Мой ангел [СИ]

— Да-а-а, — сглатывая слезы и икая, произнесла Оленька, — только я-я-ягоды… рассыпались…

— Оставь их, мы с тобой поделимся, — сказал Дима, протягивая руку и помогая ей выбраться на поверхность.

— Нет, не на-а-адо. Как я дома с пустой корзинкой появлюсь, — продолжала плакать Оля, — Бабушка мне сказала, что, если я корзинку ягод соберу, то она из них пирожков на мой день рождения напечет… на мое четырнадцатилетие, — хлюпала она носом. — Я люблю пирожки с черникой, а теперь мы останемся без ягод и пирожков. А все этот противный корень, за который я зацепилась, — пнула она, в сердцах, нечто деревянное виднеющееся из травы.

Димка внимательно посмотрел на предмет, большей частью скрытый под землей. Достал из кармана перочинный ножик и, опустившись на колени, лезвием начал окапывать вокруг того, что Оленька назвала корнем.

Оля перестала плакать и вместе с Гелей, с любопытством, наблюдала за Диминой работой.

Наконец, с радостным возгласом: "ну ничего себе" он извлек на свет грязную и совершенно ржавую небольшую лопатку с короткой ручкой.

— Что это? — спросила Геля.

— Малая пехотная лопата, — с гордостью сообщил он. — С войны здесь лежит. Возьму с собой, начнется учеба, в школьный музей отнесу.

— Если бы не ты, Оленька, я бы ее не нашел! — восторженно произнес он, сияя глазами, — Я тебе быстро полную корзину ягод сейчас насобираю.

— А я тебе помогу, — добавила Геля.

Оставив Олю на пеньке под деревом, приходить в себя и охранять найденную лопату и уже полные ведра с ягодами, Дима с Гелей углубились в лес, выбирая место, где ягод больше.

— Странно все это, — сказала ему по дороге Геля, — вот мы с тобой идем себе спокойно, а когда-то тут война была. Я как представлю себе, что сейчас немецкую речь и лай собак услышу, мне так жутко становится.

Она остановилась, прислонилась спиной к дереву, прижала к груди руки и закрыла глаза, а когда открыла их, то прямо перед собой, близко-близко увидела Димкины синие глаза.

— Геля, ничего не бойся, я всегда смогу тебя защитить, — сдавлено проговорил он, приблизил свои губы и неловко поцеловал ее.

Геля стояла, не шевелясь, широко распахнув глаза, и только чувствовала, как гулко бьется в ее груди сердце. Ее никто никогда раньше не целовал, ну за исключением мамы, папы и остальных родственников, но это не в счет. А этот поцелуй он был таким… необычным, а еще очень хотелось, чтобы он повторился. Но Димка только оторопело стоял и испуганно смотрел на нее. "Дурак!" — бросила ему на это Геля, выхватила Оленькину корзинку из его рук и отбежала в сторону. Усевшись посреди черничника, быстро начала собирать ягоды. Вскоре к ней присоединился и смущенный Дима. В четыре руки они очень быстро набрали полную корзину и вскоре вернулись за Оленькой и вещами, совершенно не обратив внимания, что, за время их отсутствия, ягод в оставленных ими ведерках чуточку поубавилось. А отдохнувшая Оля, в свою очередь, не заметила, что ее друзья выглядят какими-то странно-притихшими, и, время от времени, бросают друг на друга быстрые робкие взгляды.

На обратном пути на дачу, куда они приезжают вместе третье лето подряд, Оленька бойко что-то им рассказывала, своим синим черничным ртом, но Геля с Димой ее не слышали, они шли рядом, по тропинке, неся свои ведерки с ягодами в одной руке, а второй рукой незаметно держались у себя за спинами.

— 4-

Прибежавшая из школы Геля, закинула сумку с тетрадками и дневником под стул в прихожей, прошла в гостиную к родителям и с порога радостно заявила:

— Ура! Я на каникулах! Целых три месяца свободы, даже не верится.

— Поздравляю, — отозвался папа, не отвлекаясь от футбольного матча по телевизору.

Ангелина плюхнулась на диван, подхватила лежавшего на его спинке ленивого рыжего кота и поцеловав того в морду повторила ему:

— Фунтик, у меня каникулы. Ты рад?

Фунтик тоже не разделил ее восторга, безразлично взглянув и безвольно повиснув у нее на руках, он продолжил спать.

В коридоре раздалась трель телефона, мама отложила вязание, поднялась и вышла ответить на звонок. Через некоторое время она вернулась и сообщила:

— Геленька, тебя к телефону. Это Оля!

Геля оставила кота в покое, вприпрыжку подбежала к аппарату и схватила трубку:

— Да, привет, это я!

— Геля, привет! — затараторил по телефону голос Оленьки, — Ты хорошо учебу закончила? А у меня "трояк" по физике. Ух ты, остался всего год и мы закончим школу. Ты не передумала в медицинский поступать? Я буду в педагогический, только не решила еще на кого: на психолога или на филолога.

— Нет, не передумала. С осени на курсы пойду, — сообщила ей Геля и добавила, — Оленька, как же я соскучилась. Не дождусь, когда мы встретимся.

Оля вздохнула и проговорила:

— Я вот поэтому и звоню, мы с родителями уезжаем на море, практически на все лето. Но ты обязательно приезжай, бабушка тебя ждет, только дождись меня, я вернусь в начале августа.

— Да, Оленька, конечно, я приеду! — заверила ее Геля и немного помолчав, спросила, — Ты видишь Диму? Как он?

— Ой, Геля, не говори мне ничего о нем… Ты же знаешь, я перестала с ним общаться после того случая с Женей!

Геля неодобрительно покачала головой и намотала витый телефонный провод на палец. Да, конечно, она все знает: Женя Белых, одноклассник Оли, очень той нравится, они дружат и даже начали тайком целоваться. Однажды их увидел Дима и решил проучить, как ему показалось, наглого парня. А Оленька раскричалась, наговорила Диме разных гадостей, тот в долгу не остался и назвал ее одним очень нехорошим словом. Потом, правда, извинялся и просил прощения, но Оленька сильно обиделась и перестала с ним разговаривать.

Было печально осознавать, что некогда "три дружных поросенка" перестали быть дружными и стали каждый сам по себе строить свои домики и свою жизнь. Наверно они просто выросли из своей детской "поросячьей" дружбы, — думала Геля.

Убедить Олю, что отчасти она тоже не права, Геля не смогла. Та просто не стала слушать, лишь обвинила ее, что она просто выгораживает своего Димку. Они тогда тоже, чуть не поругались, поэтому Геля прекратила попытки их помирить, потому, что очень боялась потерять кого-нибудь из них, они оба были ей очень дороги.

— Да, ладно, Оль, — укорила ее Геля, — ты же видишь его иногда, ну расскажи…

— Ой, да что тут рассказывать… — начала Оля, — мы хоть и не разговариваем, но я его действительно изредка вижу. Знаешь, в последнее время он очень изменился. Стал каким-то… странным. Носит свои отвратительные черные футболки с непонятными рисунками и надписями. А его компания?! Ты бы их видела?! Гадкие, страшные рожи. Да, что я тебе рассказываю, приедешь сама все увидишь.

Геля расстроено слушала, машинально рисуя карандашом кружочки и цветочки в блокноте, лежащим рядом с телефоном.

А Оленька продолжала:

— Не удивляйся, но я все-таки немного за него переживаю. Мне бы не хотелось, чтобы он связался с плохой компанией. Может, ты с ним поговоришь? Он тебя послушает, он всегда тебя слушает.

Она сделала паузу и заявила:

— И вообще, что ты в нем нашла?! Не понимаю! Между прочим, у Жени есть лучший друг Иван, он видел тебя и теперь постоянно интересуется, когда ты приедешь снова.

— Это такой высокий, в очках? — переспросила Геля.

— Ну да, он самый, — подтвердила Оля.

Геля с усмешкой ответила:

— Ну, так передай, чтоб Иван брал чемодан и отправлялся в Магадан.

Оленька засмеялась:

— Геля, Геля, ты как всегда в своем репертуаре… Ладно, буду заканчивать, а то уже много наболтали. Ты главное дождись меня!

Добавила напоследок: "А еще подумай насчет Ивана!" и положила трубку.

Геля тоже вернула трубку на рычаг. Немного постояла, написала карандашом в блокноте "Дима" и обвела сердечком. Затем испугавшись, что кто-нибудь увидит, вырвала страницу блокнота и разорвала ее на мелкие кусочки.

Жаль, конечно, что Оля уезжает, — думала она, — ну ладно, зато Таня остается, а главное скоро я увижу Диму и мы все каникулы будем вместе.

— 5-

Без Оленьки дома у бабушки было непривычно тихо и немного скучно. Таня хоть и познакомила Гелю со своей компанией, но все равно это было немного не то, и Ангелина с нетерпением ждала возвращения любимой сестренки с Черного моря. Та несколько раз звонила и обещала привезти в подарок ракушек.

В один из дней Таня решила отправиться на дачу со своими друзьями и как следует повеселиться. Чтобы Геля не кисла дома в одиночестве ее взяли с собой, а она попросила взять еще и Димку. Татьяна не возражала, заявив, что "чем больше народу, тем веселее".

Народу на даче действительно собралось много и по большей части это были Танины сокурсники с иняза. Было весело, шумно и, несмотря на, приближающийся вечер все еще жарко. Таня со своей компанией отдыхала на "всю катушку": громко играла музыка, жарились шашлыки, кто-то танцевал, кто-то обнимался в укромных уголках сада.

Геля с Димой расположились на спиленном стволе старой засохшей яблони и, млея от жары, наблюдали, как выплясывает Таня со своими подружками.

— Здесь очень шумно, — прокричал Дима в ухо Геле. — Музыка слишком громкая. Давай прогуляемся туда, где потише.

— А пойдем лучше на речку купаться! — крикнула в ответ Геля, стараясь перекричать орущий магнитофон.

Дима кивнул и Геля убежала в дом переодеваться в купальник.

Уже через некоторое время они сидели на коричневом клетчатом пледе на берегу широкой, темной, чуть пахнущей болотом реки, и любовались, как большое пылающее солнце медленно уплывает за горизонт.

— Дим, пойдем, искупаемся, вода совсем теплая, — предложила Геля, снимая легкий сарафан на тонких лямках и оставаясь в темно-синем раздельном купальнике.

— Иди, одна Геля, я еще немного посижу, — ответил ей Димка, одергивая на себе темную футболку.

— Ну как знаешь, — пожала она плечами. — Тогда хоть футболку свою сними, жарко ведь! Кстати, что у тебя на ней нарисовано? — ткнула Геля пальцем в странный белый рисунок на черном фоне.

Дима оттянул на себе футболку и пояснил:

— Это, — он показал на шестиконечный крест, очерченный кругом, — Громовник, знак Перуна, символ воинской храбрости, доблести и мужества. Древние славяне часто изображали его на своих шлемах, щитах и доспехах.

— Дима, а тебе не кажется, что уж слишком он похож на… — и, снизив голос до шепота, она договорила, — свастику.

Дима ухмыльнулся и возразил:

— Свастика — это не что иное, как символ солнца, плодородия, благополучия. Она встречается в древней культуре многих народов мира. Это очень древний символ, негативное значение он принял только тогда, когда нацисты стали использовать его в виде своей официальной символики.

Геля нахмурила брови, и серьезно глядя на него, строго сказала:

— Дима, мне не нравится твой интерес ко всему этому. Я не хочу, чтобы ты наделал глупости или влип в какие-нибудь неприятности. А еще эти твои новые друзья… я видела их, они меня пугают.

— Да брось, Геля, — махнул рукой Димка, — они нормальные ребята, спортом занимаются.

— Я переживаю за тебя, как ты этого не понимаешь! — тревожно произнесла Геля, — Обещай мне, что прекратишь эти свои странные увлечения. Поклянись!

Димка нежно щелкнул ее по носу.

— Иди, купайся, — улыбнулся он, — Обещаю не увлекаться и клянусь, что все будет хорошо!

Геля с укоризной посмотрела на него, поднялась с пледа и, оставив шлепанцы, медленно вошла в реку. Оттолкнувшись от дна ногами, с наслаждением погрузилась в прохладную воду и поплыла вдоль берега.

Димка невольно залюбовался стройной и гибкой фигуркой Гели. Он уже давно понял, что любит ее, любит всем сердцем. Что готов отдать все на свете, лишь бы она была с ним. Без нее, его жизнь потеряет всякий смысл. Он боялся даже представить, как он будет жить, если Геля вдруг отвернется от него. Да он дышать без нее не сможет! Она стала для него всем, стала неотъемлемой частью его жизни. И этим летом он обязательно все это ей скажет, он уже приготовил целую речь, долго репетировал и заучивал наизусть. Да, именно так: он возьмет ее за руку и скажет все, что чувствует. Геля поймет, Геля всегда его понимала, его никто и никогда не понимал так, как Геля. Он будет самым умным, самым смелым, самым сильным, он ничего никогда не будет бояться, он сделает все это ради нее…

— Ах, черт, Геля, что ты делаешь! — вскрикнул от неожиданности Дима, чувствуя, как холодная вода затекает ему за шиворот.

— Ну, если ты не идешь в реку, то река пришла к тебе сама, — засмеялась Геля, бросив на траву найденное детское пластмассовое ведерко, на дне которого еще оставалось немного прохладной речной воды.

— Теперь тебе точно придется снять футболку, она же совсем мокрая, — утвердительно произнесла Ангелина и с хохотом начала тянуть футболку Димки вверх, стягивая ее через голову.

Димка упирался и пытался натянуть ее обратно. Наконец, Геле все же удалось снять футболку, она брезгливо отбросила ее и заявила:

— Все равно, мне это все не нравится!

Но тут перевела взгляд на оголившийся торс своего друга и, не удержавшись, охнула, прижав к губам руку:

— Боже, Дим, кто это тебя… за что?

Вся спина и живот ее Димы, ее любимого Димки были покрыты синяками и багровыми разводами.

Слезы душили ее от жалости к дорогому человеку, а в душе клокотала ярость.

— Это он, скажи мне, это он? — с дрожащим от злости голосом требовательно спросила Геля. — Я… я ненавижу его, он садист.

Она не выдержала и расплакалась.

— Геля, милая, не плачь, — Дима привлек ее к себе и нежно начал гладить по мокрым волосам. — Мне совсем не больно. Понимаешь, я не могу дать ему сдачи, он все-таки мой отец, я боюсь его покалечить, за это могут посадить в тюрьму. Ты же не хочешь, чтобы меня посадили в тюрьму?

— Нет, — всхлипнула Геля, уткнувшись в его плечо. — Почему он так с тобой обращается?

— Он не может простить мне смерть мамы, — с грустным вздохом сообщил ей Дима, — она умерла, когда я родился. Он очень ее любил.

— Дима, — подняла на него свои мокрые от слез глаза Геля, — почему ты его оправдываешь? Он больной человек, это ненормально обращаться так со своим сыном.

— Я не оправдываю. Просто я другой и никогда не стану таким как он.

Дима обхватил Гелино лицо двумя руками, наклонился и поцеловал в губы, затем обнял ее и сказал:

— Слушай, я все придумал: скоро ты закончишь школу и приедешь поступать сюда, в Питер. Мы с тобой можем снять квартиру и жить вместе. Я буду получать стипендию и подрабатывать, мы справимся. Мы будем с тобою вместе Геля, понимаешь — вместе!

— Я люблю тебя, Дим, — прошептала вдруг Геля, — а еще, от тебя почему-то пахнет полынью.

— Что, что ты сказала?! Повтори еще раз! — Димка был обескуражен внезапным признанием Гели.

— От тебя пахнет полынью и это… очень приятный и волнующий запах.

— Нет, не это, другое… Но… это я должен был первый сказать ЭТО, я даже приготовил целую речь, — сказал повеселевший Димка.

Геля легко оттолкнула его: