Варвара Мадоши
Стены станции «Азило»[1]
В небесах над темным и маслянисто-плотным океаном творилась феерия. Клубились холодные и теплые атмосферные фронты; с яростным треском сшибались плотные, как желе, черные грозовые тучи, перетекали один в другой белые туманы стратосферы. Стеклянные нити дождя ниспадали струями бисера, исчеркивая кругами поверхность первобытного моря…
Стефан задохнулся, когда тяжелые, обжигающие водные плети ударили его обнаженное, запрокинутое к небу лицо.
И проснулся.
В его крохотной клетушке было тихо до звона в ушах. Домашняя крыса Перки в углу шелестела оберткой. Рыжая в черную полоску, генмод. Ее разморозили из эмбриона несколько вахт назад, Стефану она досталась «по наследству». А следующим по расписанию должен быть главный механик, он страшно не любит животных.
— Буду ложиться в анабиоз — тебя придется усыпить, — сказал Стефан вслух.
Крыса не обратила внимания.
Все истории о заброшенных космических станциях похожи одна на другую.
Один за другим отключаются конвертеры. Одна за другой иссякают батареи и с жалобным писком отваливаются от системы жизнеобеспечения. Гаснут огни. Периметр света и тепла все сужается; в заброшенных коридорах станции поселяются крысы и инопланетные твари.
Про базу «Азило-321» можно было бы сказать ровно то же самое. Разве что ни крыс, ни тварей тут не было.
Стефан шел по затхлым коридорам внешнего периода, шаря лучом фонаря по темным углам. Никого и ничего.
Воздух в этих коридорах еще держали только ради связи с анабиозными камерами в другом крыле. Двести тридцать две «ванны», среди них одна пустая. Весь персонал «Азило», минус пятнадцать погибших в первый год, плюс двое родившихся здесь.
Стефан и Агата.
«Я очень хочу увидеть тебя, — подумал Стефан, когда луч фонаря выхватил рисунок на стене: кипящая воронка и ангел в небе над ней. — Мы медленно умираем. Нужно что-то делать».
Агата плавала в океане, прозрачном, глубоком и лазурном. Под нею в синей ночной полутьме вздымались затопленные древние города. Рыбы вплывали в разбитые глаза небоскребов и выплывали прочь, крабы обрывали съедобный мох с фонарных столбов. Над нею солнце просвечивало верхний слой моря, рассыпая самородное золото по его поверхности. Там — Агата знала это — спокойные и безлюдные острова, где она непременно окажется. Но время еще не пришло.
И тут ей стало не хватать воздуха. Она отчаянно устремилась наверх, протянула руки — а вода, вдруг ставшая густой, точно нефть, затягивала ее скользкими щупальцами, лезла в рот, не давала дышать.
Отчаянно отплевываясь и всхлипывая, Агата открыла глаза.
К ней склонились два лица: встревоженное Гаррета и упрямое, с мрачно поджатыми губами — Стефана. Стефан протянул ей салфетку, вытереть рот.
«Как?! — хотела в испуге сказать Агата. — Что случилось?!»
Она знала, что кислорода мало, энергии не хватает и нельзя дежурить на станции больше чем по одному. Если вахтенный задерживался, чтобы поболтать со сменщиком, на это смотрели сквозь пальцы: люди не терпят одиночества. Но ведь она должна была дежурить после Инги Кристоф, а не Стефана. И зачем тут Гаррет?.. Хотя она рада его видеть…
— Я считаю, что ты поступил неправильно, — сказал Гаррет серьезно и строго, словно продолжая начатый разговор. — В корне неправильно. Девочка моя, ты как?
— Хорошо, — Гаррет помог ей, и она села. — А что случилось?
— Он отключил реанимационное оборудование и законсервировал анабиозные камеры, вот что случилось! — сердито произнес Гаррет. — И перевел всю энергию на главный купол!
— То есть… — Агата застыла, неверяще глядя на Стефана. — Все мертвы?!
Гаррет и Стефан не смотрели друг на друга.
— Нет, — наконец сказал Гаррет. — Нет, зеленоглазка. Энергии автономного блока хватит еще лет на сто. Так что технически — нет. Но поднять никого из них мы не сможем.
— И не надо, — возразил Стефан. — Нас троих вполне хватит, чтобы улететь отсюда.
— Улететь! — застонал Гаррет, схватившись за голову. — Мальчишка! Ты хоть понимаешь, о чем говоришь! Лучшие умы станции пробовали убраться отсюда двенадцать лет! А у тебя даже образования нет!
— Как это нет? — хмуро возразил Стефан. — Эти же «лучшие умы станции» меня и учили. И вы, дядя Гаррет. И вообще, я решил. Пути назад нет.
Агата сидела на лазаретской койке, зажав руки между коленями, и пыталась справиться с внезапной радостью. Как бы там ни было, а Стефан сдержал обещание.
Стефан и Агата стояли перед стеной в заброшенной части станции — раньше за ней находился бассейн. На ней хорошими, яркими красками, прекрасно видимыми в свете нашлемных фонарей, кто-то изобразил бурный океан, вздымающий волны.
Волны поднимались неправдоподобно высоко, белопенные короны сияли. Над ними, легкая и прекрасная, парила огненная дева в старинной колеснице, запряженной крокодилами. Дева играючи сдерживала бег своих странных скакунов одной рукой, даже не глядя на них. Смотрела она на зрителя, ее синие глаза почти гипнотизировали.
— Помнишь, Гаррет рассказывал? — спросил Стефан. — Это рисовал радист, когда связь с Землей прервалась. Ему стало нечего делать.
— Угу, — кивнула Агата. — Талант прорезался.
— Дурак, — пожал плечами Стефан.
— Ты же тоже хочешь вернуться.
— Не-а, я не возвращаюсь. Я ж там никогда не был. Я иду вперед. Поэтому у меня все получится.
Агата сидела у себя в каюте и слушала курс китайского языка в наушниках. Параллельно она читала сделанную Гарретом распечатку технических характеристик и иногда что-то отмечала карандашом на полях.
Дверной замок пискнул, и на автомате Агата ответила:
— Войдите.
Вошел Стефан. Присел к ней на кровать, обнял за плечи.
— Тебе нужно было разбудить Клару, — сказала Агата, глядя в распечатку. — Или мистера Динби. Я не справляюсь!
— Библиотека работает, — сказал Стефан ей на ухо. — Все там.
— Я не знаю основ!
— Если нужно, начни прямо с Ньютона. Или с Эйнштейна. Время у нас есть.
— Какое время?! При такой эксплуатации — года три, не больше!
— Время будет, — твердо сказал Стефан. — Верь мне. Ты хороший хроноинженер, Косички.
— И все-таки тебе нужно было разбудить кого-то другого… — прошептала она, когда он осторожно опрокинул ее на кровать и пощекотал дыханием шею.
— Я не хотел бы, чтобы на твоем месте сейчас был мистер Динби, — серьезно заметил Стефан.
Капсулу собирали в бывшем конференц-зале.
— Это ничего, — сказал Гаррет, — что в замкнутом помещении. Первое смещение все равно должно быть во времени, тогда станции еще не было. При условии, что этот безумный план вообще удастся.
— Удастся, — Стефан вошел в комнату с подносом. — Я не проигрываю.
— То есть первое смещение — туда, потом… вот так, значит, — пробормотала Агата, дергая себя за волосы.
— Еда? — Стефан поставил пластиковую чашку перед ней на стол.
Она подняла на него отсутствующий взгляд.
— Лучше звездные координаты дай.
— Будут и координаты. Но сначала еда.
Агата выпила.
— Концентрат у тебя сегодня особенно вкусен, — Гаррет отсалютовал бывшему воспитаннику чашкой. — Как ты это делаешь?
— Врожденный талант и фамильные секреты, — Стефан опустился на один из стульев, раскрыл сенсорную карту-схему и всмотрелся. — Эй, а у тебя темпо-резисторов хватит?
— Молодняк, — проворчал Гаррет. — Зелень гороховая. Учит он меня…
Еще две или три вахты назад кто-то из механиков потратил всю свою смену на вывод дисплеев управления в конференц-зал. Скука — бич одиночных дежурств, поэтому капитан составил расписание, что кому надлежало делать во время своей вахты. Кто-то выполнял, кто-то нарушал — о чем оставляли соответствующие записи в старомодном бортовом журнале. Записи там были — сказка. Иногда даже стихи.
Так вот, на одном из дисплеев появился алый сигнал. Над пультом немедленно развернулась голограмма.
Коридор внешнего, отключенного периметра станции — вот что они увидели. Большой полупрозрачный жук, прекрасно видимый в свете автоматически включившегося фонаря, поднялся на задние лапы и упорно карябал металлическую дверь одной из передних.
— Как он туда попал? — спросил Гаррет. — Стефан, Агата, вы открывали наружную дверь?
— Ты за кого нас принимаешь? — спросил Стефан.
— Или так, или ты подмешал в концентрат галлюциноген.
— Я знаю этого жука, — неожиданно сказала Агата. — Это с той картинки, что на барной стойке.
После короткого молчания Гаррет заметил:
— Тогда не открывай ему. А то войдет.
Стефан зло процедил сквозь зубы:
— Я же говорил, что нужно отсюда быстрее…
— Тогда нужны координаты, — быстро перебила его Агата. — Звездные. И не говори мне, что приборы дают ошибку, сама знаю!
Вечером они включили музыку и танцевали возле капсулы фокстрот. Агата совсем устала: Гаррет со Стефаном менялись, а ей приходилось отплясывать все время. Потом смотрели старое черно-белое кино.
— Ретро-отдых — это круто, — зевнула Агата, пожелав всем спокойной ночи.
— Не понимаю, как вам нравится это старье, — хмыкнул Гаррет. — Чур завтра смотрим боевик.
— Вся история человечества к нашим услугам, — пожал плечами Стефан.
У них имелись богатейшие базы данных.
В конце концов, база «Азило» когда-то была самым амбициозным проектом человечества по изучению темпоральных проблем в других мирах.
Теду Гаррету снился лес. Дубы мели верхушками серое небо — разгоняли тучи, открывая заводи бледно-желтого света. Желуди прятались в мокрой пожухлой траве; рыжий гриб высунул бок из-под темно-коричневого пятнистого листа. Серые обелиски росли прямо из земли. Кому пришла эта фантазия — поместить кладбище в дубовом лесу — он не знал, но в их городке так давно повелось. Они с женой пришли сюда накануне отлета, «навестить маму».
Гаррет смотрел на могилу никогда не виденной им тещи и пытался прогнать странное, смутное чувство, будто он не стоит сейчас здесь, рядом с любимой, знакомой до каждой родинки женщиной, а находится где-то там, под черным плащом океана безвременья.
Тогда он долго пытался прогнать предчувствие; не получилось. Рассказал жене.
— Да, — кивнула она, — я тебя понимаю. Меня тоже здесь посещают странные чувства. Кладбище все-таки.
Но дело было не в прошлом. Дело было в будущем.
Проснувшись, Гаррет понял: сегодня он видел во сне свой тогдашний затылок, и поэтому тогда ему было так плохо.
Или его воспоминания смешались со сном.