Николай Шпанов
Поджигатели. Цепь предательств
1
Весна в 1938 году выдалась ранняя и теплая. Вечера в Уорм-Спрингс стояли тихие и ясные. Но, несмотря на это, в кабинете коттеджа, который президент в шутку называл "маленьким Белым домом", пылал камин. Собственно говоря, это сооружение, такое же простое, как и все в этом доме, даже нельзя было назвать камином: несколько грубо отесанных камней и незамысловатая решетка, ниша, прикрытая листом меди, - вот и все. Это был простой очаг. Он топился теперь целыми днями. Не ради президента, который чувствовал себя хорошо, как всегда после лечебного курса на водах Уорм-Спрингс, а из-за того, что его главный секретарь и самый близкий поверенный, Гоу, был болен. Он с утра до вечера сидел в кресле, кутаясь в плед. Озноб тряс его, не затихая.
Поставив ногу на решетку очага и опершись локтем о колено, Додд не спеша поворачивал щипцами поленья и слушал более медленную, чем обычно, речь Гоу:
- Все это для нас не тайна, профессор. Хозяин отдает себе отчет в том, где таится опасность для всех его начинаний.
- Это справедливо, Гоу, и... - Додд немного подумал и не выпуская из рук щипцов, придвинулся к собеседнику: - Честное слово, мне иногда обидно за президента!
- А что он может сделать? - Гоу с трудом выпростал из-под пледа руку и сделал ею слабое движение, как бы подтверждая бессилие президента. - Они делают все, что хотят.
- И он это знает?
Гоу молча кивнул головой.
Додд с раздражением бросил щипцы, и они загремели на медном листе перед очагом.
- Но чего вы хотите, Додд? - Было видно, что Гоу трудно говорить. - Что он может? Если бы шайка Ванденгейма была в состоянии, она уничтожила бы всех нас... всех...
- Однажды они уже пробовали.
- И нельзя быть уверенным, что не попробуют еще.
- Теперь-то уж нет! Народ не позволит.
- Народ... - с горечью произнес Гоу. - Если бы средний американец не так легко поддавался обману!.. Газеты одна за другою скупаются банками. Скоро президенту негде будет сказать американцам то, что он думает.
- Это уж вы хватили через край, - рассмеялся Додд. - Не нацизм же у нас, в самом деле.
- Пока еще нет...
Гоу произнес это таким тоном, что можно было за него докончить: "Но скоро, повидимому, будет".
Он помолчал и все с тою же грустью сказал:
- Наши мероприятия проваливаются одно за другим. Нам не удалось даже провести законопроект об огосударствлении производства электроэнергии.
- Вы слишком многого захотели.
- А это был наш главный козырь.
- Знаете что, - с добродушной усмешкой сказал Додд: - наш президент порой кажется мне фантазером, а иногда хитрецом, его не сразу поймешь... Впрочем, оставим это. Хочу сказать вот что: чем дольше я сидел в Германии, тем больше убеждался: нацистов нельзя остановить никакими полумерами. Эта преступная шайка - Геринг, Гитлер, Геббельс - может пойти на любую дикую выходку.
- Они пять раз оглянутся, прежде чем прыгнуть в бездну! - возразил Гоу. - Уроки истории обязательны для всех.
Тоном нескрываемого презрения Додд заявил:
- В том-то и беда, Гоу, что у них психология убийц. А тут уже не до истории, даже если ее знаешь!
- Это ужасно! Просто ужасно... - Гоу откинулся на пинку кресла. Он часто и тяжело дышал. Его бледное до прозрачности лицо отражало душевное страдание.
- Могу я вам чем-нибудь помочь? - сочувственно спросил Додд, растерянно перебирая склянки с лекарствами, которыми был заставлен весь курительный столик.
Гоу, не открывая глаз, отрицательно покачал головою.
После долгого молчания он прошептал:
- Где же выход?.. Выход?!
Он с трудом поднял веки и исподлобья следил за Доддом, молча рассматривавшим модели кораблей, расставленные вдоль стены кабинета.
Любуясь искусно сделанным клипером, Додд рассеянно проговорил:
- Мне кажется, что на свете нет ничего более располагающего к раздумью, чем вот такой чудесный маленький парусник. Как вы думаете?
Гоу болезненно улыбнулся:
- Я прежде всего думаю, что вы не это хотели сказать.
- Я всегда говорил президенту, что дипломат я плохой... Скажите-ка ему, пусть держит подальше от себя Буллита. Он слишком доверчивый человек, наш ФДР. Мне рассказывали кое-что об интригах Буллита в Москве, - совсем нечестная была игра... Впрочем, не нужно и рассказов, достаточно того, что я слышал от него своими ушами. А как это было отвратительно, когда он из кожи лез, чтобы доказать французам, будто соглашение с Россией равносильно безумию. Он так поносил советскую армию, так отзывался о платежеспособности Советов...
- Могу себе представить, что этот молодец будет проделывать на посту нашего посла в Париже!
- Неужели Хэлл не может убедить хозяина убрать Буллита?
- Буллит как раз и есть первый, но довольно яркий образец резидента Ванденгейма на официальном посту американского посла.
Додд отошел от моделей и вплотную приблизился к Гоу.
- То, что я вам хочу сказать, всегда лучше говорить с глазу на глаз.
Гоу приподнялся было в своем кресле.
- Нет, нет, лежите, лежите. - Додд склонился к его уху. - Я не стал бы спорить, если бы кто-нибудь сказал мне, что видел имя Буллита в списке агентуры Гиммлера и Риббентропа.
Гоу взглянул на него испуганными глазами:
- Это уж слишком!
- Путем несложных софизмов можно прийти к выводу что нет никакой разницы - получать ли деньги непосредственно от Ванденгейма или через руки Гиммлера, - с усмешкой сказал Додд.
Гоу снова сделал попытку приподняться в кресле, но без сил упал обратно. Его взгляд выражал почти ужас, когда он, жадно ловя ртом воздух, через силу проговорил:
- Профессор... мой дорогой... вы понимаете, что говорите?.. Ведь это же посол Соединенных Штатов!
Додд поднялся, сделал несколько шагов и с таким видом как будто почувствовал себя на профессорской кафедре, проговорил:
- Мое преимущество перед вами, Гоу, состоит в том, что я, как историк, уже научился относиться ко всему более или менее спокойно. Так, как если бы происходящее было только рассказом о давно минувших временах...
Гоу умоляюще протянул к послу дрожащую руку:
- Умоляю вас, замолчите!.. Ни слова хозяину. Да, да, Додд, пожалейте его!
- Пока я не буду иметь в руках точных доказательств, я ему ничего не скажу. А я их, вероятно, уже не получу, поскольку никогда больше не вернусь в Германию.
- А именно о том, чтобы вы туда вернулись, президент и хочет вас просить.
- С меня довольно! Даже самый нормальный человек может сойти с ума, если его долго держать среди одержимых. Нет, с меня довольно! Пусть кто-нибудь другой...
- Он вам очень верит и любит вас.
- Я был бы рад ему помочь, если бы это было возможно, - серьезно произнес Додд, - но в Германии нужен только американский наблюдатель, если мы намерены и дальше равнодушно смотреть, как наци готовятся пустить под откос мир.
- Мир?
- Для них война - дело решенное. Уже сейчас.
- У них еще ничего нет.
- Скоро будет все. Наши им помогут.
- Не говорите об этом так громко даже тут!
Дверь отворилась, и, тяжело опираясь на две палки, медленно вошел Рузвельт.
- Вы видите, дорогой Уильям, - грустно произнес он, поздоровавшись с послом, - мы поменялись местами с беднягою Гоу!
Рузвельт кивком головы позвал с собой Додда и вышел на веранду.
- Я в совершенном отчаянии, - негромко сказал он, - врачи ничего не могут поделать. Бедняга тает у нас на глазах. Я чувствую себя так, словно уходит половина меня самого... Врачи ничего не понимают... а человек умирает!
- Просто плохо верится.
- Я сам не верил, пока не понял сердцем: он умирает... А мы с ним еще почти ничего не сделали.
- У вас еще все впереди, президент!
- Хотел бы я знать, когда право на жизнь перестанет быть тем, что нужно вырывать друг у друга из рук.
- Если судить по истории - никогда.
- Знаю, вы пессимист, Уильям, но если бы я так подходил к делу, то должен был бы считать, что покойный президент Кливлэнд был прав...
- В чем?
- Говорят, когда отец привез меня ребенком в гости к Кливлэнду, тот будто бы сказал: "Желаю тебе, молодой человек, того, чего не пожелает никто: никогда не стать президентом".
Додд взял руку Рузвельта.
- К счастью для Штатов, его пожелание не оправдалось!
Рузвельт долго держал руку Додда в своей и, прежде чем выпустить, крепко пожал.
- Вы же знаете, Уильям, как важно удержать этих людей от безумства, к которому они идут. Это может сделать только честный и умный человек.
Додд грустно покачал головой:
- Благодарю, президент, но... честное слово, я уже не верю в возможность предотвращения войны.
- А вы понимаете, что пожар не ограничится Европой?
- К сожалению, это так, - согласился Додд. - С тех пор как Токио присоединилось к этой "оси", джапы потеряли голову.
- Положим, эти господа потеряли ее давно и без помощи Гитлера. Я знаю: нам не удастся остаться в стороне от того, что начнется в Европе.
- Может быть... - неопределенно проговорил Додд, и по его тону было видно, что старый посол и сам не верит такой возможности.
Но, словно спеша досказать свою мысль, президент продолжал, несколько возбуждаясь:
- Вскармливая Марса своими долларами, наши хитрецы воображают, будто им удастся спокойно и безмятежно глядеть отсюда, как европейцы будут истреблять друг друга оружием, на котором с полным правом могло бы стоять клеймо: "Сделано в США".
- Пока дело не дойдет до русских. Те предпочитают собственные марки.
- Может быть, - негромко сказал Рузвельт и повторил: - может быть... А ведь и для наших все дело сводится к тому, чтобы столкнуть лбами запад и Россию...
- Речь идет о Германии, президент, - заметил Додд. - Только о ней.
Рузвельт кивнул головой:
- Мы-то с вами понимаем друг друга... Ужас в том, Уильям, что жадность ослепляет наших. От нетерпения снять золотую жатву...