И Ростислав повёлся. Представьте себе, на такую дешевую лесть повёлся. Расслабился и потерял бдительность. А грек вина отпил, пальцем в стакане поболтал:
— У нас, — говорит, — в Константинополе последняя мода — пальцы в вино совать. Так, типа, букет лучше торкает.
А этим пальцем он с утра яд гремучей очковой гадюки с пургеном смешивал и рук не помыл. Ростиславу с того букета так вставило, что он неделю с поносом лежал, а потом и вовсе коньки отбросил. И все удивлялся: «Вместе же пили. Греку ничего, а меня насмерть скорежило. Что не так?»
Ростислав умер, но у него остались три сына: Рюрик, Володарь и Василько. Они стали изгоями, дяди держали их у себя «в гостях». Но это только укрепило их дух. Эти ребята себя еще проявят.
Когда Олег прибыл в Тмутаракань, там правил его брат Роман Красный. Дядья, в отличие от других Святославичей, его не изгнали из княжества, поскольку Тмутаракань жила по своим законам, и даже великий князь предпочитал туда со своими административными инициативами не соваться.
Свежие новости плохо доходили до отдаленного приазовского края, так что Олег мог рассказать Роману много интересного.
— Ты прав, — сказал Роман. — Чернигов нужно брать. Кстати, тут у меня живет еще один любитель подобных дел. Вы с ним наверняка найдете общий язык. Борис Вячеславович, князь из неоткуда.
Так Олег познакомился с изгоем Борисом, странное поведение которого он недавно обсуждал с Владимиром.
— Слушай, Борис, я вот так и не понял, зачем тебе понадобилось захватывать на пару дней Чернигов. Чего ты этим хотел доказать?
— Я его не просто так захватывал, — важно отвечал Борис. — Я там разведку проводил. Теперь я все черниговские укрепления знаю.
— Подумаешь! Я Чернигов и сам как свои пять пальцев знаю. У меня все детство там прошло. Пошли, захватим его. Только учти: Чернигов мой. Он моему отцу принадлежал. А тебе мы потом Смоленск захватим.
На том и сговорились.
III
Были вечи Трояни, минула лета Ярославля; были полци Олговы, Ольга Святославличя. Той бо Олег мечем крамолу коваше и стрелы по земли сеяше; ступает в злат стремень в граде Тьмуторокане, — той же звон слыша давный великый Ярославль сын Всеволод, а Владимир по вся утра уши закладаше в Чернигове. Бориса же Вячеславлича слава на суд приведе и на ковыле зелену паполому постла за обиду Олгову, — храбра и млада князя. С тоя же Каялы Святополк полелея отца своего междю угорьскими иноходьцы ко святей Софии к Киеву. Тогда при Олзе Гориславличи сеяшется и растяшет усобицами, погибашет жизнь Даждьбожа внука, в княжих крамолах веци человеком скратишась.
— Ну, кого там нелегкая занесла? — недовольно проворчал половецкий хан Боняк.
Кто-то громко стучался в его кибитку.
— Это Олег, русский князь, — гордо представился Олег, заходя.
— Русский князь? Великий, надеюсь?
— Я вообще-то тоже на это надеюсь, а с твоей помощью — даже рассчитываю.
Боняк сладко потянулся.
— Киев брать будем?
— Нет, — застенчиво ответил Олег, — это потом. Я вообще-то Чернигов брать собираюсь.
— Это ладно, — зевнул Боняк. — На Киев я бы все равно пока не пошел. Знаешь, как его охраняют! А Чернигов можно.
— Именно Чернигов. Я право имею. Он раньше принадлежал моему покойному отцу…
Олег сунул руку за пазуху, но Боняк остановил его:
— Справки прокурору показывать будешь. Мы тут справок не читаем. Что проплачено, то и получено. Как платить собираешься?
— Оплата по факту. Ну, там пограбить можно — земля богатая, порядку только мало. Никакого уважения к чужому наследству, а я за справедливость.
— Ну, ладно, — вздохнул Боняк, — можно и за справедливость. Хотя лучше, конечно, за деньги.
Страшная это штука — справедливость. Сколько крови из-за нее пролито!
— Чернигов мы тебе возьмем, только ты смотри, князь, — добавил Боняк, потягиваясь, — грабить будем — не мешай. Мы задаром не работаем, и расплачиваться с нами надо по-честному.
— Я по-честному расплачусь, — поспешно ответил Олег. — Не веришь — могу крест поцеловать.
Хан поморщился.
— Поцелуй лучше… Ладно, ничего целовать не надо. Я тебе и так верю.
Олег удовлетворенно улыбнулся.
— Конечно, мы должны доверять друг другу. Мы же партнеры.
— Нет, не поэтому, — Боняк сорвал зубами последний кусок шашлыка и помахал шампуром перед лицом Олега. — Хочешь, я его у тебя в заднице проверну?
— Нет, — отпрянул князь.
— Ну, вот. Не хочешь. Поэтому я тебе и верю.
Боняк сделал свое дело. Олег с Борисом захватили Чернигов, а их дядя Всеволод сбежал в Киев к своему брату великому князю Изяславу.
Вы еще не запутались в семейных связях?
Ничего не поделать: средневековая история это семейная история, а история Руси это история одной семьи — потомков легендарного Рюрика. Владимир Красно Солнышко, крестивший Русь, приходился Рюрику правнуком, Ярослав Мудрый был сыном Владимира. В то время, которое мы сейчас рассматриваем, на Руси правили сыновья Ярослава. Всего сыновей у него было семеро: Илья, Владимир (отец Ростислава, которого грек отравил), Изяслав, который сейчас великий князь, Святослав (отец Олега, Романа Красного и Глеба, который после того, как его выгнал из Тмутаракани Ростислав, стал новгородским князем, но после смерти отца его выставили из Новгорода, а потом он погиб при неизвестных обстоятельствах), Всеволод (отец Владимира), Вячислав (отец Бориса, захватившего Чернигов) и Игорь (у него остался сын Давыд — очень энергичный изгой, о котором мы еще не раз вспомним). Из этих семерых только трое успели побыть великими князьями: Изяслав, Святослав и Всеволод. Это значит, что только их дети имели законное право тоже стать великими князьями, причем в порядке старшинства родителей: сначала дети Изяслава, потом Святослава, а потом Всеволода.
Кроме потомков Ярослава тогда ещё имелись полоцкие князья: тот самый чокнутый Всеслав Брячиславич и его дети. Он был потомком не Ярослава Мудрого, а его родного брата, почему-то Ярославом не добитого. Полоцкие князья Киеву не подчинялись, вели свою самостоятельную политику. Полоцкое княжество тогда фактически было независимым государством.
Скажете, запутано? Это, кстати, еще ничего. Вот когда у детей Ярославичей свои дети появились, а у тех свои — вот это уже жесть пошла. Предохраняться люди тогда еще не умели, князья плодились как клопы, и чем выше была у них рождаемость, тем выше была смертность среди остального населения Руси. Чувство справедливости было у Рюриковичей обострено, и ради нее они ни перед чем не останавливались.
Кстати, чуть не забыл упомянуть, что, если быть совсем точным, на Руси кроме потомков Рюрика жило еще довольно много людей: всяких там древлян, полян и прочих. Но это расходный материал, про них летописцы обычно ничего не пишут. И мы тоже на них останавливаться не будем. Сколько народу погибло 25 августа 1078 года в битве на Сожице, в результате которой Олег захватил Чернигов, а также в остальные дни, когда приведенные Олегом половцы грабили Черниговщину, летописи не сказывают. По крайней мере, ни один Рюрикович пока не пострадал.
До Ярослава Мудрого семейные вопросы у князей решались просто: одному Киев, а всем остальным могила. Дети Ярослава Мудрого решили это положение изменить. Они решили, что убивать братьев нехорошо. Последствия этого гуманного решения мы еще увидим.
А пока вернемся к Чернигову. Пока я описывал семейное древо Рюриковичей, один из них — Всеволод уже добежал до Киева и плакался в жилетку великому князю о неблагодарном племяннике.
Великий князь Изяслав брата поддержал и объявил всеобщую мобилизацию. По тревоге были подняты киевская, волынская и смоленская дружины. Смоленцев вел Владимир Мономах.
Вся эта армия подошла к Чернигову в конце сентября.
Ворота города были заперты.
Владимир постучался.
— Чего надо? — спросили из-за ворот.
— Олега позовите. Мне с ним переговорить надо.
— Нет его. Уехал.
— Тогда открывайте ворота. Князь пришел.
— Задолбали вы со своими князьями! То один, то другой. Олег наш князь. Его отец нашим князем был.
— Ошибаетесь, — возразил Владимир. — Вопрос о назначении князя не может решаться органами местного самоуправления, а находится в исключительной компетенции великого князя Изяслава, который назначил Черниговским князем Всеволода. Исходя из этого, открывайте ворота, иначе ваши действия будут квалифицированы как мятеж и крамола со всеми вытекающими последствиями.
— Спасибо за юридическую консультацию, — ответили черниговцы. — А теперь иди в жопу со своим Всеволодом. Наш князь Олег — тебе это уже объяснили.
Итак, переговоры ничего не дали, и начался штурм.
Войскам Владимира удалось прорваться через восточные ворота во внешний город и сжечь его. Осажденные укрылись во внутреннем городе.
А Олег с Борисом в это время проводили половцам экскурсию по Черниговщине, выполняя свое обещание расплатиться натурой, то есть дать пограбить. И тут разведка доложила о боях в Чернигове.
Крамольники вышли на холм и оценили размеры посланной на них армии.
— Ну что, сразимся? — с ненормальным блеском в глазах спросил Борис.
Олег поежился:
— Я пас. Мне еще жить не надоело. Ты посмотри, сколько их там.
Борис презрительно посмотрел на него, сплюнул себе под ноги и сказал:
— Ну, тогда можешь здесь постоять и посмотреть, как мужчины воюют. Я и один справлюсь.
Олег стоял на холме и смотрел на битву. Он видел, как Борис с половцами налетел на русские полки и почти сразу упал замертво. Битва была жестокая. Олег не видел, как кто-то пронзил копьем спешившегося великого князя. Но смерть Изяслава уже не повлияла на исход битвы. Половцы побежали.
Олег вскочил на коня, позвал свою небольшую дружину и поскакал обратно в Тмутаракань.
Хоронили Изяслава торжественно как героя. Хотя в жизни он проявил немного доблести, погиб он все-таки в бою как подобает воину.
За гробом шли сыновья Изяслава Святополк и Ярополк. На обоих лица не было, и плакали они более чем искренне. Тяжело на Руси быть осиротевшим князем. «Отец! Не дали тебе ни пожить, ни умереть спокойно! К тебе все были несправедливы, особенно братья! И за этих братьев ты погиб, а нам как дальше жить?» — громко причитал Ярополк, косясь на своего дядю Всеволода — последнего Ярославича, старшего в роде и теперь уже великого князя.
Всеволод отводил взгляд и тоже утирал слезы. А после похорон он отвел Изяславовичей в сторону и, обняв их за плечи, сказал что-то ободряющее.
Между тем Олег уже добрался до Тмутаракани и рассказал брату о своем неудачном походе.
— Бориса жалко, — вздохнул Роман. — С ним весело было.
— Нельзя это дело так оставлять, — согласился Олег. — Нам на Руси не простят смерть великого князя, а я должен отомстить за Бориса. И вообще Чернигов мой, я от своего не отступлюсь. Роман, было же когда-то время, когда тмутараканский князь захватил Чернигов и полруси. Не пора ли тебе взяться за дело, пока Всеволод не взялся за нас с тобой?
— Войско нужно, — уклончиво ответил Роман.
Через некоторое время Олег снова появился в кибитке Боняка.
— В прошлый раз я много реальных пацанов из-за тебя потерял, — проворчал половецкий хан, — а ты со мной так до конца и не расплатился. Нет, воевать я, конечно, не отказываюсь, но на этот раз требую предоплаты.
— Да ты, я вижу, бизнесменом стал, — криво усмехнулся Олег.
— А ты думал! Это ведь у вас на Руси половцев изображают какими-то дикими отморозками. А мы просто делаем свое дело. Каждый зарабатывает как умеет.
Олег высунулся из кибитки. Роман Красный ждал его снаружи.
— Ром, он предоплату требует. У нас сколько денег есть?
— Ну, если поискать…
Короче, цена устроила, и половецкое войско снова двинулось на Русь.
В первую ночь разбили лагерь неподалеку от города Воиня в Переяславском княжестве.
Боняк уже собирался лечь спать, когда в его кибитку зашел ординарец и доложил:
— Хан, к тебе Всеволод пришел.
— Всеволод? Что за хрен?
— Это не хрен. Поднимай выше: великий князь.
— Великий? Ну ладно, пусть тогда заходит.
Всеволод вошел в кибитку, осмотрелся, покачал головой, сел без приглашения и сходу начал:
— Здорово, Боняк. Ты, я вижу, снова со мной воевать собрался?
— Ничего личного, начальник. Я деловой человек. Пожелание клиента для меня закон.
— Знаю я, кто твои клиенты: тмутараканский авторитет Роман по кличке Красный и его брат Олег по кличке Гориславич, который, кстати, числится в международном розыске. Хорошая клиентура, нечего сказать.
— А я у них паспорта не спрашивал. Они платят — я работаю.
— И много платят?
— Ну, у тебя и вопросы, начальник! Это же коммерческая тайна.
— Боняк, ну перед кем ты выделываешься? Я ж великий князь, у меня все допуски есть, я тайн знаю больше всех твоих половцев.
— Ну, ладно, только тебе.
Боняк наклонился к уху Всеволода и прошептал сумму. Всеволод вслух рассмеялся и встал.
— А я уж думал, что тебя бояться надо, — сказал он, собираясь уходить.