Остроги. Трилогия (СИ)

Не дожидаясь разрешения, Маевский разлил по кружкам.

*

Светало, небо наливалось сине-зелеными красками. Отряд рассредоточился в давным-давно уже неработающем фонтане, наполовину засыпанном палыми листьями. Вправо до улицы Мира и влево, мимо Александровской церкви и до бывшего Дворца пионеров, тянулась тротуарная плитка парка, разбитого незадолго до Псидемии. И Дворец, и храм с обвалившимися куполами оказались снаружи Стены, до которой тут было рукой подать. Деревья вблизи нее вырубили, чтобы лучше просматривалась и простреливалась прилегающая Территория.

Глядя на Стену, Гурбан думал о том, что острог — это вовсе не защита, но самая что ни на есть ловушка, резервация для людей. Слизни хитростью заманили туда перепуганных вояк, работяг и домохозяек. Но Гурбан не такой. Ему кандалы не наденешь, надсмотрщиков и кукловодов он видал в гробу.

Стена впечатляла. На нее пошло все, что попадало в руки строителей: плиты, перемычки, балки, стрелы подъемных кранов, огромные железные щиты, вмурованные в бетон остовы машин и всякое разное, о назначении которого теперь трудно догадываться. До Псидемии острог — тогда еще город — был гораздо больше, и там, где теперь протянулась Стена, стояли раньше дома — их тоже пустили в дело, сделав частью защитного контура. Окна заложили кирпичом, а комнаты, как слышал Гурбан, до потолков залили цементом. С тех пор серая мощь Стены нависала над всей округой, бросая вызов опустевшим Территориям, где плотность населения составляла вряд ли больше нескольких людей на десяток квадратных километров…

Гурбан прислушался к шепоту позади. Ксю, которая в отряде появилась недавно, еще месяца не прошло, выспрашивала у Малька, почему командир такой хмурый постоянно, весь из себя озабоченный, не улыбнется лишний раз.

— Так ведь слизни подчинили его семью. — Голос Малька, как всегда, прозвучал бесстрастно и вовсе не тихо, будто не о судьбе человека он рассказывал, а читал состав на этикетке. — Жену и сына. Командиру пришлось их убить.

— Убить?! — вскрикнула Ксю.

Гурбан отчетливо представил, как она в рассветном полумраке сделала большие глаза, и невесело улыбнулся.

— Ну да, а что же еще, — подтвердил Малёк тоном, не терпящим возражений.

Говорят, океаны до сих пор бороздят атомные подводные крейсера — те, что не затонули сразу из-за отказавших приборов. Когда стало понятно, что на поверхности произошло нечто ужасное, капитаны решили не всплывать. Регенеративные установки обеспечивали экипажи воздухом, топлива для атомных реакторов хватало на много лет автономного плавания, запасов жратвы тоже. А свежие лук, помидоры и огурцы выращивали в гидропониках. Воду опресняли. Ловили рыбу, тщательно обрабатывая ту, что покрупнее, на предмет уничтожения слизней. Объединялись в караваны с другими лодками, чтобы защищаться от обезумевших кашалотов и дельфинов. Так говорят. Правда или нет, Гурбан не знает. И честно говоря, ему плевать на подводников и их беды. Тут, на суше, своих проблем хватает. С морем как-нибудь потом разберемся…

Просто иногда он чувствовал себя таким вот атомным подводным крейсером. Сам в ледяной воде. А то, что рядом идут точно такие же туши с ядерными боеголовками на борту, ничего не меняет. Одиночество в бездне…

Его размышления прервал громкий скрип — это створки ворот шлюза медленно поползли в стороны, стравливая пропитанный антисептиком пар. Умники в остроге почему-то считали, что шлюз надо дезинфицировать даже в случае его работы на выход, будто те, кто покидают Харьков, могут занести смертельно опасную дрянь на Территории.

— Пятиминутная готовность, — передал Гурбан по цепочке.

Настраиваясь на бой, можно, конечно, поглазеть на Стену, много лет назад возведенную в неимоверной спешке. Но у Гурбана не было такого желания. Что на нее смотреть, на дурищу эту? Рухнет она от этого или наоборот — станет выше? Гурбан уже не мог себе представить родной город без Стены. Будто всегда тут была.

А вот то, что случилось накануне, никак не шло у него из головы…

…После того как Гурбан облегчил страдания волка с перебитым хребтом, он вернулся к трупу зомбака с гранатометом и срезал ножом слизня с расколотого пулей черепа. Едва слышно звякнув, лопнули нити, соединяющие паразита и мозг носителя. Некоторое время слизень еще дергался на широком лезвии, а потом затих, заставив Гурбана удивиться во второй раз за вечер. Такого слизня командир чистильщиков раньше не видел. Паразит был примерно раза в полтора крупнее своих сородичей, вдоль тела его проходила красная полоса, которой прочие слизни похвастаться не могли.

Тогда Гурбан, еще не отошедший от схватки с волками и сообщения московского доставщика, никак не соотнес новый вид врага с нестандартным поведением зомби, которому не то что из гранатомета палить, палкой-копалкой орудовать — и то слишком заумно. Но теперь, в утренней тиши наблюдая за шлюзом, он мог неторопливо обдумать все это.

Выводы напрашивались серьезные. И выводы эти Гурбану очень не нравились.

— Командир, кажется, щас попрут.

Голос Фазы вырвал Гурбана из липкой трясины раздумий. Он шумно высморкался и взглянул в бинокль, который всегда таскал с собой в рюкзаке за спиной. В том рюкзаке чего только не было: маленький топор, набор для рыбалки, промасленный факел, миска, ложка, кружка и много еще чего необходимого на Территориях.

Когда щель меж створок ворот стала достаточно широкой, в нее буквально протиснулся здоровенный джип. Гурбан не впервые наблюдал за шлюзом и точно знал, что внешние ворота открываются, лишь когда внутренние уже замкнулись. При этом внутренние ворота никто и ничто уже не сдвинет с места, пока шлюз вновь не будет герметичен и пока его не обработают химией.

Покачиваясь на ухабах, джип вырулил на бетонку, на километр проложенную от выхода из острога в глубь Территорий. Кстати, от фонтана, где притаились чистильщики, до шлюза было метров триста в направлении Московского проспекта, до сих пор непроходимого из-за многокилометровой пробки из ржавеющих автомобилей. Ближе никак нельзя было подобраться к наружным воротам — пустое пространство отлично простреливалось со Стены. Доползти до фонтана и то было делом весьма рисковым.

Гурбан видел, как резче обозначились скулы на лице Маевского, который внимательно следил за машиной в прицел СВД. «А вот не надо раньше времени глазки напрягать, так и дальнозоркость заработать можно», — хотел сказать Гурбан, но промолчал. Незачем снайпера нервировать перед боем, пусть даже пустячным.

— Стрелять только по моей команде, — на всякий случай напомнил он. — Виновных лишу обеда.

— Надо же, гламурно как… — прошептал Маевский.

И то верно. Джип был именно что гламурным — лимонно-желтый, непривычный в мире, где все подчиняется простому закону: «Спрячься и убей». Машина ярким пятном выделялась на фоне серой мешанины из строительного мусора и поваленных стволов деревьев.

— «Хаммер», тля, — процедил Маевский.

Гурбан кивнул: таки да, «хаммер».

— Их же вроде перестали выпускать незадолго до Псидемии? Китайцы еще хотели у себя производство наладить, но потом передумали?

— Типа того, командир.

Гурбан повеселел. Судя по машине, особенно по ее попугайчатой окраске, дело придется иметь с полными лохами, которые и без помощи чистильщиков угробятся на Территориях в течение получаса. Так что если у кого и были угрызения совести, то теперь о них можно смело забыть.

Он отрывисто скомандовал: «Огонь!», и Маевский выстрелил.

ГЛАВА 3

НАПАРНИК

В оружейке было светло и безлюдно, если не считать двух парней, которым позволили выбрать все, что им заблагорассудится.

— Давай-ка, напарник, повеселимся, что ли, напоследок? У меня тут папироска есть особая… — Ашота, казалось, ничуть не взволновала досрочная выдача диплома. Он уже переоделся в пятнистый комбинезон, штаны которого слишком сильно оттопыривались на толстой заднице. Смущало его только то, что ни один ремень не сошелся на объемном брюхе.

— Ты разве не понимаешь, что случилось? — Дана раздражал оптимизм одногруппника, на которого Петрушевич, прикрываясь автоматчиками, указал лично. Мол, этот жиртрест будет напарником Даниле Сташеву, а о лотереях своих ритуальных забудьте, его дочь слишком молода, чтобы умереть на Территориях.

— Понимаю, брат. — Ашот перестал улыбаться. — А что, я должен был отпустить тебя одного? Или разрыдаться, умоляя оставить меня в Училище?

Вообще-то, несмотря на показную неуклюжесть, толстяк обладал приличной реакцией, а его меткости завидовали все в училище. Абы кого в доставщики не берут, верно?

— Извини. — Дану действительно стало стыдно.

— Да ладно, забыли. — Ашот смачно затянулся и помахал рукой в камеру наблюдения. Курить в училище строжайше запрещено, но теперь, когда их чуть ли не взашей вытолкали из альма-матер… — А как Петрушевич кричал, помнишь? Вот умора! Что ни говори, а родная кровь. А Мариша-то красава! Говорит: «Мне выпало, все равно пойду!» Отпадная девка. Как считаешь, брат, отпадная?

Дан сделал вид, что не расслышал вопроса. Типа сильно занят: подбирает себе автомат в дорогу. Кстати, а что взять? Импорт Данила сразу откинул. Из импорта пусть америкосы стреляют, если выжили. С ними связи давно уже нет. И с Австралией. И с Японией. Да что там — неизвестно, что в Сибири творится и в Крыму. Так, слухи одни. Пару-тройку-больше тыщ кэмэ по Территориям пройти-проехать, а потом назад вернуться — это практически нереально. Ну, разве что большим, хорошо вооруженным караваном, как это делают парни из Московского острога. Они гонят сразу сотню фур с товаром в Харьков. Топливо, оружие, боеприпасы, какая-никакая бытовая техника… А отсюда везут домой солонину, овощи, консервы. Острог-то у них в разы больше, накормить всех — проблема. Кстати, что-то давно не было каравана из Москвы. Вроде проблемы у них, зверье вовсю лютует…

М-16, «узи», «ингремы», «армалиты» на подсвеченных стендах, словно на выставке: вот мы какие красивые, маслом блестим, убивать хотим. Нет, это все не то. Дану нужно что-нибудь надежное, простое. Он остановился перед стендом с оружием, разработанным незадолго до Псидемии. Автоматы, пистолеты, винтовки… «Вепрь», «Форт», «Винторез» — надо же, какие звучные названия, грозные. Дан шагнул дальше, к стеллажу в дальнем темном углу.

— Зажигалку дай.

Ашот удивился:

— Ты ж не куришь?

— И тебе не советую. — Дан подсветил пыльную полку, на которой лежали деревянные ящики, выкрашенные в зеленый цвет.

— Чего это?

— Помоги, — вместо ответа потребовал Дан.

Вдвоем они перенесли несколько ящиков туда, где было светло и без зажигалки. С помощью пары штыков от М-16 (один сломался) Дану удалось вскрыть ящики.

— Тю… — разочарованно выдал Ашот. — А я-то думал, там бластеры какие-то.

Дан хмыкнул. Надо бы Ашотику поменьше листать пожелтевшие от времени томики Хайнлайна и Гамильтона, а больше вникать в реалии мира нынешнего, вовсе не выдуманного.

— А патроны для бластеров ты где собираешься на Территориях брать? У мастера Йоды, по дешевке, со скидкой?

Ашот надулся, являя всем своим видом оскорбленное самолюбие. Но долго обижаться он не умел.

— Можно подумать, брат, для «калашей» рожки в любом магазине на полочках лежат.

Дан подмигнул ему — мол, оценил твое чувство юмора:

— Не в любом. И не в магазине. Зато в любой ментовке, в любой армейской части в заброшенных поселках и городах — это да, это может быть, если еще не разграбили. А вот патронов для «ингрема» или «узи» по пути мы точно не найдем. Даже в Белгороде их не делают.

Но Ашот уже не слушал Дана, он выбирал себе нож и никак не мог решить, что взять: боевой «катран», строгий и надежный, или мультитул, который честнее назвать пассатижами, в полых рукоятках которых помещаются различные лезвия, пилки, отвертки, штопоры и открывалки. Дан с улыбкой наблюдал за товарищем, заранее зная, как тот поступит.

Вздохнув, Ашот сунул в карманы разгрузки оба ножа.

— Кто бы сомневался, — хмыкнул Дан и взял себе CQD Mark V АТАС, который так расхваливал рукопашник Мартын. Очень не хотелось бы применить Mark в бою, подумал он, пристегивая ножны к ремню. Уж лучше стрелять издалека…

Так уж повелось в Училище, что на свое первое задание доставщики идут с казенной снарягой. Это потом, если выживешь, покупай себе все что хочешь или используй взятые на Территориях трофеи. А пока что, доставщик, пользуйся тем, что дают. А дают, честно говоря, немало, грех жаловаться. От выбора смертельных игрушек глаза разбегаются. Тут тебе и пулеметы с пушками, и чуть ли не томагавки — антиквариата тоже хватает. Прям не оружейка, а музей военной истории.

— Гранаты возьмем, брат? «Эргэдэшки пятые», «эф один»?

— А то. И пистолеты возьмем, и взрывчатки чуток, и фильтры для воды, и фляги еще. И патронов побольше. А потом зайдем на продуктовый склад и…

— И консервами запасемся. Консервов мало брать нельзя. Тушенку. И сгущенное молоко, — развил мысль Ашот, мечтательно закатив глаза. — И ко мне домой заскочим, мама приготовила такой пирог, что пальчики оближешь. И блинчики есть, и курочка, и… — Ашот осекся, заметив, что Дан вот-вот начнет хохотать. — Ты чего, брат?!

*

Оказалось, что вольников трое. Вот такой вот сюрприз.

Переодетый в комбез Дан делал вид, что ищет, куда бы засунуть аптечку, оранжевый коробок из пластика, но на самом деле едва сдерживал раздражение. А все потому, что Равиль не спешил представить своих спутников.

Это ведь нормально, когда люди знакомятся, правда? Так почему тогда вольники до сих пор не протянули руки для крепкого мужского рукопожатия? Ну, не очень-то и хотелось. Кто знает, какую заразу вольники могли подцепить у себя на Территориях… Даже Ашот, который быстро находит общий язык с кем угодно, не спешил брататься с нанимателями.

Дан искоса рассматривал коллег Равиля.

Один, живчик, был одет в синий спортивный костюм. Накинутая поверх костюма меховая безрукавка выглядела как-то неуместно. Голову скрывала черная вязаная шапка, которую он в шутку, похоже, натянул на лицо до самого подбородка — в шапке были проделаны дыры, так чтоб можно было смотреть и дышать через рот. Прям как в старых фильмах о бойцах спецподразделений. «Маски-шоу» — так их вроде называли. А вот глаза у шутника были какие-то тусклые, наверное, потому что очень светлые.

Второй вольник сидел на корточках, положив локти на колени, расставленные в стороны, и смотрел в пол. Череп его был обмотан бинтом, на котором проступили алые пятна. Затасканные, грязные джинсы, потертая кожаная куртка, здоровенный перстень на пальце, щетина на впалых, землистого цвета щеках…

— Готовы?

Дан вздрогнул — так он увлекся разглядыванием вольников. Кивнул Равилю:

— Всегда готовы.

— Только надо к моей маме заскочить, ко мне домой, — затараторил Ашот. — Это быстро, там еды всякой наберем…

Равиль даже не посмотрел на него:

— Нет.

Ашот осекся. И Дан сразу понял: после такого отказа вряд ли напарник подружится с вольниками. Словно учуяв настрой толстяка, живчик в спортивном костюме подскочил к нему и, скатав шапку в исходное положение, изобразил что-то вроде улыбки:

— Никифор! — И протянув ладонь вроде как для рукопожатия, тут же спрятал ее за спину.

Зубы у него были отвратительные, дырявые и желтые.

— Что это с ним? — Ашот растерянно взглянул на Дана. Мол, ты это видел или мне показалось?

Дану поведение вольника тоже не понравилось. Он демонстративно поправил автомат на плече и подмигнул напарнику: типа не дрейфь, пусть хоть горшками обзывают, лишь бы не в печь. Ашот в ответ невесело вздохнул. Похоже, он таки уяснил, во что вляпался.

— Его Никифором зовут. — Взмахнув тростью, Равиль велел коллеге отойти от доставщиков. — Он немного странный, не находите?

Дан покачал головой:

— Типа того. А у второго имя есть?

Блеснули линзы в очках:

— Карен.

— А сам он что, представиться не может? — Кривясь, Дан скрестил руки на груди, в спину ему давил поспешно собранный рюкзак.

— Нет. — Опираясь на трость, Равиль двинулся по коридору, и спутники поспешили следом. — Он немой.

Дан смутился. Похоже, вольник от полученных ран потерял дар речи, а он, здоровый и молодой, корчит из себя бог знает кого. Когда по голове бьют, всякое может произойти, а Карена, судя по бинтам, хорошенько приложили.

Под потолком мерцали длинные цилиндрические лампы. Ашот топал рядом, сокрушаясь, что не успел попрощаться с матерью, типа хрен с ней, со жратвой, но маманю-то обнять — святое, она очень нервная в последнее время стала, без снотворного уснуть не может, и посмотреть отцу в глаза напоследок тоже не помешало бы… Дан хотел подбодрить товарища, но не смог выдавить из себя ни слова. Он-то уже никогда не обнимет мать. Зато теперь у него появился шанс взглянуть в глаза своему гулящему папаше. И это уже немало — знать, что шанс есть.

— Ничего, еще увидишься со своими.

— Да, брат? — Лицо Ашота посветлело.

— Когда вернемся.

Толстяк почему-то сразу погрустнел.

*