Прогулка средь могильных камней

— Все было прекрасно.

— Господи, — вздохнула она, — на что только не пойдет мужчина, желая лечь с женщиной в койку.

— Да ладно тебе, — ухмыльнулся я. — Все было не так уж плохо. Такую же музыку играют в индийских ресторанах.

— Но там никто не заставляет ее слушать.

— А кто слушал?

Мы пошли в итальянский ресторан и за чашкой экспрессо я рассказал ей о Кенане Кури и о том, что случилось с его женой. Когда я закончил, она долго смотрела на скатерть, как будто там что-то написано. Затем медленно подняла голову и посмотрела мне в глаза. Элейн очень сильная и волевая женщина, но сейчас она выглядела трогательно уязвимой и беззащитной.

— Боже мой! — произнесла она.

— И такое бывает.

— И этому нет конца, верно? — Она отхлебнула воды. — Какая жестокость, какой садизм. Зачем кому-то…А, к чему спрашивать?

— Мне кажется, это было проделано ради удовольствия. Они должно быть, неплохо порезвились. Не просто убили ее, но и хорошенько повозили его мордой, водя за нос, рассказывая, что она будет в машине, дома когда он приедет, позволив, наконец, найти ее в виде мелких кусочков в багажнике форда. Они не обязательно садисты, раз убили ее. Они могли просто решить, что так безопасней чем оставлять живого свидетеля, который может их опознать. Но никакой практической пользы от их дальнейших действий нет. Кроме желания вогнать нож поглубже да еще ппровернуть его разок-другой. К тому же они немало потрудились, чтобы расчленить тело. Извини, не очень застольный разговор, да?

— Это ничто по сравнению с тем, какая это прекрасная сказка на ночь.

— Настраивает на нужный лад, а?

— Ничто не может возбудить сильней. Нет, правда, меня это не задело. То есть нет, задело, конечно, но меня от этого не воротит. Конечно ужасно разрезать кого-то на кусочки, но ведь не это главное, верно? Главное в том, что в мире существует такое зло, которое может выскочить ниоткуда и схватить тебя совершенно ни за что, ни про что. Вот что действительно ужасно, и такое одинаково плохо воспринимается и на пустой и на полный желудок.

Мы вернулись к ней домой и она пославила фортепьянный концерт Седара Уолтона, который мы оба любили. Мы сели на кушетку и тихо слушали. Когда одна сторона закончилась, Элейн перевернула кассету и на середине другой стороны мы отправились в спальню, где занялись любовью с удивительной жадностью. Потом мы оба долго молчали, затем Эдейн произнесла:

— Вот что я тебе скажу, парниша. Если мы и дальше продолжим в том же духе, у нас скоро начнет неплохо получаться.

— Ты так думаешь?

— Меня это не удивит. Мэтт? Останься до утра.

Я поцеловал ее.

— Так и задумывалось.

— М-м-м. Хорошая задумка. Не хочу оставаться одна.

Мне тоже этого не хотелось.

Глава 4

Я позавтракал у Элейн, и добрался на Атлантик Авеню почти в одиннадцать. Там провел пять часов, большей частью на улице и в магазинах, а также немного в местной библиотеке и на телефоне. Чуть позже четырех прошел пару кварталов и прыгнул в автобус до Бэй Ридж.

Когда я видел Кенана Кури в прошлый раз, он имел сильно помятый и небритый вид. Сейчас он выгядел холодным и решительным, в серых габардиновых слаксах и светлой клетчатой рубашке. Мы прошли на кухню и Кенан сообщил, что брат уехал на работу.

— Пит сказал, что останется со мной, что ему наплевать на работу, но сколько же еще мы будем с ним перемалывать одну и ту же тему? Я заставил его взять тойоту, чтобы ему было проще ездить туда-сюда. Ну, а как у вас дела, Мэтт? Узнали что-нибудь?

— Двое мужчин примерно моего роста схватили вашу жену прямо на улице возле «Арабского Гурмана» и засунули ее в кузов синего фургона или грузовика. Такой же фургон, видимо, тот же самый, следовал за ней от «Д'Агостино». На дверцах фургона была надпись. По показаниям одного из свидетелей, написанная белыми буквами. «Продажа и ремонт телевизоров» и название компании в виде какой-то аббревиатуры. «Б и Л», «Н и М». Разные свидетели увидели разное. Двое вспомнили указанный адрес в Куинсе, а один указал более конретно Лонг Айленд Сити.

— И такая фирма существует?

— Описание довольно туманное, годится для десятка фирм. Пара букв, ремонт телевизоров, расположенная в Куинсе. Я обзвонил пять или шесть и не нашел ни одной, где есть темно-синий фургон. И ни у одной фирмы ничего подобного не угоняли. Впрочем, я и не рассчитывал на удачу.

— А почему?

— Не думаю, что фургон угнанный. Сдается мне, они следили за вашим домом в четверг с самого утра, ожидая, когда выйдет ваша жена. А когда она вышла, последовали за ней. Вроятно, они уже не впервые следовали за ней, поджидая подходящего случая, чтобы провернуть свое дельце. Вряд ли они стали бы каждый раз угонять фурон и разъезжать целый день в машине, которая может в любое время быть объявленной в розыске.

— Так вы полагаете, это их фургон?

— Скорей всего. Похоже, они намалевали на дверях липовое название и адрес, а после похищения просто замазали прежний и написали другой. Я, например, нисколько не удивлюсь, если фургон теперь вообще другого цвета.

— А номерной знак?

— Вот он-то как раз скорей всего краденный, хотя это практически не имеет значения, потому что никто никогда не обращает внимания на номер. Один из свидетелей вообще предположил, что бегущая троица только что ограбила магазин, что это грабители, но все что свидетель предпринял, это влетел в магазин, желая убедиться, что там все в порядке. Другой мужчина посчитал, что происходит что-то непонятное и глянул на номер, но единственное, что запомнил — вроде бы там имелась цифра девять.

— Н-да, очень полезные сведения.

— Чрезвычайно. Мужчины были одеты одинаково: темные штаны, темные рабочие рубахи и синие ветровки. Нечто вроде униформы, а в сочетании с фургоном это не вызывает подозрений. Я уже много лет назад усвоил, что можно пройти куда угодно, держа в руках какой-нибудь прибор, потому что это выглядит так, как будто ты по делу. И эти двое действовали в таком же ключе. Два разных человека сказали мне, что были уверены, что видят двоих переодетых парней из эмиграционной службы, взявших на улице нелегальную иммигрантку. Это одна из причин, по которой никто не вмешался. И еще потому, что все произошло настолько быстро, что никто толком не успел среагировать.

— Отлично проделано.

— И униформа сыграла еще одну роль. Она практически превратила их в невидимок, потому что все люди видели их одежду и запомнили лишь, что оба выглядели одинаково. Я говорил, что они к тому же были в бейсболках? Свидетели описали бейсболки и ветровки, то-есть те вещи, которые похитители надели специально на дело, а потом избавились от них.

— Выходит, у нас пракически ничего нет.

— Не совсем так. У нас нет ничего, что могло бы вывести на них напрямую, но кое-что все же есть. Нам известно, что они сделали и как, что у них есть возможности и что они заранее спланировали всю операцию. Как они могли на вас выйти, не знаете?

— Им известно, что я поставщик, — пожал плечами Кенан. — Они упомянули об этом. И это автоматически превратило меня в прекрасную мишень, потому что это значит, что у меня есть деньги и я не стану обращаться в полицию.

— Что еще им о вас известно?

— Мое этническое происхождение. Один из них, тот, что позвонил первым, обозвал меня разными именами.

— Кажется, вы об этом уже говорили.

— Гребаный араб, негритос песчаный. Вот это здорово, а? Негритос песчаный. Он забыл еще верблюжьего жокея. Это я частенько слышал от итальянских детишек в Св. Игнатии. «Эй, Кури! Долбанный верблюжий жокей!» Единственный верблюд, которого я в жизни видал, это на прачке сигарет.

— Вы думаете, арабское происхождение делает вас подходящей мишенью?

— Такое мне в голову не приходило. Конечно, существуют определенные предрассудки по этому поводу, но я как-то никогда особенно с ними не сталкивался. Франсин из палестинской семьи, я говорил об этом.

— Говорили.

— Им приходится куда хуже. У меня есть знакомые палестинцы, которые выдают себя за ливанцев или сирийцев, чтобы избежать травли. «А,ты палестинец! Значит, террорист!» Такого рода невежественные заявления. К тому же есть люди, распространяющие такие идеи на всех арабов вообще. — Кенан закатил глаза. — Мой отец, например.

— Ваш отец?!

— Я бы не сказал, что он антиараб, но у него была целая теория о том, что мы не арабы. Видите ли, мы ведь христиане.

— А я как раз размышлял, что вы делали в Св. Игнатии.

— Когда-то я сам этого не понимал. Нет, мы христиане-мароны, и, исходя из теории моего старика, мы финикияне. Вы когда-нибудь слышали о финикиянах?

— Что-то из библейских времен, верно? Торговцы и открыватели, что-то в этом роде?

— Верно. Великие мореходы, они плавали вокруг Африки, колонизировали Испанию и, вероятно, достигли берегов Британии. Они основали Карфаген в Северной Африке, а на раскопках в Англии нашли кучу карфагенских монет. Они первые открыли Полярис — Северную Звезду. Я хочу сказать, первые обнаружили, что она всегда находится на одном месте и может быть использована при кораблевождении. Они разработали алфавит, послуживший основой греческому. — Он замолчал, немного смутившись. — Мой отец все время о них говорил. Похоже, кое-что осело у меня мозгах.

— Похоже на то.

— Он не был одержимым, но знал о них очень много. Отсюда и мое имя. Финикияне называли себя «кена ани», или канааниты. Мое имя должно произноситься Кенан, но все говорят Кинан.

— На полученной мной вчера записке написано «Кен Карри».

— Ну да, очень типично. Я делал заказы по телефону, и они приходили в адрес «Кин и Карри», похоже на пару ирландских юристов. Ну, как бы то ни было, согласно отцу финикияне и арабы — совершенной разные народы. Они канааниты, они уже существовали во времена Авраама. Тогда как арабы происходят от Авраама.

— А я думал, от Авраама произошли евреи.

— Да, через Исаака, законного сына Авраама и Сара. А арабы — сыновья Измаила, сына Авраама от Агари. Господи, я давным — давно не вспоминал все это. Когда я был ребенком, отец поссорился с бакалейщиком, жившим рядом на Дин Стрит, и иначе как «этот измаилов ублюдок» его не называл. Ну и характерец был у папеньки!

— Он жив?

— Нет, умер три года назад. Он страдал диабетом, и это отразилось на сердце. Когда у меня приступ самобичевания, я говорю себе, что он умер от разбитого сердца, потому что сыновья не оправдали его надежд. Он надеялся, что один станет архитектором, а второй — врачом, а получил алкаша и наркодельца. Но не это убило его. Его погубила жратва. У него был диабет и пятьдесят фунтов избыточного веса. Мы с Питером могли с тем же успехом стать Джонасом Салком и Фрэнком Ллойдом Райтом, и ему не было бы от этого никакого проку.

Мы с Кенаном напару разработали схему действий и около шести он сделал первый из намеченных звонков. Набрал номер, подождал, затем назвал свой номер и положил трубку.

— Теперь подождем.

Ждать долго не пришлось. Буквально через пять минут раздался звонок.

— Привет, Фил! Как дела? Отлично. Тут такая штука. Не знаю, видел ли ты мою жену, но возникла угроза похищения, и я отправил ее из страны. Не знаю, в чем дело, но полагаю, что это связано с бизнесом, ты понимаешь, о чем я? Так что я тут кое-что предпринял. Нанял парня, который занимается этим делом профессионально. И хочу дать знать народу, потому что сдается мне, эти ублюдки взялись за дело всерьез, и есть у меня ощущение, что они убийцы. Точно. В том-то и дело, старик. Мы все здесь, нас легко вычислить, у нас полно налика и мы не можем прибегнуть к закону. Так что представляем прекрасную мишень для взлома и всего прочего…Точно. Это я все к тому, чтобы ты был поосторожней. Держи ушки на макушке и глаза открытыми. И передай дальше, кому сочтешь нужным. И если что-то где-то всплывет, старик, сразу звони мне, понял? Точно.

Кенан повесил трубку и повернулся ко мне.

— Не знаю, что из этого получится. Похоже, я приложил максимум усилий, чтобы убедить его, что становлюсь параноиком. «Зачем ты отправил ее из страны, старик? Почему бы просто не купить собаку, нанять телохранителя?» Да потому что она уже мертва, дубина ты стоеросовая! Но я не стал ему этого говорить. Если об этом станет известно, появятся дополнительные проблемы. Дьявольщина!

— В чем дело?

— Что я скажу семье Франсин? Каждый раз, когда звонит телефон, я с ужасом думаю, что это кто-то из ее родни. Ее родители развелись и мать вернулась в Иорданию, но отец живет все в том же районе и у нее полно родственников по всему Бродвею. Что я им скажу?

— Представления не имею.

— Рано или поздно все равно придется сказать им правду. А пока суд да дело скажу, что она поехала в круиз или что-нибудь в этом роде. И знаете, что они подумают?

— Что у вас семейные проблемы.

— Вот именно. Мы только что вернулись из Негриля, с чего бы ей отправляться в куриз? Должно быть, в семействе Кури не все ладно. Ну и бог с ними, пусть думают, что хотят. По правде говоря, у нас с ней ни разу не возникло разногласий, мы ни разу не поссорились, слова грубого друг другу не сказали. О,боже!

Кенан схватил трубку, набрал номер, назвал свой. Положив трубку, он нетерпеливо забарабанил пальцами по столу, а когда телефон зазвонил, поднял ее и заговорил:

— Привет, старина! Как дела? Ну да? Классно. Слушай, тут такое дело…

Глава 5

Я пошел на восьмичасовую встречу в Св. Павла. И пока там сидел, мне пришла мысль, что Пит Кури тоже может на ней присутствовать, но он не появился. Потом я помог расставить стулья на место и присоединился к группе, отправившейся пить кофе в «Пламя». Впрочем, с ними я просидел недолго, потому что около одиннадцати был уже в пабе Пугана на Западной Семьдесят второй Стрит. Это одно из двух мест, где можно найти Дэнни Звонаря в промежутке между девятью вечера и четырьмя утра. В остальное время найти его нельзя нигде.

Второе место — джазклуб «Матушка Гусыня» на Амстердам. До Пугана было ближе, так что я начал оттуда. Дэнни сидел на своем обычном месте в глубине зала, погруженный в разговор с очень темнокожим черным мужчиной, обладавшим остреньким подбородком и носом кнопкой. Остальное лицо закрывали огромные зеркальные темные очки, широченным набивным плечам его пиджака позавидовал бы господь бог или самый крутой бодибилдер, а голову венчала шоколадного цвета соломенная шляпа, украшенная ярко розовой лентой.

Я взял в баре кока-колу и подождал, пока он закончит свои дела с Дэнни. Минут через пять обладател шляпы отклеил свой зад от стула, похлопал Дэнни по плечу, добродушно рассмеявшись, и вывалился на улицу. Я отвернулся, чтобы забрать сдачу, а когда повернулся обратно, его место уже занял лысоватый белый мужчина с густыми усами и объемистым брюхом, не помещавшимся в рубашку. Первого я не узнал, разве что приблизительно, но вот этого я знал точно. Селиг Вольф. Ему принадлежала пара автостоянок и он принимал ставки на всякие спортивные соревнования. Я как-то арестовал его сто лет назад по обвинению в нападении, но потерпевший решил плюнуть на это дело.

Когда Вольф ушел, я прихватил с собой вторую коку и сел напротив Дэнни со словами:

— Трудный выдался вечерок.

— Да уж, — кивнул Дэнни Звонарь. — Набери номер и жди ответа. Хуже не придумаешь. Рад тебя видеть, Мэттью. Я тебя давно заприметил, но вынужден был мучиться с Вольфом. Ты ведь знаешь Селига?

— Конечно, но вот второго не узнал. У него рожа основателя фонда помощи негритянским колледжам, да?

— Как ужасно терять разум, — серьезно ответил Дэнни. — Можно подумать, ты свой утратил, раз судишь по внешности. Костюм джентльмена — верх портновского мастерства, Мэттью, известный как фасон «зут». Костюм «зут», да будет тебе известно, сконструирован из добротного драпа. У моего папаши висел такой в шкафу, воспоминание о бурной молодости. При каждом удобном случае он доставал его и грозился надеть. Мамаша только глаза закатывала.

— Мудрая женщина.

— Его зовут Николсон Джеймс, — сообщил Дэнни. — Должно быть наоборот, Джеймс Николсон, но в каком-то документе перепутали, а он не стал менять. Говорит, так больше понта. Неплохо сочетается с его стилем ретро. Мистер Джеймс сутенер.

— Да что ты? Никогда бы не подумал.

Дэнни-Звонарь налил себе водки. Сам он одевался весьма элегантно: сшитый на заказ костюм с галстуком и жилет в красно-черную полоску. Дэнни — очень низенький худенький афро-американец-альбинос. Афро-американец, потому что назвать его черным, как вы понимаете, никак нельзя. Ночи он проводит в салунах, в полумраке и тишине. Он не меньше Дракулы ненавидит дневной свет и днем очень редко подходит к телефону или к дверям. Но каждую ночь он либо у Пугана либо в «Матушке Гусыне», слушает, что говорят ему и рассказывает сам.

— Ты без Элейн.

— Сегодня да.

— Передай ей привет.

— Передам. У меня для тебя кое-что есть, Дэнни.

— О?

Я протянул ему пару сотен. Он посмотрел на деньги, не беря их, затем глянул на меня, вопросительно подняв брови.

— У меня богатый клиент. Хочет, чтобы я ездил на такси.

— Ты хочешь, чтобы я вызвал тебе тачку?

— Нет, но я подумал, что следует немного поделиться его добротой. Все, что от тебя требуется, это пустить слушок.

Я пересказал ему официальную версию, не называя Кенана Кури. Дэнни Звонарь выслушал, изредка хмурясь. Когда я закончил, он достал сигарету, глянул на нее и сунул обратно.