Соответственно мы имеем в общей сложности для начала тринадцать пакетов; но три должны быть использованы в предварительном образце или «в эксперименте» – как их называют японцы – следующим образом.
Предположим, что игра организуется на шестерых хотя правила, ограничивающего число игроков, не существует. Шесть игроков выстраиваются в линию или полукругом если комната небольшая; но они не садятся близко друг к другу по причинам, которые вскоре станут понятны. Затем хозяин вечера или человек, назначенный для роли воскурителя благовония, подготавливает пакет благовоний Номер 1, зажигает их в курительнице, и передает курительницу гостю, занимающему первое место[20], со словами: «Это благовоние Номер 1». Гость получает курительницу в соответствии с правилами этикета, требуемыми в ко-квай, вдыхает аромат и передаёт сосуд своему соседу, который получает его таким же образом и передаёт третьему гостю, который передаёт его четвертому и так далее. Когда курительница прошла один круг, она возвращается воскурителю благовония. Один пакет благовония Номер 2 и один Номер 3 таким же образом подготавливаются, объявляются и проверяются. Но с «гостевым благовонием» не делается никаких экспериментов. Игрок должен быть способен запомнить различные запахи тестируемых благовоний; и предполагается, что он определит гостевой аромат в соответствующее время просто по незнакомому качеству аромата.
Первоначальное число в тринадцать пакетов в результате «экспериментирования» было убавлено до десяти, а каждый игрок получил один комплект из десяти небольших дощечек в основном золотой лакировки и каждый комплект по-разному украшен.
Украшены только лишь задние поверхности этих дощечек; и украшение почти всегда имеет цветочный дизайн определенного вида: – так один комплект мог бы быть украшен золотыми хризантемами, другой пучками растений ириса, ещё один веточкой цветов сливы и т. д. Но на лицевых сторонах дощечек имеются цифры или обозначения; и каждый комплект состоит из трёх дощечек под номером «1», трёх дощечек под номером «2», трёх дощечек под номером «3» и ещё одной дощечки, обозначенной символом, обозначающим «гость». После распространения этих комплектов дощечек, перед первым игроком помещается ящик, называемый «ящиком дощечек»; и всё готово для настоящей игры.
Воскуритель благовония уходит за небольшую ширму, перетасовывает плоские пакеты как колоду карт, снимает верхний, подготавливает его содержимое в курильнице и затем, возвращаясь к игрокам, посылает курительницу по кругу.
Сейчас он, конечно же, не объявляет, какой вид аромата он использовал. По мере того как курительница переходит из рук в руки, каждый игрок после вдыхания дыма благовония кладет в ящик с дощечками одну дощечку с обозначением или числом, которое он считает обозначением или числом аромата, который он вдохнул. Если, например, он думает, что этот аромат «гостевой аромат», он кидает в ящик ту дощечку, которая промаркирована иероглифом «гость»; или если он считает, что он вдохнул аромат Номер 2, он помещает в коробку дощечку под номером «2». По завершении раунда коробка с дощечками и курительница возвращаются к воскурителю благовоний. Он берет шесть дощечек из ящика и заворачивает их в бумагу, которая содержала угадываемый аромат. Сами дощечки хранят как личную, так и общую запись с тех пор как каждый игрок помнит особый рисунок на своем собственном комплекте.
Остальные девять пакетов ароматов используются и определяются таким же образом в случайном порядке, в котором они оказались после перемешивания. Когда все ароматы были использованы, дощечки достаются из своих свёртков, запись официально переписывается в каллиграфическом виде и объявляется победитель дня. Здесь я предлагаю перевод такой записи: он объяснит все, почти непостижимые на первый взгляд, сложности игры.
В соответствии с этой записью игрок, использовавший дощечки, украшенные орнаментом «Молодая Сосна», допустил всего две ошибки; тогда как игрок, которому попался комплект «Белая Лилия», сделал только одно верное угадывание. Но большого мастерства требует верное угадывание десяти дощечек подряд. Обонятельные рецепторы могут немного онеметь до завершения игры; и поэтому существует традиция во время игры ко-квай в перерывах между играми полоскать рот чистым уксусом, так как при этой процедуре чувствительность рецепторов частично восстанавливается.
ЗАПИСЬ КО-КВАЙ
Порядок, в котором были использованы десять пакетов с благовониями:
– 1–2 – 3–4 – 5–6 – 7–8 – 9 – 10.
Названия, данные шести номерам использованных дощечек: III–I – ГОСТЬ – II–I – III–II–I – III–II в соответствии с декоративными орнаментами на задней части: Угаданные ответы, записанные под номерами на дощечке; верный ответ обозначается звёздочкой (*) количество угаданных ответов
I. «Тазогаре» («Кто там?» т. е. «Вечерние сумерки»).
II. «Байква» («Цвет сливы»).
III. «Вакакуса» («Молодая трава»).
IV. («Гостевое благовоние») «Ямаджи-но-Тсую»
(«Роса на горной тропе»).
К японскому оригиналу предыдущей записи прилагались имена игроков, дата проведения званого вечера и название места проведения званого вечера. В некоторых семьях существует традиция вносить все подобные записи в книгу, специально созданную для данной цели и имеющую указатель, который позволяет игроку
Читатель, должно быть, обратил внимание на то, что четыре использованных вида благовоний имеют очень симпатичные названия. Например, первый упомянутый аромат называется так, как поэты назвали бы сумерки Тазогаре (букв. «Кто там?» или «Кто это?») слово, которое здесь намекает на запах туалетной воды, которая раскрывает своё очаровательное присутствие любовнику, ждущему в темноте. Возможно будет интересно узнать о композиционном составе этих благовоний. Я могу предоставить японские рецепты для двух видов; но я не смог определить все названные материалы:
Джинко (дерево алоэ) 4 момма (½ унция) Чоджи (гвоздика) 4 " "
Кунроку (ладан) 4 " "
Хакко (полынь) 4 " "
Яко (мускат) 1 бушель (1/8 унция)
Коко (?) 4 момма (1/2 унция)
До 21 пластинки
Джинко (дерево алоэ) 20 момма (2 ½ унций) Чоджи (гвоздика) 12 " (1 ½ унций)
Коко (?) 8 1/3 " (1 1/40 унций)
Бякудан (сандаловое дерево) 4 " (½ унций) Каншо (аралия) 2 бу (1/4 унций)
Квакко (буквица?) 1 бу 2 сбу (3/16 унций) Кунроку (ладан) 3 " 3 " (15/22 унций)
Шомокко (?) 2 " (1/4 унций)
Яко (мускат) 3 " 2 сбу (7/16 унций.)
Рюно (рафинированная борнейская камфора)
3 сбу (3/8 унций)
До 50 пластинок
Аромат, используемый в
Но есть благовоние в продаже его никогда не было которое является гораздо более дорогим, чем ранджатай аромат, который ценится меньше за свой состав, чем за свою историю: я имею в виду аромат, привезенный несколько столетий назад из Китая или из Индии буддистскими миссионерами и дарованный ими принцам или другим высокопоставленным лицам. Несколько древних японских храмов также имеют такие заморские благовония среди своих сокровищ. И очень редко немного из этого бесценного материала отдаётся званому вечеру с использованием благовоний – по примеру Европы, по очень редким случаям, званый вечер прославляется производством вина, возраст которого составляет несколько сотен лет.
Подобно чайным церемониям, ко-квай предполагает строгое соблюдение очень сложных и древних правил этикета. Но эта тема могла бы заинтересовать лишь небольшое число читателей; и я должен лишь упомянуть некоторые правила, касающиеся приготовлений этой церемонии и мер предосторожности. Прежде всего, необходимо, чтобы лицо, приглашенное на званый вечер с благовониями, по возможности ничем не пахло: например, дама не должна использовать масло для волос или надевать платье, которое хранилось в надушенном комоде. Далее, гостю следует подготовиться к состязанию, приняв продолжительную горячую ванну; также перед походом на званый вечер ему следует поесть только самую лёгкую и максимально лишённую запаха пищу. Запрещается покидать комнату во время игры или открывать дверь или окно или вступать в ненужный разговор. Наконец я могу заметить, что при определении аромата ожидается, что игрок сделает не менее трёх вдохов или не более пяти.
В наш экономический век появилась необходимость проводить ко-квай в гораздо более скромных формах, чем во времена великого даймио[21], времена королевских аббатов и военной аристократии. Полный комплект приборов, необходимых для игры, сейчас можно купить примерно за $50.00; но материалы будут наихудшего качества. Старомодные комплекты продавались по фантастически высоким ценам: некоторые стоили тысячи долларов. Стол воскуривателя благовоний – коробка для письменных принадлежностей, коробка для бумаг, ящик для дощечек и т. д. различные стойки или даи были покрыты драгоценнейшей золотой лакировкой; – щипчики и другие инструменты были сделаны из золота и замысловато обработаны; – и курительница будь она изготовлена из драгоценного металла, бронзы или фарфора была всегда шедевром, созданным каким-либо известным художником.
Хотя первоначальное значение ароматов в буддистских церемониях было в основном символическим, существует твердое основание предполагать, что различные более древние, чем буддизм, религии – некоторые, возможно, характерны для данной расы; другие возможно китайского или корейского происхождения – возникли в ранний период и повлияли на популярность использования ароматов в Японии. Ладан до сих пор жгут в присутствии мертвеца, считая, что его запах защищает покойника и только что покинувшую тело душу от злобных демонов. Крестьяне же часто жгут ладан для изгнания домовых и злых духов, вызывающих болезни. Но ранее его использовали для вызова духов умерших, а также для их изгнания. Аллюзии по поводу его применения в различных странных ритуалах могут быть найдены в некоторых старых японских драматических произведениях и романах. Говорят, что один особый вид ладана, привезенный из Китая, обладал способностью вызывать человеческие души. Именно о таком волшебном благовонии идёт речь в таких древних любовных элегиях как эта:
В китайской книге «Шан-хай-кинг» есть интересное упоминание об этом аромате. Он называется там «фван-хван-хианг» (в японском произношении хангон-ко) или «Аромат, вызывающий духов»; и он был сделан в Тсо-Чау, или в Районе Предков, расположенном у Восточного Моря. Для вызова духа умершего человека или духа человека живого в соответствии с некоторыми авторитетными источниками – было достаточно лишь зажечь ароматическую палочку и произнести определенные слова, концентрируясь на мыслях об этом человеке. Затем в дыме благовония появятся вспоминаемое лицо и форма.
Во многих старых японских и китайских книгах упоминается об известной истории связанной с этим благовонием истории о китайском императоре Ву, династии Хан. Когда император потерял свою прекрасную фаворитку, госпожу Ли, он опечалился так сильно, что придворные устраивали ему всякие неординарные и даже зрелища, лишь бы он не лишился рассудка.
Но все попытки отвлечь его от мысли о покойной оказались тщетными. Однажды император заказал доставить себе «Аромат, вызывающий Духов», чтобы он смог пообщаться с её духом. Напрасно советники молили его оставить эту затею, объясняя ему, что подобное видение может только усугубить его печаль. Властелин не обращал внимания на их советы и сам исполнил ритуал зажёг благовоние и сконцентрировался на мысли о госпоже Ли. Вскоре в густом голубом дыму, возникщем из-за подожженного благовония, возник женский силуэт. Он стал более чётким, проявился, медленно посветлел и император узнал силуэт своей возлюбленной.
Сначала он едва узнал её; но вскоре тень стала такой отчётливой, словно это был живой человек, и с каждым мгновением она становилась всё более прекрасной. Император сказал что-то шёпотом видению, но не получил никакого ответа. Он позвал её вслух, но ответом ему была тишина. Тогда не в силах сдержать себя он подошёл к курительнице. Но как только он прикоснулся к дыму, видение задрожало и исчезло.
Японские художники до сих пор периодически черпают вдохновение в легендах о Хангон-хо.
Только в прошлом году в Токио на выставке новых какемоно[22] я увидел картину, на которой изображена молодая жена, стоящая на коленях перед альковом, в котором дым от магического благовония образовывал тень отсутствующего мужа[23].
Хотя считается, что только один вид благовоний имеет способность вызывать видения умерших людей, многие полагают, что сжигание любого вида благовоний вызывает большое количество невидимых духов – они являются, чтобы пожирать дым. Их называют
История одного гадания
Однажды я был знаком с одним гадальщиком, который истинно верил в то, что он делал. Изучив старую китайскую философию, он искренне поверил в то, что можно предсказать будущее задолго до того, как стал заниматься этим делом. В юности он работал у одного богатого даймио, но впоследствии, подобно тысячам других самураев, он оказался в затруднительном положении в результате социальных и политических изменений эпохи Мейдзи. Именно тогда он стал предсказателем странствующим уранайя путешествующим пешком из города в город и редко возвращающимся домой (реже одного раза в год) с выручкой от своего путешествия. Будучи предсказателем, он достиг сносных успехов в основном, я полагаю, из-за своей абсолютной искренности и особой осторожной манеры, которая внушала доверие. Он придерживался старой системы: использовал книгу, известную английским читателям как «Йи-Кинг», а также набор колодок из чёрного дерева, которые можно было бы расположить так, что они сформировали любую из китайских гексаграмм; а кроме того он всегда начинал своё гадание с искренней молитвы богам.
Сама система, которой он придерживался, работала безотказно в руках мастера. Он признался, что допустил несколько ошибочных предсказаний; но утверждал при этом, что эти ошибки были совершены целиком и полностью из-за его собственного непонимания определенных текстов или диаграмм. Чтобы отдать ему должное, я должен упомянуть, что в моём случае (а гадал он мне четыре раза) его предсказания были исполнены так точно, что я стал бояться их. Вы можете не верить в гадания и даже презирать их с высоты собственного интеллекта; но почти в каждом из нас прячется нечто от врождённого суеверного чувства; и некоторые странные обстоятельства могут вызвать само это чувство и породить самую безрассудную надежду или страх удачи или неудачи, напророченной вам каким-нибудь предсказателем. На самом деле увиденное вами будущее вполне может разочаровать вас. Представьте себе результат того, что вам сообщено знание чего-то неизбежного, того, что произойдёт с вами в течение следующих двух месяцев, какого-нибудь ужасного несчастья, от которого вам не защититься!
Когда я впервые увидел его в Изумо, это был уже пожилой мужчина разумеется, ему было далеко за шестьдесят, но выглядел он гораздо моложе. Затем я встретил его в Осака, в Киото и в Кобе. Несколько раз я пытался убедить его провести наиболее холодные месяцы зимы под моей крышей так как он обладал исключительными знаниями традиций и мог бы оказать мне неоценимую услугу в прямом смысле слова. Но отчасти из-за того, что привычка путешествовать стала его второй натурой, частично из-за его цыганской любви к свободе я никогда не мог удержать его около себя более двух дней подряд.
Каждый год он ездил в Токио обычно поздней осенью. Затем несколько недель он бродил по городу, из района в район, и снова исчезал. Но во время этих непродолжительных поездок он всегда навещал меня; принося долгожданные известия от людей и из мест Изумо принося также какой-нибудь замысловатый небольшой подарок, как правило, религиозного назначения, из какоголибо известного места своего странствия. По таким случаям я мог беседовать с ним по несколько часов. Иногда разговор шёл о странных вещах, увиденных или услышанных им в течение его последнего путешествия; иногда разговор переключался на старые легенды или верования; иногда мы просто говорил о гадании. В последнюю нашу встречу он рассказал мне о точной китайской науке гадания, которой он, к сожалению, никогда не был в состоянии овладеть.
– Любой, кто владеет этой наукой, – уверял меня он, – может, например, не только сообщить вам точное время, когда рухнет любая опора или балка этого дома, но даже сообщить вам направление разрушения и все его последствия. Лучше всего я смогу вам объяснить, что я имею в виду, рассказав следующую историю.
«Это история об известном китайском предсказателе, которого мы в Японии называем Шоко Сетсу, и она написана в книге «Байква ШинЕки», книге гаданий. Будучи всё ещё очень молодым человеком, Шоко Сетсу получил высокий пост благодаря своей учёности и заслугам; но он отказался от него и стал жить в одиночестве, чтобы посвятить всё своё время учёбе. Многие годы после этого он жил один в хижине в горах; посвящая всё своё время обучению без огня зимой и без прохлады летом; записывая свои мысли на стене своей комнаты в отсутствие бумаги; и используя только лишь черепицу в качестве подушки.
«Однажды в период сильной летней жары его одолела дремота; и он лег отдохнуть, подложив себе под голову черепицу. Едва он заснул, как по его лицу пробежала крыса, это заставило его вздрогнуть и проснуться. Разозлившись, он схватил черепицу и бросил её в крысу, но крыса ускользнула от удара, а черепица разбилась. Шоко Сетсу печально смотрел на кусочки своей подушки и упрекал себя за вспыльчивость. Затем вдруг он заметил на только что разбившейся глиняной черепице какие-то китайские символы значились они на изломе между верхней и внутренней поверхностями. Посчитав это очень странным, он собрал кусочки и тщательно изучил их. Он обнаружил, что вдоль линии разлома внутри глины ещё до обжига черепицы были написаны семнадцать символов.
И символы эти гласили следующее: «В Год Кролика, в чётвертый месяц, в семнадцатый день, в час Змеи, эта черепица, служившая подушкой, будет брошена в крысу и разобьётся». И надо же – предсказание действительно исполнилось в Час Змеи в семнадцатый день четвёртого месяца Года Кролика. Шоко Сетсу был этому очень удивлен. Он взглянул на кусочки черепицы ещё раз и обнаружил печать и имя производителя. Тут же он покинул свою хижину и, взяв с собой кусочки черепицы, поспешил в соседний город в поисках того, кто её сделал. Он отыскал этого человека в течение дня, показал ему разбитую черепицу и спросил его об истории её изготовления.
Тщательно осмотрев черепки, мастер сказал:
– Эта плитка была действительно сделана в моём доме; но символы в глине были написаны стариком предсказателем который попросил разрешения написать что-нибудь на плитке до её обжига.
– Вы знаете, где он живёт? спросил Шоко Сетсу.
– Раньше он жил недалеко отсюда, – ответил гончар, – и я могу показать тебе путь к дому. Но я не знаю, как его зовут.
Дойдя до дома предсказателя Шоко Сетсу появился на пороге и попросил разрешения говорить со стариком. Ученик-слуга любезно пригласил его войти и проводил его в квартиру, где несколько молодых людей занимались учёбой. Как только Шоко Сетсу занял своё место, все молодые ученики поприветствовали его. Затем тот, кто впервые обратился к нему, поклонился и сказал: «Мы спешим сообщить вам печальную новость: наш хозяин умер несколько дней назад. Но мы ждём вас, так как он предсказал, что вы придёте сегодня в этот дом и в этот самый час. Вас зовут Шоко Сетсу. И наш учитель приказал нам дать вам книгу, которая, по его мнению, вам пригодится. Вот эта книга – пожалуйста, примите её».
Шоко Сетсу был скорее не удивлен, а восхищен ею; так как книга была рукописью самого редкого и самого ценного качества она содержала все секреты науки предсказания. Поблагодарив молодых людей и должным образом высказав своё сожаление по поводу смерти их учителя, он вернулся назад в свою хижину и сразу же начал спрашивать книгу о своей собственной судьбе: Книга поведала ему, что на южной стороне его жилища в определенном месте около одного из углов его дома его ждёт большая удача. Он начал копать в указанном месте и обнаружил кувшин, содержащий столько золота, что он мог бы стать очень богатым человеком».
Такова была рассказанная им история.
Мой старый знакомый ушёл из жизни так же одиноко, как и жил. Прошлой зимой, пересекая горный хребет, он попал в снежную бурю и сбился с пути. Много дней спустя его обнаружили стоящим у сосны с небольшим вещевым мешком за плечами. Он являл собой настоящую ледяную статую руки его были сложены и глаза закрыты как в медитации. Возможно, ожидая окончания бури, он заснул от холода, и его занесло снегом, пока он спал. Узнав о такой странной смерти, я вспомнил старую японскую пословицу: – «Уранайя миноуйе ширазду»: то есть – «Предсказатель не знает своей собственной судьбы».
Шелкопряды
Как-то раз я был озадачен странной фразой: «бровь тутового шелкопряда» – встретившейся мне в одной старинной японской или скорее китайской пословице. Целиком она звучала так: «Женская бровь тутового шелкопряда это топор, который разрубает мудрость мужчины». Поэтому я обратился к своему другу Ними, который сам держит шелкопрядов, чтобы тот объяснил мне, что это значит.
– Возможно ли это, – в изумлении воскликнул он, – что вы никогда не видели бабочки тутового шелкопряда? Бабочка шелкопряда имеет очень красивые брови.
– Брови? – спросил я в изумлении.
– Ну называй их как знаешь, – ответил Ниими; – но поэты называют их бровями. Подожди немного, я тебе покажу».
Он вышел из гостевой комнаты и вскоре вернулся с белым бумажным веером, на котором сидела сонная бабочка тутового шелкопряда.
– Мы всегда храним несколько бабочек для выращивания, – сказал он; – эта только что вышла из кокона. Она не может летать, конечно: никто из них не может летать. А теперь посмотри на её брови.
Я посмотрел и увидел, что антенны бабочки, очень короткие и пушистые, были так изогнуты над двумя бриллиантовыми точками на бархатной головке, что выглядели как действительно прекрасная пара бровей.
Затем Ниими подвел меня к шелкопрядам.
По соседству с домом, где живёт Ниими и где растёт множество тутовых деревьев, многие семьи держат тутовых шелкопрядов; – уход и кормление осуществляют в основном женщины и дети. Шелкопряды хранятся в больших продолговатых лотках, подвешенных на легкие деревянные подставки на высоте примерно около метра. Любопытно наблюдать, как сотни гусениц кормятся в одном лотке, и слышать мягкий бумажный шум, который они производят, пока грызут листья тутовых деревьев. Пока растут, они требуют почти постоянного внимания. Через короткие промежутки времени специалист подходит к каждому лотку и проверяет их рост, собирает самых толстых кормильцев и решает, нежно прокатывая их между указательным и большим пальцем, какой из них готов выйти из кокона. Такие шелкопряды попадают в закрытые коробки, где они обматываются белой нитью. Только некоторые из самых лучших появляются из своего шёлкового сна избранные производители. Они имеют прекрасные крылья, но не могут использовать их. У них есть рты, но они не едят. Они только лишь спариваются, откладывают яйца и умирают. Тысячи лет их раса была под столь неусыпной заботой, что сейчас они не могут позаботиться сами о себе.
Именно эволюционный урок этого последнего факта в основном занимал меня, пока Ниими и его младший брат (который кормит гусениц) любезно объясняли методы такого производства. Они рассказали мне любопытные вещи о различных видах и также о диком разнообразии тутовых шелкопрядов, которые не могут быть одомашнены: – они вырабатывают великолепный шёлк перед тем, как превратиться в мощную бабочку, которая может использовать свои крылья с какой-либо целью. Но я боюсь, что я не вёл себя как человек, который чувствовал заинтересованность в предмете; так как даже пока я пытался слушать, я начал размышлять.
Прежде всего я задумался о восхитительной мечте Анатоля Франса, в которой он говорит, что если бы он был Демиургом, он поставил бы юность в конец жизни, а не в начало, и тогда так организовал бы жизнь, что каждый человек должен был бы пройти три стадии развития, как-то соответствующие стадиям развития бабочек: Тогда мне пришло на ум, что эта фантазия была по существу едва ли больше, чем тонкое изменение весьма древней доктрины, распространяющейся почти на все высшие формы религии.
Западные верования особенно говорят нам о том, что наша жизнь на земле это личиночное состояние жадной беспомощности и что смерть это куколка сон, из которого мы должны перейти в вечный свет. Они говорят нам, что в течение своего сознательного существования внешняя оболочка должна считаться только лишь одним из видов гусеницы, а потом куколкой; – и они утверждают, что мы теряем или приобретаем в соответствии с нашим поведением как личинки силы для развития крыльев под смертельной обмоткой.
Они также говорят нам не беспокоиться о том, что мы не видим отделения какого-либо психологического прообраза от разбитого кокона: этот недостаток визуальной очевидности не означает ничего, так как мы имеем только лишь близорукое видение гусениц. Наши глаза участвуют лишь наполовину. Разве целые шкалы цветов не существуют невидимо над и под ограничениями чувствительности сетчатки наших глаз? Тем не менее, человек-бабочка существует – хотя, фактически, мы не видим его.
Но что произойдет с этим прообразом в состоянии полного блаженства? С эволюционной точки зрения этот вопрос интересен; и его очевидный ответ был предложен мне историей этих шелкопрядов которые были одомашнены всего лишь несколько тысяч лет назад. Рассмотрите результат нашего китайского одомашнивания – скажем на несколько миллионов лет: я имею в виду конечную последовательность, для желающих, способности удовлетворять каждое желание произвольно.
Эти шелкопряды имеют всё, что они пожелают, даже значительно больше. Их желания, хотя и очень простые, фундаментально идентичны потребностям человека пища, кров, тепло, безопасность и комфорт. Наша бесконечная социальная борьба в основном направлена на это. Наша мечта о небе – это мечта заполучить их безболезненно; и состояние этих шелкопрядов воплощение небольшого масштаба нашего вымышленного Рая. (Я не рассматриваю тот факт, что судьба подавляющего большинства шелкопрядов предопределена: это мучения и вторая смерть; поскольку моя тема о небе, а не потерянных душах. Я говорю об избранных судьба этих шелкопрядов предопределена: спасение и перерождение). Возможно, они могут испытывать лишь очень слабые ощущения: они определенно не могут молиться. Но если они могли бы молиться, они не могли бы спрашивать ничего более, чем то, что они уже получают от юноши, который кормит и ухаживает за ними.
Он их провидение бог, о существовании которого они могут знать только самым неопределенным образом, но только такой бог, какого они требуют. И нам следует глупо считать себя счастливыми потому, что о нас равным образом хорошо заботятся в соответствии с нашими более сложными потребностями. Разве наши общие формы молитвы не доказывают нашего желания подобного внимания? Разве не является утверждение нашей «потребности в божественной любви» безотчетным признанием в том, что мы хотим, чтобы с нами обращались как с шелкопрядами жить без боли, уповая на помощь богов? Однако, если боги должны были бы относиться к нам так, как мы хотим, нам следовало бы вскоре позволить себе новое доказательство таким образом, который называется «очевидность от вырождения» – что великий закон эволюции гораздо выше богов.
Ранняя стадия этого вырождения будет представлена полной неспособностью помочь себе; – затем нам следует начать терять использование наших высших органов чувств; – позже мозг сожмётся в исчезающую самую суть вопроса; – позже мы должны превратиться лишь в бесформенные мешки, слепые желудки. Таково будет физическое последствие этого вида божественной любви, о которой мы так лениво мечтаем. Желание вечного блаженства в вечном мире может показаться злонамеренным вдохновением от Богов Смерти и Тьмы. Вся жизнь, которая чувствует и думает, была и может продолжать быть только лишь как продукт борьбы и боли только как результат бесконечного сражения с Силами Вселенной. И космический закон не терпит компромиссов. Какой бы орган не прекращает чувствовать боль, какая бы способность не прекращает быть использованной под стимулом боли должна также прекратить существование. Дайте боли и её усилию задержаться и жизнь должна сжаться обратно, сначала в протоплазмическую бесформенность, затем в пыль.
Буддизм который по большой счёту является доктриной эволюции рационально провозглашает своим небом не что иное как высшую стадию развития через боль и обучает тому, что даже в раю прекращение усилий ведёт к деградации. С равным благоразумием он провозглашает, что способность к боли в сверхчеловеческом мире всегда увеличивается в пропорции к способности к наслаждению. (К этому учению практически невозможно придраться с научной точки зрения так как мы знаем, что высшая эволюция должна включать повышение чувствительности к боли). В Небесах Желания, говорит Шобо-нен-йо-кио боль смерти так велика, что все агонии всех адов вместе взятых может приравниваться к одной шестнадцатой части такой боли[25].
Вышеуказанное сравнение является без необходимости сильным; но буддистское учение о небе по существу в высшей степени логично: подавление боли ментальной или физической в любом возможном состоянии сознательного существования обязательно будет включать и подавление удовольствия; – и, конечно, весь прогресс, моральный или материальный, зависит от способности воспринимать и контролировать боль. В раю шелкопрядов, наши земные инстинкты ведут нас к желанию, серафим, освобожденный от необходимости мучительного труда и способный удовлетворять свою каждую потребность, произвольно наконец потеряет свои крылья и погрузится в состояние личинки…
Я рассказал суть моих мечтаний Ниими. Он был великим читателем буддистских книг.
– Ну, – сказал он, – мне напомнили о странной буддистской истории пословицей, которую вы попросили меня объяснить, «женская бровь бабочки тутового шелкопряда топор, который разрубает мудрость мужчины». В соответствии с нашей доктриной пословица верна как о жизни на небе, так и жизни на земле. С этим связана следующая история.
«Когда Шака[26] жил в этом мире, один из его учеников, по имени Нанда[27], был ослеплен красотой женщины; и Шака пожелал спасти его от результатов этого ослепления. Он отвел Нанда в самое дикое место в горах, где жили обезьяны и показал ему очень уродливую самку обезьяны и спросил его: