«Любопытная оговорка», — подумал Глоуэн. Вслух он спросил: «Как понимать последнее замечание?»
Арлес снова догадался, что допустил промах: «А никак. Понимай, как хочешь».
«Странно. Можно подумать, что у тебя есть сведения, никому другому не доступные».
«Перед бесстрашными львами открываются любые сокровенные тайны! Ты даже представить себе не можешь, какие скандальные подробности мне известны! Знаешь ли ты, например, какая престарелая особа пыталась затащить Фогеля Лаверти к себе в постель на прошлой неделе, почти насильно?»
«Не имею представления. И Фогель никак не способствовал попыткам затащить себя в постель?»
«Ни в малейшей степени! Он младше меня — о чем ты говоришь? А еще, например, я мог бы сию минуту назвать некую особу помоложе, у которой скоро будет ребенок, а от кого — пока что не установлено».
Глоуэн отвернулся: «Если ты сюда явился, чтобы выяснить этот вопрос, можешь быть уверен — я тут ни при чем».
Согнувшись пополам, Арлес застонал от смеха: «А у тебя, оказывается, есть чувство юмора! Ничего забавнее я сегодня еще не слышал». Отпрыск Спанчетты поднялся на ноги: «Время бежит. Вместо того, чтобы лакировать лодку, тебе следовало бы вернуться в квартиру, почистить ногти и отрепетировать позы перед зеркалом».
Глоуэн взглянул на пухлые белые пальцы Арлеса: «Мои ногти, надо сказать, будут почище твоих».
Арлес нахмурился и засунул руки в карманы: «Не забывай о манерах, с сегодняшнего дня ситуация изменилась! Если я с тобой заговорю за столом, ты должен отвечать «Да, господин Арлес» или «Нет, господин Арлес». Таковы правила хорошего тона. А если у тебя возникнут сомнения по поводу того, как вести себя за столом, бери пример с меня».
«Спасибо, но с ужином я, наверное, как-нибудь справлюсь сам».
«Дело твое», — Арлес развернулся на каблуках и прошествовал по причалу на берег.
Глоуэн смотрел ему вслед, кипя от раздражения. Арлес прошел между двумя героическими статуями, обрамлявшими вход в английский парк Клаттоков и скрылся из виду. Глоуэн размышлял: показатель, равный 29 или 31? Через пять лет кандидатуры он может снизиться до 25, что означало статус «временного наемного работника» и переселение из пансиона Клаттоков в общежитие для наемных работников. Потеряв право занимать постоянную должность на станции, ему предстояло разлучиться с отцом и отказаться от множества приятных и удобных преимуществ.
Глоуэн повернулся к водам лагуны. Со времен основания станции Араминта судьба сыграла такую же мрачную шутку с тысячами лишних потомков «отцов-основателей», но возможность трагедии неудачного происхождения впервые затронула его самого.
Что подумают девушки? Глоуэн придавал значение мнениям прекрасного пола. Например, его интересовала Эрлина Оффо, уже вступившая на долгий и славный путь разбивания сердец. Как отнесется к его провалу Тиция Вук — изящная благоухающая блондинка, хрупкая, как цветок левкоя, но гордая и отстраненная, как все Вуки?[8] Кроме того, утренний разговор живо напомнил ему о веселой Сесили Ведер, в последнее время относившейся к Глоуэну с заметным дружелюбием. Молодой человек с показателем статуса, равным 30, не имел никакого будущего — ни одна красавица не взглянула бы на него дважды!
Покинув причал, Глоуэн уныло побрел вслед за Арлесом наверх, к пансиону Клаттоков — худощавая темноволосая фигура, незначительная на фоне роскошного прибрежного парка, но достойная самого пристального внимания с точки зрения Глоуэна и его отца, Шарда.
Вернувшись в пансион, Глоуэн поднялся в свою квартиру на восточном конце галереи второго этажа. К его величайшему облегчению, отец уже был дома.
Шард сразу подметил смятение, овладевшее сыном: «Ты что-то рано начинаешь нервничать».
«Арлес заявляет, что ему известен показатель моего статуса, и что он равен двадцати девяти или тридцати одному», — ответил Глоуэн.
Шард поднял брови: «Двадцати девяти? Даже тридцати одному? Каким образом? Ты бы оказался в числе наемных работников, еще не поступив на службу!»
«Вот именно».
«На твоем месте я не обращал бы внимания на Арлеса. Он просто хотел тебя расстроить — и, по-моему, ему это удалось».
«Он утверждает, что слышал эти цифры от Спанчетты! И еще он что-то проворчал по поводу того, что мое происхождение не зарегистрировано».
«Даже так? — Шард задумался. — Что он имел в виду?»
«Не знаю. Я ему сказал, что ему не может быть известен мой показатель, а он говорит: почему нет? Говорит, что мое происхождение — точнее говоря, отсутствие происхождения — позволяет рассчитать мой статус любому желающему».
«Хм, — пробормотал Шард. — Кажется, я догадываюсь, в чем дело... Хотел бы я знать...» Помолчав, Шард подошел к окну и заложил руки за спину: «Действительно, вся эта история попахивает происками Спанчетты».
«Она может изменить мой показатель?»
«Любопытный вопрос. Спанчетта работает в отделе A, у нее есть доступ к компьютеру. Но она не посмела бы подделывать записи — за это полагается смертная казнь. Надо полагать, она придумала какой-то законный способ повлиять на результат — если она вообще что-нибудь придумала».
Глоуэн недоуменно покачал головой: «Зачем ей вообще заниматься такими вещами? Какое ей дело до моего статуса?»
«Мы еще не знаем, пытался ли кто-нибудь изменить результаты расчетов. Если такая попытка имела место, ниоткуда не следует, что это дело рук Спанчетты. Но если это проделки Спанчетты, ответ на твой вопрос очень прост: Спанчетта никогда ничего не забывает и не прощает. Я расскажу тебе историю, которую ты, наверное, никогда не слышал.
Давным-давно Спанчетта вознамерилась выйти за меня замуж и успела, по-видимому, тайком договориться с домоправительницей и с кастеляншей Лилианой. Так или иначе, правление стало серьезно рассматривать возможность такого брака, не посоветовавшись со мной. Однажды вечером мы играли в ипенг. Спанчетта тоже решила поиграть — бегала по площадке, кричала, ругалась, распоряжалась, размахивая руками и становясь в позы, объявляла аут, когда шар попадал в сетку, путала серые шары с розовыми и яростно отрицала проигрыш, когда не успевала отбить подачу. Короче говоря, привлекала к себе внимание всеми способами. В связи с чем Вилмор Ведер, оказавшись рядом со мной, заметил: «Держись, Шард! Похоже на то, что твоя женитьба станет настоящим испытанием».
«Какая женитьба? — спрашиваю я. — От кого ты слышал о моей женитьбе?»
«Разве ты не женишься? Все только об этом и говорят!»
«Странно, что никто не удосужился посвятить меня в эту тайну. И кому же посчастливилось стать моей невестой?»
«Спанчетте, кому еще? Если верить Карлотте, день свадьбы уже назначен».
«Не следует верить Карлотте — у нее язык без костей. Я не женюсь на Спанчетте! Ни сегодня, ни завтра, ни в прошлом году, ни после второго пришествия Пулиуса Файстершнапа! Короче — никогда и ни при каких обстоятельствах! Я достаточно ясно выражаюсь?»
«Куда уж яснее! Теперь тебе осталось только одно — убедить в этом Спанчетту, стоящую у тебя за спиной».
Я обернулся — в двух шагах, тяжело дыша, стояла побагровевшая Спанчетта. Все расхохотались, а Спанчетта попыталась заехать мне по голове битой, отчего все просто повалились со смеху.
Таким вот образом. С досады она женила на себе размазню Миллиса, а заодно стала любовницей Намура. Но мне она никогда не простила.
Примерно через год я женился на твоей матери в Сарсенополисе, на Девятке Аль-Фекки. Когда мы вернулись в Араминту, нам стали устраивать всевозможные «случайные» неприятности. Марья их игнорировала, я тоже. Потом родился ты. Спанчетта ненавидит тебя втройне: из-за меня, из-за твоей матери и из-за того, что у Арлеса нет твоих способностей и твоего характера. Вполне может быть, что теперь она нашла возможность каким-то образом выместить свою злобу».
«Невероятно!»
«Вполне вероятно. Спанчетта — странная женщина. Подожди здесь. Пойду, наведу кое-какие справки».
2
Шард направился прямиком к новому зданию управления, где располагались помещения отдела A. Там, в качестве начальника полиции, он смог провести расследование, не встречая никаких препятствий.
Времени оставалось мало — через два часа, с неизбежной регулярностью вращения Лорки вокруг Синга, начиналась торжественная трапеза клана. Вернувшись в пансион Клаттоков, Шард явился в комфортабельные апартаменты с высокими потолками, занимаемые домоправителем Фратано.
Заходя в приемную, Шард чуть не столкнулся со Спанчеттой, выходившей из внутренней гостиной. Оба остановились, как вкопанные — и для Шарда, и для Спанчетты эта встреча была крайне нежелательным поворотом событий.
«Что ты здесь делаешь?» — резко спросила Спанчетта.
«Тот же вопрос можно было бы задать и тебе, — отозвался Шард. — Как бы то ни было, у меня срочное дело к Фратано, связанное с расследованием в управлении».
«Уже поздно. Фратано переодевается к ужину, — Спанчетта с подозрением смерила Шарда глазами с головы до ног. — И ты собираешься сидеть за трапезным столом в повседневной форме? Впрочем, зачем я спрашиваю? Твое пренебрежение приличиями общеизвестно».
Шард мрачновато рассмеялся: «Ничего не признаю́, ничего не отрицаю! Не беспокойся, однако — когда начнут разносить суп, я буду на месте. А теперь прошу меня извинить — нужно кое-что обсудить с Фратано».
Спанчетта неохотно повернулась, чуть освободив проход: «Фратано занят и не хочет, чтобы его отвлекали. Могу передать ему сообщение».
«Как-нибудь справлюсь без твоей помощи», — Шард протиснулся мимо Спанчетты, задержав дыхание, чтобы не чувствовать исходивший от нее теплый, тяжелый аромат духов и женского плодородия. Входя в частную гостиную Фратано, он тщательно прикрыл за собой дверь перед самым носом увязавшейся за ним Спанчетты.
Фратано, в свободном домашнем халате, полулежал в кресле, возложив длинную бледную ногу на мягкую обивку скамейки — служанка-островитянка массировала ему голень и ступню. Нахмурившись, домоправитель вопросительно взглянул на посетителя: «В чем дело, Шард? Ты выбрал неудачное время для визита».
«Самое удачное — и ты в этом убедишься, как только меня выслушаешь. Попроси служанку удалиться — разговор не для посторонних ушей».
Фратано капризно щелкнул языком: «Неужели это так важно? Пазза не интересуется нашей болтовней».
«Вполне возможно. Но я заметил, что Намур все обо всех знает. Нужны дополнительные разъяснения? Пазза, будьте добры, выйдите и закройте за собой дверь!»
Покосившись на Фратано, служанка встала, одарила Шарда прохладной полуулыбкой, прихватила горшочек с мазью и покинула гостиную.
«Что случилось? — пробурчал Фратано. — Из-за чего потребовалось прервать мой массаж?»
«Сегодня Глоуэну исполняется шестнадцать лет, он становится кандидатом».
Фратано моргнул, на лице его сразу появилось озабоченное выражение: «И что же?»
«Тебе сообщили его показатель статуса?»
«Разумеется, — Фратано прокашлялся. — Что дальше?»
«Тебе его сообщила Спанчетта?»
«Ну и что? Так или иначе, показатели сообщают из отдела A. Как правило, бумаги приносит Льюта. Сегодня их принесла Спанчетта. Показатель от этого не меняется».
«Разве Спанчетта когда-нибудь раньше этим занималась?»
«Нет. А теперь говори напрямик: в чем дело? Не наводи тень на плетень!»
«Думаю, ты прекрасно знаешь, в чем дело. Ты видел показатель Глоуэна?»
«Конечно — почему нет?»
«И каков этот показатель?»
Фратано попытался выпрямиться в кресле: «Этого я не могу сказать! Показатели статуса строго конфиденциальны!»
«Даже если отдел B проводит расследование?»
Фратано наконец удалось подтянуться и сесть прямо: «Почему бы отдел B вмешивался в дела нашего клана? К чему ты клонишь? Я хочу знать всю подноготную!»
«Ведется расследование преступного сговора».
«Не понимаю, о чем ты говоришь!»
«Спанчетта заявляет, что ей известен показатель статуса Глоуэна, и сообщает его Арлесу, который, в свою очередь, похваляется своими познаниями перед Глоуэном. Само по себе серьезное нарушение правил. Если же разглашению конфиденциальной информации способствует домоправитель, поднимается вопрос о преступном сговоре».
«Какая чепуха! — возмущенно воскликнул Фратано. — Я никому ничего не разглашал!»
«Где показатель Глоуэна?»
Фратано указал на лист желтой бумаги, лежащий на столешнице у стены: «Вот он. Официальная компьютерная ведомость».
Шард приподнял бумагу: «Тридцать? Ты видел эту цифру?»
«Разумеется».
«И ты собирался объявить ее во время трапезы?»
Узкое лицо домоправителя вытянулось пуще прежнего: «Честно говоря, у меня тоже возникло впечатление, что показатель завышен...»
Шард презрительно усмехнулся: «Завышен? Каким, по-твоему, должен быть показатель Глоуэна?»
«Что-то вроде двадцати четырех, по-моему... Тем не менее, не мне спорить с компьютером», — Фратано указал на желтый лист бумаги.
Шард ответил зловещей кривой усмешкой, на мгновение обнажившей зубы: «Фратано, я только что вернулся из отдела A. Компьютер функционирует безотказно. Но результаты расчета зависят от входных данных, не так ли?»
«Совершенно верно».
«Сегодня утром, пользуясь своими полномочиями, я проверил входные данные — информацию, на основе которой производятся расчеты. Да будет тебе известно, что кто-то изменил записи! Теперь в регистрационной карточке указано, что Глоуэн — незаконнорожденный внебрачный ребенок».
Домоправитель снова прокашлялся: «По правде говоря, слухи об этом ходили уже давно».
«До меня они не дошли».
«Считается, что твой брак недействителен, так как к моменту бракосочетания Марья уже была замужем, но не позаботилась о том, чтобы оформить развод. Само собой, я не обращаю внимания на сплетни. Тем не менее, если эти сведения достоверны...»
«И сведения эти поступили от Спанчетты? Она — источник так называемых «слухов»?»
«В разговоре со мной она упомянула об этих осложнениях».
«И ты принял ее слова на веру, даже не поставив меня в известность о происходящем?»
«Факты остаются фактами! — проблеял Фратано. — Приземлившись на станции Араминта в качестве туристки, твоя невеста расписалась в учетной книге как «госпожа Марья Кьясальво»!»
Шард кивнул: «Отдел B имеет все основания завести на тебя дело по неопровержимым обвинениям в преступном сговоре и в злостном пренебрежении обязанностями».
Челюсть Фратано опустилась и задрожала, глаза его округлились и увлажнились: «Старина Шард! Ты же меня знаешь! О чем ты говоришь?»
«Почему же, в таком случае, ты принял беспардонную фальшивку из рук Спанчетты, не позаботившись проверить исходную документацию? Признаюсь, я крайне возмущен! Тебе известен мстительный нрав Спанчетты! Почему ты согласился стать послушным инструментом в ее руках? Теперь тебе придется отвечать за последствия!»
Фратано пробормотал: «Спанчетта привела убедительные доводы».