Помоги проекту - поделись книгой:
Шай тяжело вздохнул, подцепил остатки своей некогда роскошной шевелюры, грустно разглядывая опалённые кончики. И вздохнул ещё раз.
— Никто не понимает поистине тонкую и ранимую душу поэта! — вынес вердикт, разочарованный в любви ифовет.
Арха молча подала ему руку, помогая встать. Зачем ранить и без того истерзанное сердце ехидными замечаниями? Лучше от синяков его избавить.
Арха, вполуха слушая романтически завывания Шая, пыталась решить практически нерешаемую, но крайне важную задачу: как, а, главное, где к ужину вина добыть. Лордская трапеза без благородного напитка — не трапеза вовсе. А спиртное во всей округе имелось только при ставке. В прошлый раз, когда ведунья устраивала демонам праздник желудка, желаемое для неё Ируш достала. Как это девчонке удалось, лекарка не уточняла. Но подозрения, конечно, закрадывались.
Просить бесу о помощи вторично девушке не хотелось. Ну, неудобно как-то. Взрослые должны подавать подрастающему поколению пример достойного поведения, а не потворствовать развитию преступных наклонностей и всё такое. Но вино-то нужно!
— Тебе сложно сказать, как лучше? — обиделся Шай, выворачиваясь из-под кулька со льдом, который у его челюсти лекарка держала.
— Что лучше? — вполне искренне удивилась ведунья, полностью утратившая суть пространных рассуждений демона.
— Ты меня не слушала, что ли? Сердца у тебя нет, Арха! И, вообще, друг из тебя фиговый!
— Сердце у меня есть — это я тебе как лекарь говорю. И друг из меня вполне ничего. Я добрая.
Девушка глянула на свёрток в своей руке, критически осмотрела слегка припухшую физиономию ифовета и решила, что лучше всё равно не станет. А стремиться к совершенству ради самого совершенства было лень.
— Ты просто повтори свой вопрос и не устраивай трагедий на пустом месте, — примирительно посоветовала ведунья, отправляя остатки льда в чайник. Не пропадать же добру.
— Ничего я у тебя спрашивать не буду. Всё равно ты ни Тьмы в поэзии не понимаешь, — надулся блондин.
— А ты в поэты решил податься? Ты же можешь срифмовать только «любовь» и «кровь».
Арха отобрала у демона гребень, с помощью которого он пытался реанимировать подпорченную причёску, и взялась за ножницы. Принципиально улучшить опалённые концы расчёска в принципе не могла. Шай страдальчески поморщился, как будто ведунья ему не локоны собиралась обстричь, а что-то гораздо более ценное.
— Вот неправда твоя! Мои таланты гораздо глубже и разнообразнее.
— Например?
— Ну, например… «Жопа» и «попа»! «Сиянье глаз» — «унитаз». Или…
— Не надо! Общее направление твоего творчества я уловила. Это гениально! Просто новое слово в поэзии!
— А я что говорю? — приосанился ифовет. — Просто публика ещё не дозрела до понимания всех глубин аналогий и аллюзий, вложенных мной в рифму и…
Рассуждения о гениальности Шая были прерваны самым беспардонным образом. Дан в каптёрку влетел с такой стремительностью, что едва рогами притолоку не задел. Но, кажется, даже не заметил этого. Ни слова не говоря, он схватил Арху за руку и поволок наружу. Причём и без того мало эмоциональное лицо демона сейчас вообще посмертную маску напоминало.
— Кто? — едва смогла выдохнуть ведунья, старательно перебирая ногами.
— Адаш, — гавкнул хаш-эд.
Лекарка прибавила ходу.
А поспешить стоило. Кронпринцу действительно было плохо. Так плохо, что при их появлении он даже головы от подушки поднять не смог. Его Высочество лежал на диване, свернувшись в позе эмбриона, старательно прижимая обе руки к животу, словно боялся потерять внутренности. Лицо его отливало бледностью до серости, на лбу поблёскивала испарина, а губу демон закусил так, что под клыком выступила алая бисеринка.
Арха, не рассуждая, опустилась рядом с диваном на колени, осматривая страдальца.
— Что вы ели сегодня?
Принц хотел ответить, но только скривился. И это была даже не гримаса боли, а самая настоящая судорога.
— Он завтракал вместе со всеми, я уже спросил, — мрачно ответил Дан, стоящий у входа в шатёр и поглядывающий на улицу. — Отдельно ему ничего не подавали.
Ведунья рассеянно кивнула и села на пятки, нервно теребя подол фартука.
— Данаш, тут хирургов надо звать. Я не могу ничего сделать…
Хаш-эд уставился на неё так, словно она призналась в убийстве младенца.
— Ну а что я сделаю?! — от чувства собственной беспомощности у девушки слезы на глаза навернулись. — Похоже на отравление. А если у него внутреннее кровотечение? Я же только наврежу! Пока не узнаем, что с ним…
— А со своим кристаллом смогла бы? — перебил её демон.
Простую вроде бы фразу он выговорил так, как будто слова силком из горла выталкивал. При этом его перекосило едва ли не сильнее, чем принца. Арха только кивнула, снова поворачиваясь к Адашу.
Цепочку-то ей Дан вернул. А вот о кристалле лекарка даже заикаться боялась. Понятно, что и демоны о нём не упоминали. Скорее всего, амулет давно сгинул в подвалах инквизиции. Или его вовсе уничтожили. Думать об этом было физически больно — в затылке ломить начинало. Как будто бабушку второй раз похоронила — своими руками закопала.
— Держи.
На колени девушки тяжело, как будто из стали отлитая, шлёпнулась сосулька. Сглаженная, будто оплывшая грань, поймала случайный солнечный луч и сверкнула зеленоватым бликом, кольнув зрачок. Арха машинально сжала ладонь на кристалле, чувствуя, как внутри него пульсирует тепло, и подняла голову, глядя на демона.
Дан отвернулся, словно то, что происходило снаружи палатки, его интересовало гораздо больше. Каменнее физиономия хаш-эда быть просто не могла — некуда. Ведунья проглотила вопросы вместе с бурными благодарностями. Ей показалось, что демон их не оценил бы.
Не прошло и часа как принц, выглядящий ещё более измученным и бледным, чем до прихода ведуньи, спокойно растянулся на своём диване, явно намереваясь отправиться в царство снов. По крайней мере, спазмы его не корёжили.
— Больной остро нуждается в уходе лекаря, — пробормотал Адаш, облегчённо закидывая руку за голову. Но вторую ладонь он по-прежнему держал на животе, словно боясь, что резь вернётся. — И чем дальше лекарь уйдёт, тем легче будет больному.
— Стыдно, Ваше Высочество, — отозвалась ведунья. — Я, конечно, и раньше знала, что чувство юмора у вас отсутствует напрочь. Но повторять бородатые анекдоты просто стыдно. Вы хоть шута при себе держите, чтобы он вам остроты придумывал.
Лекарка, посматривая на пациента, прибирала шатёр. Будь ты хоть трижды наследник трона, а промывание желудка всё равно дело грязное и дурно пахнущее. Странно, но у особ королевской крови внутри тоже не розарии цвели. А звать слуг Дан запретил. Правда, надо отдать ему должное, сам же рукава закатал и самую неприятную работу на себя взял.
— Оттого, что она старая, истина не перестаёт быть истиной, — наставительно изрёк принц, закрывая глаза.
— Его отравили? — тихо спросил Дан.
— Это отравление — да, — так же тихо ответила Арха. — Но отравили его специально или просто несвежий кусок попался, сказать не могу. Да и несильна я в ядах, — добавила ведунья самокритично.
— А со слухом у меня полный порядок, — подал голос Адаш. — Дан, не страдай паранойей. Во-первых, кому нужно меня травить? А, во-вторых, сам знаешь, при желании всё можно сделать гораздо чище. Так, чтобы скорбящим близким оставалось только гадать, с чего это покойному прихотнулось скопытиться. А тут слишком… грязно.
Кронпринц поморщился, то ли недовольный методами потенциальных убийц. То ли ему запах в шатре не нравился.
Ирраш привык полагаться на свои инстинкты. Но, к сожалению, они тоже иногда засыпали. Чаще всего вместе с хозяином. Предел выносливости есть даже у шаверов. И, в конце концов, наступает утро, когда все недосыпы, хроническая усталость и не долеченный ещё с зимы бронхит наваливаются разом. А последняя бессонная ночь оказывается той самой каплей, переламывающей хребет стойкости.
Утро выдалось пасмурным и сырым. Кони брели почти бесшумно — мокрые космы тумана скрадывали звуки, делая их глуше, словно подушкой накрывали. Вязкая молочная каша ходила тягучими волнами у лошадиных колен. Черные плоские силуэты деревьев выныривали из дымки неожиданно, заставляя Мрака испуганно коситься, всхрапывать.
Сырость пробирала до костей. За три часа пути разведчики, кажется, успели промокнуть до нижних порток. Ирраш нахохлился в седле, кутаясь в тяжёлый набрякший влагой плащ, то и дело клюя острым носом. Надоевший кашель не давал нормально дышать. Но и толком откашляться не получалось. Так и ехал, время от времени кхекая в унисон с галкой, навязчиво и монотонно орущей за туманными космами.
А расслабляться не стоило. Крестьяне говорили, что в здешних местах видели каких-то подозрительных товарищей. Вполне возможно, это были только личные глюки, крепко настоянные на местном пойле. А, скорее всего, в сырых лесах бродили стайки дезертиров, выискивающих добычу подоступнее. Но вполне возможно, что в кустах шныряли разъезды светлых, расчищающие дорогу для отрядов, идущих к осаждённому городу. В любом случае спать в седле не стоило. Но в веки какой-то умник свинец залил.
Ирраш откашлялся в очередной раз, крепко растёр шею под плащом — не помогло. Перед глазами всё равно плескалась муть, точь-в-точь как этот Тьмой проклятый туман. Демон открыл уже рот, чтобы приказать сержанту подтянуть солдат и прибавить ходу. И только тут понял, что в лесу стало совсем тихо. Даже галка заткнулась. И шороха кустов, через которые пробиралась большая кошка, не слышно тоже.
Шавер поднял руку, останавливая отряд, и откинул капюшон с головы, настороженно прислушиваясь. И едва успел шарахнуться в сторону, почти свесившись с седла. Спасибо, хвалёная интуиция проснулась вместе с хозяином. А то бы схлопотал стрелу прямо в глотку.
Бесы шаверским чутьём не обладали. За спиной демона кто-то захрипел. Взвилась на дыбы, дико заржала напуганная намертво натянутыми вожжами лошадь. Что-то пронзительно, коротко рявкнул Вереск. И воздух стал густым, словно желе. Ирраш почти видел следы от стрел, прошивающих туман длинными стежками.
Демон птицей слетел с седла, наотмашь хлестнув Мрака по чёрному заду. Конь всхрапнул, разом ударил передними копытами и единым длинным махом перелетел темнеющие кусты. Перед лицом Ирраша мелькнула стрела, запутавшаяся в лошадиной гриве. Но наслаждаться видами времени не оставалось вовсе.
— Шхар! — крикнул шавер, не на что, в общем-то, не надеясь.
И правильно не надеялся. Потому как ответа не получил. Если не считать за ответ удар тесака, едва не раскроивший череп. Недаром Ирраш не признавал ножен. Чтобы выхватить меч из кольца на поясе и мгновения не потребовалось. Парировать клинок, больше похожий на мясницкий нож. Перехватить самой серединой лезвия, уйти в сторону. Да не влево как ожидает противник, кем бы он ни был, а вправо. Выхлестнуть кистью, обходя тесак. И рубануть по чужой харе. Прямо по выпученным глазам, по раззявленном провалом рту.
На всё и удара сердца не потребовалось.
Разворот. И ещё один, призраком вынырнувший из тумана. Что ж вы все так орёте-то? Страха пытаетесь нагнать или себя накручиваете? Неважно! Распахнутые пасти — чудесный ориентир, точка, за которую взгляд цепляется, когда всё вокруг мельтешит, бурлит ведьмовским котлом.
Ткнуть клинком вперёд — коротко, экономно. Разворот на пятках, прикрывая грудь. Не потому, что нового врага увидел. Просто он там может быть. Собственно, он там и есть. Выхлест — короткий. Не задирая локтя, не открывая бок. И тут же в сторону. Крутись, двигайся, не стой на месте. Бой не танец. Акробатическими этюдами поражать некогда. Экономь движения, не открывайся. Тьма, как же щита не хватает! Какого не взял с собой баклер[6]? Расслабился, отвык…
Двигайся, двигайся, двигайся!
Но эти мысли поверхностны, как рябь на воде, под которой ходит, ворочается громадная рыба. Опять? Кто один раз предал — предаст во второй? «Брат» — только слово? Получается, прав Дан? Нельзя прощать, нельзя наказывать. Верить можно исключительно мёртвым. От них подлости можно не ждать. Не принял правду чужих слов — учись на собственной шкуре.
Удар — уход. Укол — разворот. Отмашка!.. А-а, неловко то как! Трава скользкая от росы, как каток. Ну, на по ногам! Тьма, ещё глаза своей кровищей залил. Кто орёт? Он сам? Они? Неважно! Двигайся!
И ещё ниже ряби сиюминутных мыслей, вовсе уж в глубине притаился монстр — огромный, тёмный охранник Бездны. А, может, плюнуть на всё? Дёргаться, учиться, думать? Нужно только опоздать. Совсем чуть-чуть не успеть — и не будет больше ничего. Ни мыслей, ни бессмысленности, ни тоски, ни бессонницы. Всего-то и надо, что вывернуть кисть, слегка податься вперёд и…
Нет, ушёл. Топор цвиркнул над самой макушкой. Хочешь жить? Хочешь…
Не успел решить. Показалось, что крыло коснулось лица и груди мягко. Перья проехались по коже ласковыми кусочками меха. А удар как будто позже последовал, словно бы из-под крыла. Зато какой! Будто наковальней в морду получил. Отлетел, как пушинка. Едва успел сгруппироваться и всё равно всю задницу отбил. А обиднее всего — сам же и налетел. Тьмой отодранный арелим не специально его шибанул. «Птички» свои пёрышки берегут. Просто этот придурок не вовремя решил крылышки выпустить.
А вот демоны так не могут. Время нужно, чтоб перекинуться. Двигайся, двигайся, мать твою! Некогда рассусоливать, потом харю оботрёшь!
Поздно. Вот и опоздал. Всего на один удар сердца опоздал. Светлый завис в воздухе, распахнутые во всё небо крылья закрыли деревья, закрыли горизонт. Кончики перьев светились, как будто их сзади солнце подсвечивает. Пожалуй, это даже красиво.
На своё «поздно» Иррашу жаловаться не приходилось. Но и трепетно ждать демон не мог. Рыча и скалясь так, что клыки до самых дёсен видно, шавер перекатился на бок. Развернулся упруго, как отпущенная пружина. Вытянулся в струну — продолжение меча. Понятно — не достанет, даже сияющих перьев не собьёт. Но пытаться надо. Потому что просто надо. По крайней мере, может, заденет, когда светлый пикировать станет и…
Светлый не стал пикировать. Гортанно и неразборчиво крикнув, он вспыхнул, как лампа. Крестовина высоко поднятого меча ослепила бликом — шавер даже глаза ладонью заслонил. А потом всё пропало.
Ирраш даже удара не почувствовал. Он вообще не ощутил ни-че-го. Просто только что перед ним сиял, переливался ёлочной игрушкой арелим. А в следующий миг наступила Тьма, заполнившая весь мир, сколько его имелось. Кажется, демон летел. Или, может, падал. В любом случае это было неплохо. Совсем неплохо.
Он ожидал гораздо худшего.
Глава четвертая
Бывает, просто молчишь. А тебя уже неправильно поняли
Толпу, собравшуюся у лазарета, Арха разглядела, стоило ей из дома выйти. Да и сложно было не увидеть такое сборище. Похоже, на вытоптанном пятачке собрались не только все Дубки, но и подтянулось население ещё из трёх — четырёх сел. Конечно, в реальности такого случиться не могло. Никто бы не пропустил сюда чужих. Просто до сегодняшнего дня ведунья не представляла, сколько в деревне живете народу. Обычно-то улицы пустовали. И если лекарка видела местных, то только издалека.
Сейчас же крестьяне стояли плотно и, кажется, чему-то с большим интересом внимали.
— А ты всё ж мне ответь! — услышала голос деревенского старосты. — Может, ты тут и дело глаголешь. Но от как нам быть? Ты, малец, одно толкуешь. А, вишь ты, проповедники-то светлых другое грят. А?
— Так нет тут никаких тайн, уважаемый, — бойко отозвался Данаш — не тот, который с рогами, а рыжий. — Вот ты же сам сказал: про Свет тебе проповедники толкуют. А видели они его? Были с ним или, может, разговаривали? Не-ет. А я тут, перед вами. Если что хотите знать — спрашивайте. Отвечу без утайки.
Пробраться сквозь крестьян делом оказалось непростым. Жители стояли плотно. Но, что странно, оглядываться-то они оглядывались. И даже смотрели недовольно. Но в ответ Арху никто не пихнул, локтем в ребра не дал и не обругал. Поворачивались, теснились, а протиснуться в первые ряды дали.
И делалось это не из какого-то особого пиетета к лекарке, а исключительно по доброте душевной мол: «Раз лезет вперёд, то ей, видать, нужнее!». В столице наглой ведунье давно и ноги отдавили, и подробно рассказали не только об её собственной интимной жизни, но и всех предков по женской линии помянули бы вплоть до седьмого колена. Пожалуй, столичным жителям было чему поучиться у местных.
— А ты сам-то со Тьмой чего? Вась-вась? Да вроде молод ещё, — хохотнула разбитная деваха, которую Арха никогда не видела.
Предположение о странных отношениях Данаша с Тьмой общественность поддержала одобрительным ворчанием и смешками. А девушка, наконец-то, протолкалась в первые ряды зрителей. И едва за голову не схватилась. Кажется, демоны решили, что девиз: «Ни дня без спектакля!» — весьма актуален. И если вчера гастроли давал Шай, то сегодняшней звездой сцены стал рыжий Данаш.
Маленькая пакость не только собрала вокруг себя всю деревню. Демонёнок ещё и на бочку взобрался, встав в картинную позу оратора. И видимо, чтобы внушительнее выглядеть, обмотал вокруг себя зелёную бархатную тряпку. Лекарка заподозрила, что в прошлой жизни эта импровизированная тога — или мантия? — была юбкой одной из леди, живущих при ставке.
— Мне васиться ни с кем не нужно, — Данаш шутки не оценил. Хотя, скорее всего, по молодости лет он её и не понял. — Замыслы свои мне Тьма открывает. Этот дар у меня с рождения.
Для убедительности рыжик постучал себя костяшкой пальца по лбу.
— С чего такая великая честь? — скептически прищурился староста.
— С того, что я сын бога! — гордо заявил паскудник. — И я вам сейчас это докажу! Но потом вы меня слушать станете безоговорочно!
Данаш напыжился, даже, кажется, щеки надул. Мордаха его покраснела, как зрелый помидор. И вроде бы, кудряшки от напряжения приподнялись. А потом демонёнок… пропал. Вместо него на бочке замерцала линза, полная клубящейся, гипнотизирующей тьмы. Она покачивалась на остром конце. Словно раздумывая — упасть ей или постоять ещё. Но смешного в этом зрелище было немного. Пожалуй, это колебание только усиливало завораживающий эффект.
По крайней мере, крестьяне трюк оценили. Надо отдать им должное, визжать и грохаться в обморок никто не стал. Но толпа слаженно ахнула и шатнулась назад. Все, кроме Архи, сложившей руки на груди и глядящей на представление не без скепсиса.
— Что? — послышался недовольный голос из-за мерцающей завесы.
— Ничего. Восхищаюсь божественными умениями, — честно призналась вредная лекарка. — И очень бы мне хотелось узнать, к чему же нас призывает божественный сын. И как мы ему служить должны? Кстати, вы личико-то своё верните, а то мы тут того… ужасаемся.
В воздухе громко хлопнуло, будто гигантские ладони ударили, и даже ветерок поднялся. А «божественное дитя» вернулось на бочку, отправив мерцающую завесу в небытие. Выглядел новоявленный пророк неважно. Данаш вспотел, как будто вокруг деревни раза три обежал. И дышал тяжело. Да и колени у него вроде бы подрагивали. Что и не удивительно. Для прямого оперирования Тьмой силы нужны — энергию она сосёт, как сами арифеды кровь.
— Служить мне уважаемые должны просто! — насупившись и глядя на не ко времени появившуюся ведунью исподлобья, пропыхтел пророк. — Дары дарить и ублажать меня всячески.
— И какие же дары предпочитает уважаемый сын бога? — поспешно перебила его Арха, опасаясь, что кто-нибудь из местных сосредоточит своё внимание на «ублажении».
Быть причастной к посвящению, пусть и теоретическому, мелкого арифеда в некоторые тайны взрослой жизни, Арха не желала категорически. Вряд ли папуля «пророка» такое бы оценил.
— Ну, какие… — рыжий застенчиво шаркнул ножкой и даже глаза отвёл. Не подготовился заранее, бедолага. Но всё-таки выход из положения он быстро нашёл. — Всякие!
Он победно глянул на девушку и, кажется, едва удержался, чтобы язык не показать.
Поделиться книгой: