Танцы на осколках (СИ)

Брест со свистом втянул воздух, руки сжались в здоровые кулаки, а кожа на костяшках натянулась и побелела. Некоторое время они буравили друг друга взглядами, не отступаясь. Лешик устало выдохнул и полез за вторым кувшином, теперь уже с брагой. Наемник медленно сел.

- Что все-таки произошло? - донеслось из погреба вместе с бряканьем бутыли.

- Меня подставили, - угрюмо ответил бывший охранник.

- Это я уже слышал, давай детали.

- Меня нанял управляющий барона охранять рубин. Я и суток не отдежурил, как он снова заявился. Мы с ним поговорили, мужик спокойно убрался, а дальше ничего не помню… Очухался чёрте где в лесу, шея не гнется, вся спина в кровь содрана -  тащили что ли? - и ещё нашел вот это, - Брест положил на стол серебристую иглу с обломанными черными перьями. – Запуталось в тканях робы.

Лешик вылез из погреба, поставил кувшин, щедро плеснув себе в кружку, и аккуратно двумя пальцами взял иглу. Повертел, внимательно приглядываясь, даже понюхал и положил обратно.

- Что скажешь? – спросил наемник.

Хозяин предложил другу чарку с вином, Брест покачал головой. Лешик усмехнулся:

- Все еще не пьешь?

- Никогда это не любил, - поморщился наемник, - не люблю терять ясность.

Бывший соратник пожал плечами, жадно отхлебнул, причмокивая:

- Воля твоя. Что касаемо иглы, то ничего сказать не могу. Намазана какой-то дрянью, перья вороньи похоже – обычный дротик для «духовки». Такой сделать каждый дурак сможет, а вот мазь дюже любопытная. Я сам в этих снадобьях не разбираюсь, но знаю одну бабку, которая ведает толк в них.

- Что за бабка? – тут же заинтересовался Брест.

- Тут недалеко есть одна деревня, около нее знахарка живет, с травами возится. Она тебе и расскажет, что за яд и откуда взялся, коли договоритесь.

- Спасибо, Лешик, - наемник кивнул. – Может, еще что присоветуешь?

- Погоди, - остановил его хозяин дома, - Давай хоть не на пустой живот лясы точить.

Он не спеша поднялся и потопал к пузатой печи, стоящей посередине избы. Пошарив внутри, вытащил котелок с теплой кашей, следом на свет появились мясо на сковороде и теплое молоко в крынке. Мужчина посмотрел на Бреста, прикинул про себя что-то и, вздохнув, опять полез в погреб.

Бывший охранник, почуяв запах еды, издал животом рев голодного волкодлака.

Чтобы как-то отвлечься от манящих запахов, наемник принялся разглядывать убранство. Хата была небольшая, но вместительная, в окнах вставлены стекла, а не бычьи пузыри, как у бедняков. На стене тихонько тикали часы, а два огонька от свечей едва подрагивали, тускло освещая комнату. В уголке из-за печки выглядывало блюдечко с молоком, а рядом краюха хлеба – хозяева чтили домового.

Из-за крышки погреба показалась сначала лысина Лешика, поблескивая от горящей лампы, а потом и он сам с целым караваем и корзиной яблок. Захлопнув крышку ногой, хозяин, подцепив мизинцем лампу, дотащил все до стола. Мужчины некоторое время ели молча. Брест поглощал еду со скоростью лесного пожара, а Лешик ел неторопливо, отщипывая понемногу хлеба.

- А ты неплохо живешь, друг: свечи, часы… - прочавкал наемник.

- Держу кабак в городе. Благо связи со стражниками еще со времен службы остались: они мне кой-какую защиту, а я им по дружбе новости. Иногда гуляют у меня, - прожевал хозяин, откидываясь от стола.

- Тут такое дело, Брест. – Лешик внезапно посерьезнел. - Дела твои и так паршивые, оно понятно, да только они еще хуже, чем ты ведаешь. Рубин, вокруг которого все вертится, наш барон обещал передать в дар Храму Трех. Ты в этом городе недавно, а я тут осел уже больше пяти весен, и только последний год или два тут все успокоилось. Ты думаешь барон Гжевик в городе главный? Кабы не так. Здесь давно уже всем заправляют тринники, священники церкви – вот у кого настоящая власть. И до того, как барон не пошел с ними на мировую, здесь творилась настоящая резня. То тут, то там вспыхивали стычки стражников с Хранителями веры - так себя называют отряды церкви, которые решают, достаточно ли ты служишь Трем. На деле же они обычные головорезы, которые прикрываются святыми писаниями. Мир здесь очень хрупок, Брест, а если старый Гжевик не выполнит обещанного, то все может повернуться вспять.

Наемник отодвинул тарелку и шумно выдохнул, стараясь не материться слишком громко. Дело с каждым словом приобретало все более скверный оборот.

- Вот такая вот загогулина. Что делать-то собираешься? – поинтересовался друг. – Аль мне уже вещички собирать, да переезжать отсюда?

- Нет, погоди тикать. Вообще-то я и так собирался найти этот треклятый камень и того гада, что меня подставил. Теперь же появилась еще одна весомая причина сделать это. – Брест поднялся. – Слушай, я не знаю, сколько это займет времени, но надо как-то потянуть кота за яйца, чтобы церковники раньше срока не устроили в городе балаган.

Лешик кивнул:

- Сделаю. Шепну кое-кому, что камень похитила нечисть. Это отвлечет на какое-то время и баронову стражу и хранителей, пусть за собственными тенями бегают.

- Поверят? – засомневался наемник.

- Не боись, доказательств подкинем обоим, - успокоил его друг.

- Добро. Так и сделаем. Пока ты отвлекаешь толпу,  я верну этот чертов камень и эту паскуду, что устроила мне и городу такой «праздник». Еще пожалеет, что не пятном на портках у бати засохла.

Лешик молча смотрел на мужчину, возвышающегося над столом, как скала. Он скалой и был, сколько соратник его помнил: высокий, могучий и упертый. После окончания последней войны с бельгетами, когда их пути разошлись, Лешик, как и многие их дружинники, осел и завел семью, а Брест почему-то ушел со службы и подался в наемники. Хозяин дома не знал, в чем там было дело, но он точно знал, что во время службы друг наемников за людей не считал из-за их продажности, а теперь сам стал одним из них.

- Послушай, у меня еще остались старые доспехи и меч. С голой задницей много не навоюешь.

Брест замотал головой:

- Ты же разумеешь, что свое оружие не отдают. Да и доспехи твои мне маловаты будут.

- Бери, - махнул рукой хозяин, доливая себе вина. – На первое время хоть так, а оружие я себе еще добуду.

- Добро, - не стал скромничать наемник.

Лешик поднялся, добрел с лампой до сундука, согнав с него спящую кошку, и подсвечивая себе тусклым светом, вытащил из него меч в ножнах, нагрудник с наручами.

- Где-то были еще поножи, - бубнил про себя мужчина, роясь в темноте.

- Хорошо ты живешь, друг, ой, хорошо, расслабленно… - протянул наемник.

- Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб так и было, - не заметил иронии бывший воин. – Сейчас не найду – темно. Ну, хоть с этим-то и то сподручнее  будет, а? - он махнул рукой на кучу добра.

Брест кивнул, поблагодарив давнего друга.

- Слушай, я передержусь у тебя до утра, с рассветом уйду.

- Добре, - крякнул Лешик, захлопывая сундук, - Тогда с утра как пойдешь, не буди.

- Не буди-и, - передразнил его наемник, - иди уже, семьянин...

Лешик хмыкнул, поглаживая наметившийся от хорошей жизни животик, и бочком втиснулся в соседнюю дверь. Мужчина посмотрел вслед товарищу, что-то про себя прикинул и устроился на лавке. Полежал пару минут, плюнул и перевернулся на живот. Сон пришел быстро.

Еще затемно Брест мышкой выскользнул из дома, не потревожив его обитателей. Крадучись, наемник двигался от одной тени дома к другой. Из конюшни рядом тихо всхрапнули кони, а из стойла высунулась голова мохнатого человечка. Брест от неожиданности вздрогнул, тихо выругался и сплюнул под ноги овиннику, овинник молча погрозил маленьким кулачком и сплюнул под ноги Бресту. От такой наглости наемник вспыхнул, как порох, но лезть в драку с нечистиком себе дороже – даром, что паршивец маленький -  отваляет, будь здоров. Мужчина отвернул в сторону, при всем желании двинуть в наглую ухмыляющуюся рожу.

На востоке уже начинало светлеть, и надо было успеть уйти из городка, до того как проснется в нем жизнь. Брест обогнул еще пару домов; где-то заплакал ребенок, проснулись петухи. Скрывшись в кустах, он выглянул из-за последнего дома. Решив не выходить на дорогу – за его голову была назначена слишком высокая награда для этого городка, любой мог позариться – наемник двинулся вдоль тропы, изредка треща кустами и проклиная все на свете. Каждая ветка и сук, словно нарочно, цеплялись за доспех.

- У меня к этому вору счет все растет и растет: сначала рубин, потом мои доспехи и меч, а сейчас я ему еще свои портки припишу, - ворчал Брест, - Не мое это дело, по кустам ползать. Ну, погоди, тварь, попадешься ты мне.

Выбравшись, наконец, далеко за город, наемник пригляделся, нет ли кого в округе, и облегченно вздохнув, двинулся через раскинувшееся поле в сторону упомянутой Лешиком деревеньки.

Глава 4.

375 год от наступления Тьмы

Месяц Хлеборост

8 день

Я никогда не любила кочевую жизнь: слишком ценю уют. Но при моем ремесле мечты о домашнем очаге с мягкой периной стоило запрятать подальше и довольствоваться тем, что есть. Мне приходилось скитаться, заезжать и останавливаться в крупных городах – чем больше народу, тем меньше меня запомнят. Малые деревни бедны жителями, и все на виду, а одинокая девица привлекает внимание, просто потому, что она одинокая. Тут либо над тобой должен быть мужик, либо отец с братьями, а ежели нет ни того ни другого, значит потаскуха. Это, кстати, одна из причин моей кочевки: пара сломанных носов и в нескольких селах меня готовы были поднять на вилы. Поэтому что-что, а тикать я умею в совершенстве.

Где-то с месяц назад я со своими пожитками как всегда совершала пешую прогулку вдоль тракта в надежде найти временное пристанище. А попутно высматривала какую-никакую добычу, ибо в карманах было угрожающе пусто. Вопреки общему мнению даже хорошие воры не купаются постоянно в золоте. Те, что в рясах – досадное исключение. Эти ребята из церкви Трех никогда не бедствуют. Не покривлю душой, если скажу, что нам - честным работягам - обворовывать простой люд нет смысла. Куда проще заявиться в местную церковь и унести чашу-другую. Правда, потом в том селе лучше не задерживаться: Хранители веры долго не разбираются кто прав, а кто виноват, а запах жареного мяса в безветренную погоду может еще долго висеть над священными кострами.

Как раз после такого дела я брела по дороге в поисках места для ночлега. Вырученное золото от продажи церковной безделушки уже заканчивалось, а мне нужно было найти крышу над головой. Хотя ночи стояли теплые – близилось начало лета – оставаться ночевать под открытым небом все же небезопасно. Я уж было собиралась идти до Тринницы да приютиться где-нибудь в поле, как судьба преподнесла мне не бог весть какой, но все же подарок.

375 год от наступления Тьмы

месяц Посевняк

2 день

На пути к очередной деревеньке, путь мне преградила телега. Кроме возницы да тела, завернутого в саван и лежащего на дне колымаги, больше никого не было.

Свистнув мужика, я поинтересовалась:

- Далече ли до села, добрый  человек?

Крестьянин приподнял припухшие веки и спросонья тупо уставился на меня:

- Чаво орешь-то? Чай не глухой, - он остановил кобылку, - Не далече, вон за тем поворотом. Я туда же еду, довезти что ль тебя?

Почти старик, лет под 60, весь седой, с опухшим лицом и стойким запахом перегара, он держал веревки вместо поводьев и, казалось, готов был вот-вот снова задремать. Оглядев его еще раз, я залезла к нему на телегу:

- Довези.

Мужичок легонько тронул поводьями, и повозка затряслась мелкой дрожью.

- Одна что ль путь держишь? – искоса поглядывал он.

- Одна, дядя, - я пожала плечами.

- И не боязно? А где ж семья-то: муж, аль отец с матерью?

- Мою семью и всех остальных в деревне бельгеты вырезали, я тогда по воду ходила до реки, так и уцелела. Дом сгорел, а село опустело, теперь вот неприкаянная  скитаюся по свету, - я тяжело вздохнула, устраиваясь поудобнее.

- Да-а, - протянул возница, - много вас таких одно время ходило. – Откель ты, говоришь? Авось знаю твои места.

- Из Загарья, - брякнула я, первое, что пришло на ум.

- Хм, не слышал про такое, видно  далеко ты забралась, - возница почесал в затылке. – Так, стало быть, ты тут совсем одна? - Он окинул меня заинтересованным оценивающим взглядом.

- Так ведь и ты тут совсем один, дядя, - я ненароком показала рукоять кинжала, торчащего из складок юбки, - А я хоть и одна, но не беспомощна.

Взгляд мужика потух и он, ссутулясь, отвернулся на дорогу.

- А кого это ты везешь? – я оглянулась на тело.

- Тебе какое дело? Ведьму я везу, преставилась она нонче. – Буркнул крестьянин, но заметив во мне неподдельный интерес, смягчился.

- Прям-таки ведьму? – я недоверчиво косилась на молчаливый груз.

- Ведьму-ведьму, истинно тебе говорю. Она у нас недалече от села жила, во-он за тем холмом в лесу, - он махнул рукой в сторону, - Жила одна, у нас-то ее не особо жаловали, хотя и бегали к ней за травами да снадобьями. Поговаривали, что она молоко с наших коров сдаивала.

- По ночам что ль к вам бегала доить? - хохотнула я.

- А ты не болтай, о чем не знаешь, не болтай! Марья, баба у нас одна, говорила, что вот как я тебя сейчас, видела, как старуха ента клинышек в стену стайки вбила, черной собакой оборотилась и прочь. А у  Марьи, у коровы ее, молока как не бывало! Скотина с поля с тяжелым выменем приходит, а доишь, и нет молока. Ведьма эта сдоила, истинно тебе говорю.

- И что же, она вчерась померла?

Возница быстро осенил себя триной и понизил голос до шепота: