— Ладно, если это мой сон, то ты должен уметь говорить, верно? — я с надеждой посмотрела на ворона. — Ведь так?
— Кар — р-р… — не оправдал он моих ожиданий и, встрепенувшись, взлетел.
— Ну и лети, — буркнула я, смотря ему в след, и тут мое внимание привлекло что‑то, чего раньше не было.
Возле горы у самого ее подножия стоял человек! Это была девушка с длинными, кудрявыми, огненно — рыжими волосами. Они развивались на ветру, создавая иллюзию горящего пламени. Её лицо я разглядеть не могла, так как она стояла слишком далеко, но была уверенна, что это была именно девушка, такой хрупкой она казалась, что сомнений не возникло.
Меня вдруг поразило непонятное беспокойство. Я стояла и смотрела на это виденье и, все больше и больше мне переставал нравится этот сон. Я гораздо спокойнее себя чувствовала без воронов и людей.
Внезапно девушка махнула рукой. Я приросла к месту. Что делать? Махнуть в ответ? Убежать? Она, тем временем, начала жестами подзывать меня к себе.
«Нет», — сказала я, и сделала шаг назад.
Я открыла глаза. В квартире была давящая тишина. Резко поднялась с пола и огляделась. Ворона нигде не было. Я бросилась в кухню, спотыкаясь еще неокрепшими ногами, но и там ворона не было. Вернувшись в зал и плюхнувшись на диван, задумалась.
Может мне все это приснилось? Наверное, я отключилась еще до появления птицы. Стряхнув с себя остатки сна, поковыляла на кухню, отведать утреннего кофе. Солнце только — только начало освещать крыши домов, так что налив себе кружку горячего напитка, вышла на балкон полюбоваться на игру бликов от соседних окон. Мне всегда нравилось наблюдать за игрой солнца. Отражаясь от окон и падая на стены соседних построек, лучи приобретали очертание неких иероглифов, что приводило меня в дикий восторг. Считаю, что таким образом солнышко разговаривает с людьми. Я, кстати, даже находила в книгах некоторые из них. В последний раз это были «дружба» и «удивление». Я фотографировала «солнечные иероглифы» чтобы не забыть и приклеивала к стене с подписями, что они означают. Таких фотографий у меня было уже штук пятнадцать.
Но сегодня, я не столько наблюдала за окнами, сколько думала о своем ночном сновидении. Две недели подряд не было никаких изменений и как только они появились, я испугалась. Глупо. Даже начала на себя злиться за то, что так опрометчиво поступила и струсила подойти к рыжей девушке. Инесса Егоровна говорила, что это мое подсознание программирует меня на перемены, а я выходит, сама от них убегаю. Неразумно с моей стороны.
Я ушла с балкона преисполненная уверенности, что в следующем сне непременно подойду к незнакомке и узнаю что ей нужно.
Весь день был свободен, так что долго думать, чем мне сегодня заняться не стала. Единственное, нужно сходить в магазин за какими‑нибудь плюшками для Родьки, он обязательно завалится в гости и естественно без предупреждения, а у меня одни сосиски в холодильнике. Он всегда так делал по субботам. Я на это не обижалась и всегда припасала для него какие‑нибудь вкусняшки, потому что ел он их с удовольствием.
С некоторых пор, кстати, он начал просить меня показывать, как правильно разбавлять краски и с чего правильно начинать рисовать. По части красок я ему помогала, а вот с рисунками было сложней, я никогда не рисовала так, как правильно, чем вызывала театральное неодобрение учителя класса ИЗО, поэтому отделавшись незамысловатым: «Начни с того, как сердце подскажет», угомонилась, и Родьку это объяснение тоже удовлетворило. Так что мы продолжили мирно существовать. Он, кстати, был очень умным парнем, с весьма разнообразным кругозором, поэтому не удивилась, впервые услышав его просьбу. Он жил по принципу: чтобы понять — нужно попробовать. Вот я, например, никогда бы не смогла заняться чем‑то, что не понимаю, как танцы, например, или какой‑нибудь баскетбол. Нет уж, увольте.
Это утро я решила посвятить рисованию, а после обеда пришлось прогуляться до магазина, тем более, что погода располагала к прогулкам. Всю дорогу пребывала в раздумьях, решив позвонить Инессе Егоровне и рассказать о произошедших изменениях в моем сне. Вернувшись, обнаружила на лавочке перед своим подъездом Родьку, который щурясь, всматривался вдаль. Зрение у него было плохое, но он не хотел носить очки, наверное, стеснялся, что выглядит в них чересчур умным. Я считала что выглядит он, что в очках, что без них мальчишом — плохишом и ничто ему тут не поможет, дело, скорее всего, в самом лице. Оно у него, было… не знаю даже как сказать, дерзким, что ли. Еще если приписать ко всему этому темно — синие миндалевидные глаза в обрамлении длинных ресниц и высокий рост, то зубрилой его точно не назовешь.
— Привет Мартина, — улыбнулся он, увидев меня.
— Привет, — улыбнулась в ответ, и добавила: — А я как раз купила булочки с маком, чай будешь? Пошли.
— Буду, — он вскочил с лавки и отобрал у меня пакет, хотя тот был не тяжелый.
Помимо всех его достоинств, Родька был очень галантен, не знаю откуда это у него, но эта его черта мне ужасно нравилась.
— Я т — тоже шоколада набрал, — довольно сообщил он.
Дома мы заварили чай и уселись за кухонный стол. Родька молчал, поглощая булочки и всматриваясь в мое задумчивое лицо, а я размышляла о вороне из своих снов и уплетала свое излюбленное блюдо — сосиски.
— К‑как твои сны? — словно прочитав мысли, спросил он.
Я встрепенулась и удивленно посмотрела на друга. Телепат, блин.
— Снятся… — пожав плечами, ответила я, вспомнив, что что‑то говорила ему про них. — Но хоть уже не одно и то же.
— Да? Это хорошо, — задумчиво сказал он.
— А почему ты спросил?
— Да вспомнил п — просто, — Родька снова отпустил глаза вниз, задумчиво пережевывая сладости. А я внимательно на него посмотрела и подумала, что сегодня будет такой же день, как и всегда, но хотелось, чтобы это было не так.
— Родь, а пойдем сегодня погуляем? Ну, или в кино сходим? — я внимательно следила за его реакцией, Родькино лицо не выражало никаких эмоций. — Сегодня такая погода хорошая.
Видимо Инесса Егоровна оказалась права на счет изменений. Обычно меня без надобности на улицу не вытащить.
— Видимо в лесу п — последний медведь сдох, раз ты п — погулять решила, — хмыкнул он. — Пойдем конечно, я уж думал, не д — доживу до этого дня.
Весь день мы гуляли в парке и ели мороженное. Позже посетили местный зоопарк, в котором раньше мне не доводилось бывать. Я с бурным восторгом носилась от клетки к клетке, что Родька еле успевал за мной уследить. Он не выдержал, когда я начала кормить яблоками с рук горного козла. Отобрав у меня провизию и проворчав что‑то на счет отсутствия у меня чувства самосохранения, он потащил меня к выходу.
Потом мы сходили в кино на новый мультик, который нам очень понравился. Вернее мне. Родька отнесся к новинке кино весьма спокойно, в отличие от меня. Насмеявшись до боли животе и, объевшись попкорна и начоса, мы довольные, с чувством выполненного долга, взяли себе по шматку сладкой ваты и поплелись домой, все еще обсуждая этот мультфильм. Я по обыкновению трещала не замолкая, а Родька молча слушал и иногда кивал.
— Родь, а почему ты со мной дружишь? — вдруг решила поинтересоваться я.
— Что за глупый вопрос. П — почему ты спрашиваешь? — удивился он.
— Ну, я ведь знаю, что со мной не так уж и весело, откровенно говоря, даже скучно, а ты такой… ну в общем, я думаю, что у тебя куча более интересных друзей.
Родя остановился и долгим серьезным взглядом посмотрел мне прямо в глаза.
— Мартин, с тобой не скучно.
— Да ладно, — смутилась я, засунув себе в рот огромный кусок ваты, который с трудом в нем уместился.
— Решила она задать вопрос после дохренадцати лет дружбы, — приподняв брови, констатировал он.
— Весна, — пожала я плечами. — Ну, кроме меня ты же много с кем общаешься?
