Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Бурый призрак Чукотки - Николай Петрович Балаев на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

— Только следы от следов, — сказал сын, показав на развороченные плитки сланца в одном месте.

— Дальше — бесполезно, — сказал я. — А в Волчий распадок всем вместе опасно. Вот если…

— Один не пойдешь, — решительно упредила жена.

— Тогда — пошли домой.

Слово «домой» прозвучало для собак как освобождение, вполне законное, от тяжелой повинности. Долг перед хозяевами — охрана в поиске — выполнен, и теперь есть разрешение возвращаться после ужасного маршрута. Завизжав на разные голоса, тесной лавой — так не столь страшно — они бросились вдоль берега к несокрушимой в их глазах крепости — дому.

— Может, Моква гулял с друзьями? — нерешительно предположила жена на обратном пути.

— С чего бы бурому мишке шататься среди зимы? Лето было сытое, спит Моква без задних ног. Кстати, его следы гораздо меньше. А эти ну прямо со сковородку. Даже если сбросить процентов тридцать на просевшие края наста.

— Выходит, только собачки наши знают, что за чудовища тут прошли?

— Да. И что это не Моква, лучше всего судить по собакам: его-то следов они никогда не боялись, а сейчас…

— Эти следы — Собачий Ужас, — объявил сын.

Мы вернулись домой. Обед протекал в молчании: перед глазами так и маячили редкостные отпечатки огромных лап. Да что — редкостные? Невообразимые!

— А вдруг это «Большой Медведь»? — отчетливо произнесла жена в конце обеда и посмотрела на затянутое сумерками окно.

— Кадьяк? — вспомнил я и вздрогнул, потому что сразу в голове, словно прорвав какую-то плотину, хороводом закружились легенды и рассказы об ужасном призраке тундры — огромном медведе, который не ложился на зиму спать. Размером он чуть ли не в три раза больше обычного, бурого. По окраске — темно-рыжий, а по некоторым свидетельствам — даже пятнистый: рыжий с бурыми пятнами.

Легенды местных жителей, как и положено, — фантастика, замешанная на правде. Они повествуют об огнедышащем фантастическом звере, похожем на медведя, что разорял древние стойбища и воровал женщин. Похоже на то, как нашу Василису Прекрасную похищал Змей Горыныч.

От геологов, летчиков и охотников-любителей я не раз слышал рассказы об огромном медведе. Его даже добывали, но всегда самым досадным образом исчезали шкуры, когти, черепа.

— А кто это — Кадьяк? — спросил сын.

— Да ходят слухи, что встречается в тундре медведь больше нашего Моквы в несколько раз. Бродит он по диким горам, где почти не бывает людей.

— Не только слухи, — сказала жена. — Сам-то что рассказывал?

— Есть и факты, — согласился я. — Только, если серьезно посмотреть, немного того… сомнительные.

Я замолчал, стараясь изгнать страх, как мне казалось, проникший в сознание ребенка. Но ребенок, досадливо вздохнув, сказал:

— Жа-алко. Вот бы посмотреть! А ты, правда, его видел?

— Вроде бы. Но что-то необычайное видел — это уж точно.

Жили мы тогда с одним приятелем на берегу, озера Эльгыгытгын, посреди самых дремучих чукотских гор. И накрыла нас там непогода. Задул кэральгын — затяжной западный ветер. Наволок в долину озера мокрые тучи и сыпал из них то дождь, похожий на снег, то снег, похожий на дождь. А тут кончилась у нас соль. Разыграли, кому идти за ней на другой конец озера, где стояла рыболовецкая бригада чукчей.

Идти надо было по плотно утрамбованному песку вдоль озера. И только в трех километрах от бригады вода размыла край сопки, и образовался береговой обрыв, изрезанный паводковыми ручьями. Живя в тундре, даже горной, привыкаешь, что видимость вокруг никак уж не менее сотни метров, а вот и в этом месте справа — только водная гладь озера, а слева, в нескольких метрах, — обрывистая стена, глухие распадки, песок, камни.

В походе за солью меня сопровождал Лёмульки, белоснежный крупный вожак из упряжки бригадира рыбаков — старика Вальгыргина. Вообще-то упряжных собак к осени сажают на привязь, дабы они вспомнили, для чего их держат. То же сделал и бригадир с шестью псами, но вожака держал пока на свободе, для охраны. И Лёмульки частенько прибегал к нам — что для хорошего упряжного пса пятнадцать километров? Прибежал пес и в то утро. Поэтому я и решился на безоружный маршрут. Вдвоем с опытным тундровиком не страшно, он и предупредит, и защитит.

Ну, шли мы и шли. Показался впереди огромный кекур под склоном крайней сопки у долины речки Энмываам, вытекающей из озера. Торчит этот кекур прямо из берегового обрыва, и в хороший шторм волны терзают его гранитные бока. Лёмульки принялся нюхать выступы, ниши, грани, а затем полез вверх, тычась носом в каждую трещину и возбужденно повизгивая. Видно, кекур был «клубом» зверей. В тундре встречаются места, куда постоянно приходят и ставят отметки самые разнообразные жители. Тут можно увидеть, если терпеливо понаблюдать, всю заполярную фауну. Даже птицы бывают: орланы, кречеты, вороны, совы. Чаще всего «клуб» помещается у таких вот останцов. Что-то вроде информационного пункта. Один зоотехник говорил мне, что такие пункты, весьма вероятно, находятся в узловых местах охотничьих территорий и по каким-то сложившимся условиям совпадают сразу для нескольких видов животных. Вполне возможно. Но мне кажется более правдоподобным объяснение, услышанное как-то от старика Вальгыргина:

— Землю кушают. Там такая земля — си-и-ильная. Сразу будешь эрмечин — богатырь. Я тоже пробовал и долго по горам ходил, совсем не уставал. Нашел убежавших оленей, пригнал в бригаду. Только потом живот болел немножко…

Я вспомнил этот рассказ и остановился у подножия кекура. Лёмульки оглянулся, решил, что я устроил привал, и полез вверх по осыпи.

Пробовать землю на вкус я не стал, но характерного налета, какой обычно бывает на солонцах, нигде не нашел. И решил, что в этих разрушающихся скалах скорее всего сконцентрированы какие-то вещества, стимулирующие активность животных.

И тут мои размышления были прерваны самым неожиданным образом. Раздался визг, и под ноги свалился белый шар, стукнул по коленкам, и я кувыркнулся через него. Когда я вскочил на ноги, Лёмульки тут же прижался задом к моим коленям и, видно, осмелев в присутствии человека, попытался зарычать. Но голос его сбился на жалкий визг, и дрожь собаки передалась моим ногам. Она пробежала по телу и словно толкнула в подбородок. Я глянул вверх. Там, за гребнем ступени-террасы, что-то двигалось. Горб какой-то. Спина зверя? Да!

Скрытый краем террасы, шел зверь, и я видел только часть спины ржавого цвета с рыжим отливом. Но удивил не цвет, а размеры. Горб — то есть только часть спины — был метров двух длиной! Это не олень и не бурый мишка…

Честно говоря, гадать я стал минутой позже того, как увидел «верхний кусок» неизвестного зверя. А он уже уходил, спина мелькнула несколько раз и исчезла. Замерев, я простоял еще долго, а собака так и дрожала под ногами. Это Лёмульки-то, здоровенный, с европейского водолаза, бесстрашный вожак, который — я сам видел однажды — таскал за «штаны» бурого медведя-трехлетку, крутившегося вокруг яранги Вальгыргина! Лёмульки даже не побежал нюхать следы, когда зверь исчез. Понемногу я пришел в себя и направился дальше. А вожак до конца маршрута, сунув хвост к брюху, все норовил залезть под ноги. Поведение пса убеждало, что это не бурый медведь.

Да, жутковато тогда пришлось…

Но рыбаки выслушали мой рассказ спокойно.

Только Пивранто, сын бригадира, пожал плечами:

— Умкы.

— А что белому делать посреди Чукотки? Может, Кадьяк?

— Большой он, Кадьяк?

— Говорят, на задние лапы встанет — выше яранги.

Рыбаки молча переглянулись.

Вот какая история приключилась у меня в 1966 году[1].

— А если это тоже был мамонт? — спросил сын.

— Ну уж ты… — отрезала жена. — Нету давно на земле мамонтов.

— Кто же тогда ходил по озеру, оставляя следы со сковородку?

Мы с женой переглянулись. Что тут ответишь? Действительно, кто-то ходил. И ведь не один втроем. Тут ни на какую сказку не спишешь.

— Будем наблюдать, — решил я.

2

Как-то раз весной на нашу перевалбазу высадился очередной вертолетный десант: врачи районной больницы. Медики каждую весну работают в отдаленных районах, обследуя оленеводов. Вертолет с базы облетал бригады, вывозил семьи пастухов на прием к врачам и после развозил по домам. Работа идет почти круглые сутки, но в этот раз задул северней ветер, поползли по речным долинам серые клубы холодных дождевых туманов. Это особые туманы. Они плывут и плывут метрах в ста над землей, как ножом срезая сопки, увалы, заполняя распадки.

— Амба, — сказал рентгенолог. — Вертолета не будет, отдыхаем, ребята. Где-то я там упаковывал удочки…

Врачи были наслышаны о наших метровых гольцах и налимах, поэтому рентгенолог и запасся лесками чуть не в палец толщиной, огромными крючками-тройками.

Вскоре рентгенолог отправился к заливу Гусиных Страстей, где однажды мы наблюдали грустную историю семьи гуменников и белоснежной чаровницы с острова Врангеля — Павы[2], а мы с сыном забрались на крышу бани, чтобы заделать дыру, проделанную в скате южаком.

Заделав дыру, я стал критически осматривать другие участки крыши. Рубероид был надорван еще, в двух местах, рейка, державшая крайнюю полоску, перекошена. Да-а, южачок дул приличный.

— Я пойду, а? — спросил сын. — Ведь выходной же…

— О-хо-хо! — вздохнул я. — Ладно, иди.

Я заколотил в рейку два гвоздя, принялся за третий, и тут услышал крик. По прогалинам в кустарнике мчался сын. Его оранжевую кухлянку было хорошо видно среди серебряных от весенних сережек зарослей ивняка. Собаки, вертевшиеся у крыльца, выскочили на сугроб. Пуфик встал на задние лапы, стараясь увидеть, что происходит. Сын бежал к дому метрах в пятидесяти от бани. Даже полуденный наст держал ребенка хорошо, поэтому мчался он легко и быстро. А сзади, проваливаясь по колено и глубже, тяжело ломился высокий и грузный рентгенолог.

Сын что-то крикнул и юркнул в сени. А рентгенолог выломился наконец из кустов, и я увидел, что в одной руке его — короткая зимняя удочка для ловли из лунки, а в другой — здоровенный налим. Глаза его были где-то под шапкой, сползшей на нос в таком поспешном бегстве. Как он ориентировался, мне до сих пор непонятно, но рентгенолог держал курс прямо на дом. Картина показалась курьезной, а вспыхнувшая поначалу тревога угасла: все ведь были целы. Смеясь, я крикнул:

— Доктор, вы мешок, что ли, под рыбу дома забыли?

— Медведь! — прохрипел доктор.

Он подскочил к дому и исчез. В сени за ним дружно рванули собаки, дверь захлопнулась. Я скатился по лесенке, подбежал к дому и дернул ручку. Звякнул крючок.

— А-а-вз-за-ва-ва! — заголосили внутри собаки.

— Х-х-хто-т-там? — пыхтя, спросил рентгенолог.

— Да я же!

— Один?

— Чего?

— Держись, папикан! — завопил сын… — Уй-йдите!

Звякнул откинутый крючок, и на улицу, зыркая горящими, глазами, с карабином в одной руке и обоймой в другой, выскочил сын. Следом, увидев оружие, бесстрашно сыпанули собаки.

— Где он?

— Да кто он?

— Медведь!

— Ты что, Мокву испугался?

— Это не Моква, это другой! Здоровый-здоровый! В сто раз больше Моквы: вот такой! — Сын вскинул руки и подпрыгнул.

Я перехватил карабин, в душе выразив восхищение его отчаянной попыткой придерживаться истины в рассказе. Ведь не сказал же, «как дом», например. Сумел обуздать фантазию. И вообще молодец: не забился в угол, а сделал единственно правильное — схватил оружие и на помощь. Обо мне думал…

— А медведь-то белый, — неуверенно сказал рентгенолог. — Вроде бы…

— Да вы что? — воззрился на него сын. Он весь такой… рыжий. Красный почти! Такой фиолетовый!

— Бело-рыже-красно-фиолетовый, — уточнил я. — Что-то новое в северной фауне. Пойдем смотреть.

— Не спешите, — посоветовал терапевт. — Пусть уйдет.

— А что потом смотреть?

— Ну… общую картину.

— Что смотреть — всегда найдется, — философски заключила детский врач. — Особенно по горячим следам событий. И неопасно.

Она подошла к рентгенологу, с усилием разжала его пальцы и забрала налима:

— Смотрите, какая прекрасная рыба! Вот уха будет!

— Надо по следам! — взмолился сын. — Пойдем сейчас!

— Пошли, только не все. Мы трое как участники событий. Вынеси дяде доктору нашу двустволку. Остальные наблюдают отсюда. Кто захочет присоединиться — махнем после разведки.

На пойменный двухметровый обрыв вышли осторожно, огляделись. Перед нами лежал пустынный серый озерный лед. Вода давно съела на его поверхности снег, отпаяла вместе с солнцем от берега и вытолкнула вверх. Но лед был еще могуч, он лежал на спине озера почти метровым монолитом, эдаким черепаховым панцирем и еще пытался сопротивляться весне.

Собаки попрыгали на лед и разбежались в разные стороны. Дуремар, беспечно задрав хвост, добежал до лунок, а потом внезапно остановился, крутнул носом и прямо воткнул его в лед. Шерсть на спине и в лохматом «волчьем» воротнике вокруг головы стала дыбом, а хвост махнул под брюхо. Он протяжно взвизгнул. Собаки, услышав призыв, со всех сторон бросились к Дуремару и заметались вокруг, возбужденно тычась носами в лед. Несколько раз они гурьбой, словно по команде, бросались к берегу, но мы уже сошли вниз, и это удерживало собак от постыдного бегства.

— Помнишь, — негромко сказал сын, — они ТОГДА, в пургу, тоже так испугались.

— Да, очень похоже.

— Только сейчас это не мамонт. Такой большой медведь. Сам видел. Моква ему до брюха.

Мы подошли к лунке, у которой рыбачил рентгенолог и где лежали два налима.

С минуту рентгенолог молчал, а потом его прорвало.

— Понимаешь, пришел я, сел вот так, он изобразил, как сел на обрывок оленьей шкуры. — Для начала нацепил блесну «Шторлинг», ее всякая хищная рыба уважает. Не успел опустить — хоп! Точно утюг подвесили. Ясное дело — налим. Голец-то рвет. Вытащил. Второго взял минут через тридцать. Потом еще. Ну, увлекся и голос Николая вашего не сразу услышал. А услышал, чувствую — тревога. А?! Поднял глаза, а этот зверюга сидит прямо передо мной. Вон там. Сколько тут метров? С десяток? Не больше. Сидит, голову набок наклонил, язык фиолетовый такой вывесил и наблюдает.

— С любопытством? — хмыкнул я.

— Чего? Тебя бы на мое место в тот момент… Да… Наблюдает, значит. Ну я тихонько встал и задом, задом до обрыва, чтобы глаз с него не спускать — они человечьего глаза боятся. А уж там махнул вверх — и домой.

Я глянув, на обрыв и представил, как рентгенолог весом за сотню килограммов «махнул» на двухметровый обрыв. Зрелище наверняка было любопытное. Жаль, не видел.

— Сильно испугались? — спросил я.

— Хм… Да как тебе…

— Ничего он не испугался, — неожиданно заступился за доктора сын. — Он взял налима, удочку и пошел задом.

— Убей гром — не помню, — сказал рентгенолог и глянул на удочку.

Потом мы осмотрели место, где сидел неведомый, ростом «как баня» зверь, По здесь уже побывали собаки, и две шерстины буроватого цвета принадлежали то ли зверю, то ли Дуремару. Судя по величине — все-таки зверю.

— Нет, это, наверное, не ты, — сказал сын Дуремару. — А ты что скажешь, Пуфоня? — Он, дал понюхать шерстины Пуфику.



Поделиться книгой:

На главную
Назад