И корабль тонет…

Супруги молчали довольно долго, они медленно шли по тропинке, и казалось, что эта дорога может быть бесконечной.

— Ты мне ничего не желаешь сказать? — первой нарушила молчание Ольга Анатольевна.

— А разве ты не знаешь, что я хочу тебе сказать. К чему слова, если так все ясно.

— Нет, не ясно. — В ночной тиши ее голос прозвучал и слишком резко и слишком громко.

— Тогда ты права, есть причина для произнесения слов.

— Ты иногда бываешь невозможным человеком, — вздохнула женщина.

— Я знаю, но ты давно привыкла. Так что стоит ли об этом говорить? Говори о том, что у тебя на сердце.

— Ты хочешь завтра же отсюда уехать.

Шаронов слегка пожал плечами.

— А как ты думаешь, чего я еще могу хотеть. Когда я встал на путь, то сделал это не для того, чтобы с него сходить. И ты была уверенна в моей правоте. И все годы меня поддерживала, шла за мной.

— Ничего не изменилось, Андрюша, — тихо произнесла Ольга Анатольевна.

Шаронов посмотрел на нее.

— Тогда почему ты так напряжена?

— Потому что ты намерен все бросить.

— Мне давно не было так противно, как в этот вечер.

— Но ты же предполагал, когда сюда ехал, что тебя тут ждет.

— Не знаю, как-то за последние годы я отвык от таких представлений.

— Мы жили чересчур уединенно, — произнесла она. — Вернее, варились в собственной кампании.

— И вот вышли в свет, — усмехнулся Шаронов. — Хотя этот свет похуже любой тьмы.

— Послушай, если нам посылаются испытания, значит, это не просто так. Значит, настала пора пройти через них. Разве не ты много раз мне это повторял. Но сейчас, когда твои слова превратились в реальность, ты вдруг отступаешь. Разве не должны мы пройти все до конца. И ведь мы тут не случайны, наш мальчик…

— Если бы не он, я бы собрал чемодан и укатил домой, — прервал ее Шаронов.

— Ради него мы должны вытерпеть все. А я вижу, что ты к этому пока не готов.

Шаронов внезапно остановился.

— Да не готов, и это стало для меня большой неожиданностью. Мне-то казалось, что я приобрел ко всему подобному стойкий иммунитет. Когда уходишь так далеко в запределье, то возникает уверенность, что все земное, убогое, примитивное на тебя не влияет.

— А как оказалось? — с тревогой спросила жена.

— Я подвержен почти в той же степени влиянию низменного, как и прежде. Мы были уверены, что шли все эти годы вперед, а как выясняется, топтались на месте. Иногда мне, в самом деле, кажется, что в мире кроме иллюзии ничего не существует.

— Ты не прав, — порывисто произнесла Ольга Анатольевна.

— Не прав? В чем?

— В том, что все эти годы мы топтались на месте.

— Почему ты так уверенна?

— То, что ты сегодня испытал, это всего лишь первичная реакция на происходящее. Просто ты отвык от подобных эксцессов. Но вот увидишь, выдержка к тебе вернется. И ты убедишься, что эти годы прошли не впустую.

— Я предвижу большие сложности, конфликты.

— Наш мальчик, ради него… Помнишь, когда Суздальцев пришел к нам с этим предложением, то первая мысль, которая к нам пришла, — это посланник свыше.

— Первая мысль не всегда верная, — невольно улыбнулся Шаронов.

— А мне как раз кажется, что первая мысль самая верная.

— Вот видишь, у нас уже начались разногласия. Плохой признак.

— У тебя разыгралось воображение.

— Может быть, — задумчиво проговорил Шаронов.

— Ты не уедешь и сделаешь все, ради чего мы здесь? — спросила Ольга Анатольевна.

— Разве у нас есть выбор.

— Я рад, что ты так думаешь. Идем спать, уже пролетело полночи.

— Да, конечно, предчувствую, что завтра предстоит нелегкий день.

Они быстро направились в сторону виллы. Ольга Анатольевна шла и думала о том, что в ближайшем времени им предстоят нелегкие испытания.

5

Ромов вошел в комнату, взял со стола дорогой хрустальный графин и запустил его в стену. Графин рассыпался на мелкие осколки.

— Ты с ума сошел! — воскликнула Марина. — Зачем ты это сделал?

— Гори оно все синим пламенем. Ты слышала, этот боров намерен отправить меня завтра домой. — Ромов взял хрустальный бокал и отправил его по тому же, что и графин, маршруту. Бокал разбился о стену над кроватью и засыпал ее осколками.

— Идиот, как мы теперь будем спать? — закричала Марина. — Вся кровать в стекле.

— Поспим на полу, вон какой мягкий ковер. К тому же полночи уже прошло, осталось совсем чуть-чуть. А утром нас ужу тут не будет.

— Тебя просто заклинило на этой мысли.

— А тебя нет? — удивился Ромов. Он вдруг подумал, что Марина ведет себя как-то странно, не так, как по его представлению, должна себя вести.

— Мне тоже не хочется уезжать, но я привыкла к крутым поворотам в своей жизни.

— Когда же ты это успела?

— Тогда и успела.

— А почему не рассказывала?

— Не спрашивал, вот и не рассказывала. Зачем тебе это.

Она права, в самом деле, зачем, подумал Ромов. По крайней мере, сейчас уж точно не до нее. Будет желание, то как-нибудь потом расспросит.

— Ладно, — произнес Ромов, — спать нам негде, да и после всего этого цирка не заснуть, так что давай собирать сумки. Зря только их распаковали. — Внезапно Ромов снова взорвался. — Всегда ненавидел этих жирных котов! Они считают себя абсолютными хозяевами жизни. И им глубоко наплевать на всех, на весь мир. Они готовы засрать его своим дерьмом до самого верха. Иногда мне хочется взять пистолет и продырявить их толстые брюха. Ей богу жаль, что не представляю, где тут раздобыть оружие. Хотя бы пристрелил одного. Все равно, какой смысл возвращаться домой, приличной работы там все равно нет. А корячиться за гроши, с меня хватит.

Марина села на стул.

— Что же тогда ты намерен делать?

— Да откуда я знаю! — снова заорал Ромов. — Буду сутенером. Стану находить для тебя богатых клиентов, а деньги пополам. А что такого, я знаю людей, которые этим промышляет. И хорошо живут. По крайней мере, не сравнить с тем, как я. Ты согласна?

— Я приехала в Москву не для того, чтобы стать проституткой. Проституткой я могла быть и у себя дома.

— Ты приехала в Москву, чтобы стать великой актрисой.

— Вовсе нет, я трезво оцениваю свои возможности. А вот ты…

— Что я? — встрепенулся Ромов.

— Ты всегда витаешь в облаках. Надоело.

— Что значит, надоело? — изумился Ромов.

— А то значит, что я не поеду с тобой.

— Как так?

— Разве я не понятно сказала?

— То есть ты останешься тут.

— Ты правильно меня понял.

— Любопытно. — Ромову, в самом деле, стало любопытно. — И что ты тут будешь делать?

— Понятие не имею. Я только знаю одно: в любом месте можно найти для себя какое-нибудь дело.

— И какое?

— Да хотя бы полы мыть.

— Ты — полы, — захохотал Ромов.

— Когда я приехала в Москву, то первые полгода как раз и мыла полы. И, как видишь, ничего, не умерла. И все при мне осталось.

— Это точно, — согласился Ромов. С удивлением он вдруг обнаружил, что в нем закипает желание. Вроде бы ни к месту, да что делать, оно же не спрашивает, когда возникнуть. Он подошел к ней почти вплотную. — Значит, решила остаться?

— Решила, так что свою сумку собирай сам. Я тебе не помощница.

— Это глупо, что ты тут будешь делать. У тебя же и денег нет.

— Немного есть, я скопила.

— Не знал.

— Так что как-нибудь некоторое время протяну.

— А что будет, когда они кончатся?

— Жизнь что-нибудь пошлет. Я давно заметила: как только у меня кончаются деньги, сразу что-то возникает на горизонте. В последний раз ты возник. Я тогда без гроша сидела, не знала, чем заплатить за комнату. Хозяйка грозилась выселить.

— Вот значит, что бросило тебя в мои объятия, — пробормотал Ромов.

— Не только.

— Неужели еще что-то.

— Ты мне понравился.

— А если бы не понравился?

— Тогда бы не бросилась. Нашелся бы другой, который понравился. Кроме тебя ко мне еще тогда двое клеились.

— Но теперь, как я понимаю, наши пути расходятся.

— Получается, что так.

— Но напоследок надо хорошо потрахаться, чтобы надолго запомнилось.

— Нет настроения. К тому же тебе надо сумку собирать. А запомнишься, ты мне и так надолго. Пойду спать. Из-за тебя придется все постель перебирать, а то вопьется в тело осколок.

Марина встала и, не обращая взимания на Ромова, направилась к кровати.

6

Ромов проснулся оттого, что кто-то грубо тряс его за плечо. Он отрыл глаза и увидел нависающее над ним лицо Суздальцева.

— Ты чего это спишь в кресле? — удивился продюсер.