Он снова резко остановился и тихо спросил:
— Я н — надоел тебе?
— Нет, нет, конечно! — поспешила заверить я, вот всегда он так. — Просто интересно.
— Мартина т — ты мой друг, я тобой дорожу. Ты не такая как все, большинство людей совсем не интересны. Ты же ни на кого не похожа.
— Ну, а у меня какие интересы, кроме книг и рисования?
— Знаешь, едва ли к‑кто — нибудь из моих знакомых прочел хоть одну к — книгу за всю жизнь.
— Ну кто‑то читает, — не согласилась я.
— Кто из нашего класса? — улыбнулся он. Я не нашлась, что ответить. — Тогда такой вопрос: а ты? Ты п — почему ни с кем не дружишь?
— Ну… мне никто больше не нужен, — честно ответила я. То, чем я заполняла вечера, было более чем достаточно для меня. — Кроме тебя, конечно.
Радислав улыбнулся, и остался весьма доволен моим ответом.
— Спасибо, — произнес он, приобняв меня за плечи.
Сделав еще пару кругов по району, мы уже почти подошли к моему подъезду.
— Мартин, а что за к — кольцо у тебя на шее? Все забывал спросить, — после долгого молчания спросил Родька.
Я машинально дотронулась до серебреного кольца, которое носила на цепочке, так как оно было велико для моих пальцев.
— Это от мамы досталось.
— А т — там что‑то написано? — он прищурился.
— Да, но я не знаю что, оберег, наверное, какой‑то, — отмахнулась я.
— Не похоже, — сказал Родька, и отошел от меня подальше. — Ладно, в — вот мы и пришли, давай я п — провожу тебя до квартиры и пойду.
Я удивилась, в основном его не так‑то легко выгнать, а тут сам уходит, видимо я его достала своими вопросиками.
— А чай? — разочарованно спросила я.
— Не — е, я домой.
— Как хочешь, — обиделась я, теперь мы поменялись ролями, и уже я приняла его отказ как личное оскорбление. Наверное, свидание с кем‑нибудь назначил. Невероятно, как эта мысль разозлила.
Я вошла в подъезд и начала подниматься по лестнице. Он бесшумно догнал меня.
— Мартина, т — ты обиделась? — мученически спросил он, с явным намерением подлизаться. Вот как на него дуться?
— Нет Родь, я не обиделась, — улыбнулась, чтоб не портить ему вечер, поскольку судя по его словам, он не мог «спокойно существовать», зная что я на него дуюсь, — спасибо что проводил. Повторим как‑нибудь?
— К — конечно. Хоть каждый день, — он улыбнулся в ответ. — Ну, пока.
— Пока, — сказала я и зашла в квартиру.
Дома, наскоро перекусив, я решила почитать. Рисовать я ленилась, так что, удобно устроившись на диване с «Королем Лир» в руках, я попыталась сосредоточиться на книге. Но не выходило. Я взяла в руку колечко, висевшее на шее и пристально на него посмотрела. Такое красивое. И блестит, будто только вчера начистили, хотя я не снимала его с шеи со смерти родителей. Я предпочитала думать, что так они показывают, что до сих пор заботятся обо мне, даже когда их нет рядом.
Они трагически погибли уже давно: оборвался тросик от газовой плиты и задохнулись во сне. Я, кстати, тоже дома была, только в своей комнате, и у меня была открыта форточка, так что мне несказанно повезло что дотошная бабулька — соседка учуяла запах газа. Я сама этого не помнила, знаю все из рассказов тети Мины. С тех пор у меня всегда были открыты форточки или как сейчас — балкон. Я уже давно могу спокойно думать об этом, смирилась, наверное. Просто иногда становится грустно. И вот это кольцо мама одела мне на шею почти перед их смертью и даже будучи совсем ребенком, я отлично помнила этот момент. Может она что‑то чувствовала, поэтому решила оставить мне что‑то от себя. Даже до сих пор помню, как от нее пахнет, жасминовым мылом и чем‑то таким, что я даже не могу описать, чем‑то родным и знакомым. И помню, как смеется папа, заразительно и искренне, тетя Мина говорит, что в детстве я всегда вторила ему, пытаясь подражать. Я улыбнулась, вспомнив звуки папиного смеха.
Еще немного повалявшись, я поняла что мне сегодня не читается и, встав с дивана, решила еще раз поесть. Но когда вставала, то услышала тихий звон из‑за дивана. Заглянув за спинку, увидела что‑то белое. Раскорячившись, я все же достала эту вещь. Блюдце. То самое, в котором была вода для ворона! Так это был не сон! У меня отлегло от сердца, не совсем уж я с катушек съехала. С приподнятым настроением я забросила блюдце в раковину.
Тук — тук. Тук — тук — тук.
Я выпучила глаза на балкон. Стук исходил оттуда. Ну, может все‑таки и съехала. Медленно подошла к балкону и открыла дверь. Откровенно говоря, уже зная, что там увижу. Лёгок на помине. Ворон весело смотрел на меня, повернув голову вбок.
— Привет. Никакой швабры на этот раз. Заходи, — пробубнила я и отвернувшись, пошла к холодильнику. Ворон ловко перескочил порожек и, взлетев, сел на табуретку.
— Кар — р…
— Не ори, — поморщилась я, доставая сосиски. — Вот не мог раньше прилететь? Я ж думала, что ты приснился мне. Хотя ты мне и так приснился. И вообще, что ты делал в моем сне?
Я встала подбоченившись и грозно вперила в него взгляд. Птица молчала, лишь меняя положение головы и с интересом меня разглядывая.
— Ладно. Ты голодный? — продолжала я беседовать с вороном, хотя понятия не имела, что они едят. Отрезав ломоть хлеба, положила его на табуретку. Ворон тут же принялся его клевать. Пока мы ужинали, решила что назову его Карр, в конце концов, он сам так представился.
До самой ночи Карр был у меня в гостях мешая рисовать, так как один взмах его крыльев превращал комнату в бардак. Я уговаривала его больше не летать по залу и, под ночь, он вроде как согласился и сидя на спинке дивана мирно задремал. Я решила привязать к его лапке красную ленточку, чтоб точно знать, что это мой ворон и, если Карр вдруг решит еще раз мне присниться, то уже не отмажется, что это был не он. Красной ленты я в своем бардаке не нашла, зато была синяя. Даже лучше, мне нравилось думать, что Карр все‑таки мальчик. Пока я украшала его лапку, этот соня, как и следовало ожидать, не проснулся.
Из‑за ворона я не стала раскладывать себе диван, поэтому кинув подушку и одеяло, закуталась в свое уютное гнездышко и стала ждать сновидений. Сегодня я точно не струшу и подойду к рыжей девушке.
Глава 3
Я открыла глаза. Моя поляна и красное солнце. Я быстро поднялась на ноги и огляделась. Все как обычно, но не было девушки и Карра. Как жаль. Расстроившись, присела на валун, нервно заламывая руки, злясь на себя и на свою трусость. Вот если бы подошла к ней в прошлый раз, то не чувствовала себя так паршиво.
— Эй!!! — громко крикнула я в никуда. Ветер подхватил звук моего голоса и унес вдаль.
Ну что ж, кроме как осмотреться вокруг, заняться мне было не чем. Я побродила по поляне и даже прошла в сторону горы, всматриваясь в нее, но девушки по — прежнему не было. И тут мне на глаза попалось цветочное дерево. В прошлый раз я так и не успела рассмотреть его поближе, меня отвлек Карр.
Недолго думая, я поспешила к дереву и чем ближе подходила, тем больше удивлялась, как я могла раньше не замечать такой красоты. Подойдя к нему вплотную, принялась разглядывать великолепное разнообразие разноцветных цветочков, похожих на лютики, которые росли так близко друг к другу, что не было видно ни единого зеленого листочка. Все цветы такие пестрые, что в глазах начало рябить.
— Какая красота, — тихо выдохнула, и протянула руку к одному из них.
Как только дотронулась до фиолетового цветка, он открыл глаза! Я быстро отдернула руку. Из сердцевины лютика на меня внимательно смотрела пара маленьких коричневеньких глазиков. Внезапно этот цветочек отделился от всех и взлетел, замерев в воздухе как стрекоза. Я поняла, что это не цветок, а какое‑то животное размером не больше моей ладони. Лицо у него было как у цветка — лютика и маленькое зеленое худенькое тельце, с ножками и ручками, на которых были длинные тонкие пальцы, с коготочками на концах. Крылышки у лютика как у стрекозы и, когда он летел, их вообще не было видно.
Тем временем остальные лютики пооткрывали свои глазки, и цветочным облаком окружили меня, щекоча крылышками. Я засмеялась и побежала от них подальше, боясь размахивать руками, чтобы никого не поранить. Отбежав от дерева на метров десять, остановилась. Несколько лютиков все еще кружили рядом, издавая звуки похожие на мультяшье хихиканье.
Я протянула руку и один зверек, розового цвета, сел мне на палец. Зверюшка зацепилась за меня, и я обратила внимание на длинные пальцы передних лапок, они почти полностью обхватили мой собственный палец, такими длинными были.
— Кто вы такие? — спросила я, но лютик продолжал внимательно на меня смотреть, потом оттолкнувшись, взлетел. Его место тут же занял синенький.
Я решила потрогать его лепесточки и, приблизив руку, увидела, что его рот открылся и показались два маленьких клычка.
— Ай! — пискнула. — Ты чего кусаешься?!
Я засунула укушенный палец в рот и попыталась сбросить зверька, но он крепко цеплялся своими лапками. Я подняла его на уровень глаз. Лютик смотрел на меня печальными глазками, и издавал скулящие звуки. Видимо раскаивается.
— Ладно, лети, ты прощен, — засмеялась я и лютик, улыбнувшись, оторвался от пальца и взлетел.
Не знаю, сколько времени провела в обществе этих удивительных зверушек, но достаточно для того, чтобы запомнить их облик на столько, чтобы изобразить потом на бумаге. Позже, я снова взглянула в сторону горы, которую уже привычно «обняли» облака. К сожалению, рыжей девушки там по — прежнему не было. Расстроено вздохнув, я проснулась.
Открыв глаза, я еще долгое время провалялась в постели. На работу мне нужно только вечером, так что могла себе позволить бездельничать до самого обеда.
Карра, как и следовало ожидать, уже не было, о его присутствии напоминал только беспорядок в квартире и недоеденный кусок хлеба в кухне. Надеюсь, он не обиделся на меня из‑за ленты.
Сладко подтянувшись, я сползла с дивана и, потирая глаза, поплелась в ванную. Вспомнив сегодняшний сон, задвигалась быстрей, ведь хотела успеть изобразить лютика, пока в моей памяти четко вырисовывался его образ. Я улыбнулась, думая о забавных зверюшках и, посмотрела на палец, за который меня тяпнули во сне. Кровь отхлынула от лица. На пальце были две маленькие дырочки!
Та — а-а — ак… либо я съехала с катушек, либо у меня остался укус от несуществующего животного из сна. Конечно, хотелось поверить во второе, но первое было правдоподобнее. Я бросилась в комнату и начала рыться в шкафах, пытаясь найти лупу, чтобы поближе рассмотреть укус и убедиться, что это, к примеру, просто порез. Переворошив все содержимое шкафа и тумбы, я извлекла на свет Божий огромную лупу. Не помню, откуда она у меня, но пришлась как нельзя кстати. Я посмотрела через нее на свой палец. Две дырочки никуда не делись. Это не порез, а укус от маленьких клычков лютика!
— Ну все, приехали, — обреченно проговорила я. — Мартина, ты сошла с ума. Тебя кусают звери, которых ты видишь во сне.
Я сидела на полу с лупой в руке довольно долгое время и никак не хотела верить в то, что моя психика не выдержала и съехала с катушек. А может это и не укус вовсе? Может я поранилась во сне? Об диван, например, он довольно старый, даже старше меня. С надеждой я аж подпрыгнула с пола и буквально долетела до дивана, скинула с него подушку и одеяло, и начала ощупывать поверхность на предмет остроконечных гвоздиков. Засунув руку под диванные подушки, действительно наткнулась на что‑то острое.
— Да! — с ликованием воскликнула я и, приподняв подушки, увидела пару старых скоб, которые повылазили через ткань и торчали острыми концами.