Помоги проекту - поделись книгой:
— Может, еще кофе, Вадик? — спросил Яков Вениаминович, когда молчание начало смотреться странноватым.
Ну уж нет. кофе неплохой, но сидеть здесь до утра в мои планы не входит.
— Спасибо, откажусь. Не засну потом.
— Вадик, какое может быть «не засну» в вашем нежном возрасте? — Яков Вениаминович всплеснул руками. — Это мы, старики... что с кофе, что без кофе...
— Яков Вениаминович, вы меня по делу звали?
Наверное, это прозвучало не очень вежливо. Едва закончив говорить, я пожалел, что не смог облачить эту мысль в более гибкие формы. Яков Вениаминович смутился, и от этого мне стало еще более неловко.
— Конечно, Вадик, конечно. Да, задание... Вы ведь сейчас можете работать?
Выглядел вопрос странно. Словно маг надеялся на отрицательный ответ. И словно не знал, что раз я к нему пришел, значит, работать могу.
— Что за задание. Яков Вениаминович?
Да что ж такое? Прямо какая-то болезненная грубость на меня напала. Говорю — и не успеваю себя за язык схватить. Непроизвольная реакция на странное поведение мага? Что с ним — это второй вопрос. Более серьезный, кстати.
— Задание простое, Вадик. — Яков Вениаминович будто бы вдруг решился. Отринул сомнения, так сказать. В омут с головой и все такое прочее. — Мне нужно заклинание для воссоздания текста из обрывков.
— Что? — В принципе, непонятного было мало. Но я удивился.
— Есть обрывки теста. Разрозненные. — с готовностью принялся пояснять маг. — Заклинание должно все эти обрывки, так сказать, расставить по местам. Разместить в правильной последовательности. Понятно?
Честно говоря, я и без этого развернутого объяснения все понял. Переспросил скорее от разочарования. Я уже из поведения Якова Вениаминовича готов был напридумывать себе... Я знаю, чего именно? Может, заклинания на грани закона. Никогда он к этой грани даже близко не подходил, но, наверное, все когда-то в первый раз случается. Может, чего-то из амурной магии. Абсолютно не его ниша, но вдруг решил попробовать. Ну, и разволновался старик.
Заклинание было обыденным. Рядовым. Скучным. Может, историки какие-нибудь заинтересуются. Археологи. На них денег много не заработаешь... Впрочем, в вопросах извлечения прибыли я старику доверяю. Пару лет назад я недоумевал, зачем могло понадобиться заклинание, превращающее вино в воду. Воду в вино — понятно, а наоборот зачем? Как тут денег срубить? У меня тогда, помню, на уме только какие-то антиалкогольные программы крутились. А Яков Вениаминович нашел партнера и организовал пошив одежды из ткани, обработанной этим заклинанием. Тут уж и до меня дошло. Пролил вино на рубашку — а там только мокрое место. В прямом смысле. Салфеточкой промокнул — и пей дальше, товарищ. На процент от одного этого заклинания я тогда себе первую машину купил.
И здесь наверняка что-нибудь придумал. Даже голову себе не хочу забивать, что именно. Скоро узнаю. А заклинание, по всей видимости, несложное, не должно быть проблем. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно. Это в первые дни после открытия Белого шара все кинулись... Лекарство от всех болезней, бессмертие... Телепортация там всякая и чего еще фантасты навыдумывали в творческом экстазе. Понимание, что Белый шар - не Золотой, любое желание не исполняет и ничего глобального не даст, давалось тяжело. Ведь никаких строгих запретов, никаких видимых преград. Войти в Тоннель можно, каково бы ни было заклинание. Раз за разом курьеров отправляли за многим, и они возвращались ни с чем. Или не возвращались вовсе...
Но сейчас уже все успокоились и аппетиты поумерили.
Потому, может, мир с ума и не сошел?
А чтобы текст из обрывков собрать... Что-то мне кажется, современный компьютер с этим не хуже заклинания справится. Может. Яков Вениаминович этого не понимает? В силу возраста, например. Все может быть, но не мое это дело. Я задание получил, я его выполню. Ставка в любом случае моя, даже если старик в этот раз ошибся, и коммерческая стоимость заклинания нулевая.
Ладно, раньше времени неполученные деньги считать не будем. Примета плохая. А работа у меня опасная.
Никто не знает, почему один человек может стать магом, а другой — нет. Почему заклинание, произнесенное подавляющим большинством представителей рода человеческого, остается простым сотрясением воздуха, бессмысленным набором звуков. А один из тех, кого стали называть магами, говоря те же звуки, творит чудеса. Никто до сих пор не понял, что отличает мага от обычного человека. Самые совершенные приборы никаких особых «меток» в организме мага не зафиксировали. Это просто данность, проверяемая единственно возможным способом — произнесением заклинания. Если ты не маг, ты им не станешь никогда.
Курьер — другое дело. Курьером может стать каждый. Есть только одно «но». Очень, очень весомое «но».
У шахматистов есть такая присказка: каждый человек может стать гроссмейстером, но не каждому для этого хватает жизни. Про нас я могу сказать так: каждый человек может стать курьером, но не каждый при этом выживет. Хорошая шутка. Но не смешная, потому что в ней слишком много правды. У людей не было иного выбора, кроме обучения искусству проходить Тоннель методом проб и ошибок. А ошибка — это зачастую смерть, и смертей, особенно на первых порах, было немало.
Несмотря на это, желающие стать курьером находились. Не последнюю роль в объяснении этого факта играют деньги. Профессия оплачивается неплохо. Я не готов ответить на вопрос, стал бы я ходить к Белому шару бесплатно. К риску ради риска я отношусь отрицательно. В моем понимании, если уж рискуешь головой, нужно иметь для себя какое-то «зачем». А это либо возвышенная и благородная цель, либо низменный, но приятный звон монет.
И все же деньги — это еще не все. Эту банальную, затертую почти до потери смысловой нагрузки мысль я в данном случае использую в чисто прикладном значении. Есть какой-то труднообъяснимый кайф и в самом движении по Тоннелю, и в этом мгновении триумфа, когда ты касаешься немыслимого, невозможного и нереального Нечто, получившего глупое название Белый шар.
Дело не только в том. что слышали про Белый шар все, а коснуться его могут очень немногие. Ощущение покорителя Эвереста — это только одно из слагаемых...
Дальше Яков Вениаминович полностью пришел в себя, и его недавнее оцепенение постепенно перестало меня беспокоить. Мало ли что. Последний клиент поставил слишком сложную задачу. Не неразрешимую, ибо тогда как раз волноваться особо не о чем. Маги далеко не всесильны, но не все люди способны это осознать. А именно сложную, требующую не только применения заклинаний, но и серьезного напряжения извилин. Мне были известны случаи, когда Яков Вениаминович брался за работу, от которой отказались маги более сильные. И с успехом справлялся, виртуозно комбинируя заклинания и находя им нестандартное применение.
Взяв из рук мага обруч, я сразу надел его на голову. Я уже знал, что подстраивать под размер мне не понадобится. Еще одна мелкая, но приятная черточка. Разумеется, Яков Вениаминович пользуется услугами других курьеров. Ни один маг не допустит, чтобы кто-либо знал весь имеющийся у него арсенал. Но здесь меня всегда ждал обруч, настроенный на меня. Создавалась приятная иллюзия приватности, эксклюзивного обладания этой гарнитурой. Хотя, скорее всего, Яков Вениаминович просто запомнил (а может, и записал) размеры всех своих курьеров и делал регулировку перед нашим приходом.
Легкий, почти невесомый обруч уже через несколько секунд перестал ощущаться. Как привычный и удобный головной убор. Он и выглядит-то изящно, хоть носи в качестве модного аксессуара. И процессор, и аккумулятор — все запрятано в тонкой полой оболочке. Мне сейчас и самому не верится, что еще пару лет назад я шел по Тоннелю, подсоединяясь через жутковатого вида присоски к обычной персоналке. Между прочим, отключение питания компьютера во время сеанса означало смерть для курьера. Я этого, разумеется, не знал. Никто не знал — до того случая в Канаде. После этого все маги в спешном порядке оснастили свои машины бесперебойниками — или просто перешли на работу с ноутбуков...
Что ни говори, когда официальная власть легализовала магическую деятельность, жить стало легче. И власти, кстати, тоже. Всемирная Ассоциация Магов вышла из подполья, едва ли не в одночасье став повсеместно уважаемой организацией, ища и находя общий язык с правительствами. Кое-где — в Китае, например. — все маги находятся на государственной службе, и это не препятствует обязательному членству в ВАМ. Но в большинстве стран чародеев отпустили на вольные хлеба, обложив, правда, кроме налогов обычных еще налогами магическими. Официальными и неофициальными. Через годик, наверное, в нашем городе ни одного электрического фонаря на улицах не останется, все магическими заменят. И десяток фонтанов работает без всяких насосов, поддерживаемые заклинаниями городских магов. Яков Вениаминович любит иногда поворчать по этому поводу, но в целом воспринимает нормально, с философским спокойствием полагая, что «могло быть и хуже».
Хотя сложно сказать, есть ли принципиальная разница между этими двумя подходами. Ни на секунду не сомневаюсь, что и у нас. и в любой стране мира все действующие заклинания становятся моментально известны Там. А как же иначе. Там наверняка есть специалисты по нестандартному применению заклинаний не хуже Якова Вениаминовича.
— Начнете, Вадик?
— Конечно, Яков Вениаминович.
Я выложил телефон на стол. Маг даже не взглянул на него. Знак доверия. В других салонах меня не стесняются обыскивать. На предмет записывающей аппаратуры. А Гриня Бабиков, девятнадцатилетний маг с Поскота, меня в последний раз и вовсе каким-то хитрым прибором просканировал. Юный техник, блин...
Яков Вениаминович поудобней устроился в кресле и приготовился ждать. Недолго, минут десять, вряд ли больше. Это для него. А для меня... Я закрыл глаза, сосредоточился на задании и вдавил еле заметную кнопку с правой стороны обруча.
Глава третья
Почему Тоннель называют Тоннелем, я не знаю. Разные есть версии. Кто-то говорит, что Михаилу Томашову самый первый путь к Белому шару представился в виде тоннеля. У Томашова теперь не спросишь, он вскоре после своего открытия исчез неизвестно где. Кто-то считал Белый шар иным пространством, попасть в которое можно только через гиперпространственный тоннель. Любителей пощеголять красивыми и звучными словами всегда было достаточно. Чаще всего они сами себя не понимают, но ничуть этим не смущаются.
Полномасштабных научных исследований Тоннеля, насколько я знаю, не проводилось. В этом нет ничего удивительного. Я бы, например, ни за что не согласился стать подопытным кроликом. Игра между жизнью и смертью там идет на слишком тонком уровне, никто не в состоянии предсказать, какая мелочь может качнуть маятник в ту или иную сторону.
Поэтому, если честно, никто толком не знает, что это такое. Гипнотический транс, система галлюцинаций или что-то еще. Я привык считать Тоннель просто сном. Весьма специфическим, конечно.
Это и вправду очень похоже на сон. Мир Тоннеля всегда логичен, но эта логика не совсем обычная. Чем лучше ты способен понять эту логику, тем лучший из тебя курьер. Логика Тоннеля стала основой маленькой мифологии, которой увлекается кое-кто из курьеров. Говорят, что чем ближе тебе «тоннельная» логика, тем дальше ты отходишь от привычной человеческой. А, значит, чем лучший из тебя курьер, тем меньше оснований считать себя нормальным человеком. Курьер же, дошедший по этой шкале до максимальной отметки, способен будет преодолеть Тоннель
Думаю, сами авторы этой теории не слишком в нее верят. Но поразмышлять на эту тему бывает забавно.
На этот раз — пустыня. Как и полагается порядочной пустыне — бескрайняя. Горизонт всюду одинаково ровен и неприметен, никаких ориентиров. Плохо, отмечаю я мельком, но пока на этой мысли не задерживаюсь. Сначала нужно как следует осмотреться,
Трачу еще немного времени, чтобы окончательно утвердиться в этой мысли. Мир вокруг должен стать как минимум обыденным, в идеале — скучным и почти родным.
Воздух вокруг черный. Как уголь, как сажа. Я бы сказал непроглядно черный, но это будет ошибкой. Видно как раз все отлично. Ни солнца, ни луны или звезд, ни каких-либо иных источников света нет, но вокруг светло. Нет, неправильно. Вокруг темно, очень темно, просто это не мешает видеть. Скорее, наоборот. Если на горизонте вдруг появится человек, я его не просто увижу, а смогу различить цвет его одежды. В этом я уверен, значит, так оно и есть.
С черным светом примирить разум непросто, и я неспешно сажусь на песок. Сквозь легкие джинсы к телу проникает тепло. Это успокаивает. Вокруг ночь, правильная ночь. Я запрокидываю голову к небу. Только такое небо здесь и должно быть, черное, бездонное. Как нелепо и вычурно смотрелись бы на нем звезды! Разумеется, их здесь нет и быть не может. Одна-единственная, самая маленькая и никчемная звездочка непременно испортила бы все совершенство этого неба. Я ложусь на спину и пристально исследую все пространство надо мной. С огромным облегчением убеждаюсь в полной, абсолютной, идеальной чистоте неба. Хорошо, когда кругом все правильно!
Здорово, что темная ночь такая светлая. О земных ночах, когда темноту разгоняет свет сторонних источников, я думаю почти с отвращением. Не понимаю, что может быть естественней черного света. Любой другой свет мне сложно себе представить.
Встаю на ноги. Снова оглядываюсь. Верчу головой вправо... влево, и панорама Тоннеля как на ладони. Взгляду зацепиться не за что, и это, в самом деле, неудачно. Должна быть какая-то цель, направление... Тоннель никогда не повторяется. Иногда передо мной стеной вырастал лес, и нетрудно было догадаться, что. только пройдя через него, я достигну Белого шара. Иногда я оказывался в лабиринте, и мне приходилось искать выход. Порой Тоннель вообще не имел ассоциаций ни с чем из привычного мира. Но определить, в какую сторону надо идти, всегда не составляло труда.
А тут пустыня. Спереди песок и сзади песок. И слева, и справа, и по диагонали. Причем, ровненький такой. Никаких тебе барханов. Так бы я выбрал самый высокий, за который не проникает взгляд, и убедил себя, что Белый шар за ним. И скорее всего, так бы оно и было. Ведь мое убеждение — это почти истина в мире Тоннеля. А тут пляж, а не пустыня.
Пляж... Я торопливо закрыл глаза. Пляж. Просто очень большой пляж. Как в бородатом дурацком анекдоте. Я почти отключил все чувства, усилив до предела осязание. Моя кожа сверхчувствительная, наверное, укуси меня сейчас комар, я бы умер от болевого шока. Но здесь нет комаров. Здесь есть... ветер. Очень, очень слабый, едва ощутимый даже моим гипер-осязанием. Но я все же почувствовал его прикосновение к правой щеке. Ночью ветер дует с суши.
Не давая шанса самым ничтожным сомнениям, я решительно зашагал в сторону моря, открыв глаза только на третьем или четвертом шаге.
Вколоченные в голову жизненным опытом знания говорили, что до моря никак не может быть ближе пяти километров. Но я только посмеялся над этими нелепостями. Это там, в глупом земном мире понятия горизонта незыблемы, там остались физика и геометрия. Здесь... уже через пять минут я почувствовал, что ветер стал чуть свежее. А еще через пять минут просто вышел к морю.
Море было... морем. Что еще сказать? Оно не выглядело странным, оно просто не могло так выглядеть. Именно к такому морю я люблю приходить ранней весной или поздней осенью, чтобы побыть с ним наедине. Даже песок у побережья уступил, устыдился своего ярко-желтого цвета, принял совсем обычный вид.
Я облегченно вздохнул. Что ни говори, пустыня — это не мое. Совершенно чуждая для меня стихия. Но она позади, пройдена без каких-либо эксцессов. Я не попал в зыбучие пески, мне не угрожали скорпионы или змеи. Собственно говоря, я очень умело
Пожалуй, я чересчур задумался. Не оборачивая головы, я почувствовал, что за спиной что-то происходит. Обернулся. Пустыня таяла, растворялась во мгле. Горизонт съеживался, подступая все ближе и ближе. Это сложно описать, не было никакой стены или черной полосы... уже в ста шагах позади меня не было вообще ничего. Пустота, по сравнению с которой вакуум — живой и бьющий ключом мир. Словно граница Вселенной надвигалась на меня, заставляя двигаться вперед.
Незачем меня подталкивать, в море я пойду с удовольствием. Нарочито неторопливо, с глуповатой бравадой я разулся. Швырнул кроссовки назад, и они просто исчезли, один за другим. В воду я вбежал радостно. Хотя и по необходимости. Глубина началась сразу же, с первых шагов. Не опуская голову под воду, я сделал несколько гребков. Это было необязательно, но я все же развернулся назад.
Никакой пустоты там уже не было. Просто море. Насколько хватает глаз. Так... А точно стоило выбираться из пустыни именно в море? Не то, чтобы я выбирал из множества предложенных вариантов, конечно. Но я хотел увидеть море, целенаправленно шел к морю, радовался, увидев море. Какие-то основания для этой радости должны были иметься?
Да, я не имел права думать об этом тогда — иначе ни к какому морю бы не вышел. Но теперь — что мне делать? Не оказался ли я в начальном положении? Глупо думать о том. чтобы убедить себя в наличии близкого берега. Во-первых, едва ли получится, во-вторых, сильно подозреваю, что берег окажется песчаным...
И в такой сказке про белого бычка шансов дойти до Белого шара у меня не будет, можно не сомневаться. Зациклюсь напрочь. Останется только выйти из Тоннеля, и, с виновато-растерянным видом глядя Якову Вениаминовичу в глаза, развести руками. С еще более виноватым видом забрать треть положенной ставки (таковы правила) и пойти домой.
Человек всегда может выйти из Тоннеля, в любой момент. Достаточно желания — четкого, осознанного, сосредоточенного желания. Пара секунд такой сосредоточенности — и ты в реальном мире. Вот эта-то кажущаяся легкость и губит чаще всего начинающих курьеров. А порой и не начинающих... Трудно признавать свое поражение. Особенно когда до цели рукой подать — причем, иногда в буквальном смысле. Не всегда удается трезво оценить опасность в мире, где все не совсем так, как в реальности.
Мне иногда приходилось умирать во сне. Чтобы тут же проснуться в холодном поту, вцепившись онемевшими пальцами в простыню. А Тоннель так похож на сон... так обманчиво похож. Только, умерев в Тоннеле, уже не проснешься. Кровоизлияние в мозг — и одним курьером в мире стало меньше. А нас и так немного, нас беречь надо. Себя надо беречь.
Я еще какое-то время плыву по инерции вперед. Хотя, такие понятия как вперед и назад утратили актуальность. Как в самом начале Тоннеля, нет ориентиров, нет направлений.
Стоп! Разница с пустыней все-таки есть. И есть все же одно направление, которого в пустыне не было. Пару раз глубоко вздохнув, я набираю полные легкие воздуха и ухожу под воду.
Я погружаюсь легко, с какой-то фантастической легкостью. Мне не нужно грести руками или перебирать ногами. Но я не иду ко дну безвольной куклой, я опускаюсь так, как хочу. Мог бы быстрее, мог медленнее, но это не нужно. Я не знаю, сколько до дна, но увеличение темпа погружения его не приблизит.
Забавно, но вода остается все такой же прозрачной независимо от глубины. Я вижу свои вытянутые руки так же четко, как под самой поверхностью. А вот дна пока не вижу.
Впервые я слышу биение сердца, оно колотится в грудной клетке с частотой отбойного молотка, его стук отдается в висках. Потом в голове повисает тонкий противный звон. Нехорошо, но легкие пока не горят, значит, немного времени у меня есть.
И все-таки становится страшно. Что, если сознание отключится слишком внезапно, и я не успею вернуться в кабинет Якова Вениаминовича? Как люди тонут? Не знаю, не помню... Я тонул однажды, но мне тогда было четыре года. Помню только одно, мне совершенно не было страшно. Это я почему-то очень отчетливо помню. Наверное, просто не знал, что следует испугаться.
А сейчас боюсь, и сердце начинает стучать еще неистовей, хотя, казалось, что это невозможно. Нельзя, нельзя паниковать! Мне не нужно время, чтобы всплыть на поверхность, мне нужна только жалкие две секунды, чтобы убрать свое сознание из Тоннеля. Я могу это сделать хоть сейчас...
Сделай! — закричал кто-то внутри меня. Выходи, выходи отсюда! Иначе — смерть. И над тобой, и под тобой — только вода. Десятки, сотни метров. Километры! Никакого дна вообще нет!
И я увидел дно. Совсем рядом. А на дне — раковина, из тех, в которых обычно находят жемчужины. Я такие только по телевизору видел. Эта раковина может ничего не значить, но я в это не верю. Мне нужно к ней.
И я рвусь. Но вода вдруг становится тягучей, как кисель. Я извиваюсь всем телом, отталкиваясь руками и ногами от этой странной воды, но продвигаюсь вперед страшно медленно.
Но все-таки продвигаюсь. Ничего, успею. Теперь точно успею, потому что вдруг перестаю задыхаться. Просто больше не ощущаю потребности в воздухе. Голова больше не звенит. Тишина. Полная. Даже я продвигаюсь вперед совершенно бесшумно. Раковина в каком-то метре от моих рук.
Все-таки я правильно предвидел, что этот Тоннель не будет слишком сложным — заклинание достаточно простое. Опасного было немного и, полагаю, все уже позади...
Нельзя было так думать! Совсем потерял концентрацию, ученическая ошибка! Справа от меня, совсем рядом, появилась акула. Не очень большая, чуть крупнее меня, но как-то удивительно зловеще выглядевшая. Хотя рот пока был закрыт, но я точно знал, что там...
Стоп! Я взял себя в руки. Акулы не нападают на людей просто так. Не нападают. Не нападают. Каждый из нас занят своим делом. Я плыву к раковине, акула плывет мимо.
Она действительно двигалась чуть в сторону. Очень медленно, не быстрее меня. Только от этого почему-то спокойней не становилось. Ничего, еще несколько секунд, и раковина будет в моих руках. А в ней или победа, или... ничего. В любом случае, открыв раковину, я вернусь. Хватит с меня этого Тоннеля. И перерыв сделаю в работе, могу себе позволить. Месяц, как минимум.
Акула прошла в каком-то метре от меня. Правильно, так и должно быть. С какой стати ей на меня нападать? Совершенно очевидно, что она питается гораздо более мелкой дичью. Это, почувствовав кровь, акулы обычно сходят с ума...
Снова ошибка, причем чудовищная. В самом деле, отпуск не повредит... Неизвестно откуда взявшаяся стайка мелких, меньше чем с ладонь, рыбок, облепила меня так, словно я был магнитом, а они — железными опилками. Двоечник! Пираньи в море не водятся! — завопил я вслух. Это оказалось совсем не сложно, вопить под водой.
А потом была боль. По всему телу, острая, дикая. Такую никогда не испытываешь во сне. Мне было даже не до акулы. Я вопил уже не переставая, но продолжал тянуться к раковине. Чем ближе была к ней моя рука, тем более вязкой становилась вода, приближаясь по консистенции к чуть подтаявшему холодцу. Причем на скорости движения пираний это почему-то не сказывалось. Вода подозрительно быстро окрасилась красным.
Наконец моя рука дотянулась до раковины. Боль окутала меня с головы до ног, спеленала, привела с собой ватную слабость. Я испугался, что не хватит сил добраться до жемчужины.
Акула разворачивалась в мою сторону.
Окровавленными, изорванными руками, не переставая кричать, я открыл раковину. Там действительно лежала круглая белая жемчужина размером с виноградину.
Акула сейчас была одной сплошной пастью, зияющей черной пропастью, усеянной по краям кинжалами зубов.
Я вытряхнул жемчужину на ладонь. Она начала расти, разбухать, заполняя и вытесняя собой все. Исчезли пираньи, к сожаленью, забыв прихватить с собой боль. Уже коснувшись меня зубами, растаяла акула. Потом исчезла и вода.
Я стоял в пустоте перед белым шаром, размером с одноэтажный дом. Положив на шар обе ладони, я закрыл глаза. Странная, нелепо звучащая фраза родилась, казалось, в самом моем сознании.
Можно возвращаться.
Глава четвертая
Я был настолько потным, словно взял с собой из Тоннеля впитавшуюся в одежду воду того моря. Вот дьявол, я ж теперь неделю в море зайти не смогу... Вытирая с лица липкий пот. я заметил, что пальцы мелко дрожали. Я знал, что физически со мной все в порядке, ни ран, ни крови, но все равно не смог удержаться от быстрого взгляда вниз.
Работа прежде всего. Слова, которые ничего не значили ни на одном из земных языков, еще звучали в моей голове. Я повторил их, это было очень легко, они так и просили, чтобы их говорили еще и еще. Казалось, их просто невозможно забыть. Кто знает, быть может, это в самом деле так. Но...
Яков Вениаминович удовлетворенно кивнул, после чего прошептал что-то одними губами. Наверное, единственное заклинание, известное всем без исключения магам Земли. Именно благодаря ему стало возможным полновесное взаимовыгодное сотрудничество магов и курьеров. Я слов не расслышал, но это было не важно. Только что принесенное мной заклинание исчезло из моей памяти начисто, без всякого остатка.
Этакая предельно избирательная амнезия. Я помнил абсолютно все. свое прохождение Тоннеля, свое возвращение. Помнил, как что-то сказал Якову Вениаминовичу... не помнил только, что именно я сказал. Когда-то давно это приносило почти физический дискомфорт. Мое сознание бунтовало, не желая примириться с подобным казусом, считая его просто невозможным. Против воли я силился вспомнить, восстановить в памяти звуки, произнесенные мной всего несколько секунд назад.
Ко всему привыкаешь. Вспомнить забытые под давлением заклинания-ластика слова попросту невозможно. Хоть до взрыва мозга память напрягай.
Если честно, сейчас я в этой ритуальной последовательности действий особого смысла не вижу. Коммерческая магия вышла на новый уровень, обросла собственными гласными и негласными законами. Сейчас никто не мешает мне купить на черном рынке свой личный обруч Томашова и натаскать себе столько заклинаний, сколько захочу. Скажем, штук двадцать-тридцать за год я сумею. Я могу записать их все на любой носитель аудио и пытаться продавать всем встречным магам.
Кто-то из них от меня брезгливо отвернется, а кто-то польстится, купит. Только и десятой доли цены не даст. А о проценте и говорить не приходится. Магия — это серьезный бизнес. Маги платят за эксклюзивность. Какие-то заклинания навсегда остаются в пользовании одного-единственного волшебника (Белый шар никогда не повторяется), какие-то расходятся по свету, но по тем же строгим правилам, что любые технические ноу-хау. Патенты, авторские права...
Так что, действуя против установленных правил, курьер едва ли что-то выиграет в финансовом плане. А вот репутацию потеряет очень быстро и навсегда.
Тем не менее, демонстрация отсутствия включенных записывающих устройств у курьера и заклинание- ластик, аккуратно стирающее крохотный кусочек памяти — это традиция. Проживет ли она долго или вскоре отомрет за ненадобностью? Мне наплевать, в общем-то.
Я медленно отходил от Тоннеля. Не только восстанавливал ровное сердцебиение и приводил в порядок нервную систему. Я полноценно возвращался в реальный мир. стабильный и прочный. Я, образно говоря, снова становился самим собой, а не тем странным существом, которым был в Тоннеле.
К
И все же я был очень неплохим курьером. Если отбросить лишнюю скромность — одним из лучших. Быть может, это означает, что мое второе, «Тоннельное» я становится все совершенней, занимая все более значительную часть моего сознания? И скоро оно сможет занять доминирующее положение? Тогда однажды, вернувшись из Тоннеля, я не смогу... или не захочу принять реалии окружающего мира?
Я фыркнул. Довольно громко. Подобные страшилки хорошо рассказывать на курьерских тусовках, изредка спонтанно организуемых в любом городе. После пятой или шестой рюмки. А после десятой уже можно с замиранием сердца послушать про курьера, который не смог вернуться из Тоннеля. Не погибнув, а просто оставшись в том мире, не в силах найти выход. Или про двух курьеров, получившим в одно и то же время одинаковое задание, встретившихся в Тоннеле и устроившим там битву за заклинание. А еще про трехлетнюю девочку, специально воспитанную русским госбезом и ставшую лучшим в мире курьером...
Так, теперь нормально. Руки не дрожат, а я улыбаюсь. Яков Вениаминович все это время спокойно и молча сидел в своем кресле. Знал, что мне нужно время на восстановление. Однажды, принеся ему заклинание, способное видеть сквозь стены, я приходил в себя почти час — как потом выяснилось — для меня-то время тогда как-то скомкалось. И весь этот час старый маг неподвижно сидел напротив меня. А к нему за это время очередь выстроилась, между прочим. На улице люди ждали. Мне было очень неудобно, выходя из салона, я не смог посмотреть им в глаза.
Поделиться книгой: