Помоги проекту - поделись книгой:
Астроном Фай, вычисляя плотность субстанции таких комет, нашёл, что она в 250 миллиардов раз реже, чем плотность нашего воздуха под воздушным колоколом, в котором 1/1000 разрежения. Теперь, как представим мы себе, что подобной плотности комета 1843 года пронизала фотосферу солнца, обогнув его в течение двух часов, причём она не изменила даже ни формы своего хвоста, ни скорости своего полёта и показалась на другой стороне солнца совершенно такой же, как она за него скрылась, несмотря на то, что скорость конца хвоста была 500 миллионов вёрст в час, т.е. 1/2 скорости молнии. Всё это заставляет признавать, что кометы при всей их разжиженности - настоящие тела (никто, впрочем, из современных астрономов и не оспаривает того).
Подобных комет на небе неисчислимое количество. Когда о числе их спросили Кеплера, он ответил, что «комет на небе столько, сколько рыб в океане». Араго говорит, что тех комет, которые приближаются к солнцу не далее Нептуна около 20 миллионов; но так как собственно сфера притяжения солнца простирается ещё гораздо дальше, то астрономы по приближению насчитывают их миллиардами.
Что значит перед этим поражающим количеством число наших грубых материальных планет, вращающихся в солнечной системе? Их насчитывают едва до 70 (считая астероиды за одну планету), а следовательно, мы смело можем принять, что число материальных планет, более или менее похожих на нашу землю или солнце, по отношению к количеству эфирных небесных тел, совершенно ничтожно, и что эфирные тела в миллионы раз более распространены в природе, чем твёрдые планеты. Кроме того, мы можем легко предположить, что возможность видеть нашими глазами столь разрежённые тела не есть общий закон природы, и что на каждую видимую нами комету в действительности найдётся ещё много других на небе, нам невидимых; но, не говоря уже об этих невидимых телах, мы скажем, что и миллиарды комет для нашей солнечной системы составляют весьма веский довод в пользу оживлённости и обилия совершенно новой, незнакомой нам и недосягаемой эфирной жизни межпланетного пространства.
Итак, ко всем бесспорным данным науки мы можем прибавить ещё два:
1) что эфирные тела в природе существуют; что наш водород не есть самое разжиженное тело, что есть тела, которые при всех обстоятельствах сохраняют свою определённую форму при страшных скоростях, с которыми они двигаются, и разрежённость их в миллиарды раз больше наших земных тел; это составляет новое и весьма веское доказательство того, что разнообразие природы идёт дальше нашего чувственного понимания её;
2) что математически можно доказать существование ещё многих родов движений, кроме тех, которых мы знаем через наши чувства и через нашу материалистическую науку, и что кометы составляют только один вид из массы других, нам пока ещё неизвестных, видов движения.
Эфирный элемент в строении человеческого тела.
После всего вышесказанного мы не можем более представлять себе твёрдое тело так, как понимали его в древности, т.е. куском материи, в котором все частички крепко сплочены между собой и находятся в вечной неподвижности по отношению к своим соседкам, таким же однородным, как и они, частичкам. Напротив, мы должны себе представлять каждое тело состоящим из миллиардов частных вихрей, ничем не связанных между собой и находящихся на очень значительных друг от друга расстояниях, по отношению к своему собственному объёму и к величине соседних частичных вихрей. Каждый подобный вихрь имеет скорость, конечно, превышающую скорость света и электричества и окружён своей специальной эфирной оболочкой, обусловливающей характер движения и, следовательно, видимую форму его. Эти вихри плавают в пространстве, наполненном эфирными первичными неупругими атомами, находящимися тоже в движении, - во вращательном и в поступательном. Эти атомы под влиянием движения этих частных частичных вихрей, слагаются в общие оболочки и сдавливают вихри в одну общую кучу, что производит видимое для нашего глаза твёрдое тело. Для наглядности представления сравнивают подобное строение материи с циклонами, носящимися в воздухе, с роем пчёл, с кучей муравьев, с летящей саранчой, застилающей иногда всё небо. Единственная при сём неверность в представлении состоит лишь в том, что все эти рои не становятся в такое зависимое положение по отношению к окружающей их среде, а потому не достигают должной связности между собой.
Обращаясь к органическим телам, мы видим больший порядок, большую целесообразность движения тех же самых приведённых в вихревое движение частичек материи. Мы видим большую сложность их движения и правильный строй в общем состоянии каждого живого организма; он управляется чем-то, в нём есть нечто, распределяющее каждый из этих частичных вихрей, не только по роду его, но и по достоинству. Мейер говорит, что «силы, действующие в живом организме те же, что и в неорганическом теле, но только живой организм обладает способностью удалять вредные и отжившие части из организма». Он сохраняет и распределяет годные, следовательно, это «нечто» находится в связи с каждой материальной частичкой нашего тела, иначе это «нечто» не могло бы подвигать каждый атом, даже атом кости нашей наружу, по мере изнашивания каждого из них, и затем упразднять его за негодностью. Это ясно, других объяснений мы не в состоянии сделать.
Что это за форма, которую требует Кювью? Он говорит, что форма важнее материи, ибо материя меняется постоянно, а форма остаётся неизменной для каждого индивидуума. Если это «нечто», что требует Мейер, проникает всё тело, управляет каждой частицей и остаётся всегда, во всю жизнь особо, постоянным, оно и должно составлять ту форму, которую требует Кювье. Вопрос, конечно, что это за «нечто», - эфирный ли это двойник человеческого тела, или нет, - во всяком случае подобное объяснение само напрашивается и чрезвычайно было бы логично. Что может мешать такому предположению, если доказано, что в природе эфирных тел много?
Подобное допущение объяснило бы нам многое из жизни организмов: 1) мы получили бы разъяснение на положение Бюффона, - он сказал, что основу нашего тела составляют силы; но силы не могут передаваться через пустоту, не могут действовать вне тела, значит они передаются через что-нибудь по всем направлениям к каждой частичке тела, к каждому частному вихрю, и при том вполне целесообразно. Эта целесообразность должна быть доведена почти до разумности, сохраняя породу, вид, форму существа или зародыша и всякой органической клеточки, коей принадлежность она составляет.
Эта короткая фраза, сказанная Бюффоном, заключает в себе целый мир затруднений. Сосредоточие целесообразных сил, управляющее миллиардом вихревых частиц, ничем между собой не связанных, дающих жизнь целому организму, не может состоять из чего-либо разрозненного, оно неминуемо должно быть само правильно организованным организмом, и наилучшее представление, которое мы можем себе составить, есть именно та форма эфирного тела, проникающая весь организм, которая и называется: Церковью - душой, спиритизмом - полуматериальной оболочкой духа, теософами - астральным телом.
2) Кювье утверждает, что тело 80-ти летнего старца состоит из частиц, настолько же новых и свежих, как и ребёнка, только что начинающего ходить, и спрашивает, что же в нас состаривается? -Теперь мы можем ответить: - стареется основа наша, сосредоточие жизненных сил в нашем эфирном теле, оно отживает свой век и постепенно потухает, оно стареется и делается неспособным удовлетворять всем потребностям организма; стареется в нас то, что производило в нас видимый организм, - стареется в нас жизненная способность эфирной оболочки души, управляющая всеми частичными вихрями, образующими наше видимое тело.
Что не нервы передают мозгу ощущения, - высказывали уже многие учения. Они находили, что нельзя предполагать, чтобы сами нервы при передаче ощущений колебались бы, как музыкальные струны: это колебание происходит не в нервах, а в эфире, проникающем их и все ткани нашего тела.
1) Первый высказал это, как предположение, Ньютон в двух своих произведениях: в первый раз - в конце своих «Principia», а в другой раз в «Optics».
2) Гэртли подробно и многосторонне доказывал это. Приводим его подлинные слова (Conjec q. de Sensu, p. 41), как окончательный вывод его системы передачи чувств: «Внешние предметы, действуя на чувства, вызывают сначала в нервах, испытывающих их влияние, - а потом и в мозгу, - колебание мелких, или, как можно выразиться, бесконечно малых частиц мозгового вещества. Колебания эти суть движения взад и вперёд и подобны колебаниям маятника или дрожанию частиц звучащих тел. Необходимо представлять себе эти колебания крайне короткими и слабыми, так что они решительно не могут действовать или приводить в движение всю массу мозга и нервов. Было бы в высшей степени нелепо предполагать, что нервы колеблются всей своею массой, подобно музыкальным струнам».
3) Швейцарский натурфилософ Шарль Боннэ в своей «Contemplation de 1а Nature» порицает тех физиологов, которые думали иначе. «Они хотят, - сказал он, - заставить нервы колебаться как струны, для того чтобы передать ощущения мозгу. Но ведь нервы дрожать не могут, их природа совершенно не та, они мягки и вялы». (Льюис, т. II, стр. 219, 220).
4) «Никто не станет отвергать, - говорит Дарвин (Zoonomia, 111, 112), - что мозговое вещество головного мозга и нервов имеет известную форму; вещество это, будучи распространено почти по всему телу, должно иметь и форму приблизительно такую же, как и тело. Но так как животворящий дух, или жизненный принцип, заключён именно в этом веществе, то и он имеет такую же форму, как и оно, т.е. приблизительно форму тела. Когда в нас возникает ощущение твёрдости, то это значит, что в это время какая-либо часть органа осязания, занимающего огромную поверхность, сжимается тем или другим внешним предметом, и при этом сжатая таким образом часть чувствилища вполне принимает форму сжимающего его предмета. Поэтому, когда ми приобретаем понятие о твёрдости, в нас вырабатывается и идея формы. Эта идея формы, или движение части осязательного органа, совершенно походит по своей форме на форму предмета, вызвавшего эту идею, и таким образом последняя даёт нам точное понятие об этой стороне внешнего мира».
Гэртли и Шарль Боннэ принимали эфирные токи, заключающиеся в нервах за посредников передачи ощущений в чувствующий и сознательный центр. Мы видели, что Дарвин идёт дальше, он считает способность эту прямо свойством этого сознательного центра, который он прямо и без всяких научных обиняков называет
С другой стороны, если наука признала душу, - элемент чисто отвлечённый и источник мысли, разума и воли, не имеющий ничего материального и вещественного в своём сложении, который проявляет своё полное влияние и могущество над телом и играет совершенно ту же роль, по выражению профессора Пурготи, как и машинист для паровоза, то является совершенно понятный вопрос: чем связано грубое тело, или каждая неодушевлённая и неразумная частица тела с этим отвлечённым и чисто духовным элементом? Совершенно логично предположить, что связь эта заключается именно в эфирном теле, заполняющем все промежутки материального тела и составляющем вместе с тем и сосредоточие тех сил, которые требует Бюффон в живом организме; эта связь, по крайней мере, нам была бы понятна и наглядна.
Т. Креббс, в «Превращении энергии» (стр. 83), говорит: «Основатель атомистики философ Демокрит (500 лет до Р. X.) учил, что душа состоит из само-мельчайших и самых гладких атомов, что жизнь есть результат движения душевных атомов, по телу. Совершенно то же проповедовал Эпикур; и нельзя отвергать, что теперешнее естествознание во многих отношениях согласуется с воззрениями этими. Наука в последнее столетие встречала на каждом шагу подтверждения этого учения».
Если сохранение состояния неорганической частички требует уже особой эфирной оболочки, обусловливающей форму частного, вихреобразного движения, то совершенно логично, что с приобретением лишних условий своего существования и эти оболочки более соответствуют характеру явлений, являясь в сложных органических телах более усовершенствованными эфирными телами. Ведь нет никакой необходимости предполагать, что эти двойники, при всей своей эфирности, вместе с тем имеют такое же крепкое сложение, как, например, костяная основа нашего материального тела, чтобы быть в состоянии осилить давление воздуха, свой собственный вес и другие материальные препятствия. Не забудем, что эфирные тела веса не имеют, ибо они по природе своей невесомы, они занимают пространство между нашими материальными частицами и сами составляют причину веса нашего весомого тела, следовательно, они сами по себе вполне активны и деятельны, но природа этой деятельности совершенно другая, чем та, которую имеют частицы нашего тела.
Многие материалисты, между прочим Мольдер, смеются над учением о жизненной силе и сравнивают её с битвой, в которой участвуют тысячи сражающихся, однако ж, так, будто там действовала только одна сила, которая стреляет из пушек, рубит саблями и проч. «Совокупность этих выводов, - прибавляет Мольдер, - не есть результат одной силы, - силы сражения, но совокупность многих действующих сил». Из этого они заключают, что жизненная сила не есть начало, а только следствие.
Они и сами не подозревают, как они близки к истине. Сравнение тела человека с правильно организованным полком совершенно верно и наглядно обрисовывает нам внутреннюю жизнь человека.
Если необходимо, чтобы войском распоряжался один начальник и для единства тысячи солдат нужна самая строгая дисциплина, - тем более необходима сила, которая бы управляла материей и приводила в гармоническое единство миллионы частиц, составляющих тело. Эта-то одна сила и даёт жизнь телу, также как полку - управляющая им власть. Рекруты приходят, старые солдаты возвращаются домой, и через один месяц составляется новый полк. В течение этого времени отпуски, частные вербовки производят изменения в составных частях войска. Всякий солдат, всякий офицер есть не больше как номер, - личность каждого ничего не значит.
Солдаты, офицеры и полковники переменяются, а полк остаётся в прежнем своём составе. Военная иерархия есть единица, -это и составляет её силу. Что касается до составных частей этой единицы, - их не берут в расчёт. Неоспоримо также, что командующий полком в службе значительнее простого солдата, также как атом мозгового жира значительнее кусочка ногтя. Но то, что составляет ствол или узел разветвления дерева, не составляет ещё всего дерева. Таким образом сравнение наших противников скорее подтверждает, чем опровергает нашу мысль.
Но полком командует воля; эта воля, изливаясь в форме устных приказаний, действует на расстоянии на каждую частичку полка, или на каждый номер, ибо эта частичка существо разумное, мыслящее и повинуется разумно этой воле; частички же, составляющие наше тело, не обладают разумом, а поэтому приказания воли должны быть передаваемы иначе, они должны выражаться в вещественном воздействии на них: извне эта воля должна выражаться силой, порождающей движение; в этом отношении ещё нет научных затруднений, - это ясно; затруднения начинаются лишь с того момента, как мы спросим: что передаёт волю и производит это кипучее движение? По-нашему, бесспорно, это - эфирное тело,
или полуматериальный двойник наш; материалисты же смеются и отрицают, но взамен никаких объяснений не дают, никаких теорий, хотя бы даже каких-либо научных опровержений.
Проследим, нет ли в самом деле в науке серьёзных свидетельств, могущих подтвердить наш вывод? - Конечно, есть, но ни одно из них не было принято позитивизмом; мы почерпнём их из статьи «Астральное тело, как субстанция человека», написанной одним из выдающихся и чрезвычайно популярных современных германских философов и мыслителей, бароном Карлом дю-Прел (Sphinx, 86 г., март). Он приводит нижеследующие свидетельства.
1) Аристотель положил в основание своего учения о душе следующее воззрение: «Если душа не только мыслит, но и организует, то форма существ должна быть её делом». Эта «форма» является у него не простой абстракцией, а организующим материю принципом, и хотя у него отношения формы к душе часто совершенно не ясны, тем не менее, смысл его учения в том, что форма -результат деятельности души. То, что скрыто в веществе, как простая возможность, превращается формой в действительность, и потому-то Аристотель называет душу энергией или энтелехией вещества. Когда же он говорит, что душа составляет энтелехию тела (De an. II, 1), то приравнивает этим отношения между душой и формой к отношениям между органом и деятельностью. Форма вещей, в качестве творческой силы, должна им предшествовать; она-то и составляет действительную сущность вещи и заключена внутри самой вещи. Если мы попробуем определить форму вещи, то выразим этим самую сущность её, которую невозможно представить себе независимо от формы вещи. Поэтому жизнь не представляет собой простого соединения души с телом, но душа способна столь же мало разъединяться от тела, как, напр., глаз и способность зрения.
«Если способность к организации переживает смертный организм, потому что смерть поражает лишь проявление, а не причину, то тело делается тем самым как бы бессмертным. Существующая уже в материнском чреве способность души проявляться телесно должна сохраняться за ней и после смерти тела, перевоплощение должно быть возможно. Если между душей и телом существует необходимое соотношение, и если тело составляет лишь внешнее выражение того, что представляет собою живущая в нём душа, то и эта душа должна быть существом, в известном смысле обладающим формой, и которое, в свою очередь, нам приходится представлять себе так или иначе материальным. Необходимость такого логического вывода ничуть не пугает Аристотеля; он действительно приписывает душе вещественность, называя составляющее душу вещество, которое, по его мнению, совершеннее и тоньше каждого из четырёх элементов и родственно эфиру, то теплотой, то пневмой». (Gen. an. II, 3).
2) «Теофраст второй называет также божественное тело души эфирным». (Zeller. Philosophie der Griechen, II, 2, 3, 7).
3) «По мнению стоиков, душа также обладает вещественной формой и занимает пространство. Она уже потому не может быть бесформенной, что распространена в теле по всем трём измерениям; а то, что обладает протяжённостью, несомненно, должно быть вещественным». (Там же, III, 194, 708).
4) «Эпикурейцы учили о взаимодействии души и тела, чтобы иметь возможность вывести из этого взаимодействия воздухообразную телесность души». (Там же, III, 1, 417).
«Это для нашего столетия столь парадоксальное воззрение, однако, разделявшееся всеми средневековыми мыслителями, к которому должно прийти каждое мистическое учение, казалось греческим философам столь естественным, что они для обозначения тела человека даже имели два различных названия: „саркс“ и „сома“: словом „саркс“ обозначалось тело, в различие от души; душа же, насколько она телесна, называлась „сома“». (Там же, III, I, 443). (Ребус 89 г., стр. 265, 266).
5) «У неоплатоников астральное тело составляет как бы колесницу души, её невидимое одеяние, эфирное, бессмертное, воздушное тело. Наше физическое тело, рассматриваемое как материя, как изображающее душу вещество, чуждо нашей душе, и подобно палатке, в которой мы не дома, хотя в то же время и не на чужбине; но то же тело, рассматриваемое как форма, принадлежит душе, потому что бессмертна не только мыслящая, но и организующая душа. Организующий принцип, лежащий в основе нашего организма, со смертью тела не разрушается: его действие - вещественное тело - погибает, причина же - остаётся».
6) «По Ямблиху и Порфирию, эфирное тело переживает физический организм; оно определяется Ямблихом, как неизменяющееся световое тело, не нуждающееся ни в чём для своего сохранения». (De myst. Aegupt. 1. 8. V. 10).
7) «Философ Прокл говорит, что эфирное тело после смерти, смотря по качественному состоянию души, остаётся более или менее чисто, и с этой чистотой он связывает возможность явления духов людям». (Zeller. III. 2. 314).
8) Барон Карл дю-Прель в своей статье поясняет, что не у одних древних греков астральное тело добыло себе право гражданства. «За исключением дубоватых материалистов, - говорит он, -все философы и естествоиспытатели приняли существование организующего принципа, как различно ни называли и ни определяли они его, начиная с идей Платона и до внутренней основной формы Бюффона, жизненной силы виталистов, и метаорганизма Гелленбаха, чем и утверждается потенциальная способность не находиться в зависимости от материала, которым орудует, - созидание тела из органических клеточек является лишь одним из возможных самоизображений души».
«Кто не в состоянии удовлетвориться неосуществимым представлением только мыслящей души, т.е. такой, в которой мышление является не столько функцией, сколько самой сущностью, и где душа обращается в простую мысль, тот а priori должен допустить существование носителя душевного мышления, который можно себе представить лишь обладающим формой. Вот почему Эпикур полагал, что даже за богами нужно признать образность, но что этот божественный образ, вследствие тонкости составляющих его элементов, не может быть воспринят нашими чувствами и доступен нам лишь духовно. (Plutaeh. De plac. phil. I. c. 7). По его мнению, те, которые объясняют душу невещественно, говорят вздор, потому что, если бы душа была действительно такою, как они полагают, то не могла бы ни действовать, ни ощущать.
Это представление, по отношению к которому средневековый дуализм составлял шаг назад, было у греков господствующим: душа строит тело из самой себя, тело составляет её отделимую часть и входит в понятие о душе, и только про известное вещественное тело, самый материал, можно сказать, что она получает его извне. Отсюда различение вещественного тела от тела, свойственного душе.
Древние греки, при их эстетической манере одеваться, при характере их искусств, танцев, общественных игр и находящемся в связи с климатом их родины отсутствии ложной стыдливости, были бы до крайности удивлены скудостью принципов нашей физиогномики; они совершенно не поняли бы, почему мы ищем согласования между внутренним и наружным лишь в особенностях одной части нашего тела - голове, и сделали бы нам совершенно основательное возражение, что не одна голова, а весь организм составляет видимое проявление души.
Форма нашего организма должна иметь в оформляющей душе свой трансцендентальный прототип, и вступление в земное существование трансцендентального субъекта представляет собой лишь уплотнение размеров этой схемы. Вот то воззрение, которое существовало у древних греков под понятием астрального тела - (юхема). Это астральное тело составляет неизбежное логическое следствие всякой попытки объяснить человека.
Дальнейшие определения астрального тела, в виде заключения в греческой философии, мы находим в библейской антропологии, где делается два различия.
Первое представляет выражение чувственно-вещественной субстанции тела, которая, подобно материи, преходяща (изменчива), составляет источник и естественное основание зла и заблуждений и уничтожается смертью. Ему противополагается пневматическое тело, которое, правда, тоже не совсем лишено субстанциальности, но состоит из небесной, световой субстанции.
Идеями Аристотеля определилось направление и дальнейшее развитие философских учений. Одно только естествознание ничем не содействовало разработке идеи астрального тела.
Ещё на первых вселенских соборах астральное тело сделалось предметом догматических определений, но Церковь, желавшая, по всем понятным причинам, удержать идею бессмертия и не расположенная к естественно-научным воззрениям, не видела необходимости особенного напирания на организующую способность души и передвинула действительное соотношение особенностей души, склоняясь на сторону дуалистического учения. На халке-донском и четвёртом лютеранском соборах настоятельно предлагалась дихотомия; трихотомия же была отвергнута, как вредная ересь, почему позже отцы церкви, отнюдь не оказавшиеся от астрального тела, присоединяли его то к духу, то к физическому организму. Наконец, собор в Виенне, в 1311 году, постановил в духе учения Аристотеля, „считать еретиком всякого, кто позволить себе отрицать, что душа составляет форму тела“. На этом соборе, постановления которого были направлены против лжеучения Ивана-Петра Оливы, было провозглашено, что дух человека так тесно соединён с его телом, что образует не одно только внешнее, но и внутреннее единство и потому составляет существенный фактор человека». (Реб. 1889 г., стр. 281, 282).
В силу данных естествознания мы должны приписать душе протяженность по меньшей мере в том смысле, в каком эта протяжённость признаётся за растительным зародышем, как потенциальная способность, как сила пластическая и созидательная, в смысле Аристотелевой формы. Скрытая в зародыше способность обратиться в растение только тогда и мыслима, если сам зародыш уже предварительно дифференцирован морфологически и состоит из органически соединённых частей. Под физическим влиянием внешнего мира и чрез питание совершается рост зародыша. Невозможность непосредственного наблюдения такой микроскопической, атомистической систематики может нам столь же мало помешать признать её, как мало невозможность непосредственного наблюдения атомов помешала физику признать их существование. Форма, в качестве образующего принципа, должна быть приписана зародышу не идеально, а реально, и эта реальная образность должна рассматриваться действующей под влиянием внешних жизненных условий причиной будущей реальной оформленности.
«Разнообразие животного и растительного царств, - говорит дю Прель, - заставляет нас допустить необходимость систематического расположения самих атомических составных частей вещества (развивающихся впоследствии в организм), хотя микроскопическое исследование и не обнаруживает нам ничего подобного. Замечательное разнообразие растений и животных и их видовое богатство должно обусловливаться уже этой атомистической систематизацией».
9) Лейбниц совершенно также глядел на этот вопрос и благодаря этому воззрению, вероятно, и был принужден к признанию существования астрального тела.
«Наблюдения естествоиспытателей, - говорит он, - позволяют принять, что существование созданий не начинается, как то обыкновенно полагают, с зарождения их, но что семенные животные, или оживлённое семя, уже существовали с самого начала вещей; порядок же и рассудок требуют, чтобы всегда существовавшее в прошлом никогда не переставало существовать и в будущем. Следовательно, зарождение составляет лишь увеличение в объёме заранее сформировавшегося и развившегося существа, а потому и смерть только уменьшение переформированного и свернувшегося создания, составляющего неизменяющуюся основу всех этих метаморфоз, подобно тому, как, напр., гусеница и бабочка составляют одно и то же животное». (Betrachtungen über einen allgemeinen Geist).
10) Парацельс говорит: «Поймите же меня хорошенько: у человека два тела: одно - состоящее из элементов, другое - из астральной материи, почему их и следует различать.
После смерти человека его элементное тело, с его духом (жизненной силой) зарывают в могилу, астральное же тело сливается с эфиром, и дух изображения возвращается к тому, кем было сотворено изображение. Человек обладает двумя телами - элементным и астральным, но оба тела составляют одного, единого человека. Смерть разъединяет совместную жизнь этих телес. (Philosophia sag. I. 3. Т. II).
Парацельс считает астральное тело свободным от всех недостатков физического тела, а трансцендентальное сознание- от всех недостатков чувственного сознания: «и если природа и ошибётся, где-нибудь, то на душу и дух эти ошибки не простираются, - они от воплощения не изменились. Например: вот один родился кривым и хромым, без ног, так что принуждён ползать по земле; а вот другой здоровый, могущий бегать. Который же будет хромым на том свете? - ни тот, ни другой. А который будет дураком? Тоже, ни тот, ни другой. И вот потому-то не следует никого считать или называть глупцом или дураком, так как ошибка здесь лишь со стороны физической природы, которой мы подпали», (De generatione stultorum W.W. II, 180).
11) Эттингер тоже не может себе представить духа не обладающим телесностью: «Никакая душа, никакой дух не могут существовать без тела (Vom der Verbindung d. Seele d. Körpers. 10), и никакая духовная вещь не может быть совершенна, не обладая телесностью. Всё, что дух, - вместе с тем и тело. (Эттингер видит в телесности созданий не недостаток, а, наоборот, совершенство). Телесность составляет реальность или совершенство, если только эта телесность очищена от недостатков, свойственных земной телесности».
12) Философов Боодер говорит: «Если я, живя ещё сам земной жизнью, познаю все земные тела, тишь как предметы и сопротивления, которые я принуждён устранить, сломать или разделить, чтобы иметь возможность существовать в телесном образе, то внезапное превращение моего тела в динамическое (астральное) имело бы для меня то последствие, что все эти земные тела сделались бы для меня призрачными телами, и моё собственное тело перестало бы для них существовать, как не могущее, по своей тонкости, ощущаться ими. В материализованной природе прикосновение обусловливается непроницаемостью, а видимость - непрозрачностью; прямая противоположность этому существует в материальной природе». (Там же).
Как ни парадоксально для нас понятие об астральном теле, тем не менее оно подвергалось всесторонней обработке, не только философами, медиками, теологами и мистиками, но и народным сознанием.
Отрицание дуализма силы и вещества и признание их лишь разными сторонами одного и того же основания (первого начала) мы находим и в среде материалистов, напр. у Бюхнера. Но такого рода монизм - лишь словесный монизм. Если бы утверждение Бюхнера было им сколько-нибудь логически продумано, он был бы вынужден перейти от него к метафизическому индивидуализму или, по крайней мере, к пантеизму.
«Но наш просвещённый век, - говорит барон Карл дю-Прель, - собравшись совсем похоронить всякую мистику, в действительности не мог даже вычеркнуть из задач философии астрального тела. Разработке его посвятил свои умственные силы целый ряд философов и естествоиспытателей, как то видно из литературных списков, приведённых Генингсом, Даумером и Фезнером; при этом последний сам оказывается вынужденным признать существование астрального тела. В новейшее время заслуживают особенного внимания труды Фихте младшего и Форшлаге».
Германский мыслитель Фихте младший, в своём психологическом учении, дошёл философским путём до понятия о душе, как о внутреннем теле человека, т.е. до тех же двойников человеческого тела.
Приведём его взгляд из книги «Современные направления в науке о душе (СПБ. 1886 г.) профессора Влаславского». - Фихте младший, объясняет автор, желал примирить в своей философии односторонности двух направлений: идеального и реального; эту односторонность сознавали и заявляли раньше Фихте многие другие германские мыслители. Областью приложения этой теории служит не одна психология, но и вся философия. Фихте считает душу реальным существом, т.е. признаёт за нею качественное, определённое, действительное бытие, а никакое качество не мыслимо без того, чтобы оно не заключало в себе количественной формы, определённой известными свойствами.
Душа, по его теории, сама создаёт себе в теле свой пространственно-временной образ и, конечно, созданием души, в этом случае, нельзя считать обыкновенное тело - собрание веществ, управляющих известными физическими и химическими законами.
Разбирая человека с этой точки зрения, Фихте естественно пришёл к понятию органической силы. Вполне целесообразность устройства нашего тела, до мельчайших подробностей приспособленного к деятельности души, подтверждает, по убеждению Фихте, его идею о внутреннем теле. И так, внутреннее тело есть нечто среднее, посредствующее - между душой и физическими элементами, составляющими видимое тело. Психология оставалась бы, по его мнению, крайне неполною наукою, если бы она не пыталась раскрыть смысл душевной жизни и разгадать загадку бытия. «Мы живём в этой жизни, - говорить Фихте, - только для будущей, даже уже отчасти будущей жизнью; ибо как же иначе понимать внутреннее неразрешимое разногласие между истинными потребностями и желаниями человека, и тем, чего он вообще здесь может достигнуть?.. Короче, настоящая жизнь понятна лишь, как отрывок будущей. Поэтому психология и антропология должны заканчиваться в теософии и служит для неё основанием. Человек должен знать вечное, но он может найти его только в Боге».
Не логично ли заключить из всего вышесказанного, что понятие об астральном теле, или о полуматериальной оболочке души, не может идти в разрез с данными всякой логической науки, каких бы положительных знаний ни желал держаться человек; ибо все выводы бесспорно клонятся к признанию его?
На этом основании ми считаем себя в праве, в дальнейших наших рассуждениях, говоря о душе, всегда воображать её облечённой в некоторую эфирную оболочку, которая и есть орудие передачи разума, воли, мысли и чувства, составляющих проявления или принадлежность разумного и духовного начала, или нас самих и нашего чувствующего и сознающего «я».
Глава VIII.
Полуматериальная оболочка.
На основании всего вышесказанного, мы принуждены принять, как более вероятное и логичное, что существо человека составляют не три элемента, но четыре, а именно:
1) Материальное тело.
2) Жизненная сила, или начало.
3) Духовное и разумное начало, или наше сознательное «я».
и в 4) Полуматериальная и эфирная оболочка нашего сознательного и отвлечённого «я». Её часто называют двойником человеческого тела.
Первые два элемента нужны человеку для возможности жизни на земле; без них он не мог бы быть человеком и не мог бы проявлять своей земной деятельности. Эти два элемента имеют чисто земной, временный характер и после смерти человека уничтожаются безвозвратно. Последние два элемента остаются неприкосновенны для смерти, и существо духа, освободившись от тела, делается свободным и независимым от законов вещества.
В обыкновенном разговорном языке принято называть
Принимая эту номенклатуру, мы считаем, однако, долгом оговориться и предупредить читателя, что слова: душа и дух разными учениями и верованиями понимаются иначе, и потому, чтобы не впасть в крупные недоразумения в сём, и так уже весьма шатком вопросе, следует всегда обращать особое внимание на понятие, которое подразумевается авторами каждого учения под словами: душа и дух.
Мы не имеем никакой возможности представить себе дух, или душу, иначе, как чисто отвлечённым существом, но всегда облечённым в некую полуматериальную оболочку, которая более или менее эфирна, тонка и разжижена, а потому более или менее ограничивает район жизненной деятельности духа в известной сфере, или в какой-нибудь одной определённой области загробного мира. Мы не можем себе представить, чтобы эта свобода не была бы ничем ровно ограничена для всех духов, даже для тех, уровень развития которых находится ещё на низшей степени иерархии духовного мира. Не может быть представлена им одинаковая возможность пребывания во всех отдалённейших уголках вселенной и во всех беспредельных областях бесконечного загробного мира. Один Бог Беспределен, Бесконечен и Вездесущ, духи и слуги Его неминуемо должны быть ограничены в проявлении своей жизненной деятельности своими собственными качествами и свойствами, выражающимися степенью эфирности их полуматериальных оболочек, не дающих им возможности удаляться за пределы области, положенной для жизни каждого из них. Люди ограничены ещё больше духов. Ведь в сущности человек тот же дух, но он временно прикован к земле своим земным телом, которое заставляет его жить и проявлять свою деятельность только на поверхности земли, влача всюду за собой груз своего тяжёлого и крайне неповоротливого тела. Это тело при жизни духа на земле играет роль механического тормоза, связывающего динамическую свободу духа; но, кроме того, оно в состоянии, парализовать совсем, или только до известной степени, некоторые духовные чувствования и понимания, которые имел дух до входа в это тело.
Духи, хотя бы и самого низшего духовного и нравственного развития, несравненно более свободны, чем люди, и чувства их и понимание себя и окружающей их природы не стеснены так сильно их эфирным телом. Однако, эта эфирная оболочка составляет и у духов (до некоторой степени, конечно) так же, как и у людей, динамический тормоз их передвижениям по мировым пространствам и удерживает их в тех пределах или районах заоблачного мира, которые предназначены каждому для проявления их жизненной деятельности.
Свойства, качества и степень эфирности этих полуматериальных оболочек во всём должны соответствовать степени духовного, нравственного и разумного развития духа; иначе было бы невозможно ему проявлять своих способностей, удовлетворять своим желаниям и стремлениям и преследовать свои жизненные цели свободно и самостоятельно.
Чем дух духовнее, чем чище и возвышеннее его желания и стремления, чем он более способен проникать в глубь тайн природы и предначертаний Божьих, тем более он по составу существа своего должен приближаться к идее чистой отвлечённости и духовности, каким мы должны себе представлять Бога Бесконечного и Вездесущего, не имеющего ничего материального и вещественного в Своём Бесконечно и Абсолютно - Чистом Существе. По мере того, как интеллектуальное развитие духа удаляется от Идеала Вездесущности, и полуматериальные оболочки их, вместе с уменьшением степени развития, делаются менее эфирны, менее разжижены и менее чисты, а следовательно, всё более и более стесняют деятельность духа и ограничивают район возможности пребывания его в мировых пространствах.
Чем дух менее интеллигентно развит, чем привязанности, привычки и особенности характера его более сосредоточиваются на предметах вещественных и земных, чем вкусы его грубее, чем он сам эгоистичнее, порочнее и носит на себе больший отпечаток земных разнузданных страстей, - тем и мысли его и цели жизни, и желания, и стремления более вращаются вокруг того, что могла бы ему дать одна земля, а следовательно, для выполнения задачи его загробной жизни и не требуется большой эфирности полуматериальной оболочки; она у подобного рода низших духов, говоря относительно, плотна, тяжела и стесняет в высшей степени район их жизненных отправлений.
Теософы называют эти полуматериальные оболочки духов и душ - астральными телами на том основании, что, будто бы, качества этих астральных тел соответствуют способности духа иметь временное пребывание на разных планетах. Они полагают, что чем больший район деятельности охватывает дух в беспредельных мировых пространствах, тем и оболочка эфирнее, легче и удобоподвижнее, дающая духу возможность пребывания на большем числе планет и солнечных систем. У низших же она до того груба, тяжела и мало подвижна, что не позволяет им удаляться из пределов атмосферы одной какой-либо планеты. Это учение об астральных телах весьма правдоподобно и вполне соответствует логическому выводу, построенному на вышеприведённых научных данных.
Говоря, что эфирная оболочка груба или легка, разжижена или тяжела, мы применяемся только к человеческому языку и земным номенклатурам, которые решительно неприменимы к небесным сущностям, а очерчивают нам их весьма неточно и только отчасти. Точного понятия о них человек не может себе составить, у него нет для этого ни достаточной прозорливости, ни соответствующих чувств, ни понятия об измерении высших степеней, ни, наконец, соответствующих в его лексиконе слов для выражения своих понятий, дабы иметь возможность передать другому то, что кому-нибудь одному удастся иногда видеть, ощущать или чувствовать, - но зато у человека есть разум и воображение, которые могут дать ему возможность приспособить свои понимания природы аналогичными сравнениями; через это он иногда может составить себе кое-какое представление, приводящее его к заключению о возможности допущения в природе того, что выходит из пределов познаваемости человека.
Разбирая же вопрос о степени эфирности тел, мы уже по самой строгой науке, не удаляясь ни на йоту в своих умозаключениях от давно известных научных данных и идя вполне логическим путём мышления, можем прийти к возможности допущения не только эфирных материй, более плотных и более лёгких, но и к допущению такой среды, которая ещё более легка, чем эфир, ещё более тонка и играет в природе для образования эфира ту же роль, какую эфир играет при образовании нашей весомой материи.
Для указания возможности допущения существования в природе подобного рода в высшей степени разжиженных материй высших порядков или измерений, которые были бы настолько реже эфира, насколько эфир реже нашей материальной среды, нам придётся вернуться опять к вопросу о сущности вещества и разобрать его на основании тех данных, до которых доходит В. Татаринов в своём строго математическом труде «О свойствах эфира».
Если от принятых В. Татариновым данных, выведенных на основании строгого математического анализа, подвинуться логическим путём только на один шаг, то получаются уже вполне ясные подтверждения возможности допущения целого ряда тел, жидкостей, эфирных сфер, и вообще таких состояний материй, одна другой разжиженнее и могущественнее (ибо одно состояние материи служит причиной существования другой), что по неволе придётся заключить, что в этих до бесконечности разжиженных материях и кроется самая суть нашей жизни и самый смысл бытия.
Сущность вещества.
Начнём обзор сущности материй с данных, принятых В. Татариновым. Он говорит:
«В настоящее время механикой признаются следующие факторы: материя, движение и сила.
Из них, как говорят, материя не подвергается никаким изменениям, а сила может перейти в движение и обратно: движение может перейти в силу. Так, по крайней мере, говорят. Но вместе с тем говорят также:
Силы разделяются на два класса: 1) силы, действующие, по-видимому, на расстоянии (всемирное тяготение, магнетизм, электричество) и 2) силы, действующие при соприкосновении материи (живая сила удара, частичное сцепление, химическое сродство). Кроме того, существует понятие, касающееся свойства материи: это инерция материи, на основании которой объясняют явление центробежной силы. Мы хотим сказать, что понятие о центробежной силе не есть понятие о какой-либо новой силе, а есть просто представление о свойстве материи сохранять полученное движение.
Все известные силы, действующие на конечном расстоянии, подчиняются одному закону:
Относительно одной из них - электричества - мы видели, что действие её распространяется собственно от частицы к частице, а не есть действие на расстоянии.
Понятие о магнетизме неразрывно связано с понятием об электричестве, а потому и его действие должно передаваться собственно от частицы к частице.
Остаётся одно всемирное тяготение. Но ввиду того, что его действие подчиняется тому же закону убыли с увеличением расстояния, - является необходимое обобщение, что и оно передаётся от частицы к частице.
Таким образом, оба вида сил сводятся к одному, т.е. все силы действуют при соприкосновении материи. Поэтому за тип силы можем принять силу удара, другими словами, само движение. Такой взгляд тем удобен, что уменьшает число факторов и, следовательно, упрощает все задачи. Удар, как известно, обладает отталкивательными свойствами, и потому может родиться вопрос:
Для удара необходимо движение. При поступательном движении тело отталкивает передние тела, а сзади себя оставляет пустоту, в которую попадут соседние тела, отталкиваясь в свою очередь друг от друга. Наблюдателю же будет казаться, что движущееся тело притягивает задние тела. Это - во-первых.
Во-вторых, есть ещё вид движения без перемены общего занятого телом пространства, это - вращение около неподвижной оси. Этот вид движения обладает свойством отталкивать в одном направлении сильнее, а в другом слабее. А именно: все ударяющиеся о вращающееся тело частицы после отражения приближаются к экватору. Следовательно, вращающееся тело как бы уничтожает те частицы, которые подходят к его полюсу и выпускает новые в направлении ближе к экватору. Поэтому к полюсу будут подходить всё новые и новые частицы для замещения прежних, а наблюдателю будет казаться, что полюс вращающегося тела притягивает их.
Все эти явления могут существовать только в среде, частицы которой находятся в движении. Но частицы всякой известной нам среды действительно находятся в движении, и потому во всякой среде эти явления будут замечаться.
Материю, подобно силам, разделяют на два вида: весомую и невесомую. К первому относят то, что называют телами, ко второму - эфир. Прежде предполагали, что и эфир есть весомая материя. Такое предположение выводили из того умозаключения, что если бы эфир был невесом, то и все тела, составленные по новейшим гипотезам из атомов эфира же, были бы тоже невесомы. Но теперь пришли к заключению о неправильности этого умозаключения, показав возможность получения весомых частиц из частиц невесомых, и составить гипотезу о различии между весовыми и невесовыми атомами.
Поделиться книгой: