Помоги проекту - поделись книгой:
Агентство Пинкертона: Сборник
Составитель А. Лапудев
ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА
Эта необычная книга объединяет произведения, посвященные разоблачению Ната Пинкертона и продолжателей его дела — и Пинкертона исторического, знаменитого сыщика и создателя крупнейшего детективного агентства, и литературного персонажа, героя сотен европейских и российских сыщицких «выпусков», вдохновившего уже после революции 1917 г. авантюрно-приключенческую литературу «красного Пинкертона».
Центральное место в сборнике занимает роман «Агентство Пинкертона» — первая книга Л. Я. Гинзбург, переиздающаяся впервые с 1932 г. Описанные в нем кровавые эпизоды истории рабочего движения в США, чудовищный произвол властей, тра-вестия правосудия, вездесущие пинкертоновские ищейки и доносчики с их гнусными провокациями могут показаться неподготовленному читателю полемическим или агитационным преувеличением. Но «Агентство Пинкертона», как узнает читатель из послесловия и комментариев, зиждется на солидной документальной основе. Вместе с тем, в романе отчетливо ощущается удушливая атмосфера сталинщины с массовыми репрессиями, показательными судебными процессами, ссылками и казнями.
Наряду с «Агентством Пинкертона» в книгу включен одноименный комикс Л. Гинзбург и Л. Канторовича, предшествовавший выходу романа и опубликованный в 1932 г. в детском журнале «Ёж». В приложении дана статья С. Савицкого, рассказывающая об истории создания и публикации романа.
Возможно, идея романа о деятельности агентства Пинкертона на фоне так называемых «колорадских трудовых войн» 1900-х гг. возникла у Л. Гинзбург благодаря случайно попавшейся ей на глаза книжечке «Людоед американских штатов Нат Пинкертон» (1924). Автор этого «выпуска» эпохи НЭПа, Н. Тагамлицкий, решил — по всей видимости — буквально воплотить в жизнь социальный заказ на «коммунистического Пинкертона», сформулированный Н. Бухариным. В его сумбурной брошюре главой реального детективного агентства выступает вымышленный Нат Пинкертон, описанный в соответствии со всеми канонами массовой сыщицкой литературы 1900-х гг.
Призыв Бухарина к созданию «красного» или «коммунистического» Пинкертона, выдвинутый в 1921–1922 гг., породил — за десяток лет очень относительной литературной свободы — целую библиотеку изобретательных и увлекательных рассказов, повестей и романов, выходивших далеко за очерченные Бухариным рамки (военные приключения, подпольная работа, гражданская война, деятельность ВЧК, Красной армии и Красной гвардии и т. п.). Попадаются среди них и средненькие, «проходные», и выдающиеся — ведь в авантюрно-приключенческом или авантюрно-фантастическом жанре работали в 1920-е годы виднейшие советские прозаики и литературоведы, заметные беллетристы и поэты. Но одновременно на книжный рынок выплеснулись и потоки откровенной халтуры, подобной «Людоеду» Тагамлицкого. Сегодня, почти век спустя, произведения эти кажутся нам в чем-то забавными, а в чем-то и поучительными осколками времени; однако многих современников они доводили до белого каления. Небольшой фельетон А. Архангельского «Коммунистический Пинкертон» (1925), направленный против поставщиков литературной халтуры — лишь один из примеров.
Издательство приносит глубокую благодарность А. Лапудеву, который выступил не только автором концепции книги и ее составителем, но и щедро поделился с читателями сканами ряда редких изданий.
Л. Гинзбург
АГЕНТСТВО ПИНКЕРТОНА
Рис. Е. Сафоновой
Екатерине Васильевне Зеленой
«Нат Пинкертон — не плод воображения».
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. МЫ НИКОГДА НЕ СПИМ
Чудно человеку в Чикаго,
Чудно человеку!
И чудно!
ГЛАВА I. ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ СЛУЧАЙ ДЛЯ ПРЕДПРИИМЧИВОГО ЧЕЛОВЕКА
В сырой и грязной комнате, служившей общим помещением для постояльцев гостиницы «Свет и воздух», по случаю раннего часа не было никого, кроме буфетчика и неизвестного молодого человека в сером костюме. Молодой человек в сером костюме не отрывался от газетного листа; толстый буфетчик из-за стойки разглядывал постояльца почти с таким же интересом, с каким постоялец разглядывал газету.
За свою тридцатипятилетнюю работу по трактирам и дешевым гостиницам в
Постоялец в сером костюме раздражал тем, что плохо поддавался классификации.
Он был лет двадцати семи, красивый, светловолосый, очень сильный на вид. Если бы не выражение простодушия в лице и улыбке, он мог бы даже сойти за благородного авантюриста (самая блистательная, по мнению Фреда, разновидность лиц без определенных занятий), но улыбка заставила буфетчика усомниться в том, что прошлое или будущее этого человека заслуживают пристального внимания.
Честный труженик? — Вряд ли… для такого занятия — слишком свежий загар и слишком мускулистое тело.
Так быть может, в гостиницу «Свет и воздух» пожаловал джентльмен в беде? Как все глубокие психологи, старый Фред знал толк в игре случайностей и противоречий. Ему случалось видеть джентльменов в протертых на коленях штанах и джентльменов, питавшихся по преимуществу хлебом и скверным кофе. Вот почему, подавая очередную чашку скверного кофе, Фред быстро и незаметно оглядел руки постояльца. Приметы не подошли. Это были руки рабочего, или по крайней мере много работавшего человека, с характерными утолщениями в суставах, с ладонью, затянутой желтоватой и черствой пленкой.
Молодой человек в сером костюме появился третьего дня с чемоданчиком ничуть не толще обыкновенного делового портфеля. Он очень долго расспрашивал о ценах на комнаты и очень быстро согласился занять вторую койку в самом худшем из номеров, где уже проживал подозрительный ирландец по имени Томми. Томми этот дошел до точки и теперь нанимался не то в пожарные, не то в солдаты.
Буфетчик питал слабость к точным определениям. Каково бы ни было прошлое и будущее обладателя второй койки, — настоящее его было безотрадно. Буфетчик с удовольствием остановился на этой мысли как раз в тот самый момент, когда постоялец стал медленно опускать газету. Опустив газету на столик, залитый кофейной бурдой, постоялец твердо сказал:
— Подайте-ка, любезный, чернила, перо, конверт, бумагу. И по возможности без сальных пятен!
«Таким тоном, — подумал Фред, — со мной может говорить только человек, прочитавший печальное известие о смерти богатого дяди».
Постоялец сосредоточенно писал у себя в блокноте, потом аккуратно расправил газетный лист, положил сверху бумагу и красивым круглым почерком стал списывать с черновика:
Чикаго, 26 июля 1905 г.
«Дорогой сэр,
Основываясь на вашем объявлении, помещенном в «Трибуне Чикаго» от 26 июня 1905 года, имею честь предложить вам свои услуги.
Я родился в 187а году в округе Уинфильд штата Канзас в семье фермера. Первоначальное образование получил под руководством местного пастора. Впоследствии шесть лет обучался в Уинфильдской школе. В каникулярное время работал на ферме отца вместе с ковбоями. В 1899 году мой отец внезапно разорился и умер, не оставив никакого состояния. Мой дальний родственник мистер Дж. К. Риккерт, консервный фабрикант и скотопромышленник в Канзас-Сити, предоставил мне занятия в своей конторе. В течение четырех лет я работал в деле мистера Риккерта, исполняя разнообразные и ответственные поручения, что могу засвидетельствовать документально. Осенью 1903 года семейные обстоятельства вынудили моего патрона ликвидировать свое дело. Вторично оставшись без средств к существованию, я в течение некоторого времени занимался частным торговым посредничеством, а затем поступил на мебельную фабрику помощником столяра, так как столярное ремесло в свое время основательно изучил в школе. Двенадцатого числа текущего месяца я ушел с фабрики по собственному желанию и выехал в Чикаго, в надежде найти занятие, более соответствующее полученному мною образованию и моей прежней конторской службе.
В ожидании благоприятного ответа остаюсь с совершенным почтением
Джеральд Питер Крейн».
Крейн вышел из общей комнаты с запечатанным конвертом в руке. На конверте стояло: «W. 276 — Трибуна Чикаго». Буфетчик направился к покинутому столику. Газета лежала, развернутая на странице объявлений. По красноречивым рекламам чикагских фабрикантов растеклись бурые кофейные пятна. В отделе предложения труда было отмечено карандашом небольшое объявление:
«Требуется толковый, опытный человек для работы в выгодном деле; жалованье и комиссия. Великолепный случай для предприимчивого человека завести связи с лучшим обществом. Честность, опытность, рекомендация. Заявления, содержащие сведения о жизни и работе данного лица, направлять W. 276 — Трибуна Чикаго».
— Ах, вот что! — сказал старый Фред и презрительно поднял рыжие брови, казавшиеся светлыми на темно-красном лице. — А впрочем… а впрочем… — и Фред опустил брови.
Из-под большого зеленого абажура сильный свет падал на сукно стола. В желтом электрическом круге двигались плотные ловкие руки с короткими пальцами. Такие руки обыкновенно принадлежат полным, коротким людям средних лет и общительного характера. На краю стола лежала третья рука, очень худая и острая. Она нервно постукивала по лакированному дереву длинным загнувшимся ногтем, выточенным как будто из твердого и желтого камня. Каждая из трех рук заканчивалась белой манжетой и черным рукавом; только пару манжет украшали запонки из синей эмали, а в одинокой третьей манжете торчал золотой диск.
По сукну стола аккуратными кучками и пачками лежали письма: крупные деловые конверты, молочно-белые, щелкающие от свежести бланки, и рядом — засаленные серые листки, покрытые неровными строчками. Ловкие короткопалые руки метались между пачками и кучками, разбирая и сортируя; по временам короткие пальцы хватали толстый красный карандаш и толстая красная черта врезывалась в бумагу.
Абажур был опущен необыкновенно низко. Быть может джентльмен с желтыми ногтями по слабости зрения или по каким-нибудь другим причинам любил оставаться в тени.
— С вашего разрешения, сэр, я продолжаю. Некто Симон Крог, уроженец штата Массачусетс, родился в 1849 году, в семье…
— 1849 год! Пятьдесят шесть лет! — не годится.
— Слушаю, сэр. Позволю себе напомнить про вчерашнее письмо, о котором вы обещали подумать.
— Я думал. Дурной слог и четыре орфографические ошибки. Не годится.
— Слушаю, сэр. Мммм… «Уроженец штата Огайо. Дед мой иммигрировал из Дании…» Насколько мне известно, сэр, вы отдаете предпочтение чистой американской крови.
— Вы очень много говорите, Джиль. Дальше.
— «Имею честь предложить свои услуги в качестве опытного торгового служащего… В совершенстве знаю бухгалтерию, простую, двойную с ее разновидностями: итальянской, английской и немецкой, равно как и тройную…» В сущности, сэр, мы могли бы обойтись без тройной и в особенности без итальянской бухгалтерии.
— Дальше.
— «Принадлежу к спрингфильдскому духовному братству методистов и лично известен его преподобию мистеру Вилкинсу». Этот кандидат, сэр, очевидно пользуется чересчур широкой известностью, для того чтобы… Впрочем я продолжаю, с вашего разрешения: «М-р Гобс из Чикаго; м-р Топкинс и сын (контора по распространению лучшего безалкогольного пива, он же председатель общества трезвости в Спрингфильде)»… Ну, и прочее и прочее… «могут засвидетельствовать»…
— На этот раз, Джиль, вы правы. У кандидата слишком много знакомых и добродетелей. Отставить.
— Я продолжаю, с вашего разрешения: «…родился в 1878 году… в семье фермера… шесть лет обучался в школе»… и прочее и прочее… «работал на ферме с ковбоями…» мммм… «в течение четырех лет работал в деле мистера Риккерта» (торговля рогатым скотом, сэр) и прочее и прочее. «Поступил на мебельную фабрику»… Сэр, здесь инте-ресно-то…
— Да, Джиль, в высшей степени интересно: двадцать семь лет. Образование достаточное. Работал на фабрике… Джиль, это совсем интересно. Работал и притом не рабочий: сын фермера; торговый служащий; ковбой. Очень хорошо. Отметить.
Худая рука исчезла в темноте и появилась снова в сопровождении второй, до сих пор отсутствовавшей руки; руки держали большой блокнот.
— Имя кандидата?
Красный карандаш поставил значок в правом верхнем углу заявления.
— Джеральд Питер Крейн, сэр, с вашего разрешения.
И красный карандаш Джиля очеркнул подпись Джеральда Крейна толстым кроваво-красным прямоугольником.
Вечерний выпуск газеты «Трибуна Чикаго» от 29 июня 1905 года шумел о том, что банда убийц и поджигателей, именующая себя Первым конгрессом индустриальных союзов, ниспровергает устои американской государственности на глазах у жителей Чикаго; посвящал читателя в подробности бракосочетания итальянского наследного принца; пестрел рекламами мюзик-холлов и магазинов, изобиловал предложениями труда, — но на страницах этого выпуска никто не выражал ни тени желания воспользоваться услугами конторского клерка или торгового агента.
Крейн медленно поднимался по лестнице, и в его руках газета казалась тяжелой ношей. В довершение всего неприятный сосед по комнате был дома. Неприятный сосед, ирландец Томми, долговязый, рыжеватый, с маленькой толовой и большим носом, прочно занял свою позицию. Он лежал прямо на одеяле, в широких матросских штанах и клетчатой рубашке, и курил, закинув бесконечно-длинные ноги на спинку кровати. Крейн молча сел на свою кровать.
— Что, брат, плохо?
Крейн молчал.
— Ну, видно плохо. «Не требуется ли джентльмену служащий по торговой части?» — Молодой человек, приходите завтра или лучше — послезавтра… Потом поскромнее: «Не нужен ли вам случайно рассыльный, сэр?» — Никаких рассыльных. — Что? — Не видите, что я занят? Джек, прикрой-ка дверь поплотнее. Ну, а потом прямая дорога в порт, наниматься грузчиком. — Проходи, проходи, парнишка, тут без тебя довольно бродяг… Правда. Ты не храбрись. Я-то знаю, как выглядит парень после такой прогулки.
Крейн молчал.
— Говорю тебе, брось амбицию, будь она проклята! Записывайся в полк. Вместе песни петь будем.
— Благодарю, — сказал Крейн сухо, — пока в этом нет еще надобности.
— Конечно, — не унимался Томми, — армия тоже не тихая пристань. Но посуди сам, разве нынче можно работать? Особенно парню, который хочет прожить без хлопот? С одного боку жмут проклятые боссы*, с другого — нажимают союзы. Все словно осатанели. Не угодишь в социалисты, так угодишь в штрейкбрехеры, — это как пить дать! А? Что ты скажешь, мой мальчик?
— Я не интересуюсь политикой, — сказал Крейн.
— И прекрасно делаешь, — трещал Томми. — Нам в армии как раз и нужны такие парни.
Томми хихикнул.
Босс — хозяин.
— Только я прямо скажу: уж если бы я занялся политикой, я не стал бы, как чудаки из Федерации труда, толковать с хозяевами о каких-то там «общих интересах». Я бы отправил на воздух всех толстопузых со всеми их заводами.
— Ты глуп, — сказал Крейн. — Если разрушить заводы, людям негде будет работать.
— Велика важность! — быстро ответил Томми, — чем меньше люди будут работать, тем больше они станут отдыхать. А? Что ты скажешь на это?
— Простите, я хочу спать. — Крейн лег на кровать и закрыл лицо газетным листом, обманувшим его ожиданья.
— Покойный ночи, мой мальчик, — сказал Томми, зевая. — Да, чуть было не позабыл! На подоконнике для тебя письмецо.
Газета, скрывавшая лицо Крейна, задергалась и слетела на пол. Крейн рванулся к окну и растерзал конверт. На небольшом бланке, без обозначения фирмы, стояло:
Чикаго, 29 июня 1905 г.
«Дорогой сэр,
Мы получили ваше заявление от 26 июня. Просим вас явиться 30 июня в отделение нашей конторы. Вашингтон-стрит, № 547, седьмой этаж, комната № 40, для личных переговоров. Мы будем ждать вас в десять часов. При входе предъявите настоящий бланк».
— Меня вызывают для личных переговоров. Томми… в последний раз я ел вчера утром. Когда идешь наниматься, надо держать в руках свои нервы. Ты знаешь… нельзя показывать хозяину голод. Голод они узнают по глазам. Томми… если у тебя есть несколько лишних центов, дай мне на хлеб и кофе…
Томми молча выгреб из-под подушки какой-то бумажный сор, порылся в нем и подал Крейну скомканный доллар.
ГЛАВА II. РАЗГОВОР С ДВУМЯ НЕИЗВЕСТНЫМИ
Крейн стоял на пороге большого рабочего кабинета, где вероятно имелось все, чему полагается быть в деловых кабинетах: обитые кожей кресла, шкафы для бумаг, портьеры и несгораемая касса. Но внимание Крейна было всецело поглощено длинным письменным столом, за которым сидел джентльмен, сухой, как мумия, в темных очках и в черном сюртуке, застегнутом до самого горла. Его волосы, темневшие двумя островками по сторонам невообразимо ровного пробора, казались сделанными из дерева.
Крейн смотрел на пробор. «Прямая линия есть кратчайшее расстояние между двумя точками», — вспомнил Крейн и поклонился.
Джентльмен в темных очках не ответил на поклон. Крейн стоял, медленно цепенея. Рядом кто-то кашлянул; Крейн обернулся и с облегчением увидел, что сбоку в креслах сидит небольшой, очень полный человек благодушного вида; сюртук у него был расстегнут, и по жилету плыла цепочка с забавными пестрыми брелоками.
— Джеральд Крейн? — ласково спросил толстяк.
— Да, сэр.
— Рад вас видеть. Садитесь.
Крейн съел горячий завтрак на доллар ирландца Томми; теперь он сидел против будущего хозяина настороженный, с ясной головой и послушными нервами. Позади голод, затянувшийся голод, похожий на болезнь и уже совсем не похожий на желание есть. Крейн сжал зубы: я должен найти работу.
Толстяк заговорил мягким голосом:
— Любезный Крейн, наша фирма нуждается в сотрудниках… только в сотрудниках, внушающих безусловное доверие. Поэтому я настоятельно советую вам раскрыть свою душу (если позволено будет так выразиться) в большей степени… чем это обычно принято при переговорах о поступлении на службу. Вы уловили мою мысль?
— Мне кажется, я понял вас, сэр, — сказал Крейн осторожно.
— Прекрасно. Начнем по порядку: при каких обстоятельствах разорился ваш почтенный отец?
— Мой отец был мелким фермером, сэр. Некто Уоллер, богатый скотовод, — у него в наших местах было тысячи четыре акров земли, — решил завладеть участками отца и его соседей.
Поделиться книгой: