– Вот и хорошо. – Главврач опять откинулся на своем кресле. – К тому же вы, если мы вас возьмем, в клинике работать не будете. Работа с детьми вынесена за пределы территории.
– Вот как? – Для Яна это было новостью. – Я думал… Разве детский сад находится не здесь же, в здании?
– Нет. У «Полянки» отдельное здание.
– А как же вы… поступаете с детьми?
– Как мы
– Ну да… как дети общаются со… своей мамой? Или папой?
– Есть особая комната. Детей приводят туда через шлюз.
– Шлюз?
– Подвальный коридор. И лифт.
Он взял со стола стопку бумаг. Яну эти бумаги были знакомы – его куррикулум вите и приложение: выписка из полицейского регистра, подтверждающая, что Ян Хаугер никогда не привлекался к ответственности за сексуальные преступления. Ничего необычного – такую справку требовали всегда, когда принимали на работу с детьми.
– Посмотрим… – Хёгсмед просматривал бумаги, прищурив воспаленные глаза под очками. – Ваш послужной список выглядит превосходно. Воспитатель в Нордбру, два года после гимназии… потом курсы воспитателей и учителей дошкольного обучения в Упсале, так… заместительство в нескольких детских садах в Гётеборге… с весны не работаете.
– Не с весны. Всего месяц. Чуть больше, – быстро поправил Ян.
–
Ян молча кивнул.
– Постоянной работы не нашлось?
– Нет. По разным причинам… Чаще всего я замещал воспитателей, когда они брали родительский отпуск… но они же в конце концов возвращаются.
– Я понимаю… И у нас тоже заместительство. Пока до Нового года.
Ян почувствовал невысказанное неодобрение – экий непоседа, порхает с места на место… или не может ужиться с людьми.
– Дети и родители были очень довольны. Всегда самые добрые слова.
Доктор кивнул, не отрывая глаз от бумаг:
– Я вижу… действительно. Самые добрые. Даже в превосходной степени… с трех последних мест… – Он посмотрел на Яна. – А остальные?
– Остальные?
– Остальные, до того… отзывов нет. Значит ли это, что там вами были недовольны?
– Ни в коем случае! Я просто не хотел собирать все положительные…
– Спасибо, я понял, – прервал главврач. – Слишком много меда – и уже невкусно. Но могу я им позвонить? Кому-то из ваших предыдущих работодателей?
Расслабленная, даже болезненная манера говорить куда-то исчезла – доктор выглядел собранным и внимательным. Даже положил руку на телефон.
Ян остался сидеть с полуоткрытым ртом. Это все из-за шапки, подумал он. Зря он отказался от этого дурацкого теста. Хотел кивнуть, но шею словно заморозило.
Наконец ему удалось наклонить голову – получилось довольно неуклюже.
– Конечно, – сказал он. – Только у меня нет с собой телефонных номеров.
– Что за проблема? Найдем в Сети.
Хёгсмед, заглядывая в бумаги, застучал пальцами по клавишам.
Номера детских садов. Но каких?
За каким чертом он вообще воткнул «Рысь» в послужной список?
Девять лет назад! Одна-единственная ошибка с одним-единственным ребенком… неужели она выплывет именно сейчас?
Он старался дышать спокойно, положил руку на бедро, чтобы скрыть дрожь в пальцах. К тому же только идиоты начинают жестикулировать в трудных ситуациях.
– Ну вот, у нас и номер есть. Теперь только позвонить…
Он быстро набрал несколько цифр и посмотрел на Яна.
Ян попытался улыбнуться. Как будто бы получилось… он затаил дыхание. Кому звонит главврач?
И вообще – остался ли кто-нибудь в «Рыси» из тех, кто тогда работал? Кто его помнит? Кто помнит, что случилось тогда в лесу?
3
– Алло?
Очевидно, кто-то взял трубку. Главврач наклонился к столу:
– Патрик Хёгсмед. Да… Я хотел бы поговорить с кем-то, кто работал несколько лет назад с Яном Хаугером. Да… Ха-а-у-ге-е-эр. Он замещал у вас восемь-девять лет назад.
– Да? Значит, это было еще до вас, Юлия? Хорошо… тогда соедините меня с заведующим. Конечно подожду…
В кабинете стало очень тихо. Настолько тихо, что Ян услышал, как где-то в коридоре закрылась дверь.
Нина. Ян вдруг вспомнил, что заведующую в «Рыси» звали Нина. Нина Гундоттер. Необычное имя, наверное, с исландскими корнями. Не думал о ней много лет – затолкал все воспоминания о «Рыси» в бутылку и закопал. Думал, навсегда.
На стене тикали большие белые часы. Четверть третьего.
– Алло?
Заведующий. Ян вцепился руками в бедра. Хёгсмед представился и объяснил, по какому поводу звонит. Яну показалось, что за это время он ни разу не перевел дыхания.
– Значит, вы помните Яна Хаугера? И что вы можете о нем сказать?
Хёгсмед молча выслушал ответ, периодически бросая на Яна испытующие взгляды.
– Спасибо, – сказал он через полминуты. – Да-да, этого достаточно. Спасибо, обязательно передам. Спасибо, большое спасибо. – Он повесил трубку и откинулся на стуле. – Вас и тут хвалят. Я говорил с Леной Сеттерберг из «Подсолнечника». Ян Хаугер. Позитивный, ответственный, пользовался расположением как детей, так и родителей. Высшая оценка.
Ян с облегчением улыбнулся, мысленно отметив дикую формулировку: «Пользовался расположением детей…»
– Я помню Лену, – сказал он. – Нам хорошо работалось вместе.
– Ну, хорошо… – Главврач поднялся со своего кресла и взял со стола пластиковую папочку. – А теперь пойдем в наш детский сад… вы, кстати, знаете, что детский сад теперь называется подготовительной школой?
– Конечно.
Доктор придержал дверь и пропустил Яна:
– Название «детский сад» устарело… какой же это «сад»? То же самое происходит и с многими психиатрическими терминами. В наши дни неприлично говорить «истеричка», «сумасшедший» или «психопат». Некорректно. Мы здесь, в Санкта-Патриции, не употребляем даже слов «больной» и «здоровый». «Функционирующий индивид» и «не функционирующий индивид». – Он внимательно посмотрел на Яна: – А кто из нас стопроцентно и постоянно здоров?
Вопрос явно с подковыркой. Ян предпочел промолчать.
– Мало того… что мы вообще знаем друг о друге? Допустим, вы встречаете кого-то в коридоре… можете вы сразу сказать, хороший это человек или плохой?
– Нет, конечно… но я не стал бы думать, что этот человек желает мне зла.
– Это очень хорошо. Доверие к людям в первую очередь означает, что человек уверен в себе.
Ян кивнул. Доктор опять достал магнитную карточку:
– Здесь получается быстрее… можно идти через подвал, но там дольше и… не очень приятно. Так что мы пойдем опять через ворота.
Они прошли мимо вахтера, и Ян снова обратил внимание на толстенное стекло – может быть, даже пуленепробиваемое.
– Но кое-кто из пациентов здесь… они опасны?
– Опасны?
– Ну да… склонны к насилию и все такое.
Хёгсмед печально вздохнул:
– Да… но опасны они больше всего для самих себя. Конечно, среди пациентов есть люди с деструктивными тенденциями, женщины и мужчины с тяжелыми социальными отклонениями, которые совершали… скажем так,
– И вы можете их вылечить?
– Вылечить – это серьезное слово. Мы, врачи, стараемся не угодить в тот же темный лес, где заблудились наши пациенты. Мы стараемся оставаться на свету и выманить их к нам, прочь из этого леса… – Он помолчал, потом продолжил: – У всех насильственных преступлений… вернее, у людей, которые совершают насильственные преступления, прослеживается общий знаменатель в виде детской психической травмы. И мы умеем его находить. Как правило, у них был очень плохой контакт с родителями, их ставили в унизительные ситуации. – Он открыл еще одну дверь и посмотрел на Яна. – Отсюда и возник проект «Полянка». Цель нашей подготовительной школы – сохранить как непосредственную, так и эмоциональную связь между детьми и изолированными у нас родителями.
– А второй… второй родитель? Тот, кто на свободе… папы или мамы… они ничего не имеют против?
– Если они здоровы… или вообще живы… – Хёгсмед опять потер глаза. – Но, к сожалению, мы почти никогда не имеем дело с полноценными или хотя бы социально стабильными семьями.
Ян решил больше ни о чем не спрашивать.
Они вышли на залитый солнечным светом двор, и Хёгсмед сразу начал моргать.
– Идите впереди, Ян.
Они подошли к бетонной стене. Чистый, сухой и свежий воздух. Ранняя осень во всей красе.
Дверь отодвинулась, и они вышли на поляну.
Калитка за ними тут же закрылась.
– Сюда.
Они пошли вдоль стены. На горизонте видны были пригороды: за широким, недавно вспаханным полем ряды таунхаусов. Интересно, как владельцы этих домов относятся к такому соседству?
Хёгсмед посмотрел туда же и словно прочитал мысли Яна:
– Наши соседи… Раньше здесь почти не было домов, клиника была куда более изолированной. Но у нас никогда не было никаких инцидентов – ни демонстраций, ни сборов подписей… ничего такого, с чем обычно сталкиваются психиатрические больницы. Думаю, люди понимают, что наша деятельность для них безопасна… что безопасность – наш главный приоритет.
– А побеги были?
Ян тут же обругал себя за излишне провокационный вопрос, но Хёгсмед, очевидно, посчитал его естественным и поднял указательный палец:
– Один. За все мое время здесь – один побег. Молодой человек, сексуальный преступник. Построил из камней лестницу в дальнем углу двора, каким-то образом перелез через ограду и исчез. Задержали его в тот же вечер, но он уже успел познакомиться с маленькой девочкой. Когда его взяли, они сидели в парке на лавочке и ели мороженое. – Доктор посмотрел на электрическое заграждение. – С тех пор правила безопасности стали еще строже… но, честно говоря, не думаю, чтобы в отношении этой девочки у него были какие-то преступные намерения… Беглецов частенько тянет к детям, почему-то дети внушают им чувство безопасности. Они же сами как дети – маленькие и перепуганные.
Ян не ответил. Его догадка подтвердилась – они шли к деревянному павильону поодаль. «Полянка».
Бетонная стена кончилась. Детский сад…
– Сколько детей ходит в школу?
– Около дюжины… Трое живут здесь постоянно – по разным причинам. Шестерых или семерых забирают домой. И еще несколько человек, те посещают школу нерегулярно… – Хёгсмед открыл папку и достал исписанный лист бумаги: – Кстати, здесь правила… хорошо, если вы ознакомитесь с ними прямо сейчас.
Ян остановился у калитки и взял бумагу.
Правила для персонала
1. Дети в «Полянке» и пациенты в психиатрической клинике Святой Патриции содержатся отдельно. Это правило действует КРУГЛОСУТОЧНО, за исключением индивидуально определяемых посещений родителей.
2. Персонал подготовительной школы НЕ ИМЕЕТ ДОСТУПА на территорию клиники, за исключением административных помещений.
3. Персонал подготовительной школы сопровождает детей через шлюз в отделение для свиданий. Дети НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ не должны посещать родителей без сопровождения.
4. Персонал ни при каких условиях не имеет права обсуждать с детьми посещение клиники или задавать им вопросы про родителей. Такие беседы проводятся только врачами и детскими психологами.
5. Персонал, так же как и работники клиники, связан ОБЕТОМ МОЛЧАНИЯ относительно всего, что касается психиатрической клиники Святой Патриции.
В самом низу – обозначенное пунктиром место для подписи. Хёгсмед протянул Яну ручку, и он подписал бумагу.
– Хорошо… у разных дет…
– Безусловно.
Ян соврал, причем неизвестно зачем. Никогда в жизни он не сталкивался ни с чем подобным. Но приказ был недвусмысленным.