Помоги проекту - поделись книгой:
Татьяна Абалова
ПЕТЛЯ МЕБИУСА
Mors solum initium est
Смерть это только начало (лат.)
Глава 1
Хочу рассказать вам свою историю. Она началась в тот момент, когда я увидел ЕЁ — худенькую девочку лет одиннадцати со смешными косичками, зелеными глазами и курносым носом. И нос, и щеки девочки были покрыты россыпью золотых веснушек, которые придавали ее лицу задорный вид. Она и была озорной. Счастливый ребенок, растущий в любящей семье. Ее родители купили соседний дом, пустовавший долгое время, и теперь обживались, разбирая завалы ненужных, брошенных предыдущими хозяевами вещей, стараясь придать жилищу достойный вид, но было понятно, что их возможности ограничены. Наблюдая за ними, я поразился атмосфере любви, окутывающей эту семью, их чуткому отношению друг к другу, счастью, лучившемуся в глазах девочки. По детскому взгляду можно понять, растет ли ребенок в любви, какое место занимает он в мире взрослых. Если вы заглянете в мои глаза, хотя я не дитя, мне уже семнадцать, вы узнаете, что любви в моей семье нет. Есть достаток, респектабельно выглядящий отец, ухоженная красивая мать, но как же было холодно у нас!
Поэтому я с наслаждением, даже с завистью, следил за этим солнечным ребенком, открывая вместе с ним неизведанное. Как можно заливисто смеяться, только подув на одуванчик, когда ласковый ветер кидает его неуправляемые зонтики назад — в конопатое лицо. Как можно ползать по траве и восхищаться красно-черным жуком, и считать его женихом божьей коровки, основываясь только на том, что у них одинаковая раскраска. Как можно придумать счастливую песню, сплетая венок из диких цветов, рассказывая в этой песне о каждом из них, придумывая историю их жизни. Как можно, не боясь окрика, выдернуть шланг из грядки и окатить себя фонтаном брызг, которые заискрятся на непокорных золотистых вихрах, выбивающихся из криво сплетенных косичек.
— Петр, профессор пришел, спускайся в кабинет, — прервал мое занятие сухой не эмоциональный голос отца, — Ты опять пялишься в окно. Тебе нечем заняться. Я могу найти тебе дело.
Как он умудряется даже вопросы задавать без выделения вопросительного знака? Не применяя оттенки голоса, без интонаций, на одной ноте. Эта бесцветность сильнее всего выбивала меня из колеи, заставляла напрячься. Хорошо хоть паника отступила, преследовавшая меня все детство, когда я не мог понять, ругает меня отец или хвалит…
Оттолкнувшись от подоконника, с сожалением кинул последний взгляд на головку девочки, склонившуюся над пойманной соседской кошкой, которую она уговаривала искупаться в корыте, стоящем тут же, наполненным согретой солнечным теплом водой. Лето. Каникулы. Последний мой год в школе. Дальше мне предстояло обучение в престижном институте и просчитанная родителями карьера. Я знал, что произойдет в моей жизни в ближайшие десять лет. Отец, наверное, знал о моей жизни на десятки лет вперед.
В доме было тихо, даже мои шаги глушились специальным покрытием полов, заказанным матерью заграницей. Она ненавидела шум, поэтому, наверное, она выбрала отца с его бесцветным тихим голосом, любой скрип мог вызвать у нее приступ мигрени. Это с детства заставляло меня двигаться бесшумно, я боялся причинить своими действиями боль маме. Недавно я понял, что это ложь, за всем этим стояла лень и праздность, а желание спать до полудня, прикрывалось якобы непереносимыми атаками головной боли ночью. Отца это устраивало.
Профессор, приезжавший трижды в неделю, уже раскрыл на столе мою тетрадь и проверял домашнее задание. Я знал, что все правильно. Математику я любил, меня занимала тайна каждой задачи, каждого уравнения, которую я должен был раскрыть. Кто сказал, что математика — это сухие цифры? Для меня здесь звучала целая симфония, с интересными переходами, переливами от знака к знаку, от цифры к цифре.
Со мной вместе в комнату зашел отец. Профессор торопливо поднялся, нервно вытер платком свой потный лоб. Он вел себя, как нерадивый ученик, увидевший директора. Нет, не директора, короля. А я был, значит, наследным принцем. Ха. Смешно. Ирен, моя подруга называла меня Принцем, в то время я встречался с ней. Красива, не глупа, лидер и обожает секс. Готова была заниматься им везде. Мне это нравилось.
После занятия с профессором меня ждал тренер по рукопашной борьбе, потом я занимался шахматами. И так каждый день, несмотря на каникулы, только менялись названия предметов. Осенью к этому прибавлялись школьные занятия. Из меня делали разностороннюю личность.
Глава 2
С Ирен я встречался по субботам и в дни, когда отец с матерью уезжали в столицу. Обычно мы сидели с ней в кафе, потом шли в кино или танцевать. Вечер заканчивался сексом. Обязательно. Если родителей не было, то у меня, если были — где придется.
В это утро Ирен проснулась в моей комнате, родители свалили на пару дней и должны были приехать только завтра. По легенде для матери Ирен, она была на пижамной вечеринке у подруги. Наша «вечеринка» удалась на славу. Мы испробовали все позы, отметились в каждом углу. У меня кончились презервативы, но Ирен, оказывается, держала приличный запас в футляре для очков. Должно было хватить.
Проснувшись, Ирен потянулась, как кошка, перекатилась ближе и прижалась всем телом, поглаживая кончиками пальцев мою грудь. Утро у мужчины начинается со стояка. Даже если бурный вечер закончился четыре часа назад.
После очередного марафона Ирен пошла в ванную, а я по привычке, отправился к окну, открыл шторы и высунулся навстречу последнему летнему солнцу. Моя соседка уже была на качелях, привязанных к старому дереву, ритмичный скрип сопровождался громкой считалкой. Я залюбовался ее гривой волос, которая то откидывалась за спину девочки, то летела в лицо при обратном движении качели, и этот всплеск золота завораживал меня. Тут меня обняли руки Ирен, я обернулся, а когда она потянулась к моим губам, ответил на поцелуй. Только разорвав объятия, заметил, что солнечная девочка смотрела на нас. Ирен, поймав мой взгляд, демонстративно задернула занавески, нисколько не стесняясь нагого вида. У девочки вытянулось лицо, а у меня испортилось настроение и, после небольшой ссоры, Ирен ушла, хлопнув дверью. Так кончилось лето и мои последние каникулы.
Мы, как выпускной класс, пользовались в школе определенной поблажкой, могли позволить себе более вольную одежду, уже не скрывали, что курим. Мы с Ирен ходили, обнявшись, и даже целовались на глазах у всех. Конечно, свободного времени стало еще меньше, готовились к экзаменам. Одно удручало меня — я больше не видел соседку, гуляющей на своем заднем дворе. Стало холодно, все чаще лил дождь, но я продолжал стоять у окна, тупо пялясь в серую пустоту, не желая расставаться со своей летней привычкой. Поймал себя на мысли, что мне не хватает этой девочки, я скучаю по ней.
Лишь однажды, вернувшись со школы раньше, я увидел свою солнечную девочку, она бежала, и помпон на ее шапке смешно подпрыгивал синхронно ее бегу. Но девочке было не до смеха, за ней гнался мальчишка, он был чем-то разозлен и, догнав ее, вцепился в шапочку, которая тут же слетела. Мальчишка попытался схватить мою соседку за волосы, но та стала яростно отбиваться своей сумкой. Я, конечно, подлетел к ним, чтобы помочь девчонке, но в пылу драки сам словил пару ударов. Только после этого мне удалось растащить их. Красное и зареванное лицо девочки вызвало у меня острое желание защитить ее, но она, бросив презрительный взгляд на мальчишку, которого я держал за ворот куртки, повернулась и бегом скрылась во дворе своего дома. Я пригрозил пацану, что оторву ему голову, если он еще раз появится здесь, но тот, плюнув мне под ноги, неспешными шагами ушел прочь. Шапка с помпоном осталась валяться в грязи. Я отряхнул ее и унес с собой.
Шапка так и осталась у меня. Она лежала на подоконнике и, когда я подходил к окну, то непроизвольно мял в руках помпон, вспоминая, как он прыгал на голове девочки. От этих воспоминаний мне становилось теплее.
Прошли экзамены, отгремел выпускной, где меня выбрали королем, а Ирен королевой бала, пришла пора перебираться в столицу — там ждал престижный вуз. С Ирен мы не очень хорошо расстались, она хотела продолжать отношения и ехать со мной, мне же это казалось лишним, впереди ждала новая жизнь. Я взял шапочку солнечной девочки с собой. Я не видел ее с того дня, как она вся в слезах ушла в дом. Мне казалось, что шапочка — это частичка солнца, тепла, которого мне так не хватало в семье.
Глава 3
Студенческая жизнь захватила — столько новых лиц, новой информации, новых друзей, ну и, конечно, подруг. Было интересно и, благодаря солидному запасу знаний и умению все систематизировать и просчитывать, учиться было не тяжело. Жил я в нашей столичной квартире, ездил на машине, которую подарили родители, но чаще пользовался метро, так было удобнее. Несколько раз ко мне в институт приезжала Ирен, она ходила на кастинги, участвовала в показах — работала моделью. Подсовывала мне свои портфолио, пыталась заинтересовать, но я не хотел заходить в одну и ту же воду дважды, однако бывшая продолжала искать встречи со мной.
Однажды она все-таки выследила, где я живу, и появилась на пороге моей квартиры. Выгнать девушку, с которой когда-то спал, я не мог, поэтому провел гостью на кухню и заправил кофе-машину. Ирен недавно была в нашем городе и поэтому активно делилась со мной новостями. Одной из новостей, которая ошеломила меня, была трагедия, случившаяся с моими соседями — пожар, в котором родители солнечной девочки погибли. Сколько ей сейчас? Должно быть лет шестнадцать-семнадцать? С кем она живет? И где живет? Мой неприкрытый интерес к девушке насторожил Ирен, и она нехотя объяснила, что приехала бабушка и теперь они обе снимают комнату на той же улице. Мне захотелось увидеть свою солнечную девочку, и я решил съездить в ближайшие выходные в наш городок.
Продолжающая щебетать Ирен, раздражала все больше, а мне хотелось обдумать потрясшую меня новость, и вскоре я с трудом выпроводил ее под надуманным предлогом. Открыл шкаф и стал рыться, распихивая вещи, потом просто вывалил все на пол, так велико было мое желание быстрее найти шапочку с помпоном. Я прижал шапочку к лицу и стал вдыхать оставшийся запах. Во всяком случае, мне казалось, что эта шапочка сохранила аромат ее золотистых волос. Почему мои родители, останавливающиеся в столице пару дней назад, не рассказали о трагедии? Равнодушие и черствость? Я не мог ждать выходные, сел в машину и уже утром был на нашей улице.
Остов сгоревшего дома скалился провалившимся полом, росшая вокруг молодая трава была примята и испачкана жирной черной грязью, в воздухе чувствовался запах гари.
— Похоронили касатиков. Вчера похоронили, — всхлипнула старушка, оказавшаяся за моей спиной.
— Как это произошло?
— Газовый баллон взорвался, так пожарники объяснили. Хорошо, что Анечки дома не было, ее как раз подружка к себе вызвала, потому и жива осталась… Как она теперь? Ведь я старая, сама скоро пойду с богом разговаривать…
Я понял, что передо мной стоит бабушка солнечной девочки. Аня значит. Только сейчас моя девочка обрела имя, Анна.
От старушки узнал, что остались они жить здесь, потому как школы в бабушкиной деревне нет, а Ане еще доучиться нужно, всего два месяца.
— А потом как?
Бабушка объяснила, что Аня собирается учиться в институте и работать. Я вытащил все деньги, что были при себе и протянул старушке, та закрыла рот морщинистой рукой и заплакала в голос, заголосила, потом стала кланяться. Это меня смутило, я не знал, что делать, поэтому просто повернулся и пошел к своему дому.
Дом, как всегда, встретил меня тишиной. Прошел в свою комнату и встал у окна. Старушка еще немного постояла, перекрестилась и медленно пошла к дому через дорогу. Я не знал, что делать, где ждать Аню, вообще, как к ней подойти? Да и узнаю ли, прошло почти пять лет, с тех пор как видел ее в последний раз. Но увидеть ее хотелось нестерпимо.
Лег на кровать и уснул. Я всю ночь был за рулем.
Глава 4
Разбудил меня разговор, доносившийся из открытого окна. По мере того, как я, просыпаясь, вслушивался в него, становилось ясно, что мужчина и женщина ссорятся. На улице темнело, от пожарища тянуло гарью. Я пригляделся и различил два силуэта у дерева, где когда-то висели качели. Мужчина в темной одежде нависал над тонкой девушкой, которая закрывала лицо руками и всхлипывала.
— Ты знаешь, что никуда не денешься от меня, я уже доказал, что не бросаю слова на ветер.
Девушка буквально заскулила, такая боль была в этом звуке, такая безысходность, я не смог удержаться и решил выйти к ним. Когда я дошел до дерева, девушка уже стояла на коленях, а мужчина выворачивал ей руку. Они не замечали моего присутствия. Я со всей мощью ударил мужика в лицо, когда тот обернулся, наконец, услышав мои шаги, и только после этого увидел, что он был молод, лет двадцать, не больше. Мощное телосложение вводило в заблуждение. Но я сам не был щуплым, поэтому от моего удара парень отлетел метра на два, в самую грязь, пробив собой почерневшие доски бывшей стены. Пока он пытался выбраться, я помог встать девушке, ее лицо было в крови, видимо этот подлец ее ударил. Девушку била нервная дрожь, она была в плохом состоянии. Когда парень, наконец, поднялся, в его руке была доска, и было понятно, что нужна она не в качестве опоры. Когда он замахнулся, я ушел от удара и, сделав подсечку, опрокинул его. Ублюдок ударился об землю всем телом, из него вышибло дух, и больше он не пытался подняться.
Девушка же опять стояла на коленях, ноги ее просто не держали. Я подхватил ее на руки, и, решая, куда нести, пошел к выходу со двора, где к нам на встречу спешила, причитая, та самая старушка. Тут до меня дошло, что держу в руках свою солнечную девочку. Я отнес ее в дом, куда привела, семенившая впереди бабушка, и положил свою ношу на старенький диван, покрытый шерстяным одеялом.
Хотел было позвонить, уже достал телефон, но девушка вцепилась мне в руки, и едва ворочая распухшими губами, взяла слово, что не вызову ни скорую помощь, ни полицию. Завтра она все объяснит. Бабушка стала суетиться, помогать снимать грязную одежду, а я, чтобы не смущать их, вышел, оставив бумажку с номером моего телефона.
Вернувшись к дереву, уже не обнаружил там парня, и ничего не оставалось делать, как ждать утра. Стоит ли говорить, что эта ночь была бессонной. Я все вспоминал и вспоминал девушку, ее заплаканные глаза, хриплый голос, растрепанные волосы и пытался найти хоть какое-то соответствие и не находил никакого сходства с той девочкой, которая пела песни под моим окном. Я понимал, что горе не красит, а последующие события подсказывали, что девушка попала в большую беду. Кто этот подлец, посмевший поднять на женщину руку? Что ее связывало с ним? Я должен был это узнать.
Утром раздался звонок в дверь. На пороге была она. Стояла и смотрела своими зелеными глазами. Нежная кожа, тронутая весенним солнцем, румянец смущения, собранные в хвост длинные уже не такие светлые волосы, поддающиеся воле свежего ветра, выбившийся локон, норовящий припасть к пухлым губам и одергиваемый нервными пальцами…
Она была прекрасна, это ошеломило меня, стоял, как истукан, и молчал, пока она не опустила глаза, зардевшись еще больше. Голос отказал, поэтому пришлось кашлянуть, чтобы вернуть его и потом только смочь произнести слова приглашения.
Я провел девушку в гостиную. Она не стала рассматривать комнату, что говорило о решимости скорее покончить с неприятным делом. Очень жаль, что я с ней познакомился при таких обстоятельствах…
Она выбрала первый же стул, выдвинув его самостоятельно, села за стол, оставив руки на коленях, где комкала носовой платок. Я сел напротив, предложил кофе, но она отрицательно мотнула головой. Я заметил лейкопластырь, прилепленный чуть выше брови и небольшую рассеченность на губе, которую она время от времени неосознанно трогала розовым языком.
— Простите меня, вы были невольно втянуты в нашу ссору, но право, не стоило вмешиваться, все бы устроилось…
По движению моих бровей она поняла, что я хотел возразить, но подняла свою подрагивающую ладошку в предупреждающем жесте и продолжила:
— Мы знакомы с детства, вы должны помнить его, однажды вы уже сталкивались, когда мы дрались, тогда… Он никак не может оставить меня в покое. Теперь утверждает, что любит. Я не могу его любить, он мне не нравится. Вчера, встретив меня, он пытался поцеловать, и я первая ударила его…
Тут я опять хотел возразить, и опять ее ладошка остановила меня.
— Не усугубляйте ситуацию своим вмешательством. Скоро все, так или иначе, закончится. Я не останусь в городе ни на день, уеду, как только закончится школа. Мне сейчас не нужны разбирательства, мне нужно получить аттестат. Думаю, он не подойдет ко мне больше. Вчера он сломал руку, это отвлечет его. Вам спасибо от бабушки за помощь. За нас больше не беспокойтесь, все будет хорошо. Прощайте.
Произнося последние слова, она уже поднялась со стула и повернулась ко мне спиной, собираясь покинуть комнату. Ее хрупкие плечи были развернуты, головка на длинной шее приподнята и только по алеющему уху, я понял, чего ей стоила ее речь. Молча мы прошли к двери, я открыл, но остановил гостью, сказав только одно:
— У вас есть мой номер телефона. Пожалуйста, не стесняйтесь, звоните, если нужна будет помощь.
Она, молча, кивнула и растворилась в солнечном свете, шагнув за порог. Я, закрыв дверь, прижался к ней лбом и долго стоял так, прислушиваясь к своему дыханию. Жаль, что мы познакомились при таких обстоятельствах. Очень жаль.
Глава 5
Прошло два года. Я успешно защитил диплом и занял свое место в компании отца. Работал в столичном офисе, впереди светило стать его главой. Не думайте, что мне, как сыну, не приходилось доказывать, что стою этого места. За последний год мои проекты показали себя, как перспективные, некоторые уже приносили неплохую прибыль. Вот и в этот вечер я ехал домой уставший, но довольный — зарубежные партнеры подтвердили, что откроют финансирование под мой новый проект. Это стоило отметить.
Усталость и возможность побыть одному перевесили желание традиционно отметить свою победу в шумной компании или с подругой. Я купил бутылку шампанского и шел в сторону дома, оставив машину на стоянке. Моя квартира была в центре города, поэтому приходилось проходить приличный отрезок пути.
Задумавшись, я не сразу услышал шум ссоры, среагировал только на крик женщины о помощи. Здоровый бугай силой заталкивал женщину в машину, удерживая ее за волосы и пытаясь отцепить ее руку от двери, из-за чего он не мог быстро справиться. Пока я бежал, он успел ударить ее, закинуть на заднее сиденье, захлопнуть дверь и усесться на водительское место.
Когда был уже рядом, машина рванула, но я успел кинуть бутылку в лобовое стекло. Удар был такой силы, что стекло пошло густой сетью трещин, и водитель был вынужден остановиться, он просто не мог видеть дорогу. Я, чуть не вырвав дверь, вытащил ошалевшего бугая из машины и смачно ударил. Краем глаза заметил, что вокруг стала собираться толпа. Бросил мужика и открыл заднюю дверь, там уже пришла в себя и поднималась с сиденья на трясущихся руках… Анна! Я сразу узнал ее. Мы опять встретились при таких обстоятельствах, когда ее бил мужчина.
— Пожалуйста, быстро уведи меня отсюда! — взмолилась она, узнав меня. Толпа вокруг росла, кто-то звонил, кто-то фотографировал, то и дело срабатывали вспышки, но никто не пытался меня задержать. Подхватив под руку Анну, я пробрался через прибывающую толпу и быстро пошел в сторону дома. Уже в подъезде пришлось взять Анну на руки, она висела безвольной куклой.
Войдя в квартиру, я сразу отнес ее в спальню, там было проще ухаживать за ней, ванная была рядом. Я снял с нее туфлю, второй просто не оказалось на ноге. Анна сразу же свернулась в комочек и уснула. Стресс. Укрыл ее одеялом и сел рядом. Я боялся отойти какое-то время, прислушиваясь к ее дыханию. Когда оно выровнялось, прошел в душевую, а потом отправился на кухню варить кофе.
Усталость наваливалась волной, но я боялся оставить без присмотра свою нежданную гостью. Достаточно быстро вернувшись в спальню, я не обнаружил девушку на кровати, но из ванной комнаты доносился ее тихий плач. Анна сидела на полу и рассматривала свои ободранные коленки, водя пальцем по дырам на чулках, слезы прокладывали длинные дорожки по бледным щекам.
— Это опять был он, — сказала Анна. Мне не нужно было объяснять, кто такой «он», я понял. Подав руку, помог подняться, подвел к раковине и умыл лицо, потом снял изодранную блузку, расстегнул юбку. Она была безучастна.
Когда юбка упала на пол, она переступила ее. Я снял чулки. Когда присел, она держалась за меня и покорно подавала нужную ногу. Расстегнул застежку бюстгальтера, потянул вниз трусики. Она опять поднимала то одну ногу, то другую. Придерживая ее, отрегулировал воду в душе и шагнул под струи вместе с ней, одетый.
Я аккуратно распустил ее волосы, вымыл их, потом все тело, начиная от плеч и, так до самых кончиков пальцев на ногах, она опять опиралась на меня, вода хлестала по ее спине, рассеиваясь от удара по всей кабинке. Когда мои руки дотрагивались до ссадин, она вздрагивала. Выйдя из кабинки, осторожно вытер ее и, завернув в полотенце, отнес на кровать, только потом переоделся сам.
Когда вернулся, она лежала в той же позе, что я оставил. Я взял сотовый и позвонил своей подруге — врачу, мне не пришлось долго объяснять, она поняла и приехала через тридцать минут и сразу прошла в спальню, выпроводив меня. Потом мы долго молча пили кофе и курили, моя подруга — умная женщина, ей не пришлось объяснять, кто эта девушка и как я благодарен. На прощание она поцеловала меня в последний раз. Поцеловала очень интимно, глубоко. «Не провожай, я оставила машину возле подъезда». Вот и все. Умная женщина.
Глава 6
Я уснул на диване, в халате. Мне снилась убегающая Анна, она оглядывалась, и я видел искаженное страхом лицо. Никак не мог понять, почему она боится меня, пытался догнать, но она бежала еще быстрее, только волосы бились за спиной, словно хлопающие крылья огромной птицы. Я понял, что должен лететь, иначе не поймаю и, взмахнув неведомо откуда взявшимися крыльями, поднялся в воздух. И только тогда понял, что убегала Анна не от меня, а от мужчины в черном, и боялась она не меня, а — за меня. Я опустился, преграждая дорогу мужчине, это был ее обидчик. Он был зол, и его злость клубилась вокруг него, как дым пожарища, и темная ненависть убивала меня, испивая из меня все силы. Потом была непереносимая боль в сердце, и мир стал меркнуть, но я еще слышал голос Анны, ее крик, ее плач, ее зов, а потом и это пропало, только остался ее запах — так пахла шапочка с помпоном.
Позвякивание ложечки о чашку и запах кофе выдернули меня из этого страшного сна. Рядом на диване сидела Анна, на ней была моя полосатая рубашка, она отхлебывала кофе из моей любимой чашки. Она покосилась, когда заметила, что я рассматриваю ее, отставила чашку и плавно легла на меня, обняв за шею. Ее живое тепло, ее тело, придавившее меня приятной тяжестью, ее легкое, пахнущее кофе, дыхание, ее волосы, укрывшие часть моего лица, были привычными, словно так было всегда, словно она была неотделима от меня с самого моего рождения.
Мне не нужно было слов, было достаточно этого действия, чтобы понять, это не благодарность, это объяснение в любви. Анна любила меня, как и я любил ее все эти годы, не понимая до сего момента, выбирая подруг похожих на нее, но бросая их, не находя иного сходства. Они пахли не как она. В них не было солнца.
Обняв одной рукой за талию, другой притянул ее голову к своему лицу, нашел губы и приник к ним, как приникает путник в пустыне к бурдюку с желанной водой. Она неумело отвечала, но вжималась в меня все сильнее и сильнее, я убирал ее волосы, чтобы целовать ее лицо, шею. Она же своими руками стала нетерпеливо тянуть ворот халата, чтобы снять его.
Я не хотел это делать на диване, поднялся вместе с ней, и, продолжая целовать, путаясь в полах халата и ее ногах, дошел до спальни и положил на уже заправленную постель. Волосы ореолом легли вокруг нее, я замер и залюбовался, но она потянула за пояс халата и распустила его. Кожа ее лица раскраснелось, не столько от смущения, сколько от поцелуев и контакта с щетиной, зеленые глаза блестели от возбуждения, грудь под тонкой рубашкой вздымалась вместе с каждым ее вдохом, при этом ясно очерчивались затвердевшие соски.
Она была прекрасна. И она хотела меня. Не спуская с меня глаз, Анна начала расстегивать рубашку, потом приподнялась, и я помог ей стянуть рукава, при этом найдя ее губы, и утонув в приятных ощущениях ее нагого тела. Когда я наклонялся к ней, уже лежащей на спине, за поцелуем, почувствовал ее руку на своем члене. Она сжала его, я застонал и убрал ее пальцы. Еще чуть-чуть и я бы кончил.
Я собрал обе руки и удержал их над ее головой. Перестроившись, стал медленно целовать ее плечи, изгибы шеи, ключицы, постепенно дойдя до грудей. Я застыл, видя, как сосок ее груди подрагивает в такт биению сердца. Потом лизнул его. Анна застонала и сжала ноги. Я приник к соску, глубоко втянул в себя, отпустил, поиграл языком с ним, подул, и опять втянул. Наградой стал долгий стон девушки. Проделал то же самое с другим соском.
Я уже не удерживал ее руки, и она сама помогала мне, обхватывая и приподнимая грудь, чтобы я мог лучше губами захватить сосок, другой рукой прижимая мою голову, чтобы контакт был сильнее. Моя свободная рука в это время, очертив ее мягкие бедра, медленно спустилась до ее колена, а потом перебралась к внутренней стороне. Анна, застонав, сильнее сжала ноги, но я коленом раздвинул их, и моя рука продолжила свое движение выше. Там было горячо и влажно. Круговыми движениями я нащупал клитор и едва надавил на него, Анна выгнулась и стала судорожно глотать ртом воздух, горошина под пальцами начала сокращаться. Она кончала! Я выпил ее стон поцелуем.
Она перестала биться, и я поцеловал каждый кусочек ее сладкого тела. Когда она расслабилась, я осторожно развел ее ноги, приставил головку к входу во влагалище и надавил. Анна напряглась. Я понял, это ее первый раз. Поглаживая бедра, притянул ее чуть ближе. Тут она, обхватив меня ногами, и приподняв бедра, просто одним рывком насадила себя на мой член, а потом застыла, прислушиваясь к своим ощущениям.
Под моими губами билась ее жилка на влажной шее, над верхней приоткрытой губой блестели бисеринки пота, ее частое дыхание заставляло вершинки грудей касаться меня. Глаза были прикрыты, длинные дрожащие ресницы удерживали одинокую слезу, которую я выпил поцелуем. Анна слегка двинула бедрами вверх и вниз и я взорвался. Более сильного и продолжительного оргазма у меня никогда не было. Обессиленные, мы заснули, сплетенные друг с другом, на испачканных кровью и спермой простынях. О презервативе я даже не вспомнил.
Глава 7
Проснувшись раньше Анны, я лежал, не шевелясь, и разглядывал так неожиданно доставшееся мне сокровище. Почувствовав мой взгляд, девушка, не открывая глаз, улыбнулась, а потом попросила:
— Поцелуй меня.
Я поцеловал. Нежно и долго, прикусывая ее пухлые от рождения и поцелуев губы.
— Поцелуй ниже.
Я поцеловал. Потянул зубами сосок, а потом отпустил его и подул, наблюдая, как он сжимается.
— Поцелуй еще ниже.
Я поцеловал. Туда, где недавно был мой член, причинивший первый и последний вред, туда, где остались следы нашего безумия, и где, скорее всего, если это правильные дни, зародится новая жизнь, и я этого отчего-то сильно хотел. Может, это я свяжет нас навсегда?
— А теперь скажи.
И она, приподнявшись на локтях, посмотрела на меня долгим взглядом. Я выдохнул, потом поднял глаза и произнес:
— Я люблю тебя. Я любил тебя всегда, просто не догадывался об этом. Я думал о тебе, ты не оставляла мои мысли, как бы далеко я не был от тебя, я боялся признаться себе, что завишу от тебя, как от сильнейшего наркотика, я искал тебя в других женщинах и не находил. И я буду любить тебя всегда, даже если мы закончим свое земное существование. И если ты переживешь меня, я подожду тебя. Я не сделаю ни шага, пока твоя рука не коснется моей.
— Теперь я, — сказала Анна, перекатываясь и устраиваясь возле меня.
Поцеловала меня в губы, провела языком по контуру, потянула зубами за нижнюю губу. Потом цепочкой поцелуев опустилась до моих сосков, потеребила их языком, потянула зубами, подула. Обхватила мой член рукой, сделала несколько плавных движений, наклонилась и поцеловала. Что же ты со мной делаешь, девочка?
Я отстранился, подтянул ее вверх и долго и со вкусом целовал. Потом вошел в нее, она была готова и уже не чувствовала боли, я это видел. Когда мы закончили и, обнявшись, лежали, успокаивая свое дыхание, я услышал ее тихий голос:
— Я люблю тебя. И всегда любила. Сначала любила детской любовью, как красивого и загадочного мальчика, наблюдающего за мной с высоты второго этажа, и которому было интересно смотреть на спектакли, устраиваемые для него. Я любила тебя тогда, когда в твоем окне появилась обнаженная девушка, и ты целовал ее, а меня в это время сжигала страшная обида. Только годы спустя я поняла, что это ревность. Я перестала приходить к твоему окну, подумав, что больше не нужна. Повзрослев, видя тебя мельком в твои нечастые наезды в наш город, я мечтала, что мы обязательно встретимся, и ты обратишь на меня внимание, вспомнишь и влюбишься. Я мечтала о таком же поцелуе как тогда, у окна, с Ирен. И что ты будешь у меня первым, и мне тоже не будет стыдно моего тела. Я берегла себя для тебя. Поэтому мне было так стыдно и больно в тот момент, когда ты увидел мое унижение от человека, пытающегося насильно отнять у меня чистоту. Только из-за этого я была сдержанна с тобой в том разговоре, специально не давая возразить мне. И не позвонила ни разу, даже когда умерла бабушка, и я осталась совсем одна, хотя знала твой номер наизусть. Поэтому выбрала институт в этом городе, чтобы быть ближе к тебе, ходить с тобой по одним улицам… И я хочу быть с тобой и любить всегда, даже тогда, когда один из нас прекратит свое земное существование. Я обещаю, что подожду тебя, если уйду первой.
Мы опять долго целовались, а потом мыли друг друга в душе и меняли простыни на чистые, вместе ели, и пили горький кофе из одной чашки, обмениваясь поцелуями, пахнущими кофе.
Из дома выбрались только на следующий вечер, мы шли, обнявшись, к стоянке за машиной, собирались заехать за вещами Анны в институтское общежитие и планировали долгую и счастливую жизнь. На девушке был мой свитер и мои кроссовки, в которых ее маленькая нога казалась такой беззащитной и Анна так по-детски хлюпала ими.
А возле машины, когда та уже приветливо моргала мне фарами, реагируя на ключ, меня убили. Выстрелом в сердце. И уже ничего не видя, ослепнув от непереносимой боли, я слышал только ее крик, зов, плач, а потом, когда уже не мог слышать, остался только ее запах, любимый, такой же, как пахла шапочка с помпоном.
Глава 8
Я. Что такое Я? Или кто такое Я? Что есть у этого Я? Когда то у него были руки. Я попробовало пошевелить этим, что считало рукой. Это пошевелилось. Интересно, а у Я есть ноги? Я пошевелило пальцем на ноге. Откуда Я знало, что это палец? Я дышало и думало. Тут по лицу кто-то не больно ударил.
Поделиться книгой: