Меломан [Музыкальная машина]

Генри Каттнер

Меломан [Музыкальная машина]

Джерри Фостер поведал буфетчику, что его никто не любит. Буфетчик, имевший опыт в подобных делах, ему не поверил и предложил новую порцию выпивки.

— Отчего бы и нет? — ответил несчастный мистер Фостер, исследуя скудное содержимое своего бумажника. — Я возьму себе в супруги дочь вина. И пусть вдали бьют барабаны "Это Омар".

— Ну да! — сказал удивленный буфетчик. — Но тебе нужно быть поосмотрительней, если не хочешь вылететь через ту же дверь, через которую вошел. Здесь не Пятая Восточная, приятель.

— Можешь называть меня «приятелем», — согласился Фостер, пробуя напиток. — Я не против. Я — ничей парень. Меня никто не любит.

— А как насчет той малышки, которая была здесь с тобой прошлый раз?

Фостер был красивым молодым человеком с густыми белокурыми волосами и несколько туманным выражением голубых глаз.

— Бетти? Пробормотал он. — Неладно получилось. Некоторое время тому назад я был с Бетти в «Том-том», а появилась эта рыженькая. Вот я и послал Бетти куда подальше. А рыженькая на меня наплевала. Теперь я одинок, и все ненавидят меня.

— Может быть, тебе не следовало посылать Бетти куда подальше? — предположил буфетчик.

— Я так непостоянен! — возразил Фостер. На его глазах заблестели слезы. — Я ничего не могу с этим поделать. Женщины — мое несчастье. Налей-ка мне еще и скажи, как тебя зовут?

— Остин.

— Так вот, Остин, я, кажется, попал в переделку. Ты знаешь, кто выиграл вчера пятые скачки в Санта-Аните?

— Поросячья Рысца, разве нет?

— Да, — сказал Фостер. — Но я-то повесил свои денежки на нос Белой Молнии. Вот почему я здесь. Сюда скоро должен прийти Сэмми, так?

— Верно.

— Мне повезло, — сказал Фостер. — Я собрал деньги, чтобы с ним расплатиться. — Сэмми — твердый орешек, с ним шутки плохи.

— Такие дела меня не касаются, — сказал буфетчик. — Извини.

Он отошел и занялся двумя любителями водки.

— Выходит, ты тоже ненавидишь меня, — пробормотал Фостер.

Забрав свой напиток, он отошел от стойки.

Бетти сидела в кабинке одна и наблюдала за ним. Однако ее белокурые волосы, влажные глаза и бело-розовая кожа потеряли для него всякую привлекательность. Она наводила на него скуку. К тому же она продолжала болтаться без дела.

Фостер проигнорировал девушку и направился дальше, туда, где у дальней стены сверкал полихромическими красками массивный продолговатый предмет.

Производители сего предмета настаивали на термине "автоматический фонограф", но более распространенным его названием было "меломан".

Этот меломан был прелестен. В нем было столько красок и оттенков, а главное, он не следил за Фостером, а рот держал на запоре.

Фостер устроился подле меломана и погладил его по гладкому боку.

— Ты — моя девушка, — объявил он. — Ты прекрасна. Я безумно тебя люблю. Слышишь, безумно!

Он чувствовал на своей спине взгляды Бетти. Осушив свой бокал, он еще теснее прижался к автомату и произнес красочную речь в его честь. Потом он оглянулся.

Бетти собралась уходить.

Фостер нашарил монетку и хотел сунуть ее в щель автомата. Но тут в бар вошел коренастый темноволосый мужчина в очках в роговой оправе. Он кивнул Фостеру и быстро направился к кабине, в которой сидело толстое существо в твидовом костюме. Произошел короткий диалог, во время которого деньги перешли из одних рук в другие, и коренастый человек сделал пометку в маленькой книжечке, извлеченной им из кармана.

Фостер достал бумажник. У него уже бывали неприятности с Сэмми, и других он не хотел. Букмекер признавал только наличные. Фостер достал деньги, пересчитал их и ощутил пустоту в желудке. То ли он обсчитался, то ли потерял часть денег — ему не хватало.

Такое Сэмми не понравится.

Фостер лихорадочно стал соображать, как протянуть время. Сэмми его уже видел. Никуда не денешься.

В баре стало слишком тихо, а Фостеру был нужен шум.

Он посмотрел на свою монетку, торчавшую из щели автомата, и поспешно протолкнул ее внутрь.

И тогда из отверстия для возврата монетки посыпались деньги.

Почти мгновенно Фостер подставил шляпу. Четвертаки и медяки струились бесконечным потоком. Меломан заиграл песню, игла затанцевала по черной поверхности пластинки. То была полная светлой печали мелодия "Ты мой любимый". Она поглотила звон падавших в шляпу Фостера монет.

Через некоторое время денежный поток иссяк. Фостер остался стоять там, где был, возблагодарив Господа. Тут он увидел, что к нему направляется Сэмми. Букмекер посмотрел на шляпу и изумленно заморгал.

— Привет, Джерри! Что происходит?

— Ящик разбился, — сказал Фостер.

— Но не меломан же?

— Да нет, там, в Ониксе, — сказал Фостер.

Он назвал один частный клуб, находившийся несколькими кварталами дальше.

— Не успел еще обменять на крупные, не поможешь мне?

— Я тебе не кассир, — сказал Сэмми. — Я свое беру в зелененьких.

Меломан закончил исполнять "Ты мой любимый" и принялся за «Навсегда». Фостер положил на фонограф позвякивающую шляпу, сосчитал банкноты и добавил к ним выложенные из шляпы четвертаки.

— Благодарю, — сказал Сэмми. — Жаль, что твоя клячонка подкачала.

"И верная любовь навеки", — пламенно пел меломан.

— Тут уж ничем не поможешь, — сказал Фостер. — Может быть, в следующий раз мне повезет больше.

— Ты играешь в Оуклаунде?

"Чтобы мечты стали явью, — и вдруг, — должен рядом с тобой быть друг".

Фостер прислонился к автомату. Последние слова поразили его, как громом. Именно они, выскочив из ниоткуда, завладели его мозгом, околдовали его. Он перестал слышать что-либо, кроме них. А они все повторялись и повторялись.

— Должен быть друг, — сказал он в прострации. — Друг!..

— О'кей, — сказал Сэмми. — «Друг» будет в Оуклаунде третьим. Обычную?

Комната начала вращаться. Но Фостер успел утвердительно кивнуть. Через некоторое время до него дошло, что Сэмми ушел. Он увидел напиток, стоявший на автомате, и тремя большими глотками осушил бокал. Потом наклонился и уставился на загадочно мерцавший аппарат.

— Невозможно, — прошептал он. — Я просто пьян. Но все же мне недостаточно. Мне нужен еще глоточек.

Из отверстия для возврата монет выкатился четвертак, и Фостер машинально подобрал его.

— Нет, — выдохнул он. — Невероятно!

Он набил карманы монетами, вытащенными из шляпы, жестом утопающего вцепился в стакан и направился к стойке. На полпути кто-то тронул его за рукав.

— Джерри, — сказала Бетти, — прошу тебя…

Он не обратил на нее внимания и заказал еще порцию спиртного.

— Послушай, Остин, — спросил он, — этот ваш меломан, он что, хорошо работает?

Остин выжимал сок из лимона и даже не поднял головы.

— Жалоб не было.

— Но…

Остин пододвинул к нему наполненный стакан.

— Извините меня, — сказал он и отошел за стойку. Фостер украдкой бросил взгляд на автомат. Тот стоял у стены, мигая светящимся глазом.

— Просто я не знаю, что делать, — сказал Фостер, ни к кому не обращаясь.

Заиграла пластинка. Низким грудным голосом автомат запел: "Оставьте нас вдвоем перед лицом нашей любви…" По правде говоря, дела Джерри Фостера в эти дни шли неважно. Он был консерватором по натуре, поэтому родиться в эпоху великих изменений было для него огромной ошибкой. Ему требовалась твердая почва под ногами, а сумасшедший век с тревожными газетными заголовками, обещавший все новые технические и социальные изменения, такой почвы не обещал.

Чтобы пережить эпоху этих бесконечных изменений, нужно было обладать приспособляемостью. Там, в устойчивых двадцатых, Фостер чувствовал бы себя прекрасно, но здесь, в этом мире, он не был на коне. Человек подобного склада ищет уверенности и безопасности в своем вчерашнем дне, а безопасность эта все время ускользает от него.

В результате Джерри Фостер оказался без работы, в долгах и стал пить больше обычного. Единственным преимуществом всего происшедшего оказалось притупление алкоголем подозрительности Фостера при встрече с любящим автоматом.

На следующее утро он ни о чем не вспомнил, и не вспоминал о случившемся еще два дня, пока его не разыскал Сэмми и не передал ему выигрыш, девятьсот долларов, — Друг пришел в Оуклаунде первым.

Фостер немедленно решил выпить по этому случаю и незаметно для себя оказался в знакомом ему баре нижнего города. Остин в этот вечер не работал, Бетти тоже не было. Фостер, нагрузившись, поставил локти на полированное красное дерево и огляделся. В глубине зала стоял меломан. Фостер заморгал, пытаясь что-то вспомнить.

"Я буду помнить апрель", — запел меломан.

Клеточка в мозгу Фостера, избегнувшая тьмы опьянения, заработала. Из его рта вырвались слова:

— Помнить апрель… помнить апрель…

— Ладно, — сказал толстый, небритый и неопрятный мужчина, сидевший подле него. — Я тебя слышал, я буду… что ты там сказал?

— Помнить апрель, — пробормотал Фостер почти автоматически.

Толстяк отпил из своего стакана.

— Сейчас не апрель, сейчас март.

Фостер неуверенно порылся в поисках календаря.

— Сейчас третье апреля, — объявил он наконец. — А в чем, собственно, дело?

— Тогда мне пора возвращаться, — сказал толстяк.

В его голосе было отчаяние, он потер обвислые щеки.

— Уже апрель! Сколько же времени я пьян? Ты не знаешь. Но ты обязан знать! Апрель… Тогда еще порцию!

Он подозвал бармена.

Однако ему помешало появление человека с топором. Вновь прибывший буквально ворвался в помещение. Это был тощий белокурый молодой человек с дикими глазами. Он весь трясся, как в лихорадке. Прежде чем его успели остановить, он пролетел через весь зал и занес топор над меломаном.

— Я не могу больше этого выносить, — истерически закричал он. — Ты злобное, маленькое животное… Я разделаюсь с тобой раньше, чем ты погубишь меня.

Выкрикнув эти слова и не обращая внимания на подоспевшего бармена, белокурый человек изо всех сил опустил топор на меломана. Вспыхнуло голубое пламя, раздался треск, и блондин рухнул на пол.

Фостер оставался на своем месте. На стойке рядом с ним стояла бутылка, и он завладел ею. Он довольно тупо воспринял происшедшее. Вызвали "скорую помощь". Врач сказал, что блондин получил сильный ожог, но пока жив. У меломана была разбита панель, но в основном он, казалось, поврежден не был. Откуда-то появился Остин и соорудил себе напиток.

— Каждый убивает то, что любит, — сказал Остин. Он обращался к Фостеру.

— Ты тот парень, что когда-то цитировал тут Омара, так?

— Что? — спросил Фостер.

— Странные дела. Этот парень часто приходил сюда только для того, чтобы заставить автомат поиграть. Он был в него просто влюблен. Часами он сидел и слушал его. Конечно, говоря, что он был в него влюблен, я употребляю это слово как оборот, улавливаешь?

— Конечно, — отозвался Фостер.

— И вдруг, пару дней назад, он вышел из себя, просто совсем помешался. Я вошел и обнаружил его на коленях перед меломаном, он вымаливал у него за что-то прощение. Не понимаю. Думаю, что некоторым просто нельзя пить! А ты как думаешь?

— Так же, — ответил Фостер.

Он наблюдал за тем, как санитары из "скорой помощи" выносили пострадавшего из зала.

— Электрошок средней тяжести, — сказал один из санитаров. — Все будет в порядке.

В меломане что-то щелкнуло, и заиграла новая пластинка. Должно быть, что-то произошло с регуляторами, потому что звук был просто оглушающим.

— Хло-о-о! — вопил меломан.