Секреты для посвященных

Валерий Горбунов

Секреты для посвященных

Вместо пролога

На пороге дня и ночи, когда небесный купол накрыл землю выстланной черным бархатом полусферой, усеянной серебряными пуговицами звезд, с бетонной дорожки базы Офф-фут, что расположена в штате Небраска, взлетел «Боинг-547». На его борту двадцать военнослужащих ВВС США во главе с генералом Джеймсом Смитом. Ему предстоял восьмичасовой полет по засекреченному маршруту, пролегающему над малонаселенными районами Среднего Запада.

Едва поднявшись в небо, Джеймс Смит по радио принял дежурство от своего двойника — другого генерала, летящего на таком же точно «боинге», после чего тот немедленно пошел на посадку. Он свое дело сделал. Теперь настал черед Джеймса Смита.

Над просторами Индийского океана выше облаков, но ниже звезд, в космических высотах совершает свой путь так называемый геосинхронный спутник под кодовым номером 647. Он держит под контролем восточное полушарие земли. Всевидящее око спутника, весящего более тонны, — огромный двенадцатифутовый инфракрасный телескоп. Тысячи крохотных детекторов из сернистого свинца способны улавливать тепло от пламени, которое выбрасывает ракета, запускаемая на расстояние в тысячи километров! Через тридцать секунд после того как она минует нижние слои атмосферы, сигнал тревоги немедленно направляется к антенне «боинга», на котором несет свою восьмичасовую вахту генерал ВВС Джеймс Смит.

Тяжелейшая ответственность лежит на прямых костистых плечах, украшенных твердыми пластинами генеральских погон. В случае, если спутник когда-нибудь возвестит о начале ракетной атаки противника, а президент и наземные штабы по какой-либо причине не смогут выполнить свой долг, это сделает генерал — «офицер судного дня», как называют его в ВВС.

Той ночью, с которой мы начинаем свой рассказ, спутник 647 возвестил о попытке запуска Советами нового типа ракеты. Сигнал на «боинге» был получен с задержкой — барахлила антенна. Ранее сделанная экипажем заявка на ремонт антенны своевременно выполнена не была.

— Что они там, с ума посходили, что ли? — имея в виду ремонтников базы, с досадой проговорил генерал. — А если вдруг начнется ядерная атака?

— По-настоящему никто не верит, что русские начнут первыми, — сказал один из офицеров.

Смит хотел ответить на реплику подчиненного резкостью, но, вспомнив о своем правиле «не гнать волну» и не наживать себе лишних врагов, ограничился тем, что молча повернулся и показал собеседнику свою суховатую спину, на которой тонкая ткань мундира резко западала между сильно выступающими лопатками.

«Хребет рабочей лошади», — отметил про себя офицер, слегка обиженный реакцией генерала на его замечание.

«Рабочая лошадь» — эти два слова, нечаянно пришедшие в голову дежурному офицеру, как нельзя более полно характеризовали личность генерала Джеймса Смита. Подыскивая претендентов на нелегкий пост «офицеров судного дня», пентагоновские кадровики, конечно, задали жару своим суперкомпьютерам, стараясь просеять сквозь их электронное сито густую мешанину биографических и медицинских данных, служебных характеристик, отзывов, доносов и сплетен. Но вся эта их возня не стоила, честно говоря, выеденного яйца. Достаточно окинуть взглядом крепкую, поджарую, точно скрученную из стальных жил фигуру Смита с прямыми плечами, натруженной спиной и подобранной, как при команде «Смирно!», грудью, вглядеться в его выдубленное ветром, обтянутое красноватой кожей лицо, всмотреться в его голубоватые, немного выцветшие глаза, скорее похожие на окуляры видеоискателя, нежели на то, что принято называть «зеркалом души», — и все станет ясно. Перед вами человек, которому сама природа отвела роль «офицера судного дня».

После того как сигнал был наконец принят и расшифрован, Смит передал его наземному командованию. Важная информация пошла по цепочке наверх. Результатом (о котором Смиту довелось узнать значительно позднее) был разговор, который состоялся на другой день между президентом и директором ЦРУ.

— Слушайте, Аллен… Я хочу знать все об этой новой русской ракете. Действительно ли они нашли противоядие нашей MX?

Аллен Кейт с некоторым удивлением взглянул на президента. До сих пор тот не проявлял большого интереса к подобным деталям. В свое время его предшественник на самом высоком государственном посту Картер просто-таки горел желанием посвятить нового президента в тайные подробности ядерного механизма. Но Рейган от этого уклонился, полагая, что у него достаточно компетентных помощников, которые в нужный момент подскажут главе государства, что нужно делать. Эта позиция хозяина Белого дома оказалась небезупречной. Например, недавно президент попал в крайне неловкое положение, когда на пресс-конференции выяснилось, что он не знает, что такое «окно уязвимости», которым военные вот уже столько времени запугивают народ и конгресс. Журналисты высказали по поводу некомпетентности администрации немало язвительных замечаний. Не это ли пришпорило президента, заставив его подкинуть ЦРУ новую работенку?

Впрочем, MX для президента идефикс. Эти сверхточные ракеты, способные, по заключению экспертов, поразить ракеты русских в их шахтах и тем самым обезоружить их, — основа его ядерной программы. Неудивительно, что его интересует ответный ход Советов.

— Кое-что нам известно, — заметил директор ЦРУ. — Анализ полученных спутником данных показал…

— Не знаю, как вы, Аллен, но я терпеть не могу анализов, от них только портится настроение, — пошутил президент. — Я хочу, Аллен, чтобы один из ваших парней забрался в их сад и положил мне на стол этот запретный плод. Сделайте для президента то, что Адам сделал для Евы. Дайте мне это яблоко!

— Это больше похоже на авокадо, нежели на яблоко, господин президент.

— Пусть так… Я хочу знать, с чем это едят! Надеюсь, я имею на это право?

Да, он имел на это право. И не только потому, что был главой государства. За годы пребывания у власти он немало сделал для спецслужб США. Численность спецслужб возросла до двухсот тысяч человек. Бюджет ЦРУ повысился в полтора раза. Разведчикам развязали руки, президент открыто заявил: «Я думаю, что тайные операции являются составной частью деятельности правительства». Разведывательное сообщество многим обязано этому человеку.

Аллен Кейт склонил седеющую голову с прямым пробором.

— Будет сделано, господин президент.

И закипела работа.

Часть первая

ГЛУХИЕ МЕСТА

Скучная командировка

1

В далеком северном леспромхозе Сосновский на краю просеки, среди болотного багульника, на мягкой подушке из мха ничком лежал человек. Поза его была нелепа: руки, ноги вразброс, шея неестественно вывернута, остекленевшие глаза глядят в серое, стылое небо. А ведь не должны глядеть в небо: лежит человек ничком. Шею он себе сломал, что ли?

Обнаружили его ребята из близлежащей деревеньки, спозаранку вышедшие в лес по грибы.

Хотя стояло лето, погибший был в телогрейке и резиновых сапогах. Темно-серая ткань была повреждена, из вырванного треугольника торчал клок ваты. Лежал он, неловко подвернув одну руку под себя, другая была откинута в сторону и угрожающе сжата в кулак. Рядом с телом валялся огромный сук, возможно послуживший причиной гибели человека.

Деревенские подростки, наглядевшиеся по телику детективных фильмов, ничего трогать не стали, а стремглав бросились в колхозную контору, разбудили спавшего на лавке мужика (бывший конюх дорабатывал до пенсии, карауля контору). Он долго не мог взять в ум, что же произошло, а когда уразумел, то с испуганным выражением на заспанном лице принялся названивать в милицию: сообщить о страшной лесной находке.

2

Вячеслав Грачев, молодой сотрудник столичного журнала «Радуга», прибыл в Сосновку примерно за неделю до разыгравшихся здесь трагических событий. Получив в редакции малоприятное задание — предстояло мчаться к черту на кулички для проверки кляузного письма, он отправился в библиотеку и запросил географическую карту. Захотелось взглянуть на глухие места, в которые ему предстояло ехать по приказу начальства. Взгляд скользил от Северного полюса вниз, пересек две волнистые, в мелких зубчиках синие линии: «граница плавучих льдов в период наибольшего распространения (апрель, март)» и «граница плавучих льдов в период наименьшего распространения (август)» — и двинулся вниз по дуге меридиана. Миновал затянутые белесой дымкой холодные северные моря, береговую полосу ледового припая. И дальше, дальше. Воображение подсказало: под бледным, словно выцветшим пологом неба лежит тундра, бедная промерзшая земля. Тускло, как запотевшее зеркало в ванной, отсвечивают небольшие озерца, тут и там возвышаются пологие холмы, поросшие карликовым березняком, ивняком, болотным багульником.

Взгляд опустился ниже. Вот и искомое место. Здесь, в тайге (слово, пришедшее к нам от якутов), затерян районный центр Сосновка. В четырнадцати километрах от него — леспромхоз, где, если верить автору кляузного письма, творятся безобразия.

По дороге из областного центра в леспромхоз Вячеслав Грачев заехал в Сосновку и заглянул в редакцию районной газеты «Вперед». Возле одноэтажного бревенчатого дома, на котором сверкала красивая — черная с золотом — вывеска, стояла коза. Вячеслав аккуратно обошел ее и поднялся по скрипучим ступеням. В комнате сидела некрасивая девушка с коротко остриженными волосами. Заглядывая в приставленное к стопке книг зеркальце и склонив набок голову, она задумчиво разглядывала свою странную прическу, метко названную когда-то «тифозкой».

Грачев представился. Девушка ойкнула, сунула зеркальце в стол и, зарумянившись, проговорила:

— Сам Вячеслав Грачев?! Такой молодой?!

Теперь настал черед зарумяниться Вячеславу. Что ни говори, а известность (пока не слава, до нее еще далеко) приятна. Вячеславу от роду двадцать четыре года. Он высокий (акселерат), но лицо у него округлое, по-детски припухлое. Очки с толстыми линзами увеличивают его серые навыкате глаза. Под курткой ярко-голубая майка с надписью «adidas». Он похож на многократно увеличенного в размерах ребенка, довольно милого. Вячеслав, Слава, славный…

Все это промелькнуло в голове девушки. Она вздохнула… Этот столичный гость не про нее.

— Вы знаете, я внимательно слежу за вашими очерками. Скажите, а та женщина, в которую шарахнула молния, действительно сделалась черная? Как негритянка?

Вячеслав одновременно помотал головой и пожал плечами: мол, черная, но не совсем — и попросил доложить о себе начальству.

Девушка нехотя прервала разговор и скрылась в соседней комнате. Дверь была прикрыта неплотно. До ушей Грачева донеслось:

— Ну-ка угадайте, кто к нам пожаловал?

— Король Иордании Хусейн? — насмешливо произнес мужской голос.

— Вы все шутите, Николай Демьянович. Приехал московский журналист Вячеслав Грачев! Тот самый!

— Ну и что ему нужно, этому Грачеву? Обнаружил в наших краях еще одну ясновидящую бабку?

— Что вы… Он сам, как ясновидящий, — она хохотнула. — Глазами так и жжет.

— Это тебя он жжет, непутевая. Меня-то небось не прожжет. Поостережется.

— Может быть, собрать коллектив, устроить встречу? Угостить?

— Собирать-то некого, все по колхозам. Да и немодно это сейчас — угощать. И так хорош будет… Зови его сюда, узнаем, зачем пожаловал.

За столом сидел широкоплечий парень с крупной лохматой головой, казалось прикрепленной к туловищу напрямую, без участия шеи. Вид у него был неприветливый. Он тщательно, с пристрастием проверил протянутое ему удостоверение, сверил фотографию с оригиналом. «Ишь бдительность проявляет… Словно на оборонном объекте сидит, а не в лесной глухомани», — отметил про себя Грачев. Спросил:

— С кем имею честь?

— Косичкин. Можно узнать, что вас привело в наши края?

Если говорить честно, Грачев и сам не понимал, почему его занесло в эту глухомань. Дня три назад ему позвонили от главного редактора и срочно велели предстать перед ним. Вызов не мог не насторожить Вячеслава. Главный в редакции бывает нечасто: вращается в высоких сферах. Может быть, поэтому каждый его приезд вызывает в коллективе ажиотаж — как появление кометы Галлея со сверкающим хвостом. Какое дело у главного до Грачева? Спускаясь с седьмого этажа, где была расположена его каморка, молодой сотрудник лихорадочно пытался найти ответ на этот вопрос и решил: наверняка накапал ответственный секретарь Нефедов. Этого человека Слава прозвал «двуликим Янусом». У него два лица. Одно обращено к главному — мягкое, доброе, понимающее, слегка виноватое. Другое — к остальным: мрачное, волевое, властное. Что мог сказать Нефедов главному про Вячеслава? Ну это-то ясно. Никого не слушает. На работу является, когда вздумается. Пишет только то, что хочет. Выбрал себе роль кошки, которая гуляет сама по себе. Как будто в редакции не существует дисциплины, одинаковой для всех.

Эта последняя фраза обычно заводит главного с полуоборота. «В редакции все равны, и я тоже! — любит разглагольствовать он. — Разве я не подчиняюсь единой дисциплине?» Нефедов, конечно, поддакивает главному: вы-то как раз подчиняетесь. А вот некоторые молодые сотрудники…

— Если кто-то, товарищ Нефедов, манкирует службой, вы должны немедленно поставить вопрос перед редколлегией. Да, да… Это не совсем приятно. Но кто-то должен играть в коллективе роль кровавой собаки! У вас такая должность. Ничего не поделаешь!

Вот Нефедов и ставит вопрос. Перед главным:

— Предложили Грачеву съездить в леспромхоз… Разобраться с одним сложным письмом. А он отказался.

— Как это отказался?! Да как он смеет! Немедленно его ко мне.

Вячеслав идет по коридору. Из открытой двери диспетчерской гремят бомбовые разрывы и трещат пулеметные очереди — шоферы, доставив на работу сотрудников, смотрят вторую серию военного фильма. Из буфета тянет пряным ароматом кофе — неуспевшие позавтракать дома, не спеша наверстывают упущенное за счет рабочего времени.

Время от времени по коридору пробегают озабоченные сотрудники, держа в руках узкие и длинные свитки-гранки — оттиски свежего набора. Молоденькие учетчицы из отдела писем с трудом волокут к лифту объемистые бумажные мешки с сегодняшней почтой. Вячеслав спешит на помощь: «Давайте я…» А тем временем беспокойные мысли стучат в голове. Да, ему, Вячеславу, удаются материалы особого рода — очерки о чудесах, о необъяснимых явлениях, происходящих на грани мира познанного и непознанного, на грани реального и эфемерного, как бы не существующего вовсе. Главный знает, что статьи Вячеслава имеют своего читателя, поддерживают интерес к журналу. До сих пор он был доволен Грачевым, что же ему понадобилось от него сейчас?

— Как он там? — на ходу спрашивает Вячеслав у секретарши. Она закатывает глаза: «С утра зверствует!» Он входит в кабинет, как в клетку со львом. В глаза ударяет яркий свет. Включены люстра, бра, настольная лампа, яркие лучи отражаются деталями никелированного вентилятора, в золоченых гранях настольного прибора. Все вокруг светится и искрится. «Сверкающий хвост кометы Галлея», — думает Вячеслав и не удерживает улыбки.

— Можно узнать, чему вы, собственно говоря, радуетесь? — грозно вопрошает главный.

— Готовлюсь к выполнению задания, — по-солдатски рапортует Вячеслав. Он уже наметил план действий.

Главный сбит с толку:

— Что? Готовитесь к выполнению? А мне только что доложили, что вы отказываетесь. — Главный обращает удивленное лицо к Нефедову. Тот наливается кровью: капать главному на сотрудника — дело не очень-то красивое.

— Он не то чтобы отказался, но не выразил особого желания…

— Так отказался или не отказался? — Главный не любит, когда ему морочат голову.

— Отказался.

Главный снова повернулся к Грачеву:

— Почему вы это сделали?

Нефедов поспешил усилить атаку:

— Он привык писать о знахарках, которые исцеляют больных одним прикосновением руки, о «летающих тарелках» и подводных батискафах. А нам нужны сегодня материалы о перестройке. Из гущи жизни.

Редактор быстро-быстро закивал головой, так что седой хохолок у него на лбу зашевелился, как гребешок у петушка.

— Да, да, это очень важно, — подтвердил он. — Я сегодня утром был на очень важном совещании. Там говорили о роли средств массовой информации. Нужно заниматься делом, а вы пичкаете читателя всякой ерундой. Вы знаете мое отношение ко всем этим экстрасенсам и парапсихологам. Хватит! Это я вам говорю: хва-тит.

Нефедов снова подкинул сучьев в костер:

— Уже до того дошло, что Грачева критикует за несерьезность его друг Щеглов. Но на него ничто не действует. Сейчас, например, он рвется писать о хулигане, который взглядом поджигает все вокруг себя.

— Никаких хулиганов в моем журнале! — Главный стукнул сухой ладонью по полированной доске стола, отчего возник резкий звук, будто выстрелило ружье. В дверь заглянула испуганная секретарша, но, увидев, что все живы, скрылась.

Ну и Нефедов! Но Вячеслав не собирался сдаваться. Он сделал шаг к столу, за которым бушевал редактор:

— Меня обвиняют в том, что я отказался выполнить редакционное задание. Обвинение очень серьезное. Поэтому прошу четко сказать, кто мне давал такое задание?

Главный оборотился к Нефедову:

— Да, он прав… Мы выдвигаем архисерьезное обвинение. Надо уточнить: кто ему давал задание? Вы?

У Нефедова забегали глаза:

— Нет, я лично не давал… Я просил заведующую отделом писем, чтобы она показала письмо из леспромхоза Грачеву.

— И что дальше?

— Она сказала, что письмо Грачеву не понравилось.

Вячеслав с торжеством проговорил:

— Как видите, никто мне задания не давал, а следовательно, я и не имел возможности отказаться от него… Мне показали письмо. Я прочитал и сказал, что оно мне не нравится: не люблю доносов.

Главный смягчился:

— Я тоже их терпеть не могу. Но раз надо проверить письмо на месте…

— Я готов, — мотнул круглой головой Вячеслав.

— Хорошо. Немедленно выезжайте.

Когда Грачев выходил из кабинета, он слышал, как главный отчитывал Нефедова:

— Вы когда-нибудь перестанете морочить мне голову? Надо заниматься работой, а не кляузами! Видели: я объяснил сотруднику важность поставленной перед ним задачи, и он мигом согласился! Вот как надо работать!

Одержав в редакторском кабинете победу, Грачев тем не менее не испытывал радости. Во-первых, нажил себе могущественного врага в лице Нефедова. А во-вторых, от поездки в леспромхоз теперь-то уж ни за что не отвертишься. Ну, ничего страшного, успокоил он себя. Всего лишь одна скучная командировка. А потом он возьмется за очерк о мальчишке, от взгляда которого вспыхивает синим пламенем телевизор. Разве это не интересно?

…Грачев, конечно, не стал пересказывать сцену в кабинете главного редактора этому неприветливому Косичкину. Он придал своему несерьезному лицу подобающую серьезность и важно произнес:

— К нам в «Радугу» поступил острый сигнал из Сосновского леспромхоза. Прошу вкратце охарактеризовать сложившуюся там обстановку, если, конечно, вы в курсе.

Косичкин был в курсе. Недавно, сообщил он, директор леспромхоза пошел на повышение — стал начальником главка. За него остался главный инженер, человек в этих краях новый, недавно назначенный. И пошло-поехало… План гробят, а недавно дошло до заварушки.

— До какой заварушки?