— Да, мое дитя болтливо… Видимо мало я ему уделяю внимания, одиночество его угнетает, сентиментальным совсем стало. Помочь ему что ли? Родной, как-никак.
Я молчал, не стал спрашивать, как можно помочь Нечто. Вопросами можно и впросак попасть — вдруг Фламма захочет еще раз поэкспериментировать с детьми?
— Что, совсем не нравлюсь? А если так?
И она превратилась в мою Анну, только крылья остались. Она поднялась и протянула мне руку.
— Пойдем. Видишь, ты меня дождался!
Но помнил я про черные крылья и точно знал теперь, что никогда не смог бы встретить в Пределе свою Анну, для женщин выбора не было — они сразу попадали в нижний мир. Поэтому и руки не подал, поднялся с места только — не мог сидеть, если женщина стояла. Фламма вернула облик прекрасной девы.
— Не пойдешь, значит. Жаль. А ведь мог помочь Нечто избавиться от одиночества. С тобой я бы попробовала еще раз зачать дитя. Но не буду больше мучить — я приняла решение. Признаюсь, ты выглядишь, как демон, а я не могу и не хочу плодить их количество, поэтому к ним не отправлю. Оставить здесь тоже не могу, сам понимаешь. Поэтому отправлю тебя назад. Но!
Радость захлестнула меня, я готов был расцеловать деву, но помня, чем это может кончиться, поумерил пыл. И это «но» настораживало. Дева же продолжала:
— Но! Есть одно условие. Ты вернешься в другом облике, ты будешь гораздо старше, чем покинул земной мир. Ты будешь нищим. Ты будешь никто. Кстати, хорошее имя для следующего моего ребенка — Никто. Жаль, что ты отказался! Извини, продолжу — на земле тебе придется начать все с нуля. Если найдешь свою Анну — она не узнает тебя.
— Я согласен! — в нетерпении выкрикнул я, — Спасибо…
Но продолжить не успел. Вокруг резко потемнело, помутнело, как будто на свет набросили черный саван. Дева поменяла свой облик. То, что стояло передо мной выглядело гораздо старше, почти древним, красота растворилась без следа, в страшных глазах плавился лед, голос сделался невыносимо высоким. Я зажал уши, но это не помогло.
— Я не закончила! — прокричало это древнее существо, — Ты умрешь, исчезнешь, расщепишься на атомы в тот же миг, как услышишь признание в любви от Анны!!! — потом уже спокойным прежним голосом было добавлено, — Только от Анны. Смерть через слова любви примешь от Анны. Так что подумай, хочешь ли ты ее встретить?!
— Хочу! — выдохнул из последних сил, от смертельной боли в голове сознание стало гаснуть, и меня окружила непроглядная тьма.
Глава 13
Я. Что такое Я? Или кто такое Я? У Я зачесалась рука. О, значит, у Я есть рука? Я чешет руку. Чем? Другой рукой. Значит две руки.
— Ну, ты! Вставай! Чего развалился?
А, оказывается, не Я! Меня зовут Ты. Кто-то ударил Ты по ноге. О, у Ты есть нога! Ноги, так как пнули уже с другой стороны.
— Вечно эти бомжи под ногами валяются, народ домой пройти не может.
О, Ты входит в сообщество Бомжей? Кто-то приподнял Бомжа и потащил. Потом этот кто-то, применяя смутно знакомые выражения, кинул Бомжа на землю. Ударился головой. Больно.
— Касатик, вставай, простынешь. Вот, поешь.
Открываю глаза. Надо мной стоит старушка и протягивает горбушку хлеба. В другой руке бутылка из-под кефира, в ней вода. Пить хочется. С трудом сел, придерживаюсь за землю одной рукой, вторую протягиваю и беру бутылку, пью, захлебываюсь, кашляю. Старушки уже нет, хлеб лежит на коленях. Добрая женщина. Ем. Надо встать и идти. Лежать нельзя, земля мерзлая. Темнеет.
Впереди слышу шум воды. Река. Нужно умыться. Вода ледяная, вдоль берега уже корочка льда. Голова потихоньку проясняется. Так, нужно куда-нибудь пристроиться на ночлег, скорее всего это вокзал. Там же выясню, в каком городе нахожусь, и какой день-год. Потом нужно будет подумать, как раздобыть… нет, не так — как заработать деньги. Чтобы выжить, нужно работать. Черт, чуть не упал. Скользко. Черт…
Дальше все складывалось, как в кино — шел, упал, очнулся — гипс. Лежу в больнице, в палате. Сломана нога. Рядом еще один страдалец, у него перелом сложнее, стонет. Разговорились. Михаил работает механиком в гараже, его брат — хозяин. Я в технике разбираюсь, обсуждаем машины, даю дельные советы, дальше в разговоре выясняется, что нужен помощник. Говорю, что нет документов. Жалуюсь врачам на частичную амнезию — не помню, кто я, какой год, как оказался в этом городе. Помню только имя — Петр. Исследования подтверждают — проблемы есть. Механик посодействовал, приходил его друг, работающий в полиции — будут устанавливать мою личность. Пока выдали справку. Работаю в гараже, живу в комнате при нем. Работы много, платят хорошо. Даю дельные советы брату Михаила по устройству бизнеса, он доволен, вскоре уже работаю при конторе. Карьера.
Так, в виде отчета, я могу описать свое появление и первичную адаптацию в родном мире. Это все было подготовкой к дальнейшим событиям.
Ни на день не забыл свою Анну, пытался выяснить, где она. Звонил по своим номерам — на квартиру, домой. Везде шли гудки, ответа не было. В тоже время я страшился — что буду говорить, если трубку поднимут. Была полная неопределенность — где родители?
Обнаружил я себя в маленьком городке, недалеко от столицы, время — всего шесть месяцев спустя после того, как меня убили. В районе сердца я нашел круглый шрам, и это было единственным отличием от моего прежнего тела. Только тело оказалось старше лет на двадцать. Смотрел на себя в зеркало и видел не двадцатипятилетнего парня, а мужчину за сорок. Кожа смуглая, как будто ее жаром опалило. Еще бы! Вспомнила Фламму и ее обжигающий свет. Лицо стало жестче, глаза с прищуром, губы поджаты, волосы седые. Узнает меня Анна или нет? Я едва себя узнавал.
Как только смог вырваться с работы и поднакопить денег, направился в столицу и сразу заехал к себе на квартиру. Она оказалась закрытой, на звонок никто не ответил. Быстро сходил на стоянку — обнаружил, что машина стоит на месте, в оборудованном тайнике взял ключ от квартиры. Когда вошел в дом никаких изменений не заметил, все лежало на своих местах. Даже холодильник работал. Продуктов в нем и не было никогда, поскольку дома не готовил, но фрукты так и лежали в пакетах. Правда, уже трудно было определить, что за фрукты. Вышел на площадку, спустил все в мусоропровод. Значит, с тех пор в квартире никто не был?
В ванной комнате нашел свою полосатую рубашку, которую носила Анна. Приложил к лицу и попытался уловить запах девушки, но нет, он не сохранился. Кинулся к шкафу и достал ее шапочку с помпоном. Прижал к лицу — есть запах! Не знаю, как это объяснить, может просто память подсказывала? А может, это выработался рефлекс, как у собаки Павлова, только вместо слюноотделения у меня при виде шапочки начинались обонятельные галлюцинации?
В кабинете за картиной с изображением Энштейна (это там, где он всему миру показывает язык) был спрятан в стене сейф, в котором хранилась приличная сумма денег и разные банковские документы, я забрал все. Достал запасные ключи от машины, в ней должны были находиться права, паспорт и прочие водительские документы. Паспорт, скорее всего, забрали. Покидал в сумку вещи, которые пригодятся в ближайшее время, положил зарядку с планшетом. Отлично. В путь!
Передо мной стояла главная задача — найти Анну.
Глава 14
Сначала я отправился в институт и очень быстро выяснил, что Анна в новом семестре к учебе не приступала. Она не сдала несколько экзаменов, просто не явившись на них. Мне посоветовали поискать информацию о девушке в общежитии, там наверняка знают, где Анна.
Общежитие находилось довольно далеко от учебных корпусов, студенты были на занятиях, и мне с трудом удалось найти нужное здание. На входе меня остановили, но и не было нужды идти дальше — комендант оказалась словоохотливой женщиной, особенно после того, как деньги перекочевали в ее карман. Да, она знала Анну и ее историю. Об этом гудело все общежитие, бедняга рыдала день и ночь, ей пришлось часами сидеть в полиции, занятия были заброшены. Все это действовало удручающе на девушку, и в один из дней она просто исчезла. Собрала свои вещи и ушла. Даже своему жениху ничего не сказала, он искал ее.
По описанию «жених» похож был на того самого мужчину, пытающегося похитить Анну. Я очень жалел, что не расспросил ее в те два дня, когда мы были вместе, но тогда по совету врача решил девушку не травмировать воспоминаниями, думал, все впереди и успею разобраться позже. Я так и не знаю, кто в меня стрелял. Сам я не имел врагов. Завистники были, но они не пошли бы на такие крайние меры. Скорее всего, перешел дорогу именно «жениху» и, думаю, это от него сбежала Анна.
Как мне найти ее, куда она могла податься? У нее никого не осталось, мы об этом говорили, даже бабушкин дом был продан, Анна жила скромно, искала работу, еле сводила концы с концами. Единственной зацепкой была беременность — она должна была встать на учет. С этим вопросом неожиданно помог мой друг механик Михаил, когда удрученный я вернулся назад в гараж. Имея кучу связей, он быстро выяснил, что Анна встала на учет в этом же городе, где я сейчас нахожусь! Я не стал это списывать на чудо, Праматерь точно знала, куда меня закинуть. Не удивлюсь, если Анна живет в том же доме, возле которого я бомжевал сразу после прибытия из Мира Иного!
Я провел у этого дома весь день и к вечеру был вознагражден. Моя Анна шла домой под руку со старушкой, которая была так добра ко мне. Я задохнулся от переполнявших чувств, и пошел навстречу. Как же была прекрасна моя Анна! Лицо ее озарялось внутренним светом, как светятся женщины, ждущие детей. Они шли медленно, шаги были осторожны и аккуратны, к вечеру земля опять подмерзла. Когда меня заметили, посторонились, уступая дорогу. Ждал этой встречи целую вечность, а теперь не смог даже заговорить с Анной! Глупый, я надеялся, что она узнает, но по взгляду сквозь меня, понял, что напрасно.
Постоял немного у подъезда, куда зашли женщины и по зажегшемуся свету на втором этаже определил квартиру. Решил, что вернусь сюда рано утром и найду способ «познакомиться» со своей Анной. Пока не буду пугать ее. Беременным это вредно.
Глава 15
Ночью выпал снег, было холодно. Я с раннего утра сидел в своем внедорожнике и наблюдал за квартирой, где час назад зажегся свет и в кухонном окне мелькали силуэты женщин. Нетерпение съедало меня, мне хотелось обнять Анну, все ей рассказать, но этого делать было нельзя по нескольким причинам. Кроме того, что я мог ее напугать. Меня страшила вероятность, что она меня узнает, и я не смогу признаться в смертельной опасности, грозящей при таких словах, как «я тебя люблю».
Я был благодарен Праматери за то, что позволила вернуться, но при каких жестоких условиях — получить возможность любить и умереть рядом с Анной или спокойно жить с любой другой, не страшась ее признания в любви. Но другая мне не нужна! И рисковать не хотелось, я мог помочь Анне выжить, впереди ее ждали роды, и мне так хотелось увидеть своего ребенка!
Через некоторое время женщины вышли и сели на трамвай, доехали до городского парка, где зашли в небольшой домик, построенный видимо еще при царе Горохе, но отреставрированный и выглядящий очень уютно. Пройдя следом за женщинами, я остановился разглядеть табличку у входа — аккуратная надпись гласила, что это библиотека.
— Вы, сударь, рано пришли, мы откроемся в девять. Но поскольку на улице морозно, вы можете пройти в зал и подождать, — рядом прозвучал голос добросердечной старушки. Я уже полюбил ее и был счастлив, что моя Анна живет с ней. Я воспользовался приглашением и прошел через небольшой холл в библиотечный зал. Оглядевшись, почувствовал себя в прошлом веке — несколько длинных столов с лампами у каждого рабочего места и деревянные стулья, их, кажется, называют венскими, часть зала была огорожена невысокой стойкой, за которой находились стеллажи и ящики с каталогами. Никакой техники, никаких компьютеров!
Через некоторое время у стеллажей показалась Анна. Теперь я ясно различал ее небольшой живот, она подняла на меня глаза, и в них я увидел слезы. Заметив в зале постороннего, она опять скрылась за стеллажами. Вскоре в зал стали заходить пожилые люди. Видно было, что они пришли в родной дом, они тихо здоровались друг с другом, а заметив меня, обходили мой стол стороной и косились, как на чужака, посмевшего вторгнуться в их мир. Они рассаживались с книгами, раскрывали шахматные доски и погружались в свое занятие. Все это создавало атмосферу элитного клуба, где мне, увы, места не было.
Наконец я смог подойти к Анне и заговорить о книжной чепухе. Не разговор был важен, я мог рассмотреть ее и дать ей привыкнуть ко мне, как к человеку, который теперь не уйдет из ее жизни. Я стал приходить каждый день, обитатели библиотеки скоро привыкли ко мне и даже пригласили на пятничные чаепития, которые традиционно проводила Серафима Аркадьевна, которые все, даже Анна называли просто Серафима, и где она читала нараспев стихи ушедших поэтов.
Анна тоже перестала дичиться, и я замечал, как старички подмигивают и кивают головами в мою сторону, отчего она рдела и смущалась.
Глава 16
Идиллию нарушило одно событие — в библиотеке появилась Ирен. Видно было, что Анна не ожидала ее увидеть и сильно побледнела, когда та подошла к разделяющей стойке. Я старался услышать, о чем они говорят, но подойти ближе не успел, разговор завершился тем, что Анна резко убежала за стеллажи, а Ирен спешно направилась к выходу. Я не стал церемониться, перепрыгнул через стойку и устремился за Анной.
Она рыдала, уткнувшись в плечо старушки, сухая рука женщины гладила ее по голове, тихий голос успокаивал.
— Моя родная, я уверена, тебе это кажется, возьми себя в руки, не плач, маленькому это вредно.
Серафима подняла на меня глаза и замолчала. Я встал перед ними на колени и обнял обеих. Мой поступок заставил Анну перестать плакать. Она стала вытирать лицо платком, протянутым мною, а после вертела его в руках, не зная, как с ним быть дальше. Это знакомое мне движение рук болью отозвалось в моем сердце, я не мог молчать и просто заставил рассказать женщин, что случилось.
Серафима сама взялась рассказывать о том, что так взволновало девушку. Здесь мне потребовалось все мое самообладание.
Анна была знакома с Ирен еще со школы, та задиралась к ней и всякий раз пыталась унизить. После школы Ирен водила дружбу со Стасом — мерзавцем и подлецом, Он не давал прохода Анне, с тех пор, как она появилась в городе. Сначала это были детские шалости, но дети порой бывают очень жестоки, девчушке сильно доставалось. Потом это перестало быть шалостью. Оба повзрослели, и Стас стал преследовать Анну уже с другой целью. Однажды Анна не выдержала и пожаловалась отцу. Она не знала, как все произошло, но в этот вечером ее под надуманным предлогом заманила к себе домой Ирен, а через полчаса раздался взрыв, и родители погибли.
Стас продолжал преследовать Анну и намекал, что все произошедшее с родителями результат ее несговорчивости. Анна говорила об этом в полиции, но ее слова сочли бредом убитой горем девушки. Доказательств не было. Сразу после получения аттестата, Анна уехала с бабушкой в деревню, но через два месяца бабушка скоропостижно скончалась, а по деревне поползли слухи, что накануне у дома Анны видели чужаков — крепкого парня и блондинку, вызывающе одетую.
Анна бежала в столицу, но и там вскоре ее начинает преследовать Стас. Он был одержим ею. И часто в его машине сидела Ирен. В один из дней Стас силой попытался увезти ее, но вмешался давний знакомый и отбил Анну. Но и этот знакомый погиб через два дня — его застрелили. Анна видела, что это был Стас, но ничего доказать не могла, у него было алиби. Именно в этот вечер и всю последующую ночь он провел с Ирен.
Когда измученная горем из-за смерти отца своего будущего ребенка, постоянными допросами в полиции и общей неустроенностью в жизни, Анна стала получать звонки с угрозами, что ей никуда не деться, она решилась опять бежать. Она сама не знала, куда ехать, просто купила билет на автобусной станции на ближайший рейс и оказалась в этом городе, где очень быстро познакомилась с Серафимой, получила предложение работать в библиотеке и снимать пустующую комнату у доброй старушки.
И вот опять все повторяется. Опять появилась Ирен с предупреждением, что Анну нашли, и она должна сделать выбор — бежать или сдаться на милость Стасу. Я успокоил женщин, что бежать никуда не надо, я сам разберусь с обидчиками.
Это, прежде всего, в моих интересах.
Глава 17
Я понял, чтобы противостоять Стасу, мне нужна помощь. Не мог оставить женщин без наблюдения, если все так, как они думают. К кому могу обратиться в этом городе? Только к Михаилу. И я решил рассказать ему все, пусть сам думает, ввязываться в эту драку или счесть меня сумасшедшим со всеми моими историями о Мире Ином.
Как ни странно, Михаил принял мою историю спокойно. Он был холостяком, хотя возраст приближался к сороковнику. Он проговорился однажды, что не встретил женщину, которая его зажгла бы. После моего рассказа про обитателей Мира Иного горько усмехнулся, что Фламма точно зажгла бы. Механик был опытным охотником, разбирался в оружии, он же предложил нанять обученного парня, который будет в течение всего дня неотступно находиться около женщин. Остальное время я брал на себя, для этого переехал в квартиру к Серафиме. Женщины заботу об их безопасности встретили с благодарностью, а мне было еще и приятно столько времени проводить рядом с Анной, стараться помочь им. Жили женщины очень скромно, мой денежный вклад сначала отметался, но я настоял, и женщины смирились.
Стелили мне на диване в большой комнате, женщины уходили спать во вторую, поменьше. Сначала мы неловко себя чувствовали, потом обвыклись и вскоре стали одной семьей. Живя с ними, я заметил, что у Серафимы в доме много предметов, принадлежавших прошлым векам. Я не имею в виду предыдущий век или даже девятнадцатый. Вещи были по-настоящему старинными, даже древними. Когда я спрашивал об этом, старушка пыталась уйти от ответа, видно было, что эти вещи ей дороги, но рассказывать о них она не хочет. У нее была какая-то тайна!
День проходил за днем, Стас не обнаруживал себя. Однажды, когда я был в гараже, позвонил парень, следящий за женщинами, и сообщил, что те зашли в поликлинику и долго не выходят. На телефонные звонки ни одна из них не отвечает. Почему они не предупредили меня, что собираются к врачу? Мы с Михаилом тут же выехали, но в поликлинике их не нашли. Анна приходила на прием к гинекологу, ее отправили на УЗИ, после этого женщин никто не видел. Кабинет УЗИ находился в другом здании, к нему можно было пройти через двор, не выходя на улицу.
Дворник объяснил, что не далее получаса назад женщины сели в автомобиль, который поджидал их у входа. Как вели себя женщины? Та, что беременная, плакала, но старушка обнимала ее и успокаивала. Михаил сразу же сообщил о похищении в полицию с описанием автомобиля, которое дал дворник. Машина была похожа на ту, что я остановил, спасая Анну. Значит это Стас. Мне хотелось действовать, но как? Куда Стас мог увезти Анну? По всем установленным адресам Стаса были отправлены люди, но никаких известий не было. Михаил неотлучно находился рядом со мной в доме Серафимы, он стал настоящим другом, давал дельные советы, организовал и руководил поиском женщин, останавливал меня, когда я рвался куда-то бежать.
Среди ночи в замке входной двери раздался звук поворачивающегося ключа, на пороге стояла… Серафима. В крови, изодранной одежде, но живая. Я подхватил ее на руки и отнес на диван. Она была измучена и напугана, но попив воды, и отказавшись от медицинской помощи, рассказала, что случилось. Мы тут же передали сведения в полицию.
А рассказала Серафима о том, что когда они вышли из кабинета УЗИ, их поджидал молодой человек, которого Анна опознала, как Стаса. К животу Анны был приставлен нож, поэтому они безропотно сели в машину. Выехав за город, похититель вытащил Серафиму из салона. Анна кричала, уговаривала Стаса не причинять ей вред, но мужчина кинул в ответ, что ему старуха не нужна — свидетелей в живых не оставляют. Поэтому убийца перерезал Серафиме горло и бросил умирать в лесу.
Это ошеломило меня, мы с Михаилом не могли поверить в это — Серафима сидела перед нами живая и здоровая, правда одежда была сильно испачкана в крови. Старушка вздохнула и сказала то, что мы никак не могли ожидать:
— Я не могу умереть. Я бессмертна. Никому не рассказывала свою историю, меня могли счесть безумной, но сейчас Анна в опасности, поэтому откроюсь. Вам тоже не поверят, если решитесь пересказать ее.
Глава 18
Я родилась в шестом веке до нашей эры в знатной семье, живущей в Карфагене, где правил тогда Ганнон — путешественник, так называли этого царя за страсть к мореходству. Я была его женой, обожающей своего мужчину, и меня любили в ответ. Но муж был одержим расширением своего государства — он организовал грандиозную экспедицию для основания новых колоний и заселения их карфагенянами.
Ганнон отплыл, ведя за собой караван из шестидесяти многовесельных судов, в которых находились переселенцы. Родину оставили тридцать тысяч человек, везя с собой скарб, хлеб и припасы. Они отправились вдоль побережья Африки на юг, и последний раз я видела моего любимого, когда он пересек Геракловы Столпы.
Меня он не мог взять с собой, я была тяжелая и вскоре мне предстояли роды. Я получала известия, по которым могла узнать, как продвигается его экспедиция. В двух днях пути он основал первый город и назвал его Фимиатирион, потом приходили сообщения, что у ливийского мыса царь построил храм Посейдона, а суда плыли дальше и по пути следования основывались колонии. Всего их было пять.
Экспедиция закончилась из-за отсутствия еды. Корабли вошли в гавань, но среди вернувшихся не было моего Ганнона, он погиб от неизвестной болезни, которой заразился от диких людей, найденных им на одном из островов. Шкуры этих поросших густой шерстью полу-людей были привезены в качестве диковинки.
Ничего не радовало меня, я тосковала о любимом, который умирая, повторял мое имя. Узнав о его смерти, я тоже не хотела жить и пыталась отравиться, но когда лежала в горячке, мне было явление — прекрасная женщина с белыми крыльями, вы называете таких ангелов серафимами. Она посмотрела в мои глаза, увидела там муку смертную и желание соединиться с любимым Ганноном, засмеялась и произнесла:
— Ты никогда не покинешь землю. Ты переживешь своих детей, внуков, их потомков… Ты будешь стареть, но не сможешь уйти в Мир Иной ни по собственной воле, ни от рук убийцы, не будет тебе вреда ни от ядов, ни от оружия. Не пытайся сотворить с собой что-нибудь. Каждый раз твои попытки закончатся смертельной болью, но вскоре ты опять исцелишься, и будешь жить дальше.
— Почему ты это делаешь со мной, разве я заслужила наказание?
— Не ты виновата, это любовь, — ответил белокрылый ангел. Красавицу звали Фламма, что на латыни, теперь уже мертвом языке, означает пламя, жар, свет. Она и исчезла, превратившись в нестерпимый свет.
Я не поверила, но вскоре почувствовала себя лучше, а потом и вовсе поправилась.
Я же, когда пришел срок покинуть Родину, дабы не смущать людей своим долголетием, взяла имя Серафима и затерялась на мировых просторах, меняя города и страны, переезжая с одного места на другое. Так и живу, храня памятные вещицы разных эпох, и не продаю их, как бы трудно не приходилось. А тяжело было всегда, но я до сих пор люблю моего Ганнона.
В этом городе я обосновалась давно, в моих правилах оказывать поддержку страждущим, так я помогла Анне. Встретив ее, сразу поняла, что девушка в беде.
Мы сидели и молчали. Я был ошеломлен тем, что познакомился здесь на земле с любимой первого, не захотевшего покинуть Предел. Михаил переваривал информацию, ему за короткое время встретился второй человек, видевший Фламму, Серафима переживала заново все, что рассказала нам. Молчание прервал телефонный звонок, Михаилу сообщили, что знают район, где находится Стас, помогла сотовая связь и возможности поиска через спутник. Мы тут же выехали.
Глава 19
Это был лесной массив, но Михаил, как опытный охотник, легко сориентировался и вывел нас на тропу, ведущей к охотничьей заимке. Больше в этом районе спрятаться было негде. Скрытно мы подошли к лесному домику, и услышали истошный женский крик, это была Анна. Я кинулся, но Михаил остановил и показал знаками зайти с тыльной стороны, а сам стал пробираться к двери. Залег за избушкой и с нетерпением наблюдал за единственным светившимся в темноте окном, задернутым светлой занавеской.
Потом раздался шум, выстрел, резко открылось окно, и в нем появился силуэт Стаса, который яростно отбивался от Михаила, раздался еще один выстрел и Стас вывалился в окно, попытался подняться, но я не дал. В доме были слышны всхлипы Анны, а я застыл над лежащим Стасом и прижимал дуло ружья к его голове. Я не убийца, но сдерживать себя было очень трудно.
Подбежали люди в форме, мне пришлось отбросить винтовку и лечь на землю. Я понимал, что так правильно, иначе можно схлопотать пулю за неповиновение. Пока разбирались со мной, из дома вышла Анна, она бросилась ко мне, после чего, разобравшись, мне разрешили подняться, Стаса увели. Ждали скорую помощь, Михаил был тяжело ранен. Но когда приехала реанимационная бригада, было поздно, сердце Михаила остановилось.
Горестные события тех дней не оставили равнодушными весь город, люди толпами приходили к гаражу, они несли цветы, зажигали свечи. В библиотеку тоже заглядывали, оставляя мягкие игрушки, сладости, всем хотелось поддержать Анну и Серафиму. Анна лежала в больнице, на сохранении, последствия произошедшего с ней тревожило врачей. Мы с Серафимой навещали ее каждый день. Старая женщина попросила не съезжать с ее квартиры, по крайней мере, до возвращения Анны и я охотно согласился, нужно было успеть сделать небольшой ремонт в комнате Анны до рождения ребенка. Осталось совсем немного.
В один из вечеров я рассказал Серафиме о себе и об Анне, признался кто я. Добрая женщина была растрогана. Но когда я продолжил, и она узнала о судьбе своего Ганнона, Серафима испытала смесь чувств, которую можно было прочесть на ее лице. Радость, что муж ее помнит, печаль об его участи, гордость за то, что он не сломился и до сих пор любит и ждет их встречи, которая никогда не произойдет.
А утром нам сообщили, что у Анны произошли преждевременные рода, ребенок жив, но сама Анна нуждается в донорской крови из-за осложнений. Был первым, кто стал донором, у меня универсальная группа.
Долго смотрел через стекло, отделяющее нас от палаты, где находился мой сын. Океан чувств обуревал — неверие, что стал отцом, счастье, что стал отцом, нежность к маленькому человечку, который кривил лицо во сне. Что могло сниться, если родился малыш всего десять дней назад? Чему он улыбался во весь свой беззубый рот? Рядом стояла Серафима — она одна понимала, почему я замер у этого прозрачного барьера. Анна поправлялась, и скоро их выпишут. Мы с Серафимой купили все необходимое для малыша, и дома ждал уютный уголок и любящие люди.
В палату зашла медсестра, и я обратил внимание на ее неуверенность. Малышей было трое, и она в нерешительности постояла у одного, подошла к другому, и, когда склонилась над ним, лампа осветила лицо — это была Ирен! Серафима не поняла, зачем я буквально влетел в комнату, скрутил медсестру, и выволок ее. На шум сбежался медперсонал, Ирен выла, как обезумевший зверь и кричала, что ненавидит. Кого? Анну? Или ребенка? Его за что? Он только родился. Пора было разобраться со всем этим.
Я оставил Серафиму в больнице, а сам поехал следом за полицейской машиной. С меня сняли показания и отпустили, но я смог выяснить, что в кармане у лже-медсестры был шприц с раствором, останавливающем сердце. Мой сын должен был умереть!
Ирен очень быстро перевезли в столицу. Пока я не мог уехать от Анны с ребенком, они нуждались во мне, а я не мог жить без них. Брат Михаила решил помочь, понимая, что Ирен и Стас звенья одной цепи, поэтому подключил все связи и раздобыл нужную информацию. И опять меня ждал неприятный сюрприз. Оба дела объединили, потому что целью преступников был мой сын, как наследник богатой семьи, моей семьи! Как могли получить Стас с Ирен наследство? Что связывало их?
Все объяснилось просто — Ирен была любовницей моего отца и целила в жены. Маму она уже не брала в расчет, та была сломлена моей гибелью и находилась в швейцарской закрытой клинике, куда ее отправил отец, ссылаясь на ее больную голову. Маме аукнулись ее жалобы в течение всей жизни.
Ирен была в сговоре со Стасом. Его безответная и дикая любовь к Анне переросла в ненависть, когда он узнал, что девушка ждет ребенка от меня — наследника состояния моей семьи. Отцовство Анна могла доказать после рождения сына, поэтому преступная пара пыталась уничтожить девушку, как до этого избавились от меня. Стас и Ирен состояли в любовной связи, и моему папе наверняка светила ранняя кончина. Теперь все открылось, и папа срочно покинул страну. Скорее всего, он в той же клинике, что и мама.
Глава 20
И вот настал день, когда моя Анна с ребенком вернулись домой, и потекла размеренная жизнь молодой мамы. Кормление по часам, сцеживание лишнего молока, кругооборот пеленок, горы подгузников, которые я закупал большими упаковками, и невозможно малое количество времени для сна. Мы с Серафимой помогали Анне, старались дать ей возможность отдохнуть, но она сама была беспокойной матерью, и старалась провести с малышом каждую минуту. Я научился гладить пеленки.
Материнство изменило Анну, ее красота стала ярче, формы тела невероятно привлекательными — я невольно останавливал взгляд на распираемой молоком груди. Хотелось припасть к ней. Да что я говорю! Я хотел Анну, мечтал обнять, провести рукой по изгибам тела, поцеловать ее пухлые губы, которые все чаще улыбались мне, положить в чашечку руки ее тяжелую грудь. Я зациклился на этом желании. А как она пахла! К любимому аромату прибавился запах моего ребенка, грудного молока. Этот воздушный коктейль скручивал меня невероятно, хотелось быть с любимыми каждую минуту, секунду. Я желал, чтобы они стали МОИМИ.
В заботе о сыне, в общем утомлении, в приятном наблюдении за ним, мы сблизились. Стал замечать, что Анна чувствовала себя рядом раскованно, не стеснялась, и взгляд все чаще останавливался на моем лице. Я слышал ее чувственный зов, понимал, что стал ей небезразличен. Она уже не видела во мне человека гораздо старше себя, она чувствовала во мне мужчину. Может это женский инстинкт — желание защитить ребенка, спрятаться за надежной спиной, а может просто зов природы.
Серафима стала чаще оставлять нас одних, она задумала покинуть город, страну — пришла пора. Старушка уходила к подругами, с которыми прощалась навсегда.
Однажды, когда малыш уснул, мы склонились над кроваткой, наблюдая, как он посапывает, положив руку под щечку, и как кулачок расслабляется, выпуская крохотные пальчики. Анна стояла так близко, что мое дыхание шевелило завитки волос на висках, ее нетерпеливые пальцы прижали эти локоны, потом плавно прошлись по щеке, опустились к шее и замерли у выреза платья. Кончик уха заалел. Я своими пальцами повторил движение ее руки, но остановился ниже, накрыв грудь. Анна глубоко вдохнула, наполняя ладонь. Осторожно сжал грудь. Анна застонала.
Наклонившись ближе, я поцеловал ее в плечо, потом вверх по шее до уха, взял мочку в рот и потянул. Подул на податливый завиток волос. Анна повернула свое лицо, нашла мои губы и застыла в сладком поцелуе. Пальцы слегка скрутили сосок, ткань платья тут же намокла от молока. Снял платье плеча и оголил полную грудь. От соска вниз тонкой струйкой потекло молоко. Поцелуй продолжался, только уже мои губы накрывали ее рот, сейчас мой язык властвовал. Рука, сжимающая оголенную грудь, была влажной от молока. Прервав поцелуй, развернул Анну к себе и встал на колени. Набухший сосок оказался у рта. Я втянул его. Застонал. Сладко от молока, больно от бесконечного желания. Спустил еще одно плечико платья, оно задержалось на второй груди, но рука девушки потянула ткань вниз, я тут же припал к соску этой оголенной груди. Анна выгнулась и застонала, потом переступила через платье, упавшее у ее ног, и потянула меня к кровати. Сосок со звуком вырвался из моего рта, и я на коленях сделал шаг в сторону отступающей Анны, мои руки стремились поймать ее бедра, где остался последний бастион сдающегося тела.