.	Ни для грузовика, ни для любой другой встречной машины на мосту просто не было места.
Behind the truck cars pulled out and peeked for a chance to get by it.	Машины позади грузовика дергались в поисках лазейки для обгона.
In front of the slow cars other slow cars were pushing along.	Впереди тихоходных легковушек тащились другие тихоходы.
The road was crowded and everyone exploding to pass.	В этом тесном скоплении машин каждый яростно стремился вырваться вперед.
Dean came down on all this at no miles an hour and never hesitated.	Недолго думая, Дин на скорости сто десять миль в час бросился в атаку.
He passed the slow cars, swerved, and almost hit the left rail of the bridge, went head-on into the shadow of the unslowing truck, cut right sharply, just missed the truck's left front wheel, almost hit the first slow car, pulled out to pass, and then had to cut back in line when another car came out from behind the truck to look, all in a matter of two seconds, flashing by and leaving nothing more than a cloud of dust instead of a horrible five-way crash with cars lurching in every direction and the great truck humping its back in the fatal red afternoon of Illinois with its dreaming fields.	Он оставил позади тихоходов, вильнул в сторону, едва не врезавшись в левый поручень моста, очертя голову рванулся вперед, в тень не сбавляющего скорость грузовика, резко взял вправо, чудом не угодив под его левое переднее колесо, едва не столкнулся с первой тихоходной легковушкой, развернулся для обгона поперек дороги и вынужден был стремглав вернуться в общий поток, когда из-за грузовика выехала на разведку другая легковушка, - все это в течение двух секунд, с быстротой молнии, оставив всего лишь облако пыли позади, там, где должно было произойти страшное массовое столкновение ринувшихся во все стороны легковушек с огромным грузовиком, вставшим на дыбы в роковом багровом предвечерье Иллинойса с его уснувшими полями.
I couldn't get it out of my mind, also, that a famous bop clarinetist had died in an Illinois car-crash recently, probably on a day like this.	К тому же я никак не мог отделаться от мысли о знаменитом "боп"-кларнетисте, погибшем недавно в иллинойской автокатастрофе, быть может, и в такой же день.
I went to the back seat again.	Я опять перелез на заднее сиденье.
The boys stayed in the back too now. Dean was bent on Chicago before nightfall.	На этот раз и ребята остались сзади, а Дин твердо вознамерился еще засветло попасть в Чикаго.
At a road-rail junction we picked up two hobos who rounded up a half-buck between them for gas.	На железнодорожном переезде мы подобрали двух бродяг, которые совместными усилиями наскребли полдоллара на бензин.
A moment before sitting around piles of railroad ties, polishing off the last of some wine, now they found themselves in a muddy but unbowed and splendid Cadillac limousine headed for Chicago in precipitous haste.	Еще минуту назад сидевшие среди сложенных штабелями шпал, приканчивая остатки какого-нибудь винишка, сейчас они очутились в замызганном, но непокоренном, роскошном лимузине, на всех парусах державшем курс на Чикаго.
In fact the old boy up front who sat next to Dean never took his eyes off the road and prayed his poor bum prayers, I tell you.	И старикан, усевшийся впереди, рядом с Дином, даже принялся, не отрывая взгляда от дороги, читать свои нищенские молитвы.
"Well," they said, "we never knew we'd get to Chicaga sa fast."	- Ну и ну, - сказали они, - мы и не мечтали так быстро попасть в Чикаго!

As we passed drowsy Illinois towns where the people are so conscious of Chicago gangs that pass like this in limousines every day, we were a strange sight: all of us unshaven, the driver barechested, two bums, myself in the back seat, holding on to a strap and my head leaned back on the cushion looking at the countryside with an imperious eye - just like a new California gang come to contest the spoils of Chicago, a band of desperados escaped from the prisons of the Utah moon.	Для жителей сонных иллинойских городков, не понаслышке знающих о чикагских бандах, которые каждый день ездят мимо в лимузинах вроде нашего, мы являли собой диковинное зрелище: все небритые, водитель по пояс голый, двое бродяг, да еще я позади, сижу, уцепившись за ремень и откинув голову на мягкую подушку, и надменно оглядываю окрестности - ни дать ни взять новоявленная калифорнийская банда, прибывшая оттяпать у Чикаго его добычу, шайка головорезов, сбежавших из тюрем подлунной Юты.
When we stopped for Cokes and gas at a small-town station people came out to stare at us but they never said a word and I think made mental notes of our descriptions and heights in case of future need.	Когда мы остановились у бензоколонки маленького городка заправиться и выпить кока-колы, люди вышли поглазеть на нас, при этом никто не проронил ни слова, но каждый, по-моему, старался на всякий случай запомнить наши приметы.
To transact business with the girl who ran the gas-pump Dean merely threw on his T-shirt like a scarf and was curt and abrupt as usual and got back in the car and off we roared again.	На деловые переговоры с девушкой, которая держала бензоколонку, Дин направился, набросив на плечи футболку. Произнеся, как всегда, несколько отрывистых грубоватых фраз, он вернулся в машину, и мы покатили дальше.
Pretty soon the redness turned purple, the last of the enchanted rivers flashed by, and we saw distant smokes of Chicago beyond the drive.	Очень скоро багровый свет сменился пурпурным, промелькнула последняя из околдованных речушек, и в стороне от дороги мы увидели далекие дымы Чикаго.
We had come from Denver to Chicago via Ed Wall's ranch, 1180 miles, in exactly seventeen hours, not counting the two hours in the ditch and three at the ranch and two with the police in Newton, Iowa, for a mean average of seventy miles per hour across the land, with one driver.	От Денвера до Чикаго, с заездом на ранчо Эда Уолла, 1180 миль, мы проехали ровно за семнадцать часов, не считая двух часов в канаве, трех на ранчо и двух в полицейском участке Ньютона, Айова, пересекли страну со средней скоростью семьдесят миль в час и с одним водителем.
Which is a kind of crazy record.	Что является своеобразным безумным рекордом.
10	10
Great Chicago glowed red before our eyes.	Прямо перед нами засверкали огни огромного Чикаго.
We were suddenly on Madison Street among hordes of hobos, some of them sprawled out on the street with their feet on the curb, hundreds of others milling in the doorways of saloons and alleys.	В мгновение ока мы оказались на Мэдисон-стрит в окружении шумной толпы бродяг. Одни разлеглись на тротуаре, задрав ноги на бордюр, сотни других толпились в дверях пивных и в узких переулочках.
"Wup! wup! look sharp for old Dean Moriarty there, he may be in Chicago by accident this year."	- Эй, смотрите не прозевайте старого Дина Мориарти, в этом году он вполне мог забрести в Чикаго!
We let out the hobos on this street and proceeded to downtown Chicago.	На этой улице мы высадили бродяг и направились в сторону центра.

Screeching trolleys, newsboys, gals cutting by, the smell of fried food and beer in the air, neons winking	Визгливые трамваи, разносчики газет, спешащие куда-то девицы, воздух, напитанный запахами жареной снеди и пива, мерцающая неоновая реклама -
"We're in the big town, Sal! Whooee!"	"Ого! Мы в большом городе, Сал!"
First thing to do was park the Cadillac in a good dark spot and wash up and dress for the night.	Первым делом надо было подыскать укромное местечко для "кадиллака", а потом умыться и поприличней одеться.
Across the street from the YMCA we found a redbrick alley between buildings, where we stashed the Cadillac with her snout pointed to the street and ready to go, then followed the college boys up to the Y, where they got a room and allowed us to use their facilities for an hour.	Через дорогу от общежития Христианской ассоциации мы обнаружили узкий проход между кирпичными домами, куда загнали "кадиллак", для пущей боевой готовности развернув его мордой на улицу, после чего вместе со студентами направились в общежитие, где они сняли комнату, пустив нас на часок в свою ванную.
Dean and I shaved and showered, I dropped my wallet in the hall, Dean found it and was about to sneak it in his shirt when he realized it was ours and was right disappointed.	Мы с Дином побрились и приняли душ, я обронил в коридоре бумажник, Дин нашел его и уже собрался украдкой сунуть в карман рубахи, когда до него дошло, что бумажник наш, чем он был донельзя разочарован.
Then we said good-by to those boys, who were glad they'd made it in one piece, and took off to eat in a cafeteria.	Потом мы распрощались с ребятами, которые были страшно рады, что добрались до места целыми и невредимыми, и отправились перекусить.
Old brown Chicago with the strange semi-Eastern, semi-Western types going to work and spitting.	Сумрачный старый Чикаго, населенный странными людьми не то восточного, не то западного типа, оживал и выплескивался на улицы.
Dean stood in the cafeteria rubbing his belly and taking it all in.	Стоя в закусочной, Дин почесывал живот и пытался осмыслить происходящее.
He wanted to talk to a strange middle-aged colored woman who had come into the cafeteria with a story about how she had no money but she had buns with her and would they give her butter.	Ему захотелось пообщаться с чудаковатой немолодой негритянкой, которая, войдя в закусочную, с порога поведала о том, что денег у нее нет, однако имеются с собой сдобные булочки, и спросила, не дадут ли ей здесь немного масла.
She came in napping her hips, was turned down, and went out flipping her butt.	Вошла она, покачивая бедрами, а получив отказ, удалилась, вихляя задом.
"Whoo!" said Dean.	- У-ухх! - вымолвил Дин.
"Let's follow her down the street, let's take her to the ole Cadillac in the alley.	- Давай-ка ее догоним давай затащим ее в подворотню, в наш родимый "кадиллак".
We'll have a ball."	Устроим потеху!
But we forgot that and headed straight for North Clark Street, after a spin in the Loop, to see the hootchy-kootchy joints and hear the bop.	Однако мы тут же о ней позабыли и, покружив в Петле, направились прямиком на Норт-Кларк-стрит, желая поглазеть на тамошние танцевальные притоны и послушать "боп".
And what a night it was.	И что за ночка нам предстояла!

"Oh, man," said Dean to me as we stood in front of a bar, "dig the street of life, the Chinamen that cut by in Chicago.	- Ах, старина, - сказал Дин, когда мы стояли у входа в бар, - вот тебе улица жизни, только вдумайся: по Чикаго шляются китайцы!
What a weird town - wow, and that woman in that window up there, just looking down with her big breasts hanging from her nightgown, big wide eyes.	Что за чудной город - красотища! А вон та бабенка в окне наверху - вывалила из ночной рубашки свои мощные сиськи и глядит себе вниз, а глазищи-то какие огромные!
Whee.	Ну и ну!
Sal, we gotta go and never stop going till we get there."	Сал, мы обязаны ехать без остановок, пока не доедем.
"Where we going, man?"	- Куда ехать, старина?
"I don't know but we gotta go."	- Не знаю, но мы обязаны ехать.
Then here came a gang of young bop musicians carrying their instruments out of cars.	Потом появилась компания молодых "боп"-музыкантов, которые вылезли из автомобилей с инструментами в руках.
They piled right into a saloon and we followed them.	Они гурьбой ввалились в салун, а мы последовали за ними.
They set themselves up and started blowing. There we were!	Расположившись на сцене, они принялись дудеть, а только этого мы и ждали!
The leader was a slender, drooping, curly-haired, pursy-mouthed tenorman, thin of shoulder, draped loose in a sports shirt, cool in the warm night, self-indulgence written in his eyes, who picked up his horn and frowned in it and blew cool and complex and was dainty stamping his foot to catch ideas, and ducked to miss others - and said, "Blow," very quietly when the other boys took solos.	Лидером был худой, сутулый и узкоплечий тенор-саксофонист с надменно поджатыми губами, одетый в просторную рубаху спортивного покроя. В жаркой ночи он не терял хладнокровия, а глаза выдавали в нем человека, потакающего лишь собственным желаниям. Он взял свою дудку, хмуро заглянул внутрь и сыграл спокойную, но замысловатую мелодию, грациозно притопывая ножкой, чтобы уловить одни идеи, и слегка отклоняясь в сторону, чтобы пропустить мимо ушей другие. "Дуй", - очень тихо произносил он, когда солировать брался кто-нибудь из других музыкантов.
Then there was Prez, a husky, handsome blond like a freckled boxer, meticulously wrapped inside his sharkskin plaid suit with the long drape and the collar falling back and the tie undone for exact sharpness and casualness, sweating and hitching up his horn and writhing into it, and a tone just like Lester Young himself.	Среди них был Прес - напоминающий веснушчатого боксера, красивый светловолосый здоровяк, тщательно облаченный в плотный клетчатый костюм удлиненного покроя, вот только воротник стоял неважно, да и галстук был завязан с тонко рассчитанной небрежностью. Обливаясь потом, он встряхивал свою дудку и извивался, разве что в нее не вползая, а звук - в точности как у самого Лестера Янга.
"You see, man, Prez has the technical anxieties of a money-making musician, he's the only one who's well dressed, see him grow worried when he blows a clinker, but the leader, that cool cat, tells him not to worry and just blow and blow - the mere sound and serious exuberance of the music is all he cares about.	- Видишь, старина, Прес во всем старается походить на музыканта, который заколачивает большие деньги, он единственный, кто хорошо одет, погляди, как он нервничает, когда фальшивит, а вот лидер - тот, что играет кул-джаз, велит ему взять себя в руки и дуть поспокойней, ведь самого его волнует одно только звучание да неисчерпаемое богатство музыки.

He's an artist.	Он артист.
He's teaching young Prez the boxer.	Он учит юного Преса, боксера.
Now the others dig!!"	Однако полюбуйся на остальных!
The third sax was an alto, eighteen-year-old cool, contemplative young Charlie-Parker-type Negro from high school, with a broadgash mouth, taller than the rest, grave.	Третий саксофонист играл на альтовой дудке, спокойный, задумчивый восемнадцатилетний негр чарли-паркеровского типа. Большеротый школьник, вымахавший выше всех прочих музыкантов, он держался на сцене весьма степенно.
He raised his horn and blew into it quietly and thoughtfully and elicited birdlike phrases and architectural Miles Davis logics.	Поднеся инструмент к губам, он принялся негромко и вдумчиво извлекать из него фразы, напоминающие птичьи трели и выстроенные согласно архитектурной логике Майлза Дэвиса.
These were the children of the great bop innovators.	Это были дети великих новаторов "бопа".
Once there was Louis Armstrong blowing his beautiful top in the muds of New Orleans; before him the mad musicians who had paraded on official days and broke up their Sousa marches into ragtime.	Некогда среди новоорлеанской грязи возник Луи Армстронг с его прекрасной яростной музыкой; предшественниками его были безумные музыканты, которые в праздник вышагивали по улицам, дробя марши Сузы на мелодии рэгтайма.
Then there was swing, and Roy Eldridge, vigorous and virile, blasting the horn for everything it had in waves of power and logic and subtlety - leaning to it with glittering eyes and a lovely smile and sending it out broadcast to rock the jazz world.	Потом появился свинг, а с ним - Рой Элдридж, мужественный и сильный, и из трубы его хлынули неслыханные доселе волны мощи, логики и утонченности; с горящими глазами и ослепительной улыбкой он подносил инструмент к губам, и по всем приемникам звучала музыка, расшевелившая наконец джазовый мир.
Then had come Charlie Parker, a kid in his mother's woodshed in Kansas City, blowing his taped-up alto among the logs, practicing on rainy days, coming out to watch the old swinging Basie and Benny Moten band that had Hot Lips Page and the rest - Charlie Parker leaving home and coming to Harlem, and meeting mad Thelonious Monk and madder Gillespie - Charlie Parker in his early days when he was nipped and walked around in a circle while playing.	И тогда пришел Чарли Паркер, малыш из матушкиного дровяного сарая, что в Канзас-Сити, он дудел среди бревен в свой перемотанный тесьмой альт, упражняясь на нем в дождливые дни, а выбирался из сарая лишь для того, чтобы своими глазами увидеть, как свингует старик Бейси, и услышать ансамбль Бенни Мотена, где играл Пейдж "Жаркие Губки", да и всех прочих... Чарли Паркер покинул дом и приехал в Гарлем, где встретил безумного Телониуса Монка и еще более безумного Гиллеспи... Чарли Паркер в молодые голы, когда он получал зуботычины, а играя, ходил с шапкой по кругу.

Somewhat younger than Lester Young, also from KC, that gloomy, saintly goof in whom the history of jazz was wrapped; for when he held his horn high and horizontal from his mouth he blew the greatest; and as his hair grew longer and he got lazier and stretched-out, his horn came down halfway; till it finally fell all the way and today as he wears his thick-soled shoes so that he can't feel the sidewalks of life his horn is held weakly against his chest, and he blows cool and easy getout phrases.	Немногим старше его и Лестер Янг, тоже из Канзас-Сити, этот угрюмый безгрешный увалень, в котором воплотилась вся история джаза; ведь когда он поднимал инструмент и держал его горизонтально на уровне рта, не было музыканта более великого; но по мере того, как отрастали его волосы, а сам он становился все ленивее и развязнее, дудка его опускалась, пока наконец не опустилась совсем, и сегодня, когда он носит башмаки на толстой подошве, чтобы не ощущать пешеходных тропок жизни, он слабыми руками прижимает инструмент к груди и играет холодные и простые, стерильные фразы.
Here were the children of the American bop night.	Да, перед нами были сыны американской "боп"-ночи.
Stranger flowers yet - for as the Negro alto mused over everyone's head with dignity, the young, tall, slender, blond kid from Curtis Street, Denver, jeans and studded belt, sucked on his mouthpiece while waiting for the others to finish; and when they did he started, and you had to look around to see where the solo was coming from, for it came from angelical smiling lips upon the mouthpiece and it was a soft, sweet, fairy-tale solo on an alto.	Они были порождением странным и удивительным: чернокожий альт-саксофонист задумчиво и гордо созерцал что-то над головами публики, а молодой, высокий и стройный блондин с денверской Куртис-стрит, в джинсах с утыканным заклепками ремнем, посасывал мундштук в ожидании, когда закончат остальные; а когда они закончили, вступил он, и невозможно было не насторожиться и не начать разыскивать то место, откуда зазвучало это соло, потому что исходило оно из прижатых к мундштуку ангельски улыбающихся губ и было тихим, нежным, волшебным соло на альте.
Lonely as America, a throatpierced sound in the night.	Одинокий, как сама Америка, раздирающий душу звук в ночи.
What of the others and all the soundmaking?	Что же прочие и как они строили звучание?
There was the bass-player, wiry redhead with wild eyes, jabbing his hips at the fiddle with every driving slap, at hot moments his mouth hanging open trancelike.	Был среди них контрабасист - жилистый, рыжеволосый, с бешеными глазами; неистово дергая струны, он то и дело бился о контрабас бедром, а в наиболее темпераментных местах разевал рот, словно впадая в транс.
"Man, there's a cat who can really bend his girl!"	- Вот тебе парень, старина, от которого ни одна девица не отвертится!
The sad drummer, like our white hipster in Frisco Folsom Street, completely goofed, staring into space, chewing gum, wide-eyed, rocking the neck with Reich kick and complacent ecstasy.	Г рустный барабанщик, похожий на нашего белого хипстера с сан-францисской Фолсом-стрит, вконец одурев, смотрел прямо перед собой широко раскрытыми невидящими глазами, жевал резинку и в самозабвенном порыве вдохновения с чисто райховской неутомимостью тряс головой.
The piano - a big husky Italian truck-driving kid with meaty hands, a burly and thoughtful joy.	Пианист - детина-итальянец с мясистыми пальцами шофера - играл глубоко и сильно.
They played an hour.	Продолжалось это около часа.
Nobody was listening. Old North Clark bums lolled at the bar, whores screeched in anger.	Никто не слушал, у стойки чесали языки старые бродяги с Норт-Кларк, вскрикивали в раздражении визгливые шлюхи.

Secret Chinamen went by.	Куда-то направлялись таинственные китайцы.
Noises of hootchy-kootchy interfered.	В зал вторгались жуткие звуки танцевального притона.
They went right on.	А музыканты знай себе играли.
Out on the sidewalk came an apparition - a sixteen-year-old kid with a goatee and a trombone case.	На тротуаре у входа возникло привидение: шестнадцатилетний паренек с козлиной бородкой и тромбонным футляром.
Thin as rickets, mad-faced, he wanted to join this group and blow with them. They knew him and didn't want to bother with him.	Этот рахитично-худой сумасброд хотел влиться в компанию музыкантов, а те знали его и не желали с ним связываться.
He crept into the bar and surreptitiously undid his trombone and raised it to his lips.	Крадучись он вошел в бар, тайком достал из футляра тромбон и поднес его к губам.
No opening.	Никакого эффекта.
Nobody looked at him.	На него никто не взглянул.
They finished, packed up, and left for another bar.	Ребята доиграли, собрали инструменты и отправились в другой бар.
He wanted to jump, skinny Chicago kid.	Но он был неугомонен, этот тощий чикагский малыш.
He slapped on his dark glasses, raised the trombone to his lips alone in the bar, and went "Baugh!" Then he rushed out after them.	Оставшись один, он напялил темные очки, поднес тромбон к губам и, издав жалобный стон, выбежал вслед за музыкантами.
They wouldn't let him play with them, just like the sandlot football team in back of the gas tank.	Они ни за что не примут его в свою команду - ни дать ни взять дворовые футболисты, что играют на пустыре за топливной цистерной.
"All these guys live with their grandmothers just like Tom Snark and our Carlo Marx alto," said Dean.	- Все эти ребятишки живут вместе со своими бабусями, в точности как Том Снарк и наш альтовый Карло Маркс, - сказал Дин.
We rushed after the whole gang.	Мы помчались догонять всю честную компанию.
They went into Anita O'Day's club and there unpacked and played till nine o'clock in the morning.	Музыканты обосновались в клубе Аниты О'Дэй, где, распаковавшись, играли до девяти утра.
Dean and I were there with beers.	А мы с Дином пили пиво.
At intermissions we rushed out in the Cadillac and tried to pick up girls all up and down Chicago.	В антрактах мы садились в "кадиллак" и колесили по Чикаго в поисках девочек.
They were frightened of our big, scarred, prophetic car.	А тех отпугивал наш большой, обезображенный шрамами автомобиль - предвестник беды.
In his mad frenzy Dean backed up smack on hydrants and tittered maniacally.	В своем бешеном неистовстве Дин с маниакальным хихиканьем наезжал задним ходом прямиком на водоразборные краны.
By nine o'clock the car was an utter wreck; the brakes weren't working any more; the fenders were stove in; the rods were rattling.	К девяти часам машина представляла собой настоящую развалину: тормоза больше не работали, в крыльях зияли пробоины, громко дребезжали все стержни.

Dean couldn't stop it at red lights, it kept kicking convulsively over the roadway.	Дин уже был не в силах остановить машину на красный свет, и она лишь судорожно дергалась на мостовой.
It had paid the price of the night.	За эту ночь она заплатила сполна.
It was a muddy boot and no longer a shiny limousine.	До блеска начищенный лимузин превратился в грязный башмак.
"Wheel" The boys were still blowing at Neets'.	-Красотища! - Ребята все еще играли у "Нитса".
Suddenly Dean stared into the darkness of a corner beyond the bandstand and said,	Внезапно Дин уставился во тьму угла позади эстрады и сказал:
"Sal, God has arrived."	- Сал, явился Бог.
I looked.	Я осмотрелся.
George Shearing.	Джордж Ширинг.
And as always he leaned his blind head on his pale hand, all ears opened like the ears of an elephant, listening to the American sounds and mastering them for his own English summer's-night use.	И, как всегда, подперев незрячую голову бледной рукой, он по-слоновьи навострил уши, вслушиваясь в американские звуки, чтобы подчинить их своей английской летней ночи.
Then they urged him to get up and play.	Потом ребята принялись уговаривать его подняться и сыграть.
He did.	Он уступил.
He played innumerable choruses with amazing chords that mounted higher and higher till the sweat splashed all over the piano and everybody listened in awe and fright.	И исполнил бесчисленное множество тем с поразительными аккордами, которые возносились все выше и выше, до тех пор пока рояль не оказался забрызганным потом, а всех слушателей не охватил благоговейный страх.
They led him off the stand after an hour.	Через час его увели со сцены.
He went back to his dark corner, old God Shearing, and the boys said,	Он вернулся в свой темный угол - старый Бог Ширинг, - и музыканты сказали:
"There ain't nothin left after that."	- После этого нам здесь делать нечего.
But the slender leader frowned.	Однако худощавый лидер нахмурился:
"Let's blow anyway."	- Давайте все-таки сыграем.
Something would come of it yet.	Как раз теперь у них должно было что-то получиться.
There's always more, a little further - it never ends.	Всегда есть нечто большее, всегда можно сделать маленький шаг вперед - предела нет.
They sought to find new phrases after Shearing's explorations; they tried hard.	Теперь, после Ширинга, они стремились найти новые ходы, они выбивались из сил.
They writhed and twisted and blew.	Они корчились, извивались - и играли.
Every now and then a clear harmonic cry gave new suggestions of a tune that would someday be the only tune in the world and would raise men') souls to joy.	Время от времени раздавался отчетливый и стройный крик, и в нем слышался намек на мелодию, которая в один прекрасный день станет единственной на свете и возвысит человечьи души, поселив в них радость.

They found it, they lost, they wrestled for it, they found it again, they laughed, they moaned - and Dean sweated at the table and told them to go, go, go.	Они нашли эту мелодию, потеряли, вступили в борьбу за нее и нашли опять, они смеялись и плакали, а Дин за столиком обливался потом и заклинал их: еще, еще, еще...
At nine o'clock in the morning everybody -musicians, girls in slacks, bartenders, and the one little skinny, unhappy trombonist - staggered out of the club into the great roar of Chicago day to sleep until the wild bop night again.	В девять часов утра все - музыканты, девицы в брюках, бармены и все тот же маленький, тощий, несчастный тромбонист - вывалились из клуба в оглушительный грохот чикагского дня и разошлись отсыпаться перед следующей сумасшедшей "боп"-ночью.
Dean and I shuddered in the raggedness.	Мы с Дином содрогнулись от резкого шума.
It was now time to return the Cadillac to the owner, who lived out on Lake Shore Drive in a swank apartment with an enormous garage underneath managed by oil-scarred Negroes.	Пришло время вернуть "кадиллак" владельцу. Тот жил на Лейк-Шор-драйв, в шикарном доме с громадным подвальным гаражом, которым заправляли насквозь промасленные негры.
We drove out there and swung the muddy heap into its berth.	Подрулив туда, мы поставили замызганную развалину на якорь.
The mechanic did not recognize the Cadillac.	Механик отказался признать в ней "кадиллак".
We handed the papers over.	Мы вручили ему бумаги.
He scratched his head at the sight of it.	Взглянув на них, он почесал затылок.
We had to get out fast, We did.	Надо было уносить ноги. Что мы и сделали.
We took a bus back to downtown Chicago and that was that.	На автобусе мы вернулись в центр Чикаго, и дело с концом.
And we never heard a word from our Chicago baron about the condition of his car, in spite of the fact that he had our addresses and could have complained.	А по поводу состояния машины мы не услыхали от нашего чикагского барона ни словечка, хотя у него были наши адреса и он вполне мог подать жалобу в суд.
11	11
It was time for us to move on.	Пришла пора ехать.
We took a bus to Detroit, Our money was now running quite low.	Мы взяли билеты на автобус до Детройта. Кое-какие деньги у нас еще оставались.
We lugged our wretched baggage through the station.	Нагруженные нашим жалким багажом, мы поплелись через автовокзал.
By now Dean's thumb bandage was almost as black as coal and all unrolled.	Бинт на Диновом пальце стал почти угольно-черным и весь размотался.
We were both as miserable-looking as anybody could be after all the things we'd done.	Выглядели мы не менее несчастными, чем любой, окажись он на нашем месте.
Exhausted, Dean fell asleep in the bus that roared across the state of Michigan.	Смертельно уставший, Дин уснул в автобусе, который мчался по штату Мичиган.
I took up a conversation with a gorgeous country girl wearing a low-cut cotton blouse that displayed the beautiful sun-tan on her breast tops.	Я разговорился с пышной деревенской девицей в хлопчатобумажной блузке с глубоким вырезом, обрамлявшим красивую загорелую грудь.
She was dull.	От девицы веяло скукой.

She spoke of evenings in the country making popcorn on the porch.	Рассказывала она о том, как деревенскими вечерами стряпает на веранде воздушную кукурузу.
Once this would have gladdened my heart but because her heart was not glad when she said it I knew there was nothing in it but the idea of what one should do.	Быть может, в другое время я бы от души порадовался ее речам, однако, видя, что они не доставляют радости ей самой, я понимал: вся их суть в том, кому чем следует заниматься.
"And what else do you do for fun?"	- А чем ты еще развлекаешься?
I tried to bring up boy friends and sex.	Я пытался навести ее на мысль о парнях и сексе.
Her great dark eyes surveyed me with emptiness and a kind of chagrin that reached back generations and generations in her blood from not having done what was crying to be done - whatever it was, and everybody knows what it was.	В устремленном на меня взгляде ее больших темных глаз была пустота и еще - нечто вроде досады, множество поколений тому назад въевшейся в кровь ее предков, потому что впустую звучали их мольбы - о чем бы они там ни молили, хотя и это известно всем.
"What do you want out of life?"	- Чего ты хочешь от жизни?
I wanted to take her and wring it out of her.	Я желал прошибить ее, выжать из нее ответ.
She didn't have the slightest idea what she wanted.	А она понятия не имела о том, чего хочет.
She mumbled of jobs, movies, going to her grandmother's for the summer, wishing she could go to New York and visit the Roxy, what kind of outfit she would wear - something like the one she wore last Easter, white bonnet, roses, rose pumps, and lavender gabardine coat.	Она бормотала что-то о работе, о кино, о летних поездках к бабушке, о том, что мечтает съездить в Нью-Йорк и наведаться в "Рокси", перечисляла, какие бы по этому случаю надела наряды - вроде тех, что надевала на прошлую пасху: белую шляпку с розами, розовые туфельки-лодочки и габардиновое пальто цвета лаванды.
"What do you do on Sunday afternoons?" I asked.	- Что ты делаешь по воскресеньям? - спросил я.
She sat on her porch.	Она сидит на веранде.
The boys went by on bicycles and stopped to chat.	Парни ездят мимо на велосипедах и останавливаются поболтать.
She read the funny papers, she reclined on the hammock.	Она читает газетный юмор, она лежит в гамаке.
"What do you do on a warm summer's night?"	- Что ты делаешь теплыми летними вечерами?
She sat on the porch, she watched the cars in the road.	Она сидит на веранде, она смотрит на проезжающие машины.
She and her mother made popcorn.	Они с матерью стряпают воздушную кукурузу.
"What does your father do on a summer's night?"	- А что делает летними вечерами твой отец?
He works, he has an all-night shift at the boiler factory, he's spent his whole life supporting a woman and her outpoppings and no credit or adoration.	Он работает в ночную смену кочегаром, всю жизнь он потратил на то, чтобы прокормить женщину с ее отпрысками, а взамен - ни уважения, ни любви.
"What does your brother do on a summer's night?"	- Что делает летними вечерами твой брат?
He rides around on his bicycle, he hangs out in front of the soda fountain.	Он катается на велосипеде, он торчит у киоска с газировкой.
"What is he aching to do?	- К чему он стремится?

What are we all aching to do?	К чему стремимся все мы?
What do we want?"	Чего мы хотим?
She didn't know.	Она не знала.
She yawned.	Она зевнула.
She was sleepy.	Ей хотелось спать.
It was too much.	Это уже было чересчур.
Nobody could tell.	Никто этого сказать не сможет.
Nobody would ever tell.	Никто никогда не скажет.
It was all over.	Все было кончено.
She was eighteen and most lovely, and lost.	Ей было восемнадцать, она была очень миловидной - и пропащей.
And Dean and I, ragged and dirty as if we had lived off locust, stumbled out of the bus in Detroit.	А мы с Дином, такие грязные и лохматые, словно питались в последнее время одной саранчой, вывалились из автобуса в Детройте.
We decided to stay up in all-night movies on Skid Row.	Утра мы решили дождаться в ночном кинотеатре в районе притонов.
It was too cold for parks.	В скверах было уже холодновато.
Hassel had been here on Detroit Skid Row, he had dug every shooting gallery and all-night movie and every brawling bar with his dark eyes many a time.	Здесь, в этих сомнительных кварталах Детройта, бывал некогда Хассел, и внимательный взгляд его темных глаз не раз проникал внутрь всех здешних наркоманских притонов и ночных кинотеатров, всех шумных баров.
His ghost haunted us.	Призрак Хассела не давал нам покоя.
We'd never find him on Times Square again.	Никогда больше не отыщем мы его на Таймс-сквер.
We thought maybe by accident Old Dean Moriarty was here too - but he was not.	Мы подумали, что в Детройт могло занести и Старого Дина Мориарти - но там его не было.
For thirty-five cents each we went into the beat-up old movie and sat down in the balcony till morning, when we were shooed downstairs.	Заплатив по тридцать пять центов, мы вошли в старенький, видавший виды кинотеатр, поднялись на балкон и просидели там до утра, до тех пор, пока нас оттуда не выставили.
The people who were in that all-night movie were the end.	Люди в этом ночном зальчике были людьми, дошедшими до последней черты.
Beat Negroes who'd come up from Alabama to work in car factories on a rumor; old white bums; young longhaired hipsters who'd reached the end of the road and were drinking wine; whores, ordinary couples, and housewives with nothing to do, nowhere to go, nobody to believe in.	Измочаленные негры, которых молва привела из Алабамы на здешние автомобильные заводы; старые белые нищие; молодые длинноволосые хипстеры, которые оказались в конце пути и пили теперь вино; потаскухи, обыкновенные влюбленные парочки и домохозяйки, которым нечем было заняться, некуда идти и не в кого верить.
If you sifted all Detroit in a wire basket the beater solid core of dregs couldn't be better gathered.	Даже просеяв весь Детройт сквозь сито, и то не соберешь в одном месте столь чистого конгломерата изгоев.

The picture was Singing Cowboy Eddie Dean and his gallant white horse Bloop, that was number one; number two double-feature film was George Raft, Sidney Greenstreet, and Peter Lorre in a picture about Istanbul.	Шел фильм про "Ноющего Ковбоя" Эдди Дина и его лихого белого коня Блупа - это номер один. Под номером два в программе из двух фильмов были Джордж Рафт, Сидни Гринстрит и Питер Лорри в картине про Стамбул.
We saw both of these things six times each during the night.	За ночь мы посмотрели каждый из этих фильмов по шесть раз.
We saw them waking, we heard them sleeping, we sensed them dreaming, we were permeated completely with the strange Gray Myth of the West and the weird dark Myth of the East when morning came.	Мы видели, как они просыпаются, слышали, как они спят, чуяли, что они видят во сне, и к утру насквозь пропитались странным Серым Мифом Запада и таинственным темным Мифом Востока.
All my actions since then have been dictated automatically to my subconscious by this horrible osmotic experience.	Все мои последующие поступки были непроизвольно и подсознательно продиктованы этими ужасными осмотическими впечатлениями.
I heard big Greenstreet sneer a hundred times; I heard Peter Lorre make his sinister come-on; I was with George Raft in his paranoiac fears; I rode and sang with Eddie Dean and shot up the rustlers innumerable times.	Не меньше сотни раз слышал я, как зубоскалит верзила Гринстрит; слышал, как затевает свое гнусное жульничество Питер Лорри; меня одолевали параноидальные страхи Джорджа Рафта; я скакал верхом и пел вместе с Эдди Дином и перестрелял множество угонщиков скота.
People slugged out of bottles and turned around and looked everywhere in the dark theater for something to do, somebody to talk to.	Зрители прикладывались к бутылкам и вертели головами, отыскивая себе в темном зале какое-нибудь занятие, кого-нибудь, с кем можно поговорить.
In the head everybody was guiltily quiet, nobody talked.	Но никто из этих виновато-тихих людей не произносил ни слова.
In the gray dawn that puffed ghostlike about the windows of the theater and hugged its eaves I was sleeping with my head on the wooden arm of a seat as six attendants of the theater converged with their night's total of swept-up rubbish and created a huge dusty pile that reached to my nose as I snored head down - till they almost swept me away too.	Пасмурный рассвет, который призрачным облаком поднялся за окнами кинотеатра и уцепился за карниз, застал меня спящим. А пока я храпел, уронив голову на деревянный подлокотник, шестеро служителей кинотеатра сходились с разных сторон, собирая воедино накопленный за ночь мусор, и под самым моим носом росла огромная пыльная куча - в конце концов они едва не смели в нее и меня.
This was reported to me by Dean, who was watching from ten seats behind.	Все это мне известно со слов Дина, который сидел сзади, девятью рядами дальше.
All the cigarette butts, the bottles, the matchbooks, the come and the gone were swept up in this pile.	Все окурки, бутылки, спичечные коробки, все нажитое и прожитое было сметено в эту кучу.
Had they taken me with it, Dean would never have seen me again.	Вынеси они меня вместе с мусором, и Дин никогда бы меня больше не увидел.
He would have had to roam the entire United States and look in every garbage pail from coast to coast before he found me embryonically convoluted among the rubbishes of my life, his life, and the life of everybody concerned and not concerned.	Ему пришлось бы скитаться по всем Соединенным Штатам и заглядывать в каждый мусорный ящик, от побережья до побережья, покуда он не нашел бы меня, свернувшимся, как зародыш, среди хлама моей жизни, его жизни и жизни всякого, кому есть до этого дело, да и всякого, кому дела нет.

What would I have said to him from my rubbish womb?	Что бы я сказал ему из своего мусорного чрева?
"Don't bother me, man, I'm happy where I am.	"Не тревожь меня, старина, я здесь счастлив.
You lost me one night in Detroit in August nineteen forty-nine.	Ты потерял меня как-то ночью в Детройте, в августе сорок девятого.
What right have you to come and disturb my reverie in this pukish can?"	Какое право ты имеешь приходить и нарушать безмятежный ход моих грез в этом блевотном ящике?"
In 1942 I was the star in one of the filthiest dramas of all time.	В 1942 году я стал героем одной из самых грязных драм всех времен.
I was a seaman, and went to the Imperial Cafe on Scollay Square in Boston to drink; I drank sixty glasses of beer and retired to the toilet, where I wrapped myself around the toilet bowl and went to sleep.	Тогда я был моряком и однажды отправился выпить в кафе "Империал" на Сколлей-стрит в Бостоне; выпив шестьдесят стаканов пива, я удалился в уборную, где и уснул, заключив в объятия унитаз.
During the night at least a hundred seamen and assorted civilians came in and cast their sentient debouchments on me till I was unrecognizably caked.	За ночь там перебывало не меньше сотни моряков и разного рода штатских, и все направляли на меня свои склонные к чувствительности орудия, отчего к утру я до неузнаваемости задубел.
What difference does it make after all? - anonymity in the world of men is better than fame in heaven, for what's heaven? what's earth?	Ну и что из того, в конце концов? Анонимность в мире людей лучше, чем слава на небесах, ведь что есть небеса? Что есть земля?
All in the mind.	Все в душе.
Gibberishly Dean and I stumbled out of this horror-hole at dawn and went to find our travel-bureau car.	Бормоча себе под нос какую-то тарабарщину, мы с Дином выползли на рассвете из этой кошмарной дыры и отправились разыскивать обещанную нам в бюро путешествий машину.
After spending a good part of the morning in Negro bars and chasing gals and listening to jazz records on jukeboxes, we struggled five miles in local buses with all our crazy gear and got to the home of a man who was going to charge us four dollars apiece for the ride to New York.	Проведя добрую половину утра в негритянских барах, где мы пытались приударить за девицами, и наслушавшись музыкальных автоматов с джазовыми пластинками, мы, нагруженные своими дурацкими пожитками, одолели местными автобусами пять миль до дома человека, который должен был взять с нас по четыре доллара за поездку в Нью-Йорк.
He was a middle-aged blond fellow with glasses, with a wife and kid and a good home. We waited in the yard while he got ready.	Это был очкастый блондин средних лет, имевший жену, ребенка и приличный дом.
His lovely wife in cotton kitchen dress offered us coffee but we were too busy talking.	Его милейшая жена в хлопчатобумажном домашнем платье предложила нам кофе, но мы были слишком поглощены разговором.
By this time Dean was so exhausted and out of his mind that everything he saw delighted him.	К тому времени Дин настолько вымотался и лишился рассудка, что его взор радовало решительно все.
He was reaching another pious frenzy.	Он был близок к очередному благоговейному неистовству.
He sweated and sweated.	Он непрерывно потел.

The moment we were in the new Chrysler and off to New York the poor man realized he had contracted a ride with two maniacs, but he made the best of it and in fact got used to us just as we passed Briggs Stadium and talked about next year's Detroit Tigers.	Как только мы оказались в новеньком "крайслере" и тронулись в сторону Нью-Йорка, бедолага хозяин понял, что взял с собой в поездку двух маньяков, однако он безропотно перенес наше присутствие, а когда мы проехали стадион "Бриггз" и заговорили о шансах "Детройтских тигров" на будущий сезон, вполне освоился с ситуацией.
In the misty night we crossed Toledo and went onward across old Ohio.	В туманной ночи мы проехали через Толедо и двинулись по старому Огайо.
I realized I was beginning to cross and re-cross towns in America as though I were a traveling salesman -raggedy travelings, bad stock, rotten beans in the bottom of my bag of tricks, nobody buying.	До меня дошло, что я начинаю колесить по одним и тем же дорогам Америки, словно заделался коммивояжером: сумбурные путешествия, мешок с никудышным товаром, на самом дне - гнилые бобы, никто ничего не покупает.
The man got tired near Pennsylvania and Dean took the wheel and drove clear the rest of the way to New York, and we began to hear the Symphony Sid show on the radio with all the latest bop, and now we were entering the great and final city of America.	Неподалеку от Пенсильвании хозяин устал, весь остаток пути до Нью-Йорка машину вел Дин, и вскоре мы услышали по радио шоу Сида Симфонии с самым новейшим "бопом" - мы наконец въезжали в великий главный город Америки.
We got there in early morning.	Попали мы туда ранним утром.
Times Square was being torn up, for New York never rests.	Таймс-сквер ходила ходуном, ведь Нью-Йорк никогда не засыпает.
We looked for Hassel automatically as we passed.	По дороге мы непроизвольно поискали глазами Хассела.
In an hour Dean and I were out at my aunt's new flat in Long Island, and she herself was busily engaged with painters who were friends of the family, and arguing with them about the price as we stumbled up the stairs from San Francisco.	Через час мы с Дином добрались до новой тетушкиной квартиры на Лонг-Айленде, а сама тетушка, пока мы ковыляли вверх по лестнице, заканчивая путь, начатый в Сан-Франциско, была поглощена оживленным спором об оплате с малярами, друзьями семьи.
"Sal," said my aunt, "Dean can stay here a few days and after that he has to get out, do you understand me?"	- Сал, - сказала тетушка, - несколько дней Дин может пожить у нас, а потом ему придется убраться, ты меня понимаешь?
The trip was over.	Путешествие закончилось.
Dean and I took a walk that night among the gas tanks and railroad bridges and fog lamps of Long Island.	В ту ночь мы с Дином вышли прогуляться среди топливных цистерн, железнодорожных мостов и противотуманных фонарей Лонг-Айленда.
I remember him standing under a streetlamp.	Помню, как он остановился у фонарного столба.
"Just as we passed that other lamp I was going to tell you a further thing, Sal, but now I am parenthetically continuing with a new thought and by the time we reach the next I'll return to the original subject, agreed?"	- Когда мы прошли вон тот фонарь, Сал, я еще хотел рассказывать дальше, но теперь вставлю новую мысль, а когда дойдем до следующего, вернусь к первой теме, идет?
I certainly agreed.	Разумеется, я согласился.

We were so used to traveling we had to walk all over Long Island, but there was no more land, just the Atlantic Ocean, and we could only go so far.	Мы так привыкли путешествовать, что не могли не исходить пешком весь Лонг-Айленд, однако дальше земли не было, только Атлантический океан, лишь до него можно было дойти.
We clasped hands and agreed to be friends forever.	Мы обменялись крепким рукопожатием и условились навсегда остаться друзьями.
Not five nights later we went to a party in New York and I saw a girl called Inez and told her I had a friend with me that she ought to meet sometime.	Дней через пять мы попали на нью-йоркскую вечеринку, там я увидел девушку по имени Инес и сказал ей, что со мной пришел друг, с которым она непременно должна познакомиться.
I was drunk and told her he was a cowboy.	Я был пьян и сказал ей, что он ковбой.
"Oh, I've always wanted to meet a cowboy."	- Ах, я давно мечтаю познакомиться с ковбоем!
"Dean?"	- Дин!
I yelled across the party - which included Angel Luz Garcia, the poet; Walter Evans; Victor Villanueva, the Venezuelan poet; Jinny Jones, a former love of mine; Carlo Marx; Gene Dexter; and innumerable others -	- Я попытался перекричать шумную компанию, в которую входили Ангел Лус Гарсия, поэт; Уолтер Эванс; Виктор Виллануэва, венесуэльский поэт; Джинни Джоунз, моя бывшая любовь; Карло Маркс; Джин Декстер и прочие, и прочие, и прочие.
"Come over here, man."	- Подойди-ка сюда, старина!
Dean came bashfully over.	Дин в смущении подошел.
An hour later, in the drunkenness and chichiness of the party ("It's in honor of the end of the summer, of course"), he was kneeling on the floor with his chin on her belly and telling her and promising her everything and sweating.	Спустя час, в разгар хмельной и претенциозной вечеринки ("в честь окончания лета, конечно"), он уже стоял на коленях, уткнувшись подбородком ей в живот, рассказывал ей обо всем на свете, все на свете обещал и обливался потом.
She was a big, sexy brunette - as Garcia said,	Инес была высокой привлекательной брюнеткой -как сказал Гарсиа:
"Something straight out of Degas," and generally like a beautiful Parisian coquette.	"Нечто в духе Дега" - и во всем походила на красивую парижскую кокотку.
In a matter of days they were dickering with Camille in San Francisco by long distance telephone for the necessary divorce papers so they could get married.	Через пару дней они уже звонили по междугородному телефону в Сан-Франциско и пытались выторговать у Камиллы бумаги, необходимые для развода, а значит - и для их брака.
Not only that, but a few months later Camille gave birth to Dean's second baby, the result of a few nights' rapport early in the year.	Мало того, через несколько месяцев Камилла родила Дину второго ребенка - результат взаимопонимания, достигнутого ими на пару ночей в начале года.
And another matter of months and Inez had a baby.	Миновало еще несколько месяцев, и родила Инес.
With one illegitimate child in the West somewhere, Dean then had four little ones and not a cent, and was all troubles and ecstasy and speed as ever.	Вместе с одним внебрачным ребенком где-то на Западе у Дина теперь стало четыре малыша и не стало ни цента, а все невзгоды, восторженность и скорость оставались при нем, как и прежде.
So we didn't go to Italy.	А в Италию мы так и не поехали.
PART FOUR	Часть четвертая

1	1
I came into some money from selling my book. I straightened out my aunt with rent for the rest of the year.	От продажи книги мне перепали кое-какие деньги, и я привел в порядок тетушкины дела, заплатив за квартиру до конца года.
Whenever spring comes to New York I can't stand the suggestions of the land that come blowing over the river from New Jersey and I've got to go.	Всякий раз, когда в Нью-Йорк приходит весна, меня гипнотически манит цветение той земли, что лежит за рекой, в Нью-Джерси, и я не могу не уехать.
So I went.	Я и уехал.
For the first time in our lives I said good-by to Dean in New York and left him there.	Впервые в жизни я простился с Дином, оставив его в Нью-Йорке.
He worked in a parking lot on Madison and 40th,, As ever he rushed around in his ragged shoes and T-shirt and belly-hanging pants all by himself, straightening out immense noontime rushes of cars.	Он работал на автостоянке на углу Мэдисон-авеню и Сороковой. Как обычно, он носился взад-вперед в своих стоптанных башмаках, в футболке и сползших на животе штанах, без всякой посторонней помощи отражая чудовищный натиск автомобилей.
When usually I came to visit him at dusk there was nothing to do.	Когда же я заходил к нему, обычно уже смеркалось и делать было нечего.
He stood in the shack, counting tickets and rubbing his belly.	Он стоял в домике, пересчитывая квитанции и почесывая живот.
The radio was always on.	Радио никогда не выключалось.
"Man, have you dug that mad Marty Glickman announcing basketball games -up-to-midcourt-bounce-fake-set-shot, swish, two points.	- Слыхал, старина, как комментирует баскетбольные матчи этот ненормальный Марти Гликман?"Пас-в-центр-площадки-дриблинг-обманное-движеение-бросок-два-очка!"
Absolutely the greatest announcer I ever heard."	Более великого комментатора я в жизни не слышал.
He was reduced to simple pleasures like these.	Он дошел до того, что стал находить удовольствие в таких простых вещах.
He lived with Inez in a cold water flat in the East Eighties.	Жили они с Инес в квартирке без отопления на Восточных Восьмидесятых.
When he came home at night he took off all his clothes and put on a hip-length Chinese silk jacket and sat in his easy chair to smoke a water pipe loaded with tea.	Вечерами, вернувшись домой, он стаскивал с себя всю одежду, облачался в длинную, до бедер, китайскую шелковую куртку и усаживался в мягкое кресло выкурить начиненный травкой кальян.
These were his coming-home pleasures, together with a deck of dirty cards.	В этом, да еще в колоде порнографических карт состояли его домашние развлечения после трудового дня.
"Lately I've been concentrating on this deuce of diamonds.	- Очень меня занимает в последнее время эта бубновая двойка.
Have you noticed where her other hand is?	Ты заметил, где ее другая рука?
I'll bet you can't tell.	Бьюсь об заклад, не дознаешься.

Look long and try to see."	Смотри, смотри, попробуй разобраться.
He wanted to lend me the deuce of diamonds, which depicted a tall, mournful fellow and a lascivious, sad whore on a bed trying a position.	Ему хотелось всучить мне на время двойку бубен, на которой были изображены высокий мрачноватый парень и низкопробная похотливая шлюха с их постельными экспериментами.
"Go ahead, man, I've used it many times!"	- Действуй, старина, я-то уже не раз пробовал!
Inez cooked in the kitchen and looked in with a wry smile.	Инес, которая на кухне занималась стряпней, с кривой улыбкой заглянула к нам.
Everything was all right with her.	Все это ничуть ее не удивляло.
"Dig her?	- Видал?
Dig her, man? That's Inez.	Полюбуйся-ка, старина, это Инес.
See, that's all she does, she pokes her head in the door and smiles.	Смотри, все, что она делает, - знай себе заглядывает в комнату и улыбается.
Oh, I've talked with her and we've got everything straightened out most beautifully.	Да, я поговорил с ней, и все уладилось как нельзя лучше.
We're going to go and live on a farm in Pennsylvania this summer - station wagon for me to cut back to New York for kicks, nice big house, and have a lot of kids in the next few years.	Летом мы уедем в Пенсильванию, будем жить на ферме. У меня будет фургончик, чтобы гонять в Нью-Йорк развлекаться, большой уютный дом, а через несколько лет народится куча детишек.
Ahem!	Гм!
Harrumph!	Хм-хм!
Egad!"	Ей-богу!
He leaped out of the chair and put on a Willie Jackson record,	- Он вскочил с кресла и завел пластинку Уилли Джексона
"Gator Tail."	"Крокодилий хвост".
He stood before it, socking his palms and rocking and pumping his knees to the beat.	Встав перед проигрывателем, он принялся в такт бешено колотить в ладоши, трястись и дрыгать ногами.
"Whoo!	- У-ухх!
That sonumbitch!	Ну и сукин сын!
First time I heard him I thought he'd die the next night, but he's still alive."	Когда я услыхал его в первый раз, то решил, что той же ночью он непременно протянет ноги, однако он до сих пор жив.
This was exactly what he had been doing with Camille in Frisco on the other side of the continent.	Все это ничуть не отличалось от того, чем он занимался, живя с Камиллой в Фриско, на другом краю материка.
The same battered trunk stuck out from under the bed, ready to fly.	Из-под кровати торчал все тот же обшарпанный чемодан, в любую минуту готовый к бегству.
Inez called up Camille on the phone repeatedly and had long talks with her; they even talked about his joint, or so Dean claimed.	Инес частенько звонила Камилле и подолгу с ней беседовала; они обсуждали даже мужские достоинства Дина - так, по крайней мере, утверждал он сам.
They exchanged letters about Dean's eccentricities.	Они обменивались письмами о его чудачествах.

Of course he had to send Camille part of his pay every month for support or he'd wind up in the workhouse for six months.	Разумеется, Дину приходилось каждый месяц отсылать Камилле часть своего жалованья, иначе он угодил бы на шесть месяцев в исправительную тюрьму.
To make up lost money he pulled tricks in the lot, a change artist of the first order.	Дабы возместить убытки, этот мошенник, каких свет не видывал, откалывал на автостоянке довольно опасные номера.
I saw him wish a well-to-do man Merry Christmas so volubly a five-spot in change for twenty was never missed.	При мне он настолько витиевато пожелал одному состоятельному клиенту веселого Рождества, что тот так и не вспомнил про пятерку сдачи с двадцатки.
We went out and spent it in Birdland, the bop joint.	Мы отправились в "боп"-ресторанчик "Бердленд", где ее и истратили.
Lester Young was on the stand, eternity on his huge eyelids.	На эстраде был Лестер Янг, его огромные глаза уже смыкала вечность.
One night we talked on the corner of 47th Street and Madison at three in the morning.	Как-то в три часа утра мы с Дином разговорились на углу 47-й улицы и Мэдисон-авеню.
"Well, Sal, damn, I wish you weren't going, I really do, it'll be my first time in New York without my old buddy."	- Черт возьми, Сал, жаль, что ты уезжаешь, правда жаль, первый раз я остаюсь в Нью-Йорке без старого дружка.
And he said, "New York, I stop over in it, Frisco's my hometown.	- И еще он сказал: - В Нью-Йорке я не задержусь. Мой родной город - Фриско.
All the time I've been here I haven't had any girl but Inez - this only happens to me in New York!	За все время, что я здесь, у меня не было ни одной девушки, кроме Инес, - только в Нью-Йорке со мной такое бывает!
Damn!	Черт подери!
But the mere thought of crossing that awful continent again - Sal, we haven't talked straight in a long time."	Но как подумаю, что снова придется тащиться через весь этот жуткий материк... Давненько, Сал, мы не говорили с тобой начистоту.
In New York we were always jumping around frantically with crowds of friends at drunken parties.	В Нью-Йорке мы только и делали, что волчком вертелись в толпе друзей на хмельных вечеринках.
It somehow didn't seem to fit Dean.	Не скажу, что Дин был от этого в восторге.
He looked more like himself huddling in the cold, misty spray of the rain on empty Madison Avenue at night.	А вот поеживаясь ночью в холодной туманной измороси на безлюдной Мэдисон-авеню, он чувствовал себя намного уютнее.
"Inez loves me; she's told me and promised me I can do anything I want and there'll be a minimum of trouble.	- Инес любит меня, она твердо пообещала разрешить мне делать все, что захочу, и избавить от всяческих хлопот.
You see, man, you get older and troubles pile up.	Видишь ли, старина, чем ты старше, тем больше у тебя хлопот.
Someday you and me'll be coming down an alley together at sundown and looking in the cans to see."	Еще придет день, когда мы с тобой вдвоем будем на закате бродить по закоулкам и рыться в мусорных ящиках.
"You mean we'll end up old bums?"	- Ты хочешь сказать, что в конце концов мы станем старыми нищими?

"Why not, man?	- А почему бы и нет, старина?
Of course we will if we want to, and all that.	Конечно, станем, если захотим, ясное дело.
There's no harm ending that way.	Что ж в этом плохого?
You spend a whole life of non-interference with the wishes of others, including politicians and the rich, and nobody bothers you and you cut along and make it your own way."	Живешь себе, и всю жизнь тебе безразлично то, чего хотят другие, даже богачи и политиканы, никто тебя не трогает, а ты мчишься, мчишься своей дорогой.
I agreed with him.	- Я с ним согласился.
He was reaching his Tao decisions in the simplest direct way.	Прямым и простейшим путем он уже подходил к своему даосизму.
"What's your road, man? - holyboy road, madman road, rainbow road, guppy road, any road.	- Какова твоя дорога, старина?.. Дорога святого, дорога безумца, дорога радуги, дорога пустословия - да любая.
It's an anywhere road for anybody anyhow.	Она ведет кого угодно, куда угодно, как угодно.
Where body how?"	Кого, куда и как?
We nodded in the rain.	- Мы кивали друг другу под дождем.
"Sheeit, and you've got to look out for your boy.	- И, как ни крути, нужен подходящий спутник.
He ain't a man 'less he's a jumpin man - do what the doctor say.	Кто не скачет с места на место, тот не мужчина... Дорога - это то, что доктор прописал.
I'll tell you. Sal, straight, no matter where I live, my trunk's always sticking out from under the bed, I'm ready to leave or get thrown out.	По правде говоря, Сал, где бы я ни жил, мой чемодан всегда торчит под кроватью, я всегда готов к отъезду, а то и к тому, что меня вышвырнут вон.
I've decided to leave everything out of my hands.	Я все решил пустить на самотек.
You've seen me try and break my ass to make it and you know that it doesn't matter and we know time -how to slow it up and walk and dig and just old-fashioned spade kicks, what other kicks are there?	Ты-то видел, как я из кожи вон лез ради того, что не имеет никакого смысла, а ведь мы понимаем время - умеем замедлять его ход, бродить, смотреть вокруг и со смаком веселиться, как это издавна делают негры, - разве по-другому повеселишься?
We know."	Мы-то знаем.
We sighed in the rain.	- Мы вздыхали под дождем.
It was falling all up and down the Hudson Valley that night.	А дождь лил и лил той ночью по всей долине Гудзона.
The great world piers of the sea-wide river were drenched in it, old steamboat landings at Poughkeepsie were drenched in it, old Split Rock Pond of sources was drenched in it, Vanderwhacker Mount was drenched in it.	Он пропитал влагой величественные пирсы безбрежной, как море, реки, насквозь промочил ветхие пароходные пристани в Пакипси, наполнил старый пруд Сплит-Рок и берущие в нем начало реки, залил гору Вандерэкер.
"So," said Dean, "I'm cutting along in my life as it leads me.	- Вот я и несусь по жизни, - сказал Дин, - а она показывает мне путь.
You know I recently wrote my old man in jail in Seattle - I got the first letter in years from him the other day."	Знаешь, я недавно написал своему старику в Сиэтл, в тюрьму, и на днях получил от него первое за много лет письмо.

"Did you?"	- Правда?
"Yass, yass.	- Да, да.
He said he wants to see the 'babby' spelt with two b's when he can get to Frisco.	Он пишет, что хочет приехать в Фриско и взглянуть на "бэбби" - с двумя "б".
I found a thirteen-a-month cold water pad on East Fortieth; if I can send him the money he'll come and live in New York - if he gets here.	Я приглядел на Восточной Сороковой конуру без отопления за тринадцать в месяц. Попробую выслать ему деньги, чтоб он обосновался в Нью-Йорке - если сюда доберется.
I never told you much about my sister but you know I have a sweet little kid sister; I'd like to get her to come and live with me too."	По-моему, я никогда не рассказывал тебе о моей сестре, у меня ведь есть премилая сестренка. Я бы хотел, чтобы и она приехала и жила со мной.
"Where is she?"	- А где она?
"Well, that's just it, I don't know - he's going to try to find her, the old man, but you know what he'll really do."	-В том-то и дело, что не знаю... Старик мой собирается ее разыскать, но тебе-то известно, чем он займется на самом деле.
"So he went to Seattle?"	- Значит, он отправился в Сиэтл?
"And straight to messy jail."	- И прямиком в грязную тюрягу.
"Where was he?"	-Где же он был?
"Texas, Texas - so you see, man, my soul, the state of things, my position - you notice I get quieter."	- В Техасе, в Техасе... Вот видишь, старина, что у меня на душе, какие дела, в каком я состоянии... заметь, я немного успокоился.
"Yes, that's true."	- Да, это верно.
Dean had grown quiet in New York.	В Нью-Йорке Дин утихомирился.
He wanted to talk.	Ему хотелось говорить.
We were freezing to death in the cold rain.	Мы смертельно продрогли под холодным дождем.
We made a date to meet at my aunt's house before I left.	До моего отъезда мы договорились еще разок повидаться в тетушкином доме.
He came the following Sunday afternoon.	В воскресенье днем он пришел.
I had a television set.	У меня был телевизор.
We played one ballgame on the TV, another on the radio, and kept switching to a third and kept track of all that was happening every moment.	Мы посмотрели один бейсбольный матч, послушали по радио другой, то и дело переключаясь на третий, и старались не упустить ни одного интересного момента.
"Remember, Sal, Hodges is on second in Brooklyn so while the relief pitcher is coming in for the Phillies we'll switch to Giants-Boston and at the same time notice there Di Maggio has three balls count and the pitcher is fiddling with the resin bag, so we quickly find out what happened to Bobby Thomson when we left him thirty seconds ago with a man on third.	- Не забудь, Сал, по второй Ходжес за "Бруклин", а пока за "Филадельфию" выходит запасной подающий; мы переключим на "Гигантов" с "Бостоном", к тому же, смотри, у Димаджио еще три броска, да и подающий возится у финиша, так что выясним по-быстрому, что там с Бобби Томсоном, ведь тридцать секунд назад мы оставили его и еще одного игрока на третьей.
Yes!"	Да!

Later in the afternoon we went out and played baseball with the kids in the sooty field by the Long Island railyard.	Под вечер мы вышли из дома и поиграли с ребятней в бейсбол на покрытой сажей площадке у сортировочной станции Лонг-Айленд.
We also played basketball so frantically the younger boys said,	Потом принялись за баскетбол, да так ретиво, что мальчишки сказали:
"Take it easy, you don't have to kill yourself."	- Зачем так надрываться? Вы же себя угробите.
They bounced smoothly all around us and beat us with ease.	Они нас то и дело обводили и без особых усилий выиграли.
Dean and I were sweating.	Мы с Дином обливались потом.
At one point Dean fell flat on his face on the concrete court.	Раз Дин растянулся на бетонной площадке.
We huffed and puffed to get the ball away from the boys; they turned and flipped it away.	Пыхтя, мы из кожи вон лезли, пытаясь отобрать у ребят мяч, а они разворачивались и резко отдавали пас.
Others darted in and smoothly shot over our heads.	Другие на ходу подхватывали мяч и попросту бросали поверх наших голов.
We jumped at the basket like maniacs, and the younger boys just reached up and grabbed the ball from our sweating hands and dribbled away.	Мы прыгали под корзиной, как маньяки, а мальчишки, просто вытянув руки, выхватывали мяч из наших потных ладоней и уносились прочь.
We were like hotrock blackbelly tenorman Mad of American back-alley go-music trying to play basketball against Stan Getz and Cool Charlie.	Мы напоминали отчаянного чернопузого саксофониста, обезумевшего от зажигательной музыки американских трущоб и вздумавшего сразиться в баскетбол со Стэном Гетцем и "Прохладным" Чарли.
They thought we were crazy.	Ребята приняли нас за ненормальных.
Dean and I went back home playing catch from each sidewalk of the street.	По дороге домой мы с Дином перебрасывались мячом с тротуара на тротуар.
We tried extra-special catches, diving over bushes and barely missing posts.	Мяч мы ловили сверхновыми способами: бросались через кусты на землю, чудом не налетая на столбы.
When a car came by I ran alongside and flipped the ball to Dean just barely behind the vanishing bumper.	Мимо проехала машина, я пробежался за ней и отпасовал мяч Дину, едва не задев удаляющийся бампер.
He darted and caught it and rolled in the grass, and flipped it back for me to catch on the other side of a parked bread truck.	Дин метнулся за мячом, повалился на траву и перекинул мне через стоявший у тротуара хлебный фургон.
I just made it with my meat hand and threw it back so Dean had to whirl and back up and fall on his back across the hedges.	Я принял мяч ладонью и сразу же отбросил его Дину, так что тот вынужден был развернуться, шагнуть назад и упасть спиной на живую изгородь.
Back in the house Dean took his wallet, har-rumphed, and handed my aunt the fifteen dollars he owed her from the time we got a speeding ticket in Washington.	Дома Дин достал бумажник, хмыкнул и вручил тетушке пятнадцать долларов, которые задолжал ей в тот раз, когда и Вашингтоне нас оштрафовали за превышение скорости.
She was completely surprised and pleased.	Тетушка была несказанно удивлена и обрадована.

We had a big supper.	Мы устроили грандиозный ужин.
"Well, Dean," said my aunt, "I hope you'll be able to take care of your new baby that's coming and stay married this time."	- Что ж, Дин, - сказала тетушка, - надеюсь, ты сможешь позаботиться о ребенке, который скоро родится, и на этот раз не разведешься.
"Yes, yass, yes."	- Да, да, да.
"You can't go all over the country having babies like that' Those poor little things'll grow up helpless.	- Сколько можно вот так разъезжать по стране и всюду оставлять детей! Эти бедные малютки вырастут беспомощными.
You've got to offer them a chance to live."	Ты должен дать им шанс выжить.
He looked at his feet and nodded.	Дин смотрел себе под ноги и кивал.
In the raw red dusk we said good-by, on a bridge over a superhighway.	В сырых багровых сумерках мы распрощались на мосту через скоростную автостраду.
"I hope you'll be in New York when I get back," I told him.	- Надеюсь, когда я вернусь, ты еще будешь в Нью-Йорке, - сказал я ему.
"All I hope, Dean, is someday we'll be able to live on the same street with our families and get to be a couple of oldtimers together."	- Я верю, Дин, что когда-нибудь мы с семьями поселимся на одной улице и еще доживем до тех времен, когда оба превратимся в старожилов.
"That's right, man - you know that I pray for it completely mindful of the troubles we both had and the troubles coming, as your aunt knows and reminds me.	- Верно, старина... знаешь, я молюсь, чтоб так оно и было, потому что не забываю о передрягах, в которые мы с тобой попадали, и о тех, что еще впереди, - о них знает и не дает мне забыть твоя тетушка.
I didn't want the new baby, Inez insisted, and we had a fight.	А ребенка этого я не хотел - Инес настаивала, мы даже подрались.
Did you know Marylou got married to a used-car dealer in Frisco and she's having a baby?"	Тебе известно, что Мерилу во Фриско вышла замуж за торговца подержанными автомобилями и уже ждет ребенка?
"Yes.	-Да.
We're all getting in there now."	Все мы уже туда устремились.
Ripples in the upside-down lake of the void, is what I should have said.	К ряби на перевернутом вверх дном озере пустоты - вот что следовало добавить.
The bottom of the world is gold and the world is upside down.	Мировое дно полно сокровищ, только мир перевернут вверх дном.
He took out a snapshot of Camille in Frisco with the new baby girl.	Дин достал сделанный в Фриско снимок Камиллы с недавно родившейся девочкой.
The shadow of a man crossed the child on the sunny pavement, two long trouser legs in the sadness.	На ребенка и на освещенный солнцем тротуар падала тень человека - две длинные, унылого вида штанины.
"Who's that?"	- Кто это?
"That's only Ed Dunkel.	- Всего лишь Эд Данкел.
He came back to Galatea, they're gone to Denver now.	Он вернулся к Галатее, и сейчас они уже в Денвере.
They spent a day taking pictures."	Они целый день фотографировались.

Ed Dunkel, his compassion unnoticed like the compassion of saints.	Эд Данкел - с его чувством сострадания к ближнему, не оцененным, как и чувство сострадания, переполнявшее святых.
Dean took out other pictures.	Дин достал другие фотографии.
I realized these were all the snapshots which our children would look at someday with wonder, thinking their parents had lived smooth, well-ordered, stabilized-within-the-photo lives and got up in the morning to walk proudly on the sidewalks of life, never dreaming the raggedy madness and riot of our actual lives, our actual night, the hell of it, the senseless nightmare road. All of it inside endless and beginningless emptiness.	Я представил себе, как все эти снимки когда-нибудь с удивлением будут разглядывать наши дети; они решат, что их родители прожили безмятежную, размеренную жизнь, строго заключенную в рамки фотоснимков, и по утрам вставали, чтобы с гордостью пройтись по тротуарам бытия, им и во сне не приснятся сумасбродство и необузданность подлинной нашей жизни, подлинной нашей ночи, ее дух и лишенная смысла пустота.
Pitiful forms of ignorance.	Невежество, достойное сожаления.
"Good-by, good-by."	- Прощай, прощай.
Dean walked off in the long red dusk.	В нескончаемых багровых сумерках Дин зашагал прочь.
Locomotives smoked and reeled above him.	Над ним стлался паровозный дым.
His shadow followed him, it aped his walk and thoughts and very being.	За ним шагала его тень, она копировала его походку, мысли, да и саму душу.
He turned and waved coyly, bashfully. He gave me the boomer's highball, he jumped up and down, he yelled something I didn't catch.	Обернувшись, он смущенно помахал рукой, потом жестом дал сигнал отправления, подпрыгнул и что-то крикнул, но слов я не разобрал.
He ran around in a circle. All the time he came closer to the concrete corner of the railroad overpass.	Он никак не решался уйти, однако с каждым шагом приближался к бетонной опоре железнодорожного путепровода.
He made one last signal.	Еще один прощальный взмах.
I waved back.	Я помахал в ответ.
Suddenly he bent to his life and walked quickly out of sight.	Внезапно он пришел в себя и торопливой походкой скрылся из виду.
I gaped into the bleakness of my own days.	Я с изумлением уставился в холодную пустоту собственной жизни.
I had an awful long way to go too.	К тому же мне еще предстоял страшно долгий путь.
2	2
The following midnight, singing this little song,	Когда наступила полночь, я, напевая песенку:
Home in Missoula, □ □ Home in Truckee, □ □ Home in Opelousas, DDAin't no home for me.	Дом родной в Миссуле, □□Траки - дом родной. □ □Дом и в Опелусасе, □□Но нет пути домой.
Home in old Medora, □ DHome in Wounded Knee, □ □Home in Ogallala, DDHome I'll never be,	Дом - старая Медора, □□Дом и Вундид-Ни, □ □Дом и в Огаллале, □□Но нет домой пути,

I took the Washington bus; wasted some time there wandering around; went out of my way to see the Blue Ridge, heard the bird of Shenandoah and visited Stonewall Jackson's grave; at dusk stood expectorating in the Kanawha River and walked the hillbilly night of Charleston, West Virginia; at midnight Ashland, Kentucky, and a lonely girl under the marquee of a closed-up show.	сел в вашингтонский автобус. Побродив без всякой цели по Вашингтону, я почувствовал, что просто обязан увидеть Голубую гряду; добравшись туда, услышал пение птиц Шенандоа и побывал на могиле Джексона "Каменная стена"; в сумерках постоял, поплевывая в реку Каноэ, а потом прогулялся в непроглядной ночи Чарлстона, Западная Виргиния; в полночь -Эшланд, Кентукки, и одинокая девушка в опустевшем балаганном шатре.
The dark and mysterious Ohio, and Cincinnati at dawn.	Темный и таинственный Огайо, а на рассвете -Цинциннати.
Then Indiana fields again, and St. Louis as ever in its great valley clouds of afternoon.	Потом вновь поля Индианы и Сент-Луис, как всегда окутанный огромными послеполуденными облаками долины.
The muddy cobbles and the Montana logs, the broken steamboats, the ancient signs, the grass and the ropes by the river. The endless poem.	Грязная булыжная мостовая и бревна Монтаны, искореженные пароходы, древние вывески, трава и такелаж у реки.
By night Missouri, Kansas fields, Kansas night-cows in the secret wides, crackerbox towns with a sea for the end of every street; dawn in Abilene.	К ночи - Миссури, канзасские поля, ночные канзасские коровы в таинственных просторах, игрушечные городки с неведомым морем в конце каждой улицы; рассвет в Абилине.
East Kansas grasses become West Kansas rangelands that climb up to the hill of the Western night.	Луга Восточного Канзаса на западе перешли в бескрайние пастбища, устремившиеся ввысь, на холмы Западной ночи.
Henry Glass was riding the bus with me.	В автобусе со мной ехал Генри Гласс.
He had got on at Terre Haute, Indiana, and now he said to me,	Он вошел еще в Терре-Хоте, Индиана, а теперь разговорился со мной.
"I've told you why I hate this suit I'm wearing, it's lousy - but ain't all."	- Я уже сказал тебе, почему терпеть не могу костюм, который сейчас на мне, он просто паршивый... но дело не только в этом.
He showed me papers.	- Он показал мне бумаги.
He had just been released from Terre Haute federal pen; the rap was for stealing and selling cars in Cincinnati.	Его только что выпустили из федеральной тюрьмы в Терре-Хоте. Срок ему припаяли за угон и продажу машин в Цинциннати.
A young, curly-haired kid of twenty.	Кудрявый юноша двадцати лет.
"Soon's I get to Denver I'm selling this suit in a pawnshop and getting me jeans.	- Вот доберусь до Денвера, отнесу костюм в ломбард и куплю себе джинсы.
Do you know what they did to me in that prison?	Знаешь, что мне устроили в тюрьме?
Solitary confinement with a Bible; I used it to sit on the stone floor; when they seed I was doing that they took the Bible away and brought back a leetle pocket-size one so big.	Одиночное заключение с Библией. Я приспособил ее, чтоб сидеть на каменном полу. Когда они углядели, что я делаю с Библией, они ее забрали и принесли другую, карманного формата, не больше.
Couldn't sit on it so I read the whole Bible and Testament.	На такой не очень-то посидишь, вот я и прочел всю Библию вместе с Евангелиями.

Hey-hey - " he poked me, munching his candy, he was always eating candy because his stomach had been ruined in the pen and couldn't stand anything else - "you know they's some real hot things in that Bible."	И вот что я тебе скажу... - Чавкая конфетой, он пихнул меня в бок, он постоянно жевал конфеты, потому что желудок его был испорчен в тюрьме и ничего другого уже не выдерживал. - В этой Библии есть просто потрясающие вещи.
He told me what it was to "signify." "Anybody that's leaving jail soon and starts talking about his release date is 'signifying' to the other fellas that have to stay.	- Он растолковал мне, что такое "каркать": - Если кому скоро на волю и он принимается болтать о дне своего освобождения, значит, он "каркает" остальным ребятам, которым еще сидеть и сидеть.
We take him by the neck and say,	Мы хватаем такого типа за глотку и говорим:
' Don't signify with me!'	"Нечего мне каркать!"
Bad thing, to signify - y'hear me?"	Дурное это дело - каркать, слышишь?
"I won't signify, Henry."	-Я не буду каркать, Генри.
"Anybody signify with me, my nose opens up, I get mad enough to kill.	- Если мне кто-то каркает, у меня просто руки чешутся, я так зверею, что могу убить.
You know why I been in jail all my life?	Знаешь, почему я всю жизнь провел в тюряге?
Because I lost my temper when I was thirteen years old.	Потому что однажды, когда мне было тринадцать лет, я не смог сдержаться.
I was in a movie with a boy and he made a crack about my mother - you know that dirty word - and I took out my jackknife and cut up his throat and woulda killed him if they hadn't drug me off.	Я пошел с приятелем в кино, а он отпустил шуточку насчет моей матери - ты знаешь это грязное словечко, - вот я и достал свой складной нож и перерезал ему глотку, и убил бы, если б меня не оттащили.
Judge said,	Судья спросил:
'Did you know what you were doing when you attacked your friend?'	"Ты соображал, что делаешь, когда набросился на своего друга?" -
'Yessir, Your Honor, I did, I wanted to kill the sonofabitch and still do.'	"Дассэр, ваша честь, соображал, я хотел убить этого сукина сына и до сих пор хочу".
So I didn't get no parole and went straight to reform school.	Вот меня и не освободили ни под какое честное слово и отправили прямиком в исправительное заведение.
I got piles too from sitting in solitary.	Я вдобавок и геморрой себе заработал, потому что сидел на полу в одиночке.
Don't ever go to a federal pen, they're worstest.	Никогда не попадай в федеральную тюрьму, там просто паскудно.
Sheet, I could talk all night it's been so long since I talked to somebody.	Черт, я бы мог всю ночь болтать, так давно ни с кем не разговаривал.
You don't know how good I feel coming out.	Ты не представляешь себе, как мне хорошо на воле!
You just sitting in that bus when I got on - riding through Terre Haute - what was you thinking?",	Вот я вхожу, а ты сидишь в автобусе и проезжаешь Терре-Хот... о чем ты думал?
"I was just sitting there riding."	- Я просто сидел и ехал.
" "Me, I was singing.	-А я вот пел.

I sat down next to you 'cause I was afraid to set down next to any gals for fear I go crazy and reach under their dress.	Я сел рядом с тобой, потому что с девицами садиться побаиваюсь, я ведь могу чего доброго свихнуться и полезть им под юбку.
I gotta wait awhile."	Надо бы чуток переждать.
"Another hitch in prison and you'll be put away for life.	- Еще один срок, и тебя упекут на всю жизнь.
You better take it easy from now."	Теперь уж тебе лучше не усердствовать.
"That's what I intend to do, only trouble is m'nose opens up and I can't tell what I'm doing."	- Да я и сам знаю, только вот беда: как начнут чесаться руки, я уже не соображаю, что делаю.
He was on his way to live with his brother and sister-in-law; they had a job for him in Colorado.	Жить он намеревался с братом и невесткой; в Колорадо они подыскали ему работу.
His ticket was bought by the feds, his destination the parole.	Билет ему купили федеральные власти, и место назначения было оговорено.
Here was a young kid like Dean had been; his blood boiled too much for him to bear; his nose opened up; but no native strange saintliness to save him from the iron fate.	Этот малый напомнил мне Дина в прошлом: он был не в состоянии вынести бурления собственной крови, у него чесались руки; вот только не было в нем той непостижимой врожденной святости, которая могла бы избавить его от суровой участи.
"Be a buddy and watch m'nose don't open up in Denver, will you, Sal?	- Будь другом, последи, чтоб в Денвере у меня руки не зачесались, ладно, Сал?
Mebbe I can get to my brother's safe."	Может, тогда я доберусь до брата без приключений.
When we arrived in Denver I took him by the arm to Larimer Street to pawn the penitentiary suit.	Когда мы приехали в Денвер, я взял его под руку и отвел на Лаример-стрит закладывать тюремный костюм.
The old Jew immediately sensed what it was before it was half unwrapped.	Не успел Генри распаковать сверток, как старый еврей учуял, что это такое.
"I don't want that damn thing here; I get them every day from the Canyon City boys."	- Мне здесь эта пакость ни к чему. Ребята из Каньон-Сити каждый день такие приносят.
All of Larimer Street was overrun with ex-cons trying to sell their prison-spun suits.	Лаример-стрит кишмя кишела бывшими арестантами, пытавшимися продать пошитые в тюрьме костюмы.
Henry ended up with the thing under his arm in a paper bag and walked around in brand-new jeans and sports shirt.	В конце концов Генри пришлось ходить по городу, сунув свои шмотки в бумажном пакете под мышку, зато в новеньких джинсах и рубахе спортивного покроя.
We went to Dean's old Glenarm bar - on the way Henry threw the suit in an ashcan - and called up Tim Gray. It was evening now.	Мы направились в старый Динов бар "Гленарм" -по дороге Генри выбросил костюм в урну - и оттуда позвонили Тиму Грэю.
"You?" chuckled Tim Gray.	-Ты? - радостно закудахтал Тим Грэй.
"Be right over."	- Сейчас буду.
In ten minutes he came loping into the bar with Stan Shephard.	Через десять минут он вприпрыжку вбежал в бар вместе со Стэном Шефардом.

They'd both had a trip to France and were tremendously disappointed with their Denver lives.	Тим со Стэном недавно съездили во Францию, после чего страшно разочаровались в своей денверской жизни.
They loved Henry and bought him beers. He began spending all his penitentiary money left and right.	Г енри они полюбили и угостили его пивом, а тот принялся направо и налево сорить своими тюремными деньгами.
Again I was back in the soft, dark Denver night with its holy alleys and crazy houses.	Снова я оказался в нежной темной денверской ночи с ее священными закоулками и шаткими строениями.
We started hitting all the bars in town, roadhouses out on West Colfax, Five Points Negro bars, the works.	Мы пустились в поход по всем городским барам, побывали в придорожных забегаловках Уэст-Колфакса, в негритянских салунах Файв-Пойнтса, везде и всюду.
Stan Shephard had been waiting to meet me for years and now for the first time we were suspended together in front of a venture.	Стэн Шефард целую вечность искал случая со мной познакомиться, и теперь нас с ним впервые ждало рискованное предприятие.
"Sal, ever since I came back from France I ain't had any idea what to do with myself.	- После возвращения из Франции, Сал, я потерял всякое представление о том, что мне делать с самим собой.
Is it true you're going to Mexico?	Правда, ты едешь в Мексику?
Hot damn, I could go with you?	Черти жареные, можно я поеду с тобой?
I can get a hundred bucks and once I get there sign up for GI Bill in Mexico City College."	Я могу раздобыть сотню монет, а там, в Университете Мехико, сразу же оформлю себе ветеранские льготы.
Okay, it was agreed, Stan was coming with me.	Отлично, мы ударили по рукам, Стэн едет со мной.
He was a rangy, bashful, shock-haired Denver boy with a big con-man smile and slow, easy-going Gary Cooper movements.	Он был длинноногим застенчивым денверским парнем с копной волос, широкой улыбкой мошенника и медлительными, даже ленивыми манерами Гэри Купера.
"Hot damn!" he said and stuck his thumbs on his belt and ambled down the street, swaying from side to side but slowly.	"Черти жареные!" - произносил он и, закрепив большие пальцы обеих рук на ремне, неторопливо шагал по улице.
His grandfather was having it out with him.	Дед Стэна всеми правдами и неправдами пытался заставить его остаться.
He had been opposed to France and now he was opposed to the idea of going to Mexico.	Раньше он был против Франции, а теперь ему претила сама мысль о поездке в Мексику.
Stan was wandering around Denver like a bum because of his fight with his grandfather.	Из-за этой битвы с дедом Стэн вынужден был слоняться по Денверу, словно бродяга.
That night after we'd done all our drinking and restrained Henry from getting his nose opened up in the Hot Shoppe on Colfax, Stan scraggled off to sleep in Henry's hotel room on Glenarm.	В ту ночь, после того как мы покончили с выпивкой и не дали зачесаться рукам Генри в "Хот Шоппе" на Колфакс-стрит, Стэн неверной походкой направился ночевать в гостиничный номер Генри на Гленарм-стрит.
"I can't even come home late - my grandfather starts fighting with me, then he turns on my mother.	- Я даже не могу поздно прийти домой - дед затевает драку со мной, потом переходит на мать.

I tell you, Sal, I got to get out of Denver quick or I'll go crazy."	Вот что, Сал, я просто свихнусь, если немедленно не смотаюсь из Денвера.
Well, I stayed at Tim Gray's and then later Babe Rawlins fixed up a neat little basement room for me and we all ended up there with parties every night for a week.	Я же остановился у Тима Грэя, а немного позже Бейб Роулинс обеспечила меня чисто прибранной полуподвальной комнатенкой, куда целую неделю по вечерам все являлись ко мне в гости.
Henry vanished off to his brother's and we never saw him again and never will know if anybody's signified with him since and if they've put him away in an iron hall or if he busts his gaskets in the night free.	Генри отправился к брату и как в воду канул, больше мы его не видели и никогда не узнаем, накаркал ли ему кто-нибудь без нас, упекли ли его за решетку, или же он мчится на всех парусах в вольной ночи.
Tim Gray, Stan, Babe, and I spent an entire week of afternoons in lovely Denver bars where the waitresses wear slacks and cut around with bashful, loving eyes, not hardened waitresses but waitresses that fall in love with the clientele and have explosive affairs and huff and sweat and suffer from one bar to another; and we spent the same week in nights at Five Points listening to jazz, drinking booze in crazy Negro saloons and gabbing till five o'clock in the morn in my basement.	Всю неделю Тим Грэй, Стэн, Бейб и я целыми днями просиживали в чудесных денверских барах, где официантки ходят в широких брюках и бросают на всех робкие нежные взгляды - вовсе не озлобленные официантки, а официантки, которые влюбляются в постоянных клиентов, вступают в безумные связи, гневаются, раскаиваются и страдают, - и так в каждом баре. Вечера все той же недели мы проводили в Файв-Пойнтсе, где слушали джаз и накачивались спиртным в сумасшедших негритянских салунах, а потом до пяти утра чесали языки в моем подвальчике.
Noon usually found us reclined in Babe's back yard among the little Denver kids who played cowboys and Indians and dropped on us from cherry trees in bloom.	Полдень обычно заставал нас лежащими в садике за домом Бейб в окружении денверской детворы; малыши играли в ковбоев и индейцев и набрасывались на нас, прыгая с цветущих вишневых деревьев.
I was having a wonderful time and the whole world opened up before me because I had no dreams.	Время я проводил расчудесно, мне принадлежал весь мир, потому что я ни о чем не мечтал.
Stan and I plotted to make Tim Gray come with us, but Tim was stuck to his Denver life.	Мы со Стэном задумали уговорить Тима Грэя поехать с нами, однако Тим не пожелал расставаться со своей денверской жизнью.
I was getting ready to go to Mexico when suddenly Denver Doll called me one night and said,	Я уже готовился к отъезду в Мексику, когда ночью неожиданно позвонил Денвер Долл:
"Well, Sal, guess who's coming to Denver?"	- Ну-ка, Сал, угадай, кто едет в Денвер?
I had no idea.	- Я понятия не имел.
"He's on his way already, I got this news from my grapevine.	- Он уже в пути, сведения из надежных источников.
Dean bought a car and is coming out to join you."	Дин купил машину и отправился за тобой вдогонку.
Suddenly I had a vision of Dean, a burning shuddering frightful Angel, palpitating toward me across the road, approaching like a cloud, with enormous speed, pursuing me like the Shrouded Traveler on the plain, bearing down on me.	Внезапно я едва ли не воочию увидел, как Дин, пылающий, содрогающийся и вселяющий ужас демон, с чудовищной скоростью тучей вырастает передо мной на дороге, неотступно, точно закутанный в саван Скиталец, преследует меня на равнине и, наконец, на меня обрушивается.

I saw his huge face over the plains with the mad, bony purpose and the gleaming eyes; I saw his wings; I saw his old jalopy chariot with thousands of sparking flames shooting out from it; I saw the path it burned over the road; it even made its own road and went over the corn, through cities, destroying bridges, drying rivers.	Я увидел над равнинами его исполненное безумной решимости широкоскулое лицо с горящими глазами; я увидел его крылья; увидел его древнюю обшарпанную колесницу с тысячами вырывающихся наружу искрящихся языков пламени; увидел выжженную позади этой колесницы дорогу - и даже то, как она сама прокладывает себе путь и мчится сквозь кукурузные поля и города, разрушая мосты, осушая реки.
It came like wrath to the West.	Она явилась на Запад воплощением гнева.
I knew Dean had gone mad again.	Я знал, что Дин опять сошел с ума.
There was no chance to send money to either wife if he took all his savings out of the bank and bought a car.	Если уж он забрал из банка все свои сбережения и купил машину, значит, у него не оставалось ни малейшей возможности посылать деньги ни одной из двух жен.
Everything was up, the jig and all.	Все, песенка его была спета.
Behind him charred ruins smoked.	Позади него дымились обугленные руины.
He rushed westward over the groaning and awful continent again, and soon he would arrive.	Вновь он мчался через величественный стонущий континент на запад и очень скоро должен был прибыть.
We made hasty preparations for Dean.	Мы занялись поспешными приготовлениями к приезду Дина.
News was that he was going to drive me to Mexico.	До нас дошли слухи о том, что он намеревается отвезти меня в Мексику.
"Do you think he'll let me come along?" asked Stan in awe.	- Как по-твоему, возьмет он меня с собой? -спросил перепуганный Стэн.
"I'll talk to him," I said grimly.	-Я с ним поговорю, - твердо пообещал я.
We didn't know what to expect.	Мы не знали, чего и ждать.
"Where will he sleep?	"Где он будет ночевать?
What's he going to eat?	Что собирается есть?
Are there any girls for him?"	Нет ли для него каких-нибудь девушек?"
It was like the imminent arrival of Gargantuan preparations had to be made to widen the gutters of Denver and foreshorten certain laws to fit his suffering bulk and bursting ecstasies.	Похоже было, что надвигается прибытие Гаргантюа, и к нему следовало подготовиться: расширить трущобы Денвера и отменить действие кое-каких законов, чтобы вместить его громоздкое исстрадавшееся тело, переполненное исступленным восторгом.
3	3
It was like an old-fashioned movie when Dean arrived.	Приезд Дина был обставлен, как в старом кинофильме.
I was in Babe's house in a golden afternoon.	Был золотистый день, я сидел в доме Бейб.
A wore about the house.	Несколько слов о доме.
Her mother was away in Europe.	Мать Бейб уехала в Европу.

The chaperon aunt was called Charity; she was seventy-five years old and spry as a chicken.	В роли дуэньи Бейб выступала ее тетка по имени Черити; в свои семьдесят пять лет она была бойкой, как молодая девушка.
In the Rawlins family, which stretched all over the West, she was continually shuttling from one house to another and making herself generally useful.	В семье Роулинсов, которая расселилась по всему Западу, она непрерывно переезжала из дома в дом и, как правило, приносила пользу.
At one time she'd had dozens of sons.	Когда-то у нее было множество сыновей.
They were all gone; they'd all abandoned her.	Все они разъехались; все они ее покинули.
She was old but she was interested in everything we did and said.	Несмотря на преклонный возраст, она интересовалась всем, что мы делаем и о чем говорим.
She shook her head sadly when we took slugs of whisky in the living room.	Если в гостиной мы прикладывались к виски, она с грустью покачивала головой:
"Now you might go out in the yard for that, young man."	"Могли бы для этого выйти во двор, молодой человек".
Upstairs - it was a kind of boarding house that summer - lived a guy called Tom who was hopelessly in love with Babe.	Наверху - в то лето дом представлял собой нечто вроде пансиона - жил малый по имени Том, который был безнадежно влюблен в Бейб.
He came from Vermont, from a rich family, they said, and had a career waiting for him there and everything, but he preferred being where Babe was.	Он приехал из Вермонта, был, по слухам, выходцем из богатой семьи, и впереди его ждала карьера и все такое прочее, однако он предпочитал оставаться поближе к Бейб.
In the evenings he sat in the living room with his face burning behind a newspaper and every time one of us said anything he heard but made no sign.	Вечерами он сидел в гостиной, скрыв за газетой пылающее лицо, слышал каждое наше слово, но виду не подавал.
He particularly burned when Babe said something.	Если что-то произносила Бейб, он вспыхивал с головы до пят.
When we forced him to put down the paper he looked at us with incalculable boredom and suffering.	Стоило нам заставить его отложить газету, как он принимался смотреть на нас с бесконечной тоской и страданием во взоре:
"Eh?	"Что?
Oh yes, I suppose so." He usually said just that.	Ах да, и мне так кажется" - только это он обычно и говорил.
Charity sat in her corner, knitting, watching us all with her birdy eyes.	Черити сидела в своем углу за вязаньем, оглядывая всех нас своими птичьими глазками.
It was her job to chaperon, it was up to her to see nobody swore.	Задача ее состояла в том, чтобы неотступно находиться при молодой девушке и ограждать ее от нашего сквернословия.
Babe sat giggling on the couch.	Бейб сидела на кушетке и хихикала.
Tim Gray, Stan Shephard, and I sprawled around in chairs.	Тим Грэй, Стэн Шефард и я сидели развалясь в креслах.
Poor Tom suffered the tortures.	Бедняга Том стойко переносил свои муки.
He got up, yawned, and said,	Наконец он вставал зевал и говорил:

"Well, another day another dollar, good night," and disappeared upstairs.	"Ну что ж, еще день, еще доллар. Доброй ночи" -и исчезал наверху.
Babe had no use whatever for him as a lover.	Но что толку было Бейб от его любви?
She was in love with Tim Gray; he wriggled like an eel out of her grasp.	Она любила Тима Грэя; а тот ускользал от нее, словно угорь.
We were sitting around like this on a sunny afternoon toward suppertime when Dean pulled up in front in his jalopy and jumped out in a tweed suit with vest and watch chain.	Вот так мы и сидели в тот солнечный день, и когда уже близилось время ужина, Дин подъехал к дому на своей колымаге и выскочил из нее - в твидовом костюме с жилетом и цепочкой для часов.
"Hup! hup!" I heard out on the street.	- Хоп! хоп! - донеслось с улицы.
He was with Roy Johnson, who'd just returned from Frisco with his wife Dorothy and was living in Denver again.	С ним был и Рой Джонсон, который вместе с женой Дороти только что вернулся из Фриско и снова жил в Денвере.
So were Dunkel and Galatea Dunkel, and Tom Snark.	Вернулись и Данкел с Галатеей Данкел, и Том Снарк.
Everybody was in Denver again.	Все опять были в Денвере.
I went out on the porch.	Я вышел на крыльцо.
"Well, m'boy," said Dean, sticking out his big hand, "I see everything is all right on this end of the stick.	- Ну, мой мальчик, - сказал Дин, протягивая мне свою громадную ладонь, - я гляжу, вы тут без меня не скучаете.
Hello hello hello," he said to everybody.	Привет, привет, - обратился он ко всем.
"Oh yes, Tim Gray, Stan Shephard, howd'y'do!"	- Ага, Тим Грэй, Стэн Шефард, как дела?
We introduced him to Charity.	- Мы представили его Черити.
"Oh yass, howd'y'do.	- О, как поживаете?
This is m'friend Roy Johnson here, was so kind as to accompany me, harrumph! egad! kaff! kaff!	Вот это мой друг Рой Джонсон, он любезно согласился меня сопровождать, хм-хм! ей-богу! кхе-кхе!
Major Hoople, sir," he said, sticking out his hand to Tom, who stared at him.	Майор Хупл, сэр, - сказал он, протягивая руку вытаращившему на него глаза Тому.
"Yass, yass.	- Да, да.
Well, Sal old man, what's the story, when do we take off for Mexico?	Ну, Сал, какие дела, старина, когда едем в Мексику?
Tomorrow afternoon?	Завтра днем?
Fine, fine. Ahem!	Прекрасно, прекрасно, гм!

And now, Sal, I have exactly sixteen minutes to make it to Ed Dunkel's house, where I am about to recover my old railroad watch which I can pawn on Larimer Street before closing time, meanwhile buzzing very quickly and as thoroughly as time allows to see if my old man by chance may be in Jiggs' Buffet or some of the other bars and then I have an appointment with the barber Doll always told me to patronize and I have not myself changed over the years and continue with that policy - kaff! kaff!	А сейчас, Сал, у меня ровно шестнадцать минут, чтобы добраться до Эда Данкела, там я должен починить свой старый железнодорожный хронометр, который хочу до закрытия заложить на Лаример-стрит, и гнать надо очень быстро, да и еще смотреть по сторонам, если время позволит, -может, мой отец случайно окажется в "Буфете Джиггса", а может, и в каком другом баре, а потом меня ждет парикмахер, Долл ведь давно хотел сделать из меня постоянного клиента, а я за эти годы не очень-то изменился, вот и гну свою линию... кхе! кхе!
At six o'clock sharp.' - sharp, hear me? - I want you to be right here where I'll come buzzing by to get you for one quick run to Roy Johnson's house, play Gillespie and assorted bop records, an hour of relaxation prior to any kind of further evening you and Tim and Stan and Babe may have planned for tonight irrespective of my arrival which incidentally was exactly forty-five minutes ago in my old thirty-seven Ford which you see parked out there, I made it together with a long pause in Kansas City seeing my cousin, not Sam Brady but the younger one... " And saying all these things, he was busily changing from his suitcoat to T-shirt in the living-room alcove just out of sight of everyone and transferring his watch to another pair of pants that he got out of the same old battered trunk.	Ровно в шесть часов... ровно, слышишь?.. ты должен быть здесь, я буду проезжать мимо и заберу тебя ненадолго к Рою Джонсону послушать Гиллеспи и прочий отборный "боп" -часок передохнем, а уж потом вы с Тимом, Стэном и Бейб можете заниматься тем, что запланировали на вечер без всякой связи с моим приездом, а приехал я, между прочим, ровно сорок пять минут назад на моем стареньком "Форде-тридцать семь", который вы видите на улице, по дороге я еще успел наведаться к моему двоюродному брату в Канзас-Сити, не к Сэму Брэди, а к тому, что помоложе... Во время этой своей речи Дин, скрывшись от посторонних глаз в отгороженной части гостиной, деловито снимал пиджак, надевал футболку и перекладывал часы в другие брюки, которые извлек все из того же старого, потрепанного чемодана.
"And Inez?" I said.	- А Инес? - спросил я.
"What happened in New York?"	- Что произошло в Нью-Йорке?
"Officially, Sal, this trip is to get a Mexican divorce, cheaper and quicker than any kind.	- Формально, Сал, я поехал, чтобы получить мексиканский развод, более дешевый, чем где бы то ни было.
I've Camille's agreement at last and everything is straight, everything is fine, everything is lovely and we know that we are now not worried about a single thing, don't we, Sal?"	У меня есть наконец согласие Камиллы, все уладилось, все чудесно, все просто замечательно, и мы знаем, что теперь нас ровным счетом ничего не волнует, верно, Сал?
Well, okay, I'm always ready to follow Dean, so we all bustled to the new set of plans and arranged a big night, and it was an unforgettable night.	Что ж, ладно, я всегда готов следовать за Дином, так что мы наспех скорректировали наши общие планы, условились как следует провести вечер, и вечер оказался незабываемым.
There was a party at Ed Dunkel's brother's house.	Брат Эда Данкела зазвал к себе гостей.
Two of his other brothers are bus-drivers.	Другие два его брата - водители автобуса.
They sat there in awe of everything that went on.	Они сидели, с благоговейным страхом взирая на все происходящее.
There was a lovely spread on the table, cake and drinks.	На столе было роскошное угощение, торт и выпивка.

Ed Dunkel looked happy and prosperous.	Эд Данкел имел вид счастливого и преуспевающего человека.
"Well, are you all set with Galatea now?"	- Ну и как, с Галатеей у вас наконец все наладилось?
"Yessir," said Ed, "I sure am.	- Дассэр, - сказал Эд, - конечно.
I'm about to go to Denver U, you know, me and Roy."	Знаешь, я собираюсь поступить в Денверский университет, и Рой тоже.
"What are you going to take up?"	- Что вы будете изучать?
"Oh, sociology and all that field, you know.	- Да социологию и все, что с ней связано.
Say, Dean gets crazier every year, don't he?"	Послушай, тебе не кажется, что Дин с каждым годом становится все безумнее?
"He sure does."	-Так оно и есть.
Galatea Dunkel was there.	Галатея Данкел тоже была с нами.
She was trying to talk to somebody, but Dean held the whole floor.	Она пыталась с кем-нибудь заговорить, однако общим вниманием завладел Дин.
He stood and performed before Shephard, Tim, Babe, and myself, who all sat side by side in kitchen chairs along the wall.	Он толкал речь, стоя перед Шефард ом, Тимом, Бейб и мной, мы сидели рядышком на расставленных вдоль стены кухонных стульях.
Ed Dunkel hovered nervously behind him.	За спиной у Дина беспокойно расхаживал Эд Данкел.
His poor brother was thrust into the background.	Его бедного братца загнали на задний план.
"Hup! hup!" Dean was saying, tugging at his shirt, rubbing his belly, jumping up and down.	- Хоп! хоп! - вещал Дин, с силой оттягивая вниз майку, почесывая живот и подпрыгивая.
"Yass, well - we're all together now and the years have rolled severally behind us and yet you see none of us have really changed, that's what so amazing, the dura - the dura - bility - in fact to prove that I have here a deck of cards with which I can tell very accurate fortunes of all sorts."	- Да, значит, так... вот мы все собрались, у каждого из нас позади годы, и все же вы видите, что в общем-то никто из нас не изменился, это просто поразительно - такая жизне... жизне... стойкость... между прочим, чтобы это доказать, я принес колоду карт, на которых могу безошибочно гадать всеми способами.
It was the dirty deck.	Это была та самая непристойная колода.
Dorothy Johnson and Roy Johnson sat stiffly in a corner.	Дороти Джонсон и Рой Джонсон напряженно застыли в углу.
It was a mournful party.	Печальная вышла вечеринка.
Then Dean suddenly grew quiet and sat in a kitchen chair between Stan and me and stared straight ahead with rocky doglike wonder and paid no attention to anybody.	Потом Дин неожиданно умолк, сел на кухонный стул между мной и Стэном и, не обращая больше ни на кого внимания, уставился прямо перед собой с неизбывным собачьим изумлением, смешанным с восторгом.
He simply disappeared for a moment to gather up more energy.	Он попросту исчез на минуту, чтобы вновь собраться с силами.
If you touched him he would sway like a boulder suspended on a pebble on the precipice of a cliff.	Стоило к нему прикоснуться, и он зашатался бы, как валун, удерживаемый на краю утеса лишь маленьким голышом.

He might come crashing down or just sway rocklike.	Он мог с грохотом сорваться в пропасть, а мог покачаться и застыть как скала.
Then the boulder exploded into a flower and his face lit up with a lovely smile and he looked around like a man waking up and said,	Потом валун расцвел настоящим цветком, лицо его озарила очаровательная улыбка, он огляделся, словно пробуждаясь ото сна, и произнес:
"Ah, look at all the nice people that are sitting here with me.	- Ах, только посмотрите, какие замечательные люди сидят рядом со мной!
Isn't it nice!	Разве это не прекрасно!
Sal, why, like I was tellin Min just t'other day, why, urp, ah, yes!"	Ну не иначе, Сал, я только на днях с Мин потолковал, ну и ну, гм, гм, ах да!
He got up and went across the room, hand outstretched to one of the bus-drivers in the party.	- Он встал и, протянув руку, направился через всю комнату приветствовать одного из братьев-водителей.
"Howd'y'do.	- Как поживаете?
My name is Dean Moriarty.	Меня зовут Дин Мориарти.
Yes, I remember you well.	Да, я вас прекрасно помню.
Is everything all right?	У вас все в порядке?
Well, well.	Превосходно.
Look at the lovely cake.	Взгляните на этот восхитительный торт.
Oh, can I have some?	Ох, можно мне попробовать?
Just me?	Только мне?
Miserable me?"	Мне, бедолаге?
Ed's sister said yes.	- Сестра Эда разрешила.
"Oh, how wonderful.	- Ах, просто замечательно!
People are so nice.	Все люди так добры!
Cakes and pretty things set out on a table and all for the sake of wonderful little joys and delights.	Выставляют на столы торты и прочие лакомства лишь для того, чтобы доставить другим дивные маленькие радости.
Hmm, ah, yes, excellent, splendid, harrumph, egad!"	Гм, гм! Ах да, великолепно, превосходно, хм-хм, ей-богу!
And he stood swaying in the middle of the room, eating his cake and looking at everyone with awe.	Он встал посреди комнаты и, покачиваясь и благоговейно взирая на всех, принялся есть свой торт.
He turned and looked around behind him.	Его изумляло все, что бы он ни увидел.
Everything amazed him, everything he saw.	Не желая ничего упускать, он поминутно оглядывался.
People talked in groups all around the room, and he said,	Гости разбились на группы и разговаривали, а он вставлял:
"Yes!	-Да!
That's right!"	Вот именно!

A picture on the wall made him stiffen to attention.	Вдруг он оцепенел; его внимание привлекла картина на стене.
He went up and looked closer, he backed up, he stooped, he jumped up, he wanted to see from all possible levels and angles, he tore at his T-shirt in exclamation, "Damn!"	Потом подошел поближе, присмотрелся, шагнул назад, нагнулся, подпрыгнул, ему хотелось рассмотреть ее на всех мыслимых уровнях, во всех ракурсах. В сердцах воскликнув: "Черт подери!" - он рванул на себе футболку.
He had no idea of the impression he was making and cared less.	Он понятия не имел, какое впечатление производит, впрочем, его это нисколько не волновало.
People were now beginning to look at Dean with maternal and paternal affection glowing in their faces.	Народ уже начинал поглядывать на Дина с отсветом материнской и отеческой любви в глазах.
He was finally an Angel, as I always knew he would become; but like any Angel he still had rages and furies, and that night when we all left the party and repaired to the Windsor bar in one vast brawling gang, Dean became frantically and demoniacally and seraphically drunk.	Он наконец превратился в ангела, а я всегда знал, что это случится. Но, как всякому ангелу, ему, кроме всего прочего, были свойственны и ярость, и неистовство, и в ту ночь, когда все мы ушли с вечеринки и шумной толпой переместились в бар гостиницы "Виндзор", Дин безрассудно, дьявольски, да и ангельски напился.
Remember that the Windsor, once Denver's great Gold Rush' hotel and in many respects a point of interest - in the big saloon downstairs bullet holes are still in the walls - had once been Dean's home.	Как вы помните, "Виндзор", некогда роскошный денверский отель времен "Золотой лихорадки" и во многих отношениях городская достопримечательность - в большом салуне внизу стены до сих пор хранят следы пуль, - служил в свое время Дину родным домом.
He'd lived here with his father in one of the rooms upstairs.	Он жил здесь с отцом в одном из номеров.
He was no tourist.	И теперь он явился сюда отнюдь не туристом.
He drank in this saloon like the ghost of his father; he slopped down wine, beer, and whisky like water.	В этом салуне он пил так, словно обратился в тень своего отца: вино, пиво и виски он хлестал как воду.
His face got red and sweaty and he bellowed and hollered at the bar and staggered across the dance-floor where honkytonkers of the West danced with girls and tried to play the piano, and he threw his arms around ex-cons and shouted with them in the uproar.	Он раскраснелся, покрылся потом, он завывал и горланил у стойки. Одолев на полусогнутых танцплощадку, где танцевали со своими девушками западные пропойцы, он попытался сыграть на пианино, а потом принялся заключать в объятия бывших арестантов и перекрикиваться с ними во всеобщем шуме и гаме.
Meanwhile everybody in our party sat around two immense tables stuck together.	Тем временем вся наша компания сидела за двумя громадными сдвинутыми столами.
There were Denver D.	Сидели там Денвер Д.
Doll, Dorothy and Roy Johnson, a girl from Buffalo, Wyoming, who was Dorothy's friend, Stan, Tim Gray, Babe, me, Ed Dunkel, Tom Snark, and several others, thirteen in all.	Долл, Дороти и Рой Джонсон, одна девушка из Буффало, Вайоминг, - подруга Дороти, Стэн, Тим Грэй, Бейб, я, Эд Данкел, Том Снарк и кто-то еще - всего тринадцать.

Doll was having a great time: he took a peanut machine and set it on the table before him and poured pennies in it and ate peanuts.	Долл веселился на славу: поставив перед собой на стол машинку для очистки орехов от скорлупы, он бросал в нее монетки и лакомился арахисом.
He suggested we all write something on a penny postcard and mail it to Carlo Marx in New York.	Он посоветовал нам всем написать что-нибудь на грошовой почтовой открытке и отправить ее в Нью-Йорк Карло Марксу.
We wrote crazy things.	И мы написали несусветную чушь.
The fiddle music whanged in the Larimer Street night.	Ночь Лаример-стрит оглашалась звонкой скрипичной музыкой.
"Isn't it fun?" yelled Doll.	- Ну, разве не весело! - орал Долл.
In the men's room Dean and I punched the door and tried to break it but it was an inch thick.	В уборной мы с Дином ломились в закрытую дверь, а потом попытались ее взломать, но она оказалась не меньше дюйма толщиной.
I cracked a bone in my middle finger and didn't even realize it till the next day.	Я заработал себе трещину в кости на среднем пальце и понял это только на следующий день.
We were fumingly drunk.	Мы были пьяны в дымину.
Fifty glasses of beer sat on our tables at one time.	На наших столах стояло одновременно пятьдесят стаканов пива.
All you had to do was rush around and sip from each one.	Надо было лишь носиться вокруг и отхлебывать из каждого.
Canyon City ex-cons reeled and gabbled with us.	В этом хороводе, что-то тараторя, кружились с нами бывшие арестанты из Кэньон-Сити.
In the foyer outside the saloon old former prospectors sat dreaming over their canes under the tocking old clock.	В фойе салуна под тикающими старинными часами сидели, опершись на трости, погруженные в грезы одряхлевшие бывшие старатели.
This fury had been known by them in greater days.	Подобное неистовство они знавали и в куда лучшие времена.
Everything swirled.	Все закружилось в вихре.
There were scattered parties everywhere.	Где только не устраивались вечеринки!
There was even a party in a castle to which we all drove - except Dean, who ran off elsewhere - and in this castle we sat at a great table in the hall and shouted.	Одна - даже в замке, куда мы все и поехали -кроме Дина, который умчался в неизвестном направлении. В зале этого замка мы расселись за громадным столом и принялись орать.
There were a swimming pool and grottoes outside.	Снаружи были гроты и плавательный бассейн.
I had finally found the castle where the great snake of the world was about to rise up.	Наконец-то я отыскал замок, где выползет на поверхность исполинский мировой змей.
Then in the late night it was just Dean and I and Stan Shephard and Tim Gray and Ed Dunkel and Tommy Snark in one car and everything ahead of us.	Потом, поздней ночью, остались только Дин, я, Стэн Шефард, Тим Грэй, Эд Данкел и Томми Снарк - все в одной машине, все еще было впереди.
We went to Mexican town, we went to Five Points, we reeled around.	Мы заехали в Мексиканский квартал, мы заехали в Файв-Пойнтс, мы колесили по городу.
Stan Shephard was out of his mind with joy.	От восторга Стэн Шефард потерял рассудок.

He kept yelling,	Резким визгливым голосом он то и дело выкрикивал:
"Sonofabitch!	"Сукин сын!
Hot damn!" in a high squealing voice and slapping his knees.	Черти жареные!" - и хлопал себя по коленям.
Dean was mad about him.	Дин был от него без ума.
He repeated everything Stan said and phewed and wiped the sweat off his face.	Он повторял все, что говорил Стэн, отдувался и вытирал пот со лба.
"Are we gonna get our kicks, Sal, travelin down to Mexico with this cat Stan!	- Эх, и повеселимся же мы, Сал, когда поедем в Мексику с этим пройдохой Стэном!
Yes!"	Да!
It was our last night in holy Denver, we made it big and wild.	Это была наша последняя ночь в священном Денвере, и мы сделали ее бурной и незабываемой.
It all ended up with wine in the basement by candlelight, and Charity creeping around upstairs in her nightgown with a flashlight.	Все кончилось вином при свечах в моем подвальчике, и Черити, неслышно ходившей взад-вперед наверху, в ночной рубашке с фонарем.
We had a colored guy with us now, called himself Gomez.	К тому времени к нам присоединился темнокожий малый, назвавшийся Гомесом.
He floated around Five Points and didn't give a damn.	Он околачивался в Файв-Пойнтсе и в ус не дул.
When we saw him, Tommy Snark called out,	Когда мы его увидели, Том Снарк крикнул:
"Hey, is your name Johnny?"	- Эй, тебя случаем не Джонни звать?
Gomez just backed up and passed us once more and said,	В ответ Гомес дал задний ход, прошел мимо нас еще разок и произнес:
"Now will you repeat what you said?"	- Будьте добры, повторите, что вы сказали.
"I said are you the guy they call Johnny?"	- Я говорю, ты не тот малый, которого зовут Джонни?
Gomez floated back and tried again.	Гомес плавной походкой вернулся обратно и сделал еще одну попытку.
"Does this look a little more like him?	- Ну как, теперь похоже?
Because I'm tryin my best to be Johnny but I just can't find the way."	Я ведь изо всех сил стараюсь стать Джонни, вот только не знаю, как это сделать.
"Well, man, come on with us!" cried Dean, and Gomez jumped in and we were off.	-Годится, старина, поехали с нами! - вскричал Дин. Гомес прыгнул в машину, и мы тронулись.
We whispered frantically in the basement so as not to create disturbance with the neighbors.	В подвальчике, чтобы не нарушать покоя соседей, мы исступленно перешептывались.
At nine o'clock in the morning everybody had left except Dean and Shephard, who were still yakking like maniacs.	В девять часов утра ушли все, кроме Дина и Шефарда, которые все еще чесали языками, как маньяки.
People got up to make breakfast and heard strange subterranean voices saying,	Люди встали приготовить завтрак и услыхали доносящиеся из подземелья незнакомые голоса:
"Yes!	"Да!

Yes!"	Да!".
Babe cooked a big breakfast.	Состряпала обильный завтрак и Бейб.
The time was coming to scat off to Mexico.	Подходило время сматываться в Мексику.
Dean took the car to the nearest station and had everything shipshape.	Дин съездил на ближайшую станцию обслуживания, где машину привели в божеский вид.
It was a	Это был
'37 Ford sedan with the right-side door unhinged and tied on the frame.	"Форд-седан 37", правая дверца которого соскочила с петель и была примотана к раме.
The right-side front seat was also broken, and you sat there leaning back with your face to the tattered roof.	Сломано было и правое переднее сиденье, и сидеть на нем приходилось откинувшись назад, лицом к ветхой крыше.
"Just like Min' Bill," said Dean.	- Ну чем не Мин и Билл! - сказал Дин.
"We'll go coughing and bouncing down to Mexico; it'll take us days and days."	- Будем хрипеть и дергаться до самой Мексики. Не один денек придется туда добираться.
I looked over the map: a total of over a thousand miles, mostly Texas, to the border at Laredo, and then another 767 miles through all Mexico to the great city near the cracked Isthmus and Oaxacan heights.	Я изучил карту: в общей сложности больше тысячи миль, главным образом по Техасу, до границы в Ларедо, а потом еще семьсот шестьдесят семь миль через всю Мексику до огромного города близ потрескавшихся вершин Истмуса и Охакана.
I couldn't imagine this trip. It was the most fabulous of all.	О подобном путешествии я не мог и мечтать, оно обещало стать самым потрясающим из всех.
It was no longer east-west, but magic south.	Это вам не восток-запад, это манящий юг.
We saw a vision of the entire Western Hemisphere rockribbing clear down to Tierra del Fuego and us flying down the curve of the world into other tropics and other worlds.	Перед нашими глазами встала картина всего Западного полушария с его скалистыми ребрами, уходящими к самому Тьерра-дель-Фуэго, и мы вообразили себе, как стремглав спускаемся по земной кривизне в другие тропики и другие миры.
"Man, this will finally take us to IT!" said Dean with definite faith.	- Старина, так мы наконец доберемся до этого! -В голосе Дина прозвучала неколебимая вера.
He tapped my arm.	Он похлопал меня по плечу.
"Just wait and see.	- Вот увидишь!
Hoo!	Ого-го!
Wheel"	Эх-ма!
I went with Shephard to conclude the last of his Denver business, and met his poor grandfather, who stood in the door of the house, saying,	Я отправился вместе с Шефардом к нему домой разделаться с последней из его денверских обязанностей. Его несчастный дед стоял в дверях дома и твердил:
"Stan - Stan - Stan."	- Стэн... Стэн... Стэн.
"What is it, Granpaw?"	- Что, дедуля?
"Don't go."	- Не уезжай.

"Oh, it's settled, I have to go now; why do you have to do that?"	- Но это дело решенное, я должен ехать. Ни к чему все это.
The old man had gray hair and large almond eyes and a tense, mad neck.	У старика были седые волосы, большие миндалевидные глаза и неестественно напряженная шея безумца.
"Stan," he simply said, "don't go.	- Стэн, - бесхитростно просил он, - не уезжай.
Don't make your old grandfather cry.	Не доводи своего старого деда до слез.
Don't leave me alone again."	Не оставляй меня снова одного.
It broke my heart to see all this.	Нелегко было на все это смотреть.
"Dean," said the old man, addressing me, "don't take my Stan away from me.	- Дин, - сказал старик, обращаясь ко мне, - не отбирай у меня моего Стэна.
I used to take him to the park when he was a little boy and explain the swans to him.	Когда он был ребенком, я водил его в парк и рассказывал про лебедей.
Then his little sister drowned in the same pond.	А потом в том самом пруду утонула его маленькая сестренка.
I don't want you to take my boy away."	Я не хочу, чтобы ты увозил моего мальчика.
"No," said Stan, "we're leaving now.	- Нет, - сказал Стэн, - мы уезжаем.
Good-by."	Прощай.
He struggled with his grips.	- Он с трудом держал себя в руках.
His grandfather took him by the arm.	Дед схватил его за руку:
"Stan, Stan, Stan, don't go, don't go, don't go."	- Стэн, Стэн, Стэн, не уезжай, не уезжай, не уезжай.
We fled with our heads bowed, and the old man still stood in the doorway of his Denver side-street cottage with the beads hanging in the doors and the overstaffed furniture in the parlor.	Втянув головы в плечи, мы обратились в бегство, а старик все стоял в выходящих на улицу дверях своего денверского коттеджа с украшенным капельками входом и чересчур плотно набитой мебелью маленькой гостиной.
He was as white as a sheet. He was still calling Stan.	Он был бледен как полотно и все еще звал Стэна.
There was something paralyzed about his movements, and he did nothing about leaving the doorway, but just stood in it, muttering,	В его поведении сквозила полнейшая беспомощность, он даже не сделал попытки уйти, а лишь стоял в дверях, бормоча
"Stan," and "Don't go," and looking after us anxiously as we rounded the corner.	"Стэн" и "не уезжай", и с тревогой смотрел, как мы сворачиваем за угол.
"God, Shep, I don't know what to say."	- Боже мой, Шеф, не знаю, что и сказать.
"Never mind!" Stan moaned.	- Не обращай внимания! - простонал Стэн.
"He's always been like that."	- Он всегда такой.
We met Stan's mother at the bank, where she was drawing money for him.	С матерью Стэна мы встретились в банке, где она брала для него деньги.
She was a lovely white-haired woman, still very young in appearance.	Она была красивой светловолосой женщиной, на вид еще очень молодой.
She and her son stood on the marble floor of the bank, whispering.	Они с сыном стояли на мраморном полу банка и перешептывались.

Stan was wearing a Levi outfit, jacket and all, and looked like a man going to Mexico sure enough.	Стэн был сплошь заджинсован - куртка и все такое прочее - и выглядел именно как человек, всерьез собравшийся в Мексику.
This was his tender existence in Denver, and he was going off with the naming tyro Dean.	Кончилось его жалкое прозябание в Денвере, и теперь он покидал город вместе с пылким новоиспеченным другом - Дином.
Dean came popping around the corner and met us just on time.	Дин внезапно появился из-за угла и перехватил нас как раз вовремя.
Mrs. Shephard insisted on buying us all a cup of coffee.	Миссис Шефард настояла на том, чтобы купить нам всем по чашке кофе.
"Take care of my Stan," she said.	- Берегите моего Стэна, - сказала она.
"No telling what things might happen in that country."	- В той стране всякое может случиться.
"We'll all watch over each other," I said.	- Мы все будем друг о друге заботиться, - сказал я.
Stan and his mother strolled on ahead, and I walked in back with crazy Dean; he was telling me about the inscriptions carved on toilet walls in the East and in the West.	Стэн с матерью ушли вперед, а я брел позади с обезумевшим Дином; он рассказывал мне о надписях, которые вырезают на стенах уборных на Востоке и на Западе.
"They're entirely different; in the East they make cracks and corny jokes and obvious references, scatological bits of data and drawings; in the West they just write their names, Red O'Hara, Blufftown Montana, came by here, date, real solemn, like, say, Ed Dunkel, the reason being the enormous loneliness that differs just a shade and cut hair as you move across the Mississippi."	- Они совершенно не похожи. На Востоке в ходу циничные шуточки, избитые остроты да еще прозрачные намеки и сортирные фактики с рисунками. На Западе просто пишут свои имена: здесь был Ред О'Хара, Блеф-таун, Монтана, и дата- все на полном серьезе, как, скажем, у Эда Данкела, и причиной тому - безысходное одиночество, которое если и становится немного другим, когда переплываешь Миссисипи, то и там все-таки никуда не девается.
Well, there was a lonely guy in front of us, for Shephard's mother was a lovely mother and she hated to see her son go but knew he had to go.	И верно, впереди нас шел одинокий парень, ведь даже мать Шефарда, которая была прекрасной матерью и очень не хотела отпускать сына, и то сказала, что он должен ехать.
I saw he was fleeing his grandfather.	Я видел, как он бегает от деда.
Here were the three of us - Dean looking for his father, mine dead, Stan fleeing his old one, and going off into the night together.	Такая вот собралась троица: Дин, который искал отца, я - никто, Стэн, удирающий от своего старика, и мы все вместе направлялись в ночь.
He kissed his mother in the rushing crowds of 17th and she got in a cab and waved at us.	В суматошной толкотне 17-й улицы Стэн поцеловал мать, она села в такси и помахала нам рукой.
Good-by, good-by.	Прости-прощай.
We got in the car at Babe's and said good-by to her.	У дома Бейб мы с нею простились и сели в машину.
Tim was riding with us to his house outside town.	Тим проехал с нами до своего загородного дома.
Babe was beautiful that day; her hair was long and blond and Swedish, her freckles showed in the sun.	В этот день Бейб была прекрасна: волосы у нее были длинные и светлые, как у шведки, в лучах солнца у нее обнаружились веснушки.

She looked exactly like the little girl she had been.	Она в точности походила на ту маленькую девочку, какой была когда-то.
There was a mist in her eyes.	Глаза ее затуманились.
She might join us later with Tim - but she didn't.	Она могла бы взять Тима и подъехать к нам попозже - но этого не случилось.
Good-by, good-by.	Прости-прощай.
We roared off.	Мы с грохотом умчались прочь.
We left Tim in his yard on the Plains outside town and I looked back to watch Tim Gray recede on the plain.	Тима мы оставили за городом, в его дворе на Равнинах, и я обернулся посмотреть, как удаляется от нас, оставаясь среди этих равнин, Тим Грэй.
That strange guy stood there for a full two minutes watching us go away and thinking God knows what sorrowful thoughts.	Этот чудак стоял не меньше двух минут, дожидаясь, пока мы не скроемся из виду, и одному Богу известно, какими скорбными мыслями переполнялась его голова.
He grew smaller and smaller, and still he stood motionless with one hand on a washline, like a captain, and I was twisted around to see more of Tim Gray till there was nothing but a growing absence in space, and the space was the eastward view toward Kansas that led all the way back to my home in Atlantis.	Он становился меньше и меньше и все так же неподвижно стоял, ухватившись рукой за бельевую веревку, словно капитан корабля, а я весь извертелся, желая получше разглядеть Тима Грэя, но скоро не осталось ничего, кроме растущего отсутствия в пространстве, а пространством этим был вид на восток, в сторону Канзаса, и уходило оно вспять, к моему родному дому в Атлантиде.
Now we pointed our rattly snout south and headed for Castle Rock, Colorado, as the sun turned red and the rock of the mountains to the west looked like a Brooklyn brewery in November dusks.	Потом мы направили дребезжащую морду нашего драндулета на юг и взяли курс на Касл-Рок, Колорадо, а солнце уже окрасилось в багровый цвет, и одна из скал расположенных на западе гор стала похожа на бруклинскую пивоварню в ноябрьских сумерках.
Far up in the purple shades of the rock there was someone walking, walking, but we could not see; maybe that old man with the white hair I had sensed years ago up in the peaks.	Далеко вверху, в пурпурных тенях скалы, шел и шел кто-то, но видеть его мы не могли; быть может, это был тот старик с серебристыми волосами, которого я учуял среди этих вершин много лет назад.
Zacatecan Jack.	Человек из Закатекаса.
But he was coming closer to me, if only ever just behind.	Однако он приближался ко мне, если только уже не шел следом.
And Denver receded back of us like the city of salt, her smokes breaking up in the air and dissolving to our sight.	А Денвер таял позади, словно город из соли, дым его расползался в воздухе и исчезал на глазах.
4	4
It was May.	Был май.

And how can homely afternoons in Colorado with its farms and irrigation ditches and shady dells - the places where little boys go swimming - produce a bug like the bug that bit Stan Shephard?	И откуда только в такие ничем не примечательные деньки в Колорадо с его фермами, оросительными каналами и тенистыми лощинами - местами, куда ходят купаться мальчишки, - может взяться насекомое вроде того, что укусило Стэна Шефарда?
He had his arm draped over the broken door and was riding along and talking happily when suddenly a bug flew into his arm and embedded a long stinger in it that made him howl.	Стэн ехал, непринужденно опершись рукой о сломанную дверь, и весело молол языком, когда вдруг какой-то жук на лету вонзил ему в руку свое длинное жало, и он взвыл от боли.
It had come out of an American afternoon.	Жук этот прилетел из американского дня.
He yanked and slapped at his arm and dug out the stinger, and in a few minutes his arm had begun to swell and hurt.	Стэн дернулся, с размаху хлопнул себя по руке и вытащил жало, а через несколько минут рука начала распухать и ныть.
Dean and I couldn't figure what it was.	Мы с Дином не могли взять в толк, что это была за тварь.
The thing was to wait and see if the swelling went down.	Оставалось только подождать и посмотреть, не спадет ли опухоль.
Here we were, heading for unknown southern lands, and barely three miles out of hometown, poor old hometown of childhood, a strange feverish exotic bug rose from secret corruptions and sent fear into our hearts.	Вот так штука! Мы направлялись в неведомые южные страны, и не отъехали и трех миль от родного города, несчастного старого города детства, как с невидимого гнилья поднялось в воздух диковинное вредоносное насекомое, вселившее страх в наши сердца.
"What is it?"	- Что за дела?
"I've never known of a bug around here that can make a swelling like that."	- Кто бы мог подумать, что в этих краях водится жук, который может так укусить!
"Damn!"	-Вот черт!
It made the trip seem sinister and doomed.	Из-за этого вся затея с путешествием представилась нам не сулящей ничего хорошего и заранее обреченной на провал.
We drove on.	Мы ехали вперед.
Stan's arm got worse.	Рука Стэна стала еще хуже.
We'd stop at the first hospital and have him get a shot of penicillin.	Следовало остановиться у первой же больницы, чтобы ему сделали укол пенициллина.
We passed Castle Rock, came to Colorado Springs at dark.	Мы миновали Касл-Рок и ночью добрались до Колорадо-Спрингз.
The great shadow of Pike's Peak loomed to our right.	Справа от нас неясно вырисовывалась громада пика Пайкс.
We bowled down the Pueblo highway.	Мы покатили по шоссе на Пуэбло.
"I've hitched thousands and thousands of times on this road," said Dean.	- А на этой дороге я столько раз голосовал, что и не сосчитать, - сказал Дин.
"I hid behind that exact wire fence there one night when I suddenly took fright for no reason whatever."	- Вон за той самой проволочной оградой я спрятался как-то ночью, потому что перепугался вдруг не на шутку, сам не знаю чего.

We all decided to tell our stories, but one by one, and Stan was first.	Решено было, что каждый расскажет свою историю, только по очереди, и начинать выпало Стэну.
"We've got a long way to go," preambled Dean, "and so you must take every indulgence and deal with every single detail you can bring to mind - and still h won't all be told.	- Ехать нам еще долго, - предварил наши выступления Дин, - и поэтому не отказывайте себе в удовольствии, обсасывайте каждую деталь, все, что только сможете припомнить, - а всего все равно не расскажешь.
Easy, easy," he cautioned Stan, who began telling his story, "you've got to relax too."	Не спеши, - назидательным тоном он прервал Стэна, который уже начал было свой рассказ, -тебе ведь и отдохнуть не мешает.
Stan swung into his life story as we shot across the dark.	Пока мы неслись сквозь тьму, Стэн пустился в повествование о своей жизни.
He started with his experiences in France but to round out ever-growing difficulties he came back and started at the beginning with his boyhood in Denver.	Начал он со своих приключений во Франции, однако, углубившись в непролазные дебри, вынужден был повернуть вспять и начать с начала - с денверского детства.
He and Dean compared times they'd seen each other zooming around on bicycles.	Они с Дином принялись выяснять, сколько раз они встречались, когда гоняли по городу на велосипедах.
"One time you've forgotten, I know - Arapahoe Garage?	- Один-то случай ты наверняка позабыл... Гараж Арапахо.
Recall?	Помнишь?
I bounced a ball at you on the corner and you knocked it back to me with your fist and it went in the sewer.	Я еще на углу запулил в тебя мячом, ты отбил его кулаком, и он укатился в сточную канаву.
Grammar days.	Мы еще в школе учились.
Now recall?"	Ну, вспомнил?
Stan was nervous and feverish.	Стэна трясло как в лихорадке.
He wanted to tell Dean everything.	Ему не терпелось поведать Дину все.
Dean was now arbiter, old man, judge, listener, approver, nodder.	А Дин превращался то в хозяина и повелителя, то в арбитра, а то и в сочувственно кивающего слушателя.
"Yes, yes, go on please."	- Да, да, продолжай, пожалуйста.
We passed Walsenburg; suddenly we passed Trinidad, where Chad King was somewhere off the road in front of a campfire with perhaps a handful of anthropologists and as of yore he too was telling his life story and never dreamed we were passing at that exact moment on the highway, headed for Mexico, telling our own stories.	Мы проехали Уолзенберг, потом неожиданно миновали Тринидад, а там, где-то близ дороги, сидел у походного костра Чед Кинг. В окружении, быть может, горстки антропологов он, как встарь, тоже вел рассказ о своей жизни. Ему и в голову не могло прийти, что в эту самую минуту мы едем мимо по шоссе, держа путь в Мексику, и рассказываем о себе.
O sad American night!	О печальная американская ночь!

Then we were in New Mexico and passed the rounded rocks of Raton and stopped at a diner, ravingly hungry for hamburgers, some of which we wrapped in a napkin to eat over the border below.	Потом мы очутились в Нью-Мексико, миновали округлые скалы Ратона и остановились у дешевого ресторанчика, где, смертельно голодные, накупили гамбургеров, часть которых завернули в салфетку, решив съесть по ту сторону границы, внизу.
"The whole vertical state of Texas lies before us, Sal," said Dean.	- У наших ног, Сал, лежит весь вертикальный штат Техас, - сказал Дин.
"Before we made it horizontal.	- А мы всегда считали, что он горизонтальный.
Every bit as long.	Но он ничуть не стал меньше.
We'll be in Texas in a few minutes and won't be out till tomorrow this time and won't stop driving.	Уже через несколько минут мы будем в Техасе, а выберемся из него только завтра в это же время -и то если будем гнать без остановки.
Think of it."	Подумать только!
We drove on.	Мы вновь тронулись в путь.
Across the immense plain of night lay the first Texas town, Dalhart, which I'd crossed in 1947.	За необъятной равниной ночи лежал первый техасский город - Далхарт, который я проезжал в 1947 году.
It lay glimmering on the dark floor of the earth, fifty miles away.	Он тускло мерцал, раскинувшись на темном дне земли, в пятидесяти милях от нас.
The land by moonlight was all mesquite and wastes.	В лунном свете виднелись лишь пустынные пространства и мескитовые деревья.
On the horizon was the moon.	А луна светила с небосклона.
She fattened, she grew huge and rusty, she mellowed and rolled, till the morning star contended and dews began to blow in our windows - and still we rolled.	Она жирела, вырастала до гигантских размеров и покрывалась ржавчиной, она наливалась соком и каталась по небу, но вскоре в спор с ней вступила утренняя звезда, и ветер начал заносить нам в окна капли росы. А мы мчались без остановки.
After Dalhart - empty crackerbox town - we bowled for Amarillo, and reached it in the morning among windy panhandle grasses that only a few years ago waved around a collection of buffalo tents.	Оставив позади Далхарт - безлюдный игрушечный городок, - мы понеслись в сторону Амарилло и к утру уже были там, среди открытых ветрам лугов западного выступа Техаса - лугов, травы которых всего лишь несколько лет назад колыхались вокруг скопления бизоньих становищ.
Now there were gas stations and new 1950 jukeboxes with immense ornate snouts and ten-cent slots and awful songs.	Теперь же там были бензоколонки и новейшие музыкальные автоматы 1950 года с громадными размалеванными мордами, щелями для десятицентовиков и жуткими песнями.
All the way from Amarillo to Childress, Dean and I pounded plot after plot of books we'd read into Stan, who asked for it because he wanted to know.	Всю дорогу от Амарилло до Чилдресса мы с Дином сюжет за сюжетом вколачивали в Стэна едва ли не все прочитанные нами книги. Стэн сам об этом попросил, ему было интересно.
At Childress in the hot sun we turned directly south on a lesser road and highballed across abysmal wastes to Paducah, Guthrie, and Abilene, Texas.	Близ Чилдресса, под палящим солнцем, мы свернули прямо на юг, на малую дорогу, и стремительно понеслись через нетронутую пустыню к Падьюке, Гатри и Абилину, штат Техас.

Now Dean had to sleep, and Stan and I sat in the front seat and drove.	Дину было самое время поспать, а мы со Стэном пересели вперед и сменяли друг друга за рулем.
The old car burned and bopped and struggled on.	Дряхлый перегретый автомобиль, брыкаясь, мчался из последних сил.
Great clouds of gritty wind blew at us from shimmering spaces.	Сверкающие просторы насылали на нас огромные облака песчаных ветров.
Stan rolled right along with stories about Monte Carlo and Cagnes-sur-Mer and the blue places near Menton where dark-faced people wandered among white walls.	Стэн катил и катил вперед, без умолку болтал о Монте-Карло, о Канн-сюр-Мер и о лазурных деревеньках неподалеку от Мантона, где бродят среди белых стен смуглолицые люди.
Texas is undeniable: we burned slowly into Abilene and all woke up to look at it.	Техас ни с чем не спутаешь. Мы неторопливо вползли в пределы Абилина, и все проснулись посмотреть, что это за место.
"Imagine living in this town a thousand miles from cities.	- Воображаю, какая жизнь в этом городишке, в тысяче миль от больших городов!
Whoop, whoop, over there by the tracks, old town Abilene where they shipped the cows and shot it up for gumshoes and drank red-eye.	Ага! Вон он где, старый райончик, откуда пошел Абилин. Ну вон же, у железной дороги! Сюда везли коров, здесь поднимали пальбу в ищеек и накачивались сивухой.
Look out there!" yelled Dean out the window with his mouth contorted like W.	Смотрите! - орал Дин, высунувшись в окошко и скривив рот, точно У.
C.	К.
Fields.	Филдз.
He didn't care about Texas or any place.	Техас ему был нипочем, как, впрочем, и любое другое место.
Red-faced Texans paid him no mind and hurried along the burning sidewalks. We stopped to eat on the highway south of town.	Краснолицые техасцы, не обращая на него никакого внимания, торопливо шли по раскалившимся тротуарам Южнее города, прямо по шоссе, мы остановились перекусить.
Nightfall seemed like a million miles away as we resumed for Coleman and Brady - the heart of Texas, only, wildernesses of brush with an occasional house near a thirsty creek and a fifty-mile dirt road detour and endless heat.	С ощущением, что до наступления сумерек еще не меньше тысячи миль, мы вновь завели мотор и направились в сторону Колмена и Брейли к самому сердцу Техаса: буйно разросшийся кустарник редкий домик у высохшего ручья, пятидесятимильный крюк по грунтовой дороге и нескончаемая жара.
"Old dobe Mexico's a long way away," said Dean sleepily from the back seat, "so keep her rolling, boys, and we'll be kissing senoritas b'dawn 'cause this old Ford can roll if y'know how to talk to her and ease her along - except the back end's about to fall but don't worry about it till we get there."	- Да, далековато еще до старушки Мексики, -сквозь сон пробормотал с заднего сиденья Дин, -так что гоните, ребята, и мы еще до рассвета будем вовсю целовать сеньорит. Ведь этот старенький "фордик" катит за милую душу, надо с ним только хорошенько поговорить и не давить ему на психику... Разве что того и гляди отвалится сзади днище, однако насчет этого не волнуйтесь, доберемся.
And he went to sleep.	- И он уснул.

I took the wheel and drove to Fredericksburg, and here again I was crisscrossing the old map again, same place Marylou and I had held hands on a snowy morning in 1949, and where was Marylou now?	Я сел за руль, довел машину до Фредериксберга и там вновь принялся водить пальцем по старенькой карте. Именно в этом городе мы с Мерилу держались за руки снежным утром 1949 года. Где-то теперь Мерилу?
"Blow!" yelled Dean in a dream and I guess he was dreaming of Frisco jazz and maybe Mexican mambo to come.	- Наяривай! - завопил Дин во сне, и сдается мне, что снился ему джаз Фриско, а может, и грядущее мексиканское мамбо.
Stan talked and talked; Dean had wound him up the night before and now he was never going to stop.	Стэн тараторил без умолку. Как завел его Дин прошлой ночью, так он, судя по всему, останавливаться и не собирался.
He was in England by now, relating adventures hitchhiking on the English road, London to Liverpool, with his hair long and his pants ragged, and strange British truck-drivers giving him lifts in glooms of the Europe void.	Теперь он уже был в Англии и рассказывал о своих приключениях на английской дороге, о том, как добирался на попутках из Лондона в Ливерпуль - длинноволосый, в изодранных штанах, - а чудные британские водители грузовиков подвозили его во мраке европейской пустоты.
We were all red-eyed from the continual mistral-winds of old Tex-ass.	От непрекращающихся мистральных ветров старого Техаса у нас раскраснелись глаза.
There was a rock in each of our bellies and we knew we were getting there, if slowly.	У каждого из нас было такое чувство, будто он проглотил камень, но мы знали, что рано или поздно будем у цели.
The car pushed forty with shuddering effort.	Машина, вздрагивая от напряжения, выжимала сорок.
From Fredericksburg we descended the great western high plains.	После Фредериксберга мы начали спуск с бескрайних западных высоких равнин.
Moths began smashing our windshield.	О ветровое стекло стали биться мотыльки.
"Getting down into the hot country now, boys, the desert rats and the tequila.	- Спускаемся в жаркие страны, ребята: беглые бандюги и текила.
And this is my first time this far south in Texas," added Dean with wonder.	В первый раз я заехал так далеко на юг Техаса, -удивленно добавил Дин.
"Gawd-damn! this is where my old man comes in the wintertime, sly old bum."	- Черт подери! Ведь именно сюда приезжает зимовать мой старик, хитрющий старый бродяга.
Suddenly we were in absolutely tropical heat at the bottom of a five-mile-long hill, and up ahead we saw the lights of old San Antonio.	Внезапно мы очутились среди настоящей тропической жары, у подножия протянувшегося миль на пять холма, и увидели огни старого Сан-Антонио.
You had the feeling all this used to be Mexican territory indeed.	Чувствовалось, что когда-то здесь и в самом деле была мексиканская территория.
Houses by the side of the road were different, gas stations beater, fewer lamps.	Непривычными были домики у дороги, более обшарпанными - бензоколонки, да и фонарей поубавилось.
Dean delightedly took the wheel to roll us into San Antonio.	Дин с наслаждением сел за руль и повез нас в Сан-Антонио.

We entered town in a wilderness of Mexican rickety southern shacks without cellars and with old rocking chairs on the porch.	Г ород встретил нас нагромождением чисто мексиканских покосившихся южных хижин без подвалов; на балкончиках стояли древние кресла-качалки.
We stopped at a mad gas station to get a grease job.	В машине кончилось масло, и мы подъехали к совершенно немыслимой заправочной станции.
Mexicans were standing around in the hot light of the overhead bulbs that were blackened by valley summerbugs, reaching down into a soft-drink box and pulling out beer bottles and throwing the money to the attendant.	В жарком свете подвесных ламп, черных от налетевших из долины майских жуков, толпились мексиканцы. То и дело наклоняясь к ящику с освежающими напитками, они вытаскивали оттуда бутылки с пивом и бросали служителю деньги.
Whole families lingered around doing this.	Этому занятию они предавались целыми семействами.
All around there were shacks and drooping trees and a wild cinnamon smell in the air.	Повсюду виднелись хижины и поникшие деревья, воздух был напоен ароматом дикой корицы.
Frantic teenage Mexican girls came by with boys.	В сопровождении парней мимо шли темпераментные юные мексиканки.
"Hoo!" yelled Dean.	- Ого-го! - вскричал Дин.
"Si!	- Si!
Maniana!"	Ma?ana!
Music was coming from all sides, and all kinds of music.	Со всех сторон неслась музыка - музыка на любой вкус.
Stan and I drank several bottles of beer and got high.	Мы со Стэном выпили несколько бутылок пива и захмелели.
We were already almost out of America and yet definitely in it and in the middle of where it's maddest.	Почти покинув уже пределы Америки, мы все еще, вне всяких сомнений, находились в своей стране, да к тому же там, где безрассудство ее не знает границ.
Hotrods blew by.	По улицам гоняли на своих форсированных колымагах лихачи.
San Antonio, ah-haa!	Ага! Сан-Антонио!
"Now, men, listen to me - we might as well goof a coupla hours in San Antone and so we will go and find a hospital clinic for Stan's arm and you and I, Sal, will cut around and get these streets dug - look at those houses across the street, you can see right into the front room and all the purty daughters layin around with True Love magazines, wheel Come, let's go!"	- Слушайте, братва, а не повалять ли нам пару часиков дурака в Сан-Антонио? Заодно отыщем больничку для Стэновой руки. А мы с тобой, Сал, разузнаем пока, что творится на здешних улицах... Только погляди, какие на той стороне дома! Заглядывай прямо в комнату и любуйся всеми расчудесными дочками, а они знай себе лежат да листают журнал "Тру Лав". Красотища! Поехали!
We drove around aimlessly awhile and asked people for the nearest hospital clinic.	Какое-то время мы бесцельно колесили по городу, выспрашивая дорогу к ближайшей больнице.

It was near downtown, where things looked more sleek and American, several semi-skyscrapers and many neons and chain drugstores, yet with cars crashing through from the dark around town as if there were no traffic laws.	Нашли мы ее неподалеку от делового района, почти по-американски напомаженного: несколько полунебоскребов, множество неоновых огней и однотипные аптеки. И все же из тьмы то и дело с грохотом выныривали машины. Похоже, дорожных правил в городе не существовало.
We parked the car in the hospital driveway and I went with Stan to see an intern while Dean stayed in the car and changed.	Мы остановились на больничной подъездной аллее. Я повел Стэна к врачу, а Дин остался в машине переодеться.
The hall of the hospital was full of poor Mexican women, some of them pregnant, some of them sick or bringing their little sick kiddies.	Коридор больницы был забит бедными мексиканками. Одни были беременны, другие больны или привели больных ребятишек.
It was sad.	Мне стало грустно.
I thought of poor Terry and wondered what she was doing now.	Я подумал о бедняжке Терри и страшно захотел узнать, что она делает в эту ночь.
Stan had to wait an /entire hour till an intern came along and looked at his swollen arm.	Стэну пришлось прождать битый час, пока не появился живущий при больнице врач и не осмотрел распухшую руку.
There was a name for the infection he had, but none of us bothered to pronounce it.	У инфекции, которую подхватил Стэн, было название, но никто из нас не потрудился его выговорить.
They gave him a shot of penicillin.	Ему сделали укол пенициллина.
Meanwhile Dean and I went out to dig the streets of Mexican San Antonio.	Мы с Дином тем временем отправились поглазеть на мексиканскую часть Сан-Антонио.
It was fragrant and soft - the softest air I'd ever known - and dark, and mysterious, and buzzing.	Воздух был благоуханный и теплый - таким теплым воздухом я дышал впервые, - а улицы темные, таинственные и шумные.
Sudden figures of girls in white bandannas appeared in the humming dark.	В гудящей тьме неожиданно возникли девичьи фигурки в белых шелковых платочках.
Dean crept along and said not a word.	Еле передвигавший ноги Дин долго не мог вымолвить ни слова.
"Oh, this is too wonderful to do anything!" he whispered.	- Все это так удивительно! Зачем еще что-то делать! - наконец прошептал он.
"Let's just creep along and see everything.	- Только идем помедленней - надо все увидеть.
Look!	Смотри!
Look! A crazy San Antonio f pool shack."	Видишь, в каких развалюхах в Сан-Антонио играют в бильярд!
We went in.	Мы вошли.
A dozen boys were shooting pool at three tables, all Mexicans.	За тремя столами гоняли шары с десяток парней, все мексиканцы.
Dean and I bought Cokes and shoved nickels in the jukebox and played Wynonie Blues Harris and Lionel Hampton and Lucky Millinder and jumped.	Мы с Дином взяли кока-колы и принялись бросать пятицентовики в музыкальный автомат. Подпрыгивая под музыку, мы слушали Уайнони Блюз Харриса, Лайонела Хэмптона и Лаки Миллиндера.

Meanwhile Dean warned me to watch.	Дин между тем не давал мне терять бдительность.
"Dig, now, out of the corner of your eye and as we listen to Wynonie blow about his baby's pudding and as we also smell the soft air as you say - dig the kid, the crippled kid shooting pool at table one, the butt of the joint's jokes, y'see, he's been the butt all his life.	- Хоть мы с тобой и слушаем, как Уайнони голосит про пудинг своей малютки, а заодно, как ты выражаешься, вдыхаем аромат теплого воздуха, последи уголком глаза за тем калекой, что играет за первым столом. Смотри, как над ним народ потешается. Наверняка ему всю жизнь приходится терпеть подобные шуточки.
The other fellows are merciless but they love him."	Да, жестокие тут ребята. Но они его любят.
The crippled kid was some kind of malformed midget with a great big beautiful face, much too large, in which enormous brown eyes moistly gleamed.	Тот, кого Дин назвал калекой, был скорее уродливым карликом с необыкновенно красивым, хотя и чересчур крупным лицом, на котором влажно поблескивали огромные карие глаза.
"Don't you see, Sal, a San Antonio Mex Tom Snark, the same story the world over.	- Разве ты не видишь, Сал, это же мексиканский Том Снарк из Сан-Антонио! Все в мире одинаково.
See, they hit him on the ass with a cue?	Видишь, как его лупят по заднице кием?
Ha-ha-ha! hear them laugh.	Ха-ха-ха! Только послушай, как они смеются!
You see, he wants to win the game, he's bet four bits.	А он ведь хочет выиграть партию, он поставил полдоллара.
Watch!	Смотри!
Watch!"	Смотри!
We watched as the angelic young midget aimed for a bank shot.	И мы увидели, как юный карлик с лицом ангела целится, намереваясь сыграть от борта.
He missed.	Он промахнулся.
The other fellows roared.	Все остальные покатились со смеху.
"Ah, man," said Dean, "and now watch."	- Ах, старина, - сказал Дин, - смотри, что будет дальше.
They had the little boy by the scruff of the neck and were mauling him around, playful.	Ребята схватили малыша за шиворот и принялись весело его мутузить.
He squealed.	А он пронзительно кричал.
He stalked out in the night but not without a backward bashful, sweet glance.	Вырвавшись, он торжественно удалился в ночь, бросив все-таки через плечо робкий ласковый взгляд.
"Ah, man, I'd love to know that gone little cat and what he thinks and what kind of girls he has - oh, man, I'm high on this air!"	- Ах, старина, как бы я хотел познакомиться с этим пропащим малышом, узнать, о чем он думает, что у него за девушки... Ох, старина, я просто окосел от здешнего воздуха!
We wandered out and negotiated several dark, mysterious blocks.	Мы вышли на улицу и одолели несколько темных, таинственных кварталов.
Innumerable houses hid behind verdant, almost jungle-like yards; we saw glimpses of girls in front rooms, girls on porches, girls in the bushes with boys.	Бесчисленные домики утопали в зелени густых, как джунгли, садов. Девушки мелькали в комнатах и на верандах, девушки с парнями мелькали в кустах.

"I never knew this mad San Antonio!	- А я и знать не знал об этом сумасшедшем Сан-Антонио!
Think what Mexico'll be like!	Воображаю, что нас ждет в Мексике!
Lessgo!	Идем!
Lessgo!"	Идем!
We rushed back to the hospital.	- Мы помчались обратно в больницу.
Stan was ready and said he felt much better.	Нас уже ждал Стэн с вестью о том, что ему стало намного лучше.
We put our arms around him and told him everything we'd done.	Обняв его за плечи, мы обо всем ему рассказали.
And now we were ready for the last hundred and fifty miles to the magic border.	Наконец мы были готовы одолеть последние сто пятьдесят миль до волшебной границы.
We leaped into the car and off.	Впрыгнув в машину, мы тронулись в путь.
I was so exhausted by now I slept all the way through Dilley and Encinal to Laredo and didn't wake up till they were parking the car in front of a lunchroom at two o'clock in the morning.	К тому времени я так вымотался, что проспал всю дорогу через Дилли и Энсинал до самого Ларедо. Проснулся я лишь в два часа ночи. Мои спутники ставили машину у закусочной.
"Ah," sighed Dean, "the end of Texas, the end of America, we don't know no more."	- Ах, - вздохнул Дин, - край Техаса, край Америки. Дальше мы ничего не знаем.
It was tremendously hot: we were all sweating buckets.	Стояла неправдоподобная жара, пот лил с нас ручьями.
There was no night dew, not a breath of air, nothing except billions of moths smashing at bulbs everywhere and the low, rank smell of a hot river in the night nearby - the Rio Grande, that begins in cool Rocky Mountain dales and ends up fashioning world-valleys to mingle its heats with the Mississippi muds in the great Gulf.	Не было ни ночной росы, ни дуновения ветерка -ничего, кроме миллиардов повсюду бьющихся о лампы мотыльков да резкого зловония разогретой реки, текущей где-то поблизости в ночи. Это была Рио-Гранде, которая берет начало в прохладных долах Скалистых гор, а в устье своем преображает мировые долины, вынося в великий залив их зной, смешивающийся там с тиной Миссисипи.
Laredo was a sinister town that morning.	В то раннее утро Ларедо встретил нас неласково.
All kinds of cab-drivers and border rats wandered around, looking for opportunities.	Повсюду слонялись в ожидании удобного случая поживиться таксисты и контрабандисты всех мастей.
There weren't many; it was too late.	Удобных случаев представлялось немного: было слишком поздно.
It was the bottom and dregs of America where all the heavy villains sink, where disoriented people have to go to be near a specific elsewhere they can slip into unnoticed.	Этот городок являл собою мутное дно Америки, куда погружаются все тяжкие преступники, куда приходится уходить людям, согнанным с насиженных мест. Все они стремятся оказаться поближе к совсем иным местам, чтобы, улучив момент, незаметно туда пробраться.
Contraband brooded in the heavy syrup air.	Тяжелый и густой, как сироп, воздух был буквально пропитан контрабандой.

Cops were red-faced and sullen and sweaty, no swagger.	Полицейские были краснолицые, угрюмые, потные и не гордые.
Waitresses were dirty and disgusted.	Официантки - грязные и брезгливые.
Just beyond, you could feel the enormous presence of whole great Mexico and almost smell the billion tortillas frying and smoking in the night.	Во всем чувствовалось тягостное соседство необъятной Мексики. Казалось, можно даже вдохнуть аромат несметного количества жарящихся и коптящихся в ночи тортильяс.
We had no idea what Mexico would really be like.	Мы и понятия не имели, какой окажется Мексика на самом деле.
We were at sea level again, and when we tried to eat a snack we could hardly swallow it.	Вновь мы оказались на уровне моря. Попытавшись поесть, мы едва смогли проглотить кусок.
I wrapped it up in napkins for the trip anyway.	Еду я все-таки завернул в салфетки и взял с собой в дорогу.
We felt awful and sad.	Нами овладела бесконечная грусть.
But everything changed when we crossed the mysterious bridge over the river and our wheels rolled on official Mexican soil, though it wasn't anything but carway for border inspection.	Однако стоило нам, миновав таинственный мост, пересечь реку и коснуться колесами земли, официально принадлежащей Мексике, хоть это и была всего лишь автомобильная дорожка для пограничного контроля, - как все переменилось.
Just across the street Mexico began.	Уже на другой стороне улицы начиналась Мексика.
We looked with wonder.	Мы с трепетом смотрели туда.
To our amazement, it looked exactly like Mexico.	К нашему крайнему изумлению, все там в точности походило именно на Мексику.
It was three in the morning, and fellows in straw hats and white pants were lounging by the dozen against battered pocky storefronts.	Было три часа утра, а у щербатых фасадов полуразвалившихся лавчонок околачивались десятки парней в соломенных шляпах и белых брюках.
"Look - at - those - cats!" whispered Dean,	-Нет, ты только посмотри... на... этих... пижонов! - прошептал Дин.
"Oo," he breathed softly, "wait, wait."	- О-ох! - Он еле слышно вздохнул. - Подождите, подождите!
The Mexican officials came out, grinning, and asked please if we would take out our baggage.	Вышли улыбающиеся мексиканские чиновники. Они спросили, не будем ли мы так добры вынуть наш багаж.
We did.	Возражений не последовало.
We couldn't take our eyes from across the street.	Мы не могли отвести глаз от противоположной стороны.
We were longing to rush right up there and get lost in those mysterious Spanish streets.	Нам не терпелось умчаться туда и затеряться на этих таинственных испанских улочках.
It was only Nuevo Laredo but it looked like Holy Lhasa to us.	Это был всего-навсего Нуэво-Ларедо, но нам он представлялся священной Лхасой.
"Man, those guys are up all night," whispered Dean.	- Старина, эти ребята всю ночь на ногах, -прошептал Дин.

We hurried to get our papers straightened.	Мы торопливо потопали оформлять бумаги.
We were warned not to drink tapwater now we were over the border.	Нас предупредили, что теперь, после пересечения границы, нельзя пить водопроводную воду.
The Mexicans looked at our baggage in a desultory way.	Мексиканцы наспех просмотрели наши пожитки.
They weren't like officials at all.	На чиновников эти люди ничуть не походили.
They were lazy and tender.	Они были ленивы и заботливы.
Dean couldn't stop staring at them.	Дин в изумлении таращил на них глаза.
He turned to me.	Потом повернулся ко мне:
"See how the cops are in this country.	- Смотри, какие копы в этой стране.
I can't believe it!"	Просто не верится!
He rubbed his eyes.	- Он протер глаза.
"I'm dreaming."	- Нет, это сон.
Then it was time to change our money.	Наконец настал черед обмена денег.
We saw great stacks of pesos on a table and learned that eight of them made an American buck, or thereabouts.	Мы увидели на столе высоченные стопки песо и узнали, что без малого восемь песо составляют американский доллар.
We changed most of our money and stuffed the big rolls in our pockets with delight.	Поменяв почти все наши деньги, мы с наслаждением набили карманы свернутыми в трубочку толстыми пачками.
5	5
Then we turned our faces to Mexico with bashfulness and wonder as those dozens of Mexican cats watched us from under their secret hatbrims in the night.	И тогда мы с робостью и трепетом повернулись лицом к Мексике, а десятки этих франтов-мексиканцев все следили за нами в ночи из-под полей скрывающих взгляды шляп.
Beyond were music and all-night restaurants with smoke pouring out of the door.	Дальше была музыка и ночные ресторанчики, из дверей которых валил наружу табачный дым.
"Whee," whispered Dean very softly.	- Вот это да! - еле слышно прошептал Дин.
"Thassall!" A Mexican official grinned.	- Вот и все! - осклабился мексиканский чиновник.
"You boys all set.	- Все, ребята.
Go ahead.	Можете ехать.
Welcome Mehico.	Милости просим в Мехику.
Have good time.	Желаю повеселиться.
Watch you money.	Не зевайте деньги.
Watch you driving.	Не зевайте за рулем.
I say this to you personal, I'm Red, everybody call me Red.	Только вам скажу: я - Ред, все зовут меня Ред.
Ask for Red.	Если что, спросите Реда.
Eat good.	Ешьте побольше.

Don't worry.	Будьте спокойны.
Everything fine.	Все славненько.
Is not hard enjoin yourself in Mehico."	В Мехико есть где развлечься.
"Yes!" shuddered Dean and off we went across the street into Mexico on soft feet.	- Да! - встрепенулся Дин, и мы, ощущая дрожь в ногах, направились на другую сторону улицы - в Мексику.
We left the car parked, and all three of us abreast went down the Spanish street into the middle of the dull brown lights.	Машину мы оставили на стоянке и все трое в ряд пошли по испанской улочке на свет тусклых бурых фонарей.
Old men sat on chairs in the night and looked like Oriental junkies and oracles.	В ночи сидели на стульях старики, похожие на восточных наркоманов и оракулов.
No one was actually looking at us, yet everybody was aware of everything we did.	Казалось, никто из них не смотрит в нашу сторону, и все же они не упускали из виду ни одного нашего движения.
We turned sharp left into the smoky lunchroom and went in to music of campo guitars on an American thirties jukebox.	Мы свернули налево и очутились в прокуренной закусочной, оглашаемой напевами гитар "кампо", которые неслись из американского музыкального автомата тридцатых годов.
Shirt-sleeved Mexican cabdrivers and straw-hatted Mexican hipsters sat at stools, devouring shapeless messes of tortillas, beans, tacos, whatnot.	На табуретах сидели мексиканские таксисты и мексиканские хипстеры в соломенных шляпах, поглощавшие довольно неаппетитное варево из тортильяс, бобов, такос и еще всякой всячины.
We bought three bottles of cold beer - cerveza was the name of beer - for about thirty Mexican cents"; or ten American cents each.	Мы взяли три бутылки холодного пива -называлось оно "cerveza" и стоило около тридцати мексиканских или десяти американских центов за бутылку.
We bought packs of Mexican cigarettes for six cents each.	Накупили мы и мексиканских сигарет по шести центов за пачку.
We gazed and gazed at our wonderful Mexican money that went so far, and played with it and looked around and smiled at everyone.	Мы никак не могли налюбоваться нашими удивительными мексиканскими деньгами, которые таким чудесным образом умножились, мы вертели их в руках и, поминутно оглядываясь, улыбались всем и каждому.
Behind us lay the whole of America and everything Dean and I had previously known: about life, and life on the road.	Вся Америка оставалась позади вместе со всем, что мы с Дином успели узнать о жизни - о жизни в дороге.
We had finally found the magic land at the end of the road and we never dreamed the extent of the magic.	И дорога эта привела нас в конце концов в волшебную страну - страну, колдовская сила которой нам и не снилась.
"Think of these cats staying up all hours of the night," whispered Dean.	- Подумать только, ведь эти пижоны не спят всю ночь напролет, - прошептал Дин.

"And think of this big continent ahead of us with those enormous Sierra Madre mountains we saw in the movies, and the jungles all the way down and a whole desert plateau as big as ours and reaching clear down to Guatemala and God knows where, whoo!	- Нет, ты только представь: впереди нас ждет огромный континент, ждут высоченные горы Сьерра-Мадре, которые мы видели только в кино! А джунгли без конца и края! А абсолютно голое плато, ничуть не меньше нашего, которое тянется до самой Гватемалы или еще черт знает докуда! Ух!
What'll we do?	Что же нам делать?
What'll we do?	Что же нам делать?
Let's move!"	Поехали!
We got out and went back to the car.	Мы вышли и вернулись к машине.
One last glimpse of America across the hot lights of the Rio Grande bridge, and we turned our back and fender to it and roared off.	Последний взгляд на Америку, оставшуюся за яркими огнями моста через Рио-Гранде, - и мы повернулись к ней спиной и задним бампером автомобиля и умчались прочь.
Instantly we were out in the desert and there wasn't light or a car for fifty miles across the flats.	Спустя мгновение мы уже были в пустыне, и за все пятьдесят миль этой плоской равнины не видели ни машины, ни огонька.
And just the dawn was coming over the Gulf of Mexico and we began see the ghostly shapes of yucca cactus and organpipe on all sides.	Как раз тогда над Мексиканским заливом забрезжил рассвет, и повсюду возникли призрачные очертания напоминающих гигантские кораллы кактусов юкка.
"What a wild country!" I yelped.	- Что за дикая страна! - вскричал я.
Dean and I were completely awake. In Laredo we'd been half dead.	Мы с Дином наконец-то ожили, а ведь еще в Ларедо мы валились с ног от усталости.
Stan, who'd been to foreign countries before, just calmly slept in back seat.	Стэн, который уже бывал за границей, безмятежно спал на заднем сиденье.
Dean and I had the whole of Mexico before us.	Вся Мексика лежала у наших с Дином ног.
"Now, Sal, we're leaving everything behind us and entering a new and unknown phase of things.	- Ну вот, Сал, все теперь позади, начинается новый, неизвестный этап.
All the years and troubles! and kicks - and now this! so that we can safely think of nothing else and just go on ahead with our faces stuck out like this you see, and understand the world as, really and genuinely speaking, other Americans haven't done before us -they were here, weren't they?	Все было за эти годы - и радости, и горести... а теперь вдруг это! Так что вполне можно ни о чем больше не задумываться - знай себе гони напропалую, глазей по сторонам, как мы сейчас, и постигай мир. Ведь если уж на то пошло, до нас никто из американцев этого не делал... А они тут побывали, верно?
The Mexican war.	Во времена Мексиканской войны.
Cutting across here with cannon."	Мотались по этим местам с пушками.

"This road," I told him, "is also the route of old American 1 outlaws who used to skip over the border and go down to old Monterrey, so if you'll look out on that graying desert and picture the ghost of an old Tombstone hellcat making lonely exile gallop into the unknown, you'll see further... "	- По этой дороге, - сказал я ему, - когда-то пролегал маршрут объявленных вне закона американских бандитов, которые уносили ноги за границу и добирались до Монтеррея. Вот попробуй вглядись в эту полутемную пустыню и вообрази себе призрак бывалого головореза, который сбежал из "Г робницы" и теперь одиноко несется верхом, чтобы навсегда кануть в Лету, и тогда ты увидишь...
"It's the world," said Dean.	- Это же мир, - перебил Дин.
"My God!" he cried, slapping the wheel.	- Боже мой! - воскликнул он, ударив ладонью по рулю.
"It's the world!	- Это же целый мир!
We can go right on to South America if the road goes.	Мы ведь так и до Южной Америки доберемся, лишь бы дорога не кончилась.
Think of it!	Нет, ты только представь!
Son-of-z-bitch!	Сукин ты сын!
Gawd-damm!"	Черт подери!
We rushed on.	Мы мчались вперед.
The dawn spread immediately and we began to see the white sand of the desert and occasional huts in the distance off the road.	Небо светлело с поразительной быстротой, и вскоре мы уже начали различать белый песок пустыни и редкие хижины вдали от дороги.
Dean slowed down to peer at them.	Дин замедлил ход, чтобы как следует их разглядеть.
"Real beat huts, man, the kind you only find in Death Valley and much worse.	- Настоящие развалюхи, старина. Такие разве что в Долине Смерти встретишь, да и то вряд ли.
These people don't bother with appearances."	Да они же не от мира сего, эти люди.
The first town ahead that had any consequence on the map was called Sabinas Hidalgo.	Первый город, который был обозначен на карте, назывался Сабинас-Идальго.
We looked forward to it -eagerly.	Ах как нам не терпелось туда попасть!
"And the road don't look any different than the American road," cried Dean, "except one mad thing and if vou'll notice, right here, the mileposts are written in kilometers and they click off the distance to Mexico City.	- А дорога-то ничем не отличается от американской, - вскричал Дин, - вот только одно в толк не возьму, смотри: на помильных столбах почему-то отмечаются километры, и показывают они расстояние до Мехико.
See, it's the only city in the entire land, everything points to it."	Выходит, это единственный большой город на всю страну, все дороги к нему ведут.
There were only 767 more miles to that metropolis; in kilometers the figure was over a thousand.	До столицы оставалось всего семьсот шестьдесят семь миль, однако в километрах получалось больше тысячи.
"Damn!	- Черт возьми!
I gotta go!" cried Dean.	Полный вперед! - орал Дин.

For a while I closed my eyes in utter exhaustion and kept hearing Dean pound the wheel with his fists and say,	Совершенно обессиленный, я ненадолго закрыл глаза и только слышал, как Дин лупит кулаками по рулю и кричит:
"Damn," and	"Черт!
"What kicks!" and	Вот это да!
"Oh, what a land!" and	Ну и страна!" - и еще:
"Yes!"	"Да!"
We arrived at Sabinas Hidalgo, across the desert, at about seven o'clock in the morning.	Мы пересекли пустыню и около семи утра очутились с Сабинас-Идальго.
We slowed down completely to see this. We woke up Stan in the back seat. We sat up straight to dig.	Чтобы разглядеть городок, мы почти совсем сбавили скорость и, разбудив спавшего на заднем сиденье Стэна, принялись таращиться в окно.
The main street was muddy and full of holes.	Главная улица была грязная и вся в выбоинах.
On each side were dirty broken-down adobe fronts.	По обеим сторонам тянулись замызганные, полуразвалившиеся глинобитные дома.
Burros walked in the street with packs.	По улице плелись навьюченные поклажей ослики.
Barefoot women watched us from dark doorways.	Из темных провалов дверей за нами наблюдали босоногие женщины.
The street was completely crowded with people on foot beginning a new day in the Mexican countryside.	Улица была запружена людьми, которые шли начинать новый день мексиканской провинции.
Old men with handlebar mustaches stared at us.	На нас пристально смотрели старики с длинными, подкрученными вверх усами.
The sight of three bearded, bedraggled American youths instead of the usual well-dressed tourists was of unusual interest to them.	Появление троих обросших бородами, чумазых молодых американцев вместо привычных элегантных туристов страшно их заинтересовало.
We bounced along over Main Street at ten miles an hour, taking everything in.	Подпрыгивая на ухабах, мы ползли по главной улице со скоростью десять миль в час, стараясь ничего не упустить.
A group of girls walked directly in front of us.	Прямо перед нами шли девушки.
As we bounced by, one of them said,	Когда мы поравнялись, одна из них спросила:
"Where you going, man?"	- Эй, куда это вы?
I turned to Dean, amazed.	Пораженный, я повернулся к Дину:
"Did you hear what she said?"	- Слыхал, что она сказала?
Dean was so astounded he kept on driving slowly and saying,	Дин так обалдел, что даже не остановился. Он только приговаривал, продолжая медленно ехать вперед:
"Yes, I heard what she said, I certainly damn well did, oh me, oh my, I don't know what to do I'm so excited and sweetened in this morning world.	- Да, слыхал. Еще как слыхал, черт меня подери! Подумать только! Прямо не знаю, что и делать, -так меня пьянит и освежает этот утренний мир!
We've finally got to heaven.	Наконец-то мы попали в рай.
It-couldn't be cooler, it couldn't be grander, it couldn't be anything."	Ведь нигде больше нет такой прохлады, такого благолепия, нигде больше нет ничего подобного!

"Well, let's go back and pick em up!" I said.	-Так давай вернемся за ними! - предложил я.
"Yes," said Dean and drove right on at five miles an hour.	- Да, - отозвался Дин, продолжая движение вперед со скоростью пять миль в час.
He was knocked out, he didn't have to do the usual things he-would have done in America.	Он был совершенно сбит с толку. Ведь здесь ему ни к чему было делать то, что он привык делать в Америке.
"There's millions of them all along the road!" he said.	- Да таких у нас впереди сколько угодно! - сказал он.
Nevertheless he U-turned and came by the girls again.	И все-таки он развернулся и снова подъехал к девушкам.
They were headed for work in the fields;, they smiled at us.	Они шли в поле работать, они улыбались нам.
Dean stared at them with rocky eyes.	Дин воззрился на них немигающими глазами.
"Damn," he said under his breath.	- Черт возьми, - еле слышно шептал он.
"Oh! This is too great to be true.	- Просто невероятно, до чего хорошо!
Gurls, gurls.	Девочки, девочки.
And particularly right now in my stage and condition, Sal, I am digging the interiors of these homes as we pass them - these gone doorways and you look inside and see beds of straw and little brown kids sleeping and stirring to wake, their thoughts congealing from the empty mind of sleep, their selves rising, and the mothers cooking up breakfast in iron pots, and dig them shutters they have for windows and the old men, the old men are so cool and grand and not bothered by anything.	Особенно сейчас, Сал, когда я дошел до такого состояния, что могу заглядывать в дома, мимо которых мы едем, и смотреть, смотреть... Дверей-то нет - смотри не хочу. А там, внутри, соломенные тюфяки, на них спят смуглые детишки, и кое-кто уже начинает потягиваться, и тогда в опустошенную сном голову возвращаются мысли, там вновь просыпается человек, а матери уже готовят им в чугунках завтрак. А какие у них на окнах ставни! А старики! Старики так невозмутимы, так величественны, их ничем не проймешь.
There's no suspicion here, nothing like that.	Здешним людям чужда подозрительность, да и откуда ей взяться!
Everybody's cool, everybody looks at you with such straight brown eyes and they don't say anything, just look, and in that look all of the human qualities are soft and subdued and still there.	Здесь все бесстрастны, все смотрят на тебя честными карими глазами и молчат, просто смотрят, во взгляде этом есть все, что свойственно человеку, - хоть и еле уловимое, глубоко запрятанное, но есть.
Dig all the foolish stories you read about Mexico and the sleeping gringo and all that crap) - and crap about greasers and so on - and all it is, people here are straight and kind and don't put down any bull.	Только вспомни, какие идиотские рассказы про Мексику нам доводилось читать: сплошные одураченные гринго и прочая дребедень... Какой только чепухи не рассказывают про этих "чумазых"... А на самом-то деле люди здесь честные и добрые, они и мухи не обидят.
I'm so amazed by this."	Это же поразительно!
Schooled in the raw road night, Dean was come into the world to see it.	Дитя ночных проезжих дорог, Дин пожаловал наконец в реальный мир.
He bent over the wheel and looked both ways and rolled along slowly.	Он ссутулился за рулем, смотрел по сторонам и не спеша катил вперед.

We stopped for gas the other side of Sabinas Hidalgo.	Выезжая из Сабинас-Идальго, мы остановились заправиться.
Here a congregation of local straw-hatted ranchers with handlebar mustaches growled and joked in front of antique gas-pumps.	Тамошние скотоводы в соломенных шляпах и с закрученными усами устроили возле допотопных колонок настоящую сходку. Они ворчливо поддразнивали друг друга.
Across the fields an old man plodded with a burro in front of his switch stick.	Далеко в поле с трудом брел куда-то старик, хлыстом подгоняя ослика.
The sun rose pure on pure and ancient activities of human life.	Поднявшееся солнце чистым светом озаряло чистые, вековечные людские дела.
Now we resumed the road to Monterrey.	Мы продолжали путь к Монтеррею.
The great mountains rose snow-capped before us; we bowled right for them.	Впереди громоздились высокие горы со снежными вершинами. Мы летели прямо на них.
A gap widened and wound up a pass and we went with it.	Горный проход расширился и запетлял вверх по ущелью, увлекая за собой и нас.
In a matter of minutes we were out of the mesquite desert and climbing among cool airs in a road with a stone wall along the precipice side and great whitewashed names of presidents on the cliff sides -ALEMAN!	Буквально за считаные минуты мы оставили позади мескитовую пустыню и теперь, обдуваемые прохладным ветерком, поднимались вверх по дороге, отгороженной от пропасти каменной стеной. По другую сторону, на отвесных скалах, были крупно выведены известкой имена президентов - АЛЕМАН!
We met nobody on this high road.	На этой горной дороге мы не встретили ни души.
It wound among the clouds and took us to the great plateau on top.	Попетляв среди облаков, дорога привела нас к громадному плато на вершине.
Across this plateau the big manufacturing town of Monterrey sent smoke to the blue skies with their enormous Gulf clouds written across the bowl of day like fleece.	На другом краю плато большой промышленный город Монтеррей выпускал клубы дыма в голубые небеса, где облака залива расписывали купол дня стадами чудовищных барашков.
Entering Monterrey was like entering Detroit, among great long walls of factories, except for the burros that sunned in the grass before them and the sight of thick city adobe neighborhoods with thousands of shifty hipsters hanging around doorways and whores looking out of windows and strange shops that might have sold anything and narrow sidewalks crowded with Hongkong-like humanity.	Въезд в Монтеррей меж бесконечных высоких заводских стен не отличался бы от въезда в Детройт, если бы не ослики, греющиеся под этими стенами на солнышке, лежа в траве; если бы не тесно понастроенные глинобитные дома, у дверей которых околачивались пронырливые хипстеры, а из окон выглядывали шлюхи; если бы не диковинные лавчонки, в которых наверняка можно было купить все, что угодно; если бы не узкие тротуарчики, запруженные толпой, не менее шумной, чем та, что забивает тротуары гонконгские.
"Yow!" yelled Dean.	- Аа-ууу! - взвыл Дин.
"And all in that sun.	- И к тому же еще солнце!
Have you dug this Mexican sun, Sal?	Ты хоть просек, Сал, какое в Мексике солнце?
It makes you high.	От него просто чумеешь.
Whoo!	У-уухх!

I want to get on and on - this road drives me!!"	Хочется ехать и ехать - дорога сама везет!
We mentioned stopping in the excitements of Monterrey, but Dean wanted to make extra-special time to get to Mexico City, and besides he knew the road would get more interesting, especially ahead, always ahead.	Мы заикнулись было о том, что неплохо бы остановиться и вкусить монтеррейских прелестей, однако Дин спешил как можно скорее добраться до Мехико, а к тому же считал, что дальше дорога станет еще интереснее, поэтому главное - вперед, только вперед.
He drove like a fiend and never rested.	Он вел машину как одержимый, ни минуты не отдохнув.
Stan and I were completely bushed and gave it up and had to sleep.	Мы со Стэном совершенно раскисли и уступили ему - нам необходимо было вздремнуть.
I looked up outside Monterrey and saw enormous weird twin peaks beyond Old Monterrey, beyond where the outlaws went.	За пределами Монтеррея я огляделся и увидел причудливые очертания двух громадных остроконечных вершин, похожих друг на друга, как близнецы, - вдали от старого Монтеррея, там, куда не добирались беглые разбойники.
Montemorelos was ahead, a descent again to hotter altitudes.	Впереди был Монтеморелос, где не так высоко, но нестерпимо жарко.
It grew exceedingly hot and strange.	А по мере того как усиливалась жара, вокруг прибавлялось чудес.
Dean absolutely had to wake me up to see this.	Дину во что бы то ни стало понадобилось разбудить меня и все показать.
"Look, Sal, you must not miss."	- Смотри, Сал, такое упускать нельзя!
I looked.	Я смотрел.
We were going through swamps and alongside the road at ragged intervals strange Mexicans in tattered rags walked along with machetes hanging from their rope belts, and some of them cut at the bushes.	Кругом были болота, а на обочине время от времени попадались странного вида мексиканцы в жалких лохмотьях. Одни шли по дороге с подвешенными к веревочным поясам мачете, другие рубили этими ножами кусты.
They all stopped to watch us without expression.	Завидев нас, все они замирали и бесстрастным взором провожали машину.
Through the tangled bush we occasionally saw thatched huts with African-like bamboo walls, just stick huts.	Иногда сквозь сплетение кустов нам удавалось разглядеть крытые соломой хижины с бамбуковыми стенами - самые настоящие африканские шалаши.
Strange young girls, dark as the moon, stared from mysterious verdant doorways.	Из таинственных, обвитых зеленью входов выглядывали чудесные девушки, загадочные, как луна.
"Oh, man, I want to stop and twiddle thumbs with the little darlings," cried Dean, "but notice the old lady or the old man is always somewhere around - in the back usually, sometimes a hundred yards, gathering twigs and wood or tending animals. They're never alone.	- Эх, старина, хотел бы я остановиться и слегка расслабиться с этими милашками! - вскричал Дин. - Но гляди, поблизости все время крутятся ихние старики и старухи... И хоть держатся они обычно на заднем плане, а то и ярдах в ста -собирают сучья и ветки или присматривают за скотиной, - девушки никогда не остаются одни.
Nobody's ever alone in this country.	В этой стране никто не бывает один.

While you've been sleeping I've been digging this road and this country, and if I could only tell you all the thoughts I've had, man!"	Пока ты спал, я врубался в эту дорогу и в эту страну. Если бы я только мог рассказать, о чем я передумал, старина!
He was sweating.	- Он обливался потом.
His eyes were red-streaked and mad and also subdued and tender - he had found people like himself.	В его безумных воспаленных глазах светилась затаенная нежность. Наконец-то он нашел подобных себе людей!
We bowled right through the endless swamp country at a steady forty-five.	Мы катили по бескрайней болотистой местности с неизменной скоростью сорок пять миль в час.
"Sal, I think the country won't change for a long time.	- Сал, по-моему, эти болота надолго.
If you'll drive, I'll sleep now."	Если ты поведешь машину, я посплю.
I took the wheel and drove among reveries of my own, through Linares, through hot, flat swamp country, across the steaming Rio Soto la Marina near Hidalgo, and on.	Я сел за руль и, погрузившись в раздумья о своем, поехал через Линарес, через разогретую плоскую болотистую равнину, через дымящуюся Рио-Сото-ла-Марина близ Идальго и дальше, дальше.
A great verdant jungle valley with long fields of green crops opened before me.	Моему взору открылась огромная долина с зелеными джунглями, разрезанными на полосы засеянных кормовыми культурами полей.
Groups of men watched us pass from a narrow old-fashioned bridge.	Стоя на стареньком узком мосту, на нас глазели сбившиеся в группки мужчины.
The hot river flowed.	Под мостом струилась нагретая река.
Then we rose in altitude till a kind of desert country began reappearing.	Потом начался подъем, и вскоре на нас вновь надвинулась пустыня.
The city of Gregoria was ahead.	Впереди был город Грегория.
The boys were sleeping, and 1 was alone in my eternity at the wheel, and the road ran straight as an arrow.	Стэн с Дином спали, я был один за рулем посреди своей вечности, а дорога убегала вперед, прямая как стрела.
Not like driving across Carolina, or Texas, or Arizona, or Illinois; but like driving across the world and into the places where we would finally learn ourselves among the Fellahin Indians of the world, the essential strain of the basic primitive, wailing humanity that stretches in a belt around the equatorial belly of the world from Malaya (the long fingernail of China) to India the great subcontinent to Arabia to Morocco to the selfsame deserts and jungles of Mexico and over the waves to Polynesia to mystic Siam of the Yellow Robe and on around, on around, so that you hear the same mournful wail by the rotted walls of Cadiz, Spain, that you hear 12,000 miles around in the depths of Benares the Capital of the World.	Разве так едут через Каролину или Техас, через Аризону или Иллинойс! Так ехать можно только через весь мир, в те места, где мы наконец познаем самих себя, оказавшись среди всемирных индейцев-феллахов - племени, составляющего изначальную сущность умытого слезами первобытного человечества, которое расселилось вдоль пояса, охватившего экваториальное брюхо земли от Малайи (длинного ногтя на пальце Китая) через громадный индийский субконтинент, Аравию и Марокко, до тех же самых пустынь и джунглей Мексики, а потом через морские волны и Полинезию - до мистического, укутанного в желтую мантию Сиама и все дальше вокруг, вокруг - вот почему одни и те же скорбные стенания слышатся и у полуразрушенных стен Кадиса в Испании, и за двенадцать тысяч миль оттуда, в самом сердце Бенареса, Столицы Мира. Какие сомнения!

These people were unmistakably Indians and were not at all like the Pedros and Panchos of silly civilized American lore - they had high cheekbones, and slanted f eyes, and soft ways; they were not fools, they were not clowns; they were great, grave Indians and they were the source of mankind and the fathers of it.	Эти люди были подлинными индейцами, ничуть не напоминающими тех Педро и Панчо, какими их представляют себе псевдоученые цивилизованные американцы: у них были широкие скулы, раскосые глаза и доброе сердце; они не были глупцами, они не были шутами; они были благородными и печальными индейцами, они были предтечей человечества, его отцами.
The waves are Chinese, but the earth is an Indian thing.	Пусть волны морские принадлежат китайцам, земля - владение индейцев.
As essential as rocks in the desert are they in the desert of "history."	Так же как скал не отнять у пустыни, не отнять индейцев у пустыни, именуемой "историей".
And they knew this when we passed, ostensibly self-important moneybag Americans on a lark in their land; they knew who was the father and who was the son of antique life on earth, and made no comment.	И они знали это, когда провожали взглядом нас -вроде бы самодовольных, набитых деньгами американцев, собравшихся поразвлечься в их стране. Они знали, кто родоначальник, а кто -преемник извечной жизни на земле, знали и помалкивали.
For when destruction comes to the world of "history" and the Apocalypse of the Fellahin returns once more as so many times before, people will still stare with the same eyes from the caves of Mexico as well as from the caves of Bali, where it all began and where Adam was suckled and taught to know.	Потому что, когда мир "истории" придет к своей гибели и снова - уже в который раз! - настанут времена, предсказанные в Апокалипсисе феллахов, люди будут теми же глазами смотреть на мир из пещер Мексики, как и из пещер Бали, где было положено начало всех начал, где был вскормлен и получил урок познания Адам.
These were my growing thoughts as I drove the car into the hot, sunbaked town of Gregoria.	Таким был ход моих мыслей, когда я въезжал в пышущий жаром, пропеченный солнцем город Грегория.
Earlier, back at San Antonio, I had promised Dean, as a joke, that I would get him a girl.	Еще в Сан-Антонио я в шутку пообещал Дину, что раздобуду ему девушку.
It was a bet and a challenge.	Это было нечто среднее между вызовом и пари.
As I pulled up the car at the gas station near sunny Gregoria a kid came across the road on tattered feet, carrying an enormous windshield-shade, and wanted to know if I'd buy.	Когда вблизи солнечной Грегории я остановил машину у бензоколонки, с противоположной стороны дороги ко мне направился босоногий паренек с громадным солнцезащитным экраном для ветрового стекла. Подойдя, он спросил, не желаю ли я этот экран купить.
"You like?	- Хотеть?
Sixty peso.	Шестьдесят песо.
Habla Espanol?	Habla Espanol?
Sesenta peso.	Sesenta peso.
My name Victor."	Меня звать Виктор.
"Nah," I said jokingly, "buy senorita."	- Нет, - ответил я и беспечно добавил: - Куплю сеньориту.
"Sure, sure!" he cried excitedly.	- Конечно! Факт! - возбужденно вскричал Виктор.
"I get you gurls, onny-time.	- Я добывать вам девочки, только через время.

Too hot now," he added with distaste. "No good gurls when hot day.	Еще слишком жарко, - поморщившись, добавил он.
Wait tonight.	- Ждать вечер.
You like shade?"	Хотеть экран?
I didn't want the shade but I wanted the girls.	Экран мне был не нужен, но от девушек я бы не отказался.
I woke up Dean.	Я разбудил Дина.
"Hey, man, I told you in Texas I'd get you a girl - all right, stretch your bones and wake up, boy; we've got girls waiting for us."	- Эй, старина, говорил я в Техасе, что будет тебе девушка? Так вот, просыпайся и разомни свои старые кости. Девушки уже ждут.
"What? what?" he cried, leaping up, haggard.	- Что? Что? - Дин вскочил как ошпаренный, хоть и с изможденным видом.
"Where? where?"	- Где? Где?
"This boy Victor's going to show us where."	-Вот Виктор нам покажет.
"Well, lessgo, lessgo!"	-Так поехали же! Вперед!
Dean leaped out of the car and clasped Victor's hand.	Выскочив из машины, Дин пожал Виктору руку.
There was a group of other boys hanging around the station and grinning, half of them barefoot, all wearing floppy straw hats.	У бензоколонки околачивалась компания сияющих улыбками парней. Все они были в соломенных шляпах с обвисшими полями, а половина - босиком.
"Man," said Dean to me, "ain't this a nice way to spend an afternoon.	- Старина, - обратился Дин ко мне, - скажи, славный способ провести денек?
It's so much cooler than Denver poolhalls.	Куда спокойнее, чем играть в Денвере на тотализаторе!
Victor, you got gurls?	Виктор, у тебя есть девочки?
Where?	Где?
A donde?" he cried in Spanish.	A donde? - громко повторил он по-испански.
"Dig that, Sal, I'm speaking Spanish."	- Врубись-ка, Сал, я говорю по-испански!
"Ask him if we can get any tea.	- Спроси его, нельзя ли здесь раздобыть немного травки?
Hey kid, you got ma-ree-wa-na?"	Эй, малыш, есть у тебя ма-рии-уа-на?
The kid nodded gravely.	Малыш с серьезным видом кивнул:
"Sho, onnytime, mon.	- Факт, только через время, друг.
Come with me."	Идти со мной.
"Hee!	- Ииии!
Wheel Hoo!" yelled Dean.	Ура! Ого-го! - завопил Дин.
He was wide awake and jumping up and down in that drowsy Mexican street.	Сна у него не было уже ни в одном глазу, он подпрыгивал от нетерпения на этой сонной мексиканской улице.
"Let's all go!"	- Все, поехали!

I was passing Lucky Strikes to the other boys.	Я угощал собравшихся парней сигаретами "Лаки Страйк".
They were getting great pleasure out of us and especially Dean.	Мы доставляли им несказанное удовольствие, особенно Дин.
They turned to one another with cupped hands and rattled off comments about the mad American cat.	Размахивая друг перед другом сложенными чашей ладонями, они без умолку тараторили, то и дело упоминая этого тронутого американца.
"Dig them, Sal, talking about us and digging.	- Подумать только, Сал, они же говорят о нас, они все секут!
Oh my goodness, what a world!"	Боже мой, что за мир!
Victor got in the car with us, and we lurched off.	Виктор сел к нам в машину, и мы, кренясь на сторону, отползли от бензоколонки.
Stan Shephard had been sleeping soundly and woke up to this madness.	От этой суматохи проснулся доселе безмятежно спавший Стэн Шефард.
We drove way out to the desert the other side of town and turned on a rutty dirt road that made the car bounce as never before.	Доехав до самой пустыни на другом конце города, мы свернули на изрытую колеями грунтовую дорогу, где машина принялась подпрыгивать пуще прежнего.
Up ahead was Victor's house.	Впереди показался дом Виктора.
It sat on the edge of cactus flats overtopped by a few trees, just an adobe cracker-box, with a few men lounging around in the yard.	Он стоял на краю поросшей кактусами низины, в тени немногочисленных деревьев - ни дать ни взять глинобитная коробка из-под печенья. Во дворе слонялись без дела несколько человек.
"Who that?" cried Dean, all excited.	- Кто это? - вскричал охваченный волнением Дин.
"Those my brothers.	- Мои братья.
My mother there too.	Мать тоже там.
My sistair too.	И сестра.
That my family.	Моя семья.
I married, I live downtown."	Я женат, живу в центре.
"What about your mother?"	- А как же мать?
Dean flinched.	- Дин даже вздрогнул.
"What she say about marijuana."	- Что она скажет насчет марихуаны?
"Oh, she get it for me."	- О, она мне ее добывать.
And as we waited in the car Victor got out and loped over to the house and said a few words to an old lady, who promptly turned and went to the garden in back and began gathering dry fronds of marijuana that had been pulled off the plants and left to dry in the desert sun.	Мы остались в машине, а Виктор вылез и вприпрыжку помчался к дому. Там он сказал несколько слов старухе, и та проворно повернулась, удалилась в садик и принялась собирать сухие ветки и листья марихуаны, которые уже были сорваны с кустов и брошены сушиться на солнце пустыни.
Meanwhile Victor's brothers grinned from under a tree.	Братья Виктора тем временем, улыбаясь, сидели под деревом.

They were coming over to meet us but it would take a while for them to get up and walk over.	Они хотели подойти и познакомиться с нами и искали в себе силы подняться и дотопать до машины.
Victor came back, grinning sweetly.	Виктор вернулся с обворожительной улыбкой на лице.
"Man," said Dean, "that Victor is the sweetest, gonest, fran-ticest little bangtail cat I've ever in all my life met.	- Старина, - сказал Дин, - этот Виктор -милейший, бесподобнейший и самый безумный дикарь из всех, что мне попадались в жизни.
Just look at him, look at his cool slow walk.	Ты только погляди на него, погляди, как он идет спокойно, не спеша.
There's no need to hurry around here."	В здешних краях ведь некуда торопиться.
A steady, insistent desert breeze blew into the car.	В машину задувал ровный, назойливый ветер пустыни.
It was very hot.	Было очень жарко.
"You see how hot?" said Victor, sitting down with Dean in the front seat and pointing up at the burning roof of the Ford.	- Видеть, как жарко? - спросил Виктор, усаживаясь на переднее сиденье рядом с Дином и показывая пальцем на раскалившуюся крышу "форда".
"You have ma-ree-gwana and it no hot no more.	- Вы курить ма-рии-гуана, и больше не жарко.
You wait."	Вы подождать.
"Yes," said Dean, adjusting his dark glasses, "I wait.	- Да, - сказал Дин, поправляя темные очки, - я подождать.
For sure, Victor m'boy."	Непременно, Виктор, дружище.
Presently Victor's tall brother came ambling along with some weed piled on a page of newspaper.	Немного погодя к нам семенящей походкой приблизился высокий братец Виктора с кучкой травы на газетном листе.
He dumped it on Victor's lap and leaned casually on the door of the car to nod and smile at us and say,	Вывалив кучку Виктору на колени, он небрежно оперся о дверцу машины, кивнул, улыбнулся и произнес:
"Hallo."	"Привет!"
Dean nodded and smiled pleasantly at him.	В ответ Дин тоже кивнул и любезно улыбнулся.
Nobody talked; it was fine.	Никто ничего не говорил, и это было просто чудесно.
Victor proceeded to roll the biggest bomber anybody ever saw.	Виктор приступил к изготовлению самокрутки невиданных размеров.
He rolled (using brown bag paper) what amounted to a tremendous Corona cigar of tea.	В конце концов он скрутил (из простой оберточной бумаги) нечто напоминающее сигару "Корона", только с травкой.
It was huge.	Просто гигантскую.
Dean stared at it, popeyed.	Дин в изумлении таращил на нее глаза.
Victor casually lit it and passed it around.	Небрежно прикурив, Виктор пустил самокрутку по кругу.

To drag on this thing was like leaning over a chimney and inhaling.	Затягиваться этой штуковиной было все равно что глубоко дышать, сунув голову в дымоход.
It blew into your throat in one great blast of heat.	При этом в глотке проносился сильнейший порыв обжигающего ветра.
We held our breaths and all let out just about simultaneously.	Мы задержали дыхание и почти одновременно выпустили дым.
Instantly we were all high.	Одурели все мгновенно.
The sweat froze on our foreheads and it was suddenly like the beach at Acapulco.	Пот на лбу застыл, и мы вдруг оказались на взморье в Акапулько.
I looked out the back window of the car, and another and the strangest of Victor's brothers - a tall Peruvian of an Indian with a sash over his shoulder - leaned grinning on a post, too bashful to come up and shake hands.	Я посмотрел в заднее окошко машины. Еще один, самый чудной из братьев Виктора - высокий индеец перуанского типа с лентой, переброшенной для украшения через плечо, -стоял, прислонясь к столбу и улыбался, не решаясь подойти и пожать нам руки.
It seemed the car was surrounded by brothers, for another one appeared on Dean's side.	Казалось, машину обступили сплошные братья: с Диновой стороны возник еще один.
Then the strangest thing happened.	А потом произошло нечто еще более странное.
Everybody became so high that usual formalities were dispensed with and the things of immediate interest were concentrated on, and now it was the strangeness of Americans and Mexicans blasting together on the desert and, more than that, the strangeness of seeing in close proximity the faces and pores of skins and calluses of fingers and general abashed cheekbones of another world.	Все окосели настолько, что обычные условности были начисто отброшены и мысли наши сосредоточились на самом главном, а главным тогда было то, какими диковинными кажутся друг другу американцы и мексиканцы, которых судьба сводит в пустыне. Мало того - диковинной казалась сама возможность видеть в такой непосредственной близости лица, пористую кожу, мозолистые пальцы и сводимые смущением скулы, принадлежащие совсем другому миру.
So the Indian brothers began talking about us in low voices and commenting; you saw them look, and size, and compare mutualities of impression, or correct and modify,	Вот братья-индейцы и принялись вполголоса разбирать нас по косточкам. Мы видели, как они нас оценивающе разглядывают, как сравнивают полученные впечатления, как обсуждают наши недостатки, пытаясь одновременно их оправдать:
"Yeh, yeh", while Dean and Stan and I commented on them in English.	"Да, да". А мы с Дином и Стэном в это время по-английски перемывали косточки им.
"Will you d-i-g that weird brother in the back that hasn't moved from that post and hasn't by one cut hair diminished the intensity of the glad funny bashfulness of his smile?	- Нет, вы только полюбуйтесь на того нелюдимого братца, что остался сзади! Он ведь ни на шаг не отошел от своего столба, а с лица у него так и не сходит эта радостная и до смешного застенчивая улыбка!
And the one to my left here, older, more sure of himself but sad. like hung-up, like a bum even maybe, in town, while Victor is respectably married - he's like a gawddam Egyptian king, that you see.	А тот, что здесь, слева от меня, он постарше, поуверенней в себе, но ему грустно, точно он сбит с панталыку, точно он - очутившийся в городе бродяга. А вот Виктор - тот благородный женатик... Сами видите: ни дать ни взять царь египетский.
These guys are real cats.	Да, ребятишки что надо!
Ain't never seen anything like it.	Таких мне еще видеть не доводилось.

And they're talking and wondering about us, like see?	Смотрите, как азартно они о нас спорят.
Just like we are but with a difference of their own, their interest probably resolving around how we're dressed - same as ours, really - but the strangeness of the things we have in the car and the strange ways that we laugh so different from them, and maybe even the way we smell compared to them.	Точно так же, как и мы о них, однако разница все-таки есть. Им, наверно, любопытно разобраться в том, как мы одеты, - впрочем, как и нам, - но вдобавок их интересует, что за диковинки мы храним в машине, почему так по-чудному смеемся - совсем не так, как они, а может, даже и то, как мы по сравнению с ними пахнем.
Nevertheless I'd give my eye-teeth to know what they're saying about us."	Как бы то ни было, я бы все на свете отдал, только бы узнать, что они о нас говорят.
And Dean tried. "Hey Victor, man - what you brother say just then?"	- И Дин попытался: - Эй, Виктор, что сейчас сказал твой брат, старина?
Victor turned mournful high brown eyes on Dean.	Виктор устремил на Дина печальный взгляд своих осовелых карих глаз:
"Yeah, yeah."	- Да, да.
"No, you didn't understand my question.	- Нет, ты не понял вопроса.
What you boys talking about?"	О чем вы говорите, ребята?
"Oh," said Victor with great perturbation, "you no like this mar-gwana?"	- О, - в крайнем смятении отозвался Виктор, - ты не нравится этот маргуана?
"Oh, yeah, yes fine!	- Да нет, все чудесно!
What you talk about?"	О чем вы говорите?
"Talk?	- Говорить?
Yes, we talk.	Да, мы говорить.
How you like Mexico?"	Вам нравится Мексика?
It was hard to come around without a common language.	Трудно было столковаться, не найдя общего языка.
And everybody grew quiet and cool and high again and just enjoyed the breeze from the desert and mused separate national and racial and personal high-eternity thoughts.	И все снова притихли, успокоились и принялись балдеть, попросту наслаждаясь веющим из пустыни ветерком. Каждый погрузился в вековечные раздумья, свойственные его национальности, расе и индивидуальности.
It was time for the girls.	Настал черед девушек.
The brothers eased back to their station under the tree, the mother watched from her sunny doorway, and we slowly bounced back to town.	Братья не спеша ретировались на свое место под деревом, мать наблюдала за происходящим, стоя у освещенного солнцем входа в дом, а мы, подпрыгивая на ухабах, медленно направились обратно в город.

But now the bouncing was no longer unpleasant; it was the most pleasant and graceful billowy trip in the world, as over a blue sea, and Dean's face was suffused with an unnatural glow that was like gold as he told us to understand the springs of the car now for the first time and dig the ride.	Однако подпрыгивание это не причиняло нам больше никакого беспокойства. Напротив, трудно было вообразить себе более приятное и изысканное путешествие: изрытая дорога представлялась нам волнами синего моря. Неестественный, отливающий золотом румянец покрывал лицо Дина, когда он растолковывал нам, что пора наконец понять, как здорово работают рессоры, и именно такой ездой и надо наслаждаться.
Up and down we bounced, and even Victor understood and laughed.	Вот так мы скакали и скакали, и даже Виктор понял и рассмеялся.
Then he pointed left to show which way to go for the girls, and Dean, looking left with indescribable delight and leaning that way, pulled the wheel around and rolled us smoothly and surely to the goal, meanwhile listening to Victor's attempt to speak and saying grandly and magniloquently	Потом он показал налево, на дорогу, по которой надо ехать к девушкам, и Дин, посмотрев туда с неописуемым восторгом, наклонился влево, резко крутанул руль и плавно, уверенно помчал нас к цели, внимая тем временем попыткам Виктора заговорить и церемонно и высокопарно произнося:
"Yes, of course!	- Да, конечно!
There's not a doubt in my mind!	У меня нет ни малейшего сомнения!
Decidedly, man!	Безусловно, старина!
Oh, indeed!	О, в самом деле!
Why, pish, posh, you say the dearest things to me!	Ну и ну! Красота! Это же моя заветная мечта!
Of course!	Разумеется!
Yes!	Да!
Please go on!"	Продолжай, прошу тебя!
To this Victor talked gravely and with magnificent Spanish eloquence.	Виктор говорил серьезно, с неподражаемым испанским красноречием.
For a mad moment I thought Dean was understanding everything he said by sheer wild insight and sudden revelatory genius inconceivably inspired by his glowing happiness.	В один безумный миг мне показалось, что Дин понимает каждое его слово и причиной тому лишь необузданная интуиция да внезапное гениальное наитие, непостижимым образом ниспосланное ему собственным страстным ликованием.
In that moment, too, he looked so exactly like Franklin Delano Roosevelt - some delusion in my flaming eyes and floating brain - that I drew up in my seat and gasped with amazement.	И еще в тот самый миг он был так похож на Франклина Делано Рузвельта - некий обман моего горячечного зрения, бред воспаленного мозга, -что я привстал на сиденье с открытым от изумления ртом.
In myriad pricklings of heavenly radiation I had to struggle to see Dean's figure, and he looked like God.	Сквозь мириады игл неземного сияния тщился яразглядеть облик Дина, а Дин был похож на Бога.
I was so high I had to lean my head back on the seat; the bouncing of the car sent shivers of ecstasy through me.	Я был так одурманен травкой, что пришлось откинуть голову на спинку сиденья. От постоянных подпрыгиваний машины по моему телу пробегала дрожь исступленного восторга.

The mere thought of looking out the window at Mexico - which was now something else in my mind - was like recoiling from some gloriously riddled glittering treasure-box that you're afraid to look at because of your eyes, they bend inward, the riches and the treasures are too much to take all at once.	Я гнал от себя самую мысль о том, чтобы выглянуть в окошко и посмотреть на Мексику, - а мысль эта тоже прочно засела у меня в голове, - с тем содроганием, с каким в страхе перед слепотой отводят глаза от манящего своей таинственностью, набитого сокровищами сундука. Но глаз отвести невозможно, монет и драгоценностей столько, что сразу и не унести.
I gulped.	У меня перехватило дыхание.
I saw streams of gold pouring through the sky and right across the tattered roof of the poor old car, right across my eyeballs and indeed right inside them; it was everywhere.	Я увидел золотые струи, льющиеся с небес прямо на ветхую крышу нашей многострадальной старой машины, они лились у меня перед глазами и проникали даже в глубь моих глаз. Золото было всюду.
I looked out the window at the hot, sunny streets and saw a woman in a doorway and I thought she was listening to every word we said and nodding to herself - routine paranoiac visions due to tea.	Я выглянул в окошко на нагретые, залитые солнцем улицы, увидел в дверях дома женщину, и мне почудилось, что она прислушивается к каждому нашему слову, кивая при этом сама себе, - обычные параноидные галлюцинации, вызванные травой.
But the stream of gold continued.	А золотой поток все не иссякал.
For a long time I lost consciousness in my lower mind of what we were doing and only came around sometime later when I looked up from fire and silence like waking from sleep to the world, or waking from void to a dream, and they told me we were parked outside Victor's house and he was already at the door of the car with his little baby son in his arms, showing him to us.	Долгое время не сознавал я своим помутненным рассудком того, что мы делаем, и пришел в себя лишь тогда, когда выбрался из пламени и забвения, словно пробудившись ото сна и попав в реальный мир, а может, и в сновидение - из пустоты. И тогда мне сказали, что мы подъехали к дому Виктора, а сам он уже стоит у дверцы машины с маленьким сынишкой на руках и показывает его нам:
"You see my baby?	- Видеть моего малютку?
Hees name Perez, he six month age."	Его звать Перес, он шесть месяцев возраста.
"Why," said Dean, his face still transfigured into a shower of supreme pleasure and even bliss, "he is the prettiest child I have ever seen.	- Ба! - сказал Дин. Его преобразившееся лицо все еще лучилось несказанным удовольствием, если не блаженством. - Да такого прелестного карапуза я в жизни не видел.
Look at those eyes.	Только посмотрите на эти глаза!
Now, Sal and Stan," he said, turning to us with a serious and tender air, "I want you par-ti-cu-lar-ly to see the eyes of this little Mexican boy who is the son of our wonderful friend Victor, and notice how he will come to manhood with his own particular soul bespeaking itself through the windows which are his eyes, and such lovely eyes surely do prophesy and indicate the loveliest of souls."	Нет, Сал и Стэн, - прибавил он, с серьезным, умильным видом повернувшись к нам, - я хочу, чтобы и-мен-но вы увидели глаза этого маленького мексиканца, сына нашего замечательного друга Виктора, и поняли, каким он станет в зрелом возрасте. Ведь его неповторимую душу можно увидеть, лишь заглянув в окна, коими и являются его глаза, а такие восхитительные глаза несомненно предвещают в будущем прекраснейшую душу.
It was a beautiful speech.	Чудесная была речь.
And it was a beautiful baby.	И чудесный ребенок.

Victor mournfully looked down at his angel.	Виктор печально смотрел на своего ангелочка.
We all wished we had a little son like that.	Каждый из нас жалел о том, что у него нет такого сынишки.
So great was our intensity over the child's soul that he sensed something and began a grimace which led to bitter tears and some unknown sorrow that we had no means to soothe because it reached too far back into innumerable mysteries and time.	И столь велика оказалась сила нашего воздействия на душу ребенка, что он что-то почувствовал и на личике его появилась гримаса, а затем и горькие слезы, выражавшие некую неведомую скорбь, унять которую мы не могли, потому что корни ее были окутаны бесчисленными тайнами слишком далекого прошлого.
We tried everything; Victor smothered him in his neck and rocked, Dean cooed, I reached over and stroked the baby's little arms.	Чего только мы не перепробовали! Виктор пытался его укачивать и едва не задушил поцелуями, Дин что-то нежно ворковал, я гладил малышу ручонки.
His bawls grew louder.	А он рыдал пуще прежнего.
"Ah," said Dean, "I'm awfully sorry, Victor, that we've made him sad."	- Ах, - сказал Дин, - мне очень жаль, Виктор, что из-за нас ему стало грустно.
"He is not sad, baby cry."	- Ему не грустно, ребенок плакать.
In the doorway in back of Victor, too bashful to come out, was his little barefoot wife, with anxious tenderness waiting for the babe to be put back in her arms so brown and soft.	В дверях за спиной Виктора стояла, не решаясь выйти, его маленькая босоногая жена. С беспокойной нежностью во взоре она дожидалась момента, когда младенец вернется ей на руки, такие смуглые и ласковые.
Victor, having shown us his child, climbed back into the car and proudly pointed to the right.	Продемонстрировав нам сына, Виктор снова влез в автомобиль и горделивым жестом указал направо.
"Yes," said Dean, and swung the car over and directed it through narrow Algerian streets with faces on all sides watching us with gentle wonder.	- Да, - сказал Дин и, повернув машину, направил ее по узким, как в Алжире, улочкам, и всюду нас провожали кроткие и одновременно любопытные взгляды.
We came to the whorehouse.	Мы подъехали к публичному дому.
It was a magnificent establishment of stucco in the golden sun.	Это было шикарное заведение, украшенное лепниной и залитое золотистыми лучами солнца.
In the street, and leaning on the windowsills that opened into the whorehouse, were two cops, saggy-trousered, drowsy, bored, who gave us brief interested looks as we walked in, and stayed there the entire three hours that we cavorted under their noses, until we came out at dusk and at Victor's bidding gave them the equivalent of twenty-four cents each, just for the sake of form.	На улице, облокотившись на подоконник открытых окон борделя, стояли два полицейских в мешковатых брюках, сонные и скучающие. Когда мы входили, оба окинули нас коротким пытливым взглядом, и все те три часа, что мы куролесили у них под самым носом, они не сходили с места. Лишь в сумерки мы вышли и, согласно распоряжению Виктора, вручили каждому из них сумму, в переводе составляющую двадцать четыре цента, - просто для соблюдения проформы.
And in there we found the girls.	А внутри мы обнаружили девушек.

Some of them were reclining on couches across the dance floor, some of them were boozing at the long bar to the right.	Одни развалились на кушетках по ту сторону танцевальной площадки, а справа, у длинной буфетной стойки, накачивались спиртным другие.
In the center an arch led into small cubicle shacks that looked like the places where you put on your bathing suit at public municipal beaches.	В середине был устроен сводчатый проход, ведущий в маленькие спальные кабинки, похожие на те, что ставят для переодевания на городских общественных пляжах.
These shacks were in the sun of the court.	Кабинки эти со двора были освещены солнцем.
Behind the bar was the proprietor, a young fellow who instantly ran out when we told him we wanted to hear mambo music and came back with a stack of records, mostly by Perez Prado, and put them on over the loudspeaker.	За стойкой стоял хозяин - молодой парень, который, узнав, что мы хотим послушать мелодии мамбо, моментально исчез, вернулся с кипой пластинок, большей частью Переса Прадо, и принялся заводить их через громкоговоритель.
In an instant all the city of Gregoria could hear the good times going on at the Sala de Baile.	Спустя минуту весь город Грегор ия мог услышать, какое веселье разыгрывается в "Зала де Байль".
In the hall itself the din of the music - for this is the real way to play a jukebox and what it was originally for - was so tremendous that it shattered Dean and Stan and me for a moment in the realization that we had never dared to play music as loud as we wanted, and this was how loud we wanted.	В самом же зале музыка грохотала - а именно так и надо слушать музыкальный автомат, для этого он и придуман - так оглушительно, что мы с Дином целую минуту не могли оправиться от потрясения, поняв, что сами ни разу в жизни не отважились послушать музыку так громко, как хотели, а хотели всегда именно так.
It blew and shuddered directly at us.	Ее дребезжащие звуки едва не сбили нас с ног.
In a few minutes half that portion of town was at the windows, watching the Americanos dance with the gals.	Еще через несколько минут половина населения ближайших кварталов собралась у окон полюбоваться тем, как Americanos отплясывают с девицами.
They all stood, side by side with the cops, on the dirt sidewalk, leaning in with indifference and casualness.	Люди стояли на земляном тротуаре бок о бок с полицейскими и, перегнувшись через подоконник, безучастно наблюдали за нами.
"More Mambo Jambo,"	"Еще мамбо-джамбо",
"Chattanooga de Mambo,"	"Чаттануга де мамбо",
"Mambo Numero Ocho" - all these tremendous numbers resounded and flared in the golden, mysterious afternoon like the sounds you expect to hear on the last day of the world and the Second Coming.	"Мамбо нумеро охо" - эти потрясающие мелодии переполняли собой таинственный золотистый послеполуденный час, напоминая о звуках, которых ждешь в день Страшного суда и Второго пришествия.
The trumpets seemed so loud I thought they could hear them clear out in the desert, where the trumpets had originated anyway.	Трубы звучали так громко, что были, казалось, отчетливо слышны в пустыне, где и родились когда-то первые трубные звуки.
The drums were mad.	Барабаны задавали бешеный ритм.
The mambo beat is the conga beat from Congo, the river of Africa and the world; it's really the world beat.	Ритм "мамбо" - это ритм "конга" с берегов Конго, реки, принадлежащей Африке и всему миру; это настоящий всемирный ритм.
Oom-ta, ta-poo-poom - oom- ta, ta-poo-poom.	"Ум - та, та-пу - пум, ум - та, та-пу - пум".

The piano montunos showered down on us from the speaker.	Динамик обрушивал на нас грохот фортепиано.
The cries of the leader were like great gasps in the air.	Каждый вопль вокалиста казался предсмертным.
The final trumpet choruses that came with drum climaxes on conga and bongo drums, on the great mad Chattanooga record, froze Dean in his tracks for a moment till he shuddered and sweated; then when the trumpets bit the drowsy air with their quivering echoes, like a cavern's or a cave's, his eyes grew large and round as though seeing the devil, and he closed them tight.	Под заключительные трубные рефрены чудовищно неистовой "Чаттануги", сопровождавшиеся достигшей апогея дробью барабанов "конга" и "бонго", Дин застыл и минуту стоял как вкопанный, пока его не прошиб холодный пот. А потом, когда трубы резко всколыхнули оцепенелый воздух раскатами пещерного эха, глаза его округлились и расширились, словно при виде дьявола, и он зажмурился.
I myself was shaken like a puppet by it; I heard the trumpets flail the light I had seen and trembled in my boots.	Меня и самого трясло, как марионетку. Я слышал, как ветер труб задувает источник еще недавно виденного мною света, и дрожал от страха.
On the fast "Mambo Jambo" we danced frantically with the girls.	Под быструю "Мамбо-джамбо" мы с девицами закружились в бешеном танце.
Through our deliriums we began to discern their varying personalities.	Сквозь собственное бредовое состояние мы начинали видеть, насколько они разные.
They were great girls.	Да, девицы были бесподобные!
Strangely the wildest one was half Indian, half white, and came from Venezuela, and only eighteen. She looked as if she came from a good family.	Удивительно, что самая неуемная из них оказалась наполовину индианкой, наполовину белой, и было ей всего восемнадцать. Она приехала из Венесуэлы и походила на девушку из приличной семьи.
What she was doing whoring in Mexico at that age and with that tender cheek and fair aspect, God knows.	Одному Богу известно, зачем ей понадобилось в таком возрасте, с такими пухлыми щечками и невинными глазами становиться в Мексике проституткой.
Some awful grief had driven her to it.	Наверняка ее довела до этого какая-то страшная беда.
She drank beyond all bounds. She threw down drinks when it seemed she was about to chuck up the last.	Пила она, не зная меры, и останавливалась только тогда, когда казалось, что ее того и гляди стошнит от последней рюмки.
She overturned glasses continually, the idea also being to make us spend' as much money as possible.	К тому же рюмки она то и дело опрокидывала, что было неплохим способом заставить нас как следует раскошелиться.
Wearing her flimsy housecoat in broad afternoon, she frantically danced with Dean and clung about his neck and begged and begged for everything.	Вырядившись средь бела дня в тонкий халатик, она лихо отплясывала с Дином, висла у него на шее и молила, молила обо всем на свете.
Dean was so stoned he didn't know what to start with, girls or mambo.	Дин так одурел, что не знал, с чего начать - то ли с девушек, то ли с мамбо.
They ran off to the lockers.	Наконец они умчались в сторону кабинок.

I was set upon by a fat and uninteresting girl with a puppy dog, who got sore at me when I took a dislike to the dog because it kept trying to bite me.	Мне досталась нудная толстая девица со щенком. Она страшно разобиделась, увидев, что я невзлюбил собачонку, которая то и дело норовила меня укусить.
She compromised by putting it away in the back, but by the time she returned I had been hooked by another girl, better looking but not the best, who clung to my neck like a leech.	Решив пойти на компромисс, девица унесла щенка, однако, когда она вернулась, меня уже заарканила другая, поаппетитнее, но тоже не из самых лучших. Эта сразу повисла у меня на шее, как пиявка.
I was trying to break loose to get at a sixteen-year-old colored girl who sat gloomily inspecting her navel through an opening in her short shirty dress across the hall.	Я пытался вырваться из ее объятий и подобраться поближе к шестнадцатилетней чернокожей девчонке, которая сидела в другом конце зала, угрюмо разглядывая собственный пупок сквозь приоткрывшуюся в коротеньком платьице щель.
I couldn't do it.	Вырваться мне так и не удалось.
Stan had a fifteen-year-old girl with an almond-colored skin and a dress that was buttoned halfway down and halfway up.	Стэн занялся пятнадцатилетней девочкой с кожей цвета миндаля и в платье, которое было застегнуто на несколько пуговиц вверху и на несколько пуговиц внизу.
It was mad.	Все это было чистейшее безумие.
A good twenty men leaned in that window, watching.	Через ближайшее окно за нами наблюдало не меньше двадцати человек.
At one point the mother of the little colored girl - not colored, but dark - came in to hold a brief and mournful convocation with her daughter.	В какой-то момент появилась мать чернокожей малышки - скорее, даже не чернокожей, просто смуглой.
When I saw that, I was too ashamed to try for the one I really wanted.	Когда я это увидел, мне стало стыдно добиваться той, кого я по-настоящему желал.
I let the leech take me off to the back, where, as in a dream, to the din and roar of more loudspeakers inside, we made the bed bounce a half-hour.	Я позволил пиявке увести меня в глубь заведения, где, словно во сне, под грохот и рев установленных внутри дополнительных громкоговорителей, мы с полчасика испытывали пружины кровати.
It was just a square room with wooden slats and no ceiling, ikon in a corner, a washbasin in another.	Это была простенькая квадратная комнатенка с деревянными перекладинами вместо потолка, с образком в одном углу и умывальником в другом.
All up and down the dark hall the girls were calling,	Темный коридор оглашался девичьими криками:
"Agua, agua caliente!" which means "hot water."	"Agua, agua caliente!" - что значит "горячая вода".
Stan and Dean were also out of sight.	Стэн с Дином тоже исчезли.
My girl charged thirty pesos, or about three dollars and a half, and begged for an extra ten pesos and gave a long story about something.	Девица моя запросила тридцать песо, или около трех с половиной долларов, а потом принялась сверх того вымаливать еще десять песо, сочинив при этом длинную невразумительную небылицу.
I didn't know the value of Mexican money; for all I knew I had a million pesos.	Я не знал счета мексиканским деньгам; знал я только одно: у меня не меньше миллиона песо.
I threw money at her.	Я швырнул ей деньги.

We rushed back to dance. A greater crowd was gathered in the Street.	Мы снова помчались танцевать.
The cops looked as bored as usual.	У полицейских был все тот же скучающий вид.
Dean's pretty Venezuelan dragged me through a door and into another strange bar that apparently belonged to the whorehouse.	Динова венесуэльская красотка втащила меня через какую-то дверь в еще один чудной бар, который, судя по всему, тоже принадлежал публичному дому.
Here a young bartender was talking and wiping glasses and an old man with handlebar mustache sat discussing something earnestly.	Молодой буфетчик, протирая бокалы, разговаривал со стариком с подкрученными кверху усами, а тот сидел и с пеной у рта что-то доказывал.
And here too the mambo roared over another loud* speaker.	И там был громкоговоритель, захлебывавшийся звуками мамбо.
It seemed the whole world was turned on.	Казалось, одурманен весь мир.
Venezuela clung about my neck and begged for drinks.	Венесуэла повисла у меня на шее и принялась выпрашивать выпивку.
The bartender wouldn't give her one.	Буфетчик, мол, ей не нальет.
She begged and begged, and when he gave it to her she spilled it and this time not on purpose, for I saw the chagrin in her poor sunken lost eyes.	Она все просила и просила, а когда он наконец дал ей рюмку, она ее расплескала, и на этот раз уже не нарочно - я увидел досаду, мелькнувшую в растерянном взгляде ее несчастных, глубоко запавших глаз.
"Take it easy, baby," I told her.	- Ничего страшного, крошка, - сказал я ей.
I had to support her on the stool; she kept slipping off.	Мне приходилось поддерживать ее на табурете: она то и дело с него соскальзывала.
I've never seen a drunker woman, and only eighteen.	Никогда я не видел более пьяной женщины, а ведь ей было всего восемнадцать!
I bought her another drink; she was tugging at my pants for mercy.	Я купил ей еще одну порцию. Взывая к состраданию, она изо всех сил дергала меня за брюки.
She gulped it up.	Рюмку она опорожнила залпом.
I didn't have the heart to try her.	У меня не хватило духу заняться ею вплотную.
My own girl was about thirty and took care of herself better.	Моей-то девице было лет тридцать, и следила она за собой куда лучше.
With Venezuela writhing and suffering in my arms, I had a longing to take her in the back and undress her and only talk to her - this I told myself.	Обнимая усталую, исстрадавшуюся Венесуэлу, я хотел одного: увести ее в комнатку, а там раздеть и просто с ней поболтать - и в этом пытался себя убедить.
I was delirious with want of her and the other little dark girl.	А сам безумно желал и ее, и маленькую смуглянку.
Poor Victor, all this time he stood on the brass rail of the bar with his back to the counter and jumped up and down gladly to see his three American friends cavort.	Бедняга Виктор! Все это время он стоял на медной поперечине, прислонившись спиной к стойке, и с удовольствием подпрыгивал, чтобы лучше видеть, как куролесят три его американских друга.

We bought him drinks.	Мы угощали его выпивкой.
His eyes gleamed for a woman but he wouldn't accept any, being faithful to his wife.	При взгляде на женщин глаза его загорались, но он стойко держался, потому что был верен жене.
Dean thrust money at him.	Дин то и дело совал ему деньги.
In this welter of madness I had an opportunity to see what Dean was up to.	Средь всей этой безумной неразберихи мне однажды представился случай увидеть, что вытворяет Дин.
He was so out of his mind he didn't know who I was when I peered at his face.	Он совершенно потерял рассудок и даже не узнал меня, когда я пристально посмотрел ему прямо в глаза.
"Yeah, yeah!" is all he said.	"Да, да!" - только и сказал он.
It seemed it would never end.	Казалось, этому не будет конца.
It was like a long, spectral Arabian dream in the afternoon in another life - Ali Baba and the alleys and the courtesans.	Все словно происходило в нескончаемом фантастическом сне, в арабском послеполуденном сновидении, в другой жизни: Али-Баба, и узкие улочки, и куртизанки.
Again I rushed off with my girl to her room; Dean and Stan switched the girls they'd had before; and we were out of sight a moment, and the spectators had to wait for the show to go on.	И снова я умчался со своей девицей в ее комнатенку. Дин со Стэном поменялись девушками. На какое-то время мы исчезли из виду, и публике пришлось дожидаться возобновления зрелища.
The afternoon grew long and cool.	Длинный день был уже не таким жарким.
Soon it would be mysterious night in old gone Gregoria.	Близился час, когда бесподобную старую Грегорию окутает таинственная ночь.
The mambo never let up for a moment, it frenzied on like an endless journey in the jungle.	Мамбо не умолкало ни на минуту, оно доводило до умопомрачения, как бесконечный путь через джунгли.
I couldn't take my eyes off the little dark girl and the way, like a queen, she walked around and was even reduced by the sullen bartender to menial tasks such as bringing us drinks and sweeping the back.	Я не мог отвести глаз от маленькой смуглянки. Несмотря на то что мрачный буфетчик заставлял ее выполнять работу прислуги: подавать нам выпивку и подметать в задних комнатах, - в этой толпе она смотрелась королевой.
Of all the girls in there she needed the money most; maybe her mother had come to get money from her for her little infant/ sisters and brothers.	Она больше других девушек нуждалась в деньгах. Быть может, мать приходила к ней за деньгами для ее маленьких сестренок и братишек.
Mexicans are poor.	Мексиканцы бедны.
It never, never occurred to me just to approach her and give her some money.	А мне так и не пришло в голову попросту подойти к ней и дать немного денег.
I have a feeling she would have taken it with a degree of scorn, and scorn from the likes of her made me flinch.	Мне кажется, она приняла бы их с откровенным презрением, а меня отпугивало презрение таких, как она.

In my madness I was actually in love with her for the few hours it all lasted; it was the same unmistakable ache and stab across the mind, the same sighs, the same pain, and above all the same reluctance and fear to approach.	В своем безрассудстве я даже влюбился в нее на те несколько часов, пока все это продолжалось. Подступила все та же знакомая боль, внезапно кольнуло в душе, начались те же вздохи, те же страдания, а самое главное - все та же неодолимая боязнь подойти.
Strange that Dean and Stan also failed to approach her; her unimpeachable dignity was the thing that made her poor in a wild old whorehouse, and think of that.	Удивительно, но ни Дин, ни Стэн тоже ни разу к ней не приблизились. Подумать только! Ведь именно благодаря безупречному чувству собственного достоинства она и в этом беснующемся старом бардаке оставалась нищей.
At one point I saw Dean leaning like a statue toward her, ready to fly, and befuddlement cross his face as she glanced coolly and imperiously his way and he stopped rubbing his belly and gaped and finally bowed his head.	В какой-то момент я увидел, что Дин, наклонившись в ее сторону и застыв, словно изваяние, уже готов сорваться с места, но тут она смерила его холодным взглядом, и лицо его выразило полнейшее недоумение. Так и оставшись стоять разинув рот, он почесал брюхо и, наконец, отвесил поклон.
For she was the queen.	Потому что она была королева.
Now Victor suddenly clutched at our arms in the furor and made frantic signs.	И вдруг в разгар этого буйства Виктор принялся хватать нас за руки и отчаянно жестикулировать.
"What's the matter?"	- Что случилось?
He tried everything to make us understand. Then he ran to the bar and grabbed the check from the bartender, who scowled at him, and took it to us to see.	Испытав все способы что-либо нам втолковать, он подбежал к стойке, выхватил чек из рук буфетчика, бросившего на него злобный взгляд, и принес показать нам.
The bill was over three hundred pesos, or thirty-six American dollars, which is a lot of money in any whorehouse.	Счет превышал триста песо, или тридцать шесть американских долларов, - немалые деньги для любого борделя.
Still we couldn't sober up and didn't want to leave, and though we were all run out we still wanted to hang around with our lovely girls in this strange Arabian paradise we had finally found at the end of the hard, hard road.	Но и это нас не отрезвило, нам не хотелось уходить, и хотя силы наши были на исходе, мы желали еще немного побыть с нашими красавицами в этом удивительном арабском раю, который отыскали в конце трудного, трудного пути.
But night was coming and we had to get on to the end; and Dean saw that, and began frowning and thinking and trying to straighten himself out, and finally I broached the idea of leaving once and for all.	Но близился вечер, и хочешь не хочешь, а пора было заканчивать. Поняв это, Дин нахмурился, призадумался и попытался прийти в себя, а идею покинуть это заведение раз и навсегда выдвинул в конце концов я.
"So much ahead of us, man, it won't make any difference."	- Что за беда, ведь столько еще впереди, старина!
"That's right!" cried Dean, glassy-eyed, and turned to his Venezuelan.	- И то верно! - вскричал Дин, бросив тусклый взгляд на свою венесуэлку.
She had finally passed out and lay on a wooden bench with her white legs protruding from the silk.	Та наконец напилась до потери сознания и улеглась на деревянную скамью, вытянув из-под шелка свои белые ноги.

The gallery in the window took advantage of the show; behind them red shadows were beginning to creep, and somewhere I heard a baby wail in a sudden lull, remembering I was in Mexico after all and not in a pornographic hasheesh daydream in heaven.	Г алерка у окна сполна насладилась зрелищем. За спиной у публики уже крались багровые тени, я услышал, как где-то среди неожиданно наступившего затишья плачет ребенок, и вспомнил, что нахожусь в Мексике, а вовсе не в гашишно-порнографических грезах на небесах.
We staggered out; we had forgotten Stan; we ran back in to get him and found him charmingly bowing to the new evening whores, who had just come in for night shift.	Пошатываясь, мы вышли на улицу. Стэна мы позабыли, а прибежав за ним обратно, обнаружили, что он галантно раскланивается с новыми, вечерними шлюхами, которые только что вышли на работу в ночную смену.
He wanted to start all over again.	Он был не прочь начать все сызнова.
When he is drunk he lumbers like a man ten feet tall and when he is drunk he can't be dragged away from women.	Когда он пьян, он неповоротлив, словно в нем десять футов росту. Когда он пьян, от женщин его не оттащить.
Moreover women cling to him like ivy.	Более того, женщины сами виснут на нем, как плющ.
He insisted on staying and trying some of the newer, stranger, more proficient senoritas.	Он упорно не желал уходить и уговаривал нас отведать свеженьких, еще более диковинных и искусных сеньорит.
Dean and I pounded him on the back and dragged him out.	Мы с Дином пинками выставили его на улицу.
He waved profuse good-bys to everybody - the girls, the cops, the crowds, the children in the street outside; he blew kisses in all directions to ovations of Gregoria and staggered proudly among the gangs and tried to speak to them and communicate his joy and love of everything this fine afternoon of life.	Он без конца махал на прощание всем окружающим: девицам, полицейским, толпе, детишкам на улице. Под овации Грегории он посылал во все стороны воздушные поцелуи и горделиво ковылял сквозь толпу обитателей городка, с каждым пытаясь заговорить и поделиться своей радостью и любовью ко всему, что творится в этот погожий предзакатный час жизни.
Everybody laughed; some slapped him on the back.	Кое-кто под общий смех покровительственно похлопывал его по спине.
Dean rushed over and paid the policemen the four pesos and shook hands and grinned and bowed with them.	Подбежав к полицейским, Дин заплатил им четыре песо и обменялся рукопожатиями, улыбками и поклонами.
Then he jumped in the car, and the girls we had known, even Venezuela, who was wakened for the farewell, gathered around the car, huddling in their flimsy duds, and chattered good-bys and kissed us, and Venezuela even began to weep - though not for us, we knew, not altogether for us, yet enough and good enough.	Потом он прыгнул за руль, а недавние наши девицы, даже Венесуэла, которую разбудили попрощаться, обступили машину и, поеживаясь от холода в своей легкой одежонке, принялись целовать нас и щебетать слова прощания, а Венесуэла даже расплакалась - хоть и не из-за нас, мы это знали, вернее, не только из-за нас, и все же горько, очень горько.
My dusky darling love had disappeared in the shadows inside.	Моя ненаглядная смуглянка скрылась в погрузившемся в темноту доме.
It was all over.	Все было кончено.

We pulled out and left joys and celebrations over hundreds of pesos behind us, and it didn't seem like a bad day's work.	Дин завел мотор, и мы с чувством на славу выполненного долга покинули развеселый праздник, обошедшийся нам в сотни песо.
The haunting mambo followed us a few blocks.	Еще несколько кварталов нас преследовали навязчивые звуки мамбо.
It was all over.	Все было кончено.
"Good-by, Gregoria!" cried Dean, blowing it a kiss.	-Прощай, Грегория! - крикнул Дин, посылая городу воздушный поцелуй.
Victor was proud of us and proud of himself.	Виктор гордился и нами, и самим собой.
"Now you like bath?" he asked.	- Теперь хотеть баню? - спросил он.
Yes, we all wanted wonderful bath.	Да, нам всем хотелось искупаться в чудесной бане.
And he directed us to the strangest thing in the world: it was an ordinary American-type bathhouse one mile out of town on the highway, full of kids splashing in a pool and showers inside a stone building for a few centavos a crack, with soap and towel from the attendant.	И он показал нам дорогу к самому странному месту на свете: в миле езды от города находилась обычная купальня американского образца: в бассейне плескались ребятишки, в каменном здании можно было за несколько сентаво принять душ, получив у банщика мыло и полотенце.
Besides this, it was also a sad kiddy park with swings and a broken-down merry-go-round, and in the fading red sun it seemed so strange and so beautiful.	Вдобавок там был мрачноватый детский парк с качелями и сломанной каруселью, однако в багровых лучах заходящего солнца он казался необычным и даже прекрасным.
Stan and I got towels and jumped right into ice-cold showers inside and came out refreshed and new.	Мы со Стэном взяли полотенца и немедленно встали под ледяной душ, выйдя оттуда обновленными и полными сил.
Dean didn't bother with a shower, and we saw him far across the sad park, strolling arm in arm with good Victor and chatting volubly and pleasantly and even leaning excitedly toward him to make a point, and pounding his fist.	Дин же душ принять не потрудился, мы увидели его в дальнем конце унылого парка; прогуливаясь под руку с нашим славным Виктором, он вел с ним многословный приятный разговор, однако для пущей убедительности то и дело взволнованно наклонялся к собеседнику и рубил кулаком воздух.
Then they resumed the arm-in-arm position and strolled.	Потом, снова под руки, они брели дальше.
The time was coming to say good-by to Victor, so Dean was taking the opportunity to have moments alone with him and to inspect the park and get his views on things in general and in all dig him as only Dean could do.	Близилось время прощания с Виктором, вот Дин и пользовался случаем побыть с ним несколько минут наедине, а заодно осмотреть парк и составить общее представление обо всем, но главное - понять Виктора так, как это умел только Дин.
Victor was very sad now that we had to go.	Когда пришла пора ехать, Виктор помрачнел.
"You come back Gregoria, see me?"	- Приехать назад в Грегорию, повидать меня?
"Sure, man!" said Dean.	- Конечно, старина! - сказал Дин.
He even promised to take Victor back to the States if he so wished it.	Он даже пообещал, если Виктор того пожелает, взять его с собой в Штаты.
Victor said he would have to mull this over.	Виктор ответил, что это дело надо обмозговать.

"I got wife and kid - ain't got a money - I see."	-Я иметь жена и малыш... Не иметь деньги... Я подумать.
His sweet polite smile glowed in the redness as we waved to him from the car.	Когда мы помахали ему на прощание из машины, в багровых отсветах заката засияла его обаятельная дружелюбная улыбка.
Behind him were the sad park and the children.	За спиной у него виднелся унылый парк, в котором играли дети.
6	6
Immediately outside Gregoria the road began to drop, great trees arose on each side, and in the trees as it grew dark we heard the great roar of billions of insects that sounded like one continuous high-screeching cry.	Сразу же за пределами Грегории дорога пошла под уклон, по обе стороны появились огромные деревья, а когда стемнело, мы услышали, как в их ветвях оглушительно шумят миллиарды насекомых, и шум этот напоминал непрерывный визгливый крик.
"Whoo!" said Dean, and he turned on his headlights and they weren't working.'	- Ого! - воскликнул Дин и включил фары, однако они не зажглись.
"What! what! damn now what?"	- Что такое?! Что за новости, черт подери?!
And he punched and fumed at his dashboard.	- И он, кипя от злости, принялся кулаком молотить по щитку.
"Oh, my, we'll have to drive through the jungle without lights, think of the horror of that, the only time I'll see is when another car comes by and there just aren't any cars!	- Вот те на! Через джунгли придется ехать без света. Воображаю, какого страху мы натерпимся! Я ведь если что и увижу, так только когда мне посветит другая машина, а машин здесь и в помине нет!
And of course no lights?	И фонарей, конечно, тоже?
Oh, what'll we do, dammit?"	Черт подери, что же делать?
"Let's just drive.	- Да езжай себе.
Maybe we ought to go back, though?"	Или лучше вернуться?
"No, never-never!	- Нет, ни за что!
Let's go on.	Поехали!
I can barely see the road.	С грехом пополам я дорогу нижу.
We'll make it."	Как-нибудь доберемся.
And now we shot in inky darkness through the scream of insects, and the great, rank, almost rotten smell descended, and we remembered and realized that the map indicated just after Gregoria the beginning of the Tropic of Cancer.	И тогда мы в кромешной тьме понеслись сквозь визг насекомых. Неожиданно мы почувствовали сильнейшее, едва переносимое зловоние и вспомнили, что на карте сразу после Грегории обозначено начало тропика Рака.
"We're in a new tropic!	- Мы в другом тропике!
No wonder the smell!	Теперь понятно, откуда эта вонь!
Smell it!"	Только принюхайтесь!
I stuck my head out the window; bugs smashed at my face; a great screech rose the moment I cocked my ear to the wind.	Я высунул голову в окошко. Прямо в лицо мне летели насекомые. Стоило мне прислушаться к ветру, как поднялся оглушительный визг.

Suddenly our lights were working again and they poked ahead, illuminating the lonely road that ran between solid walls of drooping, snaky trees as high as a hundred feet.	Внезапно включились фары, и их свет выхватил из темноты заброшенную дорогу, которую сплошной стеной обступали поникшие змееподобные деревья не меньше сотни футов высотой.
"Son-of-a-bitch!" yelled Stan in the back.	- Сукин сын! - вопил на заднем сиденье Стэн.
"Hot damn!"	- Черти жареные!
He was still so high.	Он ничуть не протрезвел.
We suddenly realized he was still high and the jungle and troubles made no difference to his happy soul.	И мы вдруг поняли, что он все еще навеселе и счастливой душе его не страшны никакие джунгли, никакие тревоги.
We began laughing, all of us.	И тогда мы все рассмеялись.
"To hell with it!	- К черту все!
We'll just throw ourselves on the gawd-damn jungle, we'll sleep in it tonight, let's go!" yelled Dean.	Окунемся-ка мы в эти распроклятые джунгли, там и заночуем. Вперед! - воскликнул Дин.
"Ole Stan is right.	- Старина Стэн прав.
Ole Stan don't care!	Старине Стэну все равно!
He's so high on those women and that tea and that crazy out-of-this-world impossi-ble-to-absorb mambo blasting so loud that my eardrums still beat to it -wheel he's so high he knows what he's doing!"	Он просто одурел от баб, от травки и от этого сумасшедшего, потрясающего, нечеловеческого мамбо, которое так гремело, что мои барабанные перепонки до сих пор отстукивают ритм. Молодчина! Умеет балдеть на все сто!
We took off our T-shirts and roared through the jungle, bare-chested.	Сняв майки, мы, голые до пояса, мчались сквозь джунгли.
No towns, nothing, lost jungle, miles and miles, and down-going, getting hotter, the insects screaming louder, the vegetation growing higher, the smell ranker and hotter until we began to get used to it and like it.	Ни одного городка - ничего, только непролазные джунгли, мили, мили, спуск и нарастающий вой, все громче визг насекомых, все выше деревья, все душнее зловоние, к которому мы в конце концов притерпелись, сочтя его даже приятным.
"I'd just like to get naked and roll and roll in that jungle," said Dean.	- Вот бы раздеться догола и катить, катить по этим джунглям! - сказал Дин.
"No, hell, man, that's what I'm going to do soon's I find a good spot."	- Нет, черт возьми, так я и сделаю, вот только отыщу подходящее место.
And suddenly Limon appeared before us, a jungle town, a few brown lights, dark shadows, enormous skies overhead, and a cluster of men in front of a jumble of woodshacks - a tropical crossroads.	Внезапно впереди возник Лимон, городок в джунглях, - несколько бурых фонарей, черные тени, огромное небо над головой и группка людей перед скоплением деревянных лачуг -тропический перекресток.
We stopped in the unimaginable softness.	Мы попали в невообразимую глушь.
It was as hot as the inside of a baker's oven on a June night in New Orleans.	Жара стояла почище, чем июньской ночью в печи новоорлеанского булочника.
All up and down the street whole families were sitting around in the dark, chatting; occasional girls came by, but extremely young and only curious to see what we looked like.	На улице здесь и там непринужденно беседовали рассевшиеся в темноте семейства. Изредка подходили девушки, правда чересчур молодые, и с любопытством нас разглядывали.

They were barefoot and dirty.	Они были грязные и босые.
We leaned on the wooden porch of a broken-down general store with sacks of flour and fresh pineapple rotting with flies on the counter.	Мы облокотились о перила деревянной веранды покосившегося магазинчика. На заваленном мешками с мукой прилавке валялся облепленный мухами гниющий ананас.
There was one oil lamp in here, and outside a few more brown lights, and the rest all black, black, black.	Внутри горела масляная лампа, снаружи - еще несколько бурых фонарей, а все остальное было черным-черно.
Now of course we were so tired we had to sleep at once and moved the car a few yards down a dirt road to the backside of town.	К тому времени мы уже валились с ног от усталости и, конечно же, мечтали поспать. С этой целью мы проехали несколько ярдов по грунтовой дороге до задов городка.
It was so incredibly hot it was impossible to sleep.	Однако уснуть нам не давала неправдоподобная жара.
So Dean took a blanket and laid it out on the soft, hot sand in the road and flopped out.	Поэтому Дин взял одеяло, расстелил его на мягком горячем песке дороги и тут же задал храпака.
Stan was stretched on the front seat of the Ford with both doors open for a draft, but there wasn't even the faintest puff of a wind.	Стэн растянулся на переднем сиденье "форда", распахнув в надежде на сквозняк обе дверцы, но не было даже намека на дуновение ветра.
I, in the back seat, suffered in a pool of sweat. I got out of the car and stood swaying in the blackness.	Отстрадав свое в луже пота на заднем сиденье, я вышел из машины и, покачиваясь, встал во тьме.
The whole town had instantly gone to bed; the only noise now was barking dogs.	Город уснул мгновенно; лишь лай собак нарушал тишину.
How could I ever sleep?	Ну как тут было заснуть?
Thousands of mosquitoes had already bitten all of us on chest and arms and ankles.	Г рудь, руки и лодыжки каждого из нас покрылись укусами тысяч москитов.
Then a bright idea came to me: I jumped up on the steel roof of the car and stretched out flat on my back.	И тут меня осенило: я влез на стальную крышу машины и растянулся на спине.
Still there was no breeze, but the steel had an element of coolness in it and dried my back of sweat, clotting up thousands of dead bugs into cakes on my skin, and I realized the jungle takes you over and you become it.	И хотя ветерок так и не подул, сталь сохранила в себе частицу прохлады и высушила мою потную спину, вдавив в приставшие к коже лепешки грязи тысячи мертвых насекомых, и тогда я ясно понял, как затягивают человека джунгли, поглощая его целиком.
Lying on the top of the car with my face to the black sky was like lying in a closed trunk on a summer night.	Валяться летней ночью на крыше автомобиля лицом к черному небу было все равно что лежать в закрытом сундуке.
For the first time in my life the weather was not something that touched me, that caressed me, froze or sweated me, but became me.	Впервые в жизни погода не просто задевала меня за живое, не просто ласкала меня, морозила или вышибала из меня пот - она стала мной.
The atmosphere and I became the same.	Я слился с воздухом.
Soft infinitesimal showers of microscopic bugs fanned down on my face as I slept, and they were extremely pleasant and soothing.	Пока я спал, мое лицо нежно обвевали невидимые рои микроскопических насекомых, и от этого мне было легко и приятно.

The sky was starless, utterly unseen and heavy.	Мрачное беззвездное небо было недоступно взору.
I could lie there all night long with my face exposed to the heavens, and it would do me no more harm than a velvet drape drawn over me.	Всю ночь я мог лежать там, обратив лицо к небесам, пострадав при этом не больше, чем от наброшенной на глаза бархатной портьеры.
The dead bugs mingled with my blood; the live mosquitoes exchanged further portions; I began to tingle all over and to smell of the rank, hot, and rotten jungle, all over from hair and face to feet and toes.	Тонули в моей крови дохлые насекомые, делились между собой ее остатками еще живые москиты, а у меня по всему телу пошел зуд, и весь, от корней волос до кончиков пальцев, я пропах удушливым, гнилостным зловонием джунглей.
Of course I was barefoot.	Лежал я, конечно, без башмаков.
To minimize the sweat I put on my bug-smeared T-shirt and lay back again.	Решив окончательно избавиться от пота, я встал, надел свою засиженную насекомыми футболку и снова лег.
A huddle of darkness on the blacker road showed where Dean was sleeping.	Место, где спал Дин, было отмечено сгустком тьмы на еще более черной дороге.
I could hear him snoring.	Оттуда до меня доносился его храп.
Stan was snoring too.	Храпел и Стэн.
Occasionally a dim light flashed in town, and this was the sheriff making his rounds with a weak flashlight and mumbling to himself in the jungle night.	В городке мелькал время от времени тусклый огонек - это шериф со слабым фонариком совершал свой обход, что-то бормоча себе под нос в ночи джунглей.
Then I saw his light jiggling toward us and heard his footfalls coming soft on the mats of sand and vegetation.	Потом я увидел, как этот огонек, покачиваясь, приближается к нам, и услышал легкие шаги по мягкому песчано-травяному ковру.
He stopped and flashed the car.	Подойдя, шериф направил свет фонаря на машину.
I sat up and looked at him.	Я приподнялся и посмотрел на него.
In a quivering, almost querulous, and extremely tender voice he said,	Дрожащим, едва ли не жалобным, предельно нежным голосом он произнес:
"Dormiendo?" indicating Dean in the road.	"Dormiendo?" - и показал на лежащего на дороге Дина.
I knew this meant "sleep."	Я знал, что это значит "спать".
"Si, dormiendo."	- Si, dormiendo.
"Bueno, bueno" he said to himself and with reluctance and sadness turned away and went back to his lonely rounds.	- Bueno, bueno, - тихо сказал он сам себе и, с неохотой и грустью повернув назад, продолжил свой одинокий обход.
Such lovely policemen God hath never wrought in America.	В Америке Господь не удосужился сотворить таких чудесных полицейских.
No suspicions, no fuss, no bother: he was the guardian of the sleeping town, period.	Ни тебе подозрительности, ни нервозности, ни хлопот: он оберегал покой спящего города - и дело с концом.
I went back to my bed of steel and stretched out with my arms spread.	Я снова вытянулся на своем стальном ложе и широко раскинул руки.

I didn't even know if branches or open sky were directly above me, and it made no difference.	То ли я лежал под открытым небом, то ли надо мной были ветви деревьев - я понятия не имел, да и не все ли равно?
I opened my mouth to it and drew deep breaths of jungle atmosphere.	Открыв рот, я несколько раз глубоко вдохнул атмосферу джунглей.
It was not air, never air, but the palpable and living emanation of trees and swamp.	Не воздух это был, отнюдь не воздух, а осязаемая, живая эманация деревьев и болот.
I stayed awake.	Я лежал не смыкая глаз.
Roosters began to crow the dawn across the brakes somewhere.	Где-то по ту сторону густой чащобы петухи принялись возвещать утреннюю зарю.
Still no air, no breeze, no dew, but the same Tropic of Cancer heaviness held us all pinned to earth, where we belonged and tingled.	Все еще ни воздуха, ни ветерка, ни росы, лишь всегдашняя тяжесть тропика Рака, придавившая всех нас к земле, трепетной частью которой мы были.
There was no sign of dawn in the skies.	В небе не появилось ни намека на рассвет.
Suddenly I heard the dogs barking furiously across the dark, and then I heard the faint clip-clop of a horse's hooves.	Внезапно я услышал, как во тьме яростно лают собаки, а потом до меня донесся слабый цокот лошадиных копыт.
It came closer and closer.	Он становился все отчетливее.
What kind of mad rider in the night would this be?	Что за безумный ночной всадник явится сейчас передо мной?
Then I saw an apparition: a wild horse, white as a ghost, came trotting down the road directly toward Dean.	Наконец моему взору предстало видение: по дороге, прямо на Дина, рысью скакал призрачно-белый дикий конь.
Behind him the dogs yammered and contended.	За ним скуля гнались собаки.
I couldn't see them, they were dirty old jungle dogs, but the horse was white as snow and immense and almost phosphorescent and easy to see.	Их мне было не видно, это были старые грязные псы джунглей, но конь был белый как снег и огромный; казалось, он даже фосфоресцирует, и разглядеть его было нетрудно.
I felt no panic for Dean.	Я не испытывал страха за Дина.
The horse saw him and trotted right by his head, passed the car like a ship, whinnied softly, and continued on through town, bedeviled by the dogs, and clip-clopped back to the jungle on the other side, and all I heard was the faint hoofbeat fading away in the woods.	Конь увидел его, промчался у самой его головы, потом, величественный, как корабль, миновал машину, негромко заржал и, донимаемый собаками, проскакал через город, скрывшись в джунглях на другом его краю. И снова я слышал лишь слабый, замирающий в зарослях стук копыт.
The dogs subsided and sat to lick themselves.	Собаки угомонились, уселись и принялись облизываться.
What was this horse?	Что это был за конь?
What myth and ghost, what spirit?	Что за миф или призрак, что за дух?
I told Dean about it when he woke up.	Когда проснулся Дин, я ему все рассказал.
He thought I'd been dreaming.	Он решил, что мне это приснилось.

Then he recalled faintly dreaming of a white horse, and I told him it had been no dream.	Однако потом вспомнил, что и сам вроде бы видел во сне белого коня, и тогда я сказал ему, что это был не сон.
Stan Shephard slowly woke up.	Потихоньку проснулся и Стэн Шефард.
The faintest movements, and we were sweating profusely again.	Стоило нам зашевелиться, как мы вновь взмокли от пота.
It was still pitch dark.	Вокруг все еще была кромешная тьма.
"Let's start the car and blow some air!" I cried.	- Пора заводить машину, пусть нас хоть немного продует! - вскричал я.
"I'm dying of heat."	- Я подыхаю от жары.
"Right!"	-И то верно!
We roared out of town and continued along the mad highway with our hair flying.	Мы с ревом выехали из города и с развевающимися волосами помчались дальше по тому же бешеному шоссе.
Dawn came rapidly in a gray haze, revealing dense swamps sunk on both sides, with tall, forlorn, viny trees leaning and bowing over tangled bottoms.	Быстро рассвело, и в серой дымке по сторонам дороги стали видны сплошные полувысохшие болота с длинными сиротливыми деревьями, клонящимися вниз, к сплетению собственных стелющихся ветвей.
We bowled right along the railroad tracks for a while.	Какое-то время мы катили вдоль железной дороги.
The strange radio-station antenna of Ciudad Mante appeared ahead, as if we were in Nebraska.	Впереди показались причудливые очертания антенны радиостанции Сьюдад-Манте - так, словно мы очутились в Небраске.
We found a gas station and loaded the tank just as the last of the jungle-night bugs hurled themselves in a black mass against the bulbs and fell fluttering at our feet in huge wriggly groups, some of them with wings a good four inches long, others frightful dragonflies big enough to eat a bird, and thousands of immense yangling mosquitoes and unnamable spidery insects of all sorts.	Отыскав бензоколонку, мы наполнили бак, а в это время последние из ночных насекомых джунглей сплошной черной тучей налетели на горящие электрические светильники и, взмахивая крыльями, огромными корчащимися роями попадали к нашим ногам. А крылья у некоторых достигали четырех дюймов в длину, чудовищных размеров стрекозы вполне способны были сожрать птицу, а вдобавок - тысячи гигантских комаров, не говоря уже о безымянных паукообразных всех мастей.
I hopped up and down on the pavement for fear of them; I finally ended up in the car with my feet in my hands, looking fearfully at the ground where they swarmed around our wheels.	В страхе перед ними я принялся приплясывать на тротуаре. В конце концов я укрылся в машине и, забравшись с ногами на сиденье, стал с ужасом глядеть вниз, а земля вокруг наших колес кишела насекомыми.
"Lessgo!" I yelled.	- Поехали! - взвыл я.
Dean and Stan weren't perturbed at all by the bugs; they calmly drank a couple of bottles of Mission Orange and kicked them away from the water cooler.	Ни Дина, ни Стэна эти страшилища совершенно не смущали. Они преспокойненько выпили по бутылочке апельсинового сока и принялись ногами отпихивать их от радиатора.
Their shirts and pants, like mine, were soaked in the blood and black of thousands of dead bugs.	Майки и брюки у них, как и у меня, пропитались кровью и почернели от тысяч дохлых насекомых.