Помоги проекту - поделись книгой:
История АПЛ 705-го проекта чрезвычайно характерна для России, вне зависимости от того, зовется ли страна Российской империей, Советским Союзом или Российской Федерацией. Сначала перед проектантами ставят совершенно невыполнимую на данном технологическом уровне задачу. Затем конструкторы находят возможность решить ее. Для этого используется целый «букет» инноваций, денег и людей не жалеют, в результате чего появляется элегантная конструкция, опередившая свое время лет на 10 и более. В реальной эксплуатации непрерывно возникают проблемы, их более или менее творчески решают. Наконец, приходит день, когда конструкция отработана и можно начинать получать дивиденды и пожинать лавры. И именно в этот момент «сверху» приходит приказ, сворачивающий все работы по этому направлению как бесперспективные. Лодки 705-го проекта, лунная ракета Королева Н-3, система «Энергия — Буран», ракетные двигатели на жидком фторе, ядерные реакторы на быстрых нейтронах, самолет Ту-144, экспериментальный ионолет «Ангара», экранопланы… этот список можно продолжать до бесконечности…
3
И все-таки, что было бы, если бы судьба 705-го проекта сложилась чуть более удачно?
Собственно, что для этого нужно?
Во-первых, не спешить со сдачей головной К-64. Вообще вспомнить известную пословицу: делать быстро — это совершать медленные и плавные движения без пауз между ними. Потратить какое-то время на доводку реактора. Обеспечить возможность аварийного разогрева застывшего теплоносителя от внешнего источника энергии. Проработать все что можно на деревянной модели. Потратить время на обеспечение нормальной эргономики. При этом К-64 вступит в строй не в декабре 1972 года, а, скажем, в июне 1974-го. Зато уже к декабрю лодка сдаст курсовые задачи и будет зачислена в строй. С ее эксплуатацией все пойдет более или менее гладко, в результате чего следующие «Лиры» не будут восемь — десять лет гноить на стапеле, а спокойно и без суеты введут в строй с 1975 по 1980 год, и к началу Московской Олимпиады у нас будет восемь подводных перехватчиков (шесть, которые были сделаны в Реальности, К-64 плюс последняя лодка серии, разрезанная на стапеле).
После нескольких серьезных скандалов удается убедить командование ВМФ, что рабочий экипаж «перехватчика» следует сократить, зато нужен «береговой экипаж» для поддержания лодки и реактора в исправном состоянии между походами. Постепенно концепция «двух экипажей» проникает во флот все глубже и глубже, распространяется сначала на элитные ракетоносцы, затем и на «противолодочники». Этому процессу немало способствует и американский опыт.
Аварийность на флоте сокращается, общая техническая культура растет, что самым благоприятным образом сказывается на карьере лодок 705-го проекта. Конечно, они остаются очень «строгими» кораблями. Конечно, их шумность на полном ходу входит в поговорку у моряков по обе стороны Атлантики, но… восемь успешных слежений за американскими ракетоносцами и четыре перехвата новейших «Лос-Анджелесов» — это не только ордена капитанам «Лир» и их главному конструктору, но и новый поворот в «самой холодной гонке».
Американское военно-морское командование требует ускорить работу над новейшими «Трайдентами» и в обязательном порядке сделать аналог «Альфы». Но это очень нелегко и получается далеко не сразу. Много хлопот доставляет американцам жидкометаллический теплоноситель, к тому же в спешке вместо свинцово-висмутого сплава взяли легкий и легкоплавкий, но слишком уж химически активный натрий. Первый серьезный пожар на «Анкоридже»[11]. головной лодке нового типа, произошел уже у стенки завода. Второй пожар вспыхнул во время ходовых испытаний, были погибшие, обожженные и переоблучившиеся, и был радиоактивный натрий в двух отсеках лодки. Восстанавливать «Анкоридж» не стали, тем более что рабочие верфи отказывались к нему даже приблизиться.
Пока американцы устраняли «болезни роста» на своем перехватчике, в Ленинграде главный конструктор М. Русанов принимал все меры для скорейшего вступления в строй головной лодки проекта 707 («Берилл», по классификации НАТО «Вега»).
Эти лодки были меньше «семьсот пятых», запас плавучести был снижен до 5 %, экипаж составлял всего восемь человек, зато подводная скорость возросла до 45 узлов, а рабочая глубина составила 500 метров (предельная — 650). Лодки 707-го проекта впервые в истории получили ставшее привычным у современных атакующих субмарин разнесенное двойное хвостовое оперение. Время виража на полном ходу сократилось с 42 до 30 секунд, и американские «Свордфиши» с их 55 секундами на циркуляции и 39 узлами полного хода смотрелись рядом с «Бериллами» очень неважно.
Инновационным было и вооружение лодки. Все оно было сосредоточено в носовой части корабля и состояло из двух комплексов ближнего боя «Шквал» со скоростью хода подводной ракеты 200 узлов и одного комплекса ракето-торпед «Вьюга».
Первый «Берилл» вступил в строй в 1983 году, второй и третий в 1985-м. Начиная с четвертой лодки, в проект по настоянию моряков были внесены существенные изменения, направленные на усиление вооружения. Носовой отсек лодки, получивший название «оружейный модуль», был несколько увеличен в размерах, что дало возможность разместить шесть торпедных аппаратов (правда, без запасных торпед). Боевые возможности корабля расширились, но ценой некоторого снижения скорости и маневренности.
С 1986 по 1988 год было построено три «Берилла-Т», еще одна аналогичная лодка в порядке эксперимента получила в качестве вооружения противокорабельные ракеты «москит» — проект 707ТМ.
С «Бериллами» первой модификации связана одна из самых темных страниц подводной войны. 3 июля 1986 года была потеряна связь с американской атакующей субмариной «Денвер», подводным истребителем типа «Анкоридж». Позднее лодка была обнаружена на глубине свыше четырех километров, ее прочный корпус был разрушен давлением воды. Следствие по делу «Денвера» тянулось около восьми лет, в конце концов был вынесен вердикт — «катастрофа в силу непреодолимых на море случайностей». К этому времени все «Анкориджи» были выведены из состава ВМФ и отправлены на слом.
Существует версия, что «Денвер» встретился в океане с подводной лодкой К-631 проекта 707. После энергичного маневрирования «Берилл» зашел «Денверу» в хвост и командир американской субмарины попытался разорвать контакт. Поскольку в горизонтальных виражах 707-я лодка опережала противника, капитан 1 ранга Томпсон применил тактику, характерную для тяжелых истребителей, — уход вниз на резком пикировании. Что случилось дальше, не знает никто. Возможно, в самый неподходящий момент вышел из строя реактор и лодка осталась без электричества. Возможно, произошло заклинивание рулей или отказала гидравлика. А может быть, просто произошла пространственная дезориентация командного состава — такое бывает даже с очень опытными летчиками или подводниками. Во всяком случае, пытаясь уйти от К-631. «Денвер» проскочил предельную глубину и был раздавлен давлением воды.
Конечно, это — не более чем гипотеза. Опровергнуть или подтвердить ее могут только те четыре человека, которые находились в тот день в рубке К-631. Но они молчат уже двадцать лет…
В 1990 году началось строительство головной подводной лодки проекта 711 («Изумруд»). Эта лодка должна была стать самой революционной в своем классе. Прежде всего, у нее не было легкого корпуса, подводное водоизмещение совпадало с надводным. Лодка была тяжелее воды, и удерживала ее на заданной глубине подъемная сила короткого скошенного крыла. Подобно самолетам, «Изумруды» не могли останавливать двигатели. Их минимальная скорость составляла 18 узлов. Зато максимальная достигала 48 узлов, а «на форсаже» 711-е могли выжать все пятьдесят и оторваться от неприятельской торпеды. На лодке был установлен мощный реактор на быстрых нейтронах со свинцовым теплоносителем, роль движителя выполняла прямоточная водометная установка. Разнесенное хвостовое управление, интерцепторы на «крыле» и дополнительное стабилизирующее подруливающее устройство — все это сделало лодку столь же маневренной, как «Берилл», несмотря на большую скорость и большие размеры. Рабочая глубина «Изумрудов» соответствовала 685-у проекту («Комсомолец»), то есть составляла 1000 метров, предельная — 1250 метров.
Лодка не имела развитой рубки — небольшое утолщение в средней части корпуса, где располагались выдвижные устройства. Ее экипаж составлял шесть человек: двое отвечали за реактор и машинное отделение, двое — за навигацию и связь, двое — за оружейные комплексы. Как и у «Бериллов», вооружение «Изумрудов» было сосредоточено в носовой части корпуса. Оно состояло из шести торпедных аппаратов, оснащенных торпедами повышенной дальности и скорости хода, двух комплексов «Шквал», двух комплексов «Вьюга-М». Дополнительно лодка могла подвесить под крыльями контейнеры с шестью крылатыми ракетами «москит» (это снижало полную скорость до 40 узлов). Все управление вооружением осуществлялось боевой информационной системой «Архей».
Лодки типа «Изумруд», очевидно, не могли швартоваться к пирсам, для них были построены подводные «слипы», по которым лодка плавно «въезжала» в специальный швартовочный бассейн.
Предполагалось построить свыше 40 лодок класса «Изумруд», которые должны были стать «асимметричным ответом» на многоцелевые субмарины класса «усовершенствованный Лос-Анджелес». Дополнением к перехватчикам должны были стать лодки проекта 885 «Северодвинск», малошумящая универсальная лодка. Кроме того, конструировалась лодка-лидер (проект 713 «Опал»), обладающая меньшим вооружением, но большими поисковыми возможностями.
Новые лодки-перехватчики должны были действовать стаями по два-три «Изумруда» и одному «Опалу». Малошумящие лодки класса «Северодвинск» взаимодействовали со стаей в рамках тактической схеме «псы и охотник».
Понятно, что в условиях катастрофы 1990-х годов воплотить эту концепцию в жизнь не было никакой возможности.
В 1993 году строительство «Изумруда» было остановлено, лодка разобрана на стапеле.
В 1995–1998 гг. были «утилизированы» «Лиры». В 1998–2000 гг. вывели из эксплуатации все три «Берилла» и один «Берилл-Т». К 2004 году должны были быть списаны три оставшиеся лодки-перехватчики, но их спасло трехсотлетие российского флота. В 2005 году «Берилл-ТМ» переоборудован в обычный перехватчик «Берилл-Т».
В 2003 году был спущен на воду «Северодвинск».
По некоторым данным в 2006 году начато строительство сразу четырех корпусов 711-го проекта в Горьком, двух — на Балтийском заводе в Санкт-Петербурге, двух — в Комсомольске-на-Амуре и двух в Северодвинске. Официально объявлено о строительстве в Калининграде подводной лодки проекта 713 «Опал»…
Евросоциализм: приключения «левой идеи»
Помню, в нашей зеленой роте был один капитан,
Как-то нас он повел в болото, этот старый болван.
Нам приказ — не дороже жизни, но шагал капитан,
По колено в болотной жиже, этот старый болван.
<…>
С той поры пролетело много не таких уж легких лет,
И теперь-то уж, слава Богу, капитана этого нет.
Но бывает такое в жизни: вдруг покажется, что стоим
По колено в болотной жиже — во главе с капитаном своим.
И хотим повернуть обратно, только он все орет:
«Ну-ка вы, черепашья рота, пошевеливайтесь, вперед!»
Во времена моей молодости, то есть в 1970-е, «евросоциализм» назывался «еврокоммунизмом» и был весьма популярен среди советского студенчества. Считалось, что благоразумные «умеренные и великодушные»[12] европейцы освободят коммунистические идеи от «советских» крайностей и построят гармоничное общество с высоким уровнем жизни, справедливыми социальными отношениями и высокими темпами развития — общество, являющееся воплощением как идей Великой французской буржуазной революции и ее вечного лозунга «Свобода, равенство братство», так и логики «времяориентированной» европейской цивилизации, воплощающей свободу и познание.
Собственно, тогда в Советском Союзе шел активный поиск «правильного социализма», что привело к повальному увлечению югославской рыночной концепцией, с одной стороны, и еврокоммунистической фразеологией — с другой. Теперь Югославии уже нет, и страшная гибель этой страны до боли напоминает традиционный сюжет «воздаяния за грехи». Нет и Советского Союза, сорок пять лет носившего переходящее знамя «Империи зла». Еврокоммунизм, однако, выжил, незаметно трансформировался в евросоциализм и собирается существовать дальше в роли одной из значимых властных структур западного общества.
Социалисты много лет находились у власти во Франции, практически полностью подчинили себе Швецию, доминируют в Испании, Финляндии, Нидерландах, играют значительную роль в политике Италии, Германии, Австрии. Да и в Великобритании правительство Тони Блэра принято называть социалистическим. Весь вопрос в том, что это за столь разный «социализм»?
«Левая идея» — первоначально в форме наивного утопического социализма — родилась почти одновременно с индустриальной фазой развития человечества. Собственно социализм и был откликом на всеобщую «индустриальную ломку» системы человеческих отношений.
Достоинства индустриального общества — обилие пищи, доступность все более и более сложных и ценных товаров и услуг — неоспоримы. Но у этого общества есть два имманентно присущих ему недостатка. Во-первых, оно стимулирует сверхпотребление — и притом во всевозрастающем масштабе. Это связано с кредитным характером индустриальной экономики и вытекающей из этого неизбежностью ускоряющегося расширения рынков. Во-вторых, оно принципиально несправедливо. Промышленное общество поддерживает очень высокий в среднем стандарт потребления за счет прогрессирующего расслоения между богатыми и бедными — людьми, классами, странами, культурами. Надо сказать, что православие считает справедливость прерогативой дьявола (ибо Господу приличествует милосердие), но европейская традиция относится к этой философской категории очень серьезно: в сущности, на представлениях о справедливости построена вся логика нидерландской, английской и французской Великих революций, да и само понятие национального государства. И конечно, справедливость (понимаемая весьма убого) столетиями была основой народных чаяний.
Среди мировых религий адекватный проект справедливого общества выдвинул ислам, сформировавший представление о сообществе верующих (умме), связанном отношениями взаимного принятия и взаимной помощи. Интересно, что в логике ислама ссудный процент является отрицательным: раз Аллах дал тебе столько средств, что ты не тратишь их на поддержание своей жизни, а даешь их в долг, ты должен вернуть хотя бы часть «избытка» обществу. Но именно эта привлекательная идея закрыла перед исламскими странами возможность индустриального развития. В результате на целые столетия ислам превратился в религию «дважды угнетенных» — народных низов, испытывающих одновременно и феодальную, и фазовую эксплуатацию.
Марксизм, обобщивший идеи ранних социалистов и давший им твердую экономическую основу, стал индустриальным ответом на «вызов справедливости». Притягательность этого учения в том и состоит, что марксизм доводит аксиологию Великой французской революции до логического конца — за Дантона, за Робеспьера, даже за Эбера и Ру. При этом проектируется не очередная утопия, экономически несостоятельная и внутренне неустойчивая[13], а вполне жизнеспособное — притом индустриальное — государство. Можно даже сказать, что марксизм стал воплощением идеи индустриализации мира.
В сущности, «левая идея» очень проста. Существующая система власти должна быть свергнута, средства производства — обобществлены и переданы в руки народа, представителем которого является Государство. Политические институты этого государства основаны на демократии, причем подразумевается, что уровень грамотности избирателей не просто очень высок, а еще и представляет собой важнейшую задачу государства. Политической, военной и экономической основой государства являются промышленные рабочие, поэтому государство придавало особое значение развитию крупной индустрии, и прежде всего производству средств производства. Дальше шел обычный для «социальных» партий «джентльменский набор» из пенсионного обеспечения, сокращения армии и введения высокого налога на наследство.
Сразу же после рождения «левая идея» разделилась на два направления, скорее враждующих, чем соперничающих. Меньшинство четко следовало исходной модели К. Маркса, в рамках которой перераспределение средств производства в надлежащих масштабах могло произойти только революционным путем, то есть через механизм физической смены правящей элиты. Большинство же считало, что в условиях современного (речь идет о третьей четверти XIX столетия) демократического государства перераспределение средств производства может произойти легитимным путем: через победу социалистической партии на выборах и принятие парламентом соответствующего «социалистического» бюджета. Что же касается правящей элиты, то она постепенно трансформируется в «народную» через механизмы воспитания и образования. К рубежу веков вторая концепция выродилась в концепцию «малых дел», содержание которой четко выразил К. Каутский: «Конечная цель — ничто, движение — все».
По-видимому, обе стороны были неправы, но в позиции последовательных марксистов меньшинства благородного безумия было все-таки больше. По крайней мере, для меня, воспитывавшегося на материалах Теории решений изобретательских задач (ТРИЗа), прямо утверждающей, что компромисс обычно хуже, чем любая из альтернатив. Иными словами — либо настоящий «левый проект», либо настоящий «правый», но никак не тепленькая смесь между ними, предусматривающая коренные социальные преобразования, но ненасильственным путем и со всеобщего согласия.
«Ты — не горяч и не холоден? О, если бы ты был горяч! Но понеже ты не горяч и не холоден, то изблюю тебя из уст Моих, — говорит Господь»[14].
В России — все не как у людей Европы и полумеры — не в чести. Здесь фундаменталистское меньшинство стало большинством и превратилось в большевиков, крайнюю из революционных и околореволюционных партий Европы. В наше время большевиков ленинского призыва, не говоря уже о более поздних временах, принято рассматривать как архизлодеев, но в действительности они просто последовательно, и невзирая ни на какие привходящие обстоятельства, выполняли социалистическую программу. И даже выполнили ее, хотя результат совсем не совпал с их первоначальными ожиданиями.
Вы вашему Прошке готовите тогу Катона?
Ну так, извините, вы просто не знаете Прошку.
Во всяком случае, эксперимент был поставлен и доведен до конца. К сожалению, проанализировать его результаты почему-то до сих пор ни у кого толком не дошли руки. Но не подлежит сомнению, что построить социалистическое государство удалось, что были успешно проведены три последовательные индустриализации, решена проблема инфраструктурной недостаточности и создана лучшая в мире образовательная система. Точно так же не подлежит сомнению, что эти результаты оказались исторически неустойчивыми и были достигнуты за счет сверхэксплуатации населения.
Однако в 1920-1940-х годах негативные стороны социализма были видны намного хуже позитивных и в Европе произошла заметная радикализация социализма, завершившаяся созданием Третьего (коммунистического) интернационала, одной из самых необычных внегосударственных структур, когда-либо возникавших в мире. Третий интернационал был, конечно, инструментом сталинской внешней политики. Но одновременно он стоял над этой политикой, поддерживая очень высокую рамку идеального социализма.
Третий интернационал оказался одной из жертв Второй Мировой войны, и его гибель была страшным, может быть, смертельным ударом для «левого проекта». Затем наступила пора разоблачений «культа личности», «оттепель», «прорыв в космос» и долгие десятилетия застоя. В этот период «якобы коммунистические» западные партии тесно сближаются со старыми социалистическими и формируют с ними единую платформу, которая и выросла потом в еврокоммунизм/евросоциализм.
В сущности, в этой концепции нет ничего, кроме старых воззрений правых социалистов, выродившихся в политическую формулу Штрассера-Флика: капиталистическое производство при социалистическом распределении. На практике это означает очень высокий подоходный налог, высокий уровень безработицы при низкой доле лиц, находящихся за чертой бедности. Кроме того, современный евросоциализм — это активная государственная регламентация (прежде всего, в сфере образования), повышенное внимание к экологическим проблемам и интерес к правам национальных, религиозных и иных меньшинств. Как один из проектов современной постиндустриальной государственности — это довольно интересно. Но, увы, первоначального содержания «левого политического проекта», социальной справедливости, в евросоциализме совсем не осталось.
Евросоциалистические партии отказались от идеи диктатуры пролетариата, от обобществления средств производства, от концепции радикальной смены правящих мировых элит. От коммунизма, наконец. Сейчас они представляют собой странную смесь либералов с бюрократами-государственниками. Но эта насквозь компромиссная, лишенная всякого реального содержания политика пользуется массовой поддержкой и имеет опору во всех властных структурах.
Единственная проблема состоит в том, что «вызов справедливости» никуда не делся, сегодня он подхвачен исламскими радикалами, формирующими свой мировой проект, альтернативный европейскому.
Евросоциалистические партии могут создавать высокий уровень жизни в своих странах (пользуясь геоэкономической «рентой развития», которую Европа пока еще может взыскивать в странах третьего мира и отчасти в России). Они способны построить прочное и устойчивое социальное государство. Но они не имеют ни своей идеологии, ни тем более своей онтологии и поэтому обречены на историческое поражение.
Они не являются той силой, которая способна перевести западное общество через постиндустриальный барьер.
Имперская археология
Не очень давно, 19 декабря 2006 года, новостные ленты сообщили о столетии со дня рождения Леонида Ильича Брежнева, Генерального секретаря ЦК КПСС и руководителя Советского Союза с 1964 по 1983 год. Событие это прошло незамеченным, хотя отдельные, особо демократически настроенные журналисты не упустили возможности в очередной раз пожаловаться, что нынешняя Россия-де никак не может преодолеть советское прошлое, что слишком многие россияне испытывают ностальгию по «эпохе застоя», что мышление руководителей страны остается имперским и тоталитарным.
Эти сожаления беспочвенны. В действительности не только молодежь, но и люди старшего поколения давно забыли советское время. Забыли его, кстати, и журналисты, так что большинство разговоров об «эпохе застоя» — ведут ли их коммунисты или антикоммунисты — беспредметно и, во всяком случае, слабо связано с Текущей Реальностью.
Лично у меня это обстоятельство вызывает беспокойство. И вовсе не потому, что «народ, забывающий свое прошлое, обречен прожить его снова». Просто в минувших эпохах остается немало интересного, да и прагматически полезного.
Советский Союз стал одной из величайших держав мира. Можно спорить о том, был ли он «империей Зла», или «надеждой всего прогрессивного Человечества», но, во всяком случае, одно не вызывает сомнений: социальная, экономическая, политическая структура этого государства носила уникальный характер. Именно борьба «западной демократии» против «советского коммунизма» была главной движущей силой истории XX века. Эта борьба научила человечество выживанию в условиях обладания оружием гарантированного уничтожения, привела к прорыву в космос, появлению экологической «точки сборки» цивилизации, разработке геоэкономики и представлений о глобальном производстве, созданию замечательной культуры, вернее — двух культур: советской и западной, являющихся зеркальными отражениями. Эти культуры были понятны друг другу и притягательны друг для друга, поскольку существовали в логике одного противостояния. Они тем не менее различались — деятельностной позицией, онтологией, коммуникативными техниками, художественными приемами и транслируемыми символьными кодами.
Именно в области культурного противостояния Запад одержал неоспоримую победу — в значительной мере благодаря тому, что такой способ ведения войны, как столкновение знаков и символов, не укладывался в сознании лидеров советской империи. Но принимая закономерность поражения, мы принимаем и закономерности борьбы: было что-то такое, что позволило Советскому Союзу почти полвека воевать со всем цивилизованным миром и капитулировать, только полностью исчерпав свою идентичность и заблудившись в постиндустриальном мире, в котором усвоенные ранее уроки оказались ложными. Это «что-то» может быть очень и очень ценным.
Голливуд снял немало фильмов, посвященных поиску древних сокровищ и артефактов. «Лара Крофт — расхитительница гробниц», «Индиана Джонс», «Сокровища нации», в значительной степени «Роман с камнем»… В трилогии о докторе Джонсе археологические поиски обретают библейский масштаб и исход еще даже не начавшейся Второй Мировой войны напрямую зависит от того, кто откроет путь к святому Граалю. Реальная археология, конечно, не столь романтична, как киношная, но, во-первых, жизнь каждого из нас зависит от истории рода и уровня знания этой истории, а, во-вторых, магические артефакты и утерянные умения существуют, и с этим приходится считаться.
Двадцатый век подвел черту под судьбами четырех великих империй. Почти одновременно прекратили свое существование вечные враги — Блистательная Порта и Австро-Венгрия. Оттоманская империя унесла с собой в историческое небытие опыт изумительной многовековой защиты геополитической позиции с отрицательной связностью, удивительную историю «Гебена» и «Бреслау», пришедшую из ниоткуда и ушедшую в никуда фигуру Лоуренса Аравийского, последнего эпического героя Запада, творца
Третьей канувшей в Лету империей был Рейх — сначала кайзеровский, а затем гитлеровский: странная, ни на что не похожая, вообще почти неправдоподобная, литературная, выдуманная, гротескная, чудовищная и смешная цивилизация, исхитрившаяся за свою очень короткую историю развязать и проиграть две мировые войны, и при этом открыть людям дорогу к звездам. Об этом как-то не принято говорить вслух, но творец Лунной программы Вернер фон Браун — «штурмбанфюрер СС и военный преступник».
Блистательную Порту и Дунайскую монархию забыли. Рейх — в обеих его ипостасях: гитлеровской и вильгельмовской — под строгим запретом. Впрочем, сдается мне, американские «археологи» сумели извлечь из этой империи все, сколько-нибудь важное — того же фон Брауна, например. А уже потом поставили германскую цивилизацию в жесткий идеологический карантин.
Наконец, Советский Союз. Последняя из великих империй XX века. Государство, чьим правопреемником является Российская Федерация. Государство, забытое прочнее, нежели Австро-Венгрия, и запрещенное для воспоминаний наравне с гитлеровской Германией. И, полагаю, также тщательно осмотренное и изученное американскими политическими археологами.
Что необычного в Союзе? То, что это единственная вполне реализованная и доказавшая свою жизнеспособность утопия. Сейчас говорят, что в действительности в советском государстве не было никакого социального содержания, что его правители на всех уровнях — от генсека до заводских и местных парткомов — думали только о себе и своих интересах, что уровень жизни был крайне низким. Все это верно, но лишь отчасти. Советский Союз был марксистским по своей идеологии, тоталитарным, социально-ориентированным государством. А это означало, что все его жители, в том числе и обреченные властью, обязаны были либо придерживаться марксистских взглядов, либо, во всяком случае, вести себя так, как будто они их придерживаются. В ряде философских концепций между этими позициями нет существенной разницы.
На практике марксистская утопия реализовывалась в СССР через почти методологический подход примата коллективной деятельности. С самого раннего детства всех учили, что интересы личности подчинены интересам коллектива — всегда и во всех случаях и исключений здесь быть не может. Да, конечно, в теории это подчиняло человека государству и вообще противоречило принципам гуманизма и общечеловеческим ценностям, но на практике мало кто мог ассоциировать себя с такой большой общностью, как государство (и такие люди, как правило, сразу же делали следующий шаг и начинали хранить верность человечеству в целом, что, вопреки современным представлениям и легендам, в Советском Союзе вовсе не преследовалось), поэтому на практике коллективистское воспитание приводило просто к формированию тесно связанных групп — доменов. Такими доменами могли выступать рабочие бригады, лаборатории, воинские части. И очень часто — школьные классы и институтские группы. То, что СССР, значительно уступая Западу по своим научным, производственным и экономическим возможностям, несколько десятилетий выдерживал гонку вооружений, в значительной мере объясняется высоким креативным потенциалом и значительной устойчивостью доменных структур.
Марксизм нынче не в моде, принято считать, что идея коммунизма себе исчерпала, что «левый проект» полностью дискредитирован, но и здесь все не так просто. Либерально- демократическое общество с рыночной экономикой имеет массу достоинств: высокая производительность труда, ориентация на свободное развитие личности, непревзойденный уровень жизни, позволяющий удовлетворять любые прихоти «золотого миллиарда», — но это общество воспринимается как несправедливое. Не существенно, справедливо ли оно на самом деле, но в глазах человеческих оно содержит в себе встроенную, имманентную несправедливость и потому ни при каких обстоятельствах не может реализоваться как утопия.
Я отнюдь не сторонник идеи справедливости. Я даже согласен с церковью в том, что справедливость есть прерогатива дьявола, в то время как Господу соответствует милосердие, но мир, лишенный идеи справедливости, так же далек от идеала, как и мир, утративший милосердие. Поэтому «левый проект» обречен на возрождение.
Итак, Советский Союз представляет интерес уже тем, что был весьма необычной государственной структурой: жестко идеологизированной, ориентированной на коллективное действие и социальную справедливость. Подобные принципы, проводящиеся в жизнь на протяжении поколений, породили целый ряд социальных и хозяйственных институтов, коммуникативных и психологических механизмов, образовательных и тренинговых процедур, прописывающих идеологию в реальной жизни. Эти структуры нам сегодня не нужны, но кто знает, какие детали советских «социальных машинок» могут понадобиться нам завтра?
Проблема заключается в том, что советские реалии ушли от нас. Их уже нельзя
увидеть, их можно только реконструировать для изучения. С каждым годом Советский Союз погружается глубже в прошлое, и задача восстановления его облика становится все сложнее. Речь идет по сути о создании специальной академической организации — Института СССР, ориентированной на исследование последней великой империи XX века.
Во всяком случае, представляется удивительным тот факт, что в нашей стране есть Институт США и Канады, но нет Института Советского Союза.
Или, может быть, подождем, пока его создадут за океаном?
Бриллиантовые дороги
… В ресторан, где обедали старшие офицеры, вошел бродяга в рваной одежде, со спутанными волосами, с бородой, закрывшей лицо, грязный, страшный и, прежде чем его успели выбросить на мостовую, подняв руку, громогласно заявил: «Не торопитесь! Вы не узнаете меня, господа? Я — арьергард ''великой армии". Я— маршал Ней!»
1
События второй половины прошлого века, которые я квалифицирую как катастрофические, инициировали на Земле некоторое повышение интереса к истории. Если в семидесятых годах XXII столетия лишь одна из пятидесяти тысяч научных работ касалась событий человеческого прошлого и их интерпретации, то сейчас — одна из двух с половиной тысяч[15]. И наконец, «роковые тридцатые» возродили такое, казалось бы, напрочь забытое понятие, как исторический роман.
Не следует заблуждаться: интерес этот достаточно поверхностен. В конце концов, из 20 миллиардов жителей Земли и периферии занимаются историей не более полутора миллионов, из которых две трети специализируются на Тагоре, Леониде, Саракше и прочих внешних мирах.
Мы (человечество) слишком привыкли к тому, что знаем историю. Мы даже думаем, что умеем ее творить.
Для большинства землян знакомство с событиями прошлого ограничивается рассказами Учителя да парой книжек с изложением стандартной теории исторических последовательностей. В книжках она выглядит простой, как бином Ньютона, и очевидной, как Второе начало термодинамики. Последнее, кстати, верно. Как и Второе начало термодинамики, теория исторических последовательностей ниоткуда не следует и является обобщением «многовекового опыта существования человечества».
Теория исторических последовательностей была разработана в семидесятых годах XX столетия. Как и базисная модель феодализма, она опиралась прежде всего на разработки академика И.Дьяконова[16].
И.Дьяконов в хаосе событий, последовавших за Пражской весной 1968 и распадом Европейского союза, оставался ортодоксальным марксистом. Высокообразованный человек, специалист по истории Древнего Мира, он, обработав колоссальный объем материала по сравнительной истории стран Европы, Азии, Северной и Южной Америки, сформулировал понятие «исторических последовательностей» и рассмотрел поле операций над ними.
От многих моделей исторического развития, созданных в то время (Тартаковский[17], Ларионова[18], фон Арним[19], Д. Ачесон[20] и др.), теория Дьяконова отличалась наличием элемента предсказания. Малоизвестно, что с точки зрения господствовавшей тогда парадигмы, это считалось недостатком, более того, таким недостатком, который ставил теорию за пределы науки вообще. «Марксистская астрология» — не самый резкий отзыв современников о ставшей через десять лет классикой книге «Пути истории»[21].
Ситуация изменилась, когда предсказания Дьяконова одно за другим начали сбываться. (События 1974 г. в Германии, знаменитый съезд НСДАП 1977 г., динамика расширения Союза коммунистических государств.) После путча Зуна Паданы сомневаться в прогнозах Дьяконова и соответственно в его исторической модели, объявленной наконец теорией, стало как-то неловко. Для друзей и для недругов Дьяконов стал новым Ньютоном, раз и навсегда решившим основную задачу истории.
Собственно и сама наука История казалась исчерпанной. Человечеству, которое дотянулось до Звезд, она перестала быть интересной.
Худший человеческий порок — отсутствие любопытства!
Элементарные расчеты в рамках модели Дьяконова показывают, что длительность периода войн между коммунистической Ойкуменой и Окраиной определяется в 150 плюс-минус 10 лет[22]! Но этот расчет был проделан лишь в 2253 г., и его результаты до сих пор почти никому не известны.
Собственно, усомниться в полноте теории исторических последовательностей заставила крайне неудачная практика профессорской деятельности — прежде всего на Саракше и Гиганде. Эти планеты на период их открытия (первая половина XXII столетия) находились на технологическом уровне развития, примерно соответствующем середине земного XX века.
Активная деятельность, развернутая землянами на этих планетах, должна была, по идее, привести к ускорению исторического развития, к менее кровавому прогрессу и в конечном итоге — к переходу цивилизаций Гиганды и Саракша на коммунистическую ветвь последовательности.
В действительности, однако, никакого ускорения не получилось. Для Земли XX века характерным временем, за которое происходит смена парадигм в науке, искусстве, политике, было десятилетие[23]. Считая время активной жизни поколения в 30 лет (около 20 лет человек становится взрослым, около 50 — у него обычно уже взрослые дети, к которым переходит креативная активность), получаем, что каждое поколение успевало изменить мир трижды. Для Гиганды после пятидесятилетней прогрессорской деятельности землян соответствующий показатель был измерен, и он оказался близким к единице[24]. Для Саракша, длительное время находящегося под контролем Галактической безопасности, он составил 0.27![25]. На макроуровне это означает, что за сто лет (время, которого Земле хватило, чтобы перейти от лунной ракеты к сигма-Д-звездолету, от раздробленного тоталитарного мира эпохи Мировых войн к Всемирному совету) Гиганда добилась распространения военного конфликта с устья Тары на все Внутреннее море. Те же поршневые бомбардировщики стартуют там сейчас с атомных авианосцев…
На Саракше за тот же период, кажется, «несколько замедлились темпы падения средней продолжительности жизни».
Опубликование Мировым советом этих данных на рубеже 2203–2204 годов[26] привело к тяжелым последствиям. Бессознательное неприятие прогрессоров и прогрессорства (Р-фобия) стало распространяться в обществе уже в конце шестидесятых годов[27]. После «Дела Абалкина»[28] эксперты дали заключение, в котором преступление Сикорски увязывалось с его работой на Саракше[29]. (Резкий протест против подобных умозаключений заявил, к удивлению многих, Айзек Бромберг[30].) Стараниями Совета (в первую очередь Леонида Горбовского) остроту реакции общественности удалось несколько ослабить. Во всяком случае предложение Симоны Леверер, согласно которому предлагалось лишить прогрессоров права работать на Земле, не прошло[31]. Тем не менее период 2178–2185 гг. ознаменован повышенной статистикой разводов и самоубийств в семьях прогрессоров[32]. Ко времени «Большого Откровения» ситуация вернулась к равновесию.
Теперь же стараниями Совета общественное мнение наконец получило в свои руки реальное оружие против самого института прогрессорства. Кампания, начатая все той же Симоной Леверер, приобрела к 2206 г. характер истерии. Институт экспериментальной истории был закрыт, деятельность землян на других планетах свернута. С огромным трудом удалось добиться согласия Совета на сохранение там элементов наблюдательной сети.
Результат не замедлил сказаться. Ситуация на всех без исключения «поднадзорных» планетах начала быстро меняться от плохого к худшему. Сначала этим данным не верили. Потом стали склоняться к мысли, что это «реакция абстиненции» цивилизаций, лишенных привычного наркотика — прогрессорской помощи.
За двадцать пять лет индекс развития на Саракше упал в два с половиной раза, на Гиганде — в два раза, на Сауле — в 1,3 раза[33]. В 2228 г. в Алайском герцогстве происходит военный переворот и начинается такая резня, от которой потемнело в глазах даже у ветеранов прошлой войны. За месяц погибли почти все земляне-наблюдатели в пределах герцогства и Северной Империи. И — еще около миллиона человек.
Какое-то время Совет, скорее по инерции, нежели исходя из принципиальных соображений, продолжает по отношению к прогрессорству прежнюю политику. Дело заканчивается двести тридцать третьим годом, когда на Голубой Змее (Саракш) вспыхнула первая в галактической истории война между гуманоидами и негуманоидами. Широкое использование Островной Империей и Страной Отцов атомного и биологического оружия привело к фактическому уничтожению цивилизации голованов.
Это был приговор политике невмешательства.
А в следующем, 2234 году секретарю Мирового совета передают докладную записку, подписанную Леонидом Горбовским, который более четверти века назад окончательно удалился от политики. В записке анализировалось поведение «индекса развития» на Земле. Спокойно, даже несколько меланхолично, Леонид Андреевич сообщал, что «указанный коэффициент достиг максимума — 3,9 — в шестидесятые годы XX столетия и достаточно долго оставался на этом уровне». После 2023 г. индекс упал до трех. В период реконструкции (2052–2103) он устойчиво держался около цифры 3,2. Следующие пятьдесят лет он медленно падал до уровня 2,5. А затем падение приобрело катастрофический характер. Уже к началу девяностых годов «индекс развития» составил 1,1 — уровень Гиганды! Здесь он наконец стабилизировался. «Полагаю, — заключал Горбовский, — значение этой информации Вам понятно» [34].
Леонид Андреевич, как всегда, переоценил людей!
Записка Горбовского вызвала поток самых нелепых толкований. Утверждалось, в частности:
1. Прогрессоры, действующие на отсталых планетах, самим фактом своего существования способствуют «выравниванию разницы обобщенных потенциалов между цивилизациями», что проявляется как ускорение прогресса «там» и замедление его «здесь». (Красивая модель, вполне пригодная для фантастической повести: бедные прогрессоры выступают в ней в роли квантов-переносчиков некоего «социального взаимодействия».)
2. Земля находится под ударом разведывательных служб Алайской империи, республики Хонти и едва ли не Министерства охраны Святого ордена. (Совершенно не понимаю, почему из этого должно следовать снижение «индекса развития». По-моему, наоборот.)
3. Странники ведут на Земле не прогрессорскую, а регрессорскую деятельность, дабы подавить развитие цивилизации-конкурента. (Ну, деятельностью Странников, равно как и промыслом Господним, можно объяснить все что угодно.)
Поделиться книгой: