Кольцо княгини Амондиран (СИ)

Анна Стриковская

Кольцо княгини Амондиран

МИР ТОТ ЖЕ, ЧТО И В «ОСЛЕ И МОРКОВКЕ», «ТЕЛЕ АРХИМАГА», НО МЕСТО И ВРЕМЯ ДРУГИЕ.

Расширяем географию.

В коридоре послышались шаги и Дамиан решительно отложил книгу. Смена ночной стражи, а значит он опять зачитался до трех часов ночи. Пора уже погасить светильник и спать, завтра много дел.

Он потянулся, чтобы потушить лампу, и в это время тот, кто шел по коридору, вместо того, чтобы проследовать дальше, остановился у его дверей и постучал.

— Дамиан! Я вижу, ты не спишь! Открой! Ты мне очень нужен!

Вот так и читай до глубокой ночи. Надо было уже давно гасить свет, тогда даже князь Ромуальд не решился бы его будить. А сейчас придется встать и впустить ночного гостя. Князю не откажешь.

Ромуальд влетел в покои своего друга и советника и кинулся в кресло. На его красивом, породистом лице было написано отчаяние.

— Дамиан, это катастрофа! Настоящая катастрофа! Азильда сбежала! Она меня бросила!

Так хотелось ему сказать: «Хвала богам, наконец‑то!», но советник удержал сам себя. Если такое ляпнуть, Ромуальд заведет волынку до утра. Будет обвинять всех, и его в том числе, что никто его не любит и никто не сочувствует. Поэтому он коротко спросил:

— Когда? И откуда известно, что она именно убежала?

Конкретные вопросы всегда ставили князя в тупик и этим самым успокаивали. Собираться с мыслями и фонтанировать эмоциями одновременно было затруднительно. Поэтому он перестал ломать руки, задумался, затем сообщил:

— Я получил от нее письмо, то есть, нашел записку.

— Она у тебя с собой?

Ромуальд затряс головой.

— Нет, конечно нет! Я не мог заставить себя прикоснуться к этой гадости! Я оставил ее там, где нашел!

Ситуация принимала фантасмагорические формы, как любое происшествие с участием молодого князя. Сейчас он упадет на кровать, станет биться в истерике и нести такую чушь, из которой при всем желании не вычленить рационального зерна. Это не под силу даже опытному Дамиану.

Истерику надо душить в зародыше, иначе вся ночь псу под хвост.

Советник сделал вид, что не заметил состояния своего господина. Произнес спокойно и решительно:

— Ромуальд, так я ничем не смогу тебе помочь. Успокойся и давай по порядку. Расскажи, как дело было. Я вчера весь день отсутствовал и ничего не знаю.

Действительно, весь предыдущий день Дамиан провел в поездке по близлежащим деревням. Недавний паводок смыл кое — какие мосты и постройки и старосты прислали просьбы о вспомоществовании. Зная, как они любят в этом деле приписывать, пытаясь нагреть своего господина, советник счел своим долгом проверить все лично.

К тому же это был хороший повод для того, чтобы покинуть замок и немного отдохнуть душой. Общество князя и его жены было довольно тягостным. Оба они отличались повышенной эмоциональностью и между собой уживались плохо: истерика, скандал с рыданиями и битьем посуды были в замке чем‑то вполне обыденным, чуть ли не ежедневным.

Поводом могло служить что угодно, а чаще и вовсе ничего, нечто воображаемое, причем Азильда являлась в большинстве случаев стороной наступающей, а Ромуальд оборонялся. Быть свидетелем этих ежедневных баталий было по меньшей мере утомительно.

Поэтому советник и искал любую зацепку, чтобы провести день где‑нибудь подальше от таких бешеных, но совершенно бессмысленных страстей.

В общем, образ жизни княжеской четы казался уравновешенному Дамиану чем‑то бесконечно утомительным, а их характеры он не одобрял.

Но если Ромуальду Дамиан был согласен прощать его недостатки хотя бы потому, что юный князь в свое время взял его на службу, назвал другом и дал самые широкие полномочия, то Азильду он терпеть не мог.

Князь небольшого, но относительно процветающего княжества Амондиран, Ромуальд Лериан Амондиран, был человеком незаурядным. Не только потому что князь, а потому что таких на своем пути Дамиан никогда не встречал. Талант! Художник, поэт и композитор в одном лице!

Его пейзажи, портреты, жанровые сценки и батальные полотна достойны были лучших галерей.

Да не только достойны, они там и висели! Групповой портрет королевской семьи Гремона, выполненный Ромуальдом в ранней юности, висел в тронном зале гремонского короля. А изображение битвы при Радо между войсками империи и Сальвинии, когда сальвинцам удалось отстоять свою независимость, украшало Зал Гильдий при дворе сальвинского монарха.

Томики стихов Ромуальда, не успев выйти из типографии, разлетались как горячие пирожки. Ими зачитывались все девицы как в странах Девятки, так и в Империи. Они же и распевали песни на эти стихи, музыку к которым писал тоже Ромуальд.

Кроме песен он написал также две оперы, которые с успехом шли в театрах Девятки, а его струнные квартеты исполнялись придворными музыкантами всех стран.

Такой человек имел право смотреть на всех людей, лишенных творческого дара, с презрением. Но Ромуальд был не таков. Этот еще молодой, но уже не юный мужчина поражал какой‑то детской открытостью и искренностью. Те, кто ему нравился, могли рассчитывать на самое теплое, душевное отношение, помощь и поддержку.

И при этом иметь с ним дело, а тем более работать на него было очень тяжело. Дамиан за десять лет много раз порывался все бросить и уйти, потому что втолковать Ромуальду что‑то простое и логичное, особенно если оно тому не слишком нравилось, было практически невозможно. Молодой князь обладал тем, что называют «умным сердцем», а вот мозги имел самые посредственные и отличался изрядным упрямством, с которым настаивал на своих ошибках.

Дамиана всегда поражало, что при этом его господин очень хорошо разбирался в людях, вернее, в их душевных качествах.

Надо сказать, хотя для определения качеств человека Ромуальд умом не пользовался, интуиция почти никогда его не подводила. В мужчинах он разбирался отлично. Всегда мог сказать, кто хороший человек, а кто сволочь, кто честен, а кто лжет не краснея, кто пришел с открытым сердцем, а кто таит камень за пазухой.

Десять лет назад он выбрал Дамиана из толпы соискателей, практически просто ткнув в него пальцем, и приобрел не просто честного управляющего для своих земель, соратника во всех делах, но и настоящего друга. Когда Дамиан допытывался, как ему это удалось, каков был критерий выбора, князь только отмахивался: «Сердце подсказало».

С женщинами было хуже. Красивая внешность закрывала Ромуальду глаза на все остальное сразу и очень надолго, если не навсегда. А по наблюдениям Дамиана, выдающаяся красота очень редко уживается с хорошим характером и умом. В одной даме обычно присутствует одно, реже два из вышеперечисленных качеств, а три не встречаются практически никогда.

При этом сам Ромуальд отличался удивительной для мужчины изящной, благородной красотой, отнюдь не делавшей его облик женственным. О его синих глазах грезили по ночам девицы, совершенство черт его лица и фигуры вдохновляло скульпторов. Конечно, рядом с таким мужчиной могла быть только божественная красавица, другие было просто его недостойны.

Еще бы подумать, что внешность должна сочетаться еще хоть с чем‑нибудь хорошим… например, с мозгами.

Азильда была красива. Очень красива. Других положительных качеств она не имела. Отличалась склочным характером и невообразимой глупостью. Чтобы крутить ею как угодно, надо было только петь ей дифирамбы. Под эту музыку она была готова на любой идиотизм, разве что с башни вниз головой бы не кинулась.

Вдобавок она была не слишком хорошо воспитана для высокородной дамы. Дочь сальвинского графа, она выросла в убеждении, что за эту красоту ей все должны. Людей в целом она не любила и презирала, подозревая, что не все в восторге от ее небесной прелести. Поэтому тех, кем она могла помыкать, начиная от последней горничной и заканчивая собственным мужем, она гоняла в хвост и в гриву, ибо только так могла подтвердить для себя собственную значимость.

Запросы ее не отличались скромностью, хорошо еще что звездочку с неба не требовала. Но стоило ей встретиться с отпором ее безумным притязаниям, как она начинала визжать и браниться как рыночная торговка.

Конечно, в невестах она вела себя так, как учила маменька: скромно улыбалась и со всем соглашалась. Но стоило ей стать женой, как она себя показала.

Очарованный ею Ромуальд поначалу готов был выполнить любые капризы прекрасной дамы, но очень скоро его возможности пришли в конфликт с ее желаниями. Амондиран — не такое уж богатое княжество, выкладывать половину его годового дохода за ожерелье или диадему было попросту невозможно.

Услышав первый раз отказ, красотка связала его с Дамианом и была права. Именно он не позволил князю разорить княжество ради прихоти жадной сучки. Зная, что логические доводы не подействуют, советник решил сыграть на чужом поле и нарисовал перед сюзереном картину бедствий простого народа, от которой заплакал бы даже камень.

Ромуальд проникся настолько, что резко отказал жене. С этого момента его семейная жизнь покатилась под откос. Отношения князя с женой нельзя было назвать нормальными: они спали вместе только когда не были в ссоре, а ссорились почти каждый день, как по расписанию.

Пять лет брака не ознаменовались рождением наследника. Азильда даже не забеременела ни разу. Зато нервы всем в замке успела вытрепать.

И вот она сбежала! О радость! О счастье! Дамиан опасался лишь одного: что это шутка и красотка через пару дней вернется. Поэтому так старательно расспрашивал друга об обстоятельствах бегства злобной фурии.

Конечно, Ромуальд сейчас расстроен и оскорблен. Но вскоре он почувствует, насколько легче ему стало жить и переменит свое мнение. Главное, не допустить, чтобы злыдня вернулась, а этот благородный дурак ее простил и принял.

В любом случае его надо расспросить. Подробный рассказ о злоключениях обычно успокаивает, переводя собственное несчастье в некую литературную область. А там и до взгляда со стороны недалеко. Может, князь еще томик стихов выпустит, какой‑никакой, а доход.

Ромуальд не собирался держать переживания в себе, поэтому заговорил горячо, но сбивчиво:

— Понимаешь, я ничего не понимаю! Мы с ней сегодня даже не ссорились!

— Интересно почему?

— Не успели! Она после завтрака сказала, что собирается съездить в храм Доброй Матери. Ну, тот, главный, который стоит в месте силы.

Храм Доброй Матери, о котором шла речь, находился не в столице княжества, а между ней и Нидором, вторым по значению городом княжества, ближе к последнему, на границе с Сальвинией. Это действительно было место силы Доброй Матери. Туда шли молиться о даровании потомства не только жители Амондирана, но и из сопредельных стран, и многим богиня помогла. Так что поездка Азильды в такое место не вызывала подозрений.

— Она вроде как собиралась молиться о наследнике. Я предложил ее сопровождать. Это ведь и ко мне имеет отношение! А она… В общем, предложила съездить туда самостоятельно и в другое время. Сказала, чтобы мы не поссорились. Я, если честно, тоже об этом подумал. Ведь стоит нам провести вместе больше получаса, как тут же скандал на ровном месте! Я прямо не понимаю, как ей так удается?!

Дамиан фыркнул: он прекрасно знал все уловки Азильды, с помощью которых любую нейтральную беседу она умела превратить в ссору с криками и битьем посуды. Но сейчас не время объяснять это Ромуальду. Пусть дальше рассказывает.

— Ну так вот. Она уехала, я занялся делами. Дописал тот пейзаж, с башней и коровами, помузицировал: размял пальцы, кстати сочинил песенку о поездках к святыням. Комическую. Если хочешь, тебе спою.

— Не надо. Это потом. Дальше, дальше…

Князь надул свои красивые, вырезанные в форме эльфийского лука губы:

— Ну, если тебе неинтересна моя песенка…

— Мне очень интересно, но это не ко времени. Сейчас ночь. Завтра споешь. А пока расскажи про Азильду. Когда и как ты узнал, что она сбежала?

— Погоди. Значит, обедал я без нее прямо в мастерской. Ужинал… Ужинал в столовой опять же один. Почему тебя не было?

Дамиан вздохнул:

— В деревне Комарики паводком смыло мост, пришлось тащиться в объезд… Я опоздал к ужину часа на два.

Не рассказывать же князю, что он засел в харчевне этих самых Комариков и просидел там битых три часа, чтобы не встречаться за столом с госпожой княгиней. Откуда ему знать, что она в отъезде?

Ромуальд согласно кивнул. Он ценил своего советника, который десять лет назад пришел сюда и снял с него заботу об управлении княжеством, которая очень тяготила молодого князя. Он не был для этого создан. Будь у него братья, он отрекся бы от престола и посадил на него любимого родственника, а сам уехал бы из этой дыры в прекрасную Элидиану и занимался бы там искусством. Но единственному сыну своих родителей некому было передать власть.

Какое счастье, что нашелся Дамиан: умный, толковый, а главное честный. Без него княжество уже давно слопали бы соседи, а Ромуальд пошел бы по миру. В принципе можно было присоединить Амондиран к Империи, на что ему регулярно намекал имперский посол граф Даригон, но у Ромуальда, кроме любви к искусству, было еще и обостренное чувство чести. Оно не позволяло так нагло пренебречь наследием предков.

До сих пор его правая рука, советник Дамиан Оран ле Сиртажель, поддерживал его и помогал сохранить суверенитет..

Сейчас он должен будет сказать верному Дамиану кое‑что такое, что расстроит его друга. Поэтому он мямлил и тянул.

— Понятно, ты застрял в этих, как их, Комариках… Ну и нелепое название! А я ужинал в одиночестве. Азильда не вернулась их храма. Я и не удивился особо: дорога дальняя. Она могла заночевать в храмовой гостинице или проехать еще несколько лиг и устроиться в нашей резиденции при ратуше в Нидоре.

Разумно, Дамиан и сам так же подумал.

— А потом я пошел спать. Лег не сразу. Сначала читал за столом, потом мне кое‑что пришло в голову и я пошел в мастерскую… Взял лютню… В общем, в спальню я вернулся меньше часа назад. Еще ванну принял… Потом лег и чувствую: что‑то шуршит. Бумажка какая‑то. Я ее достал, прочитал… И побежал сразу к тебе. Боялся, что ты спишь, не хотел будить, но когда увидел свет из‑под двери…

Эх, надо было раньше его гасить да спать ложиться! Азильда убежала, с этим теперь ничего не сделаешь, но этот разговор мог подождать до утра. Какая теперь разница! Надо под любым предлогом отвести Ромуальда в спальню и уложить. Пусть поспит и придет в себя. Кстати, предлог есть и преотличный!

Дамиан похлопал друга по плечу, успокаивая:

— Не переживай так сильно! Все образуется. Утро вечера мудренее. Сейчас пойдем, я тебя в спальню провожу. Заодно гляну на записку Азильды. Может, ты что‑то не так понял.

— По — твоему я совсем дурак? — обиделся Ромуальд.

— Причем тут это? Ты просто в расстроенных чувствах, а в таком состоянии все воспринимается не так, как нужно. Все видится в черном свете.

Говоря это, он осторожно увлек друга в коридор и повел в сторону его покоев.

— Поспишь, отдохнешь, а завтра будем думать, что делать. Думаю, несчастье не так велико, как тебе кажется…

Этого говорить не стоило. Князь вдруг вырвался из его рук, повернулся к нему лицом и чуть ли не впервые в жизни заорал, не выбирая выражений:

— Ты что, дурак или издеваешься?! Ты ничего не понял?! Да срать я хотел на Азильду! Сбежала — туда ей и дорога! Эта сучка такое вытворила! Такое! Уперла с собой все женские княжеские регалии! Это конец! Понимаешь? Конец! Мне теперь ни жениться, ни наследника завести!

Дамиан так и сел. Это действительно была катастрофа.

* * *

Уговорить князя лечь поспать хоть с трудом, но все же удалось. Дамиан грешным делом подлили тому в вино несколько капель снотворного и затолкал сразу поплывшего Ромуальда под одеяло. Он же забрал с собой послание Азильды. Прочитать его собирался только утром: нечего себе здоровый сон портить.

Проснулся ближе к полудню, выяснил, что князь еще не вставал, и занялся делом. На этот раз отчетам хозяйств, счетам и накладным пришлось подождать. Появилась более насущная задача: как вытащить Ромуальда из той задницы, в которую его отправила жена.

Первым долгом нужно было предотвратить сплетни и слухи. Пока ничего не ясно, лучше, если будет считаться, что Азильда не сбежала, а отправилась в храм на богомолье. Для этого Дамиан отправился в главный рассадник всех сплетен в замке: на кухню. Ему повезло. Кроме главной кухарки Мины и парочки любопытных поварят, там сидел дворецкий, то есть тот, от кого новости узнают все слуги и разнесут по городу.

Посетовав на то, что вчера зачитался до глубокой ночи и поэтому проспал завтрак, Дамиан получил от Мины кучу разных вкусностей и сел за один стол с дворецким. В замке его любили за то, что он не стыдился разделить трапезу с теми, кто стоит на общественной лестнице гораздо ниже него. При этом панибратства Дамиан не допускал, за что его уважали. Ему же это позволяло быть в курсе всех внутренних дел и зачастую предотвращать неприятности, которые иначе бы непременно случились.

Вот и на этот раз он для начала похвалил тыквенную запеканку, а затем почти прямо перешел к делу. Дворецкий ему помог, потому что заинтересовался, вернется ли княгиня к ужину.

— Боюсь, Лагиш, мы не увидим ее теперь целую декаду. Ее Светлость госпожа Азильда решила ее провести в молитвах Доброй Матери.

Мина влезла в разговор, который показался ей интересным.

— О даровании наследника?

— Что? — «не расслышал» ее Дамиан.

Ему было нужно, чтобы женщина сама создала миф и сама в него уверовала. Тогда в эту новость поверят все.

— Ну как же, — растерялась Мина, — Ее Светлость уже пять лет не может забеременеть. Князь же может с ней развестись! Ясное дело, к Доброй Матери она поехала ради наследника! Я бы на ее месте так и поступила. Говорят, кто в этом храме от души молится, тому богиня дает детей. Вот у моей соседки дочка… Четыре года родить не могла, а разок сходила на богомолье и уже третьего с тех пор принесла.

Дворецкий тоже вспомнил подобные истории и они с Миной взахлеб стали обсуждать эффективность паломничества к знаменитому храму. Поварята навострили уши: им не разрешалось вмешиваться в беседу, но никто не запрещал слушать.

Советник доел, поблагодарил и ушел. Дело сделано. Семена брошены, не надо мешать им прорастать.

Затем Дамиан вернулся к себе и ознакомился с запиской Азильды. Бывшая княгиня была на удивление лаконична.

«Вы испортили мне жизнь, я больше не могу быть вашей женой, прощайте навсегда. Не надо меня искать, я не вернусь. Азильда Гермина Регианор Амондиран.»

Дамиана удивило, что она поставила впереди свою девичью фамилию безо всяких добавлений. Во — первых, после брака с князем дамочка не должна была им пользоваться. Но даже если бы они с Ромуальдом развелись и она утратила бы права на имя мужа, все равно название графства ее отца не могло служить ей фамилией. Азильде полагалась ставить перед ним частицу «ле», которая показывала, что никаких прав на домен Регианор у нее нет.

У самого Дамиана такая частица была. Младший сын графа Сиртажеля от второй жены не мог ни на что претендовать. После смерти отца, который неплохо относился к младшему, а потому бесправному сыну, Дамиан получил в наследство только драгоценности матери, и то не все, а те, что принадлежали ей в девицах. Потому и подался в чужие края, нанялся работать советником у князя: дома ему ничего не светило. Разве что миску супа налили бы из милости. Хорошо еще, что отец, пока был жив, успел дать сыну хорошее образование, а он положил все силы, чтобы его получить.