G.O.G.R.

Семья Лаптевых решила приобрести дачу в каком-нибудь тихом живописном уголке, где много природы и совсем нет суеты. Шумный, покрытый смогом Донецк порядком надоел главе семейства, доценту-физику Михаилу Германовичу. И он захотел вместе с женой и двумя детьми провести две недели отпуска в мирной маленькой деревушке. По какому-то стечению обстоятельств выбор пал на Верхние Лягуши. Участок с готовым ничьим домом был только один (местному самоуправлению не хватало финансов, поэтому его глава Медведев «забыл» про то, что дом является памятником архитектуры, и дал разрешение на его продажу). А семья Лаптевых, конечно же, дом купила и на своём «Москвиче» отправилась в Лягуши.

Жену Михаила Германовича звали Татьяна Дмитриевна. Она преподавала украинскую литературу в Донецком Национальном университете. А двое детей — Андрей и Лена — в этом году поступили на первый курс. Андрей и Лена не очень стремились в тихую деревню: для них подобный отдых был скучнее урока истории. Андрей после одной интересной телепередачи мечтал о каникулах на Ибице, а Лена хотела с подружками в Ялту. Но родители не разрешили ни того, ни другого и почти что силком тащили отпрысков в захолустные Лягуши. Дача не оправдала надежд новых хозяев. За такие деньги всучили какую-то развалину! Мало того, что протряслись столько времени по раскисшей грунтовой дороге и обляпали охристой грязью всю машину, так ещё и жить негде! Но делать было нечего. Оставалось только обживать новое жилище. Лаптевы поднялись на высокое крыльцо. Серая деревянная дверь была не заперта и, противно скрипнув, распахнулась от первого же толчка. — Ну вот, ещё и замок ставить! — пробурчал Михаил Германович.

— Это же — дыра, а не дача! — фыркнул Андрей. — Тут, наверное, и мобилку подзарядить негде!

Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в оттенки фиолетового и розового. По высокой, не по-городскому свежей и зелёной, траве ползли длинные тени. Лёгкий свежий ветерок приятно холодил, и приносил с близкого луга запахи полевых цветов. Михаил Германович остановился и повернулся спиной к двери, глядя на закатное небо и дикие травы.

— Как всё-таки хорошо за городом! — сказал он. — Так чисто, уютно, никаких машин…

— Да, — вторила мужу Татьяна Дмитриевна, — я всегда мечтала о домике в деревне. Что скажете, дети?

— Дыра… — уныло повторил Андрей.

— Тут даже нет дискотеки! — капризно надула губки Лена. — Скучь!

— В чём наши дети действительно талантливы — вздохнула Татьяна Дмитриевна, — так это в том, что могут легко испортить любой отдых.

Андрей первым из Лаптевых зашёл внутрь особняка.

— Бр-р-р-р! — поморщился он. — Ну и холод!

Стены и пол были очень сырые, и воздух был зябкий, как осенью. Лена зашла вслед за братом, а родители остались на улице, смотреть, как заходит солнце и рассуждать о прелестях деревенской жизни.

— Как ты думаешь, здесь есть призраки? — с опаской спросила Лена, разглядывая старый комод, замшелую тумбочку на витиеватых ножках и две одинаковые напольные вазы с давно засохшими гвоздичками.

— Какие призраки? — удивился Андрей. — Нету никаких призраков! Все вы, девчонки, одинаковые — верите во всякую чушь!

— Но тут так страшно…

— Страшно? Ха! Обыкновенная древняя халупа!

— Андрей, помоги разгрузиться! — донёсся с улицы голос Татьяны Дмитриевны.

— Мамка зовёт… — сказал Андрей. — Иду! — крикнул он и выбежал на улицу.

Лена быстро последовала за Андреем.

Чемоданы с вещами стояли в прихожей. Лена нашла на стенке выключатель и попыталась включить свет. Но ничего не вышло.

— Ну, вот ещё… — хныкнула она — Темно…

— Электричества нет, — сказал Михаил Германович. — Будем при свечах, привыкайте.

— Каменный век! — тихо, чтобы родители не услышали, шепнула Лена.

— Хорошо, что я фонарик взял. — Андрей осветил прихожую.

Она оказалась очень большая, с высоким потолком. Под потолком висела круглая 12-и рожковая люстра. В осклизлых углах болталась чёрная паутина.

— Нужен ремонт… — заметила Татьяна Дмитриевна.

— Ну, ремонт — это пустяки! — весело сказал Михаил Германович. — Это же не заново дом строить!

Конечно, пустяки! Все каникулы убить на эти «пустяки»!

Потом Лаптевы пошли осматривать дом и выбирать себе комнаты. Правда, выбирать было практически не из чего: все комнаты оказались сырые и холодные и единственное, чего в них хотелось — это выйти побыстрее.… И ещё всё время казалось, что они не одни. Андрей прямо чувствовал на себе чей-то взгляд. Особенно, когда родители ушли вниз распаковывать чемоданы, и они с Леной остались вдвоём на втором этаже. Лена пряталась за спиной брата и не отходила от него ни на шаг. В другое время он назвал бы её трусихой, но только не сейчас, когда ему самому было жутко. Луч фонарика вытаскивал из темноты ветхую мебель, покрытые паутиной драпировки и почернелые от времени картины.

— Я не смогу тут спать… — промямлила Лена.

«Думаешь, я смогу!» — подумал Андрей, но вслух не сказал, так как должен был казаться храбрым.

Следующая дверь открылась с трудом. Тяжёлая, скрипучая, словно в некоем узилище, она скрывала за собой просторную, но мрачную из-за грязных окон комнату. Когда-то эта комната служила банкетным залом. Посередине на посеревшем ковре стоял длинный резной стол. По бокам его в ряд стояли дореволюционные кривоногие стулья. А в глубине комнаты был орган. Огромный инструмент занял целый простенок. Трубы почти доставали до потолка.

— Ого! — выдохнул Андрей.

Страх почему-то ушёл. Вместо него появился интерес. Андрей подошёл к органу и нажал одну клавишу. Инструмент издал низкий трубный звук, похожий на гудок паровоза. А в могильной тишине заброшенного особняка этот звук показался обвальным грохотом рухнувшего потолка. От неожиданности Андрей отскочил в сторону, а Лена пронзительно взвизгнула.

— Никогда больше так не делай! — крикнула она, сердито нахмурив брови и сжав кулаки. — Я чуть со страху не умерла!

— Ладно… Я сам испугался, — признался Андрей.

Когда унялась дрожь, брат и сестра ещё прошлись по комнате, озираясь по сторонам и разглядывая её когда-то богатое, но теперь годное только на выброс, убранство. Засмотревшись на довольно подпорченный портрет девушки в длинном платье и с букетом маргариток, Лена отстала от Андрея. И тут, словно чья-то ледяная рука медленно провела по её щеке.

— А-а-а-а-а!!! — во всё горло тонко-тонко запищала Лена и замахала руками на пустоту, пытаясь отогнать «чудовище».

— Что такое? — подскочил к ней Андрей. — Чего ты?

— Т-тут что-то… кто-то есть… — чуть не плача объяснила Лена. — Оно дотронулось до моей щеки… Надо уйти отсюда и сказать папе с мамой.

Андрей зашарил фонариком по стенкам, но никого не увидел.

— Успокойся, — сказал он. — Тебе показалось. Это, наверное, сквозняк.

— Не сквозняк! — упёрлась Лена. — Это как будто человек рукой дотронулся, только рука очень холодная, понимаешь?

Они вышли из этой комнаты. Андрей собрался, было продолжить исследование дома, но Лена запротестовала.

— Давай спустимся вниз и найдём папу и маму, — сказала она.

Андрей без лишних слов согласился, и они дошли до лестницы и стали спускаться вниз. А навстречу детям уже бежали родители.

— Что случилось, чего вы кричите? — на ходу спросил Михаил Германович.

— Что вы там уронили? — обеспокоено поинтересовалась Татьяна Дмитриевна.

Лена, не дав Андрею и рта раскрыть, начала рассказывать про своё дурацкое привидение.

— Не ходите сами на второй этаж, — сказала Татьяна Дмитриевна. — Утром осмотрим дом. А эту ночь поспим в прихожей. Слишком уж тут темно.

Лаптевы стали устраиваться на ночлег. Расстелили спальные мешки, достали одеяла. Всё делали при свете фонарика и четырёх тускловатых свечек. Лена вертела головой из стороны в сторону, выискивая своего монстра. Но, кроме Лаптевых, в прихожей никого не было. Она, наверное, уже и поверила, что ей всего лишь показалось.

— А-а-а! Паук! Тут паук! — вдруг закричала Татьяна Дмитриевна, которая с самого детства панически боялась членистоногих.

На этот вопль сбежалась вся семья. Паука заметили не сразу. Он был малюсенький, с булавочную головку, чёрненький.

— Мам, ну что это за паук? — сказал Андрей. — Козявка.

— Раздави его, раздави! — зажмурившись, вопила Татьяна Дмитриевна.

Паучок болтался на паутинке на уровне лица. Андрей снял его вместе с паутинкой и отпустил.

— Всё, раздавил, — сказал он.

— Ой, спасибо, сынок. — Татьяна Дмитриевна открыла глаза. — У меня, как их увижу, прямо душа в пятки!

Перед сном решили послушать музыку. Михаил Германович достал маленькое радио на батарейках. Но настроить так и не смог. В этой глуши не принимало ни одну радиостанцию. Динамик выплёвывал хрипы и испускал ужасный вой. Деревня недаром называлась Верхние Лягуши. Тут было полно лягушек, и они выводили свои трели так громко, что могли заглушить всё на свете.

— Ну что ж, придётся слушать звуки природы, — сказал Михаил Германович, отложив приёмник в сторону.

— Под это мерзкое кваканье я не засну! — проныла Лена.

Она хотела ещё что-то сказать, но вдруг заиграла музыка. Сначала подумали, что это радио поймало какую-то волну, но, прислушавшись, Лаптевы поняли, что играет орган на втором этаже. Андрей хотел пойти посмотреть, но отец удержал его за рукав.

— Цыц! Не ходи! — прикрикнул Михаил Германович. — Кто знает, что то за холера…

Андрей остался.

— Я же говорила, — вмешалась Лена, — что тут есть призраки, а вы мне не верили…

Орган продолжал играть. Но музыка была не классическая, не похоронный марш, который «должно» играть привидение, а «Дыки Танци» западэнской Русланы.

— Это — не призрак, — уверенно сказал Андрей. — Просто кто-то нас дурачит. Призрак не может играть такую попсу!

Но тут музыка прекратилась. А после секундного затишья послышались тяжёлые, топающие шаги. Они приближались. Казалось, кто-то топает прямо по лестнице. В свете фонарика и четырёх свечек лестница была отлично видна, но на ней никого не было. Лаптевы не на шутку встревожились, прижались к холодной, замшелой стенке. «Невидимка» топал уже по прихожей.

— Кто вы, покажитесь, — робко попросила Татьяна Дмитриевна.

— А ты, правда, этого хочешь? — это был не человеческий голос, а какой-то жуткий рычащий вой, эхом разнёсшийся по всему особняку.

Татьяна Дмитриевна ничего не сказала: зубы так стучали, что она не смогла говорить, а только пролепетала что-то вроде:

— Ды-ды-ды-ды…

Лена заверещала и прижалась к Михаилу Германовичу.

— Смотрите, смертные, и др-р-рожите от стр-р-раха!! — прорычала невидаль ещё страшнее, чем в первый раз.

Фонарик Андрея лежал на комоде и освещал на стенке неровный круг. И в этом кругу появилась тень. Ничья, бесхозная, сама по себе. Она двигала «руками» и «ногами», точно танцевала. А потом отошла от стены и, широко ступая и громко топая, двинулась на окоченевших от страха Лаптевых. Без сомнений, это был самый настоящий призрак.

— У-у-у, пища! — провыл призрак, выставил вперёд свои серые прозрачные невесомые руки и сделал ещё один большой шаг. — Сейчас всех вас посъедаю! — и ужасно захохотал.

Андрей схватил валявшуюся под ногами тяжёлую ржавую железяку, и храбро выступил против призрака.

— Проваливай, урод! — крикнул он. — А если останешься — раздуплю этим ломом по твоей репе! — и замахнулся.

— Сам ты — урод! — ответил монстр и открыл глаза, большие, светящиеся страшным белым светом.

— Не надо, сынок, беги! — шептал где-то в темноте Михаил Германович.

Призрак посмотрел на Андрея. И лом в Андреевой руке согнулся. Андрей что было силы, запустил согнутой железякой в чудовище. Но призрак легко поймал лом на лету и разогнул его, точно он был пластилиновый.

— А если я — «раздуплю»? — призрак взмахнул ломом, целясь Андрею в голову.

Дикий вопль огласил особняк:

— А-а-а-а-а-а!!!!! — вопили Лаптевы хором. — Привидение!!! Помогите, люди, спасите!!! Монстр!!!

Отталкивая друг друга, спотыкаясь и падая, все четверо бросились прочь из заколдованного дома. Выскочили на улицу, кое-как запихались в машину. Михаил Германович дал по газам, «Москвич» лихо развернулся и помчался назад, в Донецк. Вот тебе и мирный отдых в тихой деревушке!

Так неудачно закончилась первая и единственная попытка обжить старый особняк. Крики Лаптевых перебудили все Лягуши. Жители повыскакивали во дворы. Сначала подумали, что где-то пожар. Но как узнали, что это всего-навсего городские чёрта увидали, так вернулись назад — досыпать.

Глава 5. Милиция против Чёрта

В районе к Зайцеву стали относиться пренебрежительно. Однажды, когда на станции Красное обокрали какого-то приезжего, полковник Соболев думал, кого включить в оперативную группу. Его помощник, капитан Ольженко посоветовал Зайцева. А полковник недоверчиво покосился на помощника и сказал:

— Зайцева? Это тот, у которого черти и призраки на участке? Из Верхних Лягуш?

В оперативную группу беднягу, конечно же, не включили. Да ещё Соболев снова вызвал Зайцева в Красное и хорошенько пропесочил. Разговор начал так:

— Ну, как там ваш чёрт?

— По-прежнему… — вздохнул Зайцев.

— Какой же вы после этого участковый? — спросил полковник, морща лоб, и закручивая пальцами свои густые усы. — Вы должны защищать людей, объяснять им явления природы и не давать повода бояться чего-либо. Поняли? А вы?

Чего только Зайцев уже не делал, что бы изгнать чёрта! И разъяснял лягушинцам, что чертей не бывает, и просил пьяниц прекратить играть в чёрта. Даже сам пытался искать его в гопниковском особняке! Всё насмарку — зря убитое время! Ничего не нашёл, а чёрт как был, так и остался! Никак не мог участковый справиться с этой дурацкой «чёртовой» напастью.

— Я делал всё возможное… — слабо оправдывался Зайцев. — А они вбили себе в головы, что там — чёрт и ни в какую! Поэтому и жалуются постоянно! Я уже и в дом этот проклятый ходил, выстукивал там, высматривал, целый день там проторчал — и ничего! Ноль! Пусто — одна паутина да плесень!

Но для полковника это не годилось. Соболеву нужен был результат, а он, к сожалению, оставался нулевым. Прервав речь участкового, полковник сказал:

— Или вы положите конец этим байкам про чертей, или мне придётся заменить вас кем-нибудь более понятливым и разумным.

Для Зайцева, конечно же, подобные беседы были неутешительны. И он задумал, во что бы то ни стало, освободить Верхние Лягуши от чёрта. А для этого требовалось взять беса с поличным. Вместе с Объегоркиным они разработали план поимки проказника и, не медля ни дня, начали претворять свой план в жизнь.

Первым пунктом была слежка за Гойденко. Объегоркин спрятался в кустах возле дома тракториста и стал ждать, когда хозяин соизволит показаться наружу. Как только Гойденко выйдет, Вовка должен будет сообщить об этом Зайцеву, а затем неотступно следовать за подозреваемым и выяснить, куда он пойдёт.

Кусты оказались до ужаса колючие, от них мерзко чесалось всё тело, но помощник участкового стойко терпел, затаился, сидел тихо-тихо, что бы ничем не выдать своего присутствия. С Зайцевым они общались с помощью старых милицейских раций. С этими рациями ходило, наверное, не одно поколение их предшественников. Объегоркин уже давно соскучился ждать и весь исчесался. С трудом подавляя желание сказать начальнику, что сегодня слежку придётся прекратить, Вовка уныло наблюдал за тем, как Гойденко не спеша, кормит своих кур, потом начинает пропалывать амброзию на огороде, но, не прополов и половины, бросает и уходит в дом.