«Желаете, чтобы я отпустил со службы имперских барабанщиков, милорд?»
«Нет, но поищи, что за инструменты производят такие звуки».
Прибыл слуга с заполненным бокалами подносом. Выбрав один, я поднес его к губам. И замер.
По направлению ко мне между столиками скользила женщина. На ней было красное платье, совершенно не похожее на те, что носили в моем Штате: облегающее, с разрезом на боку и скромным декольте, образованном складками ткани. Туфли на шпильках. Темные волосы до плеч.
Я опустил бокал. Женщина излучала уверенность. Слуги уступали ей дорогу, и она шла, принимая это как должное. Ее шаги были медленными, уверенными, и кто-то даже отодвинул столик, чтобы она могла беспрепятственно пройти. Она не смотрела под ноги и не сбивалась с шага. Ее глаза были устремлены на меня.
Бокал выскользнул из моих пальцев, и красная жидкость выплеснулась на стол. Выругавшись, я протянул ладонь за энергией Сияния, чтобы...
Ну, я хотел, разрушив пигмент в вине, обесцветить его, затем вытянуть влагу и расщепить воду на два первичных газа, которые испарились бы, оставив стол сухим. С лансингом я был на это способен.
Вместо этого я уставился на скатерть, скосил глаза, чтобы перейти на ланс-зрение, и оставался в полной темноте, пока не переключился на обычное зрение.
– Так это вы? – спросила женщина, подходя к столу. На мгновение она замерла. – Знаете, считается вежливым вставать в присутствии леди.
– Также считается вежливым приветствовать Бога-Императора реверансом, – ответил я, прикрывая пятно от вина салфеткой.
– Замечательно, – произнесла она, усаживаясь. – Вы один из этих.
– Кайроминас Первый Алорнийский, – представился я, протягивая ей руку. – Хранитель Семнадцати Маяков, Мастер Наивысшего Лансинга, Убийца Галбромета.
– Штат с магическими королевствами, – ответила она, отвергая руку и усаживаясь в кресле поудобнее. – Вы прискакали сюда на единороге?
– У нас их нет, – сказал я ровным тоном. – Ну а вы?..
– Зови меня просто Софи.
– Софи из?..
– Штата развивающегося равенства, – ответила она. – Я руководила всемирным движением за гражданские права, привела мой народ в прогрессивную эру и отслужила пять сроков как первая женщина-президент всего мира.
– Впечатляюще, – произнес я, стараясь быть любезным.
– На самом деле нет, – сказала она, жестом показав слуге принести ей вина. – Я просто играла предназначенную мне роль.
– Понимаю.
Мы уставились друг на друга. Вино начало просачиваться сквозь салфетку, но Софи, казалось, это не заботило. Она смотрела на меня.
– Что? – наконец спросил я.
– Пытаюсь в тебе разобраться, – ответила она.
– Ты говоришь так, будто уже разобралась.
– Ты надменный, – сказала она. – Но мы все такие. Ты авторитарный. Пришел сюда по приказу, хотя тебе это неприятно. Предпочитаешь контролировать все вокруг. В твоем дворце я бы нашла безукоризненные сады и полотна классической живописи в зданиях с незамысловатой архитектурой. Я видела сотни таких, как ты. Тысячи. Чрезвычайно могущественные, но скучные.
«Знаешь, – подумал я для Беска, – наверное, зря я стал выбирать из нижней части списка...»
Беск каким-то образом воздержался от комментариев по этому поводу.
– Итак, – сказал я, прилагая усилия, чтобы сохранить спокойствие в голосе, – если ты уже сделала выводы на мой счет, то почему пришла? По тону твоего голоса я могу предположить, что ты не уважаешь авторитет. Странно для президента целого мира.
– Я покинула этот пост, – сказала она, махнув свободной рукой.
– Ты… что?
– Отказалась от президентства. Прямо на середине заседания всемирного сената. Это вызвало настоящий переполох в муравейнике запрограммированных разумов. Я проникла в высоконаучный Штат, узнала там некоторые технологии, которые не были формально запрещены в моем собственном Штате, затем вернулась и вооружила повстанческую фракцию современным оружием. Мирной жизни пришел конец, разразилась глобальная война, которая бушует до сих пор.
Я разинул рот.
Она пожала плечами. Подошел слуга и стал наливать ей в бокал вино.
– Это... это ужасно, – сказал я. – Сколько жизней загублено!
– Что? Разве ты не развязывал войн? – спросила она, забавляясь. – Мистер император? Полагаю, программа просто подыграла тебе и подарила трон?
– Война была необходима, – сказал я. – Для объединения. Когда я был моложе, мой Штат состоял из сорока различных королевств, все ютились на одном континенте. Кровопролитие не прекращалось. Только объединение остановило его.
– Конечно, – сказала она, глотнув вина. Похоже, ее не волновало, какого оно сорта. – Ты еще не обнаружил затерянный континент?
– У нас нет такого.
– Конечно же есть. Затерянный континент есть всегда. Программа позволит его неожиданно обнаружить, когда твоя жизнь начнет казаться пресной. У тебя появится новый смысл в жизни. Тебе снова будет чем заняться пару столетий, пока ты не состаришься настолько, что даже технологии Модеров не смогут поддерживать твой мозг в рабочем состоянии. Затем несколько лет поживешь в мире и спокойствии, пока не умрешь.
Ее губы растянулись в самодовольной улыбке.
– Я читала о фэнтезийных Штатах. Затерянный континент, как правило, находится в одном из немногих мест, скрытых от вашей магии.
«Запиши все это, Беск», – подумал я, но внешне только улыбнулся и сказал:
– Мы разберемся с ним, если это произойдет. Меня больше интересуешь ты и твоя война. Да, я совершал ужасные вещи, но по крайней мере в моей жестокости был смысл. А ты говоришь, что начала войну только для того, чтобы загубить человеческие жизни.
– Человеческие жизни? Сомневаюсь, что Модеры обращают много внимания на то, что я делаю.
– Я не имею в виду жизни Модеров, – сказал я. – Я имею в виду людей, погибших в твоем Штате. Во время войны.
Она пренебрежительно шевельнула пальцами.
– Этих? Они же просто биты в машине.
– Просто биты в... – Я вскинул голову. – По-моему, ни от кого я не слышал ничего более примитивного, а я сражался даже с варварами!
Пожав плечами, она допила вино.
– Ты действительно не считаешь машинорожденных настоящими людьми?
– Конечно нет, – ответила она. – Все их «чувства» – сплошная подделка.
– То, что мы чувствуем, тоже подделка.
– У нас есть тело. Ну, оставшийся от него кусочек.
– Что такого особенного в теле? – требовательно спросил я.
Беск и Шейл... они мои друзья. Я чувствовал необходимость высказаться в защиту их и им подобных. Мои подданные не просто какие-то биты в машине.
– Да, у нас есть мозг, у тебя и у меня. То, что мы «чувствуем» и «думаем», – это результат химических процессов внутри наших голов. Разве это отличается от эмоций машинорожденных? Биты или гормоны, какая разница?
Она посмотрела на меня в упор.
– Конечно, разница есть. Этот мир, каждый из этих миров... они фальшивые.
– Так же, как и «реальный мир». Когда люди снаружи прикасаются к предметам, они «чувствуют», как электроны материи передают электромагнитные сигналы в электроны их пальцев. То, что они «видят», – это фотоны, попадающие на сетчатку глаз. Все это энергия, запрограммированная в очень маленьком масштабе.
– Очень научно для фэнтезийного Штата.
– Фэнтезийный не обязательно означает примитивный, – возразил я. – Насколько помню, я где-то читал, что Модеры признают права машинорожденных. Разве они не оставляют Штат жить своей жизнью после смерти живорожденного?
– Ага, – сказала она. – Но в итоге они повергают Штат обратно в хаос, затем забрасывают туда новорожденную реальную личность, чтобы, повзрослев, она там правила. Но это к делу не относится. Чего ты добился в своей жизни? По-настоящему?
– Я объединил...
– Из того, что они не могли запрограммировать в Штате изначально? – уточнила она. – Что-то реальное.
– Я уже сказал, что не согласен с твоим толкованием реального.
– Но согласись, что они могли бы изначально устроить в твоем Штате всеобщую гармонию, так? С налаженным мировым правительством?
– Полагаю, да.
– Они считают, что должны нас чем-то занимать, развлекать. Отвлекать. Это и есть наши жизни – сложные развлекательные симуляции. Они заставили меня родиться в Штате, в котором господствует устаревшая социальная система из прошлого Земли, чтобы я изменила ее, решая проблемы, которые в реальном мире решили столетия назад. Бессмысленно.
Я сложил руки на столе и посмотрел в окно.
– Что? – спросила она.
– Ненавижу проигрывать спор, – сказал я. – Но ты права. Это... это беспокоит меня.
– Хм, – произнесла она. – Не ожидала, что ты это признаешь.
– Проблему представляет не сама симуляция, – сказал я. – Машинорожденные – люди, и то, что они чувствуют, что я чувствую, реально. Что я ненавижу, так это способ, каким Модеры подрывают наш авторитет. Думаю, я бы смирился, если бы не грызущее беспокойство о том, что они делают испытания достаточно трудными, чтобы заинтересовать нас, но не настолько трудными, чтобы мы проиграли. Но нам хотя бы может угрожать смерть.
– Ха! – сказала она, махнув рукой. – Это миф.
– Что? Конечно же нет.
– О, да. Клянусь. Живорожденные не умирают от других причин, только от старости. По крайней мере, пока не достигнут поздних веков своей жизни. Тогда Модеры начинают позволять им сталкиваться с живорожденными из других Штатов. Мы можем убить друг друга, но наши симуляции... нет, в них нам не угрожает никакая опасность. Я видела Штаты, где живорожденные абсолютно ни на что не способны – и все равно добились необходимого минимума из того, что должны были сделать.
Я не ответил.
– Ты не веришь мне, – заметила она. – Я могу предоставить...
– Я верю тебе. Я знаю.
Я знал. О, мне совсем не хотелось это озвучивать, даже думать об этом, но я предполагал такой оборот. Еще с моей первой поездки в приграничный Штат, когда во мне зародилось беспокойство.
Это была настоящая причина, по которой я избегал другие Штаты и других живорожденных. Все, что мы делали, было подобно игре тех людей на улице, вооруженных пистолетами с краской. Наши жизни – игры.
Мое тайное беспокойство заключалось не только в том, что я могу оказаться обычным, но и в том, что со мной нянчатся. Как с малышом в колыбели.
– Мне жаль, – сказала она. – Лучше, когда мы можем просто притворяться, да?
– Лучше – это сомнительное определение, – ответил я, снова посмотрев в окно. Опять пошел дождь. – Я по-прежнему думаю, что в наших жизнях есть смысл. В успехах, которых мы добиваемся, в том, кто мы.
– О, я не говорю, что смысла нет. Я просто считаю, что нам не следует позволять им преподносить его на блюдечке с голубой каемочкой. Как, например, эту встречу. Я игнорировала всех других живорожденных, которые просили о встрече со мной.
– Почему же пришла сейчас?
– Потому что ты первый, кто выбрал меня из конца списка совместимости. Мне стало любопытно.
Софи рассматривала меня, взмахивая длинными ресницами. Как там она сказала? Любопытно? Тогда зачем выбирать красивое платье и наносить макияж?
«Боги, – подумал я, глядя на нее. – Боги, я действительно нахожу ее интересной».
Как неожиданно. Я потянулся за другим бокалом и обнаружил на столе слова, появившиеся возле пролитого вина. Их словно выткали в самой скатерти.
«Я ИДУ, МАЛЫШ. ТЫ БУДЕШЬ КРИЧАТЬ. Я СДЕЛАЮ ЭТО ДЛЯ ТВОЕГО ЖЕ БЛАГА».
«Черт возьми, Мелхи, – подумал я. – Не сейчас».
Не хотелось даже думать о том, как он взломал общий Штат.
– Пойдем отсюда. – Я встал и передвинул салфетку на послание Мелхи.
– Пойдем?
– Еда меня не интересует.
Она пожала плечами, поднимаясь.
– Мы оба просто мозги, плавающие в питательной жидкости. Пища – это для удобства. Она помогает нам притворяться.
Мы покинули столик, прошли мимо озадаченных слуг, кативших к нам заполненную едой тележку. Я направился в холл, где находилась поднявшая меня коробка. Однако не стал в нее заходить, а открыл дверь, на которой была надпись "Лестница".
Софи последовала за мной.