Кахатанна. Тетралогия (СИ)

— Пойдем.

Тот несколько раз дернулся в кресле и затих с широко раскрытыми глазами, уставившимися в какую‑то точку в пустоте. Он был несомненно мертв. А черноволосый со странной кривоватой усмешкой бросил последний взгляд на Каэтану, повернулся на каблуках и… растаял.

Прошло еще какое‑то время, прежде чем она поняла, что ничем существенно не отличается от столь потрясшего ее прежде подобия: весь разговор просидела немая, оцепеневшая, с вытаращенными глазами и полуоткрытым ртом.

Потом мелькнула мысль, что пора просыпаться и записать сон, пока она его помнит в деталях. Затем подумалось, что вот если бы снять такой фильм… Господи! А как хорош желтоглазый, — и ведь надо же вообразить себе человека с кошачьими зрачками.

События развивались с такой скоростью, что Каэтана за ними просто не поспевала. Возможно, теперь она предпочла бы привычный кошмар, к которому, как и ко всему на свете, наверное, можно было привыкнуть; на худой конец, есть же какие‑то таблетки. После подумалось, что удивительно: по‑прежнему ярко и четко видеть убранство комнаты, мертвого мага, безвольно обвисшего в кресле напротив, различать мельчайшие детали — вот, скажем, застывшую лужицу зеленоватого воска на столешнице или зазубрины на лезвии обоюдоострого длинного меча, лежавшего прямо перед ней, — и при этом! понимать, что спишь, рассуждать о каких‑то таблетках и осознавать себя собой, а не персонажем ночного видения. Интересно, тело болит по‑настоящему или это тоже плод воображения? И уже начала слегка беспокоиться, что никак не может полностью проснуться. И где‑то в самой глубине шевельнулось дикое подозрение — а что, если это давно уже никакой не сон? Но пока еще преобладала радость оттого, что все так занимательно и реально и совершенно непонятно, что будет дальше.

Посидев еще несколько минут рядом с умершим, Каэтана протянула руку, закрыла, ему глаза и, повинуясь безотчетному чувству, поцеловала в лоб. Этот рано постаревший мужчина умер за нее — это было понятно. Только горько на душе, что неизвестно почему он не достиг своей цели, а жаль. Она ощутила боль, как от гибели родного и близкого человека. Каэтана постояла около него, а затем осторожно взяла оказавшийся удивительно легким меч, вынула его из ножен и двинулась к выходу.

Лестница была завалена окровавленными трупами. Но многие, похоже, умерли вовсе не от тех царапин, которые были у них на теле. У всех воинов на лицах застыло выражение ужаса, смешанного с удивлением, и Каэтана ощутила уверенность, что мимо них прошел черноволосый гигант, умеющий убивать легким прикосновением. При выходе из башни стали встречаться следы настоящего сражения: люди — защитники и нападавшие — были изрублены в куски. Изредка попадались останки существ явно нечеловеческого происхождения, но рассмотреть их не пришлось: Каэтану вывернуло наизнанку, и она долго стояла, закрыв глаза и не в состоянии отдышаться. Затем, покачиваясь, опять двинулась вперед.

Кошмар становился все более нежеланным, а пробуждение не наступало.

Она шла по направлению к невысокому строению через разбитый копытами мощеный двор. В замке не осталось ни единой живой души, — и это, как ни странно, Каэтану не удивляло. Подсознательно она понимала, что в том месте, где появляется черноволосый, в живых не остается никого. То, что она сама была целой ич невредимой, ее тоже особенно не изумляло — кому могла быть опасна явно безумная женщина, не издавшая ни звука даже в минуту смертельной опасности? Кто стал бы тратить силы на то, чтобы прикончить давно уже не живущее существо? Разве что из милосердия. Но страха перед желтоглазым Каэтана не испытывала — она подозревала, что ее ожидает гораздо более страшная судьба: навсегда остаться в плену своего сна.

Двигалась она куда‑то совершенно целенаправленно, будто ее вели за руку. Каэтана не сопротивлялась, потому что слабо представляла, что делать дальше. Жалкие попытки взлететь завершились полнейшим крахом, как и полагается в нормальном мире, словно это не она нынче ночью легко парила в небе. Возвращаться в лес после всего, что случилось, не хотелось совершенно.

«Сколько же времени прошло?»

Давно рассвело, и солнце стояло уже высоко в небе Время, кстати, тоже шло совсем не как во сне — слишком размеренно и обстоятельно. Каэтана ощутила одновременно голод, усталость и отчаяние. Она шагала среди трупов, сжимая в ослабевшей ноющей руке чужой меч. Подол ее роскошного голубого платья насквозь пропитался жидкой грязью и кровью.

Она пересекла двор, поднялась по лестнице на второй этаж строения, уверенно прошла по коридору и не колеблясь толкнула одну из дверей.

Комната, в которую она попала, явно принадлежала женщине. Стены были увешаны цветными шелковыми коврами, а напротив стрельчатого окна, забранного узорной решеткой, висело огромное, во всю стену, зеркало в тяжелой бронзовой раме.

Не успела Каэтана взглянуть в него, как зеркало заклубилось дымом, засверкало огнями и там, в цветном тумане, появился мертвенно‑бледный маг в серебряных доспехах и алом плаще. Лицо его было неподвижным, и губы не шевелились, а глаза смотрели в пустоту мимо Каэтаны, но она явно слышала его голос, исходящий из прозрачной глубины:

— Иди на восток в ал‑Ахкаф, столицу Урукура, ищи Тешуба. Он расскажет тебе все, что известно о твоей судьбе смертному. Скажи ему, что Малах га‑Мавет пришел за Аррой, скажи ему, что братья пошлют га‑Мавета за тобой. Торопись. Все необходимое для дороги найдешь в соседней комнате…

Внезапно за спиной мага возник высокий изящный — силуэт, и рука, затянутая в черную перчатку, отбросила безвольное тело в глубь зеркала. Черный меч с гардой в виде свившегося кольцами змея с огромными рубиновыми глазами описал широкую дугу и вонзился в грудь Арры. Движение руки Малаха га‑Мавета она воспринимала как в замедленной съемке и в подробностях рассмотрела не лицо, не фигуру, а именно черную перчатку, всю в серебряных заклепках в виде звезд, и гарду огромного меча.

Зеркало лопнуло. Только осколки с жалобным стоном осыпались на каменный пол и звеня разлетелись по нему бриллиантовыми брызгами. Тишина. Невозможная тишина и невозможность проснуться.

Реальность.

Каэтана попробовала это слово на вкус. Самая что ни на есть обычная реальность, только реальность другого мира — мира магии и загадок. И еще она поняла, что находится дома…

В коридоре была еще только одна комната, так что долго искать ее не пришлось. Там действительно кем‑то предусмотрительным и заботливым были сложены необходимые для путешествия вещи. На кровати лежал костюм для верховой езды, почти такой же, как тот, в котором она шагнула за эту грань, — рубаха с пышными рукавами, облегающие брюки и высокие сапоги на шнуровке. Каэтана не торопясь переоделась, подпоясалась широким кожаным поясом, на котором висела сумочка с массой полезных мелочей: было там огниво, иголка, нитки, тонкий и прочный длинный шнур и куча прочих вещиц, назначение многих из которых еще предстояло выяснить. На столе лежал тяжелый мешочек, туго набитый золотыми и серебряными монетами. Внутри — короткая записка: «Золото зашито в поясе». Пояс действительно был тяжеловат, но движений не стеснял. Тут же были уложены два длинных клинка в потертых ножнах, пришедшиеся ей как раз по руке. Некоторое время Каэтана разглядывала свои новые мечи, любовалась ими и даже сделала несколько пробных выпадов. Прикасаясь к ним, она ощущала небывалый прилив энергии и радости. Однако времени было жаль, поэтому она приладила их на перевязь так, что теперь клинки висели крест‑накрест за спиной, и не задумываясь сунула за голенища сапог два метательных ножа, привычно взвесив их на руке. Откуда только взялись эти привычки?

На столе лежала и карта с четко обозначенным маршрутом и пояснениями.

— Спасибо, — сказала она вслух, надеясь, что где‑то, в невероятном далеко, погибший Арра услышит ее благодарность. Она свернула карту, подхватила дорожный кожаный мешок, стоявший в углу, и легким шагом вышла из комнаты.

Уверенно, как по наитию, Каэтана двинулась к низкому зданию, напоминающему трапезную, и, войдя, обнаружила, что не ошиблась.

Стол был накрыт к несостоявшемуся ужину. И хотя скамьи были опрокинуты, а вино разлито, она нашла себе среди снеди хороший кусок жареного мяса и ломоть довольно вкусного свежего хлеба. И еще раз удивилась собственному аппетиту после пережитого.

Конюшня обнаружилась быстро — по доносившемуся из нее отчаянному ржанию. Выбрав себе вороного коня и намучившись с тем, чтобы оседлать и взнуздать испуганное животное, она пожалела остальных лошадей и широко отворила двери конюшни. Кони разбежались. Остался только неожиданно успокоившийся вороной, явно обрадовавшийся присутствию живой человеческой души, да гнедой жеребец с белой отметиной на лбу, который ходил за ней как привязанный, легонько толкая мордой в плечо. Она протянула ему остатки хлеба, затем забралась в седло, поразив саму себя неведомо откуда взявшимися кавалерийскими навыками, и пустила вороного неспешной рысью. Гнедой увязался следом. Каэтана прикинула и так и эдак и в конце концов остановилась и взяла его в повод.

Время за этими хлопотами пролетело совершенно незаметно. Солнце уже клонилось к закату, когда Каэтана выехала со двора замка.

Остановившись у границы леса, она заколебалась: выбор был невеселый — то ли возвратиться и остаться в замке на ночь, то ли путешествовать по ночному лесу. После недолгих раздумий Каэтана выбрала второе.

Случившееся она приняла как данность и, несмотря на невероятность происходящего, справедливо рассудила, что так тому и быть и нужно решать, как жить и что делать дальше. И то и другое она в общих чертах уже представляла. Из нескольких слов, брошенных магом, да из собственных ощущений стало ясно — этой ночью она и ее подобие из башни слились в одну сущность. Придирчиво проэкзаменовав себя, Каэтана пришла к выводу, что обладает немалыми знаниями об этом мире, хотя все они отрывочны и неупорядоченны, словно книга с вырванными страницами.

Так, она точно знала, что едет сейчас через священный лес Арескои — бога войны и охоты, но в какой стране находятся этот лес и замок, могла узнать только по карте. Зато она знала без всякой карты, что ей нужно пересечь лес, выехать к реке, спуститься вниз по течению, и там, на противоположном берегу, в двух днях пути отсюда, будет большой город, носящий название Аккарон. Еще она знала теперь, что Малах га‑Мавет — это грозный и почитаемый Бог Смерти, а черты его лица были ей смутно и неуловимо знакомы. Но какое отношение имеет этот мир к ней самой, зачем вызвал ее сюда Арра ценой своей жизни, что ей предстоит совершить, Каэтана не помнила и не знала. Странное дело, ни единой клеточкой своего существа она не протестовала против перевоплощения, а прежняя жизнь представлялась ей сброшенной змеиной кожей, в которой больше нет надобности. Словом, она уже не хотела просыпаться.

Темнота упала на землю внезапно, как хищная птица на жертву. В лесу сразу стало трудно передвигаться, но Каэтана нашла в поясной сумке небольшой жезл, напоминавший привычный электрический фонарик. Правда, принцип его работы определить не удалось. Зато сразу обнаружились две кнопки: крохотные волчьи головки, выполненные с чрезвычайным мастерством, — одна справа, другая слева. Если нажать на правую, жезл начинал испускать свет, неяркий, но вполне достаточный для того, чтобы продолжать путешествие. И несмотря на то что она валилась с ног от усталости, Каэтана так и сделала, не желая ночевать в лесу, пусть даже и у костра.

Кони бодро рысили по тропинке, освещенной сиянием жезла. Седло было удобным и мягким, так что Каэтана в конце концов задремала и ехала, качаясь из стороны в сторону, словно огромная тряпичная кукла. И, как того и следовало ожидать, через несколько минут больно стукнулась головой о ветку, вздрогнула от удара и выронила жезл из — ослабевших пальцев. Он упал в траву и погас.

Каэтана ругнулась про себя нехорошими словами, спешилась и, привязав коней к кустам, росшим неподалеку от тропинки, опустилась на четвереньки. Она шарила в траве руками и периодически озиралась по сторонам, потому что береженого Бог бережет. Плотно сплетенные ветви деревьев почти не пропускали лунный свет, и искать было трудно. Неожиданно вдалеке показалось и начало разрастаться сияние. Оно было серебристо‑холодным и не внушало доверия.

Не поднимаясь, Каэтана шустро отползла с тропинки, добралась бегом до своих коней и, крепко взяв их под уздцы одной рукой, другой попыталась прикрыть им ноздри, чтобы, упаси Бог, не заржали. Но кони и сами повели себя довольно странно. Испуганно всхрапывая, они жались к хозяйке и не пытались подать голос.

Сияние тем временем приближалось. Вскоре оно выплыло прямо на тропу, и взгляду Каэтаны предстала жуткая и чарующая картина. Безмолвно и плавно неслись бешеные всадники. Впереди всех на серебристом, словно седом, скакуне ехал рыжий гигант в черных доспехах. Голову его венчал великолепный шлем в виде черепа дракона, и клыки ящера закрывали лицо воина вместо забрала. В правой руке он держал витой золотой рог, который иногда подносил ко рту и, запрокидывая голову, в него трубил. Но при этом не было слышно ни звука. Конь его стелился над тропой, не касаясь копытами земли. За плечами гиганта драконьими крыльями метался тяжелый черный плащ, а на бледном лице блуждала рассеянная улыбка. Это и был сам Арескои — юный и неистовый Бог Войны, не знающий жалости, не ведающий страха. Он скакал во главе своей дикой охоты. И спутники его представляли собой жуткое и жалкое зрелище. Откуда‑то из самых глубин памяти молнией метнулось: спутниками Арескои становятся те, на кого в лунную ночь упадет его взгляд во время дикой охоты. У бога были еще и воины — но те сопровождали его только в битвах. А охотники — застигнутые ночью в лесу одинокие путники, егеря вельможных особ, знатные сеньоры, не боявшиеся ни демонов, ни богов, — все когда‑то были уверены, что именно их минет чаша сия. А теперь они летели следом за своим повелителем — полуразложившиеся трупы, скелеты или внешне вполне обычные человеческие существа, среди которых были и живые, и мертвые. Все, подчиненные одному бешеному ритму этой скачки, окутанные серебристым сиянием, неслись в поисках очередной жертвы. А по обеим сторонам тропы тяжело бежали, высунув языки, громадные седые волки. И от той смертельной тишины, с которой проносились мимо божественный охотник и его слуги, было еще страшнее, чем от самых жутких воплей и волчьего воя.

Каэтана застыла на месте, и только пот холодными ручейками лился за шиворот. Неожиданно на полном скаку Арескои обернулся, но его блуждающий холодный взгляд скользнул мимо нее в темноту. Еще раз длинно и неслышно протрубив в рог, рыжий бог, сопровождаемый свитой, скрылся из виду. И только серебристое сияние еще некоторое время металось вдалеке, приближаясь к замку, который Каэ недавно покинула. К замку?! Она похолодела, поняв, какая участь ожидает павших во вчерашнем сражении и какая страшная судьба была бы уготована ей, вздумай она остаться в замке на ночлег.

Она торопливо отвязала коней, прижалась к вороному. Он приветствовал ее тихим фырканьем.

Каэтана отхлебнула жидкости из предусмотрительно захваченной фляги. Сначала она задохнулась, из глаз хлынули слезы, и только потом ей удалось произнести единственное слово: «Oro!» — но она умудрилась вложить в него столько оттенков и смыслов, что позавидовал бы самый великий актер.

— Вкусно? — спросил над самым ее ухом тонкий и скрипучий голос.

Она шарахнулась в сторону и выхватила из висевших за спиной ножен мечи. В неярком свете взошедшей луны блеснули серебристые лезвия. Каэтана стояла в боевой стойке, готовая к абсолютно любой неожиданности, и странное дело — руки у нее не дрожали. Она вообще вела себя как закаленный боец и краем сознания отметила, что, очевидно, дает о себе знать ее половина, жившая в этом мире.

— Ну вот, — расстроенно произнесло нелепое и нескладное на вид существо, стоявшее под раскидистым деревом прямо напротив нее. — Ну вот. А я ведь не хотел ничего плохого. И напугать благородную госпожу вовсе не хотел.

— Тогда надо было предварительно кашлянуть, что ли, — проворчала Каэ, мечи, однако, не пряча. Она оглядывала ночного собеседника с ног до головы.

У него было круглое лицо, круглые глаза и круглые же уши, плотно прижатые к голове. Ростом странное существо было заметно ниже Каэтаны и сплошь покрыто густым коричневато‑серым мехом. На нем были короткие, до колен, бархатные штаны, жилет и кокетливая шапочка, сдвинутая на левое ухо. Он стоял, беспомощно растопырив лапки, и выглядел не на шутку испуганным.

— Я ведь что? Я ведь ничего, хотел только узнать, вкусно ли. Может, угостите — горло промочить, а то я, когда прятался от дикой охоты, весь пересох от страха до самой сердцевины.

— А тебе‑то что до дикой охоты? — весело поинтересовалась Каэтана.

— Так ведь я — альв, то есть прямой родственник и эльфам, и людям. А вы видели, сколько у него моих родичей в свите? То‑то…

— Людей — да. Эльфов не приметила. Ну а таких, как ты, и вовсе там не было.

— Так ведь нет — это же не значит, что и не будет, — резонно возразил альв.

— Выпей, — предложила Каэтана, пряча мечи и протягивая альву флягу. Она вдруг, сразу и легко, уверилась в полной его безобидности.

— За знакомство, — поклонился человечек и отхлебнул большой глоток. Несколько мгновений был слышен только тихий сип, а потом он произнес с чувством: — Действительно «ого»!

— Так ведь и я о том же, — откликнулась Каэ, отмечая про себя, как легко и просто она перешла на язык ночного знакомца.

— Разрешите представиться, благородная госпожа, — отрекомендовался альв, прижимая к груди пухлую лапку. — Я Воршуд из старинного и славного рода Воршудов. Может, слышали? — добавил он жалобно.

У Каэтаны не хватило духу разочаровать смешного человечка, и она солидно кивнула.

— О нас многие слышали, — обрадовался Воршуд. — А с кем свел меня счастливый случай, смею поинтересоваться?

— Каэтана. — Она протянула ему руку.

— Из замка? — изумился альв.

— Ну… — замялась Каэ. — Не совсем, по правде говоря…

Альв оказался существом деликатным и с расспросами приставать не стал.

— А что в замке‑то? — осторожно спросил он спустя мгновение. — Там что за притча?

— А что? — откликнулась Каэ в лучших традициях своего прежнего мира.

— Вчера К Ночи Непоминаемый заявился со своей армией, сегодня, опять же, братец его.

— Какой братец?

— Ну как же! Охотник‑то наш братцем приходится К Ночи Непоминаемому, Оба, как говорится, пара caпог… или иначе как‑то. У людей, знаете ли, поговорки странные.

Каэтана была настолько заинтересована, что даже не, улыбнулась.

— А откуда тебе известно про вчерашнее?

— Так ведь он же на колеснице. Издалека видно, — несколько туманно пояснил Воршуд, и Каэ поняла, что для местного жителя ответ представлялся бы совершенно ясным.

— В замке, — она помедлила, — в замке не осталось ни единой души… живой.

— Мертвой, думаю, тоже. Когда К Ночи Непоминаемый является так открыто, то дело серьезное и живых не остается. А вот причин отыскать не могу. Конечно, оно такое дело: если ты маг, то однажды кто‑нибудь тебя и съест, — бубнил альв, шагая по тропинке рядом с Каэтаной. — Но так, чтобы сам, лично, во главе, так сказать, в истинном облике…

Каэтана промолчала.

— Я так рад, что вас встретил, благородная госпожа, — говорил между тем Воршуд. — Вы, часом, не в Аккарон направляетесь?

Она кивнула.

— А спутник вам не требуется? Потому как мне очень, очень нужен спутник. Не охотник я до одиноких странствий. Вы не подумайте чего, — вдруг испугался Воршуд. — Просто скучно одному. Я ведь надумал в город, потому что здесь чересчур страшно стало. Раз уж и в замке живой души не осталось, то одинокому интеллигентному альву вроде меня тут делать и вовсе нечего.

— А в городе что?

— В городе то же самое, да людей побольше; Вот и не так грустно. Может, мажордом кому нужен. Я ведь неплохо образован, знаете ли. Искусством интересуюсь, литературой. Портняжным ремеслом помаленьку занимаюсь… — И неожиданно тихо и жалобно попросил: — Возьмите меня с собой. Я могу весьма серьезно пригодиться.

Каэтана обратила на него вопросительный взгляд.

— Во‑первых, я почти всегда бываю храбрый, а во‑вторых, я почти всегда бываю мудрый, так что могу помочь и советом, и делом.:

— Мы ведь вроде вместе идем, — ответила Каэтана. — Так что можем вместе и поехать. Она кивнула альву на гнедого.

— Не охотник я, знаете ли, до конных прогулок, — поморщился альв. — Но убраться отсюда побыстрее — дело святое. Постой‑ка смирно, лошадка.

Гнедой послушно остановился, и Воршуд кряхтя вскарабкался в седло.

Рассветало как‑то неохотно. Солнце с усилием проталкивало лучи сквозь плотный утренний туман. Было сыро и прохладно.

— Туман; туман — это хорошо, — сказал альв, вглядываясь в горизонт. Они выехали из леса перед самым рассветом и теперь неспешно рысили по бескрайней степи. — Это хорошо, потому что, значит, день будет жаркий. Река, опять же, справа. А к Аккарону, знаете ли, лучше всего вдоль реки. Вниз, знаете ли, по течению.

Каэтана повернула коня направо, напряженно размышляя, как бы разузнать у Воршуда об обитателях замка и о двух богах, оказавшихся братьями.

— Ты, наверное, и легенды собираешь, — обратилась она к альву, — сказания, предания?

— Как же, как же! У нас фольклор невероятно богатый, можно гордиться. Это у варваров на севере, говорят, все крайне примитивно, а наши легенды и мифы хороши, поэтичны и, что главное, близки к истине. Вообще‑то, — добавил он некстати, — нам с вами очень повезло, что мы повстречали дикую охоту.

— Отчего же? Тебе, Воршуд, поохотиться не терпится?

— Да нет. Вы ведь не из этих мест, — полуутвердительно‑полувопросительно обратился он к Каэ, ‑это сразу видно, знаете ли. Здесь в последнее время стало невыносимо жить. Нечисти всякой развелось — не перечислить. Выродки страшные, невоспитанные, жуткие. Вампиры всех мастей, людоеды. Эльфы какие‑то искореженные: вроде эльф, а нападает на своих. Оборотней всяких тоже не сосчитать. Это они от Арескои попрятались, но даже он с ними управиться не может. Убьет десяток‑другой, а на их месте словно песчинок на морском дне прибавляется. Жуть, одним словом.

— Ну а как же братец Охотника?

— Так ведь он над этой нечистью невластен. Она ему не опасна, а он ей — как всякий прочий — опасен только в сражении. Вот они к братьям и не суются. Так, интеллигентов вроде меня подстерегают. Соседние селения за пару лет полностью опустели. И одно эльфийское чуть ли не вдвое сократилось. Горе, да и только.

— Думаешь, в городе лучше?

— Думаю, в городе свои напасти. Но попробовать все‑таки стоит. Глупо, знаете ли, сидеть на месте и ждать, пока придут и тебя съедят.

— Резонно, — согласилась Каэ.

— А вы далеко ли? В гости в Аккарон или дальше?

— Дальше, в ал‑Ахкаф…

Воршуд поперхнулся и уставился на Каэтану своими огромными круглыми глазищами.

— В ал‑Ахкаф без отряда наемников, без дружины? Благородная госпожа представляет себе всю серьезность своего предприятия?

— Представлю со временем.

— Но как же? Вас что, никто не предупредил? Это же невозможно, знаете ли.

— Мне нужно попасть в ал‑Ахкаф любой ценой.

— Клятва, — понимающе кивнул Воршуд.

— Вроде того